CC BY
22
емые основными влиятельными странами. Действительно, в таком случае приходится разрабатывать способы реагирования при наихудшем сценарии, а не исходить из логического выстраивания ситуации.
«Общество. Среда. Развитие», СПб., 2009 г., № 1, с. 77-80.
В. Зорин, А. Рудаков, политические аналитики РОССИЙСКАЯ МОДЕЛЬ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ КУЛЬТУР И ЦИВИЛИЗАЦИЙ КАК ИСТОРИЧЕСКАЯ АЛЬТЕРНАТИВА ЗАПАДНЫМ «СЦЕНАРИЯМ» РАЗВИТИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА
Согласно наиболее известным в среде политических элит различных государств современным концепциям современного глобального мироустройства, можно сделать выводы о том, что все они в той или иной степени представляют мир как неизбежно конфликтный. Особо ярко конфликтность современных международных процессов отражена в весьма популярной в среде западных элит теории С. Хантингтона. На самом деле цивилизационный подход в изложении С. Хантингтона - это своеобразный взгляд кабинетного ученого, весьма отдаленный от реальности. Чтобы понять это, достаточно обратиться к недавней истории постсоветских стран. Что касается России, то в ней благодаря объединяющей роли русского народа сохранились уникальное единство и многообразие, духовная общность и союз различных народов. Они сыграли историческую роль в формировании российской цивилизации, имеющей сложный характер и сумевшей, изменяя исторически свои политические границы, сохранять и поддерживать глубинные внутренние основы социально-культурной самобытности входящих в нее общностей. Их взаимодействие, не исключающее конфликт как важнейшую форму развития, базировалось, тем не менее, не на попытках тотально навязать свои принципы друг другу, а на сотрудничестве, особенно и прежде всего, именно между этноконфессиональными общностями как субъектами цивилизаций. Хорошо известны исторические факты подобного рода, связанные как с международными коммуникациями горизонтального характера (например, между русскими и представителями мусуль-
манских и иных конфессий этносов вновь присоединившихся регионов), так и с государственной политикой предоставления экономических и политических льгот населению «цивилизационно чуждых» западных и восточных окраин, например времен Александра I и вплоть до перестройки 80-х годов XX в.
В то же время Россия - составная часть европейской цивилизации. Начиная с древнейших времен русское государство формировалось как особый культурно-исторический тип в общем потоке европейского цивилизационного процесса. Даже христианизация Руси имела «общероссийские культурные истоки, коренившиеся в античных духовных и интеллектуальных традициях», - пишет по этому поводу С. В. Медведко. В России, несмотря на стремление некоторых экстремистов с обеих сторон, не удалось спровоцировать раскол между православными и мусульманами. Между тем чеченские сепаратисты, всячески подчеркивающие свою верность исламу и исламской солидарности, ухитрились напасть на Дагестан и получили отпор от местных мусульман, вовсе не желающих становится частью нового Халифата. Рассчитывая на солидарность в мусульманском мире, чеченские сепаратисты были разочарованы, не получив той всеобъемлющей поддержки, на которую они рассчитывали. Эта неудача постигла балкарских и карачаевских радикалов. Нельзя также не признавать, что ваххабиты не имели большой поддержки среди российских мусульман.
Россия как модель взаимодействия цивилизаций. В 90-е годы в России появилось немало вдохновенных пропагандистов «русской (православной) цивилизации». Один из таких проектов вот уже 15 лет развивается Ассоциацией по комплексному изучению русской нации (АКИРН), созданной доктором философских наук Е.С. Троицким в 1988 г. В 90-е годы АКИРН работала при Государственной думе Российской Федерации и тесно сотрудничала с Департаментом по проблемам русского народа в Министерстве по делам национальностей и федеративных отношений Российской Федерации, где во второй половине 90-х годов вырабатывалась Государственная программа возрождения и сохранения русского народа, поддержки и развития традиционных направлений русской культуры. Идею «русской (славяно-русской) цивилизации» разделяют некоторые историки и философы, причем среди них есть серьезные исследователи, например, А.С. Панарин, который, продолжая линию Н.Я. Данилевского и К.Н. Леонтьева, доказывает принципиальное отличие России от Европы. Однако в отличие от
своих предшественников А. С. Панарин не призывает наше Отечество к самоизоляции от остального мира. Ибо, как справедливо считает ученый, такая политика «означала бы, что мы вместо того, чтобы по-своему овладеть современностью, наложить на нее свою творческую печать, просто отвергаем ее».
Сохранение собственной культуры, национальной идентичности и вместе с тем восприимчивости к вызовам времени - действительно сложная проблема. Но наряду с серьезными учеными тему русской цивилизации подхватили различного рода «популизаторы», склонные к катастрофическому стилю мышления и поиску врагов. Такое мышление склонно настаивать на конфронтации России с Западным миром (или с «атлантической цивилизацией»), абсолютизировать их различия и представлять их столкновение якобы вечным фактором истории. Представление о России как «православной цивилизации», на наш взгляд, еще не получило научного статуса и нуждается в дальнейшем исследовании; важно, чтобы эти идеи не вели к ксенофобским настроениям.
Следует отметить, что в Западной Европе тоже имеются сходные настроения, причем иной раз их выражают ведущие политики, которые пытаются представить Западную Европу отдельной цивилизацией и отгородить непроходимой стеной от «мира варварства». Ученые классифицируют это как одно из выражений «нового расизма», который в качестве эвфемизмов использует такие понятия, как «этнос», «культура», «цивилизации», и делают акцент на их якобы изначально незыблемых свойствах, в особенности духовных. Факты недавнего прошлого опровергают умозаключения американских политологов. Например, православная Грузия воевала с такой же православной Южной Осетией, но зато именно в эти годы ею были установлены нормальные отношения с мусульманскими странами - Азербайджаном и Турцией. Кстати, показателен тот факт, что С. Хантингтон ни разу не упомянул Грузию! Он постоянно обходит ее в своих рассуждениях, в частности, о том, что новые католические и протестантские страны устремились в ЕС и НАТО. Но ведь туда же длительное время устремляется и Грузия, не будучи ни католической, ни протестантской страной. Трудно поверить в то, что такой искушенный профессионал, как С. Хантингтон, не осведомлен о положении дел в Грузии. По нашему мнению, такое умолчание запрограммировано, так как политика Грузии никоим образом не вписывается в нарисованную им картину. Кстати не объясняет автор и того положения, согласно которому православ-
ная Грузия уживается в Западной цивилизации и не стремится в Православную цивилизацию. Не менее показателен и тот факт, что, в свою очередь, Армения, хотя и находилась в конфронтации с Азербайджаном, поддерживала дружественные отношения с Ираном, а затем сумела установить достаточно тесные отношения с Турцией.
В Средней Азии так называемая «мусульманская солидарность» вовсе не помешала резне в Фергане в конце 80-х годов прошлого столетия и Ошскому конфликту. Не срабатывает тезис о прочной мусульманской солидарности и на международном уровне. До сих пор между республиками Центральной Азии остаются противоречия, имеются в наличии неурегулированные территориальные споры. Общеисламская культурная подоснова вовсе не помогает в этих регионах региональной интеграции. Например, Казахстан и Киргизстан гораздо более склонны к сближению с Россией, чем с Узбекистаном.
Выдающийся российский ученый Н.Н. Моисеев писал: «Вряд ли прав Тойнби, утверждавший, что религии формируют цивилизации (таких же взглядов придерживается и С. Хантингтон). Ведь цивилизации старше любой религии, и мне кажется, что в данном случае все происходит как раз наоборот: цивилизации выбирают религию и адаптируют ее к своим традициям, оправданным историческим опытом. Я думаю, особенности цивилизаций определяются, прежде всего, условиями жизни, особенностями территории, ее ландшафтами, климатом». «Принимая это утверждение Н.Н. Моисеева, - замечает Е.М. Примаков, - представляется нужным добавить, что религии являются важнейшей составной частью цивилизаций, оказывающей на них поистине огромное воздействие». И далее, Примаков справедливо указывает: «Это факт, что ислам, точно так же, как и христианство, иудаизм, буддизм, порожден "своей" цивилизацией и оказывает весьма большое влияние на ход дальнейшего ее развития. Однако исторической правдой является взаимозависимость, взаимопроникновение цивилизаций и их важнейших составляющих - религий».
Таким образом, единства, которое предусмотрено концепцией С. Хантингтона, нет и в самих мусульманских странах. Видимо, следует согласиться с Д. Киркпатрик в том, что самыми жестокими и кровопролитными оказываются гражданские войны, столкновения внутри самих цивилизаций. Еще свежа в памяти война между талибами и моджахедами в Афганистане. А последние раз-
вивающиеся там события показывают, что афганцы с облегчением вздохнули, освободившись от исламского фундаментализма, который навязывался им талибами. Более рельефной в этом плане выглядит внутренняя политика Турции и Египта, где власти десятилетиями не идут ни на какие уступки исламским фундаменталистам. Недавние политические успехи исламистов в Турции не означали ее поворота к радикализму; турецкий фундаментализм оказался не в пример умереннее многих арабских радикальных движений. Нельзя также утверждать, что международная террористическая сеть, созданная Усамой бен Ладеном, пользовалась широкой (не говоря уже о поголовной) поддержкой в мусульманском мире.
Имеющийся опыт показывает, что «цивилизации» - это не столько объективная реальность, сколько конструируемый образ, к которому прибегают радикальные политики для достижения своих интересов. Например, когда грузинские националисты боролись за власть, начиная с конца 80-х годов, а также в годы правления президента Гамсахурдии, важным элементом содержания их пропаганды была идея о том, что Грузия является форпостом христианства в мусульманском мире, который якобы стремится ее поглотить и которому она должна оказать сопротивление. Именно в этом контексте христианство использовалось как один из важнейших символов грузинской идентичности. О том, насколько искусственным был этот образ, свидетельствует следующее. Южные осетины являются не в меньшей мере христианами, чем грузины. Так что в этом случае указанное противопоставление выглядит просто ложным. Что же касается абхазов, то у них сложилась гораздо более сложная конфессиональная ситуация, чем это пытались изобразить грузинские националисты. На юге Абхазии, в Гальском и Очамчирском районах, живут абхазы-христиане, а севернее обитают мусульмане. Мало того, в силу ряда исторических причин христианская и исламская традиции не пустили глубоких корней в Абхазии. Многие абхазы сохранили верность своему языческому наследию. Не случайно именно на этой основе в Абхазии возрождается язычество. Грузинская этнологическая версия не учитывала абхазской религиозной специфики и интерпретировала события в Абхазии так, как ей это было выгодно, т.е. делая акцент на исламский фактор. Ведь именно противопоставление себя мусульманам должно было, по мысли грузинских националистов, сплотить народ и дать им возможность прийти к власти. Так это и случилось в конце 1990 г. Однако это сплочение далось этническим предпринима-
телям дорогой ценой, ибо в конечном счете их политическая риторика привела к конфронтации и межэтническим войнам на территории Грузии. События в Грузии со всей очевидностью показывают, что основой конфликтов являлись не реальные культурные или религиозные различия, а создание и использование образа этих различий в риторике грузинских политиков для политической и социальной мобилизации масс в борьбе за власть.
В современных этнополитических конфликтах религиозный фактор является не причиной, а фоном, который может либо осложнять конфликт, либо, напротив, снижать его накал. Ведь, как отмечалось выше, несмотря на внешнее оживление интереса к религии, из символа веры она превращается в культурный феномен, и все больше людей видят в ней, главным образом, символ своей этнической идентичности. Культурные символы и являются теми важными ресурсами, к которым в условиях современности, как правило, апеллируют стороны, находящиеся в конфликте. И все же включение религии в арсенал политических средств и идеологических инструментов в рассматриваемых регионах встречается не так часто, как можно было бы ожидать, следуя логике «столкновения цивилизаций».
Правда, в ряде случаев национальные лидеры пытались получать дивиденды от религиозной солидарности. Например, когда разгорался конфликт в Нагорном Карабахе, руководители Азербайджана пробовали опереться на поддержку мусульманского мира. В 1990 г. Азербайджан вступил в Организацию Исламская конференция. Его лидеры ожидали ощутимой поддержки, по крайней мере, от Чечни и стран Среднего и Ближнего Востока, однако были крайне разочарованы, когда выяснилось, что их мусульманские соседи не спешат вмешиваться в конфликт. Даже Турция повела себя очень сдержанно и осмотрительно. Кстати, следует заметить, что в Турции власти традиционно (т.е. со времен Кемаля Ататюрка) относятся с большим подозрением к исламскому фактору. В особенности в оппозиции к нему стоит армия, имеющая огромное влияние на правительство. Как бы то ни было, единственное, в чем тогда преуспели лидеры Азербайджана, - рекрутирование нескольких сотен афганских моджахедов. Но и ими нередко двигали меркантильные соображения, а отнюдь не «исламские идеи». В итоге с осени 1993 г. на отдельных участках фронта армяне встречали не азербайджанцев, а мусульман разного этнического происхождения.
В Таджикистане Исламская партия возрождения Таджикистана временами использовала лозунг «джихада», что вызывало у местного русского населения определенные опасения. Вместе с тем серьезных последствий это не имело и в религиозную войну не переросло. В начале 90-х годов прошлого столетия в риторике сербских радикалов звучал лозунг борьбы христианства с исламом, но на самом деле речь шла о захвате территории и установлении этно-кратической власти, и сербские войска имели приказ двигаться не только в Боснию, но и в Хорватию, и Словению.
Таким образом, современному аналитику следует четко отличать лозунги политиков от их реальных целей. Похоже, что С. Хантингтону это не удалось. Между тем стремление представить мир разделенным на ряд обособленных цивилизаций, будто бы кардинально и непреодолимо отличных друг от друга, неспособных достичь взаимопонимания, способствует возникновению расистских установок. Подобные установки порождают подозрительность и недоброжелательность в отношении выходцев из тех регионов мира, которые считаются «чуждыми цивилизациями». Именно это лежит в основе идеологии Новых правых в Западной Европе, и, как прослеживается, такое отношение к иммигрантам из Третьего мира разделяет и С. Хантингтон.
Реальную опасность вызывает не разделение мира на несколько так называемых цивилизаций, а апелляция политиков к образу «цивилизаций». Как справедливо заметил один из критиков концепции «конфликта цивилизаций» (Г. Мирский), после того как лозунг классовой борьбы вышел из моды, у ряда политиков появился соблазн оправдывать насилие этничностью и религией. В таком случае угроза межэтнических и межрелигиозных конфликтов действительно значительно возрастает. К счастью, ощущая всю опасность таких конфликтов, лидеры национальных движений чаще всего воздерживаются от мобилизации религиозного фактора. Еще лучше осознает это духовенство.
Итак, мы получили весьма удавшуюся провокацию к дискуссии, конечным смыслом которой является поиск ответа на вечный вопрос о причинах различий в социально-экономическом развитии стран и народов, сводящихся к выводу о нерушимости культурных различий и агрессивной сущности их носителей. Однако такой ответ, уже в силу своей «изящной» простоты, не может быть признан удовлетворительным. Достаточно обратиться, например, к прогнозу культурного антрополога Р. Шведера, который, связав два вари-
анта предсказаний с концепциями Ф. Фукуямы и С. Хантингтона, все же настаивает на собственном, как наиболее вероятном, третьем варианте:
- западная цивилизация, превосходя всех и глобализуясь, распространится по всему миру;
- другие цивилизации (культурные) обречены на борьбу за сохранение своих культур;
- мир преобразуется в либеральный постмодернистский аналог Оттоманской империи с системой религиозных общин и двумя основными «кастами» - глобальной элитой либералов-космополитов в центре и нелибералами на местах. При этом преобразование глубинных архетипов культуры даже в условиях глобализации невозможно.
Вполне очевидно, что всякая умозрительная конструкция подтверждает свою обоснованность, лишь пройдя проверку реальностью. Ремесло предсказателя неблагодарно. Однако политический опыт и социально-культурная практика подтверждают, что «западноцентристское» мышление как монополия на представления о путях и средствах человеческого прогресса изживает себя, уступая место культурному многообразию. В Соборном слове X Всемирного русского народного собора, проходившего в Москве в апреле 2006 г., специально было подчеркнуто, что «важной стороной миссии России в XXI в. является активное развитие диалога религий, культур и цивилизаций». Именно Российская Федерация сегодня выступает уникальным примером пластической сложноор-ганизованной системы межкультурного взаимодействия, достойно выдерживающей драматические испытания на прочность и вносящей творческий вклад в мировую историю.
«Межнациональные и межконфессиональные отношения в Российской Федерации: Проблемы раннего предупреждения и профилактики деструктивных явлений», Н.Новгород, 2008 г., с. 250-257.
