CC BY
124
Руднев В. П. Гурджиев и современная психология. М.: Аграф, 2010. 154 с.
В 2010 г. увидела свет книга «Гурджиев и современная психология» известного культуролога, историка психологии, специалиста по современной философии Вадима Руднева. Работа посвящена учению Четвертого пути. Этот труд сложно назвать исследованием, скорее это записки «очарованного странника», забредшего в страну гурджиевской Работы1. Вот как сам Руднев описывает причины, побудившие его взяться за перо: «Это исследование начал писать в конце 2004 года под впечатлением наскоро прочитанных... книг П. Д. Успенского “Четвертый путь” и Мориса Никола “Психологические комментарии к учению Гурджиева и Успенского” один человек, уверенный в себе философ психологии, автор десятка книг, намеревавшийся написать небольшую статью, в которой Учение, или Система, Гурджиева и Успенского сопоставлялась бы с современными психотерапевтическими методами и направлениями, — а заканчивал в декабре того же года совсем другой человек, прошедший через мучительные горнила Работы.» (с. 6). Пусть читатель извинит нас за столь обширную цитату, но именно таков стиль автора. Руднев осознанно пишет предложения в абзац, перемежая их огромным количеством знаков препинания (замечаний в скобках (в которые вторгаются другие скобки)) и т. п. Ведь именно так написана самая известная работа Г. И. Гурждиева «Рассказы Вельзевула своему внуку», пародию на которую и создает Вадим Петрович (см.: с. 23).
Как уже было отмечено выше, главной целью книги является сопоставительный анализ учения Гурджиева и современной психологии. Причем Система Гурджиева взята лишь в антропологическом аспекте, из нее намеренно убраны космологические, мифологические и прочие составляющие. Во многом это оправдано, ведь сам Георгий Иванович, по крайней мере до 1926 г., не стремился оформить свое учение, в основе всех его действ лежал именно праксис, в котором краеугольным камнем и была антропология. В начале своей книги Вадим Руднев дает краткое описание личностей Гурджиева и Успенского, отмечая, что их поведение выдает в них знатоков человеческой психики, при этом не лишенных расстройств (по Рудневу, первый имел шизотипический склад, а второй — шизоид-систематизатор (с. 25)). «Внимательное изучение работ Гурджиева и Успенского, — отмечает автор, — поражает не только своей научной креативностью, ничего общего не имеющей с обывательскими представлениями об оккультной и мистической литературе, но и тем, как много в системе видится пересечений с теорией и практикой психологии и психотерапии» (с. 15). Удивительным образом оба основателя учения Четвертого пути с крайним пренебрежением относились к современной им психологии, нередко занижая ее реальные достижения именно потому, что совершенно ею не интересовались. Успенский, например, в своих лекциях опрометчиво заявлял, что проблемой обретения сознательности не занимается ни одна психологическая школа (с. 14). Согласно автору книги, Система во многом является не чем иным, как психоте-
1 Здесь и далее слова «Работа» и «Система» пишутся с большой буквы, т. к. являются названиями специфической практики, используемой в рамках учения Четвертого пути Гурджиева, Успенского.
рапевтической практикой, которая направлена на лечение не больных, а здоровых людей, на совершенствование их сознания и доведение их до уровня сверхчеловека. Это не единственное отличие Системы от психологии, но вернее будет сначала проанализировать сходные черты, как это сделано в книге Руднева.
Прежде всего автор прилагает к гурджиевскому учению о человеке структуру психотерапевтического метода, разработанную известным отечественным исследователем А. Сосландом (с. 35—42). В итоге Система полностью подходит под все категории данной структуры. Она полагает начальным пунктом развития личности детство, постулируя деградацию от ребенка к человеку-машине, а все проблемы в жизни человека объясняет разлаженностью машины. Терапевт Системы лечит состояние сна, в котором пребывает эта разлаженная машина-человек, с помощью разрывания всех привычных шаблонов и связей, с помощью различных игровых и деятельных практик, так любимых Гурджиевым, приводя в итоге к осознанному сну, формированию самовоспоминания, «наблюдающему Я». Руднев отмечает, что «практически по всем параметрам гурджиевская система является школьной психотерапией» (с. 42). Это же подтверждает и конкретный сравнительный анализ ведущих психологических школ XX в. и Системы. Для наглядности представим его в виде таблицы:
Цель Метод Личность Практика
Учение четвертого пути Преодо- ление человека- машины Балансировка работы 12 центров человеческого организма Множественность Я и отсутствие цельной личности Самонаблюдение, создание Я-наблюдателя с помощью шоковых практик
Нейролингвистическое программирование Превращение роботов в людей (с. 28) Перестройка частей человеческого сознания (с. 29) Все шизофреники, множественные личности (с. 29) Сознательный внутренний разговор различных частей человека между собой (с. 30)
Гештальт- терапия Человек — компьютер, осознание этого (с. 32) Осознание того, что окружающее — сон (с. 33) Человек не целостен (с. 33) Обучение целостности (с. 33)
Глубинная психология К. Г. Юнга2 Индивидуация— освобождение самости от ложных покровов персоны (с. 66) Архетипы, ложные личности (с. 66) Осуществление индивидуации, возможное только после многих усилий (с. 67)
Много схожего и в типологии характеров, представленной у Гурджиева в виде трех путей (факира, йога и монаха), с характерологией Кречмера-Ганушкина. По мнению автора книги, между ними можно выстроить параллельные связи таким образом: двигательный человек Системы — эпилипетоид; эмоциональный — истерик; интеллектуальный — шизоид. Но под определение человека-машины
2 С учением Юнга систему роднит еще и то, что Морис Николл, один из приближенных учеников Гурджиева, был известным психологом, лично учившимся у К. Г. Юнга
хорошо подпадают и другие психотипы, такие, например, как обсессивно-компульсивная личность.
Подобные сопоставления в книге проводятся не только с психологией, но и с философией языка (преимущественно с Витгенштейном), и с литературой (Львом Толстым и Владимиром Сорокиным). Как видно из таблицы, очень многое объединяет гурджиевскую Систему и психологические школы XX в., но, как ни странно, сам Руднев отмечает, что гурджиевское учение психотерапией не является (с. 42). Почему? Причин тому довольно много. Во-первых, психотерапия — это «учение о лжи» (с. 43), ее целью является адаптация человека к социальным условиям, а значит к конвенциям, которые приняты в обществе, а это — не что иное, как система лжи. «Живя в обществе невозможно не лгать» (с. 43). Учение же четвертого пути, напротив, учит самосознанию, которое не приемлет никакой лжи, в состоянии самосознания нельзя не только лгать другим, но, и это главное, обманывать самого себя. Во-вторых, основная методическая установка психотерапии — релаксация, тогда как в Системе необходимо напрячь все свои центры и ни в коем случае не расслабляться. В-третьих, Система работает с людьми, чтобы не нормализовать их психологическое состояние, сделать их социально адаптивными, а чтобы вывести их за пределы возможностей обычного человека (типов 1, 2 и 3, по Гурджиеву), фактически из человека-машины, находящегося в постоянном сне, создать сверхчеловека. Но здесь мы выходим за пределы обычного психологического и даже философского дискурса (ведь названный сверхчеловек близок не Ницше, а скорее буддийскому бодхисаттве), входя в сферу эзотерической реальности, вспоминая о том, что система Гурджиева — прежде всего эзотерическое учение. Что же пишет об этом Вадим Руднев?
Прежде всего автор оговаривается, что не намерен обсуждать в книге сложные мифологические и эзотерические построения Гурджиева. Но уже к середине книги композиционное построение требует постановки этих вопросов, т. к. проблематика учения Четвертого пути явно выходит за рамки психологического дискурса, как это было отмечено нами раньше. Сам опыт Гурджиева, его необычные способности, описываемые учениками, Руднев склонен классифицировать как форму душевного расстройства, причем не только учителя, но и учеников, в последнем случае Георгий Иванович сознательно его индуцировал (с. 26). Проблема в том, что подобными расстройствами страдала не одна гениальная личность. Среди психологов очевидным примером является Юнг, который свои яркие видения и сны использовал как материал для анализа через призму своего собственного психологического метода. Опыт же Гурджиева более ярок и нетривиален, нежели опыт Юнга. В книге Руднев замечает, что «видимо, это были люди, которые существовали по ту сторону болезни (курсив Руднева. — П. Н.)» (с. 49). У людей подобного типа (по Вадиму Петровичу, вернее было бы сказать «подобной ступени развития») их экстраординарный опыт с клинической точки зрения может классифицироваться как душевное расстройство, но больными их назвать нельзя, кажется, наоборот, что это были «в высшей степени здоровые люди» (с. 63). Автор приходит к выводу, что «учитель-мистик, действительно с формально клинической точки зрения может быть шизофреником, но каким-то совершенно другим образом. Прежде всего, у него отсутствует душевное стра-
дание в клиническом смысле слова» (с. 64). Данные рассуждения удивительным образом практически дословно копируют дифференциацию, проведенную более десятка лет назад Вадимом Розиным в одной из работ. Отличие религиозного человека от эзотерика заключается в следующем: «Эзотерик же верит не в Бога, а в себя и в эзотерическую реальность. В этой реальности может найти себе место и Бог, но всего лишь как один из персонажей эзотерического мира»3. Розин отмечает, что эзотерик верит во внутренний мир своей души, как и душевнобольной, в этом их разница с верующим человеком. Но если опыт душевнобольного деструктивен, то внешне схожий опыт эзотерика, напротив, конструктивен и социально приемлем. Согласно Рудневу, опыт эзотерика внесемиотичен и фактически является опытом познания всего (с. 138—139). Знать все одновременно, быть самосознающим субъектом, в терминах Системы, под силу только высшим существам, гурджиевскому человеку № 7, которого Руднев напрямую отождествляет с Христом (см.: с. 50, 54, 56). Причем Христос здесь предстает как человек, развивший в себе невиданные возможности с помощью особых практик самоконтроля, практик сродни учению Четвертого пути.
Что здесь можно сказать? Такой подход, безусловно, интересен, но, разумеется, в данном аспекте он ничего общего не имеет с церковным учением. В книге Руднева Четвертый путь подается как своего рода уникальный метод познания и трансформации человеческой природы, во многом сходный, но во многом же и отличный от школьной психологии. Но автору свойственно приукрашать учение Гурджиева. Например, признавая, что книга «Рассказы Вельзевула своему внуку» написана стилистически бездарно, Руднев делает допущение, что Георгий Иванович «притворялся» (с. 20) плохим писателем, нарочно усложняя текст и делая его неудобочитаемым как пособие для своей Работы. Безусловно, такая интерпретация имеет право на существование, но есть достаточно контраргументов, опровергающих ее. В своей книге «В поисках чудесного» Петр Успенский вспоминает, как при первой встрече с гурджиевской группой получил текст неудобочитаемого рассказа-рекламы деятельности группы с просьбой опубликовать его. Сам Петр Демьянович там же делает предположение, что автором текста был не кто иной, как мсье Гурджиев. Известно, что, когда текст «Рассказов.» был набран и готов к изданию, оказалось, что он требует серьезнейших редакторских правок, данная ситуация породила в голове Гурджиева рой черных мыслей, некоторые из них были даже о самоубийстве4. То же можно сказать и об исключительности теории Гурджиева. На фоне учений западного эзотеризма там не так уж и много оригинального. Подобные практики со своеобразным отношением к реальности, человеческим способностям есть и в учении Карлоса Кастанеды, а тяга к объединению разрозненных элементов, составляющих человека, которая, по Рудневу, крылась еще в первобытных системах мысли, не менее ярко описывается почти в каждой главе книг Евгения Головина5.
3 Розин В. М. Проблемы реальности, или Как отличить святого от умалишенного // URL: http://psylib.org.ua/books/rozin03/index.htm (дата обращения: 25.09.2011).
4 Подробнее по этому поводу см.: Moore J. Gurdjieff: Anatomy of a myth. L., 1991. P. 222.
5 См. например «Веселую науку» или «Мифоманию».
В завершение напомним, что книга Руднева — это записки о Работе. Поэтому все характеристики и описания, прилагаемые автором к Системе, говорят не об учении Гурджиева, а о восприятии Рудневым этого учения. Когда-то Ролан Барт написал очерк «Империя знаков»; читая его, обыватель может подумать, что Барт — ярый японофил и в течение всего текста воскуряет фимиам японской культуре. На самом же деле Япония выбрана французским культурологом как модель, идеально выражающая его представления о пустотности знаковой системы (вспомните описания центра Киото). То же и у Руднева. Система Гурджиева—Успенского увидена им как одно из авангардных направлений психологии XX в., несущее в себе немалый эвристический, терапевтический и философский потенциал. Но, как мы отмечали выше, Система — эзотерическое учение, его праксис неотделим от теории, нельзя смотреть на учение Четвертого пути, не учитывая Сармунгское братство, общий для эзотеризма начала XX в. миф об учителях, сакральность древнего знания, пеструю космологию и т. п. Безусловно, в праксисе Четвертого пути много интересного, перекликающегося не только с психологией, но и с христианской аскетикой. Но подобные пересечения можно найти (как отмечали выше) и у Кастанеды, и у Головина и т. д. Это не делает их ни психологами, ни христианами. Подтверждением сказанному могут служить слова самого Руднева, завершающие книгу: «По-видимому, любое кажущееся на первый взгляд бессмысленным бредовое шизофреническое высказывание при желании может быть, расшифровано как вполне осмысленное, просто повышенно метафорическое» (с. 146).
Итак, работа «Гурджиев и современная психология» представляет собой немалый интерес для специалистов в области культурологии и психологии. Данное нестандартное исследование, несмотря на узкую специализированную направленность, могло бы быть познавательным и занимательным и для широкого круга читателей.
П. Г. Носачев (НИУ ВШЭ, ПСТГУ)
Рерихи: мифы и факты / А. И. Андреев, Д. Савелии, ред. СПб.: Нестор-История, 2011. 311 с.1
В последние годы на российском книжном рынке появляются серьезные исследования по различным аспектам западного эзотеризма. Здесь можно вспомнить и работу К. Ю. Бурмистрова «Каббала и алхимия», и книгу А. М. Пятигорского «Кто боится вольных каменщиков», и исследование А. И. Андреева «Гималайское братство: теософский миф и его творцы»2. Последняя из них была посвя-
1 Автор рецензии выражает искреннюю признательность профессору Александру Ивановичу Андрееву за подаренный для рецензирования экземпляр книги.
2 См.: Носачев П. Рецензия на книгу: Андреева А. И. Гималайское братство: теософский миф и его творцы // Вестник ПСТГУ. М., 2009. С. 81—86.
