CC BY
72Российский регион в постсоветское время: тюрко-мусульманские меньшинства Оренбургской области
Григорий Косач
Оренбургская область — самая южная российская административная единица в регионе Урала. Она была создана в декабре 1934 года. Граничит с Республикой Татарстан, Самарской и Саратовской областями, с Республикой Башкортостан, Челябинской областью и Республикой Казахстан. Территория области, составляющая 123,9 тыс. кв. км :, разделена на 35 районов. В сельской местности сосредоточено 34,7% ее немногим более чем двухмиллионного населения. Крупнейшими городами области являются Оренбург, где по оценочным данным на 1992 год, проживало свыше 556 тыс. чел.2, Орск и Новотроицк на востоке, Бузулук и Бугуруслан на северо-западе.
По итогам переписи 1989 года, в составе населения области доминируют русские — 72,3% или 1 млн 568 тыс. чел.3 Немалая доля украинцев (4,7%) превращает это доминирование в неоспоримое преобладание славянских национальных групп. Оно определяет и конфессиональный характер области, христианской и, главным образом, православной4. На этом фоне тюрко-мусульманские меньшинства — 7,3% татар, 5,1% казахов и 2,4% башкир — кажутся незначительными и маргинальными.
Маргинальное положение тюрко-мусульманских групп усугублялось тем, что их численность уже во второй половине 50-х годов имела тенденцию если не к сокращению, то, по крайней мере, к стабилизации. Русско-украинская крестьянская колонизация оренбургской степи начала века была продолжена целинной эпопеей и последующим освоением месторождений природного газа, залежей железных и медных руд, сопровождавшимся созданием мощных промышленных комплексов.
Григорий Григорьевич Косач, профессор Института стран Азии и Африки при Московском государственном университете, Москва.
Нынешняя российская область включила в свой состав значительное пространство своей предшественницы — Оренбургской губернии, возникшей в зоне традиционного расселения башкирских и казахских родо-племенных объединений. В свое время администрация губернии последовательно привлекала к освоению этого пространства поволжских татар. Татарское присутствие на территории губернии содействовало исламизации иных тюркоязычных народов, а также вносило в общегубернскую жизнь элементы товарно-денежных отношений. Дореволюционные городские центры губернии, в первую очередь Оренбург, становились очагами татарского предпринимательства и тюрко-мусульманской культуры всероссийского значения. Последующая же деградация этой сферы городской жизнедеятельности — непосредственный результат курса центральных и местных властей советской эпохи.
В пределах области имеются, однако, районы, в составе населения которых доля тюрко-мусульманских национальных групп достаточно высока. Но это лишь те административные единицы областного подчинения, которые по разным причинам были меньше затронуты процессами хозяйственного освоения территории области.
Районы области подразделяются на западные, расположенные вдоль границы с Татарстаном, Самарской и Саратовской областями, центральные, окружающие Оренбург и простирающиеся до Башкортостана на севере и Казахстана на юге, и, наконец, восточные, расположенные между Башкортостаном на северо-востоке, Челябинской областью на востоке и Казахстаном на юго-востоке. При этом на долю татар, рассеянных практически по всей территории области, в четырех из тринадцати районов центральной группы приходится от 10,2 до 15,9% общей численности населения, а в пяти из четырнадцати районов западной группы — от 16,8 до 45,3%. Доля казахского населения составляет почти 22% населения двух районов центральной группы; но более всего оно сконцентрировано на востоке области, где в шести из восьми районов его удельный вес колеблется от 13,1 до 52,5%. Значительная прослойка башкир присутствует только в одном из районов западной группы — 19,2%, в одном — центральной — 12,3% и в двух — восточной — 21,1% и 24,6%5.
Относительно многочисленное татарское население сосредоточено в примыкающих друг к другу административных образованиях областного подчинения, вытянутых вдоль оси, идущей от границы с Татарстаном в сторону Оренбурга. Башкирское и казахское население велико в районах, непосредственно прилегающих к границам Башкортостана и Казахстана. При этом башкиры и казахи сохранили традиционные ареалы своего проживания, географическим рубежом между которыми является река Урал.
В городском населении, где господствуют русские, тюрко-мусульманские национальные группы представлены явно недостаточно. Относительно высок уровень присутствия в городах татар — 7,1% в Оренбурге, 4,3% в Орске, 2,1% в Бузулуке и 9,3% в Бугуруслане, да и то лишь в сравнении с казахами и башкирами. В данном случае сказывается наследие дореволюционной эпохи, когда татарское купечество и предпринимательство играло заметную роль на Урале и в Поволжье. Доля казахов в тех же городах составляет соответственно 1,3%, 3,0%, 0,5% и 0,2%. Показатели для башкир достигают максимальной отметки в Орске (1,7%) и снижаются до минимума в Бугуруслане (0,1%).
Представители тюркоязычных национальных групп медленно и непоследовательно вовлекались в процессы хозяйственного освоения восточных районов области, где в советскую эпоху образовались динамично развивавшиеся зоны экономического роста и возникали новые центры урбанизации. К ним относятся, в частности, города Новотро-ицк (часть ориентированной на Орск индустриальной агломерации), Медногорск (в пределах Кувандыкского района), Гай и Ясный (центры сравнительно недавно созданных административных единиц областного подчинения). Медногорск и Гай создавались в зоне исторического обитания башкир, а Новотроицк и Ясный — казахов.
По данным переписи 1989 года, среди жителей Кувандыкского района было 48,8% русских и 3,8% украинцев, а доля башкир составляла 24,6%. Но в основном промышленном центре района, Медногор-ске, соотношение этих национальных групп было принципиально иным: 79,8% русских, 7,4% украинцев и только 4,7% башкир. Татар в Кувандыкском районе больше, чем в любом другом на востоке области — 12,3% всего населения района, однако их доля в составе населения Медногорска еще меньше, чем у башкир — 3,9%. Ситуация в Гае
ТП <_> <_> Т 4 <_>
и Гайском районе аналогичная. Если в составе населения всего района русских 50,2%, а башкир 21,1%, то в районном центре первых 77,6%, а вторых — только 4,7%.
Новотроицк — город областного подчинения на территории Ново-орского района. По данным той же переписи, соотношение основных национальных групп в этом районе было следующим: 65,9% русских, 3,8% украинцев и 19,2% казахов. Казалось бы, соседство огромной индустриальной агломерации должно было нанести окончательный удар по традиционному образу жизни местного казахского населения. Однако национальная структура города свидетельствует об обратном — 81,6% русских, 6,3% украинцев и 1,7% казахов. Представительство тех же национальных групп в составе населения Ясненского района и города Ясного еще более красноречиво. Если на территории района русские и украинцы в меньшинстве (25,5% и 9,4%), казахи в большинстве
(52,5%), то в самом городе ситуация иная — 67,2% русских, 10,5% украинцев и 6,7% казахов.
Маргинальный характер тюрко-мусульманских меньшинств Оренбургской области находил свое выражение и в других аспектах их национального бытия, связанных с функционированием национальных языков, развитием культуры и возможностью свободного исповедания ислама.
Уже в конце 50-х годов существовавшие ранее в городах области татарские национальные школы были закрыты6. Десятью годами позже началось активное наступление на национальные школы в сельских районах. Освоение целинных земель повлекло за собой ликвидацию татарских, башкирских и казахских национальных сельских советов, а также прекращение издания газет на национальных языках в тех районах, где численность представителей той или иной тюркоязычной группы была значительна. То же самое происходило и на областном радиовещании.
В конце Великой Отечественной войны потепление в отношениях между государством и объединениями верующих позволило возобновить прерванную в середине 30-х годов на всей территории области религиозную жизнь мусульман. Но к концу 80-х годов здесь относительно стабильно действовали только пять зарегистрированных мусульманских общин, имевших в своем распоряжении функционировавшие мечети: две — в Оренбурге и Бугуруслане, три — в татарских селах центральных и западных районов7. В местах компактного расселения башкир и казахов мечети, а также официально действовавшие религиозные объединения вообще отсутствовали.
Сложившаяся к началу 90-х годов ситуация не устраивала даже администрацию области: «почти забыты литературные языки многих народов, утрачены трудовые традиции, духовно-нравственные ценности, утрачена самобытная педагогическая культура». Почему это плохо, было пояснено тут же: «Процессы, происходящие в соседних республиках — Башкортостане, Татарстане, Казахстане, активная деятельность национальных партий и движений, высказывания их лидеров о пересмотре существующих границ влияют на общественно-политическую обстановку и морально-психологический климат в области»8.
Но дело было не только во внешнем воздействии. Национальные движения возникали и на территории области. Они публично заявляли о своей поддержке государственного суверенитета Казахстана, Башкортостана и Татарстана, под лозунгами демократии требовали коренного пересмотра непрестижного статуса своих народов. Рубеж 80—90-х годов открывал беспрецедентные возможности обновления
«правящего класса» как в масштабе страны, так и в регионах. Оренбургская область не была в этом отношении исключением.
В июле 1989 года состоялись учредительные конференции башкирского областного центра «Караван-Сарай» и татарского центра «Туган тел» («Родная речь»), сферой деятельности которого должен был стать город Оренбург. Месяцем раньше было создано казахское областное культурно-просветительское общество «Казах тиле» («Казахская речь»). Наконец, в июне 1991 года прошла учредительная конференция Оренбургского областного Татарского общественного центра (ООТОЦ).
Разумеется, на создание оренбургских национальных центров и обществ тюрко-мусульманских групп оказывало влияние развитие событий в соседних национально-территориальных образованиях. ОО-ТОЦ заявлял, что в своей деятельности он «руководствуется... платформой и уставом Всетатарского общественного центра»9. Общество «Караван-Сарай»10 подчеркивало в своем уставе, что оно «является коллективным членом Башкирского народного центра «Урал», руководствуется его программой и уставом» и. Связь между созданием собственного общества и тем, что в Казахстане стали повсеместно создаваться общества «Казах тиле», признавали и казахские активисты возрожденческого движения12.
Тем не менее уже в самом начале деятельности оренбургских тюркоязычных национальных обществ стало ясно, что обе автономии поволжско-уральского региона не располагают
«финансово-экономическими возможностями помощи собственной диаспоре» 13, а политические соображения, имевшие особый смысл «для Казахстана с его русскоязычным населением и казачьими движениями» 14, исключали даже идею ее предоставления Казахстаном. И все же это обстоятельство не являлось определяющим для ограничения деятельности национальных обществ рамками области. Уже в момент создания общества стремились стать выразителями интересов «коренных народов» именно Оренбургской области. Таков был основной аргумент в пользу придания им легитимного статуса. Решение же этой задачи требовало специфической интерпретации роли Оренбурга в истории местных тюркоязычных групп.
Создание Оренбургской губернии, городов Оренбурга и Орска радикально изменило жизнь башкир и казахов: они «добровольно» вошли в состав России15. Главный город губернии становился «не только административным, но и культурным и просветительским центром для башкир». В нем «в конце XIX — начале ХХ века издавались башкирские газеты и журналы на старотюркском литературном языке, действовали учебные заведения». А затем Оренбург сыграл «важную роль в становлении советской государственности Башки-
рии»16. Сходная оценка была сделана и казахскими активистами: именно в Оренбурге появилась первая школа «для казахских детей, здесь жили, учились или творили выдающиеся деятели национальной культуры и общественно-политической жизни... в городе и губернии издавались казахские газеты», наконец, «Казахстан оформил свою государственность в Оренбурге»17.
Акцент на роль Оренбурга не мог не повлиять на политические ориентации. Недавний руководитель общества «Казах тиле» подчеркивал, что «...официальная Алма-Ата склонна к весьма скромной оценке роли нашего края в становлении и развитии казахской государственности». Вывод: возрождение казахского языка и культуры в пределах области — это не задача Казахстана, а самих оренбургских казахов. Решение этой задачи предполагает восстановление ситуации, существовавшей в области до начала целинной эпопеи, когда произошло «извращение» изначально верной национальной политики: воссоздание «казахских районов, сельских советов, колхозов, школ»; возобновление использования в них казахского языка как инструмента делопроизводства и преподавания. Естественно, что управление этими процессами должно было стать прерогативой «Казах тиле»18.
В развитии башкирской национальной культуры в Оренбурге особое место занимал «комплекс Караван-Сарая». В дореволюционное время он «вопреки протестам башкирского народа» перешел «в распоряжение царских властей». Затем историческая справедливость была восстановлена: «после Октябрьской революции Караван-Сарай был возвращен башкирскому народу». Однако «в период культа личности и в последующие годы», в результате все того же «извращения» национальной политики ситуация опять изменилась, и новая потеря национальной святыни привела к тому, что «определенная часть башкир области утратила свой язык и культуру». Необходимо добиться справедливого решения вопроса «о возвращении Караван-Сарая его законному хозяину» 19 и сделать это должны, конечно же, оренбургские башкиры.
Татарские национальные активисты не могли столь целенаправленно подчеркивать значимость Оренбургской губернии. Ведь она появилась в результате русской экспансии, начавшейся с уничтожения Казанского ханства. Но и они не отрицали роли губернии в развитии татарской культуры. На территории губернии возник первый после взятия Казани и многих лет усиленной христианизации татарский город — Сеитов посад (ныне деревня Татарская Каргала). Там было официально разрешено строительство мечетей и свободное исповедание ислама20. Здесь же было образовано Оренбургское магометанское духовное собрание, руководство которым правительство империи передало в руки татарских муфтиев.
Прошлое самого Оренбурга — это «свое» прошлое для татар, его история — это и история становления важнейшего центра татарской национальной культуры. Такое истолкование, предлагаемое лидерами местного татарского национального движения, подкрепляется ссылками на длительное существование в городе медресе Хусаинийя, на внушительный список предпринимателей, политиков и деятелей национальной культуры, живших или бывавших в Оренбурге или губернии, а также национальных изданий и учебных заведений как дореволюционного, так и раннего советского времени. Эти факты, как в казахском и башкирском случаях, подводят к мысли, что выходцы из Оренбурга в огромной степени воздействовали и на формирование советской татарской государственности, и, в конечном итоге, на обретение Татарстаном своего сегодняшнего суверенного статуса21. Особое место отводилось уроженцу Оренбургской области М. Джалилю 22, «жизнь, деятельность и подвиг» которого «являются достоянием не только татарского народа... а наследием всех россиян и, конечно, в первую очередь — оренбуржцев»23.
Здесь наблюдается та же картина, что и в случае с казахским и башкирским национальными движениями. По существу, татарские общества, добивавшиеся «восстановления татарского факультета в Оренбургском пединституте» (ныне Оренбургский государственный педагогический университет), «открытия татарских школ, классов, кружков, детских садов», «развития Оренбургского государственного драматического татарского театра»24, стремились к простой коррекции советской национальной политики, всего лишь искаженной, по их мнению, наслоениями прошлых лет. Восстановление ее первоначальной чистоты должно было стать сферой исключительных полномочий «Туган тел» и ООТОЦ.
Люди, создававшие оренбургские национальные общества тюркоязычных меньшинств, принадлежали к советскому «образованному классу». Они были представителями не столько национальной интеллигенции (в российской области, где к началу 90-х годов полностью отсутствовали возможности для функционирования национальных языков за пределами семьи, такая интеллигенция вряд ли могла сложиться), сколько советской городской интеллигенции тюркоязычного происхождения. В их числе были преподаватели высших учебных заведений, журналисты, инженеры, театральные деятели, сотрудники музеев и библиотек, среди них немало женщин25. Лишь постепенно в сферу притяжения национальных обществ попадала сельская интеллигенция тюркоязычных анклавов, и этот процесс сегодня не кажется завершенным. Инициаторы создания обществ в основном принадлежали к людям старшего и среднего поколений. Благодаря семье и, ча-
стично, школе, родной язык и культура, включая и ее вероисповедный аспект, еще не стали для них этнографической редкостью.
В то же время путь в общественно-политическую жизнь многие из них начинали благодаря членству в рядах ранее правившей партии и лишь некоторые — с участия в единственно массовом (по крайней мере, на уровне Оренбурга и Орска) движении, противостоявшем региональной номенклатуре в годы перестройки под лозунгами защиты окружающей среды26. Неудивительно, что их политическая речь всегда была умеренной. Они никогда не проводили резкой грани между приходившими к коммунизму левыми джадидами, с одной стороны, и купцами Хусаиновыми, с другой, «алаш-ордынцами» и коммунистом А. Джангильдиным или З. Валидовым (Заки Валиди) и Г. Шамигуло-вым27. Дело было не только в том, что татарский, казахский или башкирский национальный опыт прошлого оказался слишком недолговечным и хрупким. Важнее другое: инициаторы создания обществ были нацелены на вхождение в региональную политическую элиту, а та и в годы перестройки, и в постсоветское время отстаивала и отстаивает идею «единства судьбы» всех жителей области и неразрывности этапов исторического пути региона.
Стремление войти в состав «правящего класса» областного уровня требовало от активистов национальных обществ выбора наиболее адекватных, как им казалось, и, видимо, действительно единственно возможных в постсоветскую эру методов действия. В свою очередь, эти методы определялись обстоятельствами прошлого развития страны.
Своим главным лозунгом общества провозглашали возрождение национальной жизни, что в первую очередь предполагало создание школы с всеобъемлющим преподаванием на национальных языках28. Но этим не исчерпывалась задача формирования среды, в которой следовало действовать «национально ориентированной личности». Среда должна была также формироваться с помощью теле- и радиопередач на национальных языках, организуемых областным вещанием и транслируемых из Татарстана, Башкортостана и Казахстана, национальной прессы, регулярно проводимых праздников, важнейшими среди которых были бы сабантуй и наурыз, выступлений творческих коллективов. Названия улиц и площадей Оренбурга и других населенных пунктов, памятники в них и мемориальные доски на зданиях должны были отражать деятельность представителей татарской, башкирской и казахской культур, факты общественно-политической жизни трех народов в областном центре и подчиненной ему территории. Важная роль отводилась восстановлению или реставрации мечетей и медресе.
Какими же виделись средства возрождения национальной жизни?
Уставы тюркоязычных национальных обществ требовали охвата всей территории области (ООТОЦ) или мест компактного проживания (в случае башкир и казахов) жестко структурированной и подчиненной по вертикали руководству обществ сетью центров культуры, отделений, землячеств и союзов граждан соответствующих национальностей, создаваемых по месту их проживания. Все тюркоязычные национальные общества требовали обеспечения «пропорционального представительства» татар, башкир и казахов в кадровом составе различных областных учреждений. Выдвижение кандидатур на замещение должностей — речь шла, по сути дела, о введении национальных квот — должно было стать прерогативой того или иного общества. Руководители татарских обществ пошли еще дальше. Их лидеры настаивали на создании в области «двухпалатного органа законодательной власти», одна из палат которого была бы составлена из депутатов, делегируемых туда национальными движениями. Точно также должны были строиться и органы законодательной власти городского и районного масштабов. «Если национальная политика, — говорили татарские активисты, — должна выражать интересы наций и народов, значит и вырабатывать такую политику должны нации и народы». Лишь затем, «оформленная в виде правовых актов», она должна была стать «официальной программой» исполнительной власти29.
В документах обществ подчеркивалось их преимущественное право выступать в роли юридических лиц, представляющих всех членов национальной группы, при установлении «экономических» связей, а также при формировании отношений в сфере культуры с государственными и общественными органами и ассоциациями соседних регионов и зарубежных стран. В равной мере это относилось и к государственным учреждениям Оренбургской области30. При этом предполагалось, что каждое из обществ создаст свои коммерческие и некоммерческие предприятия, станет владельцем сырья и сельскохозяйственной продукции, а также производственной базы для их пере-работки31.
Иными словами, национальная жизнь должна была обрести примерно те же очертания, что и в дореволюционные времена, когда тюр-ко-мусульманское население губернии обладало значительной внутренней автономией, собственностью, имело свое купечество и занималось предпринимательством. Что идеал был именно таким, показала третья отчетно-выборная конференция общества «Караван-Сарай», состоявшаяся в марте 1993 года. На ней был поднят вопрос о восстановлении в области института «башкирских вотчинных земель». Причем для защиты этой собственности требовалось «возрождение Оренбургского башкирского казачьего войска»32, что и было отражено в решениях все той же конференции.
Еще один важный аспект деятельности тюркоязычных национальных обществ, обращение к которому сделалось заметным уже в момент их формирования и выхода на общественно-политическую арену, — это внимание к религиозному наследию. Сотрудничество с «активистами мусульманской мечети» выглядело в документах национальных обществ как императив, поскольку по мере укрепления взаимодействия с религиозными деятелями ислама в интересах «пропаганды мусульманской культуры и традиции» 33 станет возможным «нравственное воспитание населения» в «духе милосердия, заботы о старших и детях, добросовестного труда, уважения и выполнения законов государства»34.
Ислам воспринимался как естественный инструмент легитимации тюркоязычных обществ и, одновременно, как средство сплочения представляемых ими национальных групп ради решения выдвигавшихся обществами задач. Исповедание ислама представителями татарского, башкирского и казахского населения проводило грань между ними и православным большинством. Акцент на конфессиональных различиях мог и должен был способствовать осознанию тюркоязычными меньшинствами и других различий между ними (культура, язык, традиции) и их славянским окружением. Но если для татар, давно и глубоко исламизированных, наличие вероисповедной грани между ними и их русскими соседями являлось очевидным фактором кристаллизации национального сознания («в возрождении национальной культуры татар велика роль ислама, многих его традиций»35), то для двух других тюркоязычных групп наличие такой грани прежде не всегда было ощутимым. Постсоветская эпоха, как это ни парадоксально, вновь открывала реальную возможность действительной исламизации башкир и казахов.
Религиозность казахов в досоветское и советское время проявлялась лишь в поверхностном усвоении ими далеко не полного списка тех религиозных обрядов, которые были связаны с важнейшими вехами в жизни человека — с рождением и смертью, наречением имени и вступлением в брак. Тем не менее, по мнению лидеров «Казах тиле», «...ислам всегда был в почете у казахов, а при похоронах был просто необходим». Однако люди старшего поколения, «владевшие правилами мусульманского погребения усопших и знающие соответствующие стихи из Корана для отпевания», уходят из жизни. Все чаще и чаще перед приходящими им на смену поколениями встает необходимость поиска муллы, который мог бы проводить в последний путь их родных и близких. Но «мусульманские священники действуют при мечетях», которые расположены «в городах и крупных населенных пунктах». Следовательно, надо построить мечети в районах традиционного расселения оренбургских казахов и подготовить для них имамов. Эти
имамы должны быть выходцами из тех же районов. И «Казах тиле» стремилось действовать в этом направлении36. Аналогичные намерения отражены в уставах ООТОЦ и общества «Караван-Сарай»: «...в содружестве с мухтасибатом содействовать подготовке кадров... для религиозных обществ и духовных общин»37.
Дополнительным импульсом к реализации этих планов явилось создание в 1994 году на месте существовавшего ранее мухтасибата Духовного Управления мусульман Оренбургской области (Оренбургского муфтията). Оренбургский муфтият провозглашался «региональным... объединением», в состав которого включались мусульманские общины на территории области. Канонически и административно он входил в «состав Центрального Духовного Управления мусульман России и Европейских стран СНГ» с центром в Уфе, руководимым муфтием Т. Таджуддином. Задачей муфтията становилась «реализация гражданами права на свободу исповедания Ислама» 38.
Основная задача муфтията определяла и конкретные цели его деятельности. Речь шла о «беспрепятственном проведении богослужений, религиозных обрядов и церемоний», «организации паломничества в священные места мусульман», создании «благотворительных заведений». Муфтият считал необходимым участвовать в «основании и содержании... мест богослужения». «Обучение религиозному вероучению» в специально созданных для этого школах и на курсах для детей и взрослых, «создание средних духовных учебных заведений для подготовки священнослужителей», производство, ввоз в область и распространение на ее территории религиозной литературы, периодических изданий, предметов культа, а также учреждение в интересах этого предприятий полиграфического, издательского и реставрационно-строительного профиля, — все это было объявлено приоритетными направлениями работы вновь созданного Духовного управления. И это же отвечало содержанию, вкладывавшемуся тюркоязычными национальными обществами в понятие «пропаганда мусульманской культуры и традиций». Поэтому муфтият и эти общества должны были взаимодействовать друг с другом.
Но взаимодействие не стало действительно безусловным. Если одна из сторон, муфтият, заявляла, что «следует призыву Всевышнего Аллаха “Держитесь за вервь Аллаха все и не разделяйтесь”», то вторая, национальные общества, смотрела на дело несколько иначе.
В декабре 1994 года мусульманские общины северо-запада области заявили о своем выходе из-под юрисдикции Оренбургского муфтията. Инициативная группа из десяти жителей Бугуруслана заявляла об учреждении параллельного Духовного Управления мусульман Оренбургской области (Бугурусланский муфтият)39. Причины, выдвигавшиеся ими для оправдания такого шага, сводились к тому,
что Оренбург далеко и поездки туда для решения вопросов, касающихся жизни объединения, требуют много сил и средств; представители же Оренбургского муфтията и Центрального Духовного Управления в Уфе ни разу не посетили Бугуруслан; местному мусульманскому населению не оказывается финансовая помощь, так что оно само, на собственные средства, построило мечеть и медресе с общежитием для студентов.
Уставы обоих муфтиятов, официальные цели и направления деятельности были практически идентичны. Бугурусланский муфтият утверждает, что в своей работе верен тому же кораническому айяту, указующему на незначимость национальных различий между мусульманами, а сферой приложения своих сил объявляет всю область. Но «канонически и административно» он входит «в состав Высшего Координационного Центра Духовных Управлений мусульман России» с центром в Казани.
Но было бы неверно видеть в создании параллельных муфтиятов только стремление к обособлению по национальному признаку. Тут сказалось влияние более широких процессов в мусульманском сообществе России. Эти процессы были связаны с резким всплеском национального самосознания башкир и татар. Он способствовал обретению нового статуса бывшими автономиями, а этот статус, в свою очередь, оказал огромное воздействие на самосознание татар и башкир. Оренбургский муфтий — выходец из нынешнего Башкортостана. Только во второй половине 80-х годов он стал имам-хатыбом соборной мечети областного центра и главой мухтасибата40. Бугурусланский муфтий — уроженец Бугуруслана родом из местных татар41.
Весной 1995 года сфера деятельности Бугурусланского муфтията включила в себя районы западной группы, где сосредоточен основной массив татарского населения области. В юрисдикции Оренбургского муфтията остались областной центр (за исключением мечети Хусаи-нийя, имам-хатыбом которой стал представитель Высшего Координационного Центра Духовных управлений мусульман России по Оренбургской области42), центральные и восточные районы. Эти районы образуют территорию традиционного обитания башкир и казахов, хоти и со значительными порой вкраплениями татарского населения. В самом Оренбурге же односторонние башкирские претензии на Караван-Сарай, уже в конце 80-х годов вызвавшие резкую татаро-башкирскую полемику на уровне города, приобрели в начале 90-х новые нюансы — после того, как имам-хатыбом мечети этого комплекса был назначен человек башкирского происхождения43.
Первая половина 90-х годов внесла коррективы во взаимоотношения между властными структурами области, активистами тюркоязыч-
ных национальных обществ и религиозными деятелями. Противостояние конца 80-х годов сменялось поиском компромиссных решений. Администрация области и тюркоязычные общества начинали рассматривать себя как нуждающиеся друг в друге региональные силы.
Администрация, в рядах которой в постсоветское время почти не произошло изменений, руководствовалась, разумеется, собственными интересами, важнейшим среди которых было удержаться, не допустить эрозии своих позиций. Она успешно лавировала между политическими силами, выступавшими под внешне несовместимыми коммунистическими и демократическими лозунгами, и видела выход из сложившегося положения, когда «кризис политической власти... отражается на общественно-политической и экономической ситуации в области», в «повышении
самостоятельности... региона». Но она нуждалась в союзниках и прямо это признавала: «...мы надеемся на помощь и поддержку всех народов и этнических групп, населяющих наш Оренбургский Караван-Сарай край»44. В свою очередь, национальные общества не видели иного способа
включиться в региональный политический процесс, как через сотрудничество с областной администрацией. Уже поэтому в ходе контактов с областным руководством лидеры обществ подчеркивали, что их задача состоит «не в нагнетании национального психоза, национализма, как это происходит в некоторых местах... бывшего Союза и России, а в содействии решению национально-культурных проблем цивилизованными способами»45.
Дальнейшее развитие событий было нетрудно представить. Администрация начинала создавать собственную систему взаимодействия с национальными обществами, чтобы по возможности свести к минимуму их влияние на развитие обстановки.
В аппарате главы областной администрации был образован комитет по межнациональным отношениям. Перед ним была поставлена задача сохранения уникальности края, где «в процессе многовекового совместного проживания различных этнических общностей... складывались традиции взаимопонимания и уважения, межнационального общения и веротерпимости». Как считают в комитете, «основные интересы населения области носят региональный, а не этнический характер», хотя и существуют «специфические интересы отдельных этнических групп, связанные со сферой сохранения и развития национального языка, охраны этнографических памятников... возрождения народных промыслов»46. При комитете сформировался межнациональный координационный совет из представителей руководящих органов национальных обществ — не только тюркоязычных, но и славянских и финно-угорских47. Он призван ориентировать «деятельность национально-культурных центров, национальных общественных движений и ассоциаций», обладает «совещательно-рекомендательными» функциями и должен взаимодействовать «с заместителями глав администраций городов и районов, курирующими вопросы межнациональных отношений».
В аппарате администрации появился и комитет по связям с религиозными организациями — в качестве структурной единицы, непосредственно подчиненной главе областной исполнительной власти. Его сотрудники (среди которых, кстати, не было ни одного верующего мусульманина или хотя бы человека, близкого мусульманам в культурном отношении) должны «находить и делать достоянием новых поколений весь положительный опыт межэтнических отношений, взаимопроникновения культур... раскрывать мудрость предков по преодолению межэтнических и межрелигиозных конфликтов»48.
Новая схема взаимоотношений власти и тюркоязычных обществ сузила пределы самостоятельности последних. По оценке лидеров этих обществ, сфера их компетенции была ограничена только тем, что они назвали «умением влиять на... принимающего решения человека, своеобразным лоббированием интересующих нас вопросов». Общества вступали в этап «освобождения от иллюзий, что мы можем все»49. Власть действительно не позволила подорвать свои позиции, превратив союзников в «младших партнеров».
В качестве доступного поля деятельности администрация оставила обществам лишь сферу национальной культуры и решительно исключила все, что хотя бы в какой-то мере затрагивало область политики. Соответственно были исключены и играющие столь важную роль в уставных документах тюркоязычных обществ вопросы о пропорциональном представительстве в органах власти и создании второй палаты Законодательного собрания. Администрация признает, что та-
кие вопросы действительно существуют, раз в областное Законодательное собрание, созданное после принятия летом 1994 года Устава области, не попало ни одного татарина и ни одного башкира. Она даже говорит о «неравном доступе во властные структуры» как об одной из причин «политизации национальных объединений»50. Однако из этой ситуации ею чаще всего делается простой вывод, что «на всех угодить трудно»51. Даже в сфере культуры деятельность обществ была фактически ограничена функциями совещательного характера. Об этом свидетельствует история с подготовкой и реализацией Целевой комплексной программы поддержки национальных культур народов Оренбуржья на 1994—1995 гг., в дальнейшем продленной по срокам исполнения.
Программа52 была разработана аппаратом областной администрации. Она предусматривала создание условий для развития культур всех национальных групп, проживающих на территории области. Принципами этого развития должны стать сохранение традиций, самобытность, взаимообогащение национальных культур, чьи «лучшие достижения» следует популяризировать с целью воспитания граждан области в духе «уважения к языку, обычаям... различных народов». В Программе речь шла и о восстановлении и реставрации памятников национальной истории и культуры, функционировании школ на основе «национальной системы образования», введении в средних и высших учебных заведениях факультативных курсов для изучения родных языков школьников и студентов, создании «национальной системы дошкольного воспитания». Подчеркивалась важность «свободного развития конфессий как составной части духовной культуры каждого народа» и, одновременно, противостояния «попыткам использовать чувства верующих для разжигания межнациональной розни».
Программа предполагала обеспечить «всестороннее развитие родных языков народов, свободу выбора и использования языка» межличностных контактов. Она ставила вопросы подготовки кадров преподавателей на языках населяющих область национальных групп, выпуск в свет необходимых учебных и справочных пособий. Естественно, что в ней говорилось о поддержке национальной прессы, радио- и телевещания на национальных языках. Лишь в последнюю очередь отмечалась необходимость «поддержки деятельности национальных культурных центров и обществ» в контексте «укрепления межнациональных связей».
Содержание Программы показывает, что, по существу, администрация перехватила требования национальных обществ, связанные со сферой культуры. Более того, она сделала осуществление этих требований полностью зависимым от ее собственных возможностей и соб-
ственной воли. В результате национальные общества были оттеснены на обочину не только политической, но и культурной жизни.
Благодаря деятельности администрации в 1996 году на территории области работало 83 школы (из них пять в Оренбурге) с преподаванием татарского, 43 — с преподаванием башкирского и 18 — с преподаванием казахского языка53. Ряд высших и средних специальных (педагогические колледжи) учебных заведений начал подготовку преподавателей тюркских языков. Был воссоздан государственный татарский драматический театр. В качестве соучредителя администрация области оказывала материальную поддержку начавшим выходить в свет татарской газете «Яна вакыт» («Новое время»), казахской «Ай-кап» («Зеркало») и башкирской «Караван-Сарай». Вновь созданные на областном радио и телевидении редакции межнациональных отношений стали вести ежемесячные (хотя, по сути дела, незначительные по времени и чаще всего музыкальные) программы на трех тюркских языках54. При непосредственном участии администрации началось проведение ежегодных праздников — сабантуя и наурыза — как в районах компактного проживания тюркоязычных национальных групп, так и в областном масштабе. Наконец, в качестве юридического лица, только администрация представляла тюркоязычные национальные группы при заключении соглашений с органами культуры Татарстана, Башкортостана и Казахстана, предусматривавших обмен студентами, художественными коллективами, а также литературой 55.
Целевая комплексная программа финансируется из областного бюджета и бюджетов городов и районов области. Правда, на 1996 год общая сумма финансирования составила всего лишь один миллиард неденоминированных рублей. Эту явно мизерную для сегодняшней России сумму предполагалось истратить на «праздники дней культуры... народов, реставрацию Караван-Сарая, открытие мраморных досок в честь национальных деятелей Оренбуржья, научную конференцию по проблемам русской нации, поддержку национальных центров»56.
Сходным образом развивались и взаимоотношения между администрацией и обоими муфтиятами. Представители власти признали религиозное возрождение «благотворным», а «традиционные верования» — православие и ислам — «охранителями таких национальных черт, как коллективизм, духовность, соборность»57, поддержку православия и ислама в их институционализированных формах — своей приоритетной задачей. Комитет по связям с религиозными организациями участвовал в составлении Целевой программы. В самой Программе имеется особый раздел — «Мероприятия по реализации религиозного фактора в развитии национальных культур народов Оренбуржья».
В начале 1998 года в области действовало 78 официально зарегистрированных мусульманских объединений. Только Русская Православная Церковь располагала большим числом зарегистрированных общин (111). Мусульманские объединения являлись владельцами или арендаторами 59 мечетей и 16 молитвенных домов. Еще семь мечетей строились58. В течение последних лет при оренбургской соборной мечети работает медресе Хусаинийя с трехгодичным сроком обучения и преподавателями из Турции59. В 1997 году бугурусланское медресе получило статус четырехгодичного исламского института Аль-Фуркан. В нем учатся двести студентов, преподают — граждане Саудовской Аравии. По словам бугурусланского муфтия И. Шангареева, в институте открывается женское отделение, а в скором времени в городе появится и отдельный женский богословский институт. В Аль-Фуркане изучают «не только богословие, но и историю татар, мусульманской религии, арабскую письменность и язык». Его лучшие студенты после завершения занятий направляются на учебу в Мекку и Медину. «При желании» выпускники института «могут работать в бизнесе со странами Востока»60. Оба муфтията ежегодно увеличивают количество паломников, отправляющихся в хадж.
Областная администрация монополизировала и это направление деятельности национальных обществ. По инициативе комитета по связям с религиозными организациями в области был сформирован благотворительный фонд «Совесть». В состав его учредителей вошло крупнейшее производственное объединение области «Оренбург-нефть»61. Представители Бугурусланского муфтията были в этой связи вполне откровенны: «В возрождении духовных традиций мусульман Оренбуржья неоценимую помощь» оказывают «Оренбургнефть... госпредприятие Оренбургнефтепродукт... Оренбургский банк Сбербанка России... областная администрация»62. В восточных районах области с их немалым казахским населением строительство мечетей (как, впрочем, и церквей) финансируется местными органами исполнительной власти. «Все затраты по строительству мечетей, — отмечал глава Ясненского района, — несет администрация»63.
Так, став пусть и не очень щедрым, зато основным донором тюркоязычных национальных обществ и формирующейся в области религиозной мусульманской элиты, власть приручала тех и других и диктовала им правила поведения, называя это «институционализацией национальных движений»64. И это не могло не отразиться на процессах национального возрождения.
Школы с преподаванием национальных языков остались государственными, ни о какой национальной системе образования не было и речи. Если в какой-то из школ и готовилась «национально ориентированная личность», то реализация этой установки была итогом усилий
самих педагогов и определялась лишь их крайне ограниченными возможностями. Например, в 1994 году «героическими усилиями активистов татарского общественного центра» в Оренбурге «еле-еле» была открыта школа только для татарских детей. Сейчас в ней учатся 170 учеников. Ситуация, сопровождавшая это начинание, описывалась в достаточно красноречивых выражениях: «Конституция рисует сказочную картину — свободный выбор языка обучения. Заходя в любой класс, любой родитель выбирает, что хочет. Закон об образовании перечеркивает Конституцию, выбор языка обучения находится в зависимости от возможностей, предоставляемых системой образования. Это понятно, без этого нельзя, с одной стороны. С другой — этот закон не обязывает местные органы что-либо делать. Раз записано, что в зависимости от возможностей... говорят, что нет возможности». Дальнейший рассказ о школе изобилует не менее яркими деталями. Единственным языком преподавания в ней, за исключением уроков татарского языка, является русский. «Создавать и развивать национальную культурную среду» педагоги могут лишь во внеурочное время: на занятиях кружков «татарского фольклора... истории ислама», факультативов по истории Татарстана и арабского языка, жизни оренбургских татарских писателей и в ходе организуемых с помощью родителей утренников, а после окончания учебного года — сабантуя65. Иными словами, возрожденческая деятельность педагогического коллектива этой школы слишком зависима от множества привходящих обстоятельств.
Эти обстоятельства уже сейчас определяют тенденцию к снижению численности школ с преподаванием национальных языков. По словам председателя межнационального координационного совета, сопредседателя ООТОЦ, в 1996/97 учебном году таких школ было 155, а в 1997/98 — только 143 (число собственно татарских школ сократилось с 87 до 77) 66. В области не возникла атмосфера заинтересованности меньшинств в изучении родных языков. И дело тут не только в том, что властные структуры тщательно дозируют количество открывающихся школ с преподаванием на татарском, башкирском и казахском языках, как и число студентов на соответствующих отделениях высших учебных заведений и педагогических колледжей, порой завуалировано выражая сомнение в необходимости и самих школ, и подготовки для них преподавательских кадров67. Администрация области использует еще и настроения, господствующие в тюркской среде, и ни в коей мере не стремится к тому, чтобы эти настроения переломить.
По мнению местного татарского журналиста, «многие родители, душой поддержавшие инициативы областного центра (ООТОЦ. — Г.К.) по возрождению национальной культуры, вдруг стали противиться обучению детей родному языку в местных школах». Почему?
Потому что «поддались слухам, что планируется массовая «татариза-ция» учебных заведений в местах компактного размещения населения. А это, по их понятиям, приведет к тому, что дети, плохо усвоив русский язык, не смогут поступить в институты и техникумы — «“...пусть уж подростки изучают все предметы в школах по-русски, а родному языку будем обучать дома”, — говорят такие родители»68.
Активисты национальных обществ открыто обвиняли государственных чиновников в провоцировании подобных настроений: «Часть чиновников... системы образования придерживаются устойчивого мнения о том, что обучение детей на родном языке закрывает им путь для дальнейшей учебы в средних специальных, высших или иных учебных заведениях. Причем это утверждение широко тиражируется и доводится до сведения родителей, которых данный вывод, естественно, настораживает. При этом умышленно... замалчивается то, что... речь-то идет не об обучении полностью на родном... языке, а о его изучении лишь как школьного предмета»69. Как следствие, возникла проблема «невостребованности значительной части выпускников учебных заведений, готовящих национальные педагогические кадры»70.
Такое же положение наблюдается и в других областях. Тиражи национальных газет остаются крайне малыми, их выпуск становится все более проблематичным71. Труппа Государственного татарского драматического театра все еще переживает процесс становления. Выделенное ей здание продолжает ремонтироваться72.
Утрачивая функции самоорганизации и самопомощи, тюркоязычные общества превращаются в простое орудие мобилизации своих национальных групп на решение задач, выдвигаемых областной администрацией. Как с удовлетворением отмечал один из ее представителей, «большинство национальных центров поддерживают “Возрождение Оренбуржья”»73. Речь идет о созданном по инициативе власти «широком общественно-политическом движении», учредители которого — глава администрации области и председатель Законодательного собрания — заявляли, что его задачей является сохранение «стабильности в обществе», «отказ от популистских крайностей, революционных призывов, в какой бы многообещающей форме они не преподносились»74. В ходе последних парламентских и президентских выборов движение «Возрождение Оренбуржья» выступало, по сути дела, региональным отделением блока «Наш дом — Россия». Поддержка этого блока стала принципиальной позицией тюркоязычных национальных обществ. Для пропаганды его идей были использованы и представители «мусульманской интеллигенции»75.
Годы, прошедшие с момента крушения Советского Союза, продемонстрировали, что активисты тюрко-мусульманских национальных обществ Оренбургской области не только не смогли стать элементом
местного «правящего класса», но и попали в положение маргиналов. Власть не допускает их к принятию решений, не дает им возможности оказывать реальное влияние на региональную общественно-политическую жизнь. Однако победа, одержанная областной администрацией, не является окончательной, потому что экономическое и политическое положение национальных групп Оренбургской области коренным образом не улучшилось76. Это обстоятельство означает, что оставшаяся неизмененной реальность в будущем выдвинет новые альтернативы как власти, так и подчиненным ей тюркоязычным обществам и религиозным функционерам.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Здесь и далее см.: Оренбургская область. Путеводитель бизнесмена. М., 1993. С. 7.
2 Там же. С. 34.
3 Здесь и далее см.: Жизнь национальностей Оренбуржья. Информационный вестник. Оренбург, 1995. № 1. С. 32
4 См. в этой связи: Бурматов В. Д. Православная церковь в Оренбуржье: современное состояние, некоторые проблемы и тенденции развития // Христианство и ислам на рубеже веков. Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Оренбург, 1998. С. 182-186.
5 Здесь и далее см.: Жизнь национальностей Оренбуржья ... С. 32-33.
6 Губайдуллин С. Г. Татары Оренбуржья: история и современность // Национальные проблемы народов Оренбуржья: история, современность. Материалы научно-практической конференции. Оренбург, 1993. С. 27.
7 ГАОО. Ф. 617. Оп. 1. Л. 1-15
8 Торукало В. П. Национальные проблемы народов Оренбуржья: пути их разрешения // Национальные проблемы народов Оренбуржья... С. 13.
9 Устав Оренбургского областного Татарского общественного центра // Яна вакыт. Оренбург, 1993. № 1.
10 Караван-Сарай — один из наиболее значимых архитектурных памятников Оренбурга, построенный в 1842 г. для нужд башкиро-мещеряцкого войска. Комплекс Караван-Сарая состоит из мечети и помещений «присутственных мест».
11 Устав Оренбургского областного башкирского центра «Караван-Сарай». Оренбург, 1993. С. 1.
12 Тасмурзин М. Б. Проблемы возрождения языка, культуры, обычаев, традиций казахов Малого жуза, заселяющих Оренбуржье // Айкап, Оренбург, 1993. № 19.
13 Узбеков И. Диаспора и республика: проблемы взаимодействия // Жизнь национальностей Оренбуржья. Информационный вестник. 1996. № 2. С. 19.
14 Тасмурзин М. Б. Проблемы возрождения языка...
15 О роли Оренбурга см.: Программа общества «Караван-Сарай» // Архив управления юстиции администрации Оренбургской области. Д. 23. Л. 1; Тасмурзин М. Б. Проблемы возрождения языка... Не менее интересна и интерпретация роли Орска председателем местного национального культурного казахского центра «Уркер» («Созвездие»): «Именно здесь стояли палатки Кириллова (главы Оренбургской экспедиции, созданной в 1734 г., обер-секретаря Сената. — Г.К) и юрты Абулхаир-хана. Не случайна и дата рождения... города стала замечательной и для... двух народов» // А почему бы Ор-
Мечеть Хусаинийя
ску и не быть плеядой созвездий? Интервью с А. Саурамбековым // Южный Урал. Оренбург, 1998, 3 июня.
16 Программа общества «Караван-Сарай». Л. 1.
17 Тасмурзин М. Б. Проблемы возрождения языка...
18 Там же.
19 Программа общества «Караван-Сарай». Л. 1—2.
20 Эта деревня расположена в непосредственной близости от областного центра. О ней см.: Гафарова М. Г. Из истории села Татарская Каргала // Татары в Оренбургском крае. Научно-практическая конференция. Тезисы докладов. Оренбург, 1996. С. 33—35.
21 Достаточно сослаться на материалы конференции «Татары в Оренбургском крае», а также на работы известного оренбургского татарского краеведа М. Ф. Рахимкуловой. Среди них, в частности, перевод книги Ризаэтдина Фахретдинова «Ахмед-бай», рассказывающей о жизненном пути купца и промышленника А. Хусаинова (Оренбург, 1991), а также оригинальные труды на татарском языке — «Рэмиевлэр» («Семейство Рамие-вых») (Оренбург, 1995) и «Галимджан Ибрагимов. Елы дип атала» («Галимзян Ибрагимов. Путь и творчество») (Оренбург, 1997). Ей же принадлежат и две русскоязычные работы: «Медресе Хусаинийя в Оренбурге» (Оренбург, 1997); «Преподавание естественных наук в татарских школах дореволюционной России» (Оренбург, 1998).
22 Установка в Оренбурге памятника М. Джалилю было одним из основных требований ООТОЦ и «Туган тел». См.: Устав ООТОЦ // Яна вакыт. Оренбург, 1993. № 1.
23 Выступление сопредседателя ООТОЦ И. Г. Узбекова на открытии в Оренбурге памятника М. Джалилю // Яна вакыт, 1996. № 6.
24 Устав ООТОЦ.
25 Габдулгафарова И. М. Исторические судьбы татар Оренбуржья // Многонациональный мир Оренбуржья. Оренбург, 1994. С. 54
26 Запись беседы с сопредседателем ООТОЦ Р. Д. Хуснутдиновым от 12 августа 1998
г.
27 Оренбургский, по происхождению башкир, коммунист, немало сделавший для ликвидации влияния «башкирского великодержавного шовинизма» в первые годы существования башкирской национальной автономии.
28 Здесь и далее уставы ООТОЦ, общества «Караван-Сарай», а также: Устав Оренбургского областного культурно-просветительского общества «Казах тиле». Оренбург, 1991; Устав оренбургского городского татарского общественного центра «Туган тел». Оренбург, 1990.
29 Губайдуллин С. Г. Татары Оренбуржья... С. 27—28.
30 Так, по заявлению главы комитета оренбургской администрации по связям с религиозными организациями, татарские национальные активисты при поддержке оренбургского муфтия «выступили... с рекомендациями по введению своих последователей в структуру администрации области». См.: Лапшин В. А. Деятельность областной администрации по гармонизации межконфессиональных отношений // Христианство и ислам на рубеже веков... С. 210.
31 Попытки такого рода предпринимались, в частности, обществом «Казах тиле», создавшим «малое предприятие по производству сельскохозяйственной продукции» // Айкап, 1994. № 2.
32 Материалы конференции см.: Караван-Сарай. Оренбург, март 1993.
33 Устав Оренбургского областного башкирского центра «Караван-Сарай». С. 3; Устав ООТОЦ.
34 Устав Оренбургского областного культурно-просветительского общества «Казах тиле». С. 2.
35 Габдулгафарова И. М. Сохраним дружбу. По итогам конференции областного татарского общественного центра // Оренбуржье, 1995, 19 июля.
36 Отчетный доклад правления Оренбургского областного культурно-просветительского общества «Казах тиле» (июнь 1990 — декабрь 1993 г.) // Айкап, 1994. № 2.
37 Устав общества «Караван-Сарай». С. 3; Устав ООТОЦ.
38 Здесь и далее: Устав Духовного Управления мусульман Оренбургской области (Оренбургский муфтият) в составе Центрального Духовного Управления мусульман России и Европейских стран СНГ. Оренбург, 1994. С. 1—4.
39 Устав Духовного Управления мусульман Оренбургской области (Бугурусланский муфтият), а также связанные с ним документы см: Архив управления юстиции администрации Оренбургской области. Д. 182. Л. 1—28.
40 Об оренбургском муфтии Абдул Бари Хайруллине см.: Тлекая С.... Для людей ура-зумеющих // Оренбургское время, Оренбург, 7 июня 1996.
41 О бугурусланском муфтии Исмагиле Шангариеве см.: Архив управления юстиции администрации Оренбургской области. Д. 182. Л. 14.
42 Идти по стопам Пророка // Айкап, 1997, № 10.
43 Рагузин В. Межнациональные противоречия в религиозной среде // Религия, церковь в России и за рубежом. М., 1996. № 7. Цит. по: «Россия и мусульманский мир. Бюллетень реферативно-аналитической информации». М., 1996. № 11. С. 55.
44 Национальные проблемы народов Оренбуржья: история, современность... С. 6.
45 Узбеков И. Г. Через многообразие к единству // Национальные проблемы народов Оренбуржья: история, современность... С. 56.
46 Наш многонациональный край // Айкап, 1994. № 23.
47 Торукало В. П. Национально-культурная политика в регионе: опыт, проблемы, тенденции. Оренбург, 1995. С. 57—58.
48 Бурматов В. Платформа согласия // Жизнь национальностей Оренбуржья. Информационный вестник. № 2. С. 2.
49 Узбеков И. На фундамент реальности // Там же. С. 10.
50 Торукало В. П. Национально-культурная политика в регионе... С. 25.
51 Амелин В. Кто кого заговаривает? // Южный Урал, 1994, 16 июня.
52 Здесь и далее текст Программы цит. по: Амелин В. В., Торукало В. П. Оренбуржье в этнополитическом измерении. М., 1996. Т. 1. С. 130—166.
53 Состояние и развитие национальной системы образования (Материалы заседания Совета по делам национальностей) // Жизнь национальностей Оренбуржья. Информационный вестник, 1997. № 5. С. 5.
54 Амелин В. Программа поддержки развития национальных культур народов Оренбуржья // Этнополитический вестник. М., 1995. № 1. С. 155—156.
55 Здесь и далее: Амелин В. В., Торукало В. П. Оренбуржье в этнополитическом измерении...
56 Ученый и аппаратчик. Интервью с В. В. Амелиным // Оренбуржье, Оренбург, 1996, 14 февраля.
57 Торукало В. П. Национальные проблемы народов Оренбуржья: пути их разрешения... С. 17.
58 Лапшин В. А. Деятельность областной администрации... С. 207—208.
59 Интервью с турецким преподавателем Хусаинийи Бекером Челенком см.: Яна вакыт, 1996. № 21.
60 Интервью с муфтием см.: Оренбуржье, 1998, 8 августа.
61 Бурматов В. О религиозной обстановке в Оренбургской области // Диалектика истории Оренбуржья. Оренбург, 1994. С. 37.
62 Ришат А.-К. Мира вам и благополучия // Оренбуржье, 1995, 12 июля.
63 Клименко А. И. Экономические факторы национального согласия // Национальные проблемы народов Оренбуржья: история, современность... С. 34.
64 Выражение В. П. Торукало. См.: Торукало В. П. Национально-культурная политика в регионе... С. 52.
65 Абдульвалеева Л. Бесценное сокровище народа // Жизнь национальностей Оренбуржья. Информационный вестник. 1997. № 6. С. 38—39.
66 Узбеков И. Стереотип не друг согласию // Оренбуржье, 1998, 17 июня. Речь здесь идет также и о школах с преподаванием немецкого и мордовского языков.
67 По словам В. П. Торукало, «в решении языковой проблемы не должно быть “вала”, поспешности. Нельзя открывать национальные школы в угоду моде, без глубокой проработки всех необходимых вопросов: финансовых, материальных, технических, кадровых» // Торукало В. П. Национальные проблемы народов Оренбуржья: пути их разрешения... С. 12. Как подчеркивал В. В. Амелин, «Орское педучилище выпустило в прошлом году (1994/95 учебный год. — Г.К.) 22 учителя начальных классов с методикой преподавания казахского языка, из них только двое работают в школе по специальности» // Ученый и аппаратчик...
68 Гайфуллин К. Нужен ли татарам родной язык? // Южный Урал, 1996, 27 февраля.
69 Узбеков И. «Сколько языков ты знаешь — столько раз ты человек» // Жизнь национальностей Оренбуржья. Информационный вестник. 1997. № 6. С. 33—3.
70 Узбеков И. Стереотип — не друг согласию...
71 Тираж «Яна вакыт» составляет не более 4500 экземпляров, «Айкап» — 1000. Газета «Караван-Сарай» все еще не стала регулярно выходящим изданием. По состоянию на 1 ноября 1997 года, областная администрация предоставила «Яна вакыт» 51 млн руб. из запланированных на 1997 год 54, «Айкап» — 20 млн из планировавшихся 35 и, наконец, «Караван-Сарай» — только 2 млн руб. из 23 // Жизнь национальностей Оренбуржья. Информационный вестник. 1998. № 7.
72 Яна вакыт, 1996. № 24.
73 Ученый и аппаратчик...
74 Возрождение Оренбуржья//Демократическая газета, Оренбург, 1995, 8 июня.
75 Обращение мусульман Оренбургского государственного университета // Яна ва-кыт, 1996. № 22.
76 Говоря о маргинальном положении меньшинств, в частности татарского населения, национальные активисты уже не раз высказывали достаточно резкие суждения в
адрес областной администрации: «...почему в России и... в Оренбургской области татары и другие народы находятся в таком угнетенном положении? Негры в Африке давно уже имеют все возможности для развития языка и культуры. Чем татары хуже негров? В условиях тоталитаризма в угнетенном положении народы можно держать. Но войти в ряд цивилизованных государств без национального самосознания невозможно. Или все народы угнетаемы, или все народы свободны и равны — такова аксиома». См.: Насыхов А, Рахманкулов Ш, Рафикова Р. Еще раз об «азбуке» межнациональных отношений // Южный Урал, 1994, 16 июня.
