CC BY
171
ЛИТЕРАТУРНАЯ КАРТА МИРА: ГОД ЛИТЕРАТУРЫ
УДК 82.091
«РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА ХХ ВЕКА»: К СТОЛЕТИЮ ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНОГО ТРУДА ПОД РЕДАКЦИЕЙ ПРОФЕССОРА С.А. ВЕНГЕРОВА (методологические аспекты)
© Александр Иванович ВАНЮКОВ
Саратовский государственный университет им. Н.Г. Чернышевского, г. Саратов, Российская Федерация, доктор филологических наук, профессор кафедры новейшей русской литературы, e-mail: XXvek@info.sgu.ru
Написано на основе материала авторского мастер-класса ученого Саратовского университета на международном конгрессе «Первые российско-украинские чтения «Диалог славянских культур» (1-4 октября 2014 г.). Раскрываются методологические основы, роль и значение фундаментального историко-литературного труда «Русская литература ХХ века (1890-1910) / под редакцией профессора С.А. Венгерова» (1914-1918). Характеризуется «собирательная» концепция филолога-классика, система подходов к оценкам литературного процесса, которая по-особому интересна нам сегодня в наших размышлениях о литературе «Серебряного века». Обращено внимание на историко-литературные идеи С.А. Венгерова, которые оказываются в истоках современных вузовских учебных изданий по истории русской литературы ХХ в.
Ключевые слова: С.А. Венгеров; русская литература ХХ в.; периодизация; терминология; литературное движение; литературный портрет; библиография.
В 1914 г. начал выходить отдельными выпусками уникальный во всех отношениях (культурном, историко-литературном, методологическом, теоретическом, терминологическом и библиографическом) масштабный, можно сказать, фундаментальный труд / проект «Русская литература ХХ в. (1890-1910)» под редакцией знаменитого профессора Семена Афанасьевича Венгерова (1855-1920), одного из активных представителей отечественной культурно-исторической школы конца XIX - начала ХХ в. [1-3]. Уже в самом заглавии издания заключалось двойное открытие: во-первых, нового литературного века и, во-вторых, его необычного, непривычного исторического начала. С.А. Венге-ров заложил прочные научные основания периодизации русской литературы ХХ в. как «сравнительно небольшого периода истории русской литературы на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков» (I, 1Х - с этого положения ученый и начал изложение «Программы издания», помеченной «25 мая 1914» - I,
Х1), который представлялся «цельным и законченным», «единым» историко-литературным процессом (I, 1Х). В историко-литературную основу своей Программы С.А. Вен-геров закладывал принципы историзма, «движения», «хода литературной жизни», развития «общественно-литературной жизни», «литературной психологии 1890-1910 гг.» (I, 1Х). Характерно, что этот подход органично сочетается с обновлением теоретико-терминологического аппарата «издания». В «Программе издания» С.А. Венгеров сразу же четко обозначил свою позицию: «Во вводной статье моей «Этапы неоромантического движения» (курсив в тексте. - А. В.) дается такая попытка указать единство литературной психологии 1890-1910 гг. Мне кажется, что термином «русский неоромантизм» устанавливается вполне органическая связь всех разнообразных проявлений той замечательной «возбужденности», которой характеризуется общественно-литературная жизнь последней четверти века» (I, 1Х).
Историзм С.А. Венгерова - действенный, аналитический. В «органической общности психологических устремлений, даже самых различных между собой по программам и путям литературных направлений» в «литературной истории 1890-1910 гг.», ученый считает «возможным выделить три основных момента» (I, IX) и, соответственно, представляет три тома «издания», которые озаглавливаются соответственно «Том I. Переоценка всех ценностей. Декадентство и марксизм (1890-е гг.)» (I, X), «Том II. Синтетический модернизм и богоискательство (Начало XX в.)» (I, X), «Том III. Спад революционной волны (1906-1910)» (I, XI). Эта периодическая триада стала доброй традицией отечественной историко-литературной мысли всего исторического XX в.
Прочная методологическая база издания была заложена в первой статье С.А. Венгеро-ва «Этапы неоромантического движения», которая состоит из IX разделов, сочетающих историко-литературный, терминологический и теоретический аспекты анализа. В первом разделе «Какие годы обнимает «Русская литература XX века»?» автор дает ясный ответ на поставленный вопрос, разделяя «хронологию формальную» и хронологию «действительную» «цельных исторических и литературных полос», которые, по С.А. Венгерову, «редко совпадают» (I, I). Но ученый зорко видит соотнесенность общественно-исторического и внутренне-литературного процессов: «Так, всякий исследователь европейской истории «девятнадцатого» века начинает свой рассказ не с 1800 г., а с французской революции, т. е. с 1789 г. Так, всякая «история русской литературы XIX в.» ведет начало ее с вступления на литературное поприще Н.М. Карамзина, которое относится к последнему десятилетию XVIII в.
Точно так и история русской литературы молодого, но уже ярко заявившего себя XX в. должна перенести начало своего исследования лет на десять назад. Ибо несомненно, что уже около 1890-1892 гг. обозначились контуры тех новых настроений, которые, постепенно становясь все определеннее, окрасили собою все литературное движение конца прошлого и начала нынешнего века» (I, 1-2).
Новые исторические, общественные «настроения» - новый «литературный период», «литературное движение» - так можно
сформулировать базисное положение Венге-ровской концепции.
Второй раздел статьи называется «Конец периода» и дает содержательную характеристику целого литературного «цикла» («литературной волны») (постановка проблемы «цикла», «волны» в литературном процессе) в его единстве, завершенности (начало и конец) и движении. «Для всякого наблюдателя литературной жизни наших дней, - писал С.А. Венгеров, - совершенно очевидно, что сейчас мы находимся у самого конца бурного периода последнего двадцатилетия. Пред нами полный спад литературной волны, недавно еще столь высокой и стремительной <...> Цикл завершился, начинается что-то новое, или, вернее, идет совершенно определенный возврат к заветам великого прошлого, к великой простоте русского реализма <...> Конечно, возврат этот относительный <.> Но все же идет безусловная ликвидация того горячечного возбуждения, которым характеризуется последнее литературное двадцатилетие <...> ни «эго-футуризм», ни «акмеизм» не колеблют утверждения, что период декадентско-символических и иных «новых течений» завершил свое литературное бытие» (I, 3).
III и IV разделы статьи раскрывают в последовательности «Внешнее разнообразие двадцатилетия 1890-1910 гг.» и «Психологическое единство 1890-1910 гг.», т. е. представляют в единстве две важные константы литературного «пространства 1890-1910 гг.» (I, 5). «Внешнее разнообразие» литературного двадцатилетия при «общем взгляде» - это «чрезвычайная пестрость», «пестрота», «многообразие» «антитез» («язычество и христианские искания, аморализм и мистицизм, аполитизм и крайности политического радикализма, порнография и героизм, мрак отчаяния и величайшее напряжение чувства победы, космополитизм и национализм, аристократическое пренебрежение к толпе и апофеоз босячества и т. д., и т. д.». I, 5). Несомненно, «психологическое единство», по С.А. Венгерову, - «центральный пункт» 1890-1910 гг., «ибо литература есть нечто органическое, и не может уйти человек, да еще писатель, то есть человек с особенно повышенной впечатлительностью, от условий времени своего» (I, 6). Для С.А. Венгерова «писатели одного хронологического поколе-
ния всегда теснейшим образом между собой связаны, хотя не всегда это осознают и ожесточенно между собой враждуют» (I, 6). Сопоставляя «психологические порывы» и «социологические настроения» таких писателей, как М. Горький и К. Бальмонт, ученый отмечает то, что их объединяет: «вызов традициям, условности и вообще формам буржуазной жизни» (I, 6).
Концептуальным ядром статьи С.А. Вен-герова выступает пятый раздел «Индивидуализм и общественность как методологические принципы», в начале которого наш историк литературы прямо заявляет: «И в этом переплетении общественности и индивидуальности, политики и непосредственно творческих настроений - определенное указание на единственно верный путь, по которому должно идти всякое историко-литературное исследование, претендующее на то, чтобы воссоздать реальный ход (курсив в тексте. -А. В.) литературных событий» (I, 7).
«Реальную» историю литературы, «т. е. повествование о реально случившемся» (I, 7), как показывает и доказывает С.А. Венгеров, не могут дать ни «имманентный метод», «импрессионизм» (курсив в тексте. - А. В.), метод «отражения» (курсив в тексте. - А. В.) (работы «талантливого» Ю. Айхенвальда, «вдумчивого» Ин. Анненского), ни «метод отъединения личности от общества» (I, 9) («даровитый» М.О. Гершензон), ни «направление критики коллективистской, исходящей из учения экономического материализма» (I, 10), ни «преимущественное внимание элементу психологическому» (I, 14) («психологизм», «теория психологических типов» Д.Н. Овсянико-Куликовского).
С.А. Венгеров активно вводит в концепцию «реальной истории русской литературы» новый элемент, «совершенно игнорируемый нашими теоретиками, - воздействие на читателя» (I, 11), и выдвигает на первый план такие понятия, как «читатель русский», «сотворчество читателя» (I, 10 - выделено курсивом. - А.В.). И не случайно методологическим стержнем этого раздела становится венгеровская мысль о своеобразии природы русской литературы, которая требует и новых принципов создания соответствующей настоящей, «реальной» истории. Опираясь на свою книгу «Героический характер русской литературы» и речь, «сказанную на столет-
нем юбилее Общества любителей российской словесности («В чем очарование русской литературы Х!Х века?»)», С.А. Венге-ров отмечал: «Как ни далеки по психологическому складу экономический материализм, приложенный к объяснению истории литературы, и теория, изгоняющая из истории литературы общественность (в сноске: «К последней категории следует, конечно, причислить и тот взгляд, в силу которого смотрят на историю литературы исключительно как на историю формы» I, 11), между ними все же есть одна точка соприкосновения, и притом существенная. Обе эти теории подходят к своей задаче исключительно с формальной точки зрения, обе они совершенно игнорируют тот элемент литературного воздействия, который современная поэтика обозначает термином Гюйо - суггестирование (выделено курсивом. - А. В. ) и который, когда речь идет о русской литературе, так превосходно передается словом очарование (курсив в тексте. - А. В.). Заражение, очарование... вот к чему сводится сущность литературного воздействия, и вот единственный ключ к пониманию русской литературы в особенности» (I, 11). Можно сказать, что этот термин -«очарование» - во многом и определяет существо всего венгеровского издания «Русской литературы ХХ века» как единого целого, его стиль в большом и малом.
В каких «Историях» русской литературы ХХ в. мы найдем такой пафос и такую ясность (и яркость) историко-литературной позиции, как у С.А. Венгерова: «Думать, что источник очарования, которое уже сто лет производит на читателя русского литература русская, лежит только в ее чисто-художественных достоинствах, только в ее чисто-эстетическом совершенстве, - значит не только идти против фактов, но и подставлять под понятие литература (выделено курсивом. - А. В.) не то, с чем связано в представлении русского читателя это понятие (I, 1112). В самом деле, буду ли я не прав, если скажу, что для русского читателя русская литература есть нечто такое, от чего бьется сердце и болит голова? (курсив в тексте. -А. В. ). Упрекнет ли меня кто-нибудь в преувеличении, если я скажу, что для русского читателя русская литература всегда была одной из тех святынь (выделено курсивом. -А. В. ), в общении с которой он становился и
чище, и лучше, к которой относился всегда с чувством поистине религиозным? (I, 12) <...> И мне всегда представлялось, что основная задача всякой истории новой русской литературы к тому сводится, чтобы выявить эту нравственную красоту, чтобы показать, как в новой русской литературе высоко-гармонично сочетались эстетика с этикой, художественное совершенство - с нравственной силой» (I, 12). И финальное положение пятого раздела: «И потому доподлинную картину всякого умственного движения вообще и литературного в частности мы получаем только тогда, когда психологизм, выявление писательской личности соединены с анализом общественно-политической атмосферы» (I, 16).
Далее (раздел VI) С.А. Венгеров вводит новое масштабное понятие - «русский нео-романтизм» (I, 16), которым, по его мнению, «обнимается» русская литература 1890-1910 гг. И здесь С.А. Венгеров дает емкую, содержательную формулировку «истории литературы» именно как истории: «Ибо задача истории литературы вовсе не в том заключается, чтобы констатировать вечные начала. Это дело эстетики и изучения психологии творчества. История же литературы только тем и занимается, что отмечает временное (выделено курсивом. - А. В.). Она относится к эстетике и психологии творчества, как общая антропология и биология к этнографии. Антропология занимается общим, этнография - частным. История литературы, поскольку она занимается историей одного только периода, интересуется только тем, как в этом периоде те или другие стороны художественного творчества получили специфическое развитие» (1, 17). Историко-литературная, теоретическая мысль ученого «восходит» по терминам «новые течения», «декадентство», «символизм» к более общему термину - «модернизм» («Что-то вычурное, ломающееся, крикливое и, вместе с тем, красивое, интересное и часто глубокое по стремлению захватить области, чистым реализмом оставленные в тени» I, 17) и, наконец, «всеобъемлющему» термину «нео-ро-мантизм» («довольно часто применяется европейскою критикою по отношению к Метер-линку, например I, 18»): «И мне кажется, что если мы его применим к характеристике русского литературного движения 1890-1910 гг.,
то получим термин, вполне подходящий под ту общность психологии, которая всегда наблюдается у людей одной эпохи. » (I, 18).
И зоркий современник, вдумчивый историк «литературного движения» С.А. Венге-ров разворачивает великолепную характеристику «устремлений» и «стремлений» (курсив в тексте. - А. В.) эпохи, литературного поколения: «Есть одно общее устремление куда-то в высь, в даль, в глубь, но только прочь от постылой плоскости серого прозябания» (I, 18); «мы пережили полосу все более и более нараставшего чувства чрезвычайности» (курсив в тексте. - А. В.). Можно сказать, что с этой характеристикой С.А. Венге-рову повезло, он открыл и вывел на свет такую черту «русского нео-романтизма», которая оказалась в «теснейшей связи с особенностями общественно-политического момента» (I, 18), да и целой эпохи: «Новые писатели всех направлений, выдвинувшиеся в 1890-1910 гг., каждый по-своему отдавались влечению к чрезвычайности: одни - в форме стремления к утонченному и изысканному, другие - в форме влечения к яркому и колоритному, но все в форме отвлечения от ежедневного и обыденного» (I, 19); «извлечем и то, что творчество Леонида Андреева всецело вышло из стремления к чрезвычайности» (I, 20); «так-то сливаются в один неразрывный клубок различные проявления общего стремления к чрезвычайности» (I, 22).
«Все жили в каком-то сплошном угаре, самое невероятное казалось вероятным, фантастика захватила всех» (I, 19) - венгеровский анализ атмосферы и внутреннего существа эпохи выразителен и точен. - «Головокружительно складывались жизнь и события, рушились вековые устои, происходили какие-то геологические перевороты <...> и в спаде его (исторического «колоссального вала». - А. В.) мы получаем одну цельную стихию совершенно небывалой возбужденности, которая соответственно головокружительно выразилась и в литературе» (I, 22).
Последние разделы первой статьи С.А. Венгерова «Этапы неоромантического движения» выделяют и описывают / характеризуют «Восьмидесятые годы» (одноименный VII-й раздел, VIII-й раздел - «Чехов», IX-й - «Поэзия восьмидесятых годов»). Таким образом, С.А. Венгеров, как историк литературы, начинает с истока русской литера-
туры ХХ в. и дает выразительный пример анализа литературного десятилетия в общественно-историческом контексте.
«Страшные 1880-е гг., - отмечает автор, -были прелюдией всех своеобразных изменений нашей литературно-общественной мысли» (I, 26); «Определенно с 1881 г., с событий 1 марта, начинается тот перелом, та переоценка всех ценностей (курсив в тексте. -А. В. ), которая должна быть признана основной чертой общественно-литературного брожения конца ХК в.» (I, 26); «Вся та пестрая смесь грубого отказа от идеологии вообще с потребностью создания новой идеологии делает 1880-е гг. и начало 1890-х гг. прелюдией того движения, которое выше определено как русский неоромантизм» (I, 32).
Восьмой раздел «Чехов» органично входит в структуру венгеровского обзора, потому что наглядно раскрывает методологически важное слагаемое литературного процесса - «Лицо», которое было заявлено в Программе издания: «Лица и направления.». С.А. Венгеров пишет, что «в художественной литературе психология периода крушения старой идеологии сказалась особенно ярко в творчестве А.П. Чехова» (I, 32), видит «весь ансамбль творческой деятельности художника» (I, 40) и приходит к выводу о том, что А.П. Чехов «поселяет глубокое отвращение к мелкому, пошлому, потому что срывает покровы с буржуазного благополучия и вызывает презрение к отсутствию нравственной и общественной выдержки (I, 40).
В этом смысле чеховское уныние было началом творческим и стало одним из ферментов того великого брожения, которым знаменуется конец победоносцевского периода» (I, 40).
Обращая внимание на «чисто количественный «расцвет» поэзии» как на характерное явление восьмидесятых годов» (I, 52), «всеобщий энтузиазм, вызванный в 1880 г. открытием памятника А.С. Пушкину» (I, 52), С.А. Венгеров дает яркий очерк «настроения поэзии этого переходного десятилетия» (I, 41), выделяет поэтическое творчество К. Фофанова, С. Андреевского, А. Апухтина, К. Слу-чевского, А. Голенищева-Кутузова, К.Р. (великий князь Константин Константинович Романов), стремясь «обрисовать духовный облик разбираемого писателя» (I, 46), понять звучание его «голоса» (I, 49), соотнесенность
с «настроениями» (I, 50). «Всеобщее преклонение пред поэзией подготовило почву для зарождения новой поэтической школы <...> И еще в конце 1880-х гг. выступил К. Бальмонт, которому суждено было положить начало не только реставрации старых традиций, но и созданию новых поэтических ценностей» (I, 54), - так завершается первая статья С.А. Венгерова.
Имя К. Бальмонта открывает основной раздел первого тома «Русской литературы ХХ в.», который называется «Деятели периода переоценки всех ценностей» (I, 55).
Статья С.А. Венгерова «Этапы неоромантического движения» имела продолжение во второй части издания «Синтетический модернизм и богоискательство (Начало ХХ в.)». Статья вторая (Х и Х1-й разделы) давала характеристику «беллетристики» и «публицистики 80-х гг.» и завершала литературную историю 80-х гг. как «симптоматически-единого» (II, 210) периода. И в этих разделах венгеровского труда отчетливо проявляются методологические основания историко-литературной концепции ученого: действенный историзм, тесная связь литературы с жизнью, общественными настроениями, пристальное внимание к «художественному миросозерцанию» и вместе с тем «биению пульса эпохи» (II,210), публицистике, печати.
«Под «беллетристами 1880-х гг.» в тесном смысле я сейчас подразумеваю многочисленную группу писателей и писательниц, которые именно в 1880-х гг. и самом начале 1890-х гг. окончательно определились, сказали все, что могли сказать, имели тогда maximum своего успеха и потом уже были оттерты новыми течениями, с которыми ничего общего не имели ни по манере, ни по сюжетам» (II, 211), - писал С.А. Венгеров и продолжал: «К этой группе «писателей-восьмидесятников» по преимуществу следует причислить Гнедича, Влад. Тихонова, Тихонова-Лугового, Леонтьева-Щеглова, кн. Голицына-Муравлина, Кигна-Дедлова, Маслова-Бежецкого, Будищева и целую плеяду женщин-писательниц: Крестовскую, Микулич, Шапир, Виницкую, Шабельскую, Юлию Безродную, Бларамберг-Апрелеву и отчасти также Леткову-Султанову и Дмитриеву» (II, 211).
«На публицистике 80-х гг., конечно, еще в большей степени должно было сказаться
безвременье, в корне убивавшее всякие активные настроения. Отсутствие активности вело и к дряблому примиренчеству, и к нарождению лукавого оппортунизма и, наконец, выразилось в общем сдвиге публицистической мысли в сторону очень приниженных требований» (II, 224), - отмечал С.А. Венгеров, объясняя «небывалый расцвет в 80-х гг. «мелкой» и шовинистической прессы» (II, 226).
«Большой публикой 80-х гг.», - писал историк русской общественной мысли и литературы, - «почти безраздельно завладело. «Новое время» (II, 227). Оно было «единственным, имевшим политическое значение, органом петербургской печати победонос-цевского периода. И ни в чем ужас и глубокое разложение победоносцевского периода не выразилось так ярко, как в расцвете «Нового времени» <...> Такого издевательства над личностями, движениями, идеями, народностями никогда еще в русской печати не было» (II, 227), - подчеркивал С.А. Венгеров.
«Почетную страницу в истории русской ежедневной печати» (II, 233) С.А. Венгеров отдавал газете «Русские Ведомости», которая была «единственной газетой, вполне подходящей к тому высокому типу печатного органа, который создан лучшими ежемесячниками нашими. В самые мрачные годы безвременья и владычества «улицы» «Рус. Вед.» никогда не угождали вкусам толпы и вместо того, чтобы спуститься до уровня читающей публики, старались поднять ее до себя.» (II, 233). «Лучшие круги провинции прямо воспитывались в эпоху победоносцевщины на «Рус. Вед.», и в этом незабвенная заслуга газеты» (II, 233-234).
Xарактеризуя отечественную журналистику 1880-х гг., С.А. Венгеров выделял «самый популярный из журналов» этого периода - «Русскую Мысль» (II, 235): «Типичнейшим журналом 80-х годов является московская «Русская Мысль» (II, 238) и писал о «примиряющем эклектизме» журнала: «Благодаря своему эклектизму «Рус. Мысль» сосредоточила у себя с середины 80-х гг. почти все наличные силы всех оттенков русской передовой мысли» (II, 239).
Показательно, что и вторая статья С.А. Венгерова завершается формулой литературной «эстафеты», движения. Выделяя «огромный успех» в журнале «Русская Мысль»
«Очерков русской жизни» Н.В. Шелгунова, С.А. Венгров заметил: «Как автор «Очерков рус. жизни» Шелгунов занял одно из первых руководящих мест в журналистике. В эпоху всеобщей реакции он высоко держал знамя всей полноты широких общественных требований и с сокрушающим озлоблением напустился на пошлую проповедь «малых дел», которую выдвинула трусливая мысль того жалкого времени. И этою своею бодростью и энергией старик Шелгунов подготовил тот идейный подъем, который в 90-х гг. сменил собою уныние печальных 80-х гг.» (II, 240).
В соответствии с программой Издания основную - центральную - часть историко-литературного труда «Русская литература ХХ века» занимают «Лица и направления» или «Деятели периода переоценки всех ценностей». Всего в венгеровской истории 24 «литературных портрета» (I, Х) / деятельных героев: от К. Бальмонта до Поликсены Соловьевой (Allegro). Можно сказать, что эта история - именная, писательская, она строится на основании продуманного отбора русских писателей 1890-1910-х гг., представляющих своими биографиями и творчеством широкую панораму литературных течений, направлений, художественных явлений ХХ в. С.А. Венгеров активно и результативно использовал в этом издании материалы своего «Критико-биографического словаря» (см.: К. Бальмонт, М. Горький, Е. Чириков, А. Белый), привел автобиографии писателей (В. Брюсов), автобиографические справки (В. Вересаев), автобиографические заметки (З. Гиппиус, М. Горький, Д. Мережковский, И. Бунин, П. Соловьева), автобиографические материалы (Л. Андреев), автобиографические справки (Ю. Балтрушайтис, А. Блок), биографические сведения (Б. Зайцев), «автобиографическое письмо» (Вяч. Иванов).
Историк литературы дает первое слово писателю, который сам вводит читателя в свою биографию, представляет свое творчество. А затем уже идут развернутые статьи авторитетных исследователей литературного процесса (проф. Е.В. Аничков, Ф.Д. Батюшков, П.П. Митрофанов, Ф.Ф. Зелинский и др.), ведущих критиков (В. Львов-Рогачевский, А. Горнфельд, А. Дерман, Р. Иванов-Разумник, Е. Колтоновская и др.), да и писателей, выступающих в роли авторов истории русской литературы ХХ в. Свое место в общей кон-
цепции венгеровского труда заняли отличные статьи В. Брюсова о З.Н. Гиппиус (I, 178-188), Александре Блоке (II, 320-330) и Иване Коневском (III, 150-163), Вяч. Иванова «Юргис Балтрушайтис как лирический поэт» (III, 301-311) и «Поликсена Соловьева (Allegro) в песне и думе» (III, 164-184 - последняя статья второй части), статья А. Белого «Вячеслав Иванов» (III, 114-149). Вяче-славоивановский раздел III-го тома оказался самым представительным: открывает его большое «Автобиографическое письмо С.А. Венгерову» (помеченное «Сочи, январь-февраль 1917 г.» III, 96): «автобиографическая запись о том, как жизнь меня слагала» (III, 81), затем идет небольшая, но емкая статья Н. Бердяева «Ивановские среды» (III, 97-100), далее обстоятельная статья (IX разделов) проф. Ф.Ф. Зелинского «Вячеслав Иванов» («пламенный новатор во всей области поэзии» III, 100; «он в то же время и поэт, и исследователь античности» III, 113) и, наконец, блистательная статья А. Белого «Вячеслав Иванов» («Антиномии нашего времени перекрещены в Вячеславе Иванове» III, 115).
Как историк литературы С.А. Венгеров взял на себя труд представить читателю «литературный портрет» одного из «первых русских декадентов» (I, 270) Александра Добролюбова (I, 265-271). Для С.А. Венгерова «личная биография его гораздо интересней литературной его деятельности» (I, 265), но автор последовательно характеризует основные публикации А. Добролюбова: «Претенциозно изданная в 1895 г. книжка стихов и прозы «Natura naturans - Natura naturata» была высмеяна» (I, 266); «Утонченный эстет превращается в странника-аскета <...> Ближайшие друзья считали его в это время как бы умершим и издали от себя «Собрание стихов» его (М., 1900)» («она интересна по глубине религиозных исканий и жажде подвига» I, 267); «Литературное выражение аскетический период жизни А. Добролюбова получил в странном сборнике, напечатанном в 1905 г. под заглавием «Из книги Невидимой» московским модернистским издательством «Скорпион» (I, 268) («Написана книга в очень приподнятом, напыщенном тоне и полна гордыни непомерной» - I, 269). Литературно-эстетические и духовно-нравственные позиции С.А. Венгерова выражены здесь
достаточно ясно и определенно. Но редактор «Истории литературы» для создания полноты и объективности «литературного портрета» включает в издание другой «чрезвычайно ценный историко-литературный материал» (I, Х) - воспоминания еще одного «первого русского декадента» (I, 270) В.В. Гиппиуса об А. Добролюбове. И в представлении читателям образа, судьбы В.В. Гиппиуса («Гораздо замечательнее деятельность В.В. Гиппиуса на педагогическом попроище» - I, 270) ярко раскрывается венгеровская концепция русской творческой личности, «назначения человека»: «Он - один из самых выдающихся петербургских преподавателей русской словесности <...> И выдающийся успех В.В. Гиппиуса-педагога, помимо дара изложения, заключается в том, что, восторженно разъясняя художественные красоты творчества великих писателей наших, он вместе с тем с одушевлением зовет своих учеников к красоте нравственной, к общественности, к религиозному, в истинном смысле этого слова, пониманию назначения человека» (I, 271).
С.А. Венгеров стремился дать и дал образец синтетической истории русской литературы ХХ в., включающей в себя и журналистику, историю русской печати, и историю общественной мысли, философскую проблематику и литературную критику. Свое место в первой части венгеровского труда заняли «воспоминания» «История «Северного вестника» Л. Гуревич (I, 235-264), статья В. Базарова «Пионеры марксизма» (идеи, книги
B.Г. Плеханова - «философа марксизма». II, 108, Вл. Ильина - «это чистый тип проповедника». II, 109, П.Б. Струве - «был главным героем марксистских выступлений 90-х гг.». II, 112), а также статья самого
C.А. Венгерова «А. Волынский» (Ч. I. Т. II), которая как бы закольцовывает первую часть издания.
Начинается «статья» биографической справкой: «Аким Львович Флексер, известный исключительно под псевдонимом А. Волынский, родился в июле 1863 г. в Житомире в еврейской семье» (II, 121), но далее автор сразу же выводит литературную биографию А. Волынского на журнал «Северный вестник» и дает свое толкование / понимание этого «узла» русской литературы и журналистики 1890-х гг.: «В автобиографической записке Л.Я. Гуревич, напечатанной в I т. на-
стоящего труда, колоритно рассказана эпопея «Сев. Вест.» после его перехода к представителям «новых течений», и, главным образом, к А. Волынскому. Совершенно расходясь с Л.Я. Гуревич в ее одностороннем понимании того круга идей, в борьбу с которыми вступила молодая редакция «Сев. Вест.», я, тем не менее, с особым удовольствием дал место рассказу Любови Яковлевны, написанному по настоятельной просьбе моей. Мне важно было получить этот искренний и потому доподлинный «человеческий документ» именно потому, что сам принадлежу к тому поколению и примыкаю к тому кругу идей, с которыми так ярко воевал «Сев. Вест.» (II, 122).
Но, как всякое личное освещение, лиро-эпический рассказ Л.Я. Гуревич, конечно, не дает картины объективной и требует корректива. Корректива не по существу тех идей и стремлений, которые воодушевляли редакцию «Сев. Вест.» и не с точки зрения сочувствия или несочувствия стремлениям молодой редакции. Для историка совсем не важно обвинить или оправдать прошлое, главная задача - понять его (II, 122). И вот в субъективном изложении Л.Я. Гуревич нет исторической перспективы, нет объяснения того странного явления, что «новые течения» уже в конце 1890-х гг. имеют широкий успех и прочно устанавливаются в литературе, а первый провозвестник их - «Сев. Вест.» пал в борьбе с «равнодушием читающей публики», и главный пророк «Сев. Вест.» - А. Волынский, как только журнал закончил свое многострадальное существование, не нашел себе более места в текущей журналистике» (II, 122).
И далее С.А. Венгеров дает свою оценку литературно-критической деятельности А. Волынского во всем ее объеме - в большом литературном контексте и исторической перспективе и в ходе изложения материала (в т. ч. «инцидентов», выступлений, этюдов современников, переводных изданий и т. п.), утверждает свое понимание задач литературной критики, культурной работы на русской почве, да, по сути, свои идеалы.
«Сейчас только кратко скажу, что нормальна, плодотворна, создает прочные симпатии и сколько-нибудь продолжительное влияние только та критика, которая одновременно с разрушением старого любовно и торжествующе встречает новое. А у Волынского именно любви никогда и не было <...>
Вся деятельность А. Волынского в «Сев. Вест.» сводилась, вообще, к ожесточенной вражде <...> Призывая вернуться к философскому идеализму, к религии и к признанию вообще метафизических основ нравственности и духовной жизни, А. Волынский подверг крайне резкой и ожесточенной критике все идейное движение радикальной части нашей литературы, начиная с 40-х гг. Он в ней усматривал только грубый, примитивный материализм и антихудожественное приурочивание искусства к потребностям повседневной жизни (II, 123), <...> предпринял пересмотр литературной деятельности всех корифеев русской радикальной мысли:
B.Г. Белинского, Н.А. Добролюбова, Н.Г. Чернышевского и других критиков 60-х гг.» (II, 123-124). По С.А. Венгерову, у А. Волынского была «совершенно неподходящая мерка» (II, 123), и значение «критики нашей», «помимо чисто литературной заслуги истолкования великих представителей русского слова, в том, что она силою своего энтузиазма и страстностью стремления к истине подняла до необычайной высоты духовное сознание русского читателя (П,124) <...> Критик же «Сев. Вест.» отнесся к ним с лишенным всякой исторической перспективы ожесточением, не пожелав или не сумев разглядеть, что под внешним материализмом или якобы грубым утилитаризмом 60-х гг. сказывается вполне религиозная и чисто метафизическая преданность тому, что можно назвать присутствием Бога в сердце» (II, 124). «Роковая ошибка А. Волынского в том, - итожил
C.А. Венгеров, - что он не критиковал, не исправлял, а без всякой исторической перспективы злобно поносил заветы, которые иначе, как великими, все же назвать нельзя. Ибо что может быть выше лозунга: все, в том числе и искусство, должно служить живой жизни» (II, 127).
Третья составная часть в труде С.А. Вен-герова - библиография, библиографическая составляющая. Один из талантливых отечественных библиографов начала XX в., С.А. Вен-геров, планировал Библиографию во всех трех томах «Русской литературы XX века» [4; 5]. Вышла только одна Библиография, как раз в середине труда, в конце части первой.
«Библиография новейшей русской литературы» была составлена А.Г. Фоминым «по материалам литературного архива проф.
С.А. Венгерова и другим источникам» (как указано в заглавии - II, 137). Библиография состоит из двух разделов (II, 141-202): первый - «Общие пособия» (4 части: I. Библиографические труды. II. Энциклопедические словари, сборники автобиографий и биографий и главнейшие антологии. III. Коллективные сборники разнообразного содержания. IV. Истории русской литературы, общественной мысли и движений, собрания историко-литературных, критических, философских и публицистических статей); второй раздел -персональная библиография: 13 имен / деятелей (К.Д. Бальмонт, В.Я. Брюсов, З.А. Вен-герова, В. Вересаев (В.В. Смидович), А. Волынский (А.Л. Флексер), З.Н. Гиппиус-Мережковская (Антон Крайний), Максим Горький (А.М. Пешков), Л.Я. Гуревич,
A.М. Добролюбов, Д.С. Мережковский, Н. Минский (Н.М. Виленкин), Ф. Сологуб (Ф.К. Тетерников), Е.Н. Чириков) - «перечень написанного ими и литература о них» (II, 205).
В примечании от «Редактора» было указано: «Труд Фомина занимает в настоящем издании 62 стр. Но если его напечатать не мельчайшим петитом, а обычным книжным шрифтом, и печатать его не сплошь, а - как это всегда делается в библиографических указателях - с абзацами, то получится целая книга в 320-350 стр.» (II, 140).
Библиография А.Г. Фомина в венгеровском издании, являясь образцовой, фундаментальной, непревзойденной, заложила прочное основание отечественной библиографии русской литературы ХХ в. (18901910 гг.) [6; 7].
Труд С.А. Венгерова не был завершен: остались в работе разделы Б и В П-го тома (Б. Теоретики: Владимир Соловьев и его школа. Н. Бердяев, М. Булгаков, А. Волжский, В. Розанов, П. Струве, Д. Философов, Л. Шестов и др. В. Вне определенных литературных группировок и бытовики: А. Бу-дищев, С. Гусев-Оренбургский, А. Куприн,
B. Муйжель, А. Серафимович, Н. Телешов, Н. Тимковский и др. Русско-еврейские писатели: С.С. Юшкевич, Д.Я. Айзман,
C.А. Ан-ский и др.) и весь Ш-й том: «Спад революционной волны (1906-1910). 1. Этапы неоромантического движения. Статья третья. 2. Лица и направления. А. «Половая проблема» и «стилизация»: М.П. Арцыбашев,
С.А. Ауслендер, Л.Д. Зиновьева-Аннибал, Анатолий Каменский, М.А. Кузмин и др. Б. Художественный фольклоризм и близость к почве: Сергей Городецкий, Н.А. Клюев, М.М. Пришвин, С.У. Ремезов, С.Н. Сергеев-Ценский, Алексей Толстой и др. В. Эволюция литературной критики: Ю.И. Айхенвальд, А.Г. Горнфельд, Р.В. Иванов-Разумник, Д.Н. Овсянико-Куликовский, К.И. Чуковский и др. Критики-марксисты. Г. Суд над побежденной интеллигенцией: «Вехи». Д. Новый театр» (I, Х!).
И «Программа издания», и представленный читателю 1910-х гг. труд свидетельствовали о том, что Редактор вел «Историю Русской литературы ХХ века» по основным «вехам» литературного процесса, дал живую, содержательную, «реальную», по-существу, пионерскую, новаторскую литературную историю.
Труд С.А. Венгерова обрел свое второе рождение в начале XXI в.: в 2000 г. в издательском доме «XXI век. Согласие» вышло два тома «Русской литературы ХХ века (1890-1910) под редакцией профессора С.А. Венгерова» со вступительной статьей профессора С.Б. Джимбинова «Великий книгочей и его труды» (1, 3-14), в которой автор справедливо назвал «Русскую литературу ХХ века» «во многих отношениях уникальным изданием» (1, 6), и «Библиографией новейшей русской литературы» А.Г. Фомина (2, 314-447) [8]. В 2004 г. издательство «Республика» выпустило венгеровский труд в одном томе, включая «Общие пособия» из фомин-ской «Библиографии» (с. 512-518) и послесловие профессора А. Николюкина «С.А. Венге-ров и его книга», в которой современный историк литературы отмечал, что «Русская литература XX века», созданная С.А. Венгеро-вым... сохранила свою значимость - столько свежего, исторически весомого и важного содержится в ней для современных любителей словесности» (с. 520) [9]. В начале 2000-х гг. венгеровский труд ложится в основание российской академической науки, обратившейся к истории «Русской литературы рубежа веков» [10]. Так, В.А. Келдыш, характеризуя венгеровскую «собирательную» концепцию литературного процесса», признавал: «.общее направление мысли подкрепляет наши сегодняшние размышления о «Серебряном веке». (Хотя мы, пишу-
щие на данную тему, до сих пор как-то забывали о первоисточнике)» (с. 18, 19). Венгеровские историко-литературные идеи оказываются в истоках новых вузовских учебных пособий по «Истории русской литературы XX века» [11, с. 10, 21; 12, с. 16, 20].
Историк литературы с полным правом может сказать, что труд С.А. Венгерова заложил методологические основания и для создания истории русской литературы XXI в. (1990-2010 гг.) [13].
1. Русская литература XX века (1890-1910) / под ред. С.А. Венгерова: в 3 т. М., 1914-1918. Далее цит. это издание с указанием тома и страниц в тексте.
2. Венгеров С.А. Очерки по истории русской литературы. Спб., 1907.
3. Венгеров С.А. Собрание сочинений: в 5 т. Спб., 1911-1919.
4. Венгеров С.А. Критико-биографический словарь русских писателей и ученых (От начала русской образованности до наших дней): в 5 т. Спб., 1889-1904.
5. Венгеров С.А. Источники словаря русских писателей: в 4 т. Спб., 1900-1917.
6. История русской литературы конца XIX -начала XX века. Библиографический указатель / под ред. К.Д. Муратовой. Москва; Ленинград, 1963.
7. История русской литературы XIX - начала
XX века: Библиографический указатель. Общая часть / под ред. К.Д. Муратовой. СПб., 1993.
8. Русская литература XX века. 1890-1910 / под ред. С.А. Венгерова: в 2 кн. М., 2000. Далее цит. это издание с указанием книги и страниц в тексте.
9. Русская литература XX века. 1890-1910 / под ред. С.А. Венгерова. М., 2004. Далее цит. это издание с указанием страниц в тексте.
10. Келдыш В.А. Предисловие // Русская литература рубежа веков (1890 - начало 1920-х годов). М., 2000. Кн. 1. Далее цит. это издание с указанием страниц в тексте.
11. Келдыш В.А. Русская литература конца XIX -начала XX века как сложная целостность // История русской литературы конца XIX - начала XX века: в 2 т. / под ред. В.А. Келдыша. М., 2007. Т. 1.
12. Агеносов В.В. Введение и периодизация курса // История русской литературы XX века: в 2 ч. / под общ. ред. В.В. Агеносова. М., 2013. Ч. 1.
13. Ванюков А.И. К истории русской литературы
XXI века: проблемы периодизации и типоло-
гии. Введение методологическое // Русская литература XX-XXI веков: Проблемы теории и методологии изучения: материалы международной научной конференции. М., 2006. С. 25-29.
1. Russkaya literatura XX veka (1890-1910) / pod red. S.A. Vengerova: v 3 t. M., 1914-1918. Dalee tsit. eto izdanie s ukazaniem toma i stranits v tekste.
2. Vengerov S.A. Ocherki po istorii russkoy literatury. Spb., 1907.
3. Vengerov S.A. Sobranie sochineniy: v 5 t. Spb., 1911-1919.
4. Vengerov S.A. Kritiko-biograficheskiy slovar' russkikh pisateley i uchenykh (Ot nachala russkoy obrazovannosti do nashikh dney): v 5 t. Spb., 1889-1904.
5. Vengerov S.A. Istochniki slovarya russkikh pisateley: v 4 t. Spb., 1900-1917.
6. Istoriya russkoy literatury kontsa XIX - nachala XX veka. Bibliograficheskiy ukaza-tel' / pod red. K.D. Muratovoy. Moskva; Leningrad, 1963.
7. Istoriya russkoy literatury XIX - nachala XX veka: Bibliograficheskiy ukazatel'. Obshchaya chast' / pod red. K.D. Muratovoy. SPb., 1993.
8. Russkaya literatura XX veka. 1890-1910 / pod red. S.A. Vengerova: v 2 kn. M., 2000. Dalee tsit. eto izdanie s ukazaniem knigi i stranits v tekste.
9. Russkaya literatura XX veka. 1890-1910 / pod red. S.A. Vengerova. M., 2004. Dalee tsit. eto izdanie s ukazaniem stranits v tekste.
10. Keldysh V.A. Predislovie // Russkaya literatura rubezha vekov (1890 - nachalo 1920-kh godov). M., 2000. Kn. 1. Dalee tsit. eto izdanie s ukazaniem stranits v tekste.
11. Keldysh V.A. Russkaya literatura kontsa XIX -nachala XX veka kak slozhnaya tselostnost' // Istoriya russkoy literatury kontsa XIX - nachala XX veka: v 2 t. / pod red. V.A. Keldysha. M., 2007. T. 1.
12. Agenosov V.V. Vvedenie i periodizatsiya kursa // Istoriya russkoy literatury XX veka: v 2 ch. / pod obshch. red. V.V. Agenosova. M., 2013. Ch. 1.
13. VanyukovA.I. K istorii russkoy literatury KhKhI veka: problemy periodizatsii i tipologii. Vvedenie metodologicheskoe // Russkaya literatura XX-XXI vekov: Problemy teorii i metodologii izucheniya: materialy mezhdu-narodnoy nauchnoy konferentsii. M., 2006. S. 25-29.
Поступила в редакцию 26.02.2015 г.
UDC 82.091
"RUSSIAN LITERATURE OF XX CENTURY": TO THE CENTENARY OF HISTORIC-LITERARY WORK EDITED BY PROFESSOR S.A. VENGEROV (methodological aspects)
Aleksander Ivanovich VANYUKOV, Saratov State University, Saratov, Russian Federation, Doctor of Philology, Professor of Newest Russian Literature Department, e-mail: XXvek@info.sgu.ru
Is written on the base of material of author's masterclass of scientist of Saratov University at international congress "First Russian-Ukrainian readings" Dialogue of Slavonic cultures" (1-4 October 2014). Methodological basics, role and meaning of fundamental historic-literary work "Russian literature of XX century" (1890-1910) / edited by professor S.A. Vengerov" are revealed. "Compound" concept of philologist-classic, system of approaches to evaluating literary process, which is especially interesting for us in our thoughts about literature of "Silver Age", is characterized. Attention is paid to historic-literary ideas of S.A. Vengerov, which appear in origins of modern university students' books on history of Russian literature of XX century.
Key words: S.A. Vengerov; Russian literature of XX century; periodization; terminology; literary movement; literary portrait; bibliography.
