Российский рынок труда: адаптация без реструктуризации Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

ТРУД И ЗАНЯТОСТЬ

Р. И. Капелюшников

РОССИЙСКИЙ РЫНОК ТРУДА: АДАПТАЦИЯ БЕЗ РЕСТРУКТУРИЗАЦИЙ

В статье прослеживаются различия в траекториях развития рынков труда России и стран Центральной и Восточной Европы. Сравнительный анализ показывает, что, несмотря на высокую степень гибкости, российский рынок труда отличается низкими темпами реструктуризации занятости. Это парадоксальное сочетание объясняется, по мнению автора, доминированием неформальных отношений и институтов на российском рынке труда.

Особенности формирующейся российской модели рынка труда едва ли могут быть адекватно описаны и оценены вне сравнительно-страновой перспективы. Принципиальное значение при таком подходе приобретает выбор точки отсчета. Часто за нее принимают наиболее развитые страны мира, так что российский рынок труда неизбежно предстает как незрелый, разбалансированный и малоэффективный. На наш взгляд, чтобы избежать смещения перспективы, продуктивнее рассматривать его в контексте опыта стран с переходной экономикой, прежде всего Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ), двигавшихся по тому же маршруту - от плановой к рыночной экономической системе2. В российской экономике процессы реаллокации и реструктуризации занятости приняли достаточно своеобразные формы. То, что российский рынок труда предрасположен к нестандартному поведению, стало ясно уже на первых этапах реформ, когда вопреки всеобщим ожиданиям мощный шок, вызванный либерализацией цен, не привел к всплеску открытой безработицы5. Дальнейшие события показали, что развитие рынков труда в России и странах ЦВЕ пошло по разным траекториям, дав основание говорить об особом, российском пути в сфере занятости [4]. В дальнейшем попытаемся выявить его главные отличительные признаки и описать нестандартные приспособительные механизмы, обеспечившие его уникальность.

Производство и занятость. В табл. 1 представлены данные о динамике ВВП, промышленного производства, общей численности занятых и численности промышленного персонала в 1991-1998 гг.

1 Автор благодарит Н. Вишневскую, В. Гимпельсона, Л. Гордона, В. Кабалину, Д. Липпольда, Т. Малеву, П. Смирнова, Т. Четвернину и Н. Червакова за советы и поддержку при написании статьи.

2 Бывшие республики Советского Союза вынесены за рамки настоящего анализа. Заметим только, что развитие рынка труда в этих странах имело чрезвычайно много общего с развитием российского рынка труда (подробнее см. [1]).

3 Эксперты и международных организаций, и российского правительства (впрочем, как и его критики) считали резкий скачок открытой безработицы абсолютно неизбежным. Один из первых прогнозов, выполненный рядом ведущих международных организаций для еще не распавшегося Советского Союза, предполагал, что к концу 1992 г. численность безработных при умеренном сценарии достигнет 12 млн. чел., а при пессимистическом — 13-15 млн. чел.[2]. В ноябре 1991 г. Министр труда правительства России А. Шохин предсказывал, что в течение первого года реформ 30 млн. чел. потеряют работу, причем половина их будет обречена на долгосрочную безработицу [3]. Позднее правительственные эксперты на протяжении нескольких лет прогнозировали повышение регистрируемой безработицы до уровня 6%, который так никогда и не был достигнут. Упрощая ситуацию, можно сказать, что специфика российского рынка труда дала о себе знать практически сразу после запуска программы радикальных реформ, когда вместо ожидавшегося по-слешокового скачка открытой безработицы российское правительство столкнулось с неожиданной эскалацией невыплат заработной платы.

Таблица 1

Основные индикаторы российского рынка труда, 1991-1998 гг.

Индикатор 1991 г. 1992 г. 1993 г. 1994 г. 1995 г. 1996 г. 1997 г. 1998 г. Индекс*

Индекс ВВП, % к пред. году 85,5 91,3 87,3 95,9 96,6 100,9 95,4 61

Индекс промышленного производства, % к пред. году 82,0 86,0 79,0 97,0 96,0 102,0 95,0 50

Численность занятых в экономике, млн. чел. 73,8 72,1 70,9 68,5 66,4 66,0 64,6 63,6 86

Численность занятых по данным обследований рабочей силы, млн. чел.** 71,1 68,6 64,8 64,1 62,9 60,0 57,9 81

Численность занятых в промышленности, млн. чел. 22,4 21,3 20,8 18,6 17,2 16,4 14,9 14,1 63

Численность безработных по методологии МОТ, тыс. чел. 3937 4511 5689 6539 7280 8133 9700 246

Численность зарегистрированных безработных, тыс. чел. 62 578 836 1637 2327 2506 1999 1929

Уровень общей безработицы, % - 5,2 6,0 7,7 9,0 9,9 11,2 13,3 -

Уровень регистрируемой безработицы, % 0,1 0,8 1,1 2,2 3,2 3,4 2,7 2,7 -

Коэффициент напряженности на рынке труда*** 0,6 3,1 3,2 5,8 8,2 10,7 6,0 6,6

Уровень экономической активности, %: все население 15-72 лет 70,3 68,1 65,4 64,8 63,7 62,3 61,0 87

мужчины - 77,6 75,6 72,8 72,1 71,0 69,4 68,1 88

женщины - 63,7 61,3 58,7 58,3 57,2 55,9 54,7 86

Коэффициент занятости, %: все население 15-72 лет 66,7 64,1 60,1 58,7 57,6 54,9 52,9 79

мужчины - 73,6 71,1 66,8 65,2 63,9 60,9 58,9 80

женщины - 60,4 57,8 54,0 52,9 51,9 49,5 47,6 79

Индекс реальной заработной платы, % к пред. году 67 100,4 92 72 106 105 87 43

Индекс реальной заработной платы с учетом скрытой оплаты труда, % к пред. году 67 120 101 81 106 106 82 63

Соотношение между минимальной и средней заработной платой, % - 11,7 10,4 8,0 11,1 9,2 8,7 7,6 -

* 1991 или 1992 гг. = 100%. ** На конец октября; 1996 г. — на конец марта. *** Отношение численности не занятых трудовой деятельностью, состоящих на учете в службах заня-

тости, к заявленной предприятиями потребности в работниках.

Источники: Российский статистический ежегодник. М.: Госкомстат России, 1999; Социально-

экономическое положение России. М.: Госкомстат России, январь 2000; Россия в цифрах. М.: Госкомстат России, 2000; Труд и занятость в России. М.: Госкомстат России, 1999; Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 1999 г. М.: Госкомстат России, 2000.

В России переходный кризис длился почти весь период реформ, с учетом же двух последних предреформенных лет он растянулся на целое десятилетие. Согласно официальным оценкам, при кумулятивном падении ВВП на 39% занятость сократилась на 13,8% (с 73,8 до 63,6 млн. чел.). Таким образом, 1 проц. п. падения выпуска сопровождался снижением численности занятых примерно на 0,35 проц. п. Промышленное производство уменьшилось в переходный период наполовину, в то время как численность промышленного персонала - немногим более чем на треть. Эластичность изменения занятости от изменения выпуска составила 0,74, т. е. была вдвое выше, чем по экономике в целом.

Существуют альтернативные оценки занятости, основывающиеся на результатах выборочных обследований рабочей силы Госкомстатом России (они также отражены в табл. 1). Численность занятых по этим данным отставала от численности занятых по данным официальной статистики на 3-5 млн. чел. Однако и эти оценки фиксируют относительно умеренное сокращение занятости - на 18,6% за 1992-1998 гг.4

Заметно большие потери в занятости понесли в переходный период крупные и средние предприятия, составлявшие костяк дореформенной экономики. Среднесписочная численность их персонала уменьшилась более чем на четверть - с 59 млн. чел. в 1991 г. до 42,8 млн. чел. в 1998 г. Сопоставление с оценками занятости в экономике в целом показывает, что отток рабочей силы с крупных и средних предприятий в значительной мере направлялся на малые и совместные предприятия, а также поглощался самозанятостью.

В России реакция занятости на трансформационный шок была заметно слабее, чем в странах ЦВЕ (табл. 2).

Как правило, переходный кризис длился там не более 2-4 лет, затем наблюдалось возобновление экономического роста. Падение ВВП не превышало 25-33% (в нижней точке кризиса), а сокращение промышленного производства - 30-35% (только в Болгарии и Румынии промышленное производство сократилось примерно наполовину, т. е. в масштабах, сопоставимых с российскими). При этом снижение численности занятых во всей экономике достигало 10-30%, в промышленности -20-35% [5]. Соответственно 1 проц. п. падения выпуска сопровождался снижением занятости на 0,6-1,1 проц. п. Другими словами, динамика занятости достаточно плотно следовала за динамикой выпуска.

Как показывают приведенные данные, несмотря на большую глубину и продолжительность трансформационного кризиса, относительные потери рабочих мест были в России либо такими же, либо даже меньшими, чем в странах ЦВЕ. Это

- один из парадоксальных результатов развития российского рынка труда в переходный период.

4 Причины столь значительных отклонений не вполне ясны. Отчасти они связаны с тем, что обследования рабочей силы не охватывают лиц моложе 15 и старше 72 лет, а также не учитывают иностранную рабочую силу (242 тыс. чел. в 1998 г.). Этого, однако, недостаточно, чтобы объяснить расхождение в 3-5 млн. чел. Утверждается также, что в отличие от официальной статистики выборочные обследования относят к экономически неактивному населению лиц, занятых в личном подсобном хозяйстве (около 2 млн. чел.). Оставшуюся часть предположительно можно отнести на счет работников ряда силовых ведомств и других закрытых для обследований категорий рабочей силы.

Таблица 2

Страны ЦВЕ: некоторые макроэкономические показатели, % (1989 г. = 100%)

Показатель Болгария Венгрия Польша Румыния Словакия Словения Чехия

Индекс ВВП:

нижняя точка спада 68 82 82 75 75 82 85

1996 г. Индекс промышленного производства: 68 86 104 88 90 95 97

нижняя точка спада 54 67 70 46 68 67 65

1996 г. Индекс занятости: 54 82 102 57 79 74 74

нижняя точка падения 74 71 80 87 84 86 91

1996 г. Индекс занятости в промышленности: 75 71 82 87 87 86 92

нижняя точка падения 63 70* 74 63* 73* 82* 80*

1996 г. Индекс «потребительской» реальной заработной платы* *: 71 70* 76 63* 75* 82* 80*

нижняя точка падения 48 88 64 58 67 61 70

1996 г. Индекс «производственной» реальной заработной платы* * *: 48 88 73 80 80 83 96

нижняя точка падения - 95 65 61* 68 76 69

1996 г. * 1990 г. = 100%. 123 105 85* 94 116 115

**Номинальная заработная плата в обрабатывающей промышленности, дефлированная по потребительских цен. индексу

*** Номинальная заработная плата в обрабатывающей промышленности, дефлированная по индексу цен производства.

Источники: Transition Report 1997: Enterprise Performance and Growth. L., EBRD, 1997; Yearbook of Labour Statistics. Geneva, ILO, 1998; International Financial Statistics. W., IMF, 1998. November; Economics of Transition. 1988. V. 6. № 1.

Динамика безработицы и экономической активности. Старт российских реформ сопровождался ожиданиями «обвального» роста открытой безработицы. Катастрофические предсказания как экспертов правительства, так и его критиков исходили из неизбежности резкого сокращения занятости и появления гигантской армии «лишних людей», причем нередко предстоящая безработица прогнозировалась на уровне 25-50%. Но реальное развитие российского рынка труда опровергло мрачные прогнозы. Уровень открытой безработицы, установившийся в российской экономике, оказался весьма умеренным - намного ниже, чем в большинстве стран ЦВЕ.

В статистике России, как и многих других стран, используются два способа измерения безработицы. Первый - по регистрациям в государственных службах занятости, второй - по результатам регулярных обследований рабочей силы, в которых статус безработного определяется исходя из критериев Международной организации труда (МОТ). Соответственно рассчитываются и публикуются два показателя - регистрируемой и общей (или «МОТовской») безработицы. Возможные расхождения между ними объясняются тем, что, во-первых, часть безработных предпочитает вести поиск работы самостоятельно, не вставая на учет в государственных службах занятости, и во-вторых, лица, имеющие работу или представляющие экономически неактивное население, нередко регистрируются в качестве безработных ради получения пособий. В межстрановых сопоставлениях принято использовать показатели безработицы, базирующиеся на результатах обследований рабочей силы, поскольку они проводятся

по единой методологии и свободны от искажающего влияния административной практики регистрации безработных, сложившейся в разных странах5.

Рост как общей, так и регистрируемой безработицы в России был умеренным и плавным (см. табл. 1). Уровень первой увеличился с 5,2% в 1992 г. до 13,3% в 1998 г., уровень второй - с 0,8 до 2,7%. Повышательная тенденция динамики обоих показателей наблюдалась до 1996-1997 гг., когда траектории их изменения начали расходиться. Достигнув пика в апреле 1996 г. (3,8%), регистрируемая безработица стала уменьшаться. Ее снижение в начале 1997 г. было на короткое время прервано, но затем почти монотонно продолжалось до середины следующего года. Рост регистрируемой безработицы возобновился только после августовского кризиса 1998 г. Ее уровень повысился с докризисных 2,5 до 2,7% в декабре 1998 г. Большинство исследователей связывают возникшее расхождение в трендах «МОТовской» и регистрируемой безработицы с изменениями в методике определения численности официальных безработных, ужесточением условий регистрации и нарастанием задолженности по выплатам пособий [6].

Динамика безработицы в России была достаточно нетипичной. В странах ЦВЕ начало рыночных реформ ознаменовалось резким скачком открытой безработицы - как общей, так и регистрируемой (табл. 3).

Таблица 3

Уровни общей и регистрируемой безработицы в странах ЦВЕ, 1991-1998 гг., %

Страна 1991 г. 1992 г. 1993 г. 1994 г. 1995 г. 1996 г. 1997 г. 1998 г.

Болгария

общая - - 21,4 20,2 16,5 14,2 - -

Регистрируемая 11,1 15,3 16,4 12,4 11,1 12,5 13,7 -

Венгрия

общая - 9,8 11,9 10,7 10,2 9,9 8,7 7,8

Регистрируемая 8,5 12,3 12,1 10,4 12,0 10,7 10,6 10,0

Польша

общая - 13,5 14,0 14,4 13,3 12,4 11,3 10,6

регистрируемая 12,2 14,3 15,0 16,5 15,2 14,3 11,5 10,0

Румыния

общая - - - 8,2 8,0 6,7 6,0 6,4

регистрируемая 3,0 8,2 10,4 10,9 9,5 6,6 8,8 9,3

Словакия

общая - - 12,2 13,7 13,1 11,1 11,6 11,9

регистрируемая 7,0 11,3 12,9 14,4 13,8 12,6 13,0 -

Словения

общая - - 9,1 9,0 7,4 7,3 7,1 7,9

регистрируемая 8,2 11,5 14,4 14,4 13,9 13,9 14,4 -

Чехия

общая - - 3,8 3,9 3,5 4,0 4,8 6,5

регистрируемая 4,1 2,6 3,5 3,2 2,9 3,1 4,4 6,1

Источники: International Financial Statistics. W., IMF, 2000. May; См. также источники к табл. 2.

Практически везде ее уровень сразу же превысил 10-процентную отметку, а в ряде стран (Болгария, Польша, Словакия) поднялся до 15-20%. (Исключением была Чехия, где безработица устойчиво удерживалась на уровне 3-4%.) Приблизительно к 1995 г. показатели безработицы в большинстве стран ЦВЕ стабилизиро-

5 В дореформенный период статистика безработицы находилась в России в зачаточном состоянии. Учет безработных службами занятости ведется с середины 1991 г. Позже, с конца 1992 г., стали проводиться выборочные обследования рабочей силы, позволяющие оценивать общую, или «МОТовскую», безработицу. Из-за недостаточности финансовых средств обследования осуществлялись один-два раза в год (с 1999 г. они стали ежеквартальными). В промежутках между ними общий уровень безработицы корректировался исходя из динамики регистрируемой безработицы.

вались, а затем по мере ускорения темпов экономического роста стали постепенно снижаться.

В отличие от этого в России не отмечалось каких-либо резких скачков в динамике общей безработицы: ее рост был медленным и постепенным и лишь к седьмому году рыночных реформ она перешагнула 10-процентный рубеж, достигнув того уровня, который установился в большинстве стран ЦВЕ уже после того, как там начался экономический подъем. Только две страны - Чехия и Румыния - демонстрировали существенно более низкие показатели безработицы, чем Россия (около 5 и 6% соответственно6); в остальных они удерживались в пределах 10-15%.

Напомним, что по масштабам экономического спада Россия превосходила другие постсоциалистические страны, поэтому естественно было ожидать, что и по масштабам незанятости она также окажется в числе «лидеров». Скажем, в Болгарии, где сокращение производства было сопоставимо с российским, общая безработица «зашкаливала» в наиболее кризисные годы за 20%. Поведение российского рынка труда было в этом смысле нестандартным. Несмотря на большую глубину кризиса, рост безработицы был выражен слабее и носил менее взрывной характер, чем в странах ЦВЕ, растянувшись на достаточно длительный период7.

Во всех реформируемых экономиках переход к рынку сопровождался увеличением численности не только безработных, но и лиц, принадлежащих к экономически не активному населению. Так, в России коэффициент участия взрослого населения в рабочей силе снизился с 70,3% в 1992 г. до 61,0% в 1998 г., в том числе мужчин - с 77,6 до 68,1%, женщин - с 63,7 до 54,7% (см. табл. 1). Ослабление трудовой активности вызывалось сократившимися возможностями трудоустройства для пенсионеров, возросшими сложностями сочетать трудовую деятельность с воспитанием детей для женщин (из-за закрытия детских дошкольных учреждений и т. п.), появлением на рынке труда новой категории отчаявшихся найти работу8. Вместе с тем оно означало приближение к более рациональной, характерной для зрелых рыночных экономик модели распределения трудового потенциала общества по сферам деятельности. В бывших социалистических странах трудовая активность населения искусственно поддерживалась на сверхвысоком уровне, и даже после ощутимого падения в переходный период продолжает оставаться более высокой, чем во многих странах с близким уровнем экономического развития (особенно среди женщин).

Обобщенным показателем потенциального предложения труда, позволяющим оценивать последствия как роста безработицы, так и падения экономической активности, может служить коэффициент занятости, рассчитанный как отношение числа занятых в трудоспособном возрасте к общей численности трудоспособного

6 Относительно низкая открытая безработица в Румынии была обеспечена массовым оттоком населения из городов в сельскую местность, что было связано с особенностями румынской программы приватизации, предполагавшей реституцию земельных участков. Результатом стало формирование крупномасштабной избыточной занятости в аграрном секторе. Феноменально низкую безработицу в Чехии пытались объяснять интенсивным оттоком из рядов экономически активного населения, бурным развитием частного сектора, благоприятными возможностями для трудоустройства в соседних Германии и Австрии, высокой эффективностью активных программ на рынке труда, введенных на старте рыночных реформ, а также действием некоторых макроэкономических факторов (невысоким уровнем заработной платы и заниженно-стью курса кроны). Не исключено, однако, что «чешское чудо» стало возможно во многом благодаря сохранению предприятиями значительных резервов излишней рабочей силы (в этом отношении поведение чешских и российских предприятий имело, по-видимому, немало общего). В 1999 г. уровень безработицы в Чехии превысил 7%.

7 Отметим, что в зрелых рыночных экономиках для повышения безработицы до уровня 10-15% бывает достаточно падения ВВП на несколько процентных пунктов. В России же для этого потребовалось падение ВВП на 40%.

8 В 1998 г. доля отчаявшихся найти работу составляла 1,9% от численности экономически активного населения [7, с. 98]. Аналогичный показатель по странам ЦВЕ варьировал от 0,2% в Чехии до 5,9% в Болгарии.

населения. Хотя в России, согласно нашим оценкам, его значение заметно снизилось - с 78,6% в 1992 г. до 66,2% в 1999 г., - оно оставалось более высоким по сравнению с 50-60-процентным уровнем, характерным для ряда других переходных экономик. Коэффициенты занятости были близки к российскому показателю9 в Словакии и лишь в Румынии и Чехии существенно превосходили его [8].

Снижение коэффициента занятости может вызываться несколькими факторами -ростом безработицы; сокращением экономической активности; падением численности трудоспособного населения. В табл. 4 приведены оценки их относительного влияния. Из нее видно, что в России снижение коэффициента занятости примерно на половину происходило за счет роста безработицы и примерно на половину - за счет выбытия из состава экономически активного населения. Что касается демографических сдвигов, то они оказывали на занятость слабое повышательное воздействие.

Таблица 4

Коэффициенты занятости трудоспособного населения и их изменение в России и странах ЦВЕ, %

В том числе за счет: Отно-

Страна Коэффициент занятости, %* Изменение коэффициента занятости, всего** демогра- фических сдвигов роста безра- ботицы падения уровня экономической активности шение гр. 5 / гр. 4

А 1 2 3 4 5 6

Болгария 59,5 -22,2 -1,8 -9,9 -10,5 1,07

Венгрия 54,4 -22,9 +0,7 -6,9 -16,7 2,42

Польша 56,5 -13,1 +1,0 -9,4 -4,6 0,49

Румыния 71,9 -5,6 +1,5 -6,3 -0,9 0,15

Словакия 66,8 -11,6 +1,6 -8,4 -4,7 0,56

Чехия 74,5 -9,6 +1,0 -2,6 -8,0 3,07

Россия 66,2 -11,4 +0,3 -5,7 -5,8 1,02

* Страны Ц ** Страны Ц ВЕ — 1996 г., Рос ВЕ —1989-1996 сия — 1999 г. Мужчи г., Россия —1992-199 ны 15-59 лет, 9 гг. ы н и н е же 15-54 лет.

Источники: Обследование населения по проблемам занятости, ноябрь 1999 г. М.: Госкомстат России, 2000; [8, р. 15].

Таким образом, отток из рядов рабочей силы был важным фактором, позволявшим сдерживать рост безработицы. Как показывает расчет, основывающийся на данных табл. 4, если бы в России экономическая активность лиц трудоспособного возраста оставалась в переходный период неизменной, то уровень безработицы среди них превысил бы фактически наблюдавшийся почти на 6 проц. п. Аналогичный расчет по странам ЦВЕ дает прибавку 5-20 проц. п. В этом отношении Россия занимала промежуточное положение. Роль перемещений в ряды экономически неактивного населения в качестве амортизатора, сдерживавшего потенциальный рост безработицы, была в ней более значимой, чем в таких странах, как Польша, Румыния или Словакия, но менее значимой, чем в Болгарии, Венгрии или Чехии. С учетом большей глубины и продолжительности переходного кризиса сокращение предложения труда в российской экономике можно оценить как относительно умеренное.

Структура безработицы. По своим структурным характеристикам российская безработица также имеет немало отличий от безработицы в других странах с переходной экономикой.

9 В целях сопоставимости в расчете по России возрастные границы трудоспособного населения определялись, как в странах ЦВЕ: женщины — в возрасте 15-54, мужчины — в возрасте 15-59 лет.

Процессы притока и оттока безработных. В табл. 5 приведены среднемесячные показатели притока и оттока зарегистрированных безработных на российском рынке труда (по общей безработице такие данные недоступны). Интенсивность притока в ряды безработных колебалась в течение пореформенного периода в пределах 8-23%. Она была максимальной в 1992-1993 гг., когда контингент официально зарегистрированных безработных был еще относительно невелик, а позднее стабилизировалась возле отметки 10%. В показателях оттока столь резких колебаний не наблюдалось. Ежемесячно ряды зарегистрированных безработных покидали 10-13% от их общего числа, причем около половины — в связи с нахождением нового места работы.

Таблица 5

Среднемесячные темпы притока и оттока зарегистрированных безработных

Показатель 1993 г. 1994 г. 1995 г. 1996 г. 1997 г. 1998 г.

Коэффициент: притока* оттока** общий оттока на рабочие места*** * Отношение численности безраб ботных на начало месяца. ** Отношение численности безраб на начало месяца. *** Отношение численности безраб ных на начало месяца (до 1997 г. -доходное занятие). 16,6 13,4 6,1 'отных, по 'отных, сн ютных, на трудоуст 17,5 11,9 5,1 ставленных ятых с учет шедших раб роенные слу 13.8 10.8 4,4 на учет в т а в течение оту в течен жбами заня 10,8 11,0 4,4 ечение месяц месяца, к чш ие месяца, к тости, посл 8,5 10,1 4,7 а, к численн ленности бе численности е 1997 г. - 12,0 12,4 5,4 ?сти безра- зработных безработ- получившие

Источник: Основные показатели деятельности органов государственной службы занятости. М.: Государственная служба занятости, 1993-1998.

В большинстве переходных экономик интенсивность оттока из зарегистрированной безработицы удерживалась обычно в диапазоне 5-10% при доле трудоустроенных 2-5%. Другими словами, эффективность трудоустройства с помощью российских служб занятости была, как правило, выше, чем у их коллег из стран ЦВЕ. Только Чехия имела более высокие показатели оттока из рядов безработных: общая его интенсивность достигала 20-25%, причем практически весь он направлялся на рабочие места.

Приведенные данные свидетельствуют, что российская безработица представляла собой весьма динамичный феномен с ежемесячной ротацией примерно пятой части ее состава.

Продолжительность безработицы. Хотя тенденция к постепенному увеличению сроков безработицы прослеживается как по «МОТовским», так и по официальным данным, до последнего времени российской экономике удавалось избегать одной из самых серьезных и плохо поддающихся лечению болезней - формирование устойчивого контингента хронических безработных, имеющих минимальные шансы на трудоустройство. Средняя продолжительность общей безработицы выросла с 4,4 мес в

1992 г. до 9,1 мес в 1998 г. (табл. 6), регистрируемой - с 2,7 до 6,6 мес (табл. 7). В большинстве стран ЦВЕ безработица является более затяжной. Так, в Польше ее средняя продолжительность достигает 12 мес, в Румынии - 18 мес [9].

Обратимся теперь к такому важному показателю, как доля лиц, остававшихся без работы год и более, в общей численности безработных (табл. 6 и 7). В России

его значение по «МОТовским» безработным увеличилось с 11,1% в 1992 г. до 40,9% в 1998 г., по официально зарегистрированным безработным - с 0,3 до 18,9%. По международным стандартам, это достаточно умеренный уровень. Конечно, он существенно выше того, что демонстрирует отличающийся исключительным динамизмом американский рынок труда, где доля длительно безработных обычно не превышает 10%. Вместе с тем в ведущих западноевропейских странах - Великобритании, Бельгии, Германии, Италии, Франции - доля длительно безработных в 1,2-1,5 раза выше, чем в России. В большинстве переходных экономик свыше года ищут работу от 40 до 60% всех безработных (только в Чехии доля длительно безработных ниже, чем в России, - примерно на 30%).

Таблица 6

Структура общей безработицы по продолжительности, %

Продолжительность поиска работы, мес 1992 г. 1993 г. 1994 г. 1995 г. 1996 г. 1997 г. 1998 г.

Менее 1 26,8 17,5 11,9 10,4 7,4 7,8 6,1

От 1 до 3 29,6 19,3* 16,7* 14,8* 10,3* 15,9 16,0

От 3 до 6 19,6 28,7** 29,9** 26,3** 26,8** 15,8 15,9

От 6 до 9 7,6 8,6 10,3 10,0 12,3 10,7 10,3

От 9 до 12 5,3 7,7 8,3 8,9 10,7 11,7 10,8

Более года 11,1 18,2 23,0 29,6 32,5 38,1 40,9

Средняя(мес) * От 1 до 2 мес. ** От 2 до 6 мес. 4,4 5,7 6,6 7,4 8,2 8,8 9,1

Источник: [7, с. 71 ].

Таблица 7

Структура регистрируемой безработицы по продолжительности, % (по состоянию на конец периода)

Продолжительность поиска работы, мес 1992 г. 1993 г. 1994 г. 1995 г. 1996 г. 1997 г. 1998 г.

Менее 1 34,6 15,1 12,9 10,6 9,9 9,7 10,9

От 1 до 4 44,9 36,0 35,4 32,8 28,7 27,8 32,9

От 4 до 8 16,6 23,1 26,2 24,6 23,0 21,3 21,5

От 8 мес до года 3,7 16,8 16,5 18,0 20,2 18,2 15,8

Более года 0,3 9,0 9,0 14,0 18,2 23,0 18,9

Средняя(мес) 2,7 5,4 5,5 6,2 6,9 7,3 6,6

Источник: Сведения о составе граждан, обратившихся в органы службы занятости за январь-декабрь. М.: Государственная служба занятости, 1992-1998.

Таким образом, и эти данные свидетельствуют, что было бы неправомерно приписывать российской безработице какой-то особо застойный характер.

Социально-демографические характеристики. Безработица в России по социально-демографическим характеристикам достаточно близка к безработице в других странах не только с переходной, но и со зрелой рыночной экономикой. За немногими исключениями риск попадания в ряды «лишних людей» выше для тех групп, которые повсеместно рассматриваются как наиболее уязвимые с точки зрения их позиций на рынке труда.

Одним из таких исключений можно считать безработицу среди женщин, которая в большинстве стран мира превышает безработицу среди мужчин. Однако как показывают данные, представленные в табл. 8, в России вероятность попадания в ряды безработных для мужчин и женщин практически одинакова. Уровень общей безработицы среди женщин даже несколько уступает среднероссийскому: в последние годы он был на 0,3-0,4 проц. п. ниже. Это означает, что нередко встречающиеся утверждения о «женском лице» российской безработицы не имеют достаточных оснований. Правда, среди зарегистрированных безработных доля жен-щин10 выше - 62-68%. Но это свидетельствует, по-видимому, лишь о том, что женщины более склонны, чем мужчины, к обращениям за содействием в трудоустройстве в государственные службы занятости.

Таблица 8

Россия и страны ЦВЕ: отклонения групповых уровней общей безработицы от среднего уровня, %

Группы экономически активного населения 1992 г. 1993 г. 1994 г. 1995 г. 1996 г. 1997 г. 1998 г. ЦВЕ*

Женщины +0,0 -0,1 -0,2 -0,3 -0,4 -0,3 -0,3 +0,5

Молодежь* * +7,4 +7,7 +8,0 +9,1 +9,4 +11,5 +13,5 +12,2

Лица активного

возраста*** -1,4 -1,2 -1,1 -1,3 -1,2 -1,4 -1,6 -1,2

Лица предпенсионного

возраста**** -2,1 -2,7 -3,0 -4,0 -3,7 -3,8 -4,2 -3,3

Лица пенсионного

возраста***** +0,2 -1,3 -2,8 -3,8 -3,7 -4,6 -4,9 -5,4

Лица с высшим образо-

ванием -1,9 -2,4 -3,3 -4,5 -5,2 -6,1 -6,2 -6,3

Лица, не имеющие полно-

го среднего образования +0,9 +1,3 +2,1 +2,7 +3,7 +5,5 +5,8 +5,6

* Среднее по 7 странам, 1996 г.

** 15-24 года.

*** 25-49 лет.

****Женщины — 50-54 лет, мужчины — 50-59 лет.

***** Женщины — 55 лет и старше, мужчины — 60 лет и старше.

Источники: [7, с. 29, 33-35, 61-66; 8, р. 23-24].

Интересно отметить, что гендерная дифференциация безработицы в странах с переходной экономикой не укладывается в какую-то общую модель. В одних, как и в России, отмечается более высокая безработица среди мужчин, в других - среди женщин. Но в любом случае эти различия не столь глубоки, как в большинстве развитых стран. Наиболее вероятное объяснение заключается в традиционно высоком уровне экономической активности женской рабочей силы, который десятилетиями поддерживался в бывших социалистических экономиках. Наличие у женщин опыта трудовой деятельности, мало уступающего по продолжительности опыту мужчин, делает их позиции на рынке труда более прочными.

Как и везде в мире, безработица среди молодежи в России выше, чем среди других возрастных групп. Это естественно, поскольку наиболее интенсивный поиск на рынке труда, сопровождающийся неизбежными пробами и ошибками, при-

10 Доля женщин среди экономически активного населения колебалась в 1992-1998 гг. в пределах 46-48%.

ходится на начальный этап трудовой активности человека. В 90-е годы «МОТовская» безработица среди молодежи примерно вдвое превосходила среднероссийский уровень. Однако в других переходных экономиках ситуация была намного более критической, причем даже после их вступления в фазу подъема. Так, в 1996 г. отрыв уровня молодежной безработицы от среднего достигал в странах ЦВЕ (если исключить «благополучную» Чехию) 13,7 проц. п., т. е. был в 1,5 раза выше, чем в России, где он составлял 9,4 проц. п. [8]. Только в 1997 г. безработица среди молодежи в России приблизилась к уровню, характерному для стран ЦВЕ.

Во всех переходных экономиках уровень долговременной безработицы среди молодежи превышает уровень долговременной безработицы среди всей рабочей силы - явление, редко встречающееся в зрелых рыночных экономиках. Однако в России разрыв между этими показателями относительно невелик. В 1998 г. он составлял 2,8 проц. п. по сравнению с 4,2 проц. п. в 1996 г. в странах ЦВЕ (опять-таки без учета Чехии). Из этих сопоставлений следует, что молодые россияне имели, как правило, более широкие возможности для трудоустройства, чем их сверстники из других постсоциалистических стран.

В развитых странах к уязвимым группам на рынке труда обычно относят лиц пенсионного и предпенсионного возрастов. Однако в переходных экономиках, включая российскую, вероятность попадания в состав безработных для данных возрастных групп относительно невелика. Так, в России показатели безработицы для этих категорий рабочей силы были в последние годы на 3-4 проц. п. ниже среднероссийского уровня (см. табл. 8).

Известно, что один из главных факторов, определяющих позиции работника на рынке труда, - уровень его образования. Чем больше запас накопленного человеческого капитала, тем меньше риск попадания в ряды «лишних людей». Эта закономерность отчетливо прослеживается и на российском рынке труда. Так, в 1998 г. уровень общей безработицы среди лиц с высшим образованием был на 6,2 проц. п. ниже, чем в среднем по стране. Напротив, среди лиц с низким образованием (не закончивших среднюю школу) он был выше среднероссийского почти в 1,5 раза - на 5,8 проц. п.

Таким образом, можно сказать, что социально-демографическая структура безработицы в России оставалась более сбалансированной и менее проблемной, чем в большинстве других стран ЦВЕ, исключая Чехию.

Структура по источникам поступления. Структура общей и регистрируемой безработицы по источникам поступления отражена в табл. 9, 10. Из них отчетливо вырисовывается одна из наиболее примечательных черт российского рынка труда: относительно скромная роль высвобождений (вынужденных увольнений по экономическим причинам) в качестве источника пополнения контингента безработных. На протяжении почти всего пореформенного периода численность безработных, покинувших последнее место работы по собственному желанию, превосходила численность безработных, уволенных с прежнего места работы в связи с сокращением штатов, ликвидацией или реорганизацией предприятия. Только в 1997 г. доля первой категории среди «МОТовских» безработных превысила долю второй (34% по сравнению с 25%). Однако среди официально зарегистрированных безработных соотношение по-прежнему оставалось в пользу уволившихся по собственному желанию (1:0,73 в 1998 г.) 11. Даже с учетом возможной маскировки части вынужденных

11В действительности преобладание добровольных увольнений прослеживалось в 1997 г. и по «МОТовским» безработным. Дело в том, что в классификации Госкомстата в качестве самостоятельных категорий фигурируют увольнения в связи с переменой места жительства, состоянием здоровья, личными семейными обстоятельствами и другие, которые в большинстве случаев также происходят по инициативе самих работников. При соответствующей корректировке доля уволившихся по собственному желанию среди «МОТовских» безработных в 1997г. повышается до 37%, т. е. оказывается больше, чем доля «вынужденно»

увольнений под добровольные не вызывает сомнений, что увольнения по собственному желанию остаются важнейшим источником пополнения безработицы.

Таблица 9

Структура общей безработицы по обстоятельствам незанятости, %

Причины 1992 г. 1993 г. 1994 г. 1995 г. 1996 г. 1997 г. 1998 г.

Имели опыт трудовой деятельности Из них: 80 81 84 83 84 88 86

высвобождены 21 23 29 28 30 34 37

уволены по собственному желанию после окончания временной или 35 40 39 39 38 25 22

сезонной работы 7 6 5 5 4 4 5

уволены из рядов Вооруженных сил 2 2 1 2 1 1 1

в связи с другими причинами 15 10 9 9 11 24 20

Не имели трудового опыта 20 19 16 17 16 12 14

Источник: [7, с. 69].

Таблица 10

Структура регистрируемой безработицы по обстоятельствам незанятости, %

Причины 1992 г. 1993 г 1994 г. 1995 г. 1996 г. 1997 г. 1998 г.

Уволившиеся по собственному желанию 37,7 47,0 50,4 49,7 46,8 42,2 38,7

Уволенные за нарушения дисциплины 3,5 4,6 4,0 3,3 2,6 2,3 1,7

Высвобожденные 41,3 27,1 25,7 19,0 22,7 26,4 28,1

Уволенные из рядов Вооруженных сил 0,9 0,8 0,9 1,2 1,1 1,2 1,5

Освобожденные из мест заключения 0,9 1,1 1,0 0,8 0,8 0,9 0,8

Выпускники:

ПТУ 3,7 3,7 3,4 3,0 3,0 2,6 2,5

общеобразовательных школ 3,9 4,7 3,8 3,0 3,0 2,4 2,0

средних специальных заведений } 4,0 } 3,8 2,0 1,9 1,9 1,9 2,1

высших учебных заведений 0,9 0,6 0,6 0,6 0,7

Другие причины 4,1 7,2 7,9 16,8 17,5 19,5 21,9

Источник: См. табл. 7.

Подобное соотношение весьма необычно, особенно для экономик в кризисном состоянии. В зрелых рыночных экономиках даже в периоды подъема уволившихся по собственному желанию в составе безработных бывает обычно намного меньше, чем уволенных по инициативе работодателей (например, в США - в 4-5 раз). Кроме того, соотношение между ними меняется проциклически. Если в фазе подъема доля «добровольно» безработных растет, а «вынужденно» безработных сокращается, то в фазе рецессии эти тенденции меняются на противоположные (поскольку работники начинают больше дорожить имеющимися у них местами, а работодатели активнее прибегать к сокращениям).

В переходных экономиках основным каналом пополнения безработных также выступали вынужденные увольнения. Например, в Польше на начальной стадии рыночных реформ соотношение между «добровольно» и «вынужденно» безработными составляло 1:7, а в Румынии доходило до 1:60 [10, р. 80, 264].

безработных. Для 1998 г. аналогичная поправка повышает долю уволившихся по собственному желанию в общей численности безработных с 22 до 33%.

Россия явно не вписывается в эту общую модель. Преобладание увольнений по собственному желанию в качестве источника пополнения безработицы, сохранявшееся на протяжении практически всего периода рыночных реформ, свидетельствует, что многие работники, несмотря ни на что, достаточно оптимистично оценивали перспективы нахождения другой работы и не боялись пускаться в «свободное плавание» на рынке труда.

Особенности территориального распределения безработицы. Бремя безработицы распределяется по территории России крайне неравномерно.

Сложившаяся в эпоху централизованного планирования структура размещения производительных сил отличалась исключительно высокой степенью специализации. Поэтому последствия трансформационного кризиса для региональных рынков труда оказались далеко не одинаковыми. Его негативное воздействие на занятость сильнее всего сказалось в регионах с высокой долей концентрации предприятий легкой промышленности и машиностроения (прежде всего ВПК), где спад объемов производства был максимальным. Особую остроту приобрела проблема безработицы в наименее развитых регионах страны, где возможности обеспечения занятости ограничены. Наконец, ситуация на рынке труда заметно осложнялась территориальной изолированностью ряда регионов. Соответственно в относительно лучшем положении находились те из них, которые имели богатые природные ресурсы, диверсифицированную структуру производства и благоприятные условия для развития третичного сектора (торговли, финансовых услуг и т. д.).

Выделяются три основных группы территорий, где уровень общей безработицы существенно превышает среднероссийский. Во-первых, это район Северного Кавказа (Дагестан, Ингушетия, Карачаево-Черкессия, Кабардино-Балкария, Северная Осетия); во-вторых, старопромышленные регионы европейской части страны (Мурманская, Ивановская, Псковская области и др.); в-третьих, южная часть Сибири и Дальнего Востока (республика Алтай, Тува, Бурятия, Амурская, Сахалинская и Еврейская автономная области). Как и в других странах с переходной экономикой, наиболее благоприятно на этом фоне выглядят крупнейшие мегаполисы (Москва, Санкт-Петербург), обладающие более широким и разнообразным набором рабочих мест12.

По мере развития переходного кризиса различия в состоянии региональных рынков труда углублялись и приобретали устойчивый характер, чему способствовала низкая территориальная мобильность рабочей силы. Ее важнейшими ограничителями выступали сохраняющиеся административные барьеры, отсутствие надежной информации о возможностях трудоустройства в других регионах, неразвитость рынка жилья, недостаточная плотность транспортной сети, высокие издержки, сопровождающие перемену места жительства.

Следует, однако, подчеркнуть, что с аналогичными проблемами сталкивались все переходные экономики: безработица в них распределялась по регионам крайне неравномерно. Во всяком случае представление о том, что соотношение между спросом и предложением на российском рынке труда отличается какой-то сверхвысокой степенью территориальной несбалансированности, не находит достаточного подтверждения в фактических данных. Обратимся к табл. 11, где приведены некоторые интегральные показатели территориальных диспропорций на российском рынке труда и рынках труда стран ЦВЕ.

12 Распределение регионов по уровню регистрируемой безработицы заметно отличается от их распределения по уровню общей безработицы, что свидетельствует об относительно слабой корреляции между этими показателями.

В России коэффициент вариации региональных уровней общей безработицы находился в пределах 24-36%, что ниже оценок по странам ЦВЕ — 30-60%. При этом в российской, как и в других переходных экономиках, дифференциация региональных уровней безработицы, обозначившаяся в первые годы реформ, со временем не только не сглаживалась, а напротив, непрерывно углублялась. Другими словами, влияние рыночных сил, способных обеспечить более равномерное распределение спроса и предложения рабочей силы по регионам, было явно недостаточным.

Таблица 11

Показатели территориальной несбалансированности рынков труда в России и странах ЦВЕ

Показатель 1992 г. 1993 г. 1994 г. 1995 г. 1996 г. 1997 г. 1998 г. ЦВЕ

Коэффициент вариации региональных уровней общей безработицы* 33 28 24 36 35 34 33 32-63

Индекс рассогласованности (1)** - 0,23 0,25 0,29 0,34 0,33 0,34 0,23-0,41

Индекс рассогласованности (2)** 0,36 0,44 0,40 0,41 0,38 0,43 0,43 -

Индекс квинтильного разрыва*** 1,86 1,86 1,74 2,14 2,03 1,79 1,80 1,9-6,9

* Коэффициент вариации региональных уровней безработицы, взвешенный по численности экономически активного населения.

** Расчет индекса рассогласованности, т, производился по формуле: т = 1/2£/и/и — Vj/v/, где щ и V — количество безработных и вакансий в і-м регионе; и и V — общее количество безработных и вакансий во всей экономике.

*** Отношение между средними уровнями безработицы в двух группах регионов — первой, включающей регионы с самыми высокими показателями безработицы и охватывающей четверть всей рабочей силы, и второй, включающей регионы с самыми низкими показателями безработицы и также охватывающей четверть всей рабочей силы.

Источники. По России: Рынок труда в России в 1993 году. М.: Федеральная служба занятости России, 1994, т. 2, с. 18-19; Основные показатели деятельности органов государственной службы занятости за январь-декабрь. М.: Государственная служба занятости, 1992-1997; Российский статистический ежегодник. М.: Госкомстат, 1998, с. 186; [7, с. 100-102, 112-135]. По странам ЦВЕ: [8, р. 18].

Так называемый индекс территориальной рассогласованности (mismatch index), m, рассчитан нами в двух вариантах (табл. 11). В первом использовались данные Госкомстата России о численности «МОТовских» безработных и количестве свободных вакансий по отчетности предприятий, во втором - данные Федеральной службы занятости о численности состоящих на учете лиц, не занятых трудовой деятельностью, и о заявленной предприятиями потребности в работниках. Оценки индекса рассогласованности по первому методу составили в 1992-1998 гг. 0,23-0,34, по второму -0,36-0,44. Это означает, что наблюдавшаяся безработица не менее чем на 30-40% объяснялась диспропорциями в территориальной структуре спроса и предложения рабочей силы, преодолеть которые можно лишь за счет перемещения или работников, или предприятий из одних регионов в другие. В странах ЦВЕ значение структурной составляющей было примерно таким же - 0,23-0,41 (табл. 11).

Необходимо, впрочем, оговориться, что как коэффициент вариации региональных уровней безработицы, так и индекс рассогласованности не вполне подходят для межстрановых сопоставлений. В известной мере их величина зависит от числа и размеров административно-территориальных единиц в государстве. Отметим в этой связи, что для России показатели территориальной несбаланси-

рованности рассчитывались исходя из большего числа регионов (78-79), чем для стран ЦВЕ (10-50)13. Кроме того, границы административных образований не обязательно совпадают с границами локальных рынков труда.

В наибольшей мере от искажающего влияния административного фактора свободен индекс квинтильного разрыва (см. табл. 11). Он представляет собой соотношение между средними уровнями безработицы в двух группах регионов: первой, включающей регионы с самыми высокими показателями безработицы и охватывающей четверть всей рабочей силы, и второй, включающей регионы с самыми низкими показателями безработицы и также охватывающей четверть всей рабочей силы. В России в 1992-1998 гг. значение индекса квинтильного разрыва равнялось 1,7-2,1. В странах ЦВЕ разрыв в уровнях безработицы между группами наименее и наиболее благополучных регионов был глубже - 1,9-6,9.

Таким образом, исходя из доступного нам набора показателей, можно сделать вывод, что по степени территориальной несбалансированности и иммобильности рынки труда стран ЦВЕ если не превосходили, то, по меньшей мере, не уступали

14

российскому .

Соотношение между общей и регистрируемой безработицей. Как следует из табл. 1, в России общая безработица превосходила регистрируемую в 3,5-5,5 раза. Вообще говоря, в этом нет ничего необычного, подобное расхождение характерно и для других стран с переходной экономикой (см. табл. 3). Но, во-первых, ни в одной из них оно не достигало такого размаха. Во-вторых, в странах ЦВЕ соотношение между двумя альтернативными показателями безработицы оказывалось, как правило, обратным: регистрируемая превышала общую на 10-70%. Только в Чехии и Болгарии, подобно России, численность зарегистрированных безработных отставала от численности «МОТовских» безработных, но там это расхождение было много скромнее - 20-30%15

Огромный разрыв в уровнях официальной и общей безработицы в России свидетельствует о слабости экономических стимулов к регистрации в государственных службах занятости, которая объяснялась неверием агентов, ведущих поиск на рынке труда, в способность этих служб найти им подходящую работу, а также низким уровнем поддержки безработных. Большинство безработных полагали, что выгоды, которые дает официальная регистрация, не окупают связанных с нею издержек и предпочитали вести поиск самостоятельно. Чтобы понять причины подобного отношения, необходимо подробнее остановиться на различиях в системах страхования по безработице в России и странах ЦВЕ.

13 Зависимость показателей региональной дифференциации от степени дробности административнотерриториального деления можно проиллюстрировать на таком примере. При оценке коэффициента рассогласованности по 12 укрупненным экономическим районам России его значение снижается с 0,23-0,34 до 0,12-0,19 [11]. Он оказывается ниже, чем даже в Болгарии (т=0,20), где при его расчете выделялось только 9 административно-территориальных единиц.

14 Полученные оценки заставляют усомниться в выводе С. Коммандера и Р. Емцова, что разброс в региональных уровнях безработицы и вакансий в России выше, чем в странах ЦВЕ (см. [12]). Впрочем, наши результаты можно интерпретировать и в том смысле, что для такой крупной страны, как Россия, анализ на уровне целых регионов является менее информативным, чем для малых стран, к каким относятся страны ЦВЕ, и что без учета внутрирегиональной дифференциации показателей занятости и безработицы он может давать неполную и смещенную картину.

15 Отметим в связи с этим одну часто встречающуюся неточность. Из того факта, что, например, в 1997 г. «МОТовская» и регистрируемая безработица соотносились примерно как 4:1, было бы неверно заключать, как это нередко делают, что в службы занятости обращался лишь каждый четвертый безработный. Как отмечалось выше, общая и регистрируемая безработица охватывают хотя и пересекающиеся, но все же разные сегменты населения. В качестве иллюстрации сошлемся на пример Румынии. В начале 1996 г. уровни общей и регистрируемой безработицы там практически совпадали, составляя 9,3%. Но при этом примерно половина «МОТовских» безработных не были зарегистрированы в службах занятости, а примерно половина зарегистрированных безработных не являлись таковыми по определению МОТ (т. е. либо были реально заняты, либо принадлежали к экономически неактивному населению) [13].

Основные характеристики российской системы поддержки безработных таковы:

- статус безработного с правом на получение пособия предоставляется практически всем категориям не имеющих работу, включая уволившихся по собственному желанию, уволенных за нарушения дисциплины, впервые ищущих работу и возобновляющих трудовую деятельность (исключение составляют студенты и пенсионеры);

- максимальный срок пребывания в составе официально зарегистрированных безработных ограничен 18 мес;

- пособия предоставляются на срок до 12 мес (в случае отказа от двух предложений о трудоустройстве его выплата может быть приостановлена на 3 мес). Если соискатель в течение года перед обращением в службу занятости имел оплачиваемую работу не менее 26 нед., величина базового пособия составляет 75% от среднего заработка по последнему месту работы в первые 3 мес безработицы, 60% - в следующие 4 мес и затем 45% - в оставшиеся 5 мес (при этом оно не может быть ниже минимального размера оплаты труда и не должно превышать прожиточного минимума в соответствующем регионе). Во всех остальных случаях базовое пособие устанавливается в размере минимальной оплаты труда;

- помимо базового пособия выплаты безработным включают доплаты на иждивенцев (в размере половины минимальной заработной платы на каждого члена семьи);

- после исчерпания права на получение пособия безработному может быть предоставлена материальная помощь (в размере минимальной оплаты труда в течение дополнительных 6 мес; некоторым категориям помимо регулярной может быть также оказана единовременная помощь).

В большинстве переходных экономик системы поддержки безработных, введенные на старте рыночных реформ, были исключительно щедрыми. Пособия устанавливались на высоком уровне, предоставлялись в течение длительных сроков либо бессрочно, требования к регистрации не отличались особой строгостью и т. д. Но вскоре выяснилось, что такой либеральный подход, имитирующий системы страхования по безработице в зрелых рыночных экономиках, возлагает на государство непосильное финансовое бремя. В странах ЦВЕ расходы только на пассивные программы на рынке труда достигали 1-2% ВВП, а в Польше - 5-6%, что явно не соответствовало ограниченным возможностям переходных экономик16. Как следствие, практически повсеместно начали предприниматься шаги по радикальному реформированию сложившихся систем поддержки безработных. Были ужесточены условия регистрации; снижены размеры пособий; ограничен круг лиц, имеющих право на их получение, и сокращены сроки их предоставления; ряд стран отказались от дифференциации выплат в зависимости от уровня предыдущих заработков безработных в пользу фиксированных пособий, единых для всех получателей (Польша, Венгрия).

На этом фоне действующую в России систему трудно однозначно оценить как более жесткую или более либеральную. Как видно из табл. 12, право на получение пособий имели в ней 80-90% зарегистрированных безработных, тогда как в странах ЦВЕ их доля колебалась от 15 до 46% [8]. Причем если в России охват безработных пособиями со временем расширялся, то в государствах ЦВЕ, напротив, становился все уже.

В других постсоциалистических странах уволившиеся по собственному желанию и уволенные за нарушения дисциплины, как и возобновляющие трудовую деятельность, либо вообще лишены права на пособие, либо начинают получать его

16 В России аналогичные расходы составляли не более 0,1-0,2% ВВП (при общих затратах на политику занятости 0,3-0,4%ВВП).

с задержкой в несколько месяцев. Как правило, пособие предоставляется только в том случае, если до обращения в службу занятости безработный в течение определенного периода трудился (обычно не менее полугода или года) и с его заработка уплачивались страховые взносы. В России подобные ограничения отсутствуют. Кроме того, в большинстве стран ЦВЕ к безработным, отказывающимся от предложения о трудоустройстве, применяются более жесткие санкции, а в некоторых из них установлены более короткие сроки выплаты пособий (6-9 мес), чем в России.

Таблица 12

Уровень и масштабы поддержки зарегистрированных безработных

Показатель 1992 г. 1993 г. 1994 г. 1995 г. 1996 г. 1997 г. 1998 г.

Средний размер выплат, тыс. руб.* Отношение среднего размера выплат - - 41 98 170 269 332**

к средней заработной плате, %* Имевшие право на получение пособий от общей численности зареги- 18,5 20,7 21,5 27,9 30,5**

стрированных безработных, %*** Имевшие право на получение пособий от общей численности незанятых трудовой деятельностью лиц, состоявших на учете в службах 64 66 85 83 90 89 91

занятости, %*** Доля безработных, которым были произведены выплаты, от общей численности имевших право на 38 51 74 76 82 80 82

получение пособий, %* Доля безработных, которым были произведены выплаты в минимальном размере, от общей численности 89 75 74 71

получавших пособия, %* * В среднем за год. ** За первые 9 мес 1998 г. *** В 1992-1993 гг. - действительно п олучавши пособия. 49 48 46 48

Источник: См. табл. 5.

Казалось бы, в этих условиях стимулы к регистрации в службах занятости должны быть в России намного сильнее. Однако в большинстве стран ЦВЕ, как уже отмечалось, регистрируемая безработица превосходит общую, что служит наглядным подтверждением высокой заинтересованности в получении статуса безработного. В России же более чем четырехкратное отставание регистрируемой безработицы от общей свидетельствует о явной слабости подобных стимулов.

Наиболее распространенное объяснение сводится к ссылке на неодинаковый уровень материальной поддержки, которую обеспечивает регистрация в государственных службах занятости [14]. Действительно, в относительном выражении размер выплат по безработице был в России ниже, колеблясь в пределах 10-30% от средней заработной платы (в 1998 г. они составляли 322 руб., или 30,5% от средней заработной платы). В странах ЦВЕ коэффициенты возмещения были выше -20-40%. Однако, скорее всего, дело не в меньшей щедрости российской системы страхования по безработице.

Низкие коэффициенты возмещения в первые годы реформ объясняются высокими темпами и затяжным характером российской инфляции. Выплачиваемые пособия привязаны к прошлым заработкам безработных и не подлежат индексации. Но в условиях высокой инфляции текущая денежная заработная плата может

далеко отрываться от того ее уровня, который поддерживался несколько месяцев назад, когда безработные еще сохраняли занятость. В результате пособия начинают сильно «худеть» относительно средней заработной платы, наблюдаемой в данный момент. Показательно, что по мере замедления инфляции относительный размер выплат по безработице в России быстро достиг значений, характерных для стран ЦВЕ (см. табл. 12).

Необходимо также делать поправку на межстрановые различия в составе получателей выплат по безработице. В России около половины пособий предоставлялись в минимальном размере (см. табл. 12), причем в основном такие минимальные пособия выплачивались тем категориям безработных, которые в других реформируемых экономиках, как было отмечено, вообще лишены подобного права17. Это обстоятельство ведет к занижению среднего размера выплат в России. При корректировке на различия в составе получателей их уровень оказывается не намного ниже (даже в годы высокой инфляции), чем в странах ЦВЕ.

Серьезным фактором, ослабившим стимулы к регистрации уже в период снизившейся инфляции, следует признать систематические задержки выплаты пособий (впрочем, нараставшие параллельно с ними задержки заработной платы могли иметь прямо противоположный эффект)15 Как видно из табл. 12, в последние годы ежемесячно пособия получали 70-75% российских безработных, наделенных соответствующим правом. К началу 1999 г. задержки по выплатам пособий достигли 3,7 млрд. руб. При этом задолженность предприятий Фонду занятости оценивалась по состоянию на конец третьего квартала 1998 г. в 13,2 млрд. руб., что было сопоставимо с годовым бюджетом Фонда (в 1997 г. он составил 8,8 млрд. руб.) [15].

Одновременно возникла и стала усиливаться тенденция к «бартеризации» отношений в треугольнике «работодатели - службы занятости - получатели пособий». Многие предприятия предпочитали уплачивать отчисления в Фонд занятости не деньгами, а выпускаемой продукцией, что заставляло службы занятости также переходить к выплате пособий «натурой». Во многих российских регионах компенсация в натуральной форме была сопоставима по своему значению с денежными выплатами. Это дополнительно снижало привлекательность обращений в службы занятости.

Однако не менее важную роль, по-видимому, играла еще одна характерная особенность российской системы поддержки безработных. В странах ЦВЕ безработному, исчерпавшему право на получение пособия, но так и не сумевшему найти работу, начинает выплачиваться либо специальная помощь, размер которой устанавливается на более низком уровне, либо пособие по бедности (причем очень часто условием получения социальных пособий является регистрация в службах занятости). Фактически длительно безработный «передается» из ведения системы страхования по безработице в ведение системы социального обеспечения. Понятно, что при таком институциональном устройстве статус официального безработного приобретает немалую ценность.

Показательно в этом смысле, как в странах ЦВЕ менялся состав зарегистрированных безработных. На старте реформ, когда в службы занятости пошел первый

11 Более низкий относительный уровень пособий в России мог быть также связан с активным использованием административных отпусков и переводов на неполное рабочее время, означающих неизбежную потерю в заработках. Размер пособия исчисляется исходя из среднего фактического заработка безработного за последние 3 мес по последнему месту работы. Поэтому в тех случаях, когда переход в состояние безработицы совершается из состояния вынужденной неполной занятости, величина назначаемого пособия оказывается меньше.

18 Задержки появились осенью 1995 г., когда стала нарастать задолженность по отчислениям в Фонд занятости, из которого финансировалась деятельность Федеральной службы занятости (ФСЗ), включая выплату пособий безработным. С 1996 г. после того, как страховой тариф был снижен с 2 до 1,5% от фонда оплаты труда предприятий, невыплаты пособий стали массовым явлением.

поток обращений, подавляющее большинство составляли получатели пособий по безработице, однако со временем их доля начала сокращаться, тогда как доля получателей помощи или пособий по бедности стала возрастать. В настоящее время подобными формами поддержки там охвачены от трети до двух третей всех безработных (подробнее см. [8]). В России же, где отсутствуют как специальные программы поддержки длительно безработных (в лучшем случае им в течение полугода предоставляется ежемесячная помощь в размере минимальной оплаты труда), так и «мостки» между системой страхования по безработице и системой социального обеспечения, большинство безработных, исчерпавших право на получение пособий, а затем и материальной помощи, просто выбывают из регистра служб занятости. Это ставило барьер аккумулированию длительно безработных среди состоящих на учете в службах занятости и во многом способствовало поддержанию регистрируемой безработицы на существенно более низком уровне, чем в странах ЦВЕ.

Три институциональные характеристики представляются здесь наиболее значимыми: 1) ограничение максимального срока пребывания на учете в службах занятости 18 мес (в странах ЦВЕ исчерпавшие право на пособия перестают их получать, но при этом остаются в регистре служб занятости); 2) низкий размер минимального пособия, равный минимальной заработной плате (в 1998 г. последняя составляла менее 8% от средней заработной платы); 3) отсутствие прямой зависимости между официальным статусом безработного и правом на получение различных льгот и гарантий, предоставляемых в рамках системы социального обеспечения. В результате безработные с очень длительными интервалами незанятости автоматически снимались с учета, и хотя формально они имели право на повторную регистрацию, ее перспектива оказывалась для них не слишком привлекательной. Более того, имеются свидетельства, что службы занятости создавали административные препятствия на пути тех, кто пытались повторно получить статус безработного, и соглашались на их перерегистрацию лишь после более или менее длительного перерыва в несколько месяцев.

Вероятно, именно это наряду с задержками пособий и тенденцией к замене денежных пособий выплатами в натуре послужило одной из главных причин того, что в России соотношение между «МОТовской» и регистрируемой безработицей было обратным тому, которое наблюдалось в других переходных экономиках.

Анализ структурных характеристик российской безработицы свидетельствует, что по сравнению с безработицей в большинстве стран ЦВЕ она оставалась более динамичной и краткосрочной, равномернее распределялась по социально-демографическим группам, а кроме того, была в большей мере свободна от искажающего воздействия государственных программ поддержки безработных.

Движение рабочей силы. Относительная стабильность занятости и умеренные масштабы открытой безработицы могут создать впечатление, что российский рынок труда пребывает в стагнирующем состоянии. Действительно, если работники до последнего держатся за имеющиеся у них рабочие места из-за отсутствия иных перспектив, а предприятия не испытывают особой потребности в освобождении от избыточной рабочей силы, поскольку ее оплата ничтожно мала, это способно вести к длительной консервации исходно неэффективной структуры занятости. Однако предположение о малой подвижности российского рынка труда опровергается высокими показателями оборота рабочей силы (табл. 13).

Коэффициент валового оборота рабочей силы, определяемый как сумма коэффициентов найма и выбытия, достигал в переходный период 40-45% во всей экономике и 45-50% в промышленности, что свидетельствует о ежегодном крупномасштабном «перетряхивании» занятого персонала. Следует отметить, что эти

оценки занижают действительные масштабы движения рабочей силы. Во-первых, в их основе лежат данные по средним и крупным предприятиям, а из опыта других стран известно, что на малых предприятиях текучесть кадров намного выше. Во-вторых, они относятся только к непрерывно действующим организационным единицам и, следовательно, не учитывают движения рабочей силы, возникающего при создании или закрытии целых предприятий. Не исключено, что с поправкой на эти факторы валовый оборот возрос бы до 60-70%, достигнув уровня, характерного для большинства западноевропейских стран19.

Таблица 13

Характеристики движения рабочей силы, 1992-1998 гг., %

Показатель 1992 г. 1993 г. 1994 г. 1995 г. 1996 г. 1997 г. 1998 г.

Вся экономика

Коэффициент найма 22,9 21,1 20,8 22,6 18,9 19,9 21,0

Коэффициент выбытия 26,9 25,1 27,4 25,7 23,9 24,5 24,9

Структура выбытия

(все выбывшие=100%):

по причине высвобождений 8,4 5,8 7,9 6,3 8,4 9,3 8,9

по собственному желанию - 65,1 64,2 68,3 67,0 66,0 67,3

Промышленность

Коэффициент найма 22,2 20,1 18,8 21,1 16,9 19,2 19,8

Коэффициент выбытия 28,0 28,8 32,8 28,4 27,0 26,8 27,7

Источники: Труд и занятость в России. М.: Госкомстат России, 1996, с. 64; 1998, с. 196-200; Обзор экономики России. № 2. М.: РЕЦЭП, 1998, с. 144.

Как следует из табл. 14, Россия по масштабам движения рабочей силы заметно опережала страны ЦВЕ, причем это достигалось за счет не столько большей активности выбытий, сколько большей активности приемов на работу. В других переходных экономиках интенсивность найма с началом рыночных реформ, как правило, резко снижалась. В России же наем продолжал поддерживаться на устойчиво высокой отметке, что составляет одну из наиболее парадоксальных характеристик российского рынка труда. На наш взгляд, она объяснялась сочетанием двух факторов - слабым контролем предприятий над процессом оттока кадров и повышенной текучестью среди вновь принятых работников.

Согласно опросам Российского экономического барометра (РЭБ), почти половину всех выбывающих составляют нужные с точки зрения предприятий работники [16]. Столь слабая степень контроля над структурой выбытия вынуждает предприятия активно прибегать к компенсирующему набору для заполнения рабочих мест, покинутых ушедшими работниками. Компенсирующий характер найма подтверждается положительной связью между показателями притока и оттока кадров. По оценке В. Гимпельсона и Д. Липпольдта, полученной при анализе выборки из более чем 6 тыс. предприятий, эластичность уровня найма рабочей силы от уровня ее выбытия составляет +0,53. Это означает, что каждого второго нового работника нанимают, чтобы заменить выбывшего [17].

19 В США и Канаде валовый оборот рабочей силы достигает еще более высокой отметки — 100-150%.

Таблица 14

Показатели оборота рабочей силы в России и некоторых странах ЦВЕ*

Страна Коэффициент

найма (h) выбытия (s) валового оборота (h+s)

Болгария (1993 г.)

Вся экономика 10,8 20,8 31,6

Промышленность 10,1 21,7 31,8

Венгрия (1988 г.)

Вся экономика 10,7 11,3 22,0

Промышленность 21,6 19,4 41,0

Польша (1993 г.)

Вся экономика 20,6 21,0 41,6

Промышленность 25,0 20,7 45,7

Румыния (1992 г.)

Госсектор 5,4 18,4 23,8

Промышленность 5,2 17,7 23,9

Россия (среднее, 1992-1998 гг.)

Вся экономика 21,0 25,5 46,5

Промышленность 19,7 28,5 48,2

* В процентах от среднегодово л численности.

Источник: Российский статистический ежегодник. М.: Госкомстат России, 1998, с. 196; Gimpelson V., Lippoldt D. Labour Turnover in the Russian Industry. Labour Market Dynamics in the Russian Federation. P.,

1997, p. 43.

Это усугубляется слабой закрепляемостью кадров. По данным РЭБ, более половины новичков не задерживаются на полученном месте работы, оставляя его в течение первого же года [16]. Отсюда — необходимость повторных наймов на одни и те же рабочие места, почти в равной мере актуальная как для успешных, так и неуспешных предприятий. Повышенная текучесть среди этой части персонала может вызываться различными причинами:

- по-видимому, известная часть наймов имеет вынужденный характер. Некоторые предприятия по-прежнему связаны обязательствами по приему выпускников профильных учебных заведений; кого-то им приходится брать на работу исходя из сторонних соображений (по знакомству, под давлением вышестоящего начальства и т. д.). В условиях, когда угроза безработицы достаточно реальна, возможность трудоустроить нужного человека приобретает немалую цену на рынке бюрократических услуг. Многие, получившие место работы таким образом, рассматривают его лишь как перевалочный пункт, где они не собираются долго задерживаться;

- спрос на продукцию многих предприятий крайне неустойчив во времени. В условиях частых кратковременных колебаний может быть выгодно нанимать работников под конкретный заказ, заранее зная, что после его выполнения потребность в них отпадет. Как следствие, приток такой временной рабочей силы регулярно сменяется ее оттоком;

- еще в советские времена в российской экономике сформировался значительный сегмент «плохих» рабочих мест с невысокой оплатой и неблагоприятными условиями труда, предназначавшихся для малоквалифицированных работников с низким уровнем дисциплины. Обе стороны - и наниматели, и нанимавшиеся - не питали иллюзий относительно долговечности связывавших их отношений. Высокая вероятность увольнения таких работников (либо по собственному желанию, либо за нарушение дисциплины) предусматривалась предприятиями заранее, в момент зачисления в штат. Хотя подобного рода сегмент «плохих» рабочих мест

существует в любых экономиках, есть основания предполагать, что в советской экономике он был представительнее, чем в других бывших социалистических странах, и что в пореформенный период он мог стать еще шире;

- из-за ограниченности информационных потоков оценка потенциальной производительности претендентов на вакантные рабочие места и их предварительный отбор наталкиваются на российском рынке труда на серьезные препятствия. При приеме на работу практически не применяются процедуры интервьюирования и тестирования; отсутствуют надежные сигналы (в виде рекомендательных писем, послужных списков, общепризнанного рейтинга учебных заведений и т. п.), по которым можно судить о качественных характеристиках кандидатов; лишь недавно стала входить в употребление рассылка стандартизованных резюме и т. д. Как и прежде, ценным источником информации остаются трудовые книжки, но они позволяют производить отбор претендентов лишь в самой грубой форме. Вынужденные действовать почти вслепую российские работодатели заменяют отбор ex ante отбором ex post, прибегая к своего рода избыточному найму и отбирая наиболее подходящих кандидатов опытным путем, по первым результатам их производственной деятельности. Те из них, кто признаются профессионально малопригодными, через короткое время покидают предприятие.

В результате активность предприятий в привлечении рабочей силы поддерживается на уровне, не типичном для ситуации глубокого экономического кризиса. Однако самым общим условием, благодаря которому и становится возможным столь интенсивный набор, следует считать низкие издержки, связанные с наймом и увольнением рабочей силы. Если бы избавление от нанятых работников требовало значительных затрат и длительного времени, предприятия проявляли бы куда большую сдержанность в их привлечении. Это подводит нас к еще одной парадоксальной черте российского рынка труда - доминированию добровольных увольнений.

В плановых экономиках вынужденные увольнения по экономическим причинам (по сокращению штатов и т. п.) практиковались в крайне ограниченной степени. Поэтому на старте рыночных реформ среди причин выбытия рабочей силы по инерции продолжали преобладать увольнения по собственному желанию. Однако по мере углубления кризиса вынужденные увольнения нарастали и вскоре начали превосходить добровольные. Сошлемся на пример Польши. Если в 1992 г. вынужденные и добровольные увольнения соотносились в ней примерно как 1:1, то уже в

1993 г. - как 1:0,6. И хотя с началом экономического подъема разрыв между ними стал сглаживаться, лидерство сохраняли вынужденные увольнения [18, p. 137].

Как видно из табл. 13, ситуация на российском рынке труда была иной. Вынужденные увольнения так и не получили на нем заметного распространения. Высвобожденные работники составляли не более 1,5-2,5% от средней численности персонала, или 6-10% от общего числа выбывших. Доминировали увольнения по собственному желанию, достигавшие 16-18% от средней численности занятых, или 65-70% от общего числа выбывших. Даже с учетом возможной маскировки части вынужденных увольнений под добровольные трудно усомниться, что подавляющую часть покидавших предприятия работников составляли те, кто делали это по собственной инициативе. (Заметим попутно, что подобная структура выбытий едва ли была бы возможна, если бы шансы на нахождение другой работы были для увольнявшихся минимальными.)

Заключение. Как же могло возникнуть парадоксальное сочетание - высокой гибкости с замедленностью структурных преобразований? На наш взгляд, ключ к ответу следует искать в деинституционализированности российской экономики.

Речь в данном случае не идет об отсутствии мощных организованных групп в лице профсоюзов и предпринимательских ассоциаций. Вполне вероятно, что их присутствие еще больше затруднило бы процесс системной трансформации и парализовало бы действие даже тех приспособительных механизмов, которые были спонтанно «нащупаны» российским рынком труда. Мы имеем в виду более фундаментальное явление, а именно отсутствие ясных и надежно защищенных правил игры, упорядочивающих взаимодействие между рыночными агентами и делающих его предсказуемым. Конечно, это не подразумевает буквального отсутствия в российской экономике каких бы то ни было общепризнанных правил экономического взаимодействия. Можно говорить лишь о непропорционально высоком удельном весе неформальных по сравнению с формальными отношений и институтов. Во всех звеньях российского хозяйственного механизма - на рынке капитала, на рынке труда, в отношениях между предприятиями, между предприятиями и государством, между органами власти разного уровня - неписаные правила и договоренности имеют явный перевес перед условиями контрактов и другими формальными обязательствами. В российской практике даже те договоры, которые заключаются с соблюдением всех формальностей, воспринимаются участниками как неформальные и исполняются по обстоятельствам.

В известном смысле господство неформальных институтов над формальными можно расценить как естественное и объективно обусловленное. Во-первых, в советской экономике дореформенного периода неформальные отношения были, по-видимому, развиты сильнее, чем в большинстве других социалистических стран. Во-вторых, необходимо принять во внимание глубину переходного кризиса, которая в России оказалась существенно большей, чем в странах ЦВЕ. Из мирового опыта известно, что в случае природных или социальных катаклизмов формальные институты всегда отступают перед неформальными [19]. В критических ситуациях жесткость, присущая законам и другим видам формальных правил, становится препятствием на пути выживания общества и может провоцировать дополнительную социальную напряженность. На первое место в таких случаях выходят неформальные институты — нормы солидарности, личной поддержки и т. д. Трудно поэтому переоценить ту роль в смягчении стартовых издержек переходного кризиса, которую сыграли такие способы неформального или полуформального экономического взаимодействия, как бартер, административные отпуска, работа по сокращенному графику, вторичная занятость, развитие неофициального сектора и т. п.

С точки зрения краткосрочной амортизации шоков неформальные институты имеют немало преимуществ. Благодаря им процесс первоначальной адаптации принимает менее болезненные формы, чем это происходит в условиях чрезмерной институциональной зарегулированности. Однако если неформальные институты позволяют «мягче падать», это не значит, что они помогают «быстрее подняться». Структурная перестройка в отличие от краткосрочной адаптации невозможна без утверждения формальных правил игры, позволяющих планировать экономическую деятельность на длительную перспективу.

Здесь уместна аналогия с теневой экономикой. Нет сомнений, что в кризисных условиях она выступает важнейшим амортизатором социальных издержек, но обеспечить экономический рост она не в состоянии. В рамках теневого сектора возможны лишь простейшие трансакции, рассчитанные на короткую временную перспективу и опирающиеся на устоявшиеся личные контакты между участниками. Сложные, неперсонифицированные сделки, охватывающие длительный период, оказываются сопряженными с огромным риском и запретительно высокими

трансакционными издержками. Снижение трансакционных издержек, сопровождающих такие сделки, достижимо лишь при наличии свода универсальных и соблюдаемых всеми участниками правил игры, снабженных надежными механизмами защиты. В российской же экономике такие правила существуют по большей части лишь номинально.

Таким образом, сдвиг от формальных к неформальным институтам неизбежно сопровождается примитивизацией трансакционного фундамента экономики. В этом смысле российская переходная экономика представляет собой одно из самых крайних проявлений того, что получило в экономической литературе название «кумовского капитализма» (the crony capitalism). Разрастание сети неформальных институтов имеет собственную инерцию и может приобретать характер самопод-держивающегося процесса. Похоже, российская экономика оказалась в своеобразной институциональной ловушке: с одной стороны, отказ от неформальных сделок полностью парализовал бы ее текущее функционирование; с другой - их доминирование делает выход из кризиса крайне затрудненным.

Деинституционализированный рынок труда - составная часть деинституциона-лизированной российской экономики20. Он сыграл роль важного социального амортизатора, существенно смягчив стартовые издержки перехода к новым рыночным условиям. Российский рынок труда продемонстрировал немалый адаптивный потенциал и какое-то время был избавлен от многих проблем (таких, как долгосрочная безработица), с которыми столкнулись страны ЦВЕ. Очевидно, что это стало возможным прежде всего благодаря господству неформальных норм в сфере трудовых отношений. Существование неявного социального контракта между администрацией и трудовыми коллективами смягчило реакцию занятости на трансформационный шок. В рамках этого контракта работники соглашались на вынужденную неполную занятость и задержки заработной платы, поскольку, во-первых, были лишены каких-либо эффективных средств воздействия на работодателей и, во-вторых, сохраняли за собой таким образом рабочие места. Возникающие при этом издержки могли компенсироваться вторичной занятостью и получением скрытой заработной платы, что способствовало еще большему укоренению неформальных отношений на рынке труда. Одновременно неявный социальный контракт создавал условия для «вольного» обращения руководства со сроками и уровнем оплаты труда, придавал заработной плате исключительную степень пластичности.

Это указывает на важный недостаток неформальных сделок: невозможность эффективно проконтролировать их исполнение, поскольку они формулируются в общих терминах и не обеспечены надежными санкциями на случай их неисполнения. Они по определению лишены публичных механизмов защиты и контроля, а что касается возможного обращения к услугам частной юстиции, то для большинства участников хозяйственного процесса они оказываются слишком дорогостоящими. Как следствие, неформальные отношения открывают широкое поле для злоупотреблений и оппортунистического поведения. Можно сказать, что гибкость, присущая российскому рынку труда, имела парадоксальную природу: охватывая не только стадию заключения контрактов, но и стадию их исполнения, она способствовала выживанию неэффективных форм занятости.

Российский рынок труда продемонстрировал неожиданно высокую способность к тому, чтобы гасить шоки. Показательно в этом смысле, что финансовый крах в августе 1998 г. имел весьма ограниченные негативные последствия с точки зрения занятости. Вызванный им шок был самортизирован привычными для российских

20 Латентность в качестве ключевой характеристики развития российского рынка труда выделяет Т. Ма-лева [6].

предприятий способами - от снижения заработной платы и задержек в ее выплате до административных отпусков и переводов на неполное рабочее время, причем новый частный сектор проявлял в этом не меньшую активность, чем традиционный. Гораздо хуже российский рынок труда оказался приспособленным к тому, чтобы быть проводником структурных сдвигов. Обволакивая исходно неэффективную структуру занятости сетью неформальных отношений, он способствовал, скорее, ее консервации, нежели обновлению. Адаптация без реструктуризации -так с неизбежной долей условности можно было бы обозначить главный принцип его действия.

Нельзя, однако, исключить, что, позволив избежать многих серьезных проблем на короткой дистанции, «российский путь» заложил предпосылки для их обострения в долгосрочной перспективе и что затягивание реструктуризации занятости, сдерживавшее появление высокой открытой безработицы на начальных этапах реформ, может превратиться в главную причину ее устойчиво высокого уровня впоследствии.

Литература

1. Куддо А. Политика занятости в России в контексте международного экономического опыта // Государственная и корпоративная политика занятости /Под ред. Т. Малевой. М.: Московский Центр Карнеги, 1998.

2. IMF, World Bank, OECD and EBRD. A Study of Soviet Economy. P., 1991. Vol. 2.

3. Clarke S. Structural Adjustment without Mass Unemployment? Lessons from Russia. Working Paper 13 of the Institute for Comparative Labour Relations Research, Moscow and Centre for Comparative Labour Studies, University of Worwick, November 1996.

4. Layard R., Richter A. Labour Market Adjustment — the Russian Way. In: A. Aslund, ed., Russian Economic Reform at Risk. London: Penter, 1995.

5. Blanchard O. The Economics of Post Communist Transition. Oxford University Press, 1997.

6. Четвернина Т., Лакунина Л. Напряженность на российском рынке труда и механизмы ее преодоления // Вопросы экономики, 1998. № 2; Мониторинг регистрируемой безработицы, январь-июнь 1998 г. М.: Государственная служба занятости, 1998; Малева Т. Российский рынок труда и политика занятости: парадигмы и парадоксы // Государственная и корпоративная политика занятости / Под ред. Т. Малевой. М.: Московский центр Карнеги, 1998.

7. Статистический бюллетень, № 3. М.: Госкомстат России, май 1999.

8. Boeri T., Burda M.C., Kollo J. Mediating the Transition: Labour Markets in Central and Eastern Europe. N.Y.: Centre for Economic Policy Research, 1998.

9. Taguchi T. Economic Transition in Poland and Problems of Unemployment; Vasile V. The Romanian Labour Market in Transition: Evolution and Outlooks // Transition and the Labour Market in Russia and Central and Eastern Europe /Ed. S. Ohtsu, Department of Economics, Kobe University, April 1998 (mimeo).

10. Unemployment, Restructuring, and the Labour Market in Eastern Europe and Russia / Ed. S. Commander and F. Coricelli. Washington: World Bank, 1995.

11. Korovkin A.G., Parbuzin K. V. Evaluation of Structural Unemployment in Russia // The Russian Economic Barometer. 1999. Vol. 8. № 1.

12. Коммандер С., Емцов Р. Безработица в России: масштабы, характеристики и региональные параметры //Бедность в России /Под ред. Дж. Клугман. Вашингтон: Всемирный банк, 1998.

13. Yoshi M. An Overview of Labour Market in Romania in Transition. — Transition and the Labour Market in Russia and Central and Eastern Europe /Ed. S. Ohtsu, Department of Economics, Kobe University, April 1998 (mimeo).

14. Commander S., Tolstopyatenko A. Unemployment, Restructuring and the Pace of Transition // Zecchini S., ed. Lessons from the Economic Transition. Central and Eastern Europe in the 1990s. Dordrecht: Kluwer Academic Publishers, 1997.

15. Основные показатели деятельности органов Государственной службы занятости за январь-декабрь 1998 г. М.: Государственная служба занятости, 1999, Статбюллетень № 12.

16. Капелюшников Р. Что скрывается за «скрытой безработицей»? // Государственная и корпоративная политика занятости / Под ред. ТМалевой. М.: Московский центр Карнеги, 1998.

17. Гимпельсон В., Липпольдт Д. Оборот рабочей силы в России: основные тенденции, отраслевая специфика, региональные различия // Государственная и корпоративная политика занятости / Под ред. Т. Малевой. М.: Московский центр Карнеги, 1998.

18. Rocznik Statystyczny. Waszawa, 1997.

19. Hirshleifer J. Economic Behavior in Adversity. Brighton: Wheatsheaf Books, 1987.