CC BY
124
Раздел 1 АКТУАЛЬНЫЙ ДИСКУРС
УВК 94(470 )“XV III—XX ”
ББК Т3(2)5
Н. М. Арсентьев, Д. В. Доленко
РОССИЙСКАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ: развитие капитализма и проблема цивилизационного выбора в XVIII — начале XX века
Ключевые слова: модернизация, индустриализация, Россия, проблема цивилизационного выбора, тенденции и итоги экономического развития в XVIII — начале XX в.
В статье рассматриваются феномен российской индустриализации XVIII — начала XX века, ее основные этапы и отличительные черты. Отмечается, что центральной проблемой российской модернизации является ее цивилизационный выбор: сочетание европейского выбора в трансформации экономических и политических институтов, евразийского выбора в геополитике и сохранения российской самобытности в сфере культуры. Обосновывается вывод о том, что российская модернизация этого периода — это модернизация догоняющего типа, уникальный исторический феномен.
N. M. Arsentiev, D. V. Dolenko
THE RUSSIAN MODERNISATION: Capitalism Development and Problem of the Civilisation choice in XVIII — the beginning of XX century
Key-words: modernization, Russia, industrialisation, the problem of the civilization and geopolitical choice, the tendencies of the economic development in XVIII — the beginning of XX century.
The article examines the phenomenon of the Russian modernization, its main stages and distinctive features. It is noted that the central problem of the Russian modernization in the beginning of the 21st century is its civilization and geopolitical choice — the combination of the European choice in transformation of political and economic institutions, and the Eurasian choice in geopolitics and originality in culture.
The conclusion that the contemporary Russian modernization is that of the nonclassic type — a unique historical phenomenon — is grounded.
Тема, взятая для обсуждения, предпо- вполне закономерен, и историки осознан-
лагает дискуссию относительно оценки но относятся к актуализации прошлого
результатов капиталистического развития посредством проблем, решаемых совре-
страны в XVIII — начале XX в. и его менным обществом.
перспектив в настоящее время. Как ни Мнения исследователей, связанные с
парадоксально, но ответы на вопросы о оценкой итогов периода «капиталистиче-
возможности у России капиталистическо- ской» модернизации, и поныне остаются
го будущего и его совместимости с ха- крайне полярными [3; 4; 8—10; 13; 18; 23].
рактером российской цивилизации совре- Среди сторонников капиталистического
менники ищут, анализируя прошлую со- пути сложилось убеждение, что в период с
циальную реальность. Подобный подход 1861 по 1917 г. царская Россия бурно раз-
вивалась на капиталистической основе, тем самым как бы демонстрируя возможности стать «нормальной» европейской страной, и, если бы не большевики с их Октябрьской революцией, то могла бы влиться в ряд «цивилизованных» государств и составить часть нынешнего «золотого миллиарда». Идеологический подтекст подобных рассуждений сводится к тому, что не нужно искать какой-то особенный, скажем, «третий путь» для страны, а надо продолжать поиск оптимального варианта для удержания ее на капиталистических рельсах, поскольку до октября 1917 г. она успешно шла по этому пути.
Оппоненты вышеприведенной концепции говорят о «безнадежной отсталости» дореволюционной России, обусловившей необходимость ее перехода к социализму, что развитие капитализма привело к уничтожению российского народа и распаду государства. Пролетариат или, во всяком случае, силы, совершившие революцию в октябре 1917 г., уничтожив капитализм, спасли страну. Это значит, что капитализм как тотальная политико-экономическая система не соответствует характеру и умонастроению русского народа, цивилизация которого сформирована на иных политических, экономических и культурных основаниях. Любая попытка воспроизвести капиталистическую систему западного образца в России обречена на провал. В случае же ее «успеха», т. е. насильственной капитализации России, результатом будет или колонизация страны Западным миром, или просто уничтожение русского народа как представителя уникальной цивилизации.
Совершенно естественно, что каждый автор, изучая историю развития капитализма в России, будет обращаться к той литературе, которая подтверждает его идеи. Точку в дискуссии невозможно поставить, даже апеллируя к самым главным аргументам в споре — цифрам. В правоте данного суждения авторам пришлось убедиться на собственном опыте. Дело здесь не только в плохой статистической базе в самой России. Как утверждает современный специалист по регионо-ведению В. А. Мельянцев, «проблемы экономического развития России столь сложны и, как это ни парадоксально,
столь недостаточно разработаны в аспекте практических измерений динамики роста, что требуют ряда специальных исследований» [27, с. 228]. Хотя собранный статистический материал все же неполный, для специалистов фактологический ряд обсуждаемой темы знаком и он не станет сенсацией, однако поможет прояснить ряд интересующих нас вопросов.
Обсуждение предложенной темы начнем с выяснения современной парадигмы в исследовании динамики капиталистического развития. Предварительно следует отметить, что методологический плюрализм, характерный для историографической ситуации начала XXI в., делает призрачной всякую возможность существования универсальных объяснительных моделей, пригодных для интерпретации общественного развития вследствие незавершенности исторического процесса, неопределенности социального будущего, значительной роли случайных факторов, непредсказуемости «исторической перспективы» и др. При этом, тем не менее, в последние десятилетия многие исследователи свои предпочтения отдали модернизацион-ному и цивилизационному подходам как наиболее продуктивным для интерпретации истории России. Посредством их можно объяснить, как цивилизации развиваются за счет модернизации. В модерниза-ционной парадигме, как известно, имеются определенные «идеологические отягощения», но ее «позитивная» эволюция предоставила относительно адекватный категориальный аппарат и инструментарий [1; 2; 5; 12; 15; 16; 25; 29; 32; 37].
Напомним, что теория модернизации активно разрабатывалась в 60-е гг. XX в. Это было связано с необходимостью осмысления процесса деколонизации и национального подъема, охватившего многие традиционные общества в послевоенный период. Модернизация отражает один из этапов общественного развития — переход от так называемого традиционного к современному обществу. Первое характеризуется ригидностью, малоподвижностью общественных структур, низкой социальной мобильностью и тем, что в основе образа жизни лежат традиции. Экономической базой такого обще-
ства является преимущественно аграрная экономика. Его политическая система базируется на традиционной легитимности и имеет, как правило, форму наследственной монархии. Второе отличается высокой динамикой социально-экономических процессов, господством не традиций, а правовых норм. Его экономической базой служит промышленная экономика.
С точки зрения политического строя модернизация означает переход к демократическому устройству с такими его атрибутами, как выборность органов власти, разделение законодательной, исполнительной и судебной власти, законодательная гарантия прав человека, местное самоуправление, автономное гражданское общество и т. д.
Применительно к европейской цивилизации традиционное общество относится к периоду феодализма, а переход к современному соответствует становлению индустриального, или капиталистического, об-щества.нрее
Различаются два основных типа модернизации: спонтанная и вторичная (или отраженная). Сущность спонтанной модернизации составляет переход к современному обществу на основе внутреннего развития. Вторичная (отраженная) — это «догоняющая» модернизация, осуществляемая на основе использования опыта передовых стран. Постсоциалистическая трансформация России и стран Центральной и Восточной Европы дала новый эмпирический материал для теории модернизации, вызвавший необходимость ее дальнейшего развития. Уникальный феномен с точки зрения теории модернизации представляет современное развитие России, что обусловливает интерес к этому явлению современной гуманитарной науки.
Теория модернизации отражает становление капитализма не только в Европе. Модернизация рассматривается как общемировой процесс, в рамках которого все страны неизбежно проходят через трансформацию традиционного общества в современное, однако делают это неодновременно и в различных формах — эволюционных и революционных, при определяющей роли экономических и социокультурных или, напротив, политических факторов.
Выделяются несколько так называемых эшелонов модернизации [39, с. 10—16]. Первый — это страны Западной Европы и Северной Америки, где переход к современному обществу произошел раньше всего и стал результатом их постепенного развития, которое характеризовалось вызреванием вначале экономических, социальных и культурных предпосылок: появлением мануфактур и разделения труда (XIV— XV вв.), акционерных обществ, ростом буржуазии (третьего сословия), наконец, возникновением того, что называется духом капитализма: индивидуализма, протестантской аскезы, этики индивидуального предпринимательства, профессии как божественного призвания и т. д. В этом плане важнейшую роль в процессе модернизации сыграла религиозная Реформация, результатом которой была не только особая протестантская этика, в основе которой лежала идея личной ответственности перед Богом, но и порожденные ею формы организации религиозных общин, построенных по принципу самоорганизации и самоуправления и являвшихся в определенной мере моделью для организации социально-политической жизни.
Страны первого эшелона развивались по типу спонтанной модернизации. Страны второго эшелона модернизации, к которым относят Россию, Японию, Турцию, некоторые восточноевропейские государства, вступили в модернизационный процесс позже стран Запада — в XVIII — середине XIX в. Модернизация в этих странах происходила в условиях независимого государственного развития, т. е. не была навязана извне, как колониям, но ее особенностями были недостаточная зрелость экономических и социокультурных предпосылок и, как следствие, решающая роль политического фактора, государства в осуществлении мо-дернизационных преобразований. Причем преобразования часто побуждались желанием догнать наиболее экономически развитые государства, отсюда очень часто вытекал форсированный характер этих преобразований, породивший социальные диспропорции и конфликты. Другими словами, страны второго эшелона развивались путем вторичной модернизации. Капиталистическая эволюция этих стран, подчеркивал В. И. Бовыкин в статье «Экономическая
политика царского правительства и индустриальное развитие России. 1861 — 1900 гг.», представляла собой «результат сложного взаимодействия закономерностей развития, имманентных их общественным структурам, и давления мирового капитализма» [8, с. 20].
Наконец, третий эшелон модернизации — развивающиеся страны Азии, Африки и Латинской Америки, где процесс модернизации начался еще позже: с середины XIX до середины XX в. Эти страны втягивались в данный процесс, находясь на положении колоний или полуколоний, в качестве сырьевых придатков стран Запада.
Говоря об истории России, можно прежде всего констатировать очевидные особенности социально-экономического развития, обусловившие запоздалый характер ее модернизации. Как известно, капитализм предполагает наличие экономической и политической свободы: прежде всего свободной, отделенной от государства частной собственности и лично свободных людей, способных выступать в качестве наемных рабочих.
В России становление свободной частной собственности, особенно на землю, происходило значительно медленнее, чем на Западе. Помещичье землевладение было условным до отмены в XVIII в. обязательной государственной службы, крестьянское землевладение оставалось общинным вплоть до Столыпинской аграрной реформы. Наконец до 1861 г. сохранялась крепостная зависимость крестьян. В отличие от западного «духа капитализма», основанного на протестантской этике, в России преобладал, по крайней мере в среде крестьянства, составлявшего основную часть населения страны, дух общинного коллективизма. В отличие от самоуправления и самоорганизации гражданского общества в России главную роль играла государственная власть, а земское самоуправление начало бурно развиваться лишь во второй половине XIX в. Не был сформирован в полном объеме такой социальный субъект модернизации, каким на Западе выступало так называемое среднее сословие. Единственной социальной группой, сознательно стремившейся к преобразованиям на основе введения институтов и порядков передовых стран Европы, была ин-
теллигенция — узкий слой наиболее просвещенной части общества, в первую очередь выходцев из дворянской среды. В сложившихся условиях процесс модернизации в решающей мере зависел не от общественных сил, а от взглядов политической элиты, поэтому на протяжении XVIII—XIX вв. он шел крайне неравномерно, рывками, в зависимости от того, какие настроения брали вверх в правящем классе России, какие цели ставил перед собой очередной монарх. Наиболее заметные этапы этого процесса, так называемые модернизационные волны, — это Петровские реформы, хотя они в большей степени были направлены на усиление военной мощи страны, а не на модернизацию ее экономических и социально-политических структур и отношений; Екатерининские реформы; крупнейший модерниза-ционный рывок в 1860—1870-е гг. (отмена крепостного права, судебная, военная, земская реформы); наконец, Столыпинская аграрная реформа.
Исход развития России в начале XX в. общеизвестен. Незавершенность и противоречивость модернизации, породившие острые социальные противоречия, в конечном счете привели к событиям 1917 г. и альтернативной модернизации, смысл которой заключается в ускоренной индустриализации страны, но не на основе свободного рынка и частной собственности, а на основе полного уничтожения частной собственности и замены рыночных отношений тотальным государственным регулированием [20; 21]. Попытаемся разобраться в причинах такого парадокса.
Более подробно остановимся на тенденциях экономического развития страны, прежде всего в проведении ее индустриализации, одной из важнейших составляющих модернизации [11, с. 148—154]. Обобщая их, выделим следующие особенности модернизации российской экономической системы.
— Россия XVIII — начала XX в., как и другие страны с «догоняющей» модернизацией, формируя стратегию экономического развития, должна была, с одной стороны, учитывать опыт индустриализации Западного мира, а с другой — стремясь заставить работать промышленность по-европейски, использовать воз-
можности существующей культурно-цивилизационной самобытности. Модерниза-ционные процессы шли крайне неравномерно, даже с определенной цикличностью чередования реформ и контрреформ. Тем не менее с середины XIX в. в российской индустриальной модернизации нарастало влияние тенденций, связанных с либерально-западническим направлением развития. Если петровская модель промышленности ориентировалась на сохранение самобытности (патриархальность, общинность, патернализм, феодально-крепостнические отношения), то новая волна реформ второй половины XIX в. после отмены крепостного права в 1861 г., осуществленных преимущественно в либерально-западническом ключе, усилила роль рыночных капиталистических отношений в организации производства.
— В промышленности России XVIII — начала XX в. вектор «движения к индустриализации» был направлен не столько на преодоление сопротивления и разрушение традиций, максимальную реализацию новаций и модернизационных устремлений, сколько на создание системы взаимодействия и взаимовлияния, в которой преимущества формирующейся рыночной экономики и крупного производства переплетались с традиционными принципами организации хозяйственно-экономической деятельности. Xарактерная для нашей страны анклавно-конгломератная модернизация была ориентирована на сохранение баланса между традиционными основами российской цивилизации и современными (европейскими) началами организации производства. Отраслевая структура российской промышленности свидетельствует о ее естественном развитии и органической связи со всем народным хозяйством страны. В целом, даже несмотря на неблагоприятные факторы, отечественная промышленность находила возможности для развития.
— Индустриальная культура России
XVIII — начала XX в. представляла собой симбиоз традиционного российского контекста и внедренных в него элементов индустриальной культуры европейского модернизированного общества, тем самым обусловливая устойчивое развитие промышлен-
ности в течение указанного периода. Происходящие в индустриальной культуре метаморфозы достаточно сложно реконструировать, поскольку их множество, между ними существуют причудливые взаимосвязи. В экономической сфере это прежде всего различные по скорости и масштабу перемены в развитии техники и технологии производства, функционировании капитала и рынка. В социальной сфере (на разных ее уровнях)— перемены в формах организации и мотивации труда, сопровождавшиеся переходом от социально-патерналистских отношений между рабочими и заво-довладельцами к контрактно-договорным; изменения в демографической и социальной структуре населения, в социокультурной и социально-психологической составляющих экономической динамики.
— Индустриальная модернизация
XVIII — начала XX в. была важнейшим катализатором социально-экономического развития России. Ее ход и динамика парадоксальным образом сказывались на политической ситуации. Как только власть начинала осознавать угрозу национальной безопасности в связи с отставанием российской промышленности от стран-лидеров, в экономике сразу же инициировались масштабные трансформации. В таких обстоятельствах возникли реформы Петра I, осуществившие запуск модернизационных процессов, которые вывели Россию в ранг европейских держав. Однако к середине
XIX в. их потенциал иссяк. Неопетровские идеи реформирования не дали желательных результатов. Вероятно, традиционная модель организации крупного производства, используя резервы внедрения новых машин и технологий, могла бы действовать и дальше, если бы не особая политическая ситуация 1850-х гг. Было очевидно, что без решительного рывка в индустриализации и изменения ряда социальных институтов Россия станет легкой добычей европейских держав. По мере международной экспансии капитализма и превращения его во всеохватывающую мировую систему, активизации на этой основе торговых и финансовых связей различных государств, складывания международного разделения труда и формирования мирового рынка роль государства в проведении индустриализа-
ции вновь усилилась. Особенно ярко это проявилось в 1880-е гг. в становлении новых отраслей промышленности и привлечении иностранного капитала. Во второй половине XIX в. в очередной раз власть стала ориентироваться на модернизационную стратегию, но теперь уже со значительными элементами либерализма. Новая модер-низационная волна, определив дальнейшее продвижение России к современному индустриальному обществу, по целям и задачам оказалась незавершенной. Однако благодаря ей страна вновь встала в один ряд с ведущими странами мира.
Вековой тренд места России в мире в XIX — начале XX в. т. е. динамику ее модернизации, можно продемонстрировать на примере развития металлургического производства [6]. По мнению известного знатока горного дела А. М. Лоранского, горнозаводская промышленность, имеющая весьма важное значение для благосостояния и могущества государства, для развития цивилизации, долгое время была основным показателем уровня экономического развития [26]. На рубеже XVIII —
XIX вв. по производству черных металлов наша страна была на первом месте в мире, что не могло не повлиять и на политическое могущество России в это время. В 1800 г. на ее долю приходилось 34,7 %, Великобритании — 33,3, Франции — 12,9, Швеции — 12,0 %. К 1820 г. Россия уступила лидерство Великобритании, к 1830 ее обогнала Франция, к 1840 — США, к 1850 — Германия, к 1860 г. — Бельгия и Австро-Венгрия. К концу крепостной эпохи Россия была на седьмом месте. Итогами отставания в промышленном развитии стали трагедия Крымской войны 1853—
1856 гг. и унизительный Парижский мир. В 1859 г. на долю нашей страны приходилось около 4 % (18 млн пудов) от мировой плавки чугуна (460 млн пудов). Годовая выплавка Англии в то же время составила 234 млн пудов, Франции — 53, Соединенных Штатов — 52, Пруссии — 24, Австрии — 20, Бельгии — 19 млн пудов. Удельный вес России в мировой плавке в 1861 г. упал уже до 3,9 %, а к 1880 г. снизился до 2,5 %. Американский историк А. Гершенкрон усмотрел в проявившемся игнорировании вопросов индустриализации поражение России в Русско-турецкой войне 1877—1879 гг., хотя бы и дипломатическое, а не военное, и признание того, что страна не занимает твердой позиции перед лицом западной военной мощи. Данный факт стал основным мотивом в «развертывании великого рывка российской индустриализации» [42, р. 122]. В дальнейшем удельный вес России снова начал расти и к 1900 г. поднялся до 7,1 %. В 80-е гг. по выплавке чугуна Россия вновь обогнала Бельгию, в 90-е — Австро-Венгрию и Францию и заняла четвертое место в мире после США, Англии и Германии. К 1913 г., пропустив вперед Францию она снова была оттеснена на пятое место, что, кстати, соответствовало и месту России в мировом ВВП. Ее удельный вес в мировой плавке составил 5,3 %, для сравнения: США — 39,9, Германия — 21,1 %.
Как показывает кривая выплавки чугуна (рисунок), особенно быстрыми темпами его производство росло в конце
XIX — начале XX в. [6]. К концу XIX в. Россия по производству чугуна оказалась в одном ряду с ведущими странами мира,
300
250
200
150
100
50
0
-1
ч
■ II. . _ 1 ■ ■ ■ ■ 11
РПІ 11В II
■ I1111
ІІІІІІІІІІ ІШІ III
&
Ф' кУ кУ кУ кУ кУ кУ кУ кУ кУ кУ К? К? К? К? К?
Годы
Выплавка чугуна в России в XIX — начале XX в.
Таблица 1 [43, р. 54] Российское производство (среднегодовые данные)
1880—1884 гг. 1900—1904 гг. 1910—1913 гг.
Ж- дороги, км 22 855 53 234 70 156
(1880 г.) (1900 г.) (1913 г.)
Хлопок, тыс. т 127,6 281,2 388,5
(1879—1884 гг.) (1895—1904 гг.) (1905—1913 гг.)
Чугун (в чушках), тыс. т 477,0 2 773,0 3 870,0
Сталь, млн т 0,25 2,35 4,20
Нефть, тыс. т 764,0 10 794,0 10 625,0
Уголь, вкл. бурый, млн т 3,7 17,3 30,2
а по темпам развития металлургического производства она стала даже лидером. Увеличение выпуска продукции с 1886 по 1895 г. составило 178 %, тогда как в бы-строразвивающихся США, находившихся в авангарде мирового научно-технического прогресса в области металлургической техники и технологии, — только 69 %.
Следует подчеркнуть, что позитивную динамику развития в указанное время демонстрировала вся экономика страны.
Количественные показатели развития России «до большевиков» известны, в том числе западному читателю. А они свидетельствуют, что страна действительно после 1861 г. (отмены крепостного права) стала выходить из феодального застоя, а с начала 80-х гг. XIX в. бурно проводить индустриализацию. В этой связи есть смысл привести для примера ряд показателей впечатляющего капиталистического развития, взятых из книги англичанина Дж. Гренвила «История мира в двадцатом столетии» [43] (табл. 1).
Обратимся также к монографии А. М. Xеллера и М. Некрича [45]. Со ссылкой на французского экономиста Эдмонда Тэри [35] они приводят следующие показатели экономического развития страны: за пятилетний период 1908—1912 гг. производство угля увеличилось на 79,3 % по сравнению с предыдущим пятилетием, железа — на 24,8, стали и металла — на 45,9 %. С 1900 по 1913 г. продукция тяжелой промышленности выросла на 74,1 %, даже при учете инфляции. Сеть железных дорог увеличилась с 24 тыс. км в 1890 г. до 61 тыс. км в 1915 г. [р. 15]. Авторы также утверждают, что «промышленный прогресс помог сократить зависимость России от иностранного капитала» [р. 15]. По их мнению, иностранная зависимость хотя и была, но не
оказывала ощитимого влияния на поведение правящего лагеря. Большое значение авторы придают факту вывоза зерна как свидетельству процветания царской России. В хорошие урожайные годы — 1909 г. и 1910 г. — экспорт пшеницы достигал 40 % мирового экспорта пшеницы. Даже в плохие годы — 1908 и 1912 — он не был ниже 11,5 % [р. 16].
Не остались без внимания и успехи в образовании. В 1908 г. был принят закон об обязательном начальном образовании. Расходы правительства на просвящение увеличились между 1902 и 1912 г. на 216,2 %. В 1915 г. 51 % всех детей от 8 до 11 лет посещали школу, а 68 % новобранцев умели читать и писать [р. 16].
По мнению А. М. Xеллера и М. Некрича, поражения российской армии во время Первой мировой войны происходили прежде всего из-за плохого генералитета, правительства, вооружения и т.д., а промышленность продолжала развиваться (1913 г. — 100 %; 1914 — 101,2; 1915 — 113,7; 1916 — 121,5 %) [р. 21].
Другими словами, экономика капитализма развивалась хорошо, но началась война, и правительство не смогло справиться ни с войной, ни с революциями. Такой вариант описания событий является одним из самых распространенных как на Западе, так и в современной России.
Чтобы иметь еще более объективные результаты оценки уровня экономического развития России, попытаемся сравнить их с аналогичными показателями других стран. Представление о месте России в мире можно получить посредством оценки следующих факторов: 1) уровень промышленного производства; 2) произведенная продукция на
Таблица 2 [43, р. 16, 24—25, 33, 53—54] Производство основных видов продукции (среднегодовые данные) в 1910—1913 гг.
Германия Англия Франция Италия Австро- Венгрия США [25] Россия
Население, млн чел., 1910 г. 64,9 45,0 39,2 34,7 52,4 97,6 132,1
Чугун (в чушках), млн т 14,3 9,8 4,7 0,4 2,2 30,2 3,9
Сталь, млн т 15,34 6,94 4,09 0,83 2,46 4,20
Уголь, вкл. бурый, млн т 251,5 292,0 39,9 50,7 450,2 30,2
Ж. дороги (1913) [25] 63,7 37,7 51,2 17,6 46,2 410,9 62,2
душу населения; 3) уровень торговли; 4) военный потенциал; 5) уровень просвещения; 6) средний уровень продолжительности жизни [3].
1. Уровень промышленного производства. Обратимся к табл. 2, которая дает определенные сведения о месте России среди основных государств Европы и США по главным на то время видам промышленного производства.
Как видим, по совокупному объему промышленного производства Россия стояла на пятом месте в мире после США, Германии, Великобритании и Франции, но отрыв от ведущих держав был весьма значительный. По оценке А. Дж. Кэнвуда и А. Л. Логхида, в 1913 г. на Россию приходилось 4,4 % мирового промышленного производства, как на США — 35,8, Германию — 14,3, Великобританию — 14,1, Францию — 7,0 %. Но вместе с тем Россия обгоняла Японию, доля которой составляла 1,2 % [42, р. 171].
Российский исследователь В. И. Бовы-кин, составитель раздела о промышленности России в статистико-документальном справочнике «Россия. 1913 год», проведя незначительную корректировку доли России в мировом промышленном пространстве, обращает внимание на про-
грессивную динамику показателей. Доля России, по его расчетам, в 1881—1885 гг. была равна 3,4 %, в 1896—1900 — 5, в 1913 г. — 5,3 % [34, с. 51].
2. Продукция на душу населения. В этом пункте ситуация была значительно хуже. Как утверждает М. Корт, доходы России на душу населения по сравнению с «европейскими соперниками» уменьшались, а не увеличивались: «За 50 лет между 1860 и 1910 гг. Россия по данному жизненно важному измерению индустриального прогресса не смогла обойти даже Испанию и Италию — наименее развитые державы того времени» [46, р. 79]. По его же подсчетам, «в 1900 г. продукция на душу населения в России была равна '/8 от США и '/6 от Германии; перед войной эти цифры соответственно были '/ и '/8. Более половины промышленного оборудования империи все еще импортировалось» [46, р. 80].
Российские исследователи, не подвергая сомнению более низкий по сравнению с европейскими странами уровень доходов на душу населения, обращают внимание на их рост, идущий пусть даже и медленными темпами [28].
3. Военный потенциал. По данному пункту Россия занимала верхние строчки (табл. 3). По совокупному военному бюд-
Таблица 3 [35, с. 176] Численность европейских армий в 1899 г.
Государство Всего, в тыс. чел. В % к населению
Россия 946 0,84
Германия 521 1,08
Франция 552 1,31
Австро-Венгрия 317 0,73
Англия 382 0,62
Италия 249 0,86
жету она уступала только Великобритании, по количеству сухопутных войск занимала первое место в мире, по флоту— четвертое (после Великобритании, США и Франции). В 1900 г. расходы на военный потенциал составляли 26,2 % от всего бюджета (табл. 5.) В последующем этот порядок (более 25 %) сохранялся. Для сравнения: у Англии этот показатель составлял в 1897 г. — 40 %, у Франции — 27,6 % [35, с. 205]. Перед Первой мировой войной Россия уже превосходила по совокупным военным расходам и численности сухопутных войск каждую из крупнейших стран Европы, продолжая, по-прежнему, уступать им по расходам на ВМФ [35, с. 181].
4. Уровень торговли. По торговле Россия находилась на шестом месте в мире. В 1913 г. ее доля в мировой торговле была равна около 4 %. По данным Энциклопедического словаря, в 1802—1804 гг. (в это время впервые появилась статистика по внешней торговле) товаров вывозилось в среднем на 51 577 тыс. руб. (при этом на Азию приходилось 10 %); привозилось же в среднем на 34 116 тыс. руб. (доля Азии составляла 17 %). В конце XIX в., в 1895—1897 гг., в среднем вывозилось по всем границам товаров на сумму 701 426 тыс. руб. (в Азию — на сумму— 73 713 тыс. руб., т. е. 10,5 %); привозилось за то же трехлетие в среднем на 562 773 тыс. руб. (в том числе из Азии— 62 219 тыс. руб., или 11 %) [35, с. 331].
Торговля в основном велась с Германией, Великобританией и Францией (их совокупная доля составляла около 60 %). Затем шли Бельгия, Голландия и Соединенные Штаты. Раньше, до объединения Германии,на первом месте находилась Англия. Приоритеты во внешней торговле на конец XIX в. представлены в табл. 4.
В Энциклопедии Брокгауза и Ефрона торговый оборот всемирного рынка в конце XIX в. показан в 33,5 млрд руб., из которых падало 20 % на Великобританию, Германию — 11, Соединенные Штаты — 10, Францию — 8, Голландию— 7 %. Россия находилась на шестом месте — 6 %. Затем шли Австро-
Венгрия — 5 %, Бельгия — 5, Индия Британская — 4, Италия — 3,5, Бразилия — 3, Китай — 2,5 % [35, с. 331].
Необходимо обратить внимание на охранительный характер внешнеторговой политики правительства. Как пишет П. А. Xромов, «период промышленного капитализма в России характеризуется усилением протекционистской системы — таможенное обложение ввозимых товаров возрастало. В 1857—1868 годах ценность пошлин к стоимости импортируемых товаров составляла 17,6 %; в 1869—1876 годах — 12,8, в 1881—1884 годах — 18,7, в 1885— 1890 годах — 28,3, в 1891—1900 годах — 33 %» [40, с. 223]. Напомним, что в 1891 г. в России был введен специальный «охранительный» (протекционистский) тариф.
С начала века наступил период еще большей активности торговых связей, хотя приоритеты по странам и регионам почти не изменились, за исключением 1917 г., когда практически прекратилась торговля с Германией и скачкообразно подскочила торговля с США (см. табл. 4).
5. Просвещение. Уровень просвещения — важнейший показатель социальной модернизации страны. Относительно царской России на эту тему распространялось и распространяется много спекуляций (что при царе чуть ли ни каждый крестьянин умел читать и писать). На самом деле ситуация была иной, хотя следует признать определенный прогресс в этой сфере. Судя по данным табл. 5, расходы на образование на протяжении XIX в. претерпели незначительные изменения: на рубеже веков, в 1900 г., затраты на образование достигали 2,1 % от всего бюджета, а в 1804 г. они были равны 2,6 %. Это намного меньше, чем в основных европейских странах того периода, если иметь в виду затраты на «душу» (в Англии —
2 руб. 84 коп.; Франции — 2 руб. 11 коп., Пруссии — 1 руб. 89 коп., Австрии — 64 коп, Венгрии — 55 коп., в России — 21 коп.) [35, с. 206]. Из табл. 5 видно, что в 1913 г. суммы на образование стали увеличиваться, достигнув 4,6 % от бюджета. В целом же, по современным уточненным данным российских исследователей, к началу века около 39,6 % взрослого населения было грамотным [28, с. 636]. Надо иметь в виду, что в основных государствах
Таблица 4 [41, с. 490—493] Распределение вывоза и ввоза по странам, %
Страна Вывоз Ввоз
1901 г. 1913 г. 1917 г. 1901 г. 1913 г. 1917 г.
Англия 21 18 51 17 13 34
Германия 23 30 0 36 47 0
Франция 8 7 11 5 4 10
Швеция 0 1 3 0 1 4
Норвегия 0 0 1 0 1 2
Австрия 4 4 0 4 3 0
Голландия 11 12 0 1 2 0
Швейцария 0 0 0 0 0 0
Дания 3 2 1 1 1 0
Финляндия 5 4 28 4 4 9
Румыния 0 1 0 0 0 0
Прочие западноевр.
страны 8 10 0 3 3 0
Всего
Западная Европа 83 89 94 71 78 61
Китай 1 2 0 8 6 1
Япония 0 0 0 0 0 8
Турция 3 2 0 1 1 0
Персия 3 4 0 4 3 0
Ост-Индия 0 0 0 0 3 0
Всего Азия 7 9 0 14 15 8
Соед. Штаты. 1 1 6 6 6 30
Остальные страны 9 1 0 10 2 2
Таблица 5 [41, с. 446, 450, 514, 515, 518, 519, 524—527] Государственные расходы России (в тыс. руб., ассигнованных до 1840 г., далее — серебряных, с 1881 г. — в тыс. руб.; в скобках — доля в % от всего бюджета)
Год Всего Мин-во просв. МИД Военное мин-во Морское мин-во
1804 122 163 3 181 1 443 41 942 10 742
(2,6) (1.2) (34,3) (8,8)
1850 287 187 2 810 1 986 103 045 17 911
(1,0) (0,7) (35,9) (6,2)
1860 438 239 3 495 2 196 106 655 22 144
(0,8) (0,5) (24,3) (5,1)
1870 481 764 10 284 2 490 145 211 20 135
(2,1) (0,5) (30,1) (4,2)
1880 694 505 16 861 4 787 208 576 29 354
(2,4) (0,7) (30,0) (4,2)
1890 877 789 22 639 4 811 228 110 40 693
(2.6) (0,5) (26,6) (4,6)
1900 1 599 186 33 596 5 390 331 541 88 561
(2,1) (0,3) (20,7) (5,5)
1913 3 094 248 143 074 11 500 581 100 244 847
(4,6) (0,4) (18,8) (7,9)
Европы и Америки 90 % населения было грамотным.
6. Население и продолжительность жизни. Важный показатель развития об-
щества — средняя продолжительность жизни населения. На конец XIX в. картина была такая. В России в то время на 1 000 чел. ежегодно умирало 35 чел., в Сканди-
навских странах — 17, в Англии — 19, во Франции — 22, в Германии — 24 чел. До 5-летнего возраста доживало 550 чел. из 1 000 родившихся; в Западной Европе — более 700 чел. От острозаразных болезней в европейской части России в 1893— 1895 гг. на 100 000 чел. умирало 555, следующей идет Австрия — 350 и далее по убывающей от Бельгии — 244 до Ирландии — 102,5. Россия — на десятом месте. На 1 млн населения у нас в те годы было 155 врачей, в Норвегии и Австрии — 275, а в Англии — 578 [35, с. 224—225]. В целом же в 1913 г. средняя продолжительность жизни в различных странах составляла: Великобритания— 52 года, Япония — 51, Франция — 50, США — 50, Германия — 49, Италия — 47, Россия — 30,5 (по современным уточненным данным — 33,5), Китай— 30, Индия — 23 года [27, с. 145; 28].
Таким образом, за полвека после отмены крепостного права и до 1917 г. Россия превратилась в аграрно-индустриальную державу, по объему промышленного производства входящую в пятерку ведуших индустриальных стран. (Для сравнения: доля Российской империи без Финляндии и царства Польского в мировом ВВП в 1913 г., по современным уточненным расчетам, составляла 9 %, Советского Союза в 1960 г.— 14,5 %, в 1990 г. — 9 %, России в 2010 г. — около
3 %) [24, с. 100]. Итогом капиталистической модернизации конца XIX — начала
XX в. стало ускорение экономического и социально-политического развития страны. Следовательно, причины революционных потресений 1917 г., породивших программу альтернативной социалистической модернизации России в XX в., надо искать прежде всего в противоречиях «догоняющего» развития, в конфликте между модернизационными изменениями и традициями российской цивилизации.
Центральной проблемой российской модернизации в XVIII — начале XX в. являлся ее цивилизационный выбор: сочетание европейского выбора в трансформации экономических и политических институтов, евразийского выбора в геополитике и сохранении российской самобытности в сфере культуры. Существующий концептуальный плюрализм в оценке итогов российской модернизации XVIII — на-
чала XX в. во многом явился отражением общественного обсуждения проблем природы российской цивилизации, характера ее взаимоотношений с Европой и путей развития.
Тема цивилизационной принадлежности России, по существу, обозначена уже в самом первом древнерусском политическом сочинении XI в., «Слове о законе и благодати» киевского митрополита Илариона. Важнейшая идея этого произведения — благотворность вхождения русского народа в семью христианских народов, другими словами, в христианскую цивилизацию.
В XVI в. псковским монахом Филофе-ем была сформулирована концепция «Москва — третий Рим», в которой обосновывалась идея величия Московского государства, его высокого исторического и божественного предназначения. Согласно этой теории история человечества представляет историю трех великих государств, чья судьба предопределена волей Бога. Первое — Рим — пало из-за ереси, второе — Византия — заключило унию с католической церковью и в результате было завоевано турками. «Третьим Римом» стала Москва — хранительница православия, и эту миссию она будет выполнять до конца света. В XX в. эту доктрину станут расценивать как ее проявление русского мессианизма, даже русский коммунизм станут рассматривать как трансформацию. Другими словами, увидят в этом чуть ли не проявление претензии на всемирную власть.
Между тем никаких собственно геополитических требований, выводов в доктрине «Москва — третий Рим» не содержалось: ни покорения и обращения в православие других народов, ни завоевания и присоединения к Московскому царству других государств [19].
Вопросы цивилизационного выбора России и ее взаимоотношений с западноевропейским миром были центральными в интеллектуальной жизни России 40— 60-х гг. XIX в. в ходе споров западников и славянофилов. Поскольку этот спор, посуществу, не завершен и продолжается и в России начала XXI в., есть смысл вспомнить его содержание.
Западники считали, что Россия развивается тем же путем, что и Запад, однако
она отстала в развитии и нуждается в реформах «сверху», основанных на использовании опыта европейских институтов и ценностей.
Славянофилы утверждали, что Россия и Запад — это два особых мира и их исторические пути различны. Особенности развития России определялись двумя факторами: существованием общины, которая формировала своеобразный характер социальных отношений («соборность»), и православием, которое не претендовало на светскую власть, ограничиваясь духовной сферой. Именно поэтому Россия шла по пути нравственного совершенствования, а Запад — по пути формальной законности.
Собственно же политическая программа славянофильства была обстоятельно сформулирована в книге Н. Я. Данилевского «Россия и Европа» [14]. Эта книга и сегодня активно используется в идейных спорах в России, на нее ссылаются, используют ее концептуальные идеи, подходы, аргументы современные представители славянофильского, почвеннического течения. Именно поэтому следует вспомнить суть геополитической программы Н. Я. Данилевского. Для обоснования программы он формулирует собственную социально-философскую теорию культурно-исторических типов, на которые делится человечество (автор насчитал их 12). Причем ценности одного культурно-исторического типа не могут быть пересажены на почву другого. Соответственно европейские ценности не являются общечеловеческими — это ценности романо-германского культурно-исторического типа. Задача же славянских народов — выработать собственный культурноисторический тип. Для реализации этой задачи Н. Я. Данилевский предлагал политическую программу, в основе которой лежала обоснованная им концепция о неизбежности борьбы России с Европой за независимость славян, за обладание Константинополем. Другими словами, Н. Я. Данилевский сформулировал, по существу, геостратегическую задачу всеславянской федерации со столицей в Царьграде как путь к созданию славянского культурно-исторического типа. (Сегодня уже можно констатировать, что славянские народы Восточной и Центральной Европы стремятся стать неотъемлемой частью европейской
цивилизации, интегрироваться в европейские и атлантические структуры, да и сама Россия позиционирует себя как европейскую страну.)
Из оригинальных идейно-политических доктрин, сформировавшихся в русской эмиграции, отметим евразийство [33]. Концепция евразийства впервые была обозначена в вышедшем в 1921 г. в Софии сборнике «Исход к Востоку». В ее основе лежала идея особого пути развития России, обусловленного геополитическим положением страны между Востоком и Западом, тем, что это не Европа, а Евразия. В связи с этим следует отметить, что евразийская теория носила ярко выраженный геополитический характер, во всяком случае геополитическое обоснование особого пути развития России в евразийстве несомненно. Этот геополитический аспект евразийства наиболее полно и отчетливо выражен в работах П. Н. Савицкого [36]. Основная его идея заключается в том, что Россия представляет собой особый континент, особое цивилизационное образование, отличное и от Европы, и от Азии, — Евразию. Соответственно в рамках материка «Старого Света» он выделял три составные части: Европу, Азию и Евразию, т. е. Россию, которую характеризовал как «срединное» государство, где сочетаются славянский и тюркский субстраты,«оседлая» и «степная» стихии. (Евразийская доктрина сегодня переживает вторую волну популярности, однако ее практическая применимость возможна лишь при очень серьезной модернизации, потому что самая главная, сущностная ее идея — анти-европейская, отрицание европейских, либерально-демократических ценностей — выглядит в современных условиях, как уже отмечалось, явным анахронизмом. Ценность этой доктрины больше лежит в сфере культуры: в ее идее о самобытной евразийской культуре, вобравшей в себя элементы культур Востока и Запада. Определенный рациональный геополитический смысл евразийской доктрины можно извлечь из идеи «срединности» Евразии: в силу положения она обречена смотреть и на Восток, и на Запад, проводить активную западную и восточную политику. Такое прочтение евразийской политики сегодня было бы вполне рациональным.)
Знаменитый русский философ и социолог А. А. Зиновьев сформулировал сходную точку зрения о несовместимости России с западной моделью в книге «Запад. Феномен западнизма» [17]. Запад, по мнению автора, представляет собой уникальное и неповторимое явление в истории человечества, и Россия никогда не сможет стать его частью, она может лишь оказаться в сфере влияния и колонизации Запада, причем на тех ролях, которые он ей позволит. Стратегию Запада по установлению нового мирового порядка А. А. Зиновьев называл западнизацией. Истинная цель этой стратегии — не просто уподобить себе намеченную жертву по социальному строю, экономике, политике и т. д., а лишить ее способности к самостоятельному развитию, включить в сферу влияния Запада в роли колоний нового типа. В результате западнизации в колонизируемой стране принудительно создается социальнополитический строй колониальной демократии, при которой за государством сохраняется видимость суверенитета, создаются очаги экономики западного образца под контролем западных банков и концернов. Эксплуатация страны в интересах Запада осуществляется незначительной частью ее населения, наживающейся за счет этой функции и имеющей высокий жизненный стандарт, сопоставимый с таковым у высших слоев Запада. Колонизируемая страна доводится до такого состояния, что становится неспособной к самостоятельному существованию.
К неоевразийскому направлению можно отнести политолога А. С. Панарина, чьи книги «Реванш истории: российская стратегическая инициатива в XXI веке» и «Искушение глобализмом» [30; 31] получили широкий резонанс и в 2002 г. были награждены премией имени А. И. Солженицына. Основной пафос этих книг направлен против теории модернизации, понимаемой как вестернизация, т. е. уподобление всех стран мира Западу. Негативные последствия вестернизации проявляются, во-первых, в том, что она снижает социокультурное разнообразие мира, а во-вторых, в результате заимствования незападными обществами западной модели общественного устройства происходит не столько пересадка продуктивных типов поведения, коренящихся в протестантской аскезе, сколько внедрение в неза-
падные культуры продуктов декаданса: потребительской психологии, не готовой работать, как на Западе, но стремящейся по-западному потреблять. Как показывает опыт России, даже если вестернизация захватывает достаточно развитую в промышленном и образовательно-квалификационном отношении страну, результатом будут всеобщая деморализация, денационализация и предельная социальная поляризация.
Из вышесказанного следует, что и в исторической, и в современной политической мысли конкурируют прямо противоположные по смыслу и духу доктрины, посвященные проблеме цивилизационного выбора России. В принципе данный концептуальный плюрализм находит отражение в оценках реального положения, в котором находилась Россия в XVIII — начале XX в., и сложности тех вызовов, с которыми она столкнулась. Все вышеприведенные версии ответов на эти вызовы сегодня мы найдем в современной исторической литературе по истории развития капитализма в стране.
Подчеркнем, что революционные события начала XX в. не следует выводить только из реалий экономического развития страны. Россия в начале XX в. уже не могла обойтись без политической модернизации, но не была способна успешно ее осуществить. Нерешенность целого ряда ключевых задач экономической и социальной модернизации, незрелость гражданского общества делали проблематичным быстрый переход к современной демократической системе. Выбор в пользу постепенных реформ при сохранении (преимущественно за счет репрессивных мер) политической стабильности, сделанный премьер-министром П. А. Столыпиным, отражал крайне противоречивую российскую реальность.
Вероятно, при определенных исторических условиях избранный П. А. Столыпиным авторитарный вариант осуществления назревших социально-экономических и политических реформ имел шансы на успех. Однако политические реалии показали неспособность самодержавия добровольно пойти по пути трансформации режима в направлении конституционной монархии. Формы и динамика революционных событий 1917 г. обусловлива-
лись в конечном счете трудностями затянувшейся войны, которая дезорганизовала экономическую и политическую жизнь страны, негативно сказавшись на психологической атмосфере в обществе. Революционный взрыв привел к столь стремительной демократизации политической системы, что в итоге она, не выдержав перегрузок, рухнула [7; 22]. Антикапита-листические настроения, распространеные в обществе в кризисное время после Октябрьской революции, привели к отказу от сохранения рыночных отношений и к формированию социалистических.
По мнению С. И. Гаврова, исторические катастрофы в течение последних нескольких столетий случались в России из-за слишком долгого и упорного стремления сохранить историческую, экономическую, культурную самобытность. Российская власть и общество пытались найти рецепты ответа на стремительность социокультурной динамики в традиции, использовать отжившие механизмы, социальные институты. В результате то, что в Европе вызревало в течение столетий, в России приходилось делать быстро, в ничтожный исторический срок — пять-пятнадцать лет [12].
Таким образом, исторический опыт развития России показывает, что модернизация — это сложный и противоречивый процесс встраивания страны, российской цивилизации в современную систему. Российская модернизация XVIII — начала XX в. — это модернизация догоняющего типа, уникальный исторический феномен. Проводимые государством в соответствии с тенденциям мирового развития реформы были направлены на усиление конкурентных преимуществ в отстаивании политических и экономических интересов. Революционные события были вызваны не столько несоответсвием капиталистической политико-экономической системы и российской цивилизации, сколько условиями войны, задержкой социально-политической модернизации и политической борьбой внутри правящей элиты. Как показывает опыт, за последние десятилетия экономических успехов добились многие страны, представляющие различные цивилизации и социально-экономические модели развития. Все они эффективно заимствовали современные рыночные институты, передовые технологии, иностранные инвестиции и т. д. При этом каждая страна, и Россия в том числе, сохранила свою цивилизационную специфику.
Библиографический список
1. Азиатская Россия в геополитической и цивилизационной динамике XVI—XX века / В. В. Алексеев, Е. В. Алексеева, К. И. Зубков, И. В. Побережников. — М. : Наука, 2004. — 600 с.
2. Алексеев, В. В. Промышленная политика как фактор российских модернизаций (XVIII—XX вв.) /
B. В. Алексеев // Промышленная политика в стратегии российских модернизаций XVIII—XXI вв.: материалы междунар. науч. конф., посвящ. 350-летию Н. Д. Антуфьева-Демидова. — Екатеринбург: Ин-т истории и археологии УрО РАН, 2006. — С. 6—14.
3. Арин, О. А. Правда и вымыслы о царской России : конец XIX — начало XX в. / О. А. Арин. — М. : Ленанд, 2009. —140 с.
4. Арсентьев, В. М. Экономическое развитие России в XIX — начале XX века : опыт применения модернизационной парадигмы / В. М. Арсентьев // Экон. история. — 2010/2. — № 9. — С. 4—18.
5. Арсентьев, Н. М. Проблема модернизации в контексте цивилизационного и геополитического выбора / Н. М. Арсентьев, Д. В. Доленко // Гуманитарий : актуальные проблемы гуманитарной науки и образования. — 2010. — № 2 (10) — С. 4—15.
6. Арсентьев, Н. М. Российская металлургия XIX века в контексте процессов модернизации / Н. М. Арсентьев // Бюл. Науч. совета РАН по проблемам российской и мировой истории [Саранск]. — 2009. — № 7. — С. 53—63.
7. Бахлов, И. В. Модернизационная парадигма в исследовании динамики политических явлений / И. В. Бахлов, И. Г. Напалкова // Гуманитарий : актуальные проблемы гуманитарной науки и образования. — 2010. — № 2 (10). — С. 16—27.
8. Бовыкин, В. И. Экономическая политика царского правительства и индустриальное развитие России. 1861 —1900 гг. / В. И. Бовыкин // Экон. история. Ежегодник. 2002. — М., 2003. —
C. 9—32.
9. Бородкин, Ё. И. Дореволюционная индустриализация и ее интерпретации / Л. И. Бородкин // Экон. история. Обозрение. — М., 2006. — Вып. 12. — С. 184—200.
10. Бокарев, Ю. П. Еще раз о темпах роста промышленного производства в России в конце XIX — начале XX в. / Ю. П. Бокарев // Отечеств. история. — 2006. — № 1. — С. 131 —141.
11. Виноградов, В. А. Экономическая история и современность : к 20-летию Научного совета РАН по проблемам российской и мировой экономической истории / В. А. Виноградов, Н. М. Арсентьев, Л. И. Бородкин. — Саранск : Издат. центр ИСИ МГУ им. Н. П. Огарева, 2009. — 156 с.
12. Г авров, С. И. Модернизация во имя империи. Социокультурные аспекты модернизационных процессов в России [Электронный ресурс] / С. Н. Гавров. — Режим доступа: http:// www.yanko.lib.ru/books/cultur/gavrov — modernizac_vo_imya_imperii.pdf ; http:www.lib.ru/g/ gawrow_s_n/indexate.stml. — Загл. с экрана.
13. Грегори, П. Экономическая история России : что мы о ней знаем и чего не знаем. Оценка экономиста / П. Грегори // Экон. история. Ежегодник. 2000. — М., 2001. — С. 7—97.
14. Данилевский, Н. Я. Россия и Европа / Н. Я. Данилевский. — М. : Книга, 1991. — 574 с.
15. Доленко, Д. В. Современная мировая политика / Д. В. Доленко. — Саранск : Издат. центр ИСИ МГУ им Н. П. Огарева, 2010. — 236 с.
16. Доленко, Д. В. Феномен российской модернизации / Д. В. Доленко // Модернизационные парадигмы в экономической истории. — Саранск, 2007. — С. 447—461.
17. Зиновьев, А. Запад. Феномен западнизма / А. Зиновьев. — М. : Эксмо, 1995. — 461 с.
18. Ионов, И. Н. Российская цивилизация и ее парадоксы / И. Н. Ионов // История России : Теоретические проблемы. Вып. 1. Российская цивилизация: опыт исторического и междисциплинарного изучения. — М., 2002. — С. 139—150.
19. Исаев, И. А. История политических и правовых учений России XI—XX вв. / И. А. Исаев, Н. М. Золотухина. — М. : Юристъ, 1995. — 379 с.
20. Кагарлицкий, Б. Периферийная империя : Россия и миросистема / Б. Кагарлицкий. — М. : Ультра Культура, 2004. — 528 с.
21. Каменский, А. Б. Российские реформы : уроки истории / А. Б. Каменский // Вопр. философии. — 2006. — J№ 6. — С. 21—39.
22. Карр, Э. История Советской России. Большевистская революция 1917—1923. Кн. 1, т. 1, 2 /
Э. Карр. — М. : Прогресс, 1990. — 768 с.
23. Кафенгауз, Л. Б. Эволюция промышленного производства России (последняя треть XIX в. — 30-е годы XX в.) / Л. Б. Кафенгауз — М. : Эпифания, 1994. — 846 с. — (Серия «Памятники экономической мысли»).
24. Коралев, И. С. Цивилизационный фактор модернизации российской экономики / И. С. Коралев // Диалог культур и партнерство цивилизаций: Становление глобальной культуры : X междунар. Лихачевские научные чтения, 13—14 мая 2010 г. — СПб. : СПбГУМ, 2010. — С. 100—101.
25. Лейбович, О. Л. Модернизация в России. К методологии изучения современной отечественной истории / О. Л. Лейбович. — Пермь : ЗУУНЦ, 1996. — 156 с.
26. Лоранский, А. М. Краткий исторический очерк административных учреждений горного ведомства в России : 1700—1900 / А. М. Лоранский. — СПб. : Тип. Г. А. Бернштейна, 1900. — 204 с.
27. Мельянцев, В. А. Восток и Запад во втором тысячелетии : экономика, история и современность / В. А. Мельянцев. — М. : Изд-во Моск. ун-та, 1996. — 303 с.
28. Миронов, Б. Н. Благосостояние населения и революции в имперской России : XVIII — начало XX века / Б. Н. Миронов — М. : Новый хронограф, 2010. — 911 с.
29. Опыт российских модернизаций XVIII—XX века. — М. : Наука, 2000. — 246 с.
30. Панарин, А. С. Искушение глобализмом / А. С. Панарин. — М. : Рус. науч. фонд, 2000. — 382 с.
31. Панарин, А. С. Реванш истории : российская стратегическая инициатива в XXI веке / А. С. Панарин. — М. : Логос, 1998. — 392 с.
32. Побережников, И. В. Переход от традиционного к индустриальному обществу. Теоретикометодологические проблемы модернизации / И. В. Побережников. — М. : РОССПЭН, 2000. — 237 с.
33. Пути Евразии. Русская интеллигенция и судьбы России / сост., вступ. ст. и ком. И. А. Исаева. — М. : Рус. кн., 1992. — 432 с.
34. Россия. 1913 г. Статистико-документальный справочник / отв. ред. А. П. Корелин. — СПб. : Блиц, 1995. — 416 с.
35. Россия : энцикл. словарь. — Л. : Лениздат, 1991. — 874 с.
36. Савицкий, П. Н. Континент Евразия / П. Н. Савицкий. — М. : Аграф, 1997. — 464 с.
37. Сенявский, А. С. Модернизационная пар адигма в исследовании российской истории : «за» и «против» / А. С. Сенявский // Бюл. Науч. совета РАН по проблемам рос. и мировой экон. истории [Саранск]. — 2008. — J№ 5. — С. 11 — 15.
38. Тэри, Э. Россия в 1914 г. : экон. обзор / — Paris : YMCA-Press. 1986. — 158 с.
39. Хорос, В. Г. Русская история в сравнительном освещении / В. Г. Xорос. — М. : Центр гуманит. образования, 1996. — 171 с.
40. Хромов, П. А. Экономика России периода промышленного капитализма / П. А. Xромов. — М. : Изд-во ВПШ и АОН, 1963. — 286 с.
41. Хромов, П. А. Экономическое развитие России в XIX—XX веках. 1800—1917 / П. А. Xромов. — М. : Госполитиздат, 1950. — 552 с.
42. Gershenkron, A. Europe in the Russian mirror : four lectures in economic history / А. Gershenkron. — London : Cambridge U. P., 1970. — ix, 158 p.
43. Grenville, A. S. A History of the World in the Twentieth Century / A. S. Grenville. — Cambridge, Mass. : Belknap Press of Harvard University, 2000. — xviii, 1002 p.
44. Geller, М. Utopia in Power : the history of the Soviet Union from 1917 to the present / by M. Heller and A. Nekrich ; translated from the Russian by Phyllis B. Carlos. — N. Y. : Summit Books, с 1986. — 877 p.
45. Kenwood, A. G. The Growth of International Economy, 1820—1990 an introductoru text / A. G. Kenwood, A. L. Lougheed. — 3rd td. — L. ; NY : Routledge, 1992, — xi, 327 p.
46. Kort, М. The Soviet Colossus : The Rise and Fall of the USSR / М. Kort. — 3rd td. — Armonk, N. Y. Sharpe, c 1993. — xii, 365 p.
Поступила в редакцию 11.10.2010.
Сведения об авторах
Арсентьев Николай Михайлович — член-корреспондент РАН, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой экономической истории и информационных технологий, директор Историко-социологического института Мордовского государственного университета им. Н. П. Огарёва. Автор более 200 научных и учебно-методических работ, в том числе 19 монографий; 27 учебников и учебных пособий.
Тел.: (8342) 24-25-90 e-mail: director_isi@bk.ru
Доленко Дмитрий Владимирович — доктор политических наук, профессор, заведующий кафедрой регионоведения и политологии Историко-социологического института Мордовского государственного университета им. Н. П. Огарёва. Автор более 90 научных и учебно-методических работ, в том числе 5 монографий, более 10 учебников и учебных пособий.
Тел.: (8342) 29-06-39 e-mail: politolog@yandex.ru
