CC BY
517
Экономичeский вестник Ростовского государственного университета ❖ 2007 Том 5 № 1
РОССИЙСКАЯ ТЕНЕВАЯ ЭКОНОМИКА В КОНТЕКСТЕ НАЦИОНАЛЬНОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
Ю.В. ЛАТОВ,
кандидат экономических наук, старший научный сотрудник,
Академия управления МВД России
Активное обсуждение проблем экономической безопасности России идет более 10 лет. В 2000-е гг. появились даже учебные курсы «Экономическая безопасность», используемые для преподавания во многих вузах России (см., например: [13, 12]). Однако в дискуссиях и в литературе по этой проблематике осталось еще много пробелов. Нет осмысления сущности национальной экономической безопасности и ее эволюции с позиций общей экономической теории. Не хватает системности в понимании структуры угроз национальной безопасности. Преобладает анализ скорее самих угроз/опасностей, чем мер безопасности. Самое главное, наблюдается принципиальная недооценка роли борьбы с теневой экономикой в обеспечении национальной экономической безопасности.
1. Теоретические парадигмы понимания национальной экономической безопасности
Фиксация проблемы национальной экономической безопасности в официальных правительственных документах и формирование специальных государственных организаций, занятых обеспечением этой безопасности, является результатом проникновения в массовое сознание концепций, ранее выработанных в экономической теории. Именно парадигмы экономической теории определяют общие рамки обсуждения национальной экономической безопасности.
К сожалению, в литературе по экономической безопасности этот аспект — зависимость официальной доктрины от определенной экономической парадигмы, как правило, упускается. В результате становится не вполне понятным, под влиянием каких причин формируется и меняется понимание национальной экономической безопасности. Видимо, предполагается, что противоборство с угрозами национальной экономике есть прямая реакция на сами эти угрозы. На самом же деле понимание того, что считать угрозой и как с ней бороться, вовсе не является самоочевидным. Между возникновением угрозы и формированием комплекса мер по борьбе с нею всегда есть промежуточное звено — экономическая концепция, осмысляющая эту угрозу.
Организационные структуры, целенаправленно и системно защищающие национальную экономическую безопасность, начали формироваться (прежде всего в США) только в ХХ в. Однако теоретическое осознание проблемы защиты национальной экономической безопасности произошло почти за столетие до образования рузвельтов-ского Федерального комитета. Теоретические концепции национальной экономической безопасности — это все базовые экономические концепции, посвященные выработке эффективной экономической политики национального государства.
За последние полтора столетия сформировались три основных подхода экономис-тов-теоретиков к тому, что следует считать главной угрозой национальной экономической безопасности и как с ней бороться (таблица 1):
© Латов Ю.В., 2007.
1) камералистская концепция защиты внешнеэкономической безопасности (с середины XIX в.);
2) кейнсианская концепция защиты от внутренних макроэкономических угроз (со второй трети ХХ в.);
3) институциональная концепция защиты от административных барьеров (с конца ХХ в.).
Таблица 1
Эволюция парадигм понимания национальной экономической безопасности
Характеристики парадигм Камералистская концепция Кейнсианская концепция Институциональная концепция
Время возникновения, основоположник концепции 1840-е гг., Фридрих Лист 1930-е гг., Джон М. Кейнс 1980-е гг., Эрнандо де Сото
Понимание главной угрозы национальной экономической безопасности Конкуренция или иные действия иностранных государств «Провалы» рынка — нестабильность экономического роста, безработица, инфляция «Провалы» государства — административные барьеры, рентоиска-тельство
Цель борьбы за национальную экономическую безопасность Экономическая независимость Экономическая и социальная стабильность «Правление права», защита прав собственности
Методы борьбы за национальную экономическую безопасность Протекционистская торговая политика Государственное регулирование производства, занятости и денежного обращения Снижение регистрационных процедур и платежей, борьба с бюрократизмом и коррупцией
Камералистская концепция национальной экономической безопасности1.
Основоположником теоретического анализа национальной экономической безопасности следует считать немецкого экономиста XIX в. Фридриха Листа, одного из первых критиков классической политэкономии.
Согласно классической либеральной парадигме каждый человек имеет собственные интересы и сам способен отстаивать их. Общество при таком подходе рассматривается как совокупность индивидов, а «общественные интересы» — как производные от личных, их механическая сумма. Лучшим либералы-политэкономы считали то общество, которое в наибольшей степени позволяет индивидам свободно реализовать их частные интересы. Правительство, по мнению классических либералов, создается свободными людьми для защиты установленных конституцией прав, именно этой функцией государство и должно ограничиваться.
При либеральной доктрине «лассэ фэр» («предоставьте людям делать свои дела, предоставьте делам идти своим ходом») был неизбежен космополитизм, отрицающий само существование национальных экономических интересов. Экономисты-классики полагали, что у людей любых наций есть лишь одна главная потребность — иметь свободу рук, чтобы самостоятельно заниматься хозяйственной деятельностью. Любые же действия государства по защите своих граждан от «чужих» (скажем, протекционистские пошлины) трактовались экономистами-классиками как реакционный феодальный пережиток.
Одним из первых критику классической политэкономии начал немецкий экономист Фридрих Лист. В своей монографии «Национальная система политической экономии» (1841 г.) [5] он впервые подошел к политической экономии не как к универсальной системе законов идеального общества, а как к компаративистской науке. Критикуя космополитическую экономию Адама Смита и Давида Рикардо, Ф. Лист впервые выступил как национальный экономист.
1 В данном разделе использованы некоторые материалы из работ д.э.н. Р.М. Нуреева.
Экономичeский вестник Ростовского государственного университета ❖ 2007 Том 5 № 1
Экономичeский вестник Ростовского государственного университета ❖ 2007 Том 5 № 1
Полемизируя с английскими экономистами-классиками, Ф. Лист доказывал, что свободная торговля выгодна, прежде всего, передовым нациям (в конкретно-исторической ситуации первой половины XIX в. — Великобритании). В результате отстающие нации, к числу которых тогда относились германские государства, оказываются обречены на экономическое отставание от передовых.
Чтобы защитить еще слабую немецкую промышленность от конкуренции дешевых импортных товаров, Ф. Лист требовал проведения протекционистской политики. Это значит, что государство должно сознательно брать под защиту «своих» предпринимателей, обеспечивая им защиту от «чужих» при помощи, прежде всего, высоких таможенных пошлин на ввозимые из-за рубежа товары.
Фридриха Листа считают ведущим представителем камералистики — совокупности научных теорий XIX в., посвященных проблемам государственного хозяйствования. Соответственно, разработанную им версию национальных экономических интересов и национальной экономической безопасности, акцентирующую внимание на внешнеэкономических угрозах, можно назвать камералистской версией.
Хотя национальная экономическая теория Листа и других камералистов не смогла пересилить популярности идей классической политэкономии А. Смита и его последователей, она все же оказала заметное влияние на периферийные страны. Именно для этих стран была актуальна защита национальных экономических интересов от экспансии развитых стран Запада. Благодаря защите национальных экономических интересов, понимаемой как защита национального бизнеса от иностранного, некоторые периферийные страны смогли выйти в экономические лидеры — так было в Германии и в США. В связи с этим следует вспомнить также политику С.Ю. Витте в России конца XIX — начала XX вв., который был большим поклонником Ф. Листа, инициировал перевод его книги [6] (см. также: [1]) и сам следовал в своей деятельности идеям немецкого экономиста.
Кейнсианская концепция национальной экономической безопасности. Если до ХХ в. защита национальной экономической безопасности была актуальна в основном для (полу)периферийных стран, то в 1-й половине ХХ в. объективное существование опасных угроз национальной экономике осознали и нации развитых стран. При этом существенно изменилось понимание источников этих угроз и путей борьбы с ними.
Периферийные страны (к их числу относилась и Германия 1-й половины XIX в.) видели самые опасные угрозы своей национальной экономической безопасности извне, в конкуренции более экономически сильных стран. Когда же во время Великой депрессии США и другие высокоразвитые страны оказались на пороге экономической катастрофы, искать в этом происки внешних конкурентов было заведомо невозможно. Поэтому теперь под защитой национальной экономической безопасности стали понимать противодействие разрушительным для экономики воздействиям не только извне, но и изнутри.
Новую парадигму экономической теории, а также новый подход к пониманию национальной экономической безопасности сформулировал в 1930-х гг. английский экономист Джон Мейнард Кейнс. Теперь главными опасностями для национальной экономики стали считать не конкуренцию иностранных товаров, а безработицу и экономическую депрессию [4]. Чтобы справиться с этими угрозами, правительству рекомендовалось осуществлять активное регулирование хозяйственной деятельности путем не только раздачи госзаказов и субсидий, но и прямого административного контроля за конкуренцией.
Если старое, «протекционистское» понимание национальной экономической безопасности, типичное для периферийных стран, развивалось под влиянием Ф. Листа, то новая версия национальной экономической безопасности, типичная для развитых стран ХХ в., находилась под влиянием последователей Дж.М. Кейнса — кейнсианцев. Эту версию национальной экономической безопасности, акцентирующую вни-
мание на внутренних макроэкономических условиях национального экономического роста, можно поэтому назвать кейнсианской версией.
В последней трети XX в. влияние кейнсианства пошло на убыль, началось возрождение приоритетного влияния неоклассической экономической теории. Если кейнсианцы уповали на мудрость государственного регулирования, то неоклассики 2-й половины ХХ в. подчеркивали ее ограниченность.
Хотя неоклассики предлагали методы борьбы с угрозами национальным экономическим интересам, резко отличные от кейнсианских, они приняли предложенный кейнсианцами подход к пониманию этих интересов. На уровне деклараций неоклассики 2-й половины ХХ в. продолжали утверждать, что единственным экономическим субъектом является индивид. Однако де-факто они восприняли кейнсианское представление о том, что существуют макроэкономические проблемы (безработица, снижение темпов роста, инфляция), острота которых диктуется внутренним развитием национальной экономики как целого. Поэтому «неоклассическая контрреволюция» сохранила кейнсианскую концепцию национальной экономической безопасности. Несколько изменилось лишь понимание приоритетов — скажем, борьба с инфляцией стала считаться более важной, чем борьба с безработицей.
Институциональная концепция национальной экономической безопасности. В конце ХХ в. неоклассическая экономическая теория вошла в полосу кризиса. Современные экономисты все сильнее сомневаются в корректности базовой для неоклассиков модели «человека экономического», а правительства разных стран — в эффективности предлагаемых ими мер, направленных в основном на укрепление частной собственности и борьбу с инфляцией. На роль приоритетной экономической теории все более претендует институционализм — экономическая парадигма, акцентирующая внимание на экономических «правилах игры» (институтах).
В понимании проблем национальной экономической безопасности самая важная предложенная институционалистами концепция связана с именем перуанского экономиста Эрнандо де Сото, специалиста по теневой экономике.
До публикации в 1989 г. знаменитой монографии Э. де Сото «Иной путь» [11] считалось, что легальный сектор является носителем современной экономической культуры, в то время как теневой сектор — тормоз хозяйственного развития. На самом деле, доказывал перуанский экономист, легальная экономика многих стран опутана меркантилистскими узами, в то время как именно теневики устанавливают демократический экономический порядок, организуя свое частное хозяйство на принципах свободной конкуренции.
Меркантилизм как тип экономической политики, господствовавшей в Европе в XVI-XVIII вв., «был политизированной системой хозяйства, в которой поведение предпринимателей подлежало детальной регламентации. Государство не позволяло потребителям решать, что должно производиться; оно оставляло за собой право выделять и развивать те виды экономической деятельности, которые считало желательными, и запрещать или подавлять кажущиеся ему неподходящими» [11, с. 249]. Эта вера в «высшую мудрость» государственных чиновников давно утеряна в развитых странах. Однако на периферии современного рыночного хозяйства меркантилистская политика продолжает оставаться обыденной реальностью. Именно эта меркантилистская политика создает административные барьеры — неэффективные правила, регламентирующие регистрацию и осуществление хозяйственной деятельности, которые требуют от предпринимателя крупных затрат времени и денег.
Основной причиной массовой теневой экономической активности, по Э. де Сото, следует считать неэффективный правовой режим, когда «процветание компании в меньшей степени зависит от того, насколько хорошо она работает, и в большей — от издержек, налагаемых на нее законом. Предприниматель, который лучше манипулирует этими издержками или связями с чиновниками, оказывается более успешным,
Экономичeский вестник Ростовского государственного университета ❖ 2007 Том 5 № 1
Экономичeский вестник Ростовского государственного университета ❖ 2007 Том 5 № 1
чем тот, кто озабочен лишь производством» [11, с. 189]. Следовательно, главной угрозой национальной экономике оказываются не «провалы рынка», а «провалы государства».
Значение идей Э. де Сото для понимания процессов, происходящих в постсоветской России, трудно переоценить. Так же, как и страны «третьего мира», Россия сильно страдает от нелегальной экономической деятельности, что дает повод многим аналитикам заявлять о деградации национального хозяйства и даже о крахе рыночных реформ. Но если принять концепцию Э. де Сото, то постсоветская Россия страдает не столько от чрезмерного, сколько от недостаточного развития рыночных отношений. В таком случае в развитии неформального рыночного бизнеса следует видеть симптом не болезни, а, скорее, выздоровления. Проблема не в том, как «пресекать» теневую экономическую деятельность, а в том, как добиться ее формализации.
Таким образом, согласно институциональной версии Э. де Сото главными угрозами национальной экономической безопасности являются административные барьеры: «плохие» законы и/или плохое выполнение «хороших» законов. Основными мерами сдерживания этих угроз, следовательно, должны стать принятие новых законов, содержание которых соответствовало бы нормам экономической демократии, и контроль за надлежащим исполнением этих законов.
Три основные парадигмы национальной экономической безопасности — камера-листская, кейнсианская и институциональная — не отвергают друг друга, а скорее взаимодополняют. Реальные или потенциальные угрозы национальной экономике каждой страны могут создаваться и зарубежными конкурентами (на что обращал внимание Ф. Лист), и «провалами рынка» (о чем писал Дж.М. Кейнс), и «провалами государства» (как считает Э. де Сото). Задача национальной политики заключается в том, чтобы отразить объективно наиболее опасные угрозы, не распыляя ограниченные ресурсы для противодействия абсолютно всем угрозам.
Вопрос о выборе приоритетов в защите национальной экономической безопасности определяется прежде всего тем, к какой группе принадлежит конкретная страна. Для более развитых стран (стран ядра капиталистической мир-экономики) в современном мире наиболее актуален подход Д.М. Кейнса, для менее развитых (стран периферии и полупериферии) — подход Э. де Сото. Что касается подхода Ф. Листа, то в глобализирующейся экономике он имеет значение для всех стран, но скорее второстепенное, чем основное.
Рассмотрим теперь, в какой степени три общеэкономических подхода к проблеме национальной экономической безопасности отразились в официальной доктрине российского правительства.
2. Практические проблемы формирования доктрины экономической безопасности России
Трактовка национальной экономической безопасности в официальных документах правительства России. В Федеральном законе от 13 октября 1995 г. № 157-ФЗ «О государственном регулировании внешнеторговой деятельности» [8] в ст. 2 было указано, что экономическая безопасность — состояние экономики, обеспечивающее достаточный уровень социального, политического и оборонного существования и прогрессивного развития Российской Федерации, неуязвимость и независимость ее экономических интересов по отношению к возможным внешним и внутренним угрозам и воздействиям. Эта формулировка является, к сожалению, очень декларативной, поскольку многие ее компоненты не допускают однозначной трактовки. Действительно, какой именно уровень следует считать «достаточным»? что следует считать «неуязвимостью»? каковы именно «возможные» угрозы и воздействия?
В ныне действующих нормативно-правовых актах четкого определения понятия «экономическая безопасность» России не существует, но есть указания на угрозы и критерии этой безопасности.
В частности, во втором разделе Указа Президента РФ от 29 апреля 1996 г. № 608 «О государственной стратегии экономической безопасности Российской Федерации (Основных положениях)» [9] к наиболее вероятным угрозам экономической безопасности Российской Федерации, на локализацию которых должна быть направлена деятельность федеральных органов государственной власти, были отнесены следующие четыре:
1) увеличение имущественной дифференциации населения и повышение уровня бедности;
2) деформированность структуры российской экономики;
3) возрастание неравномерности социально-экономического развития регионов;
4) криминализация общества и хозяйственной деятельности.
В Указе Президента РФ «О государственной стратегии экономической безопасности...» подчеркивалось также, что для реализации государственной стратегии важное значение имеет разработка количественных и качественных параметров (пороговых значений) состояния экономики, выход за пределы которых вызывает угрозу экономической безопасности страны. Для разработки этих списка параметров потребовалось почти четыре года.
В феврале 2000 г. секция научного совета при Совете Безопасности РФ разработала перечень и количественные параметры пороговых значений основных показателей экономической безопасности России (таблица 2). Этот перечень дает наиболее лаконичное представление о том, каково современное официальное понимание экономической безопасности России.
Разобьем все эти показатели на группы в зависимости от того, влияние какого из трех ранее описанных теоретических подходов они отражают.
Самая большая группа, 7 из 19 показателей (1-3-й, 11-й, 12-й, 15-й и 16-й), отслеживает макроэкономические параметры, считающиеся наиболее актуальными с кейнсианской точки зрения. Три показателя (13-й, 14-й и 17-й), связанные с долговыми обязательствами государства, могут считаться отражением идей как кейнсианства, так и камералистики. Еще два показателя (4-й и 18-й) отражают чисто камералистскую позицию, связанную с подчеркиванием независимости от иностранных акторов. Пять показателей (5-й, 6-й и 810-й) отражают, пожалуй, институциональный подход, но не институционально-правовой (идущий от Э. де Сото), а институционально-культурный (идущий от Г. Мюрдаля и Т. Шульца). 7-й и 19-й показатели вообще не имеют какого-либо теоретического обоснования. Что же касается институционально-правового понимания национальной безопасности, то оно вообще не нашло в этой системе показателей никакого отражения2.
В связи с анализом официального понимания национальной экономической безопасности уместно вспомнить критическое высказывание одного из первых руководителей Совета Безопасности при Президенте Российской Федерации В.А. Рубанова, который писал: «...стало своего рода модой в каждой проблеме выделять аспект безопасности. В результате этого формируется тенденция расширения до бесконечности списка таких экзотических для политического и юридического лексикона терминов, как «духовная безопасность», «психологическая безопасность», «демографическая безопасность» и т.п.» [10, с. 45].
Эта «расплывчатость» связана в значительной степени с оторванностью обсуждения проблем национальной безопасности от экономической теории, когда обсуждение превращается в перечисление того, что очередному автору кажется «плохим» или недостаточным. Только обращение к экономической теории позволяет четко осознать иерархию целей защиты национальной экономической безопасности.
2 Отдельная проблема, насколько обоснованно выбраны количественные пороговые значения. Их
критику см., например: [3].
Экономичeский вестник Ростовского государственного университета ❖ 2007 Том 5 № 1
Экономичeский вестник Ростовского государственного университета ❖ 2007 Том 5 № 1
Таблица 2
Пороговые значения показателей экономической безопасности России
Показатели Пороговые значения Фактические показатели за 2003 г.
1 Объем ВВП, млрд руб. 21.800 13.300
2 Сбор зерна, млн т 70 67
3 Инвестиции в основной капитал, % ВВП 25 16
4 Расходы на оборону 3,0 2,6
5 Расходы на гражданскую науку, % ВВП 2,0 0,3
6 Доля инновационной продукции во всей промышленной продукции, % 15 3
7 Доля машиностроения и металлообработки в промышленном производстве, % 25 20
8 Доля населения с денежными доходами ниже прожиточного минимума во всем населении, % 7 21
9 Соотношение среднедушевых доходов 10% наиболее обеспеченного и 10% наименее обеспеченного населения, разы 8 14
10 Отношение среднедушевых денежных доходов населения к прожиточному минимуму, разы 3,5 2,4
11 Уровень безработицы по методологии МОТ, % экономически активного населения 5,0 8,4
12 Уровень монетизации (М2) на конец года, % ВВП 50 24
13 Государственный внешний и внутренний долг, % ВВП 60 38
14 Доля расходов на обслуживание и погашение государственного долга в расходах федерального бюджета, % 20 27
15 Дефицит федерального бюджета, % ВВП 3 Отсутствует
16 Уровень инфляции, % 125 112
17 Объем золотовалютных резервов на конец года, млрд долл. 40 77
18 Доля продовольствия, поступившего по импорту, в общем объеме продовольственных ресурсов, %
19 Отношение прироста полезных ископаемых к объемам погашения их в недрах, % 125 По большинству ресурсов менее 100
Источник: Экономическая безопасность России. Под ред. В.К. Сенчагова. М.: Дело, 2005. С. 814.
Итак, можно констатировать, что официальная позиция правительства России основана на понимании национальной экономической безопасности, в основном так, как понимали ее камералисты и кейнсианцы. Институционально-правовой подход к пониманию экономической безопасности России, основанный на идеях Э. де Сото, пока не пользуется заметной популярностью, хотя и высказывался в ряде работ специалистов по проблемам теневой экономики (см., например: [7, 2]).
Попробуем сформулировать основные идеи наиболее актуального для современной России институционального подхода к национальной экономической безопасности.
Институциональные приоритеты национальной экономической безопасности в транзитивных странах. С точки зрения институционально-правового подхода, наиболее важны следующие два компонента экономической безопасности:
— во-первых, законодательство, регулирующее сферу экономических отношений, должно соответствовать национальным экономическим интересам в условиях рыночного хозяйства, то есть обеспечивать свободу предпринимательской деятельности по производству нормальных (не запрещенных законом) товаров и услуг;
— во-вторых, поведение субъектов права в сфере производства, обмена, распределения и потребления материальных и духовных благ должно соответствовать установленным правовым предписаниям.
Целью обеспечения этих двух условий является минимизация административных барьеров, тормозящих эффективное развитие предпринимательства и создание режима «власти закона».
В начале проведения радикальных экономических реформ в России преобладало мнение, что необходимым и достаточным условием их успешности является приватизация госсобственности, после проведения которой государство должно «уйти из экономики». Задачи построения правового общества рассматривались исключительно в политическом, а не в экономическом контексте.
Между тем современные экономисты подчеркивают исключительную важность правовых норм для эффективного развития национальной экономики. Именно в провале планов создания «власти закона» (rule of law) они видят главную причину и экономических провалов.
Сошлемся в качестве доказательства на идеи недавно опубликованной статьи американских экономистов Карлы Хофф и Джозефа Стиглица (лауреата Нобелевской премии по экономике) [14].
Для понимания важности правового регулирования хозяйственной жизни К. Хофф и Дж. Стиглиц сравнивают два качественно разных абстрактно возможных правовых режима, обозначаемых ими как
1) rule of law — четко определенные права на собственность, широкий доступ к этим правам со стороны заинтересованных агентов и наличие предсказуемых механизмов разрешения собственнических споров; и
2) no rule of law — правовой режим, при котором не защищены от изъятий доходы инвесторов и их собственность, не защищены права миноритарных акционеров, нет стимулов к установлению и развитию контрактных отношений.
Следует подчеркнуть, что отсутствие власти закона совсем не означает отсутствия закона как такового. Просто закон в этих случаях, как правило, используется бюрократами и имеющими связи предпринимателями для извлечения личных выгод из создавшейся ситуации. Если обратиться к конкретным примерам из российской практики приватизации, то здесь следует обратить внимание на следующие факты:
— во-первых, именно с помощью закона влиятельные группы выходцев из советской номенклатуры обеспечили себя правами на большие доли приватизируемой собственности через предъявление обвинений в банкротстве наиболее крупным предприятиям страны;
— во-вторых, в некоторых случаях закон служил способом построения барьеров для входа в отрасль и поддержания монопольных преимуществ некоторых собственников;
— в-третьих, права не только миноритарных собственников, но и крупных акционеров зачастую могли быть легко отчуждены от принадлежащей им собственности в результате правовых фикций или других методов воздействия со стороны заинтересованных лиц.
Экономичeский вестник Ростовского государственного университета ❖ 2007 Том 5 № 1
Экономичeский вестник Ростовского государственного университета ❖ 2007 Том 5 № 1
Хофф и Стиглиц попытались описать формирование спроса на власть закона при помощи экономико-математической модели координационной игры, где двум различным типам предпринимателей приписывается одна из двух альтернативных стратегий поведения — создавать ценность (то есть реинвестировать средства в собственность, приносящую доход) или выводить активы с целью личного обогащения или даже их элементарного сохранения. В то время как вероятность принятия первой стратегии зависит в большей степени от принципиальности агента и его оптимизма относительно перспектив реформы, вероятность принятия второй, помимо всего, может определяться неопределенностью ожиданий агентов относительно скорости установления в стране власти закона. Таким образом, каждый агент в модели ориентируется только на субъективное благополучие, что в общем-то мало чем отличается от реального положения вещей.
Математическое решение модели Хофф-Стиглица не дало единого устойчивого эффективного равновесия, которое однозначно бы приводило к возникновению власти закона и объясняло ее возникновение. Интуитивный анализ полученных выводов сводится к тому, что в обществе существуют группы агентов, не заинтересованных в поддержке власти закона и придерживающихся идеологии «зачем создавать, если своровать проще» (слова Бориса Березовского). Речь идет об агентах, права на собственность у которых сочетаются с правом на управление и контроль. Основная же масса собственников, заинтересованных в укреплении эффективных правовых норм, как правило, сосредоточена среди некрупных акционеров, инвестирующих в собственность, но не уверенных в том, что она не будет в будущем отчуждена.
Модель К. Хофф и Дж. Стиглица прекрасно подходит для анализа современной российской ситуации с правами собственности. Угроза нарушений прав собственности ведет к бегству национального капитала за границу и снижению уровня внутренних и иностранных инвестиций, что, в свою очередь, сказывается на снижающихся темпах экономического роста и вытекающем нарастании социальной напряженности. Нестабильность «правил игры» негативно сказывается на доверии к власти и к закону, что создает очередную угрозу нарушения прав собственности. Крайнюю тревогу вызывает то, что государственные структуры, ответственные за формулировку и уточнение соответствующих законодательных норм, а также контроль за их исполнением и распространением в обществе часто оказываются заинтересованными в отсрочке власти закона.
Таким образом, отсутствие власти закона, высокие административные барьеры привели к формированию не развитых рыночных институтов, а экономики, функционирующей по принципу так называемой грабящей руки: государство стоит над законом и использует власть не для целей развития экономики и повышения благосостояния общества, а для реализации целей конкретных лиц, эту власть представляющих. Борьбу против «грабящей руки», за «власть закона» следует считать главным направлением борьбы за национальную экономическую безопасность России.
Институционально-правовая интерпретация сущности национальной экономической безопасности России должна привести к существенной переоценке многих традиционных суждений о данной проблеме. Например, богатство природными ресурсами (нефть, газ, руды металлов, лес etc.) принято трактовать как важный ресурс стабильности развития национальной экономики. Однако институционалистами доказано, что легкодоступные природные ресурсы провоцируют рентоискательское поведение экономической и политической элиты, тормозя возможности создания «власти закона».
Что день грядущий нам готовит? Итак, поскольку борьба за «правление права» становится основным приоритетом борьбы за экономическую безопасность современной России, система показателей экономической безопасности нуждается в кардинальном пересмотре. Ведь, как было ранее доказано, используемый в настоящее время набор этих показателей является по меньшей мере недостаточным, создающим искаженную систему приоритеты.
С этой точки зрения следует задуматься над оценкой изменений в национальной безопасности России в 2000-е гг. С одной стороны, по большинству показателей из утвержденного Советом Безопасности списка можно констатировать улучшение экономической ситуации. Однако отмечаемый многими экономистами рост коррупции создает мощную контрнаправленную тенденцию. Между тем среди 19 официальных показателей нет ни одного, который бы характеризовал защищенность экономики России от криминализации. В результате, хотя согласно официальным показателям «жить стало лучше», на самом деле экономическая безопасность России скорее ухудшается.
Таким образом, официальная доктрина экономической безопасности России нуждается в качественном обновлении. Новая редакция государственной стратегии экономической безопасности Российской Федерации должна четко указать, что на современном этапе главная угроза эффективному развитию национальной экономики — это административные барьеры, препятствующие развитию легального бизнеса и стимулирующие теневую экономику. Соответственно главной целью борьбы за национальную экономическую безопасность должно стать обеспечение в экономике «правления права». Под ним понимается не только соблюдение хозяйственного законодательства, но и совершенствование самого этого законодательства таким образом, чтобы оно максимально стимулировало легальный бизнес по производству обычных товаров и услуг.
Обязательным компонентом обновленной доктрины национальной экономической безопасности России должно стать качественное изменение набора показателей состояния национальной экономической безопасности (НЭБ).
Во-первых, некоторые из существующих показателей целесообразно убрать, поскольку они не имеют существенного значения. К их числу можно отнести, например, 2-й (сбор зерна), 4-й (расходы на оборону), 13-й (государственный внешний и внутренний долг) и 18-й (доля продовольствия, поступившего по импорту).
Во-вторых, в число приоритетных показателей следует ввести характеристики степени развития теневых экономических отношений.
Если обратиться к аналитическим материалам структур МВД (например Департамента экономической безопасности МВД России), то в них отражены в основном статистические показатели, характеризующие количество и структуру экономических и налоговых преступлений, а также борьбу с ними (раскрываемость, выявленный экономический ущерб и т.д.). Такие показатели могут быть правомерны для анализа работы только отдельных подразделений, поскольку они характеризуют процесс, а не результат. На уровне национальной экономики необходимы другие показатели, которые бы позволяли судить, как деятельность правоохранительных органов влияет на создание институтов, благоприятствующих развитию легального бизнеса.
Такими показателями должны стать те, которые уже сейчас активно используются в сравнительных исследованиях гражданскими исследователями теневых экономических отношений. К их числу можно отнести, например:
— частоту/тяжесть коррупции и иные рейтинги коррупции;
— долю неформальной занятости среди экономически активного населения;
— долю теневых доходов в национальном доходе;
— долю нелегальных мигрантов среди мигрантов в целом;
— долю контрфактной продукции на рынках потребительских товаров и др.
Важно подчеркнуть, что отслеживанием подобных показателей занимается не
столько ведомственная статистика МВД, сколько гражданские аналитические организации (такие, как ИНДЕМ) и исследовательские группы. Признавая эти показатели главными при оценке степени защиты национальной экономической безопасности, категорически нельзя «огосударствлять» исследования теневой экономики. Ситуацию, когда о деятельности ОВД (и иных государственных ведомств, занимающихся борьбой с административными барьерами) станут судить по данным вневедом-
Экономичeский вестник Ростовского государственного университета ❖ 2007 Том 5 № 1
Экономичeский вестник Ростовского государственного университета ❖ 2007 Том 5 № 1
ственных исследователей, следует только приветствовать. Тем самым будет создан один из элементов контроля гражданского общества за деятельностью российского государства. Допустимо даже привлечение зарубежных экспертов, специализирующихся в изучении транзитивных стран. Единственно, что необходимо отслеживать, — это наличие конкуренции в проведении исследований по оценке параметров теневой экономической деятельности на разных уровнях (не только национальном, но и региональном). Подобно тому как административные органы проводят сейчас конкурсы на выполнение различных госзаказов производственного характера, в перспективе могут проводиться конкурсы на проведение аналитических исследований, направленных на расчет определенных показателей, характеризующих теневую экономику.
В-третьих, необходимо произвести типологизацию показателей. Основная часть существующих показателей в принципе имеет смысл. Ведь, как уже указывалось, приоритетность неоинституциональной парадигмы не отменяет камералистского и кейнсианского подходов, хотя и относительно понижает их значение. Видимо, среди показателей НЭБ надо четко выделить три группы соответственно трем целям (защита от внешних опасностей, защита от «провалов рынка», защита от «провалов государства») и ранжировать их сообразно объективным требованиям современного этапа развития национальной экономики.
Принятие новой редакции государственной стратегии экономической безопасности Российской Федерации могло бы стать знаковым событием в борьбе с коррупцией и иными видами теневой экономической деятельности. До сих пор борьба с теневой экономикой развивается в значительной степени в режиме периодических «кампаний», когда пресечение противозаконной деятельности воспринимается как инструмент политической борьбы политических и экономических элит. В результате происходит скорее обновление состава элит, чем изменение правил их деятельности. Если борьба с теневой экономикой будет объявлена долгосрочным приоритетом деятельности по укреплению экономической безопасности, то это окажет сильное влияние на изменение именно «правил игры» в хозяйственной деятельности.
Предлагаемые меры по переосмыслению парадигмы экономической безопасности России было бы очень логично осуществить в 2008 г., когда приход к власти нового Президента РФ будет обязательно сопровождаться обновлением и личного состава политической элиты, и официальных политических приоритетов. Эта институциональная реформа получит активную поддержку и внутри страны, и извне. Как известно, хотя теневые экономические отношения воспринимаются в большинстве своем рядовыми россиянами как «привычная» часть повседневной жизни, но отношение к ним все же скорее неодобрительное. Зарубежные же бизнес-сообщества давно резко критикуют высокую степень криминализации российской экономики. Скажем, широкое развитие контрафакта («торгового пиратства») является одной из главных причин недопуска России в ВТО. Поэтому выдвижение борьбы за «правление права» будет воспринято более чем благожелательно и большинством российских граждан, и за рубежом.
К сожалению, надо считаться и с тем, что давно назревшее переосмысление приоритетов НЭБ России либо окажется чисто формальным, либо вообще не произойдет. Дело в том, что современная российская политическая и экономическая элита «выросла» в условиях «великой криминальной революции» 1990-х гг. Как доказывают многие исследования, для нынешней элиты активное участие в теневых отношениях — это обязательное условие участия в современной социально-экономической системе. Что касается институтов гражданского общества, которые могли бы возглавить борьбу за «правление права», то они развиты очень слабо. Поэтому реальная реорганизация приоритетов НЭБ может быть отложена в очень долгий ящик.
Таким образом, 2008 г. станет важной точкой бифуркации. Если новая админист-
рация сможет соединить защиту национальных интересов с курсом на декриминализацию (под лозунгами типа «Великая Россия не может быть криминальной Россией!»), то это будет шагом вперед по пути институциональной модернизации. (Важно отметить, что эта модернизация может иметь как западный вектор, так и восточный вектор. Иначе говоря, в борьбе с криминализацией можно ориентироваться и на опыт США или Италии, и на опыт Японии или Китая.) А если новые приоритеты выдвинуты не будут (по принципу «всем и так более-менее хорошо, чего еще надо?»), то мы всерьез и надолго (навсегда?) останемся «второй Бразилией» — большой страной с маленьким геоэкономическим весом. Не хотелось бы.
ЛИТЕРАТУРА
1. Витте С.Ю. По поводу национализма. Национальная экономия и Фридрих Лист // В кн.: Лист Ф. Национальная система политической экономии. — М.: Издательство «Европа», 2005.
2. Глинкина С., Клейнер Г. «Высветление» экономики и укрепление национальной безопасности России // Российский экономический журнал. — 2003. — № 5-6.
3. Илларионов А. Критерии экономической безопасности//Вопросы экономики. 1998. — № 10.
4. КейнсДж.М. Общая теория занятости, процента и денег. — М.: Экономика, 1993.
5. Лист Ф. Национальная система политической экономии. — М.: Европа, 2005.
6. Лист Ф. Национальная система политической экономии. — СПб., 1891.
7. Нестеров А., Вакурин А. Криминализация экономики и проблемы экономической безопасности // Вопросы экономики. — 1995. — № 1.
8. Российская газета. — 1995. — 24 октября.
9. Российская газета. — 1996. — 14 мая.
10. Рубанов В.А. Безопасность России в переходный период. — М., 1994.
11. Сото Э. де. Иной путь. Невидимая революция в третьем мире. — М.: Catallaxy, 1995.
12. Экономическая безопасность России: Общий курс / Под ред. В.К. Сенчагова. — М.: Дело, 2005.
13. Экономическая безопасность Российской Федерации: Учеб. для вузов. / Под общ. ред. С.В. Степашина. — М. — СПб.: Всероссийская государственная налоговая академия; Санкт-Петербургский университет МВД; Лань, 2001.
14. Hoff K., Stiglitz J.E. After the Big Bang? Obstacles to the Emergence of the Rule of Law in Post-Communist Societies // NBER Working Paper № w9282. October 2002 (http:// papers.nber.org/papers/w9282.pdf).
Экономичeский вестник Ростовского государственного университета ❖ 2007 Том 5 № 1
