CC BY
62Л.Р. НИЗАМОВА кандидат социологических наук,
доцент кафедры социологии Казанского государственного
*
университета
Российский и западный дискурсы мультикультурализма: общее и особенное
Мультикультурализм уже несколько десятилетий является значимой темой и даже целой рубрикой, емкой и многоаспектной, в политике, науке, масс-медиа и в целом в общественной жизни стран Западной Европы, Северной Америки и Австралии. С конца 1990-х гг. мультикультуралистская проблематика все настойчивее утверждается и в отечественном дискурсе, главным образом в научных работах и дискуссиях. Менее уверенно, чем в академических кругах, мультикультурализм заявил о себе в сфере политики многонациональной и полиэтничной РФ. Расширение дискуссии о мультикультурализме в современной России не случайно. По ряду ключевых аспектов ее содержание оказывается созвучным дебатам о культурном плюрализме и трансформации культурных идентичностей на Западе, который первым осознал интернационализирующие эффекты глобализации. Дискурсы мультикультурализма в России и на Западе имеют примечательные общие и особенные черты.
Одна из заметных черт сходства отечественной и зарубежной позиций по рассматриваемой проблеме - это признание большинством экспертов и ученых актуальности изучения культурного многообразия, его особенностей, проблемных сторон и следствий в условиях нарастающей глобализации. В России сегодняшнего дня число публикаций о мультикультурализме пока уступает пальму первенства вопросам толерантности (межэтнической, межконфессиональной, по отношению к мигрантам и пр.), но продолжает уверенно расти. Одновременно расширяются и области приложения мультикультурализма в нашей стране, которые теперь включают не только межэтнические отношения, проблемы аккомодации мигрантов и признания разного рода «невидимых» и депривированных меньшинств (этнических, религиозных, гендерных, по состоянию здоровья и т.п.), но и «мультикультурное образование»,
*
Низамова Лилия Равильевна, е-таИ: Lilia.Nizamova@ksu.ru.
«феминистскую педагогику», «мультикультурное библиотечное обслуживание» и др.
Возрастание интереса российских исследователей к объяснительной модели мультикультурализма сопровождается все более активным переводом на русский язык и представлением отечественной аудитории работ признанных западных авторов: Ч. Тэйлора, Н.Глейзера, Ф.-О. Радтке, У.Кимлика, М.Уолцера, С.Бенхабиб, М. Вевьерка и других. Количественный рост литературы, фокусирующейся на актуальных вопросах мультикультурности, отражает включенность России в общемировые процессы глобализации, а именно: развитие современной транснациональной экономики, связи и транспорта, усиление эффектов новейших компьютерных технологий и глобальных коммуникаций, интенсификацию миграций и утверждение России в качестве «принимающей» страны в условиях широкомасштабной иммиграции.
Вторая черта сходства российского и западного дискурсов мультикультурализма состоит в приверженности в целом критическому и рефлективному осмыслению идеологии и практики культурного многообразия. Что, тем не менее, не исключает, а напротив, предполагает избирательную защиту поликультурности и культурной свободы несмотря на имеющиеся у мультикультурализма (как и у любых других типов идеологии и политического действия) уязвимые стороны и недостатки.
Подобная рефлективность стала возможной благодаря действительной смене социокультурных «парадигм» в общественной жизни прежде всего иммигрантских стран (Канады, Австралии, США): переходу от идеологии и политики «плавильного котла» к практикам мультикультурализма, т.е. признания и поддержания культурной отличительности и многообразия в рамках единого национального государства («единства в многообразии»). Практический опыт воплощения новых мультикультурных ориентиров в последней трети XX в. позволил подвести к началу XXI столетия некоторые из промежуточных итогов. Наряду с позитивными эффектами новой культурной свободы (признание и защита многообразных меньшинств; отказ от шовинизма и ксенофобии, этнических и религиозных предрассудков; ориентация на «включение» и интеграцию и др.) обозначились и проблемные стороны мультикультурализма, отмеченные и его оппонентами и сторонниками.
В странах Западной Европы и США спектр критических оценок весьма широк: от консервативных нападок до более влиятельных
либеральных трактовок и теорий 1 . Так, в США находящиеся в меньшинстве консерваторы определенно усматривают в мультикультурализме «атаку на евро-американскую культуру», угрозу основополагающим национальным ценностям (христианской морали, праву, семье и др.) и относят мультикультурализм к марксистской или «левой» политическим идеологиям, цель которых - разрушить потенциал культурной ассимиляции в США2. Легко узнаваемые по воинствующей риторике американские консерваторы утверждают, что мультикультуралисты не любят Америку и являются не кем иным, как «мультикультуралистскими ревизионистами истории». Они убеждены, что «мультикультурализм будет создавать больше проблем, чем сможет решать» и, более того, что «рано или поздно любая мультикультуралистская мечта закончится балканским кошмаром»3.
Гораздо более продуктивной в дискуссии о мультикультурализме является либеральная критика, отличающаяся более спокойным тоном и учитывающая неизбежность социокультурных перемен в условиях глобализации, а также и поддерживающая социальные реформы во имя фундаментальных либеральных ценностей. Либеральная формулировка «уроков» мультикультурализма многоаспектна и включает комментирование как имеющих место теоретико-методологических изъянов (например, присущих мультикультурализму субстантивизма и эссенциализма, приверженности монистической концепции культуры и примордиалистскому пониманию этничности), так и социально-политических следствий его воплощения в жизнь. К наиболее серьезным дефектам мультикультурализма его критики относят: а) создание радикальным («мозаичным») мультикультурализмом «угрозы» национальной гармонии и единству; б) «коллектив ставится выше индивида», а значит, оспаривается либеральный принцип приоритета прав индивида в пользу коллективных прав и интересов4; в) неспособность наряду с этническим плюрализмом признать и культурную гибридность, а также формирование космополитических или смешанных идентичностей5.
1 См.: Низамова Л.Р. Идеология и политика мультикультурализма: потенциал, особенности и значение для России // Гражданское общество в многонациональных и поликонфессиональных регионах / Под ред. А.Малашенко. М., 2005.
См.: Schmidt A.J. The Menace of Multiculturalism: the Trojan Horse in America. Westport, Connecticut; London, 1997.
3 См. ibid.
4 Глейзер Н. Мультиэтнические общества: проблемы демографического, религиозного и культурного разнообразия // Этнографическое обозрение, 1998, № 6, с. 103.
5 См.: Levy J.T. The Multiculturalism of Fear. Oxford Univ. Press, 2000.
Наиболее часто объектом либеральной критики становится «мозаичный» (по терминологии С.Бенхабиб) или «фрагментарный» (М.Вевьерка) или «параллельный» (К.Цюрхер) или «неистовый и разобщающий» (М.Уолцер) мультикульту-рализм, оцениваемый как радикальный. С.Бенхабиб поясняет: «Под радикальным или мозаичным мультикультурализмом я понимаю точку зрения, согласно которой группы людей и культуры представляют собой четко разделенные и идентифицируемые общности, которые сосуществуют друг с другом подобно элементам мозаики, сохраняя жесткие границы6. Тем не менее, подвергнув резкой критике «притязания культуры», особенно в виде «мозаичного мультикультурализма», американский теоретик в качестве альтернативы выдвигает концепцию «совещательно-дискурсивного демократического мультикультурализма» и уверенно заявляет в адрес ниспровергателей, что «столь масштабное отрицание мультикультурных соображений - это плохая социология», а «пренебрежение мультикультурализмом выдает недостаток социологического понимания тех перемен, с которыми сталкиваются наши общества»7. Канадский исследователь У.Кимлика с аналогичной уверенностью утверждает, что сегодня на повестке дня стоит вопрос не о применимости мультикультурализма, а о его конкретной форме, модели, варианте, так как в конце XX - начале XXI в. та или иная форма мультикультуралистской политики может быть заменена или исправлена только другой формой мультикультуралистской политики8.
В целом неоднородный российский дискурс мультикультурализма наряду с апологетическим приятием идей культурного плюрализма демонстрирует и отчетливо выраженную позицию скептического и критического осмысления практик многокультурности на Западе и возможностей их реализации в России9. Причины этого, прежде всего, в том, что очень часто мультикультурализм прямо ассоциируется с его «мозаичным» вариантом, который, по мнению его критиков, всегда приводит к дезинтеграции политического сообщества. В ряде случаев мультикультурализму ошибочно приписывается требование «признания разных социальных групп и субкультур в качестве самостоятельных политических образований» 10 . Последнее
6 Бенхабиб С. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру. М., 2003, с. 9.
7 Там же, с. 135 - 136.
8 См.: Kymlicka W. Politics in the Vernacular: Nationalism, Multiculturalism and Citizenship. Oxford Univ. Press, 2001.
9 См.: Мультикультурализм и трансформация постсоветских обществ / Под ред. В.С.Малахова и В.А.Тишкова. М., 2002.
10 Розин В.М. Вызовы мультикультурализма. Рецензия на книгу С. Бенхабиб «Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру» // Высшее образование сегодня, 2004, № 4, с.53.
обвинение, по сути, ставит мультикультурализм в один ряд с национализмом и сепаратизмом, косвенно увязывает с якобы возможной сецессией, что явно искажает его ключевые принципы, главный из которых -ориентация на «включение» и интеграцию, а не отделение и создание новых социальных барьеров. Альтернативой «мозаичному» варианту воплощения культурного плюрализма выступает «интегративный» (А.Куропятник, К.Цюрхер, М.Вевьерка), или «совещательно-дискурсивный демократический
мультикультурализм» (С.Бенхабиб), который является неотъемлемой частью программы демократизации общества.
Наконец, еще одна общая черта западного и российского дискурсов культурного плюрализма - это выраженный акцент на теме иммиграции, аккомодации и интеграции отличных в этнокультурном плане переселенцев (индивидов и групп) в принимающее общество. В современной России -это явно доминирующая тематика, смещающая осмысление вопросов «многонационально^™» и статуса национальных меньшинств в глобализирующемся мире на задний план.
Центральное место вопросов иммиграции в научных дискуссиях западных стран легко понять. Мультикультурализм родился и утвердился прежде всего в иммигрантских обществах Нового света -Канаде, Австралии, США. Хотя иммиграция и стала сегодня глобальным явлением, именно ученые этих стран до сегодняшнего дня формулируют повестку дня актуальных текущих дискуссий. Мультикультурализмнастолько прочно ассоциируется с идеологией и политикой полиэтнических государств, в которых преобладающую часть населения составляют потомки переселенцев-колонистов и иммигранты в первом или втором поколениях, что по этой причине ряд российских авторов ошибочно считает идеологию и политику мультикультурализма неприменимой в многонациональной России.
Фокусировка современного российского дискурса муль-тикультурализма на теме иммиграции имеет свое объяснение. Оно не сводится к осознаваемой всеми актуализации проблем миграции и иммигрантов в России и даже к усиливающейся в нашей стране тенденции деэтнизации социальных отношений и деинституционализации этничности. Американский теоретик М.Уолцер выделил «иммигрантские сообщества» как один из пяти типов толерантного политического устройства, т.е. основанного на бесконфликтном сосуществовании культур (наряду с многонациональными империями, консоциативным (сообщественным) устройством, национальными государствами и международным
сообществом)11. На первый взгляд кажется, что одна из характерных черт иммигрантских стран более других типов толерантности отвечает идеалу демократического мультикультурализма. Это - присущая им нейтральность государства по отношению ко всем группам и то, что «государство оставляет за собой исключительное право рассматривать всех граждан как индивидов, а не как членов тех или иных групп», т.е. «толерантность принимает совершенно децентрализованы^ характер: все должны терпеть всех»12. Однако данная модель социальной интеграции не присуща нашей стране: ни Российской империи, ни СССР как историческим предшественникам современного российского общества, ни Российской Федерации как формирующемуся в настоящее время национальному государству. Россия была и остается политическим сообществом с выраженным этнокультурным большинством, а государство более или менее прямо ассоциируется с ним. В отношении современной России это утверждение даже более верно, чем в отношении СССР или Российской империи. А ценности прав и свобод индивида, субъектность гражданина получили официальное признание лишь в последние десятилетия и пока весьма далеки от своей удовлетворительной реализации.
Высокие темпы прироста численности иностранных граждан на российском рынке труда, превращение иммиграции в постоянный фактор внутренней жизни страны не позволяют сегодня игнорировать иммиграцию, ставшую новым источником российской полиэтничности. В связи с этим уверенно развиваются отечественные исследования миграции и мигрантов, в контексте которых мультикультурализм рассматривается как одна из моделей «включения» и интеграции иммигрантов принимающей страной. Выявлены преимущества стратегии культурного плюрализма по сравнению с иными вариантами политики в отношении мигрантов («полным исключением», «дифференцированным исключением, или сегрегацией», «ассимиляцией»)13. Плюралистическая интеграция сводит к минимуму маргинализацию и геттоизацию иммигрантских сообществ; противодействует распространению ксенофобии, расизма и негативных антииммигрантских стереотипов; существенно ограничивает и сдерживает этнический и религиозный сепаратизм и способствует полноценному включению приезжих в социальную жизнь и политическое сообщество принимающего государства.
11 См.: Уолцер М. О терпимости. М., 2000.
12 См. там же, с. 47 - 48.
13 См.: Юдина Т.Н. Социология миграции. М., 2004.
При всех названных сходствах российского и западного дискурсов мультикультурализма у них есть и немаловажные отличия и особенности. К ним можно отнести: расхождения научной лексики и концептуального аппарата; содержательную трактовку мультикультурализма; политический и академический контексты оценки культурного плюрализма; место темы в научном дискурсе; степень «чувствительности» к культурному многообразию; центральный фокус дискуссий (национальные меньшинства, коренные народы, иммигрантские сообщества, другие депривированные группы); наконец, доминирующее отношение к идеологии, политике и практикам мультикультурализма.
Заметно разнятся сложившиеся политический и ценностный контексты осмысления культурного многообразия. Во-первых, в странах Западной Европы и Северной Америки дискурс мультикультурализма неотделим от размышлений о судьбах либеральной демократии и установлении баланса между крайностями «коммунитаризма» и «абстрактного универсализма»; развитии гражданского общества и гражданских прав; реализации демократических эгалитарных ценностей, а также месте мультикультурализма в публичной сфере в условиях глобализации. Во-вторых, накал и содержание дискуссий определяются самими условиями социальной жизни западных стран: интенсификацией столкновений с «инаковостью» для все большего числа людей, формированием новых культурных различий и обозначившимися результатами «политики признания». В-третьих, трагические события 11 сентября 2001 г. в США заметно скорректировали идеи демократического включения и исключения; стали поводом поразмышлять о «столкновении цивилизаций» и новых вызовах демократии. Идеи мультикультурализма повернули дискуссии о демократическим включении и исключении в сторону выстраивания межкультурного диалога и поиска компромиссной политической идентичности.
Вопрос, тем не менее, оказывается весьма непростым. Было бы ошибкой противопоставлять идеи демократии и развития культурного плюрализма. С.Бенхабиб, бекомпромиссный противник «мозаичного мультикультурализма», поясняет: «...демократическое
инкорпорирование и сохранение преемственности культур могут и не быть взаимоисключающими. Если все же выбирать между ними, то я бы поставила распространение демократического участия выше сохранения культурных особенностей. Однако часто можно в какой-то
мере одновременно получить и то, и другое» 14 . Идея мультикультурализма, таким образом, не противоречит априори дискурсу демократии, как иногда считают российские ученые, она может быть встроена в концепцию демократического участия и демократизации российского общества.
Российский политический и интеллектуальный контексты оценки мультикультурализма при наличии ряда общих черт зримо отличаются друг от друга. Политический фон задается драматичностью российского транзита и противоречивым характером процессов нациестроительства, кризисом старых и формированием новых идентичностей в условиях социальной аномии, решительным противоборством экстремизму и терроризму. В свою очередь научный контекст имеет две составляющие: 1) активное знакомство с ранее неизвестным зарубежным опытом, главным образом западными практиками, подходами, объяснительными моделями, их освоение и проецирование на российское общество; 2) осмысление новых российских реалий и актуальных социальных проблем на основе имеющегося «теоретического багажа». Обычно второй аспект является ведущим и стимулирует поиск новых концептуальных перспектив, но в дискуссии о мультикультурализме, наоборот, дискурс «проецирования» и «перевода» пока преобладает и представляет значительный сегмент написанного о мультикультурализме. Его составляют не только работы зарубежных авторов, изданные на русском языке, но и публикации российских ученых, освещающие западные дискуссии о мультикультурализме и его практики, осуществляющие сравнительный анализ динамики культурного многообразия в России и других мультикультурных странах.
Было бы неверным утверждать, что ценности прав и свобод индивида, гражданского общества и демократического участия отсутствуют в российском дискурсе мультикультурализма, однако их неуверенная репрезентация во многом есть результат избирательного «перевода» и адаптации западных подходов и идей к текущим отечественным условиям. В этой точке корпус российских оценок многокультурности «расщепляется» и варьируется от уверенно апологетических оценок до скептических. В целом задача укрепления российского государства противопоставляется возможности «демократического экспериментирования» и подогревает опасения, что из-за различий стартовых условий будут получены неудовлетворительные или отличающиеся от ожидаемых последствия демократизации.
14 Бенхабиб С. Притязания культуры. Равенство и разнообразие в глобальную эру. М., 2003, с. LШ.
Второе отличие западного и российского подходов к многокультурности - в том, какое место тема мультикультурализма занимает в общественном дискурсе. В странах Западной Европы и Северной Америки вопросы культурного многообразия относятся к числу ключевых и занимают одно из центральных мест как в политической, масс-медийной, художественной, так и в научной риторике. К настоящему времени мультикультурализм вырос до весьма емкой «рубрики», охватывающей разноречивые темы, проблемы, дискуссии. В нашей же стране главное место заняла концептуально нестрогая идея толерантности, при этом мультикультурализму отводится вспомогательная роль и периферийное положение в проблематике социогуманитарных дисциплин. В отличие от всепроникающего и вездесущего западного культурного многообразия, в России дискурс мультикультурализма локализуется главным образом в системе научных знаний, очень слабо воздействуя на политическую реальность сегодняшнего дня15. И тем не менее, связь между полями академического и политического существует, а предпочтение рубрики толерантности / интолерантности в России не случайно.
Французский ученый М.Вевьерка называет три способа, которые помогут ответить на требование признания коллективных идентичностей: 1) ассимиляция; 2) толерантность; 3) мультикультурализм, т.е. признание и предложение культурных прав для меньшинств при условии принятия общих ценностей и законов. Отличие двух последних стратегий состоит в том, что политика признания (т.е. мультикультурализм) «основана на правах»; «одно дело быть признанным и совсем другое - лишь терпимым»16. Можно предположить, что сделанный в России выбор именно концептуальных рамок «толерантности» задает своего рода «верхнюю планку» для притязаний этнокультурных меньшинств: допускается возможность присутствия «другого» рядом, но без претензии на групповые (коллективные) права.
Наконец, сложившаяся научная лексика и концептуальный аппарат, содержательная трактовка культурного плюрализма также придают особенные черты российскому и западному дискурсам мультикультурализма. С одной стороны, эксплуатация проблематики многокультурности в ведущих индустриальных странах привела к
15 Тем не менее можно говорить о непоследовательных и избирательных мультикультуралистских практиках в СССР; история постсоветского времени также продемонстрировала свои варианты реализации культурного многообразия, например, бикультурализм в постсоветском Татарстане.
16 Вевьерка М. Формирование различий // СОЦИС, 2005, № 8, с. 21.
заметному «истиранию» этого понятия и разрастанию числа сопутствующих коннотативных значений, но, с другой стороны, мультикультурализм на Западе уверенно ассоциируется с «политикой признания», «движениями за идентичность и особость», «либеральной теорией прав меньшинств», «мультикультурным гражданством», «защитой меньшинств». Максимальная степень дискуссионности данных вопросов не позволяет сформулировать универсальное определение мультикультурализма, которое могло бы вобрать в себя все прямые и подразумеваемые смыслы, нормативные и практические значения, разнообразные контексты употребления и спорные оценки.
М.Вевьерка дает следующее пояснение, претендующее на точность: «.. .это публичная политика, существенная часть институтов, правовых и государственных (или местных) действий по обеспечению культурным различиям (по крайней мере, некоторым из них) признания в общественной сфе-ре»17. И хотя данная дефиниция многое разъясняет, все же необходимо уточнять, о каких культурных различиях идет речь: расовых, этнических или иммигрантских; коренных и аборигенных народах или национальностях, являющихся меньшинствами; половых или связанных с депривацией иных групповых идентичностей. Используемое в определении понятие «культурных различий» как объекта политики и идеологии признания, действительно, предпочтительнее, чем «формы культурной жизни», или просто «культуры» (группы, меньшинства и т.п.), так как смягчает и в соответствующей трактовке освобождает мультикультурализм от изъянов субстантивизма и монистической концепции культуры.
Концептуальный аппарат исследования многокультурности в России и общепринятая научная лексика еще не оформились: если в мейнстриме отечественных социальных наук мультикультурализм используется просто как описательная характеристика культурно гетерогенных обществ, то в литературе по вопросам культурного плюрализма наблюдается широкий разброс точек зрения, по-разному интерпретирующих западные подходы. Они варьируются от апологетических в русле дискурса «проекции» и «перевода» зарубежных достижений до критических прочтений, сводящих мультикультурализм исключительно к «фрагментарному» варианту и, как утверждается, к неизбежному сценарию разобщения и дезинтеграции общества.
Нередко российские комментаторы мультикультурализма оказываются пристрастными и по сути искажают его ключевые
17 Вевьерка М. Формирование различий // СОЦИС, 2005, № 8, с. 22.
принципы и практики. Так, например, ошибочно утверждается, что политика позитивного действия в США и практики «квотирования» и есть прямой путь реализации мультикультурализма; вместо того, чтобы говорить о системе предпринятых реформистских «аффирмативных» (позитивных) действий, способствовавших исправлению вековых форм депривации, авторы используют лексику «позитивной дискриминации», имеющую выраженный негативный смысл; вместо нейтральной и общепризнанной категории «иммигранты» в отечественном дискурсе все еще применяется ненаучное, содержательно размытое и уничижительное понятие «мигранты», которым выражается низкая степень толерантности и готовности принимающего общества к интеграции «других».
Современный российский общественно-политический дискурс в целом оказывается индифферентным и мало восприимчивым к существующим этнокультурным и религиозным меньшинствам, а идея «интеграции» в сущности сводится к унификации социального пространства различий и формированию гомогенного политического и культурного единства. Универсальным основанием единого политического сообщества должны стать принципы равноправия граждан, либеральных прав и свобод личности. Справедливо отмечается, что при отсутствии последних «признание «культурной отличительности» и приоритета групповых прав над индивидами может привести к обратному результату»18 - скатыванию к политике сегрегации и даже геноцида. Однако на деле в рамках демократического мультикультуралистского дискурса вопрос не ставится и не может ставиться в подобной плоскости: либеральный принцип индивидуальных прав и приоритет индивидуального членства в равноправном согражданстве нации остаются незыблемыми.
Речь идет о возможности расширения индивидуальных прав устранением группового неравенства; нахождении оптимального баланса между крайними полюсами «коммунитаризма» и «абстрактного универсализма»; дальнейшей демократизации общества и реализации большей культурной автономии и свободы выражения своей личной и групповой идентичностей. Однако современный российский дискурс мультикультурализма скорее противопоставляет индивидуальные права (и интересы) групповым, усматривая в последних основную угрозу гражданским свободам.
18 См.: Щедрина О.В. Возможна ли мультикультурная модель интеграции мигрантов в России? // СОЦИС, 2004, № 11, с. 70.
Тем не менее, гораздо более серьезной преградой (и влиятельной альтернативой) концепции «культурно нейтральной» гражданской нации является идея имперского национализма, т.е. России как великой державы с культурно доминирующим «центром» и большинством. Именно эти две спорящие модели политической интеграции мультикультурной России оказываются сегодня главными конкурентами, предлагая свои способы воплощения индивидуальных прав и многокультурности. Российские ученые справедливо отмечают трудности формирования гражданской нации и даже в целом низкий общественный спрос на проект народного суверенитета в РФ1 , многочисленные случаи нарушения прав и свобод населения страны. Следовательно, наибольшее сопротивление либеральным правам и свободам личности и концепции «горизонтального товарищества и братства» нации исходит от «имперского национализма» с присущими ему практиками социального исключения и иерархизации, ксенофобией, расизмом и шовинизмом. Исключение мультикультуралистских ориентиров из современной политической повестки дня вряд ли будет способствовать утверждению либеральных свобод индивида. Не принесет ожидаемых результатов и программа последовательных «двухступенчатых» реформ демократизации: сначала гарантии и защита прав личности и лишь затем - оценка возможностей аккомодации многокультурности. Противодействие имперскому национализму и этническому сепаратизму в современной России может быть более результативным, если проект гражданской нации и народного суверенитета будет усилен демократическим вариантом реализации коллективных прав и культурного плюрализма в стране, являющейся одновременно и многонациональной, и полиэтнической.
Низамова Л.Р. Российский и западный дискурсы мультикультурализме: общее и особенное. Осуществлен сопоставительный анализ дискурсов мультикультурализма в современной России и ведущих западных странах; выявлены сходства и различия как научных, так и политических дискуссий о многокультурности в условиях глобализации;определено место мультикультурализма в ряду конкурирующих моделей политической интеграции России.
Ключевые слова: мультикультурализм, культурный плюрализм, Россия, Запад, дискурс, иммиграция.
Nizamova L.R. Russian and western discourses of multiculturalism: common and special features. Results of the comparative analysis of the discourses of multiculturalism in Russia and advanced Western countries are presented; common and special characteristics of the academic as well as political debates on multiculturalism in the context of globalization
are revealed; significance of multiculturalism among the competing models of political integration of Russia is defined.
Key words: multiculturalism, cultural pluralism, Russia, West, discourse, immigration.
