CC BY
70
YAK 94(47).084.3"19" ББК 63.3(2)61
Ю.Г. СТЕПАНОВ
Yu.G. STEPANOV
РУКОПИСИ ГОРЯТ... (ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ И АРХИВЫ В ГОДЫ РЕВОЛЮЦИИ И ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ)
THE MANUSCRIPTS ARE BEING BURNT... (PROVINCIAL INTELLIGENCE AND ARCHIVES DURING THE REVOLUTION AND CIVIL WAR)
Тема спасения памятников культуры имеет большое значение и в истории России, и в истории европейских стран. В статье рассматривается история российских архивов в период революции 1917 г. и Гражданской войны 1918-1920 гг. Отмечается, что в этот период архивы находились на грани уничтожения. В статье показано, что в ходе революции и Гражданской войны большевики не могли предотвратить стихийное уничтожение архивных документов. Доказывается, что любая революция враждебна исторической памяти. Многие представители центральных и местных властей были враждебно настроены в отношении исторического прошлого России. Приказы властей о сохранении архивов не исполнялись. Показано, что некоторые активисты пытались скрыть свое сотрудничество с царской полицией и были заинтересованы в ликвидации архивных документов.
Установлено, что в ходе гражданской смуты спасение документальных памятников в провинции осуществлялось местной интеллигенцией. На основе проанализированных источников рассматривается работа по спасению архивов Саратовской ученой архивной комиссии. Многие члены саратовской архивной комиссии погибли от голода или стали жертвами бандитских нападений. Несмотря на хаос, голод и анархию, члены Архивной комиссии спасли тысячи ценных исторических документов и уникальных реликвий. Показана роль архивистов-краеведов в создании государственной архивной службы. Документально доказано, что во имя спасения архивов местная интеллигенция пошла на сотрудничество с представителями новой власти. С.Н. Чернов, А.А. Гераклитов и другие местные историки подготовили устав и документы для организации государственной архивной службы. В начале 1920-х гг. саратовские краеведы добились того, чтобы архивная система начала работать. Сходные процессы организации архивной службы происходили и в других районах России. В статье показано, что роль русской интеллигенции в спасении архивов недостаточно исследована. Одна из целей этой статьи состоит в том, чтобы хотя бы частично восполнить этот пробел.
The theme of saving monuments of culture is of great importance both in the history of Russia and in the history of European countries. The article touches upon the history of Russian archives during the revolution of 1917 and the Civil War of 1918-1920. It is noted that during this period the archives were on the verge of destruction. The article shows that during the revolution and the Civil War, the Bolsheviks could not prevent the spontaneous destruction of archival documents. It is proved that any revolution is a threat to the historical memory of the people. Many representatives of central and local authorities were hostile to the historical past of Russia. Orders of the authorities to preserve the archives were not executed. It is shown that some activists tried to hide their cooperation with the tsarist police, and were interested in liquidating archival documents.
It is established that in the course of civil Time of Troubles the rescue of documentary monuments in the province was carried out by the local intelligentsia. Based on the analyzed sources, work is being done to save the archives of the Saratov Scientific Archive Commission. Many members of the Saratov archival commission died of starvation or were victims of gang attacks.
Despite the chaos, famine and anarchy, the members of the Archival Commission have preserved thousands of valuable historical documents and unique relics. The role of archivists and local historians in the creation of the state archival service is shown. It has been documented that in order to save the archives, the local intelligentsia began to cooperate with representatives of the new government. S.N. Chernov, A.A. Heraclitov and other local historians have prepared a charter and documents for the organization of the state archival service. In the early 1920s, Saratov local historians achieved the fact that the archival
system began to work. Similar processes of organizing the archival service took place in other regions of Russia. The article shows that the role of the Russian intelligentsia in saving archives has not been sufficiently explored. One of the goals of this article is to at least partially fill this gap.
Ключевые слова: революция 1917 г., Гражданская война, российские архивы, губернские ученые, архивные комиссии, Саратов, провинциальная интеллигенция, реорганизация и централизация архивного дела, исторические документы.
Key words: Revolution of 1917, Civil War, Russian archives, provincial scholars, archival committees, Saratov, provincial intelligentsia, reorganization and centralization of archives administration, historical documents.
В 1928 г. знаменитый историк-медиевист, директор национального архива Франции Ш.В. Ланглуа посетил Москву. Оценив состояние и сохранность советских архивов, он заключил: «Ваша революция оказалась мудрее нашей» [15, с. 134].
Думается, это был скорее комплимент галантного гостя радушным хозяевам, чем хорошо обдуманное суждение профессионала. Тем более что западному визитеру показали только образцово-показательные столичные архивохранилища.
Сравнительный анализ участи национальных архивов в ходе Великой французской и русской революций приводится в статье Е.В. Старостина [14, с. 155-165]. Цель данной работы гораздо скромнее: на примере Саратовской ученой архивной комиссии (далее - СУАК) показать роль провинциальной интеллигенции в спасении исторических документов в годы революции и Гражданской войны.
Неверно считать исходной точкой постановки архивного дела в России Декрет СНК от 1 июня 1918 года [8, с. 383-385]. Необходимость создания государственной службы учета и сохранения архивных документов осознавалась и активно обсуждалась в русском обществе задолго до «судьбоносного» ленинского постановления.
Родоначальником архивного дела в России следует считать академика Н.В. Калачова, инициатора создания (в середине 1880-х гг.) Губернских ученых архивных комиссий (ГУАК). В самом конце XIX в. профессор русского права Д.Я. Самоквасов подготовил вызвавший бурные дискуссии проект централизации отечественных архивов по французскому образцу [12, с. 70-72]. Свои варианты архивной реформы предлагали и местные деятели, в частности, в Саратове. Однако к началу XX в. процесс создания государственной архивной службы так и не был завершен.
Февральскую революцию историки-архивисты, как и вся либерально настроенная русская публика, восприняли с огромным воодушевлением. Созданный при поддержке Временного правительства в марте 1917 г. Союз РАД (российских архивных деятелей) готовился в ближайшем будущем поставить точку в затянувшемся на десятилетия процессе централизации архивов. Октябрь 1917 года разрушил эти планы. Сразу после большевистского переворота в Москве при штурме Кремля были «частично сожжены солдатами документы отделения Архива императорского двора и Архива Старых дел» [1, с. 32]. И это было только прелюдией к повсеместной расправе с архивами.
Декрет 1 июня 1918 г «О реорганизации и централизации архивного дела», названный современниками «манифестом прав науки в архивах», вовсе не являлся для большевиков значимым событием. В запущенном ими конвейерно-поточном процессе «декретирования» это был очередной шажок на пути к полной ликвидации автономных общественных и частных институтов. Бытующий по сей день в литературе и массовом сознании образ Ильича, обеспокоенного сбережением исторического наследия, - всего лишь хрестоматийный миф советской ленинианы. Профессиональный революционер, подпольщик со стажем, отдавший жизнь и силы борьбе с «церковным мрако-
бесием» и самодержавием, он не видел в истории России ничего, кроме произвола, дикости и «крепостного намордника». Ленин был типичным представителем того узкого слоя российской интеллигенции, который, по точному определению С.Н. Чернова, «усвоил резко отрицательное отношение к прошлому» [17, с. 16], за исключением, да и то с оговорками, освободительного движения.
Отношение Владимира Ильича к историческим документам было сугубо утилитарным. Он ревностно заботился о сохранности созданного по его указанию партийного архива, внимательно следил за публикациями дневников и писем последних Романовых, обнародованных с явной целью скомпрометировать династию и «камарилью» В то же время Ленин, не колеблясь, приказал «без особого постановления», «тайно» уничтожить все документы, подтверждающие права частной собственности [9, с. 8].
Собственно, с самого начала революции архивные документы уничтожались повсеместно, публично, масштабно и без особого тайного или явного указания.
Любая социальная революция есть акт «отречения от старого мира» глубинно враждебный исторической памяти. В этом отношении, что бы ни говорил Лагнлуа, все революции - близнецы. В России начала XX в., как и во Франции в конце XVIII столетия, весь мир идей и вещей, ассоциированный с «отжившим» прошлым, был предан анафеме и приговорен к истреблению. Обреченными на уничтожение и забвение оказались и архивы как прямое и непосредственное указание на связь времен. Как верно заметил С.Н. Чернов, «та связь с прошлым, которую прежняя власть признавала, теперь оказалась оборванной и архивы, как ее выражение, перестали быть важными для власти» [2, с. 147].
Очень символично в этом смысле свидетельство очевидца революции, что рукописи «русской жизни с древнейших ее времен, теперь лежат поруганные и буквально загаженные» [16, с. 38].
Всеобщая анархия, пробудив «коллективное бессознательное», вызвала к жизни первобытный инстинкт разрушения. Прилюдный и торжественный акт сожжения барских усадьб или вороха древних «бумаг» символизировал в глазах «восставших масс» ритуальный обряд похорон старого мира, а революционная риторика, утверждая право народа на акт возмездия за века страданий и унижения, придавала всероссийскому погрому высокий, почти сакральный смысл.
Аутодафе из архивных документов устраивались толпами безграмотных и озлобленных обывателей, но организовывались зачастую теми, кому было что скрывать. Первый же день существования Временного правительства (2 марта 1917 г.) был встречен кострами из архивных документов. «Во дворе зданий [в Петрограде и Москве. - Ю.С.] упраздненных новой властью полиции и жандармской охранки толпы неизвестных жгли кипы документов», - отмечает Т.И. Хорхордина [16, с. 11].
Истинные причины поспешной ликвидации документальных фондов секретной полиции раскрывал известный саратовский историк и архивист А.А. Гераклитов: «Большие хлопоты имеем мы теперь с архивом охранки и жандармерии. Архивы эти были отобраны городским исполнительным комитетом и свалены в городской управе. Когда мы явились туда, нам было заявлено, что архивам никакой гибели не грозит, что исп.<олнительный> ком.<итет> выберет только из него нужные для него сведения, а затем передаст его нам <...>. А между тем исп.<олнительный> ком.<итет> собирается сжечь документы, что и понятно после разоблачения разных негодяев, играющих такую роль в освободительном движении», - писал он 17 марта 1917 г. своему давнему соратнику по работе в Архивной комиссии С.Д. Соколову [7, с. 28 об.-29].
Разумеется, власти не бездействовали, получая известия о массовом истреблении исторических документов. Во-первых, в Совнаркоме было не-
мало людей образованных, с университетским диплом. Варварское уничтожение архивов вызывало у них определенный дискомфорт. Так, например, управляющий делами СНК РСФСР, специалист по российскому сектантству, В.Д. Бонч-Бруевич, осознав реальную угрозу гибели ценнейших исторических источников, в изданной громадным тиражом брошюре буквально взывал: «Сохраняйте архивы»! [3, с. 5-8]. Во-вторых, и это главное, в верхах хорошо понимали возможность использования архивов в идейно-политических целях. И, наконец, анархия и хаос в форме поджогов и погромов раздражали власть, стремившуюся навести в стране «революционный порядок». Большевистское правительство решило принять меры, и последовал залп экстренных распоряжений и декретов по архивному делу [13, с. 20-28].
1 июня 1918 г. увидел свет ленинский Декрет, а через неделю было создано Главное управление архивным делом (ГУАД), позднее переименованное в Главархив. Эти меры и создание ЕГАФ (единого государственного архивного фонда) общественность и в столицах, и на местах восприняла как первый шаг к спасению погибающих на их глазах архивов.
Учрежденное в спешном порядке архивное управление, приняв на себя «бремя власти», первым делом объявило, что все местные Архивные комиссии переходят в его распоряжение, бывшие члены этих комиссий «обязаны продолжать неукоснительно свою деятельность», а инспектор ГУАД будет из числа этих самых «бывших» назначать «губернского уполномоченного» по делам архивов [11, с. 81].
Предпринятые для защиты архивов законодательные усилия подкреплялись и мерами чрезвычайного характера. Так, 5 ноября 1919 года был обнародован Циркуляр ВЧК о мерах против расхищения художественных ценностей. В документе указывалось, что «целый ряд хищников, мародеров, расхищая, скрывая по домам и, что хуже всего, вывозя заграницу <...> нужные для молодой Советской республики ценности» наносит колоссальный вред народному достоянию. Указав на недопустимость подобного положения, грозная «чрезвычайка» приказывала всем «всем уездным, губернским» и прочим подразделениям ЧК «принять решительные меры борьбы против бессовестного хищения народного достояния» [6, с. 2]. Однако ни декреты СНК, ни Циркуляр ВЧК не изменили ситуации, оставаясь без исполнения. Историк, краевед и общественный деятель С.Н. Чернов, человек решительный и смелый, прямо писал о «всеобщем равнодушии к архивам и их судьбе. Власть, заключал он, - бессильна в помощи» [17, с. 15].
Этот вывод современника событий подтверждается в монографии современной исследовательницы архивного дела Т.И. Хорхординой. Она отмечает, что «на заседаниях комиссии ГУАД беспрерывно рассматривались <...> доклады инспекторов и уполномоченных с мест <...> о несанкционированном уничтожении документов и произволе по отношению ко всем интеллигентам (и к архивистам, в частности)» [16, с. 75]. Более того, усилия полномочных представителей центра встречали упорное сопротивление и саботаж на местах. В июне 1919 г. А.Ф. Изюмов докладывал съезду губернских уполномоченных Главархива, что «от представителей губисполкомов приходилось слушать слова о ненужности национальных архивов в то время, когда проводится интернационализация» [16, с. 77]. В итоге: «Ленинский декрет "О губернских архивных фондах»" «не принимался во внимание или трактовался с местнических позиций» [16, с. 78]. Образ мыслей и действий агентов таких власти образно и точно определил С.Н. Чернов: они «или считали поконченными счеты со старым миром или горячо боялись его возвращения -и по тому и другому одинаково были готовы к разрушению остатков старины, лаконически говорили про архив "сжечь!" и бросали их на площадь под открытое небо и падающий снег ...» [5, с. 2-2 об.].
К началу 1920-х гг. создание государственной архивной службы продвигалось с трудом, а во многих местах и не начиналось. Обескураженные этим верхи стремились переложить ответственность за собственную органи-
зационную немощь на враждебные происки местной интеллигенции. Так, например, один из «прорабов» архивного строительства в СССР В.В. Максаков обвинил «съезд губернских архивных уполномоченных в преобладании в нем «антисоветски настроенных элементов» [11, с. 62].
Конечно, «выявленная» Максаковым «антисоветчина» была не более чем плодом его воспаленного воображения. В реальности административный ступор представителей центра по делам архивов имел совсем другие причины. Как правило, не зная местной обстановки, они имели мало возможностей, а главное желания переломить неблагоприятную ситуацию. Кроме того, многие из них совершенно осознанно избегали диалога с «мелкобуржуазным элементом», т.е. местными архивистами-общественниками, опасаясь, что за этими «нежелательными контактами» последуют соответствующие оргвыводы. Как видно из выступления товарища В.В. Максакова, эти опасения были вполне резонными.
Безусловно, как в центральных, так и в местных органах власти находилось немало тех, кто искренне беспокоился за судьбу архивов, стремясь прекратить неконтролируемое уничтожение исторических документов. Так, например, созданный 2 апреля 1918 г. ЦК по управлению архивами во главе с Д.Б. Рязановым наметил поэтапную централизацию архивного дела в Советской России. Однако усилия представителей этого «чрезвычайного органа» по спасению гибнущих исторических документов обесценивались безграмотностью исполнителей, бессмысленной суетой и бумажной волокитой многочисленных комитетов и отделов. Без подлинных хранителей древностей, тех, кто десятилетиями шаг за шагом разыскивал, собирал и сохранял архивы, тех, кто имел опыт повседневной архивной работы, было не обойтись.
Саратовский опыт спасения архивов от тотального уничтожения - один из примеров самоотверженной деятельности провинциальной интеллигенции, буквально «выгребавшей» архивные древности из-под обломков империи.
Созданная в декабре 1886 г. Саратовская ученая архивная комиссия за тридцать лет неустанной созидательной деятельности заслужила авторитет и уважение далеко за пределами своей губернии. Отречение Николая II и Февраль 1917 года внесли раскол в ряды СУАК. «Великая русская революция, взволновавшая необъятное море российского государства, тем самым подняла из глубин массу всякой нечисти, грязи и мути. Теперь, как говорится, даже придорожная грязь приняла красный цвет», - иронизировал А.А. Гераклитов [7, с. 28]1. Некоторые из членов комиссии радикально перестроились и предпочли «живую политику» делам далекого прошлого. Другие затаились, решив переждать эпоху революционной бури и натиска. Часть архивистов, обвиненная в нелояльности делу революции, перешла на полулегальное положение. И все же ядро организации - старожилы комиссии, профессора и преподаватели Саратовского университета - сохранялось. Ответственность и чувство долга, понимание истинной ценности архивных документов и стремление сохранить их от революционного варварства побуждали к действию, тем более что ситуация ухудшалась с каждым днем.
Как говорилось, уже «день рождения» Временного правительства стал сигналом к истреблению архивов в Москве и Петрограде. Не лучше обстояло дело и в провинции. В цитированном ранее письме С.Д. Соколову, библиотекарю СУАК, Гераклитов сообщал: «В газетах появились известия о расхищении документов, а по слухам в них рылись все, у кого рыльце в пуху. Мы обратились к новому губернатору (прис.<яжному> пов. <еренному> Семенову), но и от него не получили толики [помощи]. <...> Теперь хотим телеграфировать в Академию и Керенскому, но выйдет ли что путного - не знаю» [7, с. 29]. «Путного» ничего не вышло. Министры-либералы с первых и до последних
1 Все материалы о деятельности саратовских краеведов-архивистов взяты из фондов Государственного архива Саратовской области (ГАСО).
дней своего краткосрочного «хождения во власть» не имели воли и желания остановить неуправляемый процесс уничтожения наследия «царского режима». Октябрь 1917 года поставил архивы на грань уничтожения.
Согласно отчету Архивной комиссии, уже с начала 1918 года «в Правление [СУАК. - Ю.С.] беспрерывно поступали тревожные сведения об истреблении, распродаже и расхищении архивов» [4, с. 8]. Как свидетельствуют источники, сообщения о разграблении архивов, о том, что дела «расхищаются и употребляются для подстилки и отопления солдатами», стекались в комиссию сплошным потоком [4, с. 2]. Члены СУАК «по получении сведений о расхищении или грозящей архивам опасности погибнуть - спешили спасать» [4, с. 13]. Чтобы понять в каких условиях пришлось действовать краеведам, следует помнить, что в столице Поволжья, впрочем, как и по всем городам и весям России тех лет, грабежи и убийства, голод и мародерство, спекуляция и бандитизм - будничные приметы революционной повседневности. Надо обладать огромным личным мужеством, чтобы спасть никчемное, по мнению большинства, «старье» с риском для собственной жизни. Члены СУАК собирали документы разгромленных учреждений и ведомств, отнимали архивы у старьевщиков, выкупали их у спекулянтов, уговаривали отдать «бумаги», анархистов, революционных солдат, рядовых обывателей. При этом комиссия не имела «ни средств на перевозку, ни мест для склада грандиозного количества архивных дел, выбрасываемых из бывших губернских учреждений». Были закрыты музей и здание комиссии, приходилось искать любые свободные помещения, пусть даже сырые и неотапливаемые [4, с. 1]. Не забудем и того, что члены СУАК, чтобы обеспечить себе и своим семьям пропитание, обязаны были по советским законам где-то служить, а спасать архивы могли только в «свободное» от основной работы время [4, 1 об.]. От болезней, голода, истощения умерли основатели и постоянные члены комиссии Н.Н. Минх, Л.Л. Голицын, Г.Г. Дыбов и многие другие. Погиб от рук грабителей Е.И. Аркадьев [4, с. 33-34]. И все же саратовские архивисты не опускали рук. Очень трогательную предсмертную записку оставил первый председатель СУАК А.А. Тилло, завещавший комиссии все, что нажил: «Я стар, болен, немощен. Как основатель и первый председатель Архивной комиссии, рассчитываю, что не буду ею оставлен на склоне дней. Прощайте, други мои» [4, с. 54]. В эти тяжелые времена проявились лучшие качества той части русского образованного общества, которую вернее всего назвать аристократией духа. Они без пафоса и деклараций сохраняли для России будущей ее прошлое. Поразительно, но в страшном и голодном 1919-ом в СУАК было принято 24 (!) новых члена [4, с. 64].
Усилиями членов Архивной комиссии в Саратове были спасены и сохранены тысячи документов, составивших впоследствии основу местного архива. К сожалению, и потери архивного фонда были очень велики. «Нам достались лишь части, спасенные от расхищения и истребления», - с горечью указывалось в отчете комиссии [4, с. 14]. И все же значительную часть документов в губернском центре удалось уберечь от неизбежной, казалось бы, гибели. Кроме архивов, члены комиссии вырвали из рук спекулянтов, грабителей и мародеров сотни, если не тысячи картин, икон и других предметов старины. Гораздо хуже обстояло дело в уездных городах. Коллекции, родовые библиотеки и собрания рукописей, картины и художественные ценности в помещичьих усадьбах по большей части погибли или безвозвратно утрачены. Саратовские архивисты неоднократно выезжали в уездные города и призывали местные власти принять меры против истребления национального достояния, но не были услышаны. «Архивная комиссия, - говорилось в отчете СУАК, - не имела ни прав, ни сил, ни возможностей предпринять что-либо» и «была бессильна оказать реальную помощь в деле охраны архивов и библиотек в бывших помещичьих усадьбах» [4, с. 17]. Саратовским архивистам удалось вызволить из разрушенных усадьб лишь малую часть книг и предметов, имеющих громадную историческую и художественную ценность. Были
полностью разорены усадьбы Ознобишина, Прозоровского, Голицына, имение князей Куракиных. Жалкие крохи остались от сорокатысячной библиотеки А.Д. Нессельроде, одной из самых больших в России. До сего дня неизвестна судьба коллекции масонских книг и рукописей, хранившихся в доме Нессельроде. К слову, дома и усадьбы знатных саратовских дворян, представляющие большую художественную ценность, так и не были восстановлены. Часть этих архитектурных комплексов погибла уже безвозвратно. Ни у прежних, ни у нынешних властей за истекшее столетие времени и средств для восстановления этих уникальных архитектурных комплексов так и не нашлось.
Саратовские краеведы сознавали, что в новых условиях сохранность архивов целиком и полностью зависит от государства, поскольку существование авторитетной для власти общественной организации в новых условиях было невозможно. С первых дней революции саратовцы пытались встроить архивы в систему учреждений советской власти. Вопрос о необходимости создания централизованной архивной службы ставился ими настойчиво, постоянно и до времени безрезультатно. Формально «Совет Народного образования признал необходимым сохранить все архивы ликвидированных учреждений, которые сочтет необходимым Архивная комиссия, и без ведома ее никакое учреждение не имеет права уничтожать архивы». Из текста этого официального документа следовало, что комиссия переходит в ведение губернского отдела народного образования (губоно) [4, с. 12]. Однако на практике Губоно не смогло оказать СУАК никакого содействия в деле создания архивов. Центральные же органы власти на призывы завершить в соответствии с ленинским декретом формирование централизованной архивной системы никак не реагировали. Если в период Гражданской войны это еще можно было объяснить нехваткой у власти сил и ресурсов, то с переходом к НЭПу подобное положение становилось все более необъяснимым и нетерпимым. «Чем объясняется такое отношение Гавархива трудно понять, но факт тот, что Комиссия не получила ответа на многочисленные ходатайства», -недоумевали суаковцы [4, с. 68]. Саратовские архивистам потребовалось приложить массу усилий, чтобы сдвинуть дело с мертвой точки. Усилиями С.Н. Чернова, А.А. Гераклитова и других членов организации был разработан проект Центрального губернского архива. Он и стал основой для окончательного утверждения в Саратове государственной архивной службы. Не случайно в первые годы существования губернского архива его возглавляли бывшие члены ученой архивной комиссии: В.И. Веретенников, А.А. Гераклитов и В.А. Добров.
В заключение отмечу, что заслуга сохранения архивного наследия в годы безначалия и всеобщей анархии принадлежит тем, кого почти не упоминают в исторических трудах и не вспоминают в юбилейные годы: узкому кругу подвижников, беззаветно, часто с риском для жизни сохранявших архивные документы, частные библиотеки, иконы и другие художественные ценности. Тема роли провинциальной интеллигенции в сохранении исторического наследия в годы революции и Гражданской войны в России еще ждет своего исследователя.
Литература
1. Автократов, В.Н. Из истории централизации архивного дела в России [Текст] // Автократов В.Н. Из истории централизации архивного дела в России // Отечественные архивы. - 1993. - № 3. - С. 9-35.
2. Андреева, Т.В. Историк и власть: Сергей Николаевич Чернов. 1887-1941 [Текст] : монография / Т.В. Андреева, В.А. Соломонов. - Саратов : Изд-во Научная книга, 2006. - 375 с.
3. Бонч-Бруевич, В.Д. Сохраняйте архивы [Текст] / В.Д. Бонч-Бруевич. - М. : Гос. изд-во, 1920. - 14 с.
4. Государственный архив Саратовской области (ГАСО). Ф. 407. Оп. 2. Д. 320.
5. ГАСО Ф. 407. Оп. 2. Д. 376.
6. ГАСО. Ф. 407. Оп. 2. Д. 332.
7. ГАСО. Ф. 407. Оп. 2. Д. 817.
8. Декрет о реорганизации и централизации архивного дела в Российской Социалистической Федеративной Советской Республике от 1 июня 1918 года [Текст] // Декреты Советской власти. Т. II. 17 марта - 10 июля 1918 г. - М. : Изд-во Государственной политической литературы, 1959. - С. 383-385.
9. Додонов, Б.Ф. Из истории публикации документов царской семьи в 19181920-е гг. [Текст] / Б.Ф. Додонов, О.Н. Копылова, С.В. Мироненко // Отечественные архивы. - 2007. - № 1. - С. 3-17.
10. Изгоев, А.С. Пять лет в Советской России: (Обрывки воспоминаний и заметки) [Текст] / А.С. Изгоев // Архив русской революции : в 22 т. Т. 10. - М. : Изд-во Терра, 1991. - С. 5-55.
11. Максаков, В.В. История и организация архивного дела в СССР (19171945 гг.) [Текст] : монография / В.В. Максаков. - М. : Наука, 1969. - 340 с.
12. Самоквасов, Д.Я. Централизация государственных архивов Западной Европы: в связи с архивной реформой в России [Текст] / Д.Я. Самоквасов. - М. : Изд-во «Книга по Требованию», 2012. - 228 с.
13. Сборник руководящих материалов по архивному делу (1917 - июнь 1941 г.) [Текст] / Сборник руководящих материалов по архивному делу (1917 - июнь 1941 г.). - М. : Изд-во ГАУ при СМ СССР. МГИАИ, 1961. - 268 с.
14. Старостин, Е.В. Две революции - две судьбы архивов (из опыта Великой французской революции конца XVIII в. и Русской революции 1917 г.) [Текст] / Е.В. Старостин // Новое литературное обозрение. - 2005. - № 74. -С. 155-165.
15. Старостин, Е.В. Архивы и революция: монография [Текст] / Е.В. Старостин, Т.И. Хорхордина. - М. : Изд-во РГГУ, 2012. - 120 с.
16. Хорхордина, Т.И. История и архивы [Текст] : монография / Т.И. Хорхордина. - М. : Изд-во РГГУ, 1994. - 356 с.
17. Чернов, С.Н. Краеведение и архивное дело [Текст] / С.Н. Чернов // Краеведение. - 1923. - № 1. - С. 14-19.
References
1. Avtokratov V.N. From the history of centralization of archive business in Russia. Otechestvennye arkhivy [Domestic archives], 1993, no 3, pp. 9-35. (in Russian)
2. Andreeva T.V, Solomonov VA. Istorik i vlast': Sergei Nikolaevich Chernov. 1887-1941 [The historian and the power: Sergey Nikolaevich Chernov. 1887 -1941]. Saratov, Publ. Nauchnaia kniga, 2006, 375 p.
3. Bonch-Bruevich VD. Sokhraniaite arkhivy [Keep the archives] Moscow, Gosu-darstvennoe izdatel'stvo, 1920, 14 p. (in Russian)
4. Gosudarstvennyj arhiv Saratovskoj oblasti (GASO) [State Archive of the Saratov region]. F. 407. Op. 2. D. 320. [F. 407. Inv. 2. Doc. 320.].
5. GASO. F. 407. Op. 2. D. 376. F. 407. Inv. 2. Doc. 376.].
6. GASO. F. 407. Op. 2. D. 332. [F. 407. Inv. 2. Doc. 332.]
7. GASO. F. 407. Op. 2. D. 817. [F. 407. Inv. 2. Doc. 817.].
8. Dekret o reorganizacii i centralizacii arhivnogo dela v Rossijskoj Socialistiches-koj Federativnoj Sovetskoj Respublike ot 1 ijunja 1918 goda [The Socialist Federative Soviet Republic of June 1, 1918. In: Decrees of the Soviet government. T. II. March 17 - July 10, 1918]. Moscow, Publ. Gosudarstvennoj politicheskoj literatury, 1959, pp. 383-385. (in Russian)
9. Dodonov B.F., Kopylova O.N., Mironenko S.V From the history of the publication of documents of the royal family in 1918 in the 1920-s. Otechestvennye arkhivy [Domestic archives], 2007, no 1, pp. 3-17. (in Russian)
10. Izgoev A.S. Pjat' let v Sovetskoj Rossii: (Obryvki vospominanij i zametki) [Five years in Soviet Russia: (Scraps of memories and notes)]. Arhiv russkoj revoljucii v 22 t, t. 10 [Archive of the Russian revolution, vol. 10 in or Vols 22]. Moscow, Terra, 1991, pp. 5-55. (in Russian)
11. Maksakov VV. Istorija i organizacija arhivnogo dela v SSSR (1917-1945 gg.) [History and organization of archive business in the USSR (1917-1945)]. Moscow, Publ. Nauka, 1969, 340 p. (in Russian).
12. Samokvasov D.Ja. Centralizacija gosudarstvennyh arhivov Zapadnoj Evropy: v svjazi s arhivnoj reformoj v Rossii [Centralization of state archives of Western Europe: in connection with the archival reform in Russia]. Moscow, Publ. Kniga po Trebovaniju, 2012, 228 p. (in Russian)
13. Collection of guidelines on the archives (1917 - June 1941). Moscow, Publ. GAU pri SM SSSR. MGIAI, 1961, 268 p. (in Russian)
14. Starostin E.V Two revolutions - the two fates of the archives (from the experience of the Great French Revolution of the late 18th century and the Russian Revolution of 1917). Novoe literaturnoe obozrenie [New literary review], 2005, no 74, pp. 155-165. (in Russian)
15. Starostin E.V, Horhordina T.I. Arhivy i revoljucija [Archives and the revolution]. Moscow, Publ. RGGU, 2012, 120 p.
16. Horhordina T.I. Istorija i arhivy [History and archives]. Moscow: Publ. RGGU, 1994, 356 p. (in Russian)
17. Chernov S.N. Local studies and archives. Kraevedenie [Local Studies], 1923, no 1, pp. 14-19. (in Russian)
