CC BY
57
- Mesdames! С каких пор четверики разгуливают по нашему коридору?
- Четверик! Знаете ли вы, что вы не что иное, как animal verterbe?4 - подшучивает кто-нибудь.
- Mesdames! Она просто ямб! - подхватывает другая.
- Ямб! Хорей! Анапест! Амфибрахий! - подхватывают десятки голосов» [3, с. 166-167]. В этом небольшом эпизоде ярко проявляется отношение «взрослых» воспитанниц, которые свысока глядели на младших, осыпая их научными терминами, как оскорблениями, хотя сами, наверняка, узнали их совсем недавно.
Еще одним интересным явлением в жизни Московского Училища Ордена Св. Екатерины был обычай деления всех выпусков на четные и нечетные. А. Н. Энгельгардт вспоминала: «Четные считались предками четных, а нечетные - нечетных, например, тринадцатый, пятнадцатый выпуск - по-институтски тринадцатки, пятнадцатки - считались предками семнадцатого, или семнадок и т. д. Ходило между нами предание, что нечетные выпуски всегда превосходили по учению, уму, красоте и всяческим талантам четные. Удивительно, что и учителя поддерживали это деление и, порой, вспоминали: "Нет! Вот был выпуск! Тринадцатый! Вот это был выпуск, нечего сказать, блистательный!"» [3, с. 165]. В ответ на это сами воспитанницы не могли посрамить честь и ударить лицом в грязь.
Оценивая взаимоотношения между воспитанницами институтов благородных девиц, мы пришли к выводу, что институтки стремились заполнить свою жизнь своеобразными эмоциями, чувствами и переживаниями. За неимением источника для получения настоящих чувств, девочки создавали себе искусственные. Несмотря на негатив-
ную критику этих явлений даже самими современницами, нам представляется, что подобная сублимация в отношениях позволяла институткам не задерживаться в эмоциональном развитии, а взрослеть, пусть и такими необычными, на первый взгляд, способами.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Короткова М. В. Семья, детство и образование в повседневной культуре Московского дворянства в XVIII - п. п. XIX вв. М., 2009. С. 171.
2. Короткова М. В. Жизнь воспитанниц Смольного института в XVIII веке // История и обще-ствознание для школьников. 2009. № 4. С. 48.
3. Энгельгардт А. Н. Очерки институтской жизни былого времени. Из воспоминаний старой институтки // Институтки. Воспитанницы институтов благородных девиц. М., 2008.
4. Водовозова Е. Н. На заре жизни. В 2 т. М., 1987. Т. 1.
5. Пономарева В. В., Хорошилова Л. Б. Мир русской женщины: воспитание, образование, судьба. XVIII - начало XX в. М., 2009.
6. Белоусов А. Ф. Институтки // Институтки. Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц. М., 2008.
7. Хвощинская С. Д. Воспоминания институтской жизни // Русский вестник. 1861. № 8.
8. Морозова Т. Г. В институте благородных девиц. // Институтки. Воспоминания воспитанниц институтов благородных девиц. М., 2008. С. 418.
РОССИЙСКАЯ СИСТЕМА ОБРАЗОВАНИЯ В ПРЕДСТАВЛЕНИЯХ ПОСЛА ФРАНЦИИ В РОССИИ ПРОСПЕРА ДЕ БАРАНТА
RUSSIAN EDUCATIONAL SYSTEM IN THE REPRESENTATIONS OF THE AMBASSADOR OF FRANCE TO RUSSIA PROSPER DE BARANTE
Т. А. Федина
Статья посвящена системе образования в России во времена правления Николая I в представлении посла Франции в России (1835-1841 гг.) Проспера де Баранта. Барант посетил несколько образовательных учреждений разного уровня и попытался отразить в своих «Заметках о России» недостатки и достоинства системы образования того времени, а также оценить качество российского образования.
T. A. Fedina
The article is devoted to the educational system in Russia during the reign of Nikolay I in the representation of Prosper de Barante, who was the ambassador of France to Russia from 1835 to 1841. Barante visited some educational institutions of various levels and tried to reflect in his «Notes about Russia» advantages and disadvantages of the educational system of that time and also to evaluate the quality of the education.
Ключевые слова: посол Франции в России Проспер де Барант, система образования, император Николай I, «Заметки о России».
4 Позвоночное животное (фр.).
Keywords: Prosper de Barante, educational system, Nicolay I, «Notes about Russia».
Барон Проспер де Барант являлся послом Франции в Российской империи с 1835 по 1841 г. Не только дипломат и политик, но и ученый, член французской Академии, известный историк и публицист, он уделял внимание самым разным аспектам жизни российского общества. Как ученого, его живо интересовала система образования в России, на всех уровнях, от начального до университетского. Вопрос общественного образования в России при императоре Николае I Барантом подробно освещен в его публицистической работе «Заметки о России». Эта работа была написана послом на основе его наблюдений, сделанных во время путешествия по России в 1838 г., когда он посетил Одессу, Ялту, Севастополь, Симферополь и Перекоп, откуда через Харьков, Курск, Орел и Тулу направился в Москву. Эти путевые заметки Баранта о русском народе, его менталитете и нравах были опубликованы в 1875 г. его зятем бароном де Нерво [1].
По признанию самого Баранта, он получил по данному вопросу большее количество информации, чем по другим интересовавшим его проблемам. Посол посетил достаточное количество образовательных учреждений разного уровня, для того чтобы попытаться составить максимально объективную картину состояния общественного образования в России.
По словам дипломата, «образование есть для России потребность совершенно новая, и причем потребность не нации, но ее правительства» [1, с. 78-79]. В западных странах интерес к образованию возник одновременно с цивилизацией, общественное просвещение в Европе всегда было «...естественным результатом развития общества, который власть была обязана принять и регулировать» [цит. по: 2, с. 201].
Отсталость России в этом вопросе посол объяснял тем, что на Руси была принята христианская религия, которая пришла из Византии, а не западная - римско-католическая. Религия, пришедшая в Россию, имеет «... статичный характер восточных религий, она не содержит в себе идею прогресса» [цит. по: 2, с. 201]. Русская религия, по мнению Баранта, не несла в себе интереса и стремления к развитию просвещения.
Барант писал, что ни «римское право, ни законодательство империй Востока не применялись в России. Здесь никогда не существовало юридических корпораций, корпуса магистратуры, исключая Новгород и Псков. Ни один город, ни одна территория никогда не имели политических прав. Ассамблеи, законодательный корпус, прямое влияние общества на свою администрацию - ничего этого Россия не знала» [цит. по: 2, с. 201]. На основании этого утверждения Барант делает вывод о том, что в России не существовало профессий «свободных» или «либеральных». «У них (русских. -Т. Ф.) не сохранились память и преклонение перед Вергилием или Цицероном. у них не было ничего подобного этому великому Ренессансу XVI века.» - писал посол [1, с. 78]. Ба-рант указывал также на тот факт, что в России не нашелся свой Карл Великий, человек, который смог бы внедрить «. на смену варварству наследие Рима и античной Греции» [цит. по: 2, с. 201]. Хотя посол все же видел в русской истории
человека, немного похожего на Карла Великого, - это был, по его мнению, Петр I, который основал специальные школы по подготовке преподавателей, а также школы для подготовки специалистов узкого профиля.
Неизменной, по словам Баранта, система образования оставалась и при Николае I, хотя, император имел намерение «.выработать в образовании "единообразную" политику, которая была бы направлена на укрепление общественной стабильности.» [3, с. 133]. Барант указывал на один из главных недостатков этой системы - в России совершенно не развивались классические дисциплины, которые являлись основой знаний и культуры всех людей, получивших образование. «Классические дисциплины, эта универсальная основа знаний и культуры всех тех, кто не зарабатывает на жизнь физическим трудом, этот базис и отправная точка всех специальных наук, совершенно не развиваются в России», - писал он [цит. по: 2, с. 201]. Однако Николай I придерживался другого мнения. Как сказал император в разговоре с Барантом, нужно «... каждого обучать тому, что он должен уметь делать в соответствии с местом, уготованным ему Богом» [цит. по: 2, с. 201], и только углублять знания в специальных науках.
Узкопрофильность и недостаточное качество образования признавали и в России. Например, поэт, философ и богослов А. С. Хомяков писал, что «.люди, говоря об образовании в России, признают, что оно имеет более характер поверхностного всезнания, чем дельной специальности. Это мнение сильно распространено, но, тем не менее, вполне ложно. Без сомнения, дельную специальность встретить у нас не совсем легко, но не всезнание мешает ей развиваться, а чистое невежество, прикрытое лоском одной специальности, самой неопределенной и самой пустой из всех» [4, с. 388].
Правительство искало «.способы содействовать прогрессу в образовании в виде подготовки научно-технических специалистов и одновременно избежать непременных спутников такого прогресса - светского гражданского мышления, вольнодумства» [3, с. 91]. Для того чтобы противостоять либеральным взглядам и революционным идеям и укрепить самодержавие, в 1832 г. была выработана официальная идеология, так называемая теория официальной народности. Ее автором был граф Сергей Семенович Уваров, который с 1833 по 1849 г. занимал пост министра народного просвещения. В основе этой знаменитой теории лежали три принципа: православие, самодержавие и народность, которые стали «.определять политику государя и правительства в сферах литературы, искусства, просвещения и науки» [5, с. 225]. В политике Николая I «.преобладало одно стремление - к сохранению и укреплению России, а значит - самодержавной монархии. "Мне не нужны умные, мне нужны послушные!" - сказал он как-то графу Уварову при посещении университета» [5, с. 232-233].
Еще один недостаток российского образования, по мнению французского дипломата, заключался в отсутствии рвения в изучении наук и соперничества в обучении, которые были присущи западному миру. Получалось, что человек учился только для того, чтобы сделать карьеру и существовать в навязанных ему условиях. Человек
следовал по своему четко определенному пути и не думал о тех разносторонних знаниях, которые он мог бы еще получить для своего развития.
Барант говорил о том, что «.. .там, где не существует общественного образования, нет общества; там нет общественного мнения, которое судит, которое вдохновляет, которое вносит интерес в литературные или научные успехи, там отсутствует эта универсальная интеллектуальная атмосфера, необходимая ученому, наиболее уединенному, эрудиту, наиболее замкнутому в своих книгах» [1, с. 81-82]. Поэтому посол полагал, что в России редко можно встретить человека, который совершенствовал бы свой разум учебой и размышлениями, который имел бы стремление к личному развитию, и который проявлял бы интерес к наукам. Все это, по мнению Баранта, было следствием узкого специального образования, при котором человек был нацелен на получение исключительно практических знаний и навыков за непродолжительное время. Именно по этой причине при таком подходе в образовании применялись сокращенные программы и учебники, которые были адресованы к запоминанию фактов, но не к развитию мышления. Обучение происходило по единому образцу для всех учеников.
Подобная реформа образования являлась реакцией на революционные идеи, возникшие в Европе, однако в те годы «...перед государством и обществом объективно стояла задача модернизации, изменения социально-экономических и культурных условий жизни в соответствии с иным уровнем развития общества и общим уровнем мирового развития» [5, с. 227]. Поэтому нужно было сформировать такую систему образования, при которой исключалась возможность развития вольнодумства, но при этом развивалось стремление к служению государству и верноподданнические взгляды, главным было «беспрекословно подчиняться и верно служить Богу и царю» [3, с. 95].
В 1826 г. в России был создан специальный комитет по устройству учебных заведений, который должен был на основе проверки всех уставов учебных заведений выработать единообразные принципы образования.
В 1828 г. был принят «Устав гимназий и училищ, состоящих в ведении университетов». Вводился принцип строгой сословности образования, при котором «...тип образования должен соответствовать социальному положению и будущему учеников» [3, с. 134]. В средних и высших образовательных учреждениях запрещено было учиться крепостным, они получали элементарные знания в церковно-приходских школах, дети мещан и купцов обучались в уездных училищах, а дети дворян и чиновников в гимназиях.
Николай I, сам являясь человеком военным, вводил военную дисциплину во многие сферы жизни, в том числе и в сферу образования. Тот факт, что образование в России носило военный характер, отметил и Барант. В большинстве образовательных учреждений, которые он посетил, обучение походило на армейскую муштру. Барант заметил, что никакое учебное заведение в России не могло уступить заграничному в том, что касается военного обучения, поскольку военное дело являлось для Николая I «истинной религией». Образовательные учреждения на-
поминали Баранту военные школы, в которых все ученики отвечали на заданный им вопрос одновременно, четким и громким голосом. Барант писал, что наиболее блестящие русские институты всегда имели военный аспект и военный характер, а это, по словам Баранта, есть «.дисциплина и контроль за каждым шагом ученика, это подчинение строгому распорядку в течение всего дня, это абсолютная тишина, это безукоризненность и пунктуальность поведения.» [цит. по: 2, с. 202].
«Из всех учебных заведений, предназначенных для общественного образования, наиболее обширными и наиболее важными являются Кадетские школы, в которых учатся и воспитываются на средства государства или частные взносы, более 10 000 молодых людей», - писал посол. Из этих кадетских школ выходили все армейские офицеры. Неудивительно, что император считал образование кадетов важнейшим делом своего правительства, поэтому число таких школ постоянно увеличивалось. Император хотел, чтобы «.все благородные люди, все сыновья государственных чиновников, все те, кто позднее захотел бы избрать другую профессию, начинали с военной службы, образование кадетов есть в его понимании настоящее общественное образование.» [1, с. 90]. Именно это образование, полагал посол, должно было сформировать русскую идею так, как ее понимал и мыслил император.
Барант посетил одну из лучших кадетских школ в России - Московскую кадетскую школу, в которой обучались, в том числе дети 4-5 лет. Военная дисциплина существовала и для этих «бедных малышей», уже имевших небольшие ружья для упражнений. Однако обучение в одной из лучших кадетских школ показалось Баранту довольно слабым, поскольку там не было «ни творчества, ни анализа». Знания подавались однообразно, без учета индивидуальных способностей, поэтому ученики в таких школах «остаются равными друг другу».
У русских детей, отмечал Барант, неизменчивое выражение лица, что их отличает от французских учеников. Посол писал: «Едва ли можно найти какое-либо очарование детства в классах, где ученики еще не достигли 10 лет. Это сплошь неподвижные лица, и все повинуются команде, хотя командование может и не проявлять грубость» [1, с. 83]. Привычка повиноваться развивалась у детей с раннего детства, хотя при этом они не казались несчастными или одержимыми страхом.
Тем не менее Барант нашел и преимущества военного характера образования. Прежде всего это - порядок и дисциплина. Образовательные учреждения в России содержались в невообразимой чистоте, чего посол не мог сказать о французских учреждениях образования. «Паркеты начищены и блестят как в самых ухоженных салонах. Нет ни клочка бумаги, ни пылинки, летающей по классу. На партах нет ни одного чернильного пятна. Спальни хорошо проветрены, нет даже самого незначительного запаха. Ученики начищены, одинаково застегнуты; волосы пострижены и причесаны на один манер», - писал Барант [1, с. 84]. Этот факт особенно поразил дипломата, так как в своих заметках он отмечал такие свойственные, по его
мнению, черты русского человека, как нечистоплотность и небрежность, которые не имели аналогов у других народов. Правда, посол заметил, что эта чистота поддерживается исключительно дисциплиной; по его словам, любое «малейшее послабление тут же превратит эту чистоту в отвратительную грязь» [цит. по: 6].
Кроме того, в своих «Заметках о России» Барант уделил внимание русским гимназиям, которые, по его мнению, являлись некоторым подобием французских коллежей. В большей мере гимназии были предназначены для людей, которые не намеревались делать военную карьеру. Образование в гимназиях, как и в кадетской школе, по мнению Баранта, было не на высоте. Барант приводит мнение преподавателя французского языка петербургской гимназии о том, что молодые люди заканчивали обучение с таким же уровнем знаний, как и ученики шестого класса парижского коллежа.
По окончании гимназии молодые люди могли продолжить обучение в университете. Новый университетский устав, принятый в 1835 г., не только запрещал университетам создавать научные сообщества, но и ограничивал их автономию. В университетах не приветствовались творчество и инициатива. В учебных заведениях существовала жесткая дисциплина, а образование было поставлено под жесткий контроль.
Однажды Барант присутствовал на экзамене по французской литературе в Петербургском университете, куда его пригласил С. С. Уваров. Экзаменующимися были «молодые люди первых фамилий правительства и двора», получившие в основном домашнее образование и готовившие себя к гражданской или дипломатической службе. Экзамен имел вид непринужденной беседы, а темой были критические литературные статьи, которые в основном читала светская публика. Учащимся, которые не имели достаточного классического образования и обучались «в свете и для света», нужно вести обучение в манере легкой беседы, считал Уваров. Экзамен был непрерывной чередой анекдотов и расхожих шуток, общих суждений и обычной критики. В отличие от учеников кадетских школ, у студентов университета Барант отметил «естественную скромность» и «вдохновленные лица», чуть более серьезные, чем сама манера экзамена. «Они мне подали идею о том, что в этом университете можно было иметь зарождающийся очаг мнений независимых и оживленных», - писал Барант [1, с. 95].
Наиболее известным и примечательным институтом из всех, которые посетил в России Барант, он считал Институт Корпуса инженеров путей сообщения, становление и развитие которого было тесно связано с учениками французской Политехнической школы. Проспер де Барант два года подряд присутствовал на экзаменах в этом институте. Он не мог оценить содержание ответов учащихся, так как они отвечали на русском языке, но понимал вопросы, которые задавались на французском. Долгое время предметы в институте преподавались на французском языке, но постепенно появлялись русские преподаватели, учебники переводились на русский язык, и «.сейчас едва ли можно найти ученика, который хотел бы сдавать свой экзамен иначе,
чем на русском», - писал посол [1, с. 86-87]. На взгляд Баранта, ученики отвечали легко, непринужденно и со знанием дела. Хотя посол заметил, что научные знания много теряли из-за небрежного отношения к французскому и немецкому языкам. «Науки в Петербурге не имеют развития как такового. Они не имеют своего круга людей, которые ими бы интересовались, они не печатают книги.» - отмечал Барант [1, с. 87].
По словам посла, в России не было намерения исключить из обучения французский язык, но было беспокойство по поводу того, что Франция, ее литература, ее история и ее взгляды занимали огромное место в образовании и сознании молодых людей. С. С. Уваров, который утверждал, что «.русская наука - продукт национального духа и западного просвещения» [5, с. 229], хотел соединить европейские идеи с воспитанием людей в духе русских традиций. Министр считал, что правительство «.имеет все средства знать и высоту успехов всемирного образования, и настоящие нужды отечества» [3, с. 135], поэтому развивать образование было необходимо, но нужно было это делать в правильном, с точки зрения правительства, направлении. Уваров хотел обеспечить снижение иностранного в отечественном образовании, но одновременно он хотел «приноровить всемирное просвещение к нашему народному быту, к нашему народному духу, утвердить его на исторических началах православия, самодержавия и народности» [5, с. 231]. В результате в России постепенно намечалось движение к тому, чтобы сделать образование более «русским», специальным и практическим, рискуя уменьшить его способность к конкуренции и изолировать это образование от общего развития и научного прогресса Европы. Именно в этой тенденции Барант усматривал главную ошибку российской системы образования.
Будучи в Харькове, Барант посетил Императорский университет, который осмотрел достаточно подробно и дал ему положительную оценку. Это неудивительно, учитывая тот факт, что университет содержал в себе дух европейского образования. Посол присутствовал на двух занятиях и разговаривал с преподавателями, наиболее выдающиеся из которых учились в Берлине. «.Этот университет, как мне кажется, находится под влиянием немецкого обучения; здесь царит, насколько я могу судить, дух соревновательности. Все то, что я видел в общественном образовании в России, мне показалось ничем иным, кроме как официальной подготовкой, необходимой для общественных служб и не имеющей заботы о развитии умов и общем развитии знания. Может быть, в Харькове среди преподавателей и учащихся есть начало подлинного рвения», - отмечал Барант [1, с. 261].
Также Барант посетил Институт корпуса Горных инженеров, который не произвел на него должного впечатления. Несмотря на то, что этот институт был хорошо оборудован технически, по словам Баранта, этого было недостаточно для образования учащихся.
К сожалению, Барант не смог получить, по его собственному признанию, необходимой информации о состоянии начального образования в России. Он не видел доста-
точного и должного внимания со стороны правительства по отношению к начальной школе; правительство, по его мнению, совершенно не заботилось о распространении начального образования в стране. Тем не менее он мог наблюдать, что довольно большое количество людей из низших слоев Москвы и Петербурга умело читать. «Я то и дело видел кучеров фиакров или мужиков в лохмотьях, держащих в руках книгу», - отмечал посол [цит. по: 2, с. 202].
Одним из признаков развития образования в России, по словам Баранта, являлось распространение в стране книгоиздательского дела. Посол отмечал, что если 30 лет назад в Москве и Петербурге можно было видеть лишь одну или две книжные лавки, то при Николае I книжная торговля получила большое развитие, а люди стали подписываться на журналы.
Подводя итог, можно сказать, что посол Франции в Российской империи барон Проспер де Барант попытался разобраться в нюансах системы российского образования и дать ему объективную оценку. Он высказал мысль о том, что характер общественного образования в те годы менялся в направлении, которое не особенно нравилось правительству, и именно этих изменений правительство хотело бы избежать. Правительство Николая I «.прилагает усилия, трудится над тем, чтобы развивать просвещение так, как оно это понимает.» - отмечал дипломат [цит. по: 2, с. 202]. Однако Барант полагал, что, несмотря на апатичный характер русского народа, «.в обществе существует свое собственное движение, независимая потребность совершенствовать свой разум и об-
ретать знания. Это явление совсем новое и находящееся в стадии становления» [цит. по: 2, с. 202]. Посол отметил некоторые перемены в системе общественного образования, и сделал предположение, что в относительно отдаленном будущем в этой сфере можно будет заметить значительные изменения: «Естественный ход вещей, более чем желание правителей, придает свое направление общественному образованию», -делал вывод французский дипломат [1, с. 80].
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Barante P. de. Notes sur la Russie. 1835-1840. Paris, 1875.
2. Таньшина Н. П. «Заметки о России» французского дипломата барона де Баранта // Новая и новейшая история. 2010. № 2.
3. Джуринский А. Н. Педагогика России: история и современность. М., 2011.
4. Хомяков А. С. Учение о церкви. СПб., 2010.
5. Яковлев А. И. Очерки истории русской культуры XIX века. М., 2010.
6. Таньшина Н. П. Посол Франции барон Проспер де Барант и его «Заметки о России» // Перспективы. Фонд исторической перспективы [Электронный ресурс]. URL: http://www.perspektivy. info/history/posol_francii_baron_prosper_de_ barant_i_jego_zametki_o_rossii_2010-03-06.htm (дата обращения 06.09.2012).
ПОНЯТИЯ «УНИАТСТВО» И «ИЕЗУИТИЗМ» В КОНТЕКСТЕ ИСТОРИОСОФИИ Ю. Ф. САМАРИНА
THE CONCEPTS OF THE «UNIATISM» AND «JESUITISM» IN THE CONTEXT OF THE HISTORIOSOPHY OF YU. F. SAMARIN
С. И. Скороходова
В статье на основе обширного архивного материала раскрывается сущность полемики между Самариным и русскими иезуитами. Автор раскрывает понятия «униатство» и «иезуитизм» на основе анализа писем Самарина и его фундаментального труда -«Иезуиты и их отношение к России». Указывается новый источник этой работы - труды Рене-Франсуа Гетте, обосновывается, что Самарин и Гетте сотрудничали. Автор приходит к выводу, что своеобразие позиции философа заключается в том, что его критика «униатства» и «иезуитизма» включалась в историософский контекст его взглядов.
Ключевые слова: Самарин, Гагарин, Мартынов, Гетте, униатство, иезуитизм, «версальские иезуиты», латинство, Папа, Римский первосвященник, окатоличивание, грех, творчество, историософский, Церковь.
S. I. Skorokhodova
The article, based on a wide range of archive materials, describes the nature of the dispute between Sama-rin and the Russian Jesuits. Pursuant to the analysis of Samarin's letters and his fundamental work „The Jesuits and their Attitude to Russia" the author discusses the concepts of the „Uniatism" and „Jesuitism". The article refers to a new source of this work of Sama-rin's: the works of R. F. Guettée. The author provides evidence that Samarin and Guettée did cooperate. The author also concludes that the peculiarity of the philosopher's position is that his criticism of the „Uniatism" and „Jesuitism" was included into the historiosophical context of his views.
Keywords: Samarin, Gagarin, Martynov, Guettée, Uniatism, Jesuitism, „Versailles Jesuits", Latinism, Pope, Roman Pontiff, catholicising, sin, creativity, his-toriosophical, Church.
