CC BY
39
Вестник Челябинского государственного университета. 2009. № 12 (150). История. Вып. 31. С. 120-124.
РУССКАЯ КАМПАНИЯ НАПОЛЕОНА: ГЕОСТРАТЕГИЧЕСКИЙ АСПЕКТ
В предлагаемой статье Отечественная война 1812 г. рассматривается сквозь призму геостратегических планов Наполеона. Автор предпринимает попытку уточнить место России на «ментальных картах» императора французов, проследить процесс трансформации образа России под влиянием военного поражения «Великой Армии» в 1812 г.
Ключевые слова: Наполеон Бонапарт, Русская кампания 1812 г., геостратегия, ментальные карты, геополитика, «индийские проекты» Наполеона, геокультура, «проект объединенной Европы» Наполеона.
Обращение в отечественной исторической науке к тематике «ментальных карт» пока не находит широкого применения. Несмотря на то, что методологические основы нового направления, заложенные Э. Саидом и Л. Вульфом1, встретили позитивный отклик среди профессиональных историков и подтверждаются достижениями в области современной гуманитарной географии2, они оказываются не достаточно востребованными в глубоких собственно исторических исследованиях. Между тем, исследование целей, задач и планов Русской кампании Наполеона, а также проектов «послевоенного» переустройства Восточной Европы в настоящее время едва ли может быть плодотворным без обращения к «воображению» великого императора.
Эпоха Просвещения в Европе была временем интеллектуального поиска и философского «изобретательства». Одним из результатов этого поиска стала, в частности, культурная концепция «Восточной Европы»3. Новая модель взаимодействия с «конституирующим Другим», в роли которого для европейцев устойчиво выступала «Азия», состояла в том, чтобы через взаимодействие в определённой сфере включить чужие культурные ареалы в собственный культурный кругозор. Заменяя культурологический язык образно-географическим, можно сказать, что происходил процесс «вписывания» образа чужой культуры в систему собственных геокультурных, геоэкономических и геополитических представлений, а также поиска подходящего места для такого образа в рамках своей воображаемой карты. Объектом подобного «интеллектуального изобретательства» со стороны западноевропейцев была и Россия, которая, начиная с ХУШ в., стала важным элементом создаваемого концепта Восточной
Европы. С этого времени отличительными чертами геополитического и геокультурного образа России становятся выраженная фронтирность и амбивалентность. Россия оказывается на периферии ментальной карты Европы, постепенно закрепив за собой роль «пограничной» империи, окраины «цивилизованного мира». В этом контексте вторжение «Великой Армии» Наполеона в Россию в 1812 г. может быть истолковано как попытка «освоения» новых политико-географических и культурно-исторических границ Европы.
Вопрос о том, какие цели и задачи военно-стратегического и политического плана ставил Наполеон в войне с Россией, изучается давно (едва ли не с 1812 г.), но до сих пор не имеет однозначного ответа. Одной из причин этого является проблема самой личности Наполеона (импульсивной, непоследовательной и противоречивой) и его положение Императора-Полководца, позволяющее все важнейшие решения принимать самостоятельно, без «консультаций» с окружением и необходимости фиксировать что-либо на бумаге. Справедливой выглядит точка зрения известного отечественного историка В. М. Безотосного: «Каждый раз начиная военные действия, Наполеон не связывал руководство войсками с заранее расписанным в мелочах планом...»4. Значит ли это, что конкретный план верстался под определенные политические либо геополитические задачи?
Распространенно мнение, что Наполеон не преследовал в ходе Русской кампании иных целей, кроме «сугубо политических»: «целью Наполеона было принудить Александра I строго соблюдать условия Континентальной блокады. В зависимости от масштабов своей победы и от результатов переговоров находились судьбы Польши и Литвы. Наполеон мог
отторгнуть у России некоторые земли бывшей Речи Посполитой, но завоевывать всю огромную территорию Российской империи или посягать на православную веру он, конечно, не собирался»5. Действительно, такая интерпретация кажется достаточно убедительной (особенно, в сравнении с «планами мирового господства», голословно приписываемыми Наполеону советской историографией) и не вызывает сегодня значительных нареканий. Вместе с тем, в исторической литературе неоднократно высказывались обоснованные сомнения относительно того, что стратегический план Русской кампании Наполеона был столь беден «геополитическими смыслами». Тем более что сам император, по свидетельствам современников, много и охотно говорил о смелых перспективах похода в Россию.
Наиболее рельефно выступает геостратегический замысел Русской кампании как нанесения «непрямого удара» по позициям Англии. Общие очертания этот замысел приобрел уже в марте 1810 г. в секретном докладе, представленном Наполеону министром иностранных дел Ж.-Б. Шампаньи, где Россия рассматривалась как естественный союзник Англии6. Вывод из этих соображений напрашивался вполне определенный: война с Россией неизбежна; вопрос лишь в том, когда и в какой конфигурации она начнется. Летом 1811 г., когда подготовка к войне уже шла, в беседе с бывшим французским послом в С.Петербурге А. О. Л. Коленкуром император достаточно четко сформулировал ключевую стратегическую задачу: «Для того чтобы мир был возможным и прочным, нужно, чтобы Англия убедилась, что она не найдет больше пособников на континенте. Нужно, следовательно, чтобы русский колосс и его орды не могли больше угрожать югу вторжением»7. Развивая эту мысль, Наполеон 16 августа 1811 г.8 в беседе с новым министром иностранных дел Ю. Б. Маре высказался в том смысле, что возможное усиление России подготовило бы такой «порядок вещей, который поставил бы под угрозу все господство Юга, и о котором вся Европа с ужасом всегда думала...»9. В этом пассаже интересно то, что геополитические цели здесь смыкаются с геокультурными задачами «вытеснения» России за границы Европы, и это «вытеснение» на ментальной карте Наполеона уже произошло («.вся Европа с ужасом всегда думала.»). Позже, в ссылке на острове Св. Елены, Наполеон разо-
вьет тему «русского варварства» как явления культурно глубоко чуждого цивилизованной Европе, противостоящего ей.
Примечательно, что уже первые попытки французского императора осмыслить (в санях с Коленкуром) причины катастрофически закончившейся кампании 1812 г. указывали вектор его дальнейших поисков: «Сожжение русских городов <...> в том числе пожар Москвы - это бессмыслица <...> Есть армия и есть солдаты для того, чтобы драться <... > Не следует с самого начала причинять себе больше зла, чем мог бы причинить вам неприятель, если бы он вас побил. Отступление Кутузова - это верх бездарности. Нас убила зима. Мы - жертвы климата. Хорошая погода меня обманула. Если бы я выступил из Москвы на две недели раньше, то моя армия была бы в Витебске и я смеялся бы над русскими <...> Все наши бедствия объясняются этими двумя неделями.»10. Таким образом, причины проигранной кампании Наполеон «по горячим следам» видит либо во вмешательстве стихийных факторов, либо в собственных ошибках, либо в неудачном стечении обстоятельств, но не в действиях русских, которые, по его мнению, все делали неправильно. Оправдывая свои действия (в общем и целом правильные!), Наполеон явно указывал на «варварский» характер противника (которого он якобы бил «во всех сражениях, даже при переходе через Березину»11), проявляющийся в «нецивилизованных» способах организации и ведения войны. Судя по этим словам, Наполеон искренне полагал вести войну с «неевропейской» державой, на ее территории, по «европейским» правилам и оказался не готов к тому, что эти правила будут систематически нарушаться. На наш взгляд, это свидетельствует, что образ России в представлении Наполеона характеризовался амбивалентностью, где «цивилизованность» и «варварство» были как бы двумя сторонами одной медали, сочетаясь в нечто нерасчленимое, когда в зависимости от ситуации он мог свободно выбирать считать ли русских варварами, либо представителями европейской цивилизации. Амбивалентность представлений Наполеона о России прослеживается даже в его суждениях о российском климате, который еще в Москве казался императору французов почти таким же, «как во Франции» («в Москве осень лучше и даже теплее, чем в Фонтенбло»), однако затем «внезапно на-
ступили чрезмерные холода»12. Но уже в 1813-1814 гг. (надо думать, под влиянием «не по правилам» проигранной кампании) образ русских в воображении императора «вар-варизируется». В феврале 1813 г., выступая перед Законодательным корпусом, Наполеон призвал сплотиться вокруг общеевропейского дела - борьбы с вторжением «татар»13. Эту мысль император впоследствии развил в прокламации к армии от 13 мая 1813 г.: «В ходе прежней кампании [1812 г. - М. Ш.] враг не счел нужным в борьбе против наших армий отказаться от тех диких методов, которые использовали его предки: армии татар сжигали своих же товарищей, свои города, саму Святую Москву. Сегодня они идут в наши страны <...> чтобы проповедовать мятеж, анархию, гражданскую войну, убийство.»14. Таким образом, уже в 1813 г. в представлении Наполеона конфликт с Россией перерастает из войны «с политическими целями» в бескомпромиссную борьбу «цивилизации» с «варварством».
Окончательно концепция «общеевропейской» войны с Россией в 1812 г. была «доработана» Наполеоном на острове Св. Елены. Теперь у опального императора уже не было никаких сомнений в «варварской» природе русских. Указывая на «нищету» русских, Наполеон отмечает этот факт как условие, создающее для России «необходимость завоеваний, продвижения вперед»15. Для большей убедительности Наполеон предлагает собственную геополитическую концепцию, согласно которой все народы делятся на «океанические» и «восточные»; причем если европейцы (французы, англичане, итальянцы и др.) относятся к народам «океаническим»16, то русские (в силу «слабо цивилизованного пространства» и «варварского населения») -к народам «восточной фамилии». Попытка Петра Великого «цивилизовать» русских окончилась неудачей, им так и не удалось «войти в европейское общество»17. В апреле 1816 г., возвращаясь к событиям Русской кампании, Наполеон говорил будущему автору «Мемориала» О.-Э.-Д.-М. Лас Казу: «Я шел на Россию во главе всей остальной Европы. Начинание было популярным, дело было европейским. Это было последнее усилие, которое Франции оставалось сделать; целью этого усилия была новая европейская система, которая стала бы концом борьбы. Россия была последним ресурсом Англии. Всеобщий
мир был в России.»18. В августе того же года Наполеон утверждал, что успешное завершение войны с Россией стало бы «концом опасностей и началом безопасности», открыло бы «новый горизонт», «время полного благополучия и процветания всех»19. Основой такого процветания должен был стать созданный Наполеоном европейский союз. Рассуждая о несостоявшемся объединении Европы Наполеон, в октябре 1816 г. вновь возвращается к Русской кампании: «.это была война здравого смысла и подлинных интересов, война ради спокойствия и безопасности всех <.> все было ради общеевропейской континентальной идеи»20. Таким образом, в окончательном варианте концепция войны с Россией предполагала наличие двух элементов, которые ранее были нами условно обозначены как «геополитический» и «геокультурный» аспекты стратегического планирования. Суть их вкратце сводилась к тому, чтобы нанести сковывающий удар по Англии, лишив ее последнего «континентального ресурса» и подготовить условия для реализации проекта создания «объединенной Европы» вокруг Франции. Впрочем, стратегическое планирование Наполеона этим не ограничивалось: второй фазой общей геополитической задачи нанесения «смертельного» удара по позициям Великобритании, после «выведения из игры» России, должно было стать завоевание Индии, что в корне изменило бы геополитический расклад сил в мире.
«Индийские проекты» Наполеона недостаточно исследованы в отечественной историографии21. Между тем, их наличие в планах императора не вызывает сомнений и, безусловно, придает стратегии Наполеона не только «размах» и «восточный колорит», но и выраженное геополитическое измерение. Однако практическое осуществление «индийского похода» неизбежно наталкивалось на ряд трудностей (едва ли в полной мере преодолимых), среди которых назовем хотя бы отсутствие удовлетворительных карт. Поэтому большое значение при разработке вариантов «индийского проекта» Наполеон придавал позиции России. Еще будучи первым консулом, Бонапарт активно пропагандировал российскому императору Павлу I идею совместного франко-русского похода в Индию, результатом чего стала известная экспедиция казаков войска Донского, в 1801 г. выступивших из района Оренбурга на завоевание Средней
Азии22. Однако скорая смерть Павла I поставила крест на этом варианте «индийского проекта» Наполеона. Но от своей цели он не отказался. После Тильзита Наполеон вновь попытался прибегнуть к помощи России. В письме императору Александру I от 2 февраля 1808 г. он предлагал: «Если бы войско из 50 тыс. человек русских, французов, пожалуй, даже немного австрийцев, направилось через Константинополь в Азию и появилось бы на Евфрате, то оно заставило бы трепетать Англию и повергло бы ее к ногам материка»23. Впрочем, «материковая» стратегия Наполеона не нашла поддержки у нового российского самодержца.
Постепенное ухудшение отношений с Россией, наметившееся уже в 1810 г., потребовало «корректировки» геостратегии Наполеона, что, в свою очередь, привело к возрождению «индийского проекта», но в новой редакции: теперь его реализация ставилась в зависимость от успешного исхода войны с Россией. В беседе со своим генерал-адъютантом графом Л. Нарбонном, состоявшейся в апреле 1812 г., император обрисовал свои планы: «...чтобы добраться до Англии, нужно зайти в тыл Азии с одной из сторон Европы <...> Представьте себе, что Москва взята, Россия сломлена, с царём заключён мир <... > и скажите мне, разве есть средство закрыть путь отправленной из Тифлиса великой французской армии и союзным войскам к Гангу.»23. С этими словами коррелирует должностная записка руководителя французской разведки в Герцогстве Варшавском Э. Биньона на имя министра иностранных дел Франции Маре от 14 апреля 1812 г. Ее автор был убежден в том, что огромные силы, собираемые для войны с Россией, предназначены для более масштабной цели, и что простое «ослабление России, ограничение этой державы границами старой Московии не станет достаточным вознаграждением за убытки чрезмерного передвижения». Сокрушив Россию, Наполеон, по мнению Биньона, сделает из русских сателлитов, а русская армия будет использована как «вспомогательная сила» для похода в Индию24. Таким образом, еще одна цель Русской кампании заключалась в том, чтобы подготовить почву для «индийского похода»25. Особенностью стратегического планирования Наполеона, как видно, была склонность императора к геополитической «упаковке» своих планов, а также
стремление «вписывать» самостоятельные задачи в общую геополитическую рамку, что заставляло искать «спасительное решение» в каком-нибудь «одном месте». Поэтому в зависимость от успеха Русской кампании напрямую попали не только планы реализации «индийского проекта», а, следовательно, и исход борьбы с Англией, но и судьба наполеоновской «объединенной Европы». Оборотной стороной этого становилось то, что на планирование конкретной войны с Россией начали оказывать влияние (возможно, определяющее) факторы, не имеющие к ней непосредственного отношения: произошло «раздвоение» оперативной мысли Полководца-Императора, преследующего расходящиеся цели. В конечном итоге не будет преувеличением сказать, что именно это стало одной из главных причин катастрофического провала Русской кампании.
Резюмируя вышесказанное, мы приходим к следующим выводам. Во-первых, поход Наполеона в Россию преследовал далеко не только «сугубо политические» цели («выправление» границы, подписание нового -выгодного Франции - союзного договора, возвращение России к континентальной блокаде), но был в некотором смысле отчаянной попыткой окончательно изменить геополитический баланс сил в Европе в свою пользу; возможно, «единственным способом» одержать победу в бескомпромиссной борьбе за Европу и мир с извечным противником Франции Великобританией. Во-вторых, от успеха Русской кампании в решающей степени зависела судьба создаваемой Наполеоном «объединенной Европы», в которой для самой России (Наполеон этого не скрывал) места не было. В-третьих, победа в войне с Россией открывала заманчивую перспективу осуществления честолюбивых планов Наполеона по завоеванию Индии, которая рассматривалась как наиболее ценная и в то же время наиболее уязвимая часть Британской колониальной империи. Провал похода заставил Наполеона начать «поиск» причин, которые были быстро найдены в лице «природной стихии» и «варварства русских». В действительности, к поражению императора привела его собственная геостратегия, в рамках которой война с Россией рассматривалась как неизбежное и необходимое средство достижения геополитических целей Франции в борьбе с Великобританией и геокультурного самоо-
пределения новой, наполеоновской «объединенной Европы».
Примечания
1 Вульф, Л. Изобретая Восточную Европу : Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. М. : Новое лит. обозрение, 2003; Саид, Э. В. Ориентализм. Западные концепции Востока. СПб. : Русский Мiръ, 2006.
2 Замятин, Д. Н. Метагеография : Пространство образов и образы пространства. М. : Аграф, 2004.
3 Вульф, Л. Указ. соч.
4 Безотосный, В. М. Разведка и планы сторон в 1812 году. М., 2005. С. 72.
5 Попов, А. И. Великая армия в России. Погоня за миражом. Самара : ООО НТЦ, 2002. С. 46
6 Коленкур, А. Мемуары : Поход Наполеона в Россию. М. : Кучково поле : ГАЛА ПРЕСС, 2002. С. 282-288.
7 Там же. С. 69.
8 Все даты в тексте приводятся по новому стилю.
9 Вандаль, А. Наполеон и Александр I. Франко-русский союз во время первой империи. Ростов н/Д. : Феникс, 1995. Т. 4. C. 221.
10 Коленкур, А. Указ .соч. С. 425-426.
11 Там же. C. 473.
12 Там же. C. 246.
13 Napoléon I. Oeuvres de Napoléon. Paris : C.L.F. Panckoucke, 1821. T. 5. P. 90-91.
14 Correspondance de Napoléon Ier. Paris : Henri Plon : J. Dumaine, 1868. T. 25. P. 262-263.
15 Las Cases A.-E.-D.-M. Mémorial de Sainte-Hélène. Paris : E. Bourdin, 1842. T. 2. P. 639.
16 Ibid. P. 257.
17 Ibid. P. 141.
18 Ibid. P. 472.
19 Ibid. P. 144.
20 Ibid. P. 339.
21 Безотосный, В. М. Индийский проект Наполеона // Император. 2001. № 2. С. 2-8.
22 Там же. С. 6.
23 Безотосный, В. М. Разведка и планы сторон в 1812 году. C. 81.
24 Там же. C. 81-82.
25 Там же. С. 82.
