CC BY
43РУССКАЯ НАЦИЯ И РУССКАЯ ЗЕМЛЯ
Дмитрий Павлов
«Русь от Карпат до Камчатки»
Восход и закат галицкого русофильствА
После украинской «оранжевой революции» в конце 2004 г. в российском обществе произошел всплеск интереса к широкому кругу проблем, связанных с историей формирования государственности нашего юго-западного соседа. Этот масштабный политический кризис стал большой неожиданностью для многих ученых, экспертов и простых обывателей. Не меньшей неожиданностью, а по сути настоящим открытием стало и то обстоятельство, что среди движущих сил тогдашней украинской оппозиции заметно выделялись националистические силы, которые предлагали радикально отличающееся от общепринятых представлений видение парадигмы развития своей страны и ее взаимоотношений с Россией. Этот когнитивный шок немедленно вылился в бесконечные и по большей части неконструктивные диспуты на страницах прессы и на просторах сети Интернет, где представители условно «общерусского» и «самостийного» лагерей пытались и по-прежнему пытаются доказать друг другу истинность своей позиции1.
В общем контексте различных дискуссий по украинской проблематике одним из ключевых камней преткновения является отношение к современной Западной Украине и ее вкладу
1 Обмен мнениями на тему русско-украинских отношений, выливающийся, как правило, в трансляцию стереотипных утверждений и часто заканчивающийся вульгарными оскорблениями, сделался уже притчей во языцех и стал обозначаться посредством неблагозвучного мема «хохяосрач».
в формирование национальной идентичности граждан нового независимого государства. Дело в том, что оплотом националистических сил на современном политическом поле является именно этот регион — точнее, его ядро в виде трех областей Галичины (Львовской, Ивано-Франковской и Терно-польской). Среди жителей этих мест организации, декларирующие стремление утвердить идеи украинского национализма в масштабах всей страны, всегда находят высокий уровень под-держки2, намного, иногда в разы, превышающий результаты в соседних областях.
Данный факт служит поводом для восхищения у «сознательных» («свЦомих») украинцев, которые видят в своих галицких собратьях подлинных носителей народного духа и национальных ценностей. При этом их противники указывают на их «чуждость» русскому (и даже собственно украинскому) этнокультурному пространству: Галичина на протяжении долгого времени находились под властью Польши и Австро-Венгрии, что не могло не привести к появлению некоторых специфических особенностей в менталитете потомков людей, неког-
2 Так, на президентских выборах 2004 г. оппозиционный «оранжевый» кандидат Виктор Ющенко во Львовской области набрал практически «советский» результат — свыше 92%. На недавних парламентских выборах (октябрь 2012 г.) в той же области с результатом 38% победила националистическая партия «Свобода», которую ряд украинских экспертов считает ультрарадикальной.
да населявших земли древнерусского Галицко-Волынского княжества. Уровень неприятия этой группы населения Украины доходит до того, что оппоненты иногда начинают вешать на них коллективный ярлык «предателей», «испорченных русских», «рагу-лей» и т.д.3.
Недостаточное знакомство с историей этого края, который действительно очень поздно — только в 1939 г.4 — оказался в едином политико-правовом пространстве как с остальной Украиной, так и с Россией, а также наличие идеологического диктата в науке в условиях тоталитарного режима (не признавались никакие научные конструкции, отклоняющиеся от ортодоксального «советского украинства») вплоть до Перестройки не позволяли
3 Пожалуй, наиболее распространенным коллективным пейоративным прозвищем западных украинцев, которое несет в себе весь комплекс негативных стереотипов, является «бандеровцы». Исторически так в 19401950-е гг. в Советском Союзе называли участников антисоветского сопротивления, воевавших в рядах вооруженного крыла возглавляемой Степаном Бандерой Организации Украинских Националистов — Украинской Повстанческой Армии (УПА). Это слово приобрело выраженно негативное смысловое наполнение вследствие его тотальной демонизации со стороны советской пропаганды, а также из-за многочисленных жертв операций УПА из числа советских военнослужащих и сотрудников карательных органов (НКВД-МГБ-КГБ), должностных лиц официального режима, польской общины Западной Украины и просоветски настроенного населения. Впрочем, с точки самих бойцов этой армии и ее нынешних сторонников слово «бандеровец» несет исключительно позитивную коннотацию.
4 Пребывание в Галиции частей Русской
императорской армии в Галиции в сентябре
1914 — мае 1915 г. во время Первой мировой войны было слишком коротким в исторической перспективе и не оставило значимого отпечатка на судьбе края.
не только с должной мерой объективности судить об исторических процессах, протекавших в Галичине на протяжении последних столетий, но и выработать сбалансированный подход в решении всех связанных с ними проблем. Поэтому не удивительно, что после распада Советского Союза как в России, так и на Украине стали регулярно появляться работы, отличавшиеся высокой степенью идеологической ангажированности и неадекватным уровнем политизации. Главным яблоком раздора авторов этих публикаций стала история противостояния русофильского и украинофильского (или просто «русского» и «украинского») идейно-этнополитических течений, которое развернулось во второй половине XIX — начале XX вв. в Галиции, входившей тогда в состав Австро-Венгерской империи.
В свете господствующих в России стереотипов сложно поверить в то, что когда-то в «бандеровском крае» могло существовать, не говоря о том, чтобы представлять какую-то силу, движение, которое отстаивало культурное, языковое, а иногда и политическое единство с общерусским (восточнославянским) пространством «от Карпат до Камчатки». Однако реальность в прошлом такого движения, которое к тому же породило целую плеяду талантливых, пользовавшихся широким признанием деятелей, является неоспоримым фактом, поэтому приверженцы обеих точек зрения вынуждены предлагать какие-то объяснения причин его возникновения и развития. Ведь под манифестом священника И. Наумовича, опубликованном во львовской газете «Слово» в 1866 г.: «Русь Галиц-кая, Венгерская5, Киевская, Московская, Тобольская и др. с точки зрения этнографической, языковой, литературной, обрядовой — это одна и та же Русь... Мы настоящие русские» — мог-
5 Современная Закарпатская область Украины.
ло подписаться немало подданных императора Франца-Иосифа.
Наиболее примитивной, если не сказать вульгарной попыткой показать причины появления национальных движений является ссылка на внешнеполитические факторы. Например, некоторые российские публицисты склонны усматривать в природе украи-нофильского движения исключительно козни австрийского правительства, стремившегося выработать у своих восточнославянских подданных особую идентичность, противостоящую русской. Их украинские оппоненты, наоборот, видят в галицких русофилах — их они предпочитают с некоторой долей презрения именовать «москвофилами»6 — платных агентов российской разведки, которым удалось «обдурить» немногочисленных простофиль из местных жителей. Разумеется, подобные однобокие и резкие оценки не могут удовлетворить серьезных исследователей, которые в относительно недавнее время выпустили ряд работ, содержащих взвешенную оценку описываемых процессов и учитывающих всю сложность политической, международной и этноконфес-сиональной обстановки той эпохи.
С особым удовлетворением можно отметить, что такого сбалансированного подхода придерживаются и некоторые современные западноукраин-ские ученые. Так, львовские историки Елена Аркуша и Марьян Мудрый в своей статье «Русофильство в Галичине в сер. XIX — нач. XX в.: генезис, этапы развития, мировоззрение» пишут, что «русофильство было результатом скорее внутренних особенностей развития украинского общества. Его никак нельзя объяснить только внешними причинами — "русскими деньгами", которые поступали на поддержку те-
чения, или москвофильской пропагандой русского правительства и его представителей. Эти факторы играли минимальную роль и должны быть отнесены к группе второстепенных... Русофильство на галицкой почве во 2-й пол. XIX — начале XX в. было не какой-то предательской по отношению к украинству позицией, а сложным общественно-политическим явлением, до определенной степени — закономерным этапом в процессе формирования украинской нации»7.
Близких взглядов придерживаются и другие западноукраинские специалисты — Ольга Киричук и Иван Куцый (должен отметить, что в общем означенную позицию разделяет и автор этих строк). Для этих же исследователей характерен и отказ от злоупотребления негативно окрашенным термином «москвофильство», который нередко используется в качестве пропагандистского клише применительно ко всем украинцам, не скрывающим тех или иных симпатий к России и русскому народу.
По мнению И. Куцего, общерусская идентичность, которую пропагандировали сторонники русофильства, не отождествлялась ими с собственно русской (великорусской) идентичностью. Под понятием «русский», «общерусский» галицкие русофилы понимали все восточнославянское, «пан-русское» пространство и при этом осознавали этнокультурную, языковую и историческую самобытность его регионов8. Поэтому, с точки зрения историка, «москвофилами» можно называть только небольшую группу деятелей, которые отождествляли себя
6 Именно так изначально называли пред_ ставителей русофильского течения предста-
174 вители польских политических кругов Гали_ ции.
7 Аркуша О., Мудрий М. Русоф1льство в Галичиш в середиш XIX — на початку ХХ ст.: генеза, етапи розвитку, свггогляд // Вкник Львiвського ушверситету. Серiя кторична. Вип. 34. Львiв, 1999. С. 232-234.
8 Куций I. Галицьке русоф^ьство XIX ст.: Генеза кторичноТ свЦомосп // УкраТнський кторичний журнал. 2006. №6. С. 72.
с Российской империей прежде всего в политическом смысле.
Проблема формирования национальной идентичности русин9 (именно так именовало себя восточнославянское население Галиции) стала актуальной после Австрийской революции 1848-1849 гг., когда народы, населявшие многонациональную империю Габсбургов, стали выдвигать решительные требования национального и экономического характера. Эти события, известные также как «весна народов», поставили вопрос ребром: по какому сценарию галичане из первичного «этнокультурного субстрата» будут превращаться в классическую нацию эпохи Модерна.
История ответила на этот вопрос далеко не сразу: лишь к 20-м годам XX в. выбор основной массы русин был окончательно сделан в пользу украинской национальной идентичности. Этому кульминационному моменту предшествовали многосложные процессы, которые были обусловлены пограничным, окраинным положением региона между различными цивилиза-ционными полюсами: между Российской и Австро-Венгерской империями, между «русским» и «польским» мира-
9 В идеологически ангажированных публикациях как с русской, так и с украинской стороны часто совершается манипуляция терминами, обозначающими восточнославянское грекокатолическое население Галиции XIX — нач. XX в., которое, в зависимости от позиции конкретного автора, называется то «русскими», то «украинцами». Авторы этих работ не принимают во внимание то обстоятельство, что оба этих этнонима указывают на уже состоявшиеся национальные проекты Модерна, оформившиеся только в пер. пол. XX в. Идентичность же галицких русин в указанный период носила этноконфес-сиональный, а не «национальный» характер, поэтому слово «русин» мы считаем наиболее нейтральным и корректным.
ми, между православием и католичеством.
Еще в XIV в. земли Галицко-Волын-ского княжества оказались в сфере влияния польских королей, которые сохраняли власть над этой территорией вплоть до конца XVIII в. Поляки стремились установить не только механизмы политического контроля, но и интегрировать эту территорию посредством проведения культурно-религиозной унификации. По целому ряду внешних и внутренних причин православная иерархия Речи Поспо-литой в XVI в. начинает склоняться к унии с Римом, которая и была заключена на Брестском соборе 1596 г.
В соответствии с решениями собора, православный епископат и священство должны были стать частью католической церкви, принять все её ключевые догматы, признав верховную власть Папы; за ними должны были последовать и рядовые миряне. При этом вновь присоединенные епархии получали право сохранять привычный византийский богослужебный обряд. Уния встретила ожесточенное сопротивление у части православного духовенства и мирян, и потому окончательное утверждение грекокатоличества в Галиции произошло лишь в XVIII в. Вплоть до сер. XIX в. сохранение восточного обряда служило барьером против полонизации русинского населения: в политической, экономической и культурной жизни края доминировали поляки, которые крайне презрительно относились к своим восточнославянским собратьям, находившимся внизу тогдашней социальной иерархии.
В 1772 г., после раздела Польши, Галиция была присоединена к Австрии. Это событие благоприятно сказалось на жизни русинского населения: власть польских магнатов была ограничена, грекокатоликам было даровано равноправие с католиками латинского обряда. Несмотря на то что вплоть до присоединения Западной Украины к СССР в 1939 г. поляки продолжали главен-
175
ствовать в политической, экономической и культурной жизни края, у га-лицких русин появился потенциальный защитник в виде австрийского императора, который мог служить противовесом польским устремлениям к тотальному господству. Именно поэтому в 1848 г., когда начались выступления польской шляхты и союзных ей сил, требовавших для себя больших политических и национальных прав, русины их не поддержали, а заняли лояльную по отношению в Вене позицию.
Впоследствии «австрийский патриотизм» был характерен для большинства русинских идейных течений и организаций; ситуация изменилась лишь перед Первой мировой войной, когда некоторые русофильские деятели стали однозначно ориентироваться на Россию как силу, способную «завершить дело Ивана Калиты» — объединить в одном государстве все русские земли.
Революция 1848 г. привела в движение не только поляков, но и немногочисленную интеллектуальную элиту галицких русинов, которая объединялась вокруг грекокатолической церкви (она являлась на тот момент фактически единственным институтом, позволявшим галичанам сохранять свою эт-ноконфессиональную идентичность) и была в значительной мере представлена ее же иерархами — епископами и священниками. Именно при содействии Церкви и покровительстве австрийских властей была образована первая политическая организация русинов — «Главная русская рада» (ориг. — «Го-ловна руска рада»). Ее председателем был избран униатский епископ Григорий Яхимович, вместе с другими иерархами он играл решающую роль во вновь образованном органе.
Именно с деятельностью «Главной русской рады» связана первая публичная декларация представителей галиц-кого русинства. 15 мая 1848 г. в первом номере газете «Зоря Галицкая», выполнявшей функцию печатного ор-
гана рады, появилось воззвание, в котором в частности говорилось: «Мы, русины галицкие, принадлежим к великому руському народу, говорим на одном языке и насчитываем 15 миллионов чел., из которых два с половиной миллиона в земле Галицкой обитает».
В украинской историографии эту декларацию принято считать едва ли не первым открытым утверждением о существовании отдельного украинского народа, сделанном на официальном уровне. Однако, на наш взгляд, в такой оценке присутствует некоторое упрощение. Дело в том, что в упомянутом воззвании под «руським народом» понималось население не только современной Украины, но и Беларуси. Связано это с тем, что, как было сказано выше, ключевую роль в «Главной русской раде» играли грекокатолические иерархи, которые усматривали основания считать «своими» все земли в составе Российской империи, которые когда-либо находились под юрисдикцией грекокатолических епископов. Они, будучи деятелями церковными, приоритет отдавали конфессиональному, а не этнокультурному фактору при определении границ национальной общности.
Это подтверждает сохранившийся рассказ о визите лидеров русин к губернатору Галиции графу Стадиону фон Вартгаузену в том же 1848 г. Во время беседы губернатор обратился к прибывшей делегации с вопросом: «Кто вы?» На это прозвучал ответ: «Мы рутены» (латиноязычное наименование русин, широко употреблявшееся в позднее Средневековье и раннее Новое время). Стадион уточнил: «Вы такой же народ, как население России?» На это они сказали: «Население России — схизматики, мы себя к нему не относим»10.
10 Пушш В. Як галицью москвофми Х1Х ст. «вчили» закарпатщв (http://zakarpattya.net. ua/Blogs/87638-IAk-halytski-moskvofily-KHIKH-st.-vchyly-zakarpattsiv).
Важно отметить, что до 1870-х гг. еще не успело произойти четкого идейного оформления различных лагерей в русинском движении Галичины и, соответственно, размежевание между ними также не могло иметь место. Главным фактором, объединявшим все его ветви, служила негативная консолидация против поляков, чья местная элита периодически предпринимала попытки культурно-языковой ассимиляции восточнославянского населения. Также в русинской среде существовало отчетливое осознание своей общности с православным населением к востоку от австрийской границы. Правда, вопрос о том, до каких рубежей простирается эта общность — до Днепра, Дона или Тихого океана, тогда практического значения не имел: легитимность монархии Габсбургов сомнению не подвергалась.
Впрочем, уже применительно к середине XIX в. можно говорить о зарождении четырех различных проектов развития галицко-русинской идентичности, которые условно можно обозначить как «пропольскую», «прорусскую», «австрорусинскую» и «чисто русинскую» (последняя впоследствии эволюционировала в «украинскую»), причем часто они тесно переплетались между собой.
На протяжении третьей четверти XIX в. среди этих проектов однозначно доминировало русофильство, что признается даже таким корифеем украинской историографии как Н. Полонская-Василенко. Этому способствовало сразу несколько факторов.
Во-первых, русины составляли наиболее угнетенную часть одной из самых бедных провинций Австрийской империи, где только в 1848 г. было отменено крепостное право. В роли угнетателей выступали, как правило, поляки, и потому у русинской интеллигенции возникало желание компенсировать комплекс безвинного страдальца путем отождествления себя с соседним великим народом и его
могущественной державой — именно таковой представлялась в сознании галичан Российская империя. Такой образ России только укрепился после похода русской армии через Галицию в Венгрию с целью подавления разгоревшейся там революции. Встреча с мощной армией, чьи солдаты и офицеры говорили на понятном языке и исповедовали родственную веру, произвела неизгладимое впечатление на широкие слои общества.
Во-вторых, развитие национализма как общеевропейского феномена сопровождалось интересом к собственным историческим корням. А они тесно переплетались с общерусским древом, с коим их объединяли многовековые политические, культурные, религиозные и этнолингвистические узы. Игнорировать этот факт не представлялось возможным: само созвучие этнонимов «русин», «русский», «русь-кий» способствовало распространению русофильских идей11. Поэтому не удивительно, что уже в 1849 г. на страницах главной русинской газеты «Зоря Галицька» появляется четверостишие, подписанное А. Галиченько, которое можно назвать настоящим манифестом панрусизма:
Ч!й же то Ю'евъ съ гробами святими? Ч!'е Подоля, Волынь, Оукраина? Чижъ Москвитяне не намъ побратими? Все Русь святая, всё русска родина?12
В-третьих, на руку русофилам играли распространенные в Восточной Европе идеи панславизма в разнообразных интерпретациях. В случае русин Галиции неизбежной была ориентация на родственные восточнославянские
11 До последней четверти XIX в. слова «украинец» и «украинский» не употреблялись в идейно-политической дискуссии в Галиции. Широкое их использование начинается только в последнем десятилетии XIX в.
12 Цит. по: Аркуша О., Мудрий М. Указ. соч. С. 257.
177
этнические массивы — малорусов и великорусов.
И, наконец, в-четвертых, росту культурного русофильства способствовало желание русинской интеллигенции ощущать себя носителями высокой аристократической культуры, которая бы не уступала польской. Поскольку в результате многовекового иностранного владычества такой культуры появиться просто не могло, а местный народный фольклор уже не мог удовлетворять потребности образованных граждан, выбор русофилов пал именно на русскую культуру, которая в силу языковой и ментальной близости представлялась единственной альтернативой полонизации.
Хорошо известно, что конфессионально-обрядовые различия традиционно отделяли русинов от поляков в Галиции. Однако к середине XIX в. доминировало представление, что русинское население отличалось от польского только народным диалектом и церковным обрядом, являясь составной частью польской политической нации. Его подтверждало существование т.н. «Gente Rutheni natione Poloni» — полонизированной русинской шляхты и мещанства, интеллигенции, включая значительную часть грекокатолического духовенства. Лидеры русофилов, часть которых, как ни парадоксально, вышла именно из этой среды, оказались в авангарде борьбы со сложившимся положением дел.
Наиболее видным представителем русофильского лагеря принято считать историка Дениса Зубрицкого (1777-1862), который посвятил немало работ доказательству неправомерности исторических претензий поляков на Восточную Галицию. Есть основания полагать, что его прорусская ориентация укрепилась в результате контактов с русским историком и публицистом Михаилом Погодиным, который в 1835 и 1842 гг. посещал Львов.
Важной вехой в консолидации движения стало участие в работе вновь
созданного органа местного самоуправления — Галицкого краевого сейма, где депутаты-русофилы смогли получить треть мандатов и создать собственную фракцию — «Руський сеймовый клуб». Несмотря на то что из-за куриального принципа формирования сейма большинство оказалось в руках поляков, участие в работе представительского органа способствовало приобретению им организационных навыков и выдвижению нового поколения общественных деятелей — Богдана Дидицкого, Ивана Наумовича, Теофила Павликова.
Серьезным шагом в институциональном развитии русофильского движения стала основанная Б. Дидицким в ходе избирательной кампании газета «Слово». Другим фактором консолидации стала «азбучная война» — реакция на предпринятую губернатором-поляком А. Голуховским попытку ввести латинский алфавит, провалившуюся благодаря оказанному сопротивлению.
В этот же период происходит становление основных русофильских научно-интеллектуальных центров. Главным звеном среди таких организаций стал Ставропигийский институт во Львове. В этом элитарном учреждении работали лидеры русофильского движения: издавали историческую, художественную и учебную литературу, занимались различными исследованиями. Они, впрочем, не стремились замыкаться в узких рамках верхушки галиц-кой интеллигенции и пытались найти пути проникновения в широкие народные массы, основную часть которого составляло крестьянство.
Для этих целей в 1874 г. Иваном Наумовичем было основано Общество имени Михаила Качковского. Эта организация издавала книги для народа, устраивала по городам и селам бесплатные народные читальни, учреждала общества трезвости, приюты и бурсы для беднейших учеников, общественные хлебные склады, ссудные
и сберегательные кассы, экономические выставки и народные чтения. Общество имело свои отделения по всей Восточной Галиции. Кроме народных книжек содержания исторического, сельскохозяйственного и т.п., общество ежегодно издавало иллюстрированный календарь. Число активных членов общества достигало, как правило, 4-5 тыс. человек.
В 1870-е гг. русофильское движение начинает утрачивать монополию сначала в идейном, а затем и в политическом дискурсе. Это было связано со становлением движения «народов-цев» — либерального течения, представленного, как правило, галицкой образованной молодежью.
«Народовцы» находились под влиянием идей деятелей киевского Кирилло-Мефодиевского братства (Т. Шевченко, М. Драгомано-ва, П. Кулиша и др.), члены которого высказывались за либерализацию общественно-политической жизни и развитие собственно украинской культуры (которая тогда не рассматривалась как нечто сугубо отдельное или тем более противоположное русской культуре). Импульсом для развития этого движения в Галиции (при том, что его идейные корни произрастают из малороссийских губерний, входивших в состав Российской империи) стали меры запретительного характера в отношении малорусского наречия, перечисленные в «Эмском указе» императора Александра II. В результате этого издательская и культурная деятельность украинцев перенеслась в Галицию, где она могла осуществляться в более свободных условиях. Целый ряд украинофильских деятелей, таких как П. Кулиш и М. Драгоманов, переезжают во Львов, где способствуют достаточно быстрому распространению своих идей. Украинское движение группируется вокруг таких организаций, как «Просвита» (основана в 1868 г. и вско-
ре стала крупнейшей в Галиции структурой, занимавшейся народным просвещением) и «Общество имени Тараса Шевченко» (1873 г.). «Народовцы» начинают усиливать свое влияние и в местном сейме.
Несмотря на конкуренцию русофилов и «народовцев», оба этих движения довольно долго сохраняли партнерские отношения. Связано это было с тем, что практически до конца XIX в. оба течения объединяла антипольская консолидация, а вопрос о том, с каким этнокультурным пространством себя отождествлять — с панрусским «от Карпат до Камчатки» или украинским от «Сяна до Дона» — носил тогда не вполне ясный и достаточно абстрактный характер, не имея практического политического значения. Поэтому и те, и другие на протяжении десятилетий заседали в едином неформальном клубе — «Руськой раде», образуя единые фракции в представительских органах различных уровней.
Однако ситуация поменялась в конце столетия. Историк Олег Неменский считает моментом окончательного оформления украинского движения как антипода русскому («первой публичной презентацией украинства») дату 25 ноября 1890 г. В этот день в Галицком Сейме депутаты Юлиан Ро-манчук и Анатолий Вахнянин заявили с трибуны сейма, что «православно-униатское население Галицкой Руси, называющее себя русским, на самом деле не имеет ничего общего с русским народом», а является украинцами13. В историографии это событие называют началом «Новой эры» — временем, когда украинофилы самостоятельно взяли курс на достижение компромисса с поляками и австрийцами.
Этим событиям предшествовали изменения в политическом климате Галиции в 1880-е гг. Власти дали понять,
13 Неменский О. Чтобы быть Руси без Руси. Украинство как национальный проект // Вопросы национализма. 2011. №5. С. 102.
180
что подозревают в русофильском течении политический потенциал, могущий обернуться опасным сближением с Россией. Показателем этих опасений стал «процесс Ольги Грабарь» в 1882 г., когда желание крестьян одного из сел перейти в православие суд стремился представить как следствие целого заговора русофильской интеллигенции во главе с крупнейшим русофильским деятелем Адольфом Добрянским и его дочерью, по имени которой процесс и известен. Несмотря на тяжесть обвинений, подсудимым удалось доказать свою невиновность, развеяв абсурдные подозрения в измене. Однако для русофильского лагеря это был серьезный сигнал: австрийцы и поляки дали понять, что будут препятствовать движению, в котором видят зерно сепаратизма. Бесспорно, это не могло не развязать руки радикальным элементам в «народническом» течении, которые могли теперь позволить себе взять курс на развитие украинской национальной идеи как не только независимой от «общерусской», но и во многом ее отрицающей.
Новый расклад сил обусловил перегруппировку сил в русофильском лагере. Осознание того, что украинство будет пользоваться привилегиями со стороны правительственных кругов, привело наиболее последовательных русофилов к пониманию: совмещать политический лоялизм австрийскому престолу с культурно-лингвистической «общерусскостью» больше не получится. Дополнительным фактором, превратившим русофильское и украинское течение во враждебные группировки, стал переход высшей иерархии грекокатолической церкви на строго украинские и одновременно антироссийские позиции. Связано это было с избранием Андрея Шептицкого — представителя знатного полонизированного шляхетского рода — митрополитом Галицким.
Шептицкий был в частности убежден в «неполноценности» право-
славной церкви, находившейся вне общения с Римом, и потому считал необходимым проводить миссионерскую деятельность как в Малороссии, так и в «большой России». Поскольку униатская церковь являлась, пожалуй, единственным безусловным авторитетным институтом для всех слоев русинского населения, который на протяжении столетий препятствовал полной их ассимиляции в польско-латинскую среду, то распространявшиеся Шептиц-ким идеи не могли не находить отклика по крайней мере у значительной части духовенства и мирян14.
В 1900 г. русофилы образовали Русскую народную партию, во главе которой оказались такие лидеры идейного течения, как Б. Дидицкий, В. Дудикевич, О. Марков, О. Монча-ловский. Фактически это стало ответом на образование годом ранее Украинской национально-демократической партии (была основана вышедшими из основанной в 1890 г. Украинской радикальной партии Иваном Франко, Евгением Левицким и Вячеславом Буд-зиновским).
Противостояние с украинским движением породило не только организационные проблемы (не вникавшим в «тонкости» конфликта простым русинам было крайне тяжело сделать выбор между течениями, различия между которыми не носили для него практического характера), но и идей-
14 До 1900 г. подчиненное положение гре-кокатоликов по отношению к Папе не особо препятствовало русофильским настроениям в среде духовенства и мирян. В качестве иллюстрации можно упомянуть тот факт, что первый памятник Пушкину за пределами Российской империи был воздвигнут в 1907 г. в селе Заболотовцы на Львовщине. Инициатива создания обелиска принадлежала униатскому священнику-русофилу Ивану Савю-ку, деньги на строительство собрали его прихожане. В 1916 г. памятник был демонтирован австрийцами, однако восстановлен по инициативе жителей села в 1988 г.
ные. Наличие растущей силы, само существование которой бросало вызов основам традиционного панрусизма, вынуждало русофилов делать выбор в пользу «официальной» концепции «русскости», которая доминировала в Российской империи. Однако данная концепция была чрезмерно «москво-центричной» (на это указывает также и О. Неменский) и не позволяла малорусам и белорусам занять в ней достойное, объективно причитавшееся им положение. В условиях же Галиции, чей народ пребывал в наибольшей изоляции от «русского мира» как восточнославянского православного пространства и где успели возникнуть сугубо региональные формы идентичности, предпочтение именно такого варианта «имперской русскости» ставило его адептов в априорно проигрышное положение.
Так, чтобы максимально дистанцироваться от украинофилов в лингвистической сфере, русофилы стали активнее использовать русский литературный язык (вместо бывшего в ходу ранее «язычия» — смеси церковнославянского, русского языков и местного наречия, изобиловавшего полонизмами). Поборники же украинства разрабатывали собственную версию литературного языка, отдавая предпочтение славянизмам (главным образом полонизмам). Этот «новодел», также будучи не вполне близким народному языку, тем не менее более органично воспринимался на галицкой почве по сравнению с тем, как звучали русские литературные нормы.
В итоге украинское движение, пользовавшееся к тому же благоприятствованием со стороны властей, сумело заметно вырваться вперед — его представители безоговорочно одерживали верх на выборах. Если в Галицком сейме в результате выборов 1901 г. оказалось примерно равное число представителей от обоих течений (6 русофилов против 7 украинцев), то в дальнейшем баланс резко меняется в поль-
зу украинцев: 19 против 9 в 1908 г. и 33 против одного в 1913 г. А ведь до сер. 1880-х гг. соотношение было диаметрально противоположным.
Свои неудачи признавали и сами представители движения на страницах прессы. «Надо сознаться, что мы всегда относились к этому вопросу как-то боязненно, — писал журнал "Галичанин". — Для нас "украинцы" представляли всегда русскую партию, мы считали себя связанными с ними каким-то пожизненным брачным союзом, который не может быть расторжен иначе, как разве по смерти одной стороны. Хотя мы инстинктивно сознавали и видели, что беспосредственным последствием этого несчастного мезальянса будет преждевременная смерть не нашего союзника, а наша, что наш мнимый супруг алчно ожидает скорейшего нашего исхода в вечный упокой»15.
Объяснить это поражение исключительно кознями австрийцев и поляков и другими внешними факторами не представляется возможным, причины следует искать более глубокие.
Одно из фундаментальных преимуществ украинского проекта состояло том, что его общая программа в большей степени отвечала задачам превращения «донациональной» этно-конфессиональной общности в нацию эпохи Модерна. «Народовцы» вдохновлялись демократическими идеями европейских, в том числе и российских писателей, которые призывали к таким жизненно необходимым для современной нации вещам, как скорейший слом сословных перегородок, введение единого и всеобщего образовательного стандарта, распространение языковых норм, максимально возможно доступных для широких слоев общества. Именно в украинской, а не русофильской среде пышным цветом проросли находившиеся тогда в общеевропейском тренде социалистические идеи,
15 «На чистую воду» // Галичанин. 1908 (№ 8).
181
ярким выразителем которых был, например, поэт и ученый Иван Франко.
Мировоззрение же русофилов носило выраженно традиционалистский характер, в нем ставился слишком явный упор на сохранение в незыблемом виде таких общественных институтов, как монархия, Церковь, аристократия. Эти интегральные свойства идеологии движения (кстати, в неадекватном ретроградном консерватизме часто «застревали» и русские националистические и протонационалистические организации Российской империи) объективно мешали ему стать подлинно национальной силой. Ведь работа над созданием нации заключается не только в решении межэтнических и языковых проблем, но и в серьезной реконструкции социальной структуры общества.
Русофил Андрей Каминский в работе «Загадка Украины и Галичи-ны», изданной во Львове уже в конце 1920-х гг., высказал весьма интересную, хотя и несколько, на наш взгляд, упрощенную точку зрения на достоинства и недостатки обеих партий:
«Из двух главных группировок галичан одних поляки называли народовца-ми, вторых — москвофилами. Однако суть обоих наилучшим образом выразили бы другие названия: "оппортунисты" и "панрусы", потому что одни приспосабливали свою русскую совесть к требованиям австро-польских патронов, а вторые полагали изначально, что галичане, хоть немного и другие, нежели "москали", но и "мы", мол, "то же, что и они, мы Русь и они Русь". Позднее оппортунисты эволюционировали, прикрываясь маской укрепления украинства в сторону службы на патронов, а нравственно слабые в сторону меркантилизма. "Панрусы" же воспротивились им, отбросили всякое украинство и стали считаться "руссами", русскими. Они совершали ошибку, отвергая украинство (не только утопическое или оппортунистическое, но и реальное), украинский провин-
ционализм: все то, что можно видеть, слышать, трогать — то есть украинство этнографическое, научное, литературное, бытовое, которым изобилует как раз Галичина и которое должно считаться исходной точкой на пути к "панрусскости". Они часто опускались в комизм и безысходность.
Оппортунисты же, тяжко греша "мо-сквофобией", работали в меру сил — а многие и во все силы — на поле просветительском и хозяйственном. "Пан-русы" витали в мечтах о русском величии, грешили недостатком культурного и экономического действия, но инстинкт их был позитивный. Москво-филов надо было призывать к труду культурного и хозяйственного характера, беря за основу галицко-русский провинционализм, но панрусскость надо было им оставить и тем самым ее адаптировать в той мере, в которой ею обладали украинцы с берегов Днепра, то есть в полной мере; и в большей мере, чем панрусскость, которая была свойственна самим москвофилам, которые ограничивались высокохудожественной литературой».
Несмотря на неудачи русофилов в идеологической борьбе накануне Первой мировой войны, разразившийся в 1914 г. глобальный международный конфликт мог коренным образом переломить ход борьбы двух национальных проектов в Галиции. Царская администрация во главе с графом Г.А. Бобринским, которая получила контроль над регионом в результате удачного наступления императорской армии осенью 1914 г., планировала мероприятия по его интеграции в имперское пространство посредством русификации. Однако менее чем через год австрийские войска восстановили свой контроль над провинцией, что не позволило провести системные меры в этом направлении.
В этот же период внутригалицкое противостояние, которое до того раз-
ворачивалось на страницах газет и в залах заседаний сейма, перешло в новую, горячую фазу: пролилась кровь. Сначала австрийские власти развернули крупномасштабные репрессии против всех галичан, заподозренных в симпатиях к России. Десятки тысяч реальных или мнимых сторонников России прошли через концентрационные лагеря Талергоф и Терезин, несколько тысяч были казнены по приговору военно-полевых судов (часто поводом для ареста служили доносы украино-филов и поляков). С одной стороны, это обескровило русское движение и привело к его дезорганизации. Но с другой, оно приобрело мученический ореол, который позволил ему возродиться (пусть и не в таких масштабах, как раньше) уже в возрожденной Польше, частью которой по окончании войны стала Галиция.
Тогда же первая кровь пролилась и с украинской стороны. В 1914 г. на австро-венгерской стороне вступил в бой против русских войск легион Украинских сечевых стрельцов, насчитывавший около 7 тыс. человек. Впоследствии его бойцы стали основой для Украинской Галицкой Армии, защищавшей в 1918-1919 гг. Западно-Украинскую народную республику. Тот факт, что украинское движение совершило серьезную, пусть и неудачную попытку создать национальное государство и отстоять его в борьбе с поляками, произвело большое впечатление на население края, которое отныне все охотнее отождествляло себя именно с украинством.
Неудивительно, что десятки тысяч представителей галицкой молодежи (причем лучшей ее части) в 19201930-е гг. активно вливаются в украинские националистические организации — прежде всего Организацию Украинских Националистов (ОУН), ставшую едва ли не главной внутриполитической проблемой для межвоенной Польши. Ее члены продолжили вооруженную борьбу с поляками по-
средством не только пропаганды, но и громких убийств высших польских чиновников — сторонников ассимиляции, а также представителей государственной администрации на местах. Эти и другие резонансные акции, организаторы и исполнители которых подвергались суровым репрессиям вплоть до смертной казни, вели к росту популярности националистов и окончательному утверждению их идей: пролитая за убеждения кровь является, наверно, самым сильным средством распространения всякой идеологии.
«Фактор крови» стал ключевым в истории украинской национальной борьбы и в период Второй мировой войны, когда члены ОУН и Украинской Повстанческой Армии вступили в бескомпромиссную вооруженную борьбу с теми, кого они считали врагами Украины, — поляками, немцами и, конечно, советско-большевистской карательной машиной, ожесточенное сопротивление которой продолжалось в течение целого послевоенного десятилетия (эта тема может служить предметом для отдельного фундаментального исследования).
Русское движение, естественно, такими масштабами не отличалось. К концу 1930-х гг. оно постепенно сходило на нет, хотя периодически депутаты от него в количестве одного-двух человек избирались в польский парламент. Однако окончательно оно было ликвидировано не поляками и даже не украинцами, а официальными органами тоталитарного советского режима, который установил контроль над Галичиной в 1939 г. В Советском Союзе отвергались любые формы украинства, кроме «национального по форме, социалистического по содержанию», поэтому все русофильские и украинские националистические организации были закрыты16. Однако если
16 Интересно отметить, как на практике советская власть относилась к галицким русофилам, ничем ей не угрожавшим. Когда одно-
183
последние сумели относительно легко адаптировать свои многочисленные кадровые и материальные ресурсы для ведения подпольной деятельности, то для русофилов этот удар стал своего рода «последним гвоздем в крышку гроба». После 1945 г. во Львове действовал лишь маленький полудиссидентский кружок, состоявший из деятелей старшего поколения.
Итак, с середины XIX по середину XX в. русофильское движение в Галиции прошло несколько этапов своего развития — от морального и интеллектуального лидерства до полного упадка. Оно породило целый ряд ярких интеллектуалов, политиков, литераторов, публицистов и настоящих мучеников, отдавших жизнь за русское дело. Как справедливо отмечают современные украинские исследователи, имен-
му из лидеров этого течения Семену Бенда-сюку выдавали паспорт гражданина СССР, то от него потребовали указать в графе национальность «украинец». Для Бендасюка это было совершенно неприемлемо, и он отказался. В результате талантливый публицист и опытный юрист оказался без работы; остаток дней он проработал при церкви Св. Георгия во Львове, где изготавливал и продавал восковые свечи.
но русофильское течение выступило решающим противовесом стремлениям польской элиты ассимилировать га-лицких русин. Несмотря на то что оно в силу ряда внутренних и внешних причин потерпело поражение, многолетний труд его участников не пропал даром.
Благодаря русофилам предки современных западных украинцев познакомились с лучшими образцами русской культуры задолго до присоединения их земли к Советскому Союзу. Именно эти люди способствовали широкому распространению русского слова — устной речи и печатных изданий, которые проникали во все уголки Галичины. Поэтому, даже несмотря на шок от столкновения с советской действительностью сталинского образца, пришедшей в прикарпатские города и села в 1940-е гг., для многих украинцев русский язык и культура продолжали восприниматься как свидетельство выдающихся достижений как минимум не чужого соседнего народа, а не только как средство речевой коммуникации и набор девиантных поведенческих стереотипов представителей партийной бюрократии, карателей из НКВД и люмпенизированных элементов, приехавших с подсоветской территории на Западную Украину в послевоенное время.
