CC BY
141
УДК 316.342.6 Вестник СПбГУ. Сер. 12. 2012. Вып. 4
Б. И. Максимов
РОССИЙСКИЕ РАБОЧИЕ В ТРАНСФОРМАЦИЯХ 1990-2000-х годов*
Актуальность рабочей тематики
В момент подготовки статьи актуальность рабочей тематики внешне не очевидна. В период подъема общественной, социально-политической активности в связи с выборами в Госдуму и президента РФ 2011-2012 гг. рабочие в целом себя не проявили, а если и проявили, то скорее в карикатурном виде, в форме выступления рабочих Уралвагонзавода на стороне власти. В другое время до общественности доходят сообщения лишь о локальных протестных акциях рабочих. В общественном дискурсе доминируют проблемы модернизации, становления постиндустриального общества, но отнюдь не рабочего движения. Более того, в литературе не редкость встретить высказывания о растворении и даже исчезновении рабочего класса.
Однако, на наш взгляд, рабочие заслуживают общественного внимания, в том числе внимания со стороны социологов, хотя бы по той простой, но веской причине, что актуализировался острый дефицит квалифицированных рабочих кадров, и особенно в Санкт-Петербурге [2].
Значимо рассмотрение рабочих как социальной группы, одной из основных среди занятых в экономике. Каково ее место в социальной структуре, социальной стратификации, какие трансформации в ней происходят, где и как она выступает в качестве субъекта социальных изменений, а где оказывается объектом преобразований? Какую социальную активность проявляет группа, на какие цели ориентирована эта активность, какими факторами обусловлена?
На примере рабочих можно проследить, какие трансформации произошли с работающими в результате прогрессивных по замыслам реформ, и не только в смысле уплаты неизбежной якобы «цены реформ», но и в смысле полученного результата. Не заплатили ли они не за улучшение, а за ухудшение своего положения?
Интерес к рабочим обусловлен не до конца изжитым представлением о них, как особой социальной группе. Известно, какую роль отводила рабочим марксистская концепция. Да и некоторые сегодняшние разновидности марксистов-коммунистов держат рабочих в том же неизменном образе ведущей силы исторического процесса, особенно в периоды революционных изменений. Для таких коммунистов рабочий класс — священная корова. Насколько применима марксистская концепция к современным российским рабочим и к ситуации в России, особенно в невиданном переходе не от капитализма к социализму, а в обратном направлении, и, главное, — каких действий можно ожидать от рабочих в перспективе? Могут ли новые капиталисты спать спокойно?
* В статье дается сжатое изложение результатов социологического исследования, проведенного в том числе при поддержке фонда Джона Д. и Кэтрин Т. Макартуров. Подробнее по отдельным вопросам см. [1].
© Б. И. Максимов, 2012
Есть и другие моменты, делающие эту тему актуальной. Назовем только еще один, новейший, в связи с «Разговорами со страной» В. В. Путина. В 2011 г. он мудро не порицал протестные выступления, а даже приветствовал их как необходимый сигнал об ошибках, которые допускает и правительство, как реализацию права каждого высказать свое мнение. Президент выражал прямо удовлетворение от лицезрения «здоровых, свежих лиц» [3, с. 1, 3]. Не поставить ли в таком контексте вопрос о принятии и даже поощрении активности рабочих в качестве «социального ограничения», о котором говорил еще Гайдар?
Здесь мы касаемся, разумеется, только отдельных аспектов проблемы трансформаций и роли рабочих в обществе, изменений самой группы, приоритетное внимание уделяя социальной активности рабочих в качестве субъектов социальных изменений (не в качестве рабочей силы).
Трансформации группы (по числу, составу, положению, др.)
Коснемся вначале трансформаций самой группы рабочих, которые частично определяют, объясняют и ее поведение.
По численности в доперестроечные времена «удельный вес» рабочих, как известно, повышался (в 1980-е годы доходил до 60% всего населения), с некоторыми расхождениями с мировыми тенденциями в связи с запаздывающей модернизацией индустриального общества. В перестройку (1990-е годы) число рабочих резко снизилось (примерно на 40%). Но это не было догоняющим цивилизованные страны движением; изменения оказались следствием кризиса производства, реформенных преобразований, варварского отношения к человеческим ресурсам, растрате их, сопоставимой с юридическим толкованием этого термина. В процессе разрушения корпуса рабочих кадров значительная его часть выпала в безработные (до 15%), при этом, парадоксальным образом — наиболее работоспособная часть, многие сменили (бросили) рабочие специальности, ушли из промышленности, некоторые стали постоянными «без определенного места работы, занятия» (БОМРами, БОМЗами по нашему обозначению), без регистрации на биржах труда.
По характеристикам состава — снизился уровень квалификации рабочих в результате разрушения систем их подготовки, повышения квалификации, уменьшилась степень стабильности, ориентации на постоянную работу, основательное ее усвоение; ухудшился возрастной состав (молодые в первую очередь оказались в безработных, преобладающим стал старший возраст). Повышение уровня образования, грамотности, общей культуры произошло частично за счет перехода в рабочие служащих, инженерно-технических работников с высшим образованием (в кризисные годы).
Положение рабочих резко ухудшилось и практически по всем параметрам. Занятость стала кризисной, при этом кризисной хронически. Число рабочих, прошедших в 1990-е состояние полностью или частично незанятого, сопоставимо с общей численностью рабочего класса. Даже дефицит рабочих кадров не ликвидировал безработицу в их рядах (в основном, структурную). Наиболее проблемным вопросом положения рабочих оказалась оплата труда. Кроме известных задержек заработной платы, произошло падение ее уровня до 35-40% от дореформенного размера. Зарплата рабочих стала на 1/3 ниже таковой у служащих, устойчиво составляла 0,4-0,6 потребительской корзины. Условия труда повсеместно ухудшились вследствие разрушения систем ох-
раны труда, экономии работодателей на здоровье работников. Правилом стало лишь частичное использование права на отпуск или неиспользование его совсем. Из форм социального страхования в начале 2000-х «листки нетрудоспособности» использовали «всегда» — 26% опрошенных рабочих, остальные либо «в отдельных случаях», либо «опасались использовать». Даже выплата пособий по беременности, родам для женщин отмечается в 77% случаев. Повышение квалификации отмечают только 11% респондентов. Участие в управлении практически сведено на нет. Из рабочих 13% отмечают, что они попадали в ситуацию унижения морального достоинства со стороны работодателей «часто», 33% — «иногда».
Все это и привело к деградации корпуса рабочих кадров, как в качестве рабочей силы, так и социального субъекта.
Неоднозначны трансформации группы по характеристикам солидарности, социальной дифференциации, наличия так называемых структураций [4, с. 38-65].
И все же, при всех утратах и социальных травмах, по П. Штомпке, рабочие составляют, с учетом безработных, около половины занятых в экономике, в промышлен-но-производственном персонале — более 70%. Из этого следует, что об исчезновении рабочего класса в России говорить пока не приходится, хотя дальнейшее уменьшение численности вполне вероятно, и не ввиду перехода к «экономике знаний», а просто вследствие разрушения промышленности.
Динамика социальной активности
В социальной активности российских рабочих новейших времен, несмотря на ее рождение заново, прежде всего можно заметить общие черты с классическим рабочим движением, очевидно, родовые черты, сущностные. При сопоставлении социальной активности российских рабочих с деятельностью рабочего класса в таких «классических» событиях, как Парижская коммуна, чартизм, международное рабочее движение в рамках интернационалов, да и наши российские революции, обнаруживается сходство по нескольким характеристикам.
Рабочие, как правило, выступали в смешанном составе, вместе с представителями других групп (в Парижской коммуне, как «рабочем правительстве», рабочих было «более 30» при общем количестве в 83 человека [5, с. 205-207]; рабочие состоят в смешанных профсоюзах; в революциях боевые отряды состояли из рабочих, солдат, матросов, студентов, представителей интеллигенции (и профессиональных революционеров)).
Далее, ведущую роль играли организации и лидеры; без них ничего не начиналось; нередко движение представляло собой деятельность именно организаций, лидеров и активистов (примеры — акции протеста, в том числе общероссийского масштаба, организуемые профсоюзными комитетами, председателями, руководителями с участием в первую очередь актива организации (профсоюзных функционеров)).
Выступления были в основном локальными, малого масштаба, в рамках предприятия или даже группы (например, бригады), разрозненными. Горняками из пикета на Горбатом мосту в Москве было задумано общероссийское протестное выступление (с требованием отставки президента), в котором они взяли на себя роль инициатора, запала общенародного взрыва. Но шахтеры сами сбежали с пикета, причем в решающий момент. Масштабные, скоординированные выступления рабочих как социальной группы, класса, и в мировой практике редки.
Обнаружилась преобладающая протестность выступлений рабочих, дефицит конструктивных действий; акции были направлены скорее на разрушение, отвержение, чем на выдвижение конструктивных предложений (пример — неоднократные, иногда даже «дежурные» требования об отставке правительства), т. е. выполняли преимущественно разрушительную, не созидательную роль. Мировое рабочее движение это тоже, как известно, в основном совокупность протестных действий, иногда перерастающих в свержение всего существующего порядка, социальную революцию.
Одна из важнейших родовых черт социальной активности рабочих — привнесение в рабочую среду классового сознания, классовой идеологии, овладевающих массами, становящихся силой, вырабатываемых все же интеллектуалами (входящими или нет в рабочее движение). В истории рабочего движения это хорошо видно, о привнесении говорил В. Ленин. Перестроечные рабочие были вооружены идеологией, пока держалась старая, а когда она была разрушена, оказались обезоруженными, не выдвигали содержательных требований выше выплаты заработанной (!) заработной платы. Интеллектуалы их покинули. Шахтеры в пикете на Горбатом мосту на вопрос: «А что дальше, после отставки президента и созыва учредительного собрания?», отвечали: «Там посмотрим».
Среди привнесенных целей социальной активности рабочих находится и известная мессианская. Ее особенность в том, что она — в определенной мере — является выведенной дедуктивным методом из объективных предпосылок (классовый антагонизм, упадок других классов, способность рабочих к организации, солидарности, связь с другими слоями, пролетарский интернационализм, известное «нечего терять, кроме цепей...»). Субъективная активность как бы автоматически должна следовать из объективных условий. Но это, как известно, происходит далеко не всегда.
Наряду с родовыми чертами имелись и российские особенности социальной активности рабочих в реформенный период, закономерные ввиду изменения самой группы, социально-экономических условий, специфики ситуации реформ.
Среди первых особенностей — несоответствие между предпосылками, социальными вызовами для активности рабочих и реальным ее уровнем, формами. Пришла невиданная свобода. Возникла волна общего демократического движения, общей социальной активности. Появилось много активистов, организаций как потенциальных лидеров рабочих действий. Сохранялась прежняя идеология, требующая революционной активности. Катастрофически, как уже говорилось, ухудшилось положение рабочих. Повсеместными стали задержки заработной платы, в отдельных случаях — до года и более. Пришла массовая безработица; сокращали в первую очередь рабочих. Существовали ожидания субъектной роли рабочих (остаточные ожидания мессианской функции).
Рабочие в определенной мере ответили на вызовы времени массовыми акциями протеста, притом иногда масштабными, жесткими, острыми, вплоть до известных «рельсовых войн», общекузбасской забастовки, миллионных акций протеста профсоюзов. При этом проявились такие потенциальные черты, как быстрое, иногда буквально мгновенное возникновение акций, способность к быстрой организации действий, лавинообразному распространению протеста, решительность действий, готовность взять под контроль всю ситуацию в городе, регионе, в том числе власть (комитеты общественного спасения), упорство в отстаивании своих требований, выдвижение политических требований.
Однако вся эта мощная борьба на 97% имела поводом задержки заработной платы (по данным А. М. Кацвы [6, с. 98-99]). Даже такая активность, при всей ее видимой массовости, имела место на 1 из 800 предприятий, где задержки происходили. При такой направленности все протестное движение имело как бы легковесный, неустойчивый характер. Горняки на пикете перед Домом Правительства, стучавшие касками до дыр в них, готовившиеся встать во главе всероссийской акции протеста, сняли пикет, как только им объявили о выплате задолженностей.
Особенности субъектности рабочих в трудовых отношениях в период реформ показывает А. Темницкий в большой статье об изменениях в трудовой культуре российских рабочих [7, с. 115-182].
К особенностям социальной активности рабочих в период радикальных трансформаций (и последующее время) можно отнести также спектр, формы протестных действий, их количество, направленность протеста, связь с состоянием положения группы. В ориентациях на действия по защите своих прав, их реализации лидирует обращение к руководству, при этом в первую очередь — к непосредственному (например, мастеру, начальнику участка, цеха); требования коллективных акций чаще всего были направлены не в адрес администрации своего предприятия, а в адрес органов власти, правительства, президента страны. Среди форм протестных действий основное место занимали демонстрационные и страдательные, среди них — прежде всего голодовки; наиболее действенная форма — забастовки применялись в 1/3 случаев. Количество акций протеста при видимой их многочисленности было, однако, более низким, чем в странах, не находящихся в процессе радикальных реформ, притом с резким ухудшением положения рабочих. Протест был слабо связан с общим состоянием положения рабочих. Специфика факторов — доминирование роли политических возможностей, дефицит рабочей солидарности, разрушение идеологии рабочего движения и др. По типологии П. Штомпки, российское рабочее движение можно отнести к ориентированным на экономические интересы, реформистским, не радикальным, тем более не революционным [8, с. 345-348].
Изменения в понимании группы рабочих
Претерпевает определенные изменения и понимание группы рабочих, особенно в зарубежном дискурсе.
Наиболее распространенным и, можно сказать, упрощенным, применяемым до сих пор, является определение по одному критерию — характеру труда в его физическом — умственном измерении. Так, у Э. Гидденса рабочие — это «люди, занятые физическим трудом» [9, с. 210]. И все. Физический труд, в различных формулировках, повсеместно ставится во главу угла. В «Большом толковом социологическом словаре» рабочие — это лица ручного труда [10, с. 118] (даже станочники выпадают). Другое простое определение на практике — по профессиональной принадлежности: отнесенные к рабочим по тарифно-квалификационному справочнику, рабочей сетке. К упрощенным, даже примитивным, метафорическим можно отнести выделение по характеру (даже одному цвету) одежды — «синие воротнички» (хотя бывает и зеленая спецодежда). Профессиональное деление употребляется и в статистике.
Однако одного признака — качества труда в физическом выражении уже явно недостаточно, в том числе ввиду сокращения доли физического и возрастания удельного
веса умственного труда. Да и ранее труд рабочих при машинах, механизмах, станках нельзя было назвать чисто физическим. А главное — доминирующее значение имеют не физические, а социально-экономические характеристики труда, положения рабочих. Они отмечаются уже в марксистских определениях, где подчеркивается наемность труда рабочих, их лишенность средств производства и вынужденность жить продажей рабочей силы. «Современный социологический энциклопедический словарь» под редакцией Г. В. Осипова сохраняет такое определение, показывая, очевидно, тем самым его актуальность (только отбрасывает упоминание о всемирно-исторической, революционной роли рабочего класса) [11, с. 284]. В социальной стратификации, где главными критериями становятся уровень дохода, образования, наличие своего дела, рабочие попадают в разные страты, концентрируясь у Т. И. Заславской в «базовом» и «нижнем» слоях [12, с. 45]. По взглядам автора статьи, в настоящее время для выделения группы «рабочие» надо использовать несколько критериев. Это 1) характер, содержание труда, соотношение физического и умственного труда (технологический аспект); 2) вид и уровень профессиональной подготовки, квалификации, начальное, профессиональное или среднее специальное образование (образовательный аспект); 3) положение, роль в системе социально-трудовых отношений, в производстве и обществе, в том числе уровень материального благосостояния (социально-экономический и политический аспект); 4) социальная идентификация, групповое (классовое) сознание (субъективный аспект).
Важно подчеркнуть, что названные критерии шкалируются. На практике рабочие по названным критериям находятся в основном в нижней части шкал, и в социальной стратификации попадают в «нижнюю (но не в "низшую") группу» (страту, класс), располагающуюся под «средним классом». Изменения произошли в сторону увеличения сугубой наемности, исполнительности труда, выключенности из управления, из собственности, ухудшения положения, как отмечалось, осознания себя «задвинутыми», отчужденными.
Важным вопросом являются изменения понимания в аспекте соотношения рабочих с другими социально-профессиональными группами. Главным критерием мы считаем наемность. Рабочие — это, прежде всего, наемные работники. По этой и прочим характеристикам рабочие смыкаются, пересекаются с другими группами «нижнего класса», в статистике отделяемыми от рабочих (операторы, аппаратчики, машинисты, продавцы, водители, охранники, работники жилищно-коммунального хозяйства и др.), близко расположенными служащими, некоторыми представителями специалистов и даже менеджеров. Группы диффундируют друг в друга; служащие, например, реально, не только теоретически, почти по марксизму, нередко опускаются в ряды рабочего класса.
Это можно толковать как растворение группы рабочих и, соответственно, движение к ее исчезновению как специфической общности. Мы полагаем, что идет другой процесс — смыкания родственных групп «нижнего» стратификационного слоя, образование конгломератной общей группы, подпадающей под понятия «неопролетариата», «неорабочих», «лабореров», «воркеров». Можно эту группу называть рабочими (неорабочими); во всяком случае, рассматривать классических фабрично-заводских рабочих в составе общей группы, а саму эту группу видеть в качестве «нижнего слоя» (класса).
Реальное проявление общности нижних групп можно наблюдать по сходству ори-ентаций, социальной активности и по ее результатам. По ориентациям наблюдается удивительное сходство, чуть ли не совпадение установок членов нижней страты. Так, по данным центра Левады, социально-профессиональные группы работающих нижнего статуса почти в равной степени выступают за продолжение реформ, готовы терпеть лишения — годами, проявляют в то же время сходную готовность выступать с акциями протеста [13]. В реальных акциях общность проявляется в смешанном составе протестующих, в совместном выступлении разных, нескольких групп, подгрупп, в упомянутой идентификации, соотнесении себя с нижним социальным слоем.
К такому толкованию приходят как российские, так и зарубежные авторы (В. Л. Иноземцев, М. И. Воейков, М. Н. Макарова, З. Бауман). «Все большая часть наемных работников пополняет ряды нижнего слоя, "пролетаризуется". В результате термин "рабочий класс" становится синонимом термина "нижний класс" и подразумевает обозначение... представителей наемного труда, независимо от его характера» [14, с. 100-101]. Это и трактуется как расширение рабочего класса за счет других социальных групп в условиях изменения характера труда, его условий, положения работников. Идентификация рабочих все более смыкается с ценностными системами других групп наемных работников. В этой группе постоянно сохраняется угроза безработицы, состояние депривации, отчуждения [14, с. 101].
Следствия из отмеченного явления — группа, в составе которой находятся рабочие, не исчезает (и не исчезнет); нижний слой (класс) широк, с включением рабочих составляет более половины занятых в экономике; «нижняя группа» (класс) является оппозиционной по своей природе, противостоящей высшему слою (элите) и отчасти — среднему классу.
Сегодняшнее состояние и возможные перспективы
Из всех трансформирующихся характеристик рабочих отметим здесь состояние и перспективы их социальной активности.
Как известно, внешне социальная активность рабочих выглядит затухающей, если не потухшей совсем. Выскакивают отдельные протуберанцы (выступления), но они не меняют картину в целом. Применяются и объяснения, сходные с названными выше (индустриальный период кончается, осуществляется переход к «обществу (и производству) знаний», в котором рабочие ликвидируются как класс; сейчас они еще существуют, но как нисходящая группа, утратившая свои «рабочие» качества (и в социальном плане)). На самом деле сегодняшняя картина достаточно неоднозначная. Тенденция принимается за факт, отсутствующий, по крайней мере, в России. Закрытие заводов и фабрик, даже в «культурной столице», не предвидится, если, конечно, страна не сядет полностью на сырьевую иглу, не откажется от своего производства (а такие взгляды существуют) или производство не будет подавлено вступлением в ВТО. Активность рабочих (в акциях) не прекращалась и не прекращается, просто не видна, не удостаивается внимания традиционных СМИ, общественного мнения (например, забастовка в Калуге на заводе «Бентелер» в марте 2012 г.). В статучет попадают лишь забастовки, которые составляют только 33% форм протестных действий (другие акции, например, распространенные голодовки, не учитываются). Активность, разумеется, снизилась. Число забастовок уменьшилось. Этому есть ряд объяснений. Зато некото-
рые выступления недавнего времени (докеры, завод Форда) были на деле не прощальными вспышками, а демонстрациями нового этапа рабочей активности. Выступления показывали организованность, грамотность, преследование существенных целей, использование эффективных методов действий, мобилизацию солидарности, упорство (фордовцы бастовали почти два месяца). Выступление докеров не было таким шумным, как рабочих завода Форда, но по организованности это был выдающийся образец. Этот опыт может быть использован в более широком масштабе.
Не исчезают и причины социальной активности. По нашему толкованию, рабочее движение находится в потенциальной фазе постоянного социально-экономического конфликта. Постоянного потому, что, по высказываниям председателя профсоюза докеров Морского порта Санкт-Петербурга, работодатели перманентно нарушают законы, соглашения, обязательства по отношению к рабочим, постоянно наступают на их права, и последним приходится обороняться. Рабочих надо рассматривать в контексте так называемого «большого конфликта» между правителями и управляемыми слоями общества, между начальством и «работягами» на предприятии. А когда конфликт переходит из потенциальной фазы в реальную, рабочие могут проявить упомянутые свои качества (быстрая организация, солидарность и т. п.).
В то же время сегодняшняя ситуация в производстве, экономике, обществе в целом требует скорее не противостояния, а взаимодействия социально-профессиональных групп в процессе модернизации экономики и всей общественной жизни. При этом необходима причастность и рабочих. Но на этот аспект модернизации внимание не обращается.
Что можно ожидать от рабочих в перспективе?
Чтобы ответить на этот вопрос, надо принять во внимание состояние нескольких переменных — состояние группы (численность, состав, положение, состояние сознания и др.); состояние общественных условий (экономическое положение в стране, политическая ситуация, др.), состояние общественной активности, мировая (международная) ситуация.
Из всех факторов сохраняют свое значение способность, готовность рабочих к выступлениям (в том числе мгновенным, взрывным), повысившаяся околовыборная общественная активность и возможные поводы для протеста.
В этих условиях наиболее вероятным сценарием является состояние «дымящего вулкана», — напоминающего о себе, но без извержения. Автор употреблял еще и образ «пороховой бочки», находящейся в основании общественной пирамиды. Будут происходить отдельные, локальные выступления, но в целом рабочие со своим недовольством и обидой (как классовым чувством) останутся потенциальной силой. Прогресс состоит в том, что требования смещаются со злополучных задержек заработной платы в сторону существенных. Другой сценарий — рабочие проявят социальную активность на базе улучшенного положения (существует такой концепт). Еще один сценарий, наименее вероятный — взрывной (взрыв может быть различного масштаба).
В целом можно сказать, что рабочие России сыграли в период перемен свою историческую роль в социально-энергетическом, так сказать, выражении — выступили тараном в разрушении прошлого строя, привели к власти новую элиту, а дальше были отодвинуты на второй план. Потенциал социальной активности они все же сохраняют.
Литература
1. Максимов Б. И. Рабочие в реформируемой России, 1990-е — начало 2000-х годов. СПб.: Наука, 2004. 277 с.
2. Рынок труда Санкт-Петербурга в цифрах и фактах. Аналитический обзор (1991-2010 гг.). Комитет по труду и занятости населения Санкт-Петербурга. СПб., 2011. 72 с.
3. Выбраться с «Болотной» // Российская газета. 2011. 16 декабря. № 284 (5660). С. 1, 3.
4. Симончук Е. Рабочий класс в Украине: тренды рекомпозиции структуры // Социология: теория, методы, маркетинг. 2006. № 2. С. 38-65.
5. Большая советская энциклопедия. 3-е изд.: в 30 т. М.: Советская энциклопедия, 1975. Т. 21. С. 309-310.
6. Кацва А. М. Социально-трудовые конфликты в современной России: истоки, проблемы и особенности. М.; СПб.: Летний сад, 2002. С. 98-99.
7. Темницкий А. Л. Традиции и инновации в трудовой культуре российских рабочих // Традиции и инновации в современной России. Социологический анализ взаимодействия и динамики / под ред. А. Б. Гофмана. М.: РОССПЭН, 2008. С. 115-182.
8. Штомпка П. Социология социальных изменений. М.: Аспект-Пресс, 1996. С. 345-348.
9. Гидденс Э. Социология. М.: Эдиториал УРСС, 1999. С. 210.
10. Большой толковый социологический словарь (соШш): в 2 т. М.: Вече-Аст, 1999. Т. 2. С. 118.
11. Социологический энциклопедический словарь. М.: ИНФРА, Норма, 1998. С. 284.
12. Заславская Т. И. Социальная трансформация российского общества: деятельностно-структурная концепция. М.: Дело, 2002. С. 45.
13. Экономические и социальные перемены. Информ. бюллетень. М.: Аспект-Пресс. Годы 1993-2003. В качестве примера см. Вестник общественного мнения. 2008, № 1(90). С. 88-94.
14. Макарова М. Н. Образовательный потенциал рабочих: проблемы воспроизводства. Ижевск: Издат. дом «Удмуртский университет», 2006. С. 100-101.
Статья поступила в редакцию 28 мая 2012 г.
