CC BY
28
УДК 323.1(73)
РУССКАЯ АМЕРИКА ПЕРВОЙ ПОАОВИНЫ XX в. К ВОПРОСУ О ВОЗНИКНОВЕНИИ И РАЗВИТИИ ДИАСПОРЫ
Иммиграция из России - это немалая часть мирового потока, сформировавшего Соединенные Штаты. В общем потоке европейской иммиграции (с 1820 г) численность выходцев из России составила 4 млн человек, т.е. 10% от европейской иммиграции и около 5% от общемировой1. Применительно к Русской Америке первой половины ХХ в. можно говорить о существовании диаспоры, под которой мы понимаем часть этноса, проживающего вне своей исторической родины, сохраняющего представления о единстве происхождения и не желающего терять стабильные групповые характеристики, заметно отличающие его от остального населения страны пребывания, вынужденно подчиняющегося принятому в ней порядку. Особенность Русской Америки предопределена полиэтническим характером иммиграции с территории Российской империи, а затем и Советской России. Поэтому при очерчивании ее границ наряду с этни -ческим самосознанием и владением русским языком необходимо учиты -вать и такие размытые характеристики «русскости», как самоотождествление иммигранта с русской социокультурной традицией и восприятие именно России как покинутой родины.
Развитие диаспоры неизбежно затрагивает все сферы иммигрантс -кой жизни. Переплетение политических, экономических и социокультур -ных факторов определяет особенности процесса групповой адаптации иммигрантов. Его наиболее полным отражением являются возникновение и деятельность русских общественных, культурных учреждений, при -званных оказать содействие широкому кругу выходцев из России в усвое -нии правил нового окружения и отстаивании их интересов. Возникающие объединения формируют «каркас» диаспоры.
Этап становления русской диаспоры относится к 1920-м гг. В это время из России в США выехали 2,5 млн человек2. Собственно «русская иммиграция» становится заметным фактором начиная со второй декады XX в. Общее количество «русских» в США в 1920 - 1 940-е гг. оценивается в 360 - 400 тыс. человек3.
Выходцы из России принадлежали к наиболее урбанизированным группам иммигрантов. В 1920-х гг. 88,6% проживали в городах, а в 1930 г. этот показатель вырос до 90,3%. Лидерство прочно удерживал Нью-Йорк, русскоязычное население которого составляло примерно 500 тыс. чело -век, из которых «чисто русских» насчитывалось 125 тыс. За 30 лет (с 1920 по 1950 гг.) концентрация русских увеличилась в штатах Нью-Йорк, Кали -форния, Округе Колумбия и значительно снизилась в Коннектикуте, Иллинойсе, Северной Дакоте.
В различных уголках Америки возникают русские колонии - России в миниатюре, расцвет которых приходится на рубеж 1930 - 1940-х гг. Это кварталы мегаполисов, небольшие поселки, улицы провинциальных городков. Численный состав русских поселений колебался от нескольких десятков семей до нескольких тысяч. Община, состоящая из 100 - 150 семей, была в состоянии организовать и поддерживать русский характер поселения со всеми необходимыми атрибутами. Феномен этнических колоний удачно охарактеризовал В. Зензинов, отметивший, что, с одной стороны, «нигде (как в США) не плавятся с такой силой разнородные эле -менты населения. Но с другой, нигде эти как будто окончательно расплавленные элементы так упорно не сохраняют своего лица, своего характера... с одной стороны амальгама, с другой - конгломерат нерастворимых элементов »4.
Русская православная церковь (РПЦ) долгие годы выступала системообразующим началом жизни русской иммиграции. После революции 1917 г. церковь лишилась материальной поддержки, выделяемой еже-
А.Б. Ручкин,
кандидат исторических наук, заместитель ректора по международному сотрудничеству, МосГУ
ВЕСТНИК. 2006. № 14(3)
годно Синодом, и (самое главное) своего единства. К середине XX в. РПЦ оказалась расколотой, разделив судьбу многих других иммигрантских организаций. Разное толкование православных канонов, роли Московского патриарха, отношение к советской власти, борьба за собственность, влияние и власть в русской колонии -все это стало отражением «необычной, хотя и не всегда здоровой, но активной жизни православных приходов»5.
Объединение трудовой иммиграции происходит в русских обществах взаимопомощи. Их полувековая история опровергает сложившиеся представления о краткосрочности, недолговечности и непрочности русских общественных объединений, их ярком, но непродолжительном и бесплодном существовании. На 1 января 1944 г. три общества взаимопомощи - Русское объединенное общество взаимопомощи в Америке, Русско-американское общество взаимопомощи и Русское независимое общество взаимопомощи, созданные в начале XX в., объединяли 21 248 человек, насчитывая 150 отделений6.
Без поддержки родины и при равнодушном отношении местного сообщества центр тяжести организационной работы переносится в глубь иммигрантской массы. К обществам содействия по поиску жилья и работы добавляются социальные институты, призванные сплотить и организовать иммигрантскую массу, т.е. религиозные объединения, культурные и образовательные центры. Общественные и политические функции берут на себя организации, традиционно ориентированные на социальную защиту мигрантов или культурные объединения. Стремление скоординировать совместные действия для наиболее полного отражения и представления интересов русской колонии, впервые высказанное еще в 1893 г., оказалось реализованным под воздействием известий с родины.
События 1917 г. всколыхнули колонию. Февральская, а затем и Октябрьская революции способствовали организационному всплеску, появлению новых и оживлению деятельности уже существовавших объединений и групп. В результате политических разногласий в начале 1918 г. в Соединенных Штатах состоялось сразу два съезда представителей русской колонии.
1 февраля в Нью-Йорке под красным и американским флагами открылся Первый русский общеколониальный съезд, а 9 - 11 февраля 1918 г. там же состоялся Первый русский всегражданский съезд, собравший представителей 30 500 русских иммигрантов из 37 различных, преимущественно «национально мыслящих» экономических, культурно-просветительских организаций и политических групп. Съезд положил начало существованию Федерации русских организаций в Америке (Federation of Russian Organizations in America). Возникшие после съезда организации оказались недолговеч-ными7. К сожалению, несмотря на благородные цели, в силу определенных финансовых и организационных причин период существования подобных объединений был кратким, а лепта, внесенная в дело объединения русской колонии, - малой. Спустя 10 лет период 1917 -1918 гг. будут вспоминать как время упущенных возможностей и самый благоприятный момент для организационного строительства.
Наибольшие потрясения русской колонии в первой половине XX в. были связаны с периодом «красной угрозы». В ноябре-декабре 1919 г. были арестованы сот-
ни членов Союза русских рабочих, из которых 249 были вскоре отправлены в Советский Союз. 2 января 1920 г. был проведен рейд Палмера, направленный в основном против Коммунистической партии Америки и Коммунистической лейбористской партии. Рейд проводился в 70 городах, были задержаны около 3 тыс. человек, из них 556 (большинство из которых были русскими) были позже высланы из страны. Период «красной угрозы» практически парализовал жизнь русской колонии и во многом способствовал распространению образа революционера-радикала по отношению к русским иммигрантам.
Второй этап развития диаспоры приходится на 1920 - 1933 гг. Русская Америка 1920-х гг. - это миллионы трудовых мигрантов и небольшое, но заметное представительство высших слоев прежнего российского общества, творческой интеллигенции, военных, судебного корпуса. После Первой мировой войны в связи с событиями на родине и изменением иммиграционного законодательства США приток русских значительно сократился. В 1923 г. в страну въехали 4346 человек (по сравнению с 48,5 тыс., прибывшими в США в 1913 г.). После введения квотной системы выдачи виз (в зависимости от страны иммигранта) получить визу русским беженцам в Европе становится крайне трудно. В 1925 г. американские консулы информировали Вашингтон, что при выделенном количестве виз для полного удовлетворения спроса всех обратившихся потребуется: для Венгрии - 100 лет, России и Италии -70 лет, Румынии - 50 лет и для Чехословакии, Польши и Греции - 10 лет8.
Представители постреволюционной иммиграции селились в тех же городах, но на значительном расстоянии от «старой колонии». Известный в эмиграции журналист М. Железнов сетовал, что крестьяне с самого начала были враждебно настроены к политической эмиграции, прибывшей в США. Во многом постреволюционная эмиграция представляла собой те классы и группы, от власти и преследований которых и бежали за океан. Попытки прибывающей интеллигенции наладить контакт и преодолеть пропасть между старой и новой иммиграцией чаще всего заканчивались неудачей. Некоторые из вновь прибывших пытались вступать в организации и объединения, созданные старой иммиграцией, но не приживались там. По замечанию современника «ни один из представителей интеллигенции не был избран на руководящую позицию в этих организациях, и это при условии, что представители старой иммиграции были уже значительно лучше устроены, имели постоянный доход, но в общественной жизни одни по-прежнему оставались аристократами, а другие - мужиками »9.
Особенностью этого этапа развития диаспоры стало активное общественное строительство. Для представителей постреволюционной иммиграции принципиальным оставался вопрос о сохранении собственной культурной идентификации и культурных характеристик. В этот период предпринимаются попытки создания национальных организаций, координировавших деятельность иммигрантского сообщества в целом. Одним из удачных примеров объединения русских сил стало создание Объединенного комитета русских национальных организаций в г. Сан-Франциско, Калифор-
ния (Consolidated Committee of the Russian national Organizations of San Francisco).
Начиная с 1920-х гг. русские постреволюционные иммигранты создали в Америке широкий спектр профессиональных объединений. Возникшие организации (как, например, Союз русской присяжной адвокатуры в США) способствовали профессиональной адаптации иммигрантов, сохранению чувства единства, взаимной поддержки и выработке общности взглядов на происходящее в России и стране пребывания. К этому периоду относится возникновение широкого круга благотворительных начинаний. Ряду организаций, как, например, Обществу помощи русским детям, удалось вывести свою деятельность на национальный, а затем и на международный уровень.
Дипломатическое признание Советской России США 16 ноября 1933 г. де-юре закрепило существование русской иммиграции без родины, права официального представительства своей страны. Длительный период непризнания способствовал поддержанию иллюзий о нелегитимности советской власти и временности пребывания в Америке. После установления дипломатических отношений с точки зрения адаптационных процессов доминирующим становится представление о неизбежности и желательности дальнейшей интеграции группы в локальное сообщество. Многими иммигрантами принимается окончательное решение о получении американского гражданства.
90 - 95% русских иммигрантов, прибывавших в США, начинали свою деятельность с неквалифицированного труда. У иммигранта, не имевшего соответствующих «бумаг», не было доступа к трем из пяти возможных вакансий, равно как двери четырех из пяти профсоюзов оставались для него закрытыми. Согласно данным опроса 3600 обратившихся за получением гражданства в 1932 г. о мотивации их выбора 29% отметили необходимость сохранения или получения работы10. К этому моменту иммигрант, по мнению американских патриотических организаций, должен был осознавать, что у него нет и не может быть двух родин. «Соединенные Штаты не заставляют вас забыть вашу родину, но у вас не может быть двух отечеств. Америка говорит, что, раз вы стали американским гражданином, вы должны помнить, что с этих пор у вас имеется одно ОТЕЧЕСТВО и это отечество - Америка»11.
Вынужденный характер принятия гражданства отмечался в русской прессе. Однако спустя годы многие могли бы согласиться с М. Вишняком, что «поступили неправильно, сменив свое многолетнее "бесподданство" на привилегированное состояние американца. Ощущение внутренней неловкости от обретенной привилегии сопровождалось крепнувшим убеждением, что для эмигранта-политика, внутренне не порвавшего со своей родиной, перемена гражданства допустима лишь в условиях крайней необходимости, под давлением исключительных обстоятельств»12.
К 1938 г. две самые значительные колонии русских в США (в Сиэтле и Нью-Йорке), насчитывавшие соответственно 2500 и 6000 человек, на 90% состояли из американских граждан. Русские иммигранты, находясь на 17-м месте по продолжительности пребывания в США, тем не менее занимали 10-е место по уровню натурализации. На этой стадии в сознании иммигрантов про-
исходит отказ от возможности реэмиграции в пользу перспектив развития в инонациональной среде.
В отличие от европейских стран русские иммигрантские организации в США неизменно подчеркивали принадлежность русских американцев к принявшему их обществу, их полезность и неразрывную связь с ним. Выступая за американизацию, представители русской общественности рисовали ее как «процесс внутренний, эволюционный, прививающий детям или внукам иммигрантов понятия об американском демократическом идеале и лучших американских традициях для руководства в личной и общественной жизни», а не как спешный и срочный отказ от языка, быта и всего, что связано с предками. В частности, в ходе обсуждения возможности введения русского языка в американскую программу среднего образования представители иммиграции практически отрицали неразрывную связь языка и самосознания, чтобы избежать подозрений и обвинений. Неоднократно подчеркивалось, что подавляющий процент детей русских иммигрантов не вернутся в Россию, а сама иммиграция заинтересована «в ассимиляции подрастающими поколениями тех общечеловеческих идеалов и отдельных мыслей, которые удачно выразились в формах русской культуры, а внеш -не воплотились в языке». Центрами колонии наряду с православными храмами становятся созданные в этот период культурные и образовательные объединения. В Сан-Франциско русскую колонию сплотило создание постоянно действующего Русского центра, который существует и сегодня, сохраняя и оберегая традиции России, которую они покинули уже почти 100 лет назад.
С начала 1940-х гг. наступает третий период -упадка диаспоры. На этой стадии диаспора уже не удерживала соотечественников в орбите своего влияния. Волны общественного энтузиазма разбивались о политику изоляционизма и подозрительности по отношению ко всему русскому и потому, возможно, советскому и коммунистическому.
Исключением стал период Второй мировой войны, когда диаспора в своем подавляющем большинстве оказалась охвачена патриотическим подъемом и желанием помочь сражающейся родине. Как отмечала русская пресса, «...редкое единодушие проявили все... газеты; все союзы, братства и приходы, все низшее духовенство , огромное большинство русских военных, с оружием в руках боровшихся против большевиков в Гражданскую войну, все интеллигентские и политические группировки; друзья русской культуры, монархисты, младороссы, кадеты, прогрессисты, социалисты и, к их чести, многие представители дома Романовых»13. После окончания войны диаспора вернулась к повседневным заботам. Появление послевоенной иммиграции - «дипийцев» - не оказало существенного влияния на жизнь колонии. В 1940-е гг. русские общины в Америке были в значительной степени предоставлены сами себе. До них все реже докатывались политические и общественные дискуссии, бушевавшие в Европе. Отстраненность русских от «русских дел», привыкание и увлеченность американской культурой отмечались многими европейскими эмигрантами, посещавшими США в этот период. Негативность восприятия материализма и прагматизма американской жизни неизбежно вытекали из особой системы координат, по которой
оценивался весь мир русской эмиграции. Однако многие иммигранты в США, особенно представители молодого поколения, предпочитали эфемерным политическим баталиям упорядоченную и благоустроенную при удачном стечении обстоятельств американскую жизнь.
Русская диаспора оставалась terra incognito для властей двух стран и не рассматривалась в указанный период как объект целенаправленной политики. Масштаб государственных преобразований и социальных экспериментов, проходивших в России в отмеченный период, оставлял иммиграцию на периферии общественного интереса, с явно выраженным негативным восприятием явлений в целом. Страна происхождения не только не поддерживала прерванных связей, но и была заинтересована в скорейшей ассимиляции группы, уменьшении ее влияния на двусторонние отношения и снижении ее значения как фактора политической реальности. Оторванность от страны исхода, в свою очередь, привела к самоизоляции иммиграции и ее постепенному растворению в принимающем обществе.
На протяжении 50 лет диаспора, не получавшая « пополнения », неуклонно старела. Для выходцев из России средний возраст в 1920 г. составлял 34 года (на 6 лет меньше среднего значения по иммигрантскому населению в целом), 41,6 года в 1930 г. (на 2,4 года меньше среднего значения), 49,4 года в 1940 г. (меньше среднего значения на 1,5 года) и 57,5 года в 1950 г. (что уже превысило среднее значение на 1,7 года). К рубежу 1950-х гг. после непродолжительной эйфории послевоенных надежд на «русское пришествие» в Америку иммигрантская жизнь все больше пронизывалась ощущением «безвоздушного пространства», когда интеллектуальные силы иммиграции, по выражению М. Вишняка, были вынуждены творить в «физически неизменно убывавшей среде» без возможности ее расширения за счет российского читателя или слушателя.
Сегодня, изучая Русскую Америку первой половины XX в., с учетом «ценза давности», т.е. времени пребывания группы в новых условиях, можно утверждать, что этнокультурная социальная общность, сформированная в США русской иммиграцией первой половины XX в., соответствует существующим критериям диаспоры14. Применительно к русской эмиграции можно говорить о рассеянии группы из одного места проживания в два и более регионов. Российское зарубежье, возникшее в результате трудовой миграции начала XX в. и революционных событий 1917 г., охватывало практически все континенты и насчитывало миллионы бывших российских подданных. Русская Америка стала одной из наиболее массовых и (в силу определенных геополитических обстоятельств) наиболее стабильной частью русского рассеяния в первой половине XX в. Периферийный характер русской иммиграции в Америке в первой половине XX в. по отношению к европейским странам и таким центрам, как Русский Париж или Русский Берлин, способствовал скорейшей правовой адаптации русских, в том числе представителей постреволюционного исхода. Особенностью правового положения русской иммиграции в 1920 - 1930-х гг. в США было отсутствие юридически закрепленного «беженского» статуса и специального правительственного органа, регулировавшего русские вопросы, что способствовало скорейшему вхождению русских в амери-
канское правовое поле на общих для всей иммиграции основаниях.
Являлась ли русская диаспора единой? Безусловно, нет. Русская диаспора первой половины XX в. - это со -единение несоединимого, т.е. широкого спектра социальных групп и сословий, оказавшихся за пределами родины в разное время и в силу разных причин. Каждая из групп имела свое представление о родине, свой набор мифов и идеалов о прошлом и будущем России. Эти представления претерпевали изменения под влиянием процессов, протекающих в диаспоре, событий на ро -дине и в стране пребывания. Представление о родине применительно к русской диаспоре становится мощным разделяющим фактором, препятствующим созданию общеколониальных организаций. Право на собственную Россию и признание ее единственно верной предопределили феномен русской политической эмиграции, ее роли как политического проекта и особой жизненной ситуации. В большей степени трактовка эмиграции как миссии характерна для общественных дискуссий в европейских центрах русского рассеяния. В Русском Берлине или Русском Париже к политической часто относили всю эмиграцию, а не только ее авангард. В условиях Америки многомиллионная масса выходцев из России имела собственные представления об оставленной родине и не разделяла привнесенную в начале 1920-х гг. миссию ее спасения и возрождения как цели своего существования на чужбине.
Идеализация предполагаемой родины и коллективная вовлеченность в обсуждение путей развития русской государственности были в большей степени характерны для моментов «этнической мобилизации», февраля - октября 1917 г. и периода Второй мировой войны. Применительно к постреволюционной волне можно говорить о наличии сильного группового этнического самосознания, поддерживаемого в течение длительного периода, основанного на чувстве отличия, общей истории и веры в общую судьбу.
В определенный период в США в среде русской иммиграции активно развивалось возвращенческое движение. Процесс реэмиграции в первую очередь захватил дореволюционную политическую эмиграцию. По оценке русского дипломатического представительства количество эмигрантов, планировавших вернуться на родину, после Февральской революции составляло около 2 тыс. человек. Возвращенческая волна на своем пике в 1920 - 1921 гг. достигла 10 - 15 тыс. человек. Прекращение движения было предопределено развитием внутриполитических событий в Советской России. Организация движения осталась на периферии внимания власти в условиях острейшего социального кризиса начала 1920-х гг. Впоследствии закрытие страны от внешнего мира поставило точку в движении широких масс на Ро -дину, сократив его до «возвращенчества» как политического проекта по разложению белой эмиграции.
Русская Америка пережила ряд моментов в своей истории, в полной мере испытав воздействие идеологии, политики, культурных традиций и общественных институтов принимающей стороны. На протяжении 50 лет русским иммигрантам приходилось существовать в условиях настороженного и подозрительного отношения со стороны американского общества. В то же время многим русским в Америке удалось реализовать твор-
ческий, научный и культурный потенциал, а диаспоре в целом - вести в определенные периоды творческую и насыщенную жизнь. Многие русские американцы оставили яркий след в науке, культуре, образовании новой родины. Жизнь диаспоры освещалась на страницах русской прессы. К середине XX в. в США выходили на русском языке 5 ежедневных газет и 14 еженедельных, ежемесячных и ежеквартальных изданий, многие из которых выпускались на очень высоком уровне.
Русская диаспора на протяжении 50 лет сочетала в себе труд и жертвенность. Наиболее отчетливо это прослеживается в межвоенный период, когда численно меньшая, но организационно более подготовленная постреволюционная эмиграция достигла берегов Америки. Прибытие каждой новой волны несло позитивный заряд, так как способствовало актуализации циркулирующей в диаспоре информации о происходящих на родине событиях, насыщению картины новыми красками. Соотнесение своего представления о России с социальным опытом и знаниями иммигрантов каждой из последующих волн приводило к укреплению и фиксации наиболее важных черт в рамках каждой из традиций, поддерживаемых той или иной группой, сохранению отличительных черт своей «русскости», выстраиванию своей траектории развития для русских в изгнании и будущего русской диаспоры. При ослабевании иммиграционного движения из России, смене поколений внутри страны деление диаспоры на трудовую и жертвенную постепенно стирается. Для середины XX в. мы можем говорить о начале процесса преобразования диаспоры в культурную, подчеркивающую прежде всего духовную связь с идеализируемой родиной. На смену очевидным отличительным признакам диаспоры, таким как владение русским языком, приходит, скорее, ощущение приобщенности и близости к русской традиции в целом. Отмеченная тенденция отчетливо прослеживается в деятельности русских иммигрантских объединений, в том числе связанных с РПЦ.
Русская диаспора не является единственной диаспорой, разделенной по волновому, социальному или политическому признакам. Сегментирование этнических групп между представителями старой и новой иммиграции является традиционным. В условиях российских социально-экономических преобразований каждая новая волна имела новый, неизвестный прежней иммиграции, социальный опыт, свои причины, подтолкнувшие или заставившие эмигрировать. Как правило, новые иммигранты позиционировали себя значительно выше предшественников и не особенно были готовы прислушиваться к советам о «правильном» вхождении в американскую жизнь. Соответственно, если на стадии борьбы за иммиграционные возможности для соотечественников (прежде всего речь идет о помощи оформления иммиграционных документов, различных подтверждений и т.д.) мы прослеживаем активное участие иммиграционной общественности в судьбе потенциальных иммигрантов, то после прибытия в США по мере проявления социальных и культурных отличий новые иммигранты встречали все более и более равнодушный прием. Так, общественные организации русской постреволюционной иммиграции активно выступали в поддержку «перемещенных лиц» (displaced persons -DP). Объединенный комитет русских национальных
организаций в Сан-Франциско неоднократно призывал предоставить всем русским, оказавшимся за рубежом, международное покровительство, запретить насильственную репатриацию, облегчить процедуру въезда в США, особенно для эмигрантской молодежи, ввести специальные квоты для русских студентов-иммигрантов, что сделало бы для них возможным получение высшего или специального образования в США. Однако новая иммиграция, которая достигла берегов Америки, оказалась совсем не той, о которой мечтали старожилы. Соединения традиций и политического опыта одних и знания «правды жизни» других в деятельности общественных объединений не получилось. В 1940-е гг., как и в межвоенный период, орбиты старой и новой иммиграции не пересекались.
В полной мере для русской диаспоры в США характерно чувство сопричастности и солидарности с членами этнической группы в других государствах. Особенно отчетливо эта тенденция проявилась в деятельности русских организаций и объединений, созданных постреволюционной эмиграцией. Русские американцы не только энергично взаимодействовали с соотечественниками в вопросах организации переезда в США, но и поддерживали активные контакты по линии профессиональных, культурных и особенно благотворительных объединений. Ярким примером участия лучше устро -енной части русской иммиграции в судьбах соотечественников стала активная международная деятельность Общества помощи русским детям, построенная на принципах полной аполитичности и беспристрастности, «идейной жертвенности труда и щепетильной финансовой отчетности». Важнейшим ежегодным событием, объединившим самые широкие круги русской колонии и сочувствовавших им американцев, стало празднование Дня русского ребенка. Собранные обществом средства направлялись нуждающимся детям русской иммиграции в самые отдаленные уголки Европы и Азии.
Каждая из волн была вынуждена трансплантировать, поддерживать и развивать собственные сети социального взаимодействия в привычной и понятной для себя форме. История диаспоры - это история развития и укрепления таких связей, попыток приобщить к ним новые поколения русских американцев. Представители различных волн русской иммиграции по-разному выстраивали границы своих сообществ. Критерии членства в организациях, как и принципы отбора, существенно менялись по мере смены поколений. Идеологическая жесткость и нетерпимость иммигрантов первого поколения, часто стремившихся сохранить чистоту рядов своих союзов, в большинстве случаев сменялись организационной целесообразностью последующих поколений. В целом на протяжении первой половины XX в. русская диаспора предстает как яркое отражение российской действительности, сколок нации, перенесенный на чужую почву со всем спектром российских социально-политических, экономических и культурных характеристик.
В своем развитии русская диаспора в США прошла этапы становления, развития и упадка. В условиях прекращения иммиграционного движения из России диаспора была обречена на постепенное растворение в американской жизни. Тем не менее на протяжении
первой половины XX в. русские иммигранты сумели создать обширную сеть общественных организаций, призванных способствовать социальной, культурной и правовой адаптации к условиям Америки и воспитанию новых поколений в традициях русской культуры. Отличительной особенностью диаспоры стало явно выраженное деление организаций и объединений по волновому признаку, что в значительной степени определялось событиями на родине и подчеркивало тесную связь иммиграции со страной исхода. Сегодня опыт развития русской диаспоры в США, имеющий почти столетнюю историю, представляет несомненный общественный интерес с точки зрения изучения процессов правовой, социально-экономической и социокультурной адаптации значительных иммигрантских групп в новой среде под воздействием миграционной политики, способствующей максимальному использованию потенциала прибывающих мигрантов во внутри - и внешнеполитических интересах страны.
1 См.: Неймер Ю.Л. Иммиграция в США, русская и иная // Мир России. 2003. № 1. С. 121.
2 См.: Кабузан В. Русские в мире. Динамика численности расселения (1719 - 1989). Формирование этнических и политических границ русского народа. СПб., 1996. С. 30.
3 См.: Govorchin G. From Russia to America with Love: A study of the Russian Immigrants in the United States. Kingston, 1990. Р. 49.
4 Зензинов В. Железный скрежет. Из американских впечатлений. Париж, 1927. С. 180.
5 Immigration History Research Center Archive (Minneapolis, Minnesota, USA), IHRC, Russian Miscellaneous Manuscript Collection Box 1. In: Alexeev W. Russian in America. P. 70.
6 См.: One America. The history, contribution and present problems of our racial and national minorities. N. Y., 1946. Р. 125.
7 Примером является деятельность Федерации русских организаций в Америке, изученная автором по материалам коллекции Отдела рукописей и архивных документов Нью-йоркской публичной библиотеки: New York Public Library, Manuscripts and Archive Division (N. Y.). Подробнее об этом см.: Ручкин А.Б. Русская революция 1917 г.: иммиграция и реэмиграция // Научные труды МосГУ. 2006. № 64.
8 См.: The Interpreter. 1925. October. Vol. IV. № 8. Р. 6.
9 Jeleznov M. Moscow-on-the-Hudson. N. Y., 1948. Р 153.
10 См.: Hassell J.E. Russian refugees in France and the United States between the world wars. Philadelphia, 1991. P. 37.
11 Памятная книжка Соединенных Штатов для сведения иммигрантов и иностранцев. 1923. С. 24.
12 Вишняк М. Годы эмиграции 1919 - 1969. СПб., 2005. С. 376.
13 Новое русское слово. 1941. 22 ноября.
14 Для изучения процессов возникновения и развития Русской Америки нами выбрана концепция Р. Кохена, согласно которой отличительными особенностями диаспоры являются ее «рассеяние»; коллективная память и миф о родине и наличие с ней постоянной связи; ее идеализация, как следствие, коллективная вовлеченность во внутриполитичес-кую жизнь и развитие возвращенческого движения в усло -виях его коллективного одобрения. К обязательным признакам диаспоры относят сегодня и сильное групповое этническое самосознание, чувство сопричастности и солидарности с соотечественниками в других государствах.
УДК 930.1:342.53(470)
ПРОБЛЕМЫ ИСТОРИОГРАФИИ РОССИЙСКОГО ПАРЛАМЕНТАРИЗМА
Л.К. Слиска,
кандидат исторических наук
ВЕСТНИК. 2006. № 14(3)
В исторической науке под влиянием демократизации общественной жизни изменились приоритеты исследовательской проблематики. Рост интереса к проблемам истории российского парламентаризма является неоспоримым фактом. Это обусловлено целым рядом причин, среди которых, на наш взгляд, следует особо выделить некоторые из них.
Во-первых, рост числа научных и публицистических работ имеет формальное обоснование: 2006 г. юбилейный для парламентаризма в нашей стране.
Во-вторых, процесс междисциплинарной интеграции социальных наук расширил исследовательские горизонты в изучении истории отечественного парламентаризма и современной парламентской практики. Так, применение подходов современной исторической науки и средств политического анализа позволяет дать более глубокую, аргументированную и объективную оценку парламентской жизни в России.
В-третьих, существует объективная необходимость историографического анализа современной литературы по проблемам парламентаризма. Развитие социальных наук на современном этапе потребовало пересмотра самого предмета историографии.
Конец идеологического господства марксизма в отечественной науке освободил историографию от жесткой привязки к «концепции». В предметную область историографии включаются выяснение общественных
