CC BY
13
www.hjournal.ru
Journal of Institutional Studies, 2020, 12(2), 086-099 DOI: 10.17835/2076-6297.2020.12.2.086-099
РОССИЙСКАЯ КОНСТИТУЦИОННАЯ КОНВЕРСИЯ НА ФОНЕ ДЕИНСТИТУЦИОНАЛИЗАЦИИ БРАКА В США
КАПОГУЗОВ ЕВГЕНИЙ АЛЕКСЕЕВИЧ,
доктор экономических наук, доцент, Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского,
г. Омск, Россия, e-mail: egenk@mail.ru;
ЧУПИН РОМАН ИГОРЕВИЧ,
кандидат социологических наук, научный сотрудник,
ИЭОПП СО РАН, г. Новосибирск, Россия, e-mail: roman-chupin@ya.ru;
ХАРЛАМОВА МАРИЯ СЕРГЕЕВНА,
ведущий инженер, ОНЦ СО РАН, г. Омск, Россия, e-mail: hms2020@mail.ru
Цитирование: Капогузов, Е. А., Чупин, Р. И., Харламова, М. С. (2020). Российская конституционная конверсия на фоне деинституционализации брака в США // Journal of Institutional Studies, 12(2), 086-099. DOI: 10.17835/2076-6297.2020.12.2.086-099
Глобальные тренды трансформации семейных ценностей и предпринимаемые на их фоне попытки нормативной конверсии статуса традиционных семейных отношений подняли ряд давно исследуемых вопросов, рассматриваемых, однако, преимущественно в зарубежной литературе. Насколько целесообразно определять социальную функцию брака через деторождение и накопление специфического семейного капитала? Является ли юридически зарегистрированный союз мужчины и женщины гарантом прироста уровня индивидуального благосостояния членов семьи, в частности за счет распределения внутрисемейных обязанностей и затрат? Дискуссия среди ведущих исследователей продолжается, однако можно установить наличие неоспоримых трендов, характеризующих процесс деинституционализации брака, отмечается переход к «договорному» браку (companionate marriage) от институционализированного брака (institutional marriage), где последний все больше отличается символической ценностью (в том числе как вебленовского эффекта), нежели практической. В этой связи достаточно сложно однозначно определить социальную функцию брака и регламентировать ее в институциональных рамках. Это утверждение оголяет существенный вызов социальной политике поддержки брака и деторождения в развитых странах. В Российской Федерации вынесены на всенародное голосование
© Капогузов Е. А., Чупин Р. И., Харламова М. С., 2020
конституционные поправки, предполагающие, в том числе, законодательное определение брака по аналогии с американской директивой DOMA 1996 г. В статье предлагается описание этого процесса с точки зрения процесса институционных изменений.
Ключевые слова: деинституционализация брака; конверсия институтов; институциональные изменения; уровень брачности, сожительство.
Благодарность: Статья подготовлена по результатам исследований, выполненных за счет бюджетных средств по государственному заданию Финансового университета при правительстве Российской Федерации по теме «Семейные домохозяйства как экономический субъект».
RUSSIAN CONSTITUTIONAL CONVERSION IN THE CONTEXT OF DEINSTITUTIONALIZATION OF MARRIAGE IN THE USA
EVGENY A. KAPOGUZOV,
Doct. Sci. (Econ.), Associate Professor, Dostoevsky Omsk State University, Omsk, Russia, e-mail: egenk@mail.ru;
ROMAN I. CHUPIN,
Cand. Sci. (Sociology), Researcher, Institute of Economics and Industrial Engineering, Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences,
Novosibirsk, Russia, e-mail: roman-chupin@ya.ru;
MARIA S. KHARLAMOVA,
Leading Engineer, Omsk Scientific Centre, Siberian Branch of the Russian Academy of Sciences,
Omsk, Russia, e-mail: hms2020@mail.ru
Citation: Kapoguzov, E. A., Chupin, R. I., Kharlamova, M. S. (2020). Russian constitutional conversion in the context of deinstitutionalization of marriage in the USA. Journal of Institutional Studies, 12(2), 086-099. DOI: 10.17835/2076-6297.2020.12.2.086-099
The global trends in the transformation of the institution of the family and the attempts to normatively convert the status of the traditional family have raised a number of long-researched issues that were considered mainly in foreign literature. Is it advisable to determine the social function of marriage through procreation and the accumulation of specific marriage capital? Is marriage a guarantee of growth in the level of individual well-being, in particular due to the division of family responsibilities and costs? The discussion among leading researchers continues, but there are undeniable trends that characterize the process of deinstitutionalization of marriage. The transition to companionate marriage from institutional marriage is noted,
where the latter is more and more distinguished by its symbolic value (including as the Veblen effect), rather than practical. In this regard, it is quite difficult to clearly define the social function of marriage and regulate it within the institutional framework. This statement reveals a significant challenge to social policies supporting marriage and procreation in developed countries. In the Russian Federation, constitutional amendments have been submitted to a popular vote, which in particular propose a legislative definition of marriage by analogy with the 1996 American DOMA directive. The article provides a description of this process in terms of institutional change.
Keywords: deinstitutionalization of marriage; conversion of institutions; institutional changes; marriage rate; cohabitation.
Acknowledgement: The article was prepared on the results of studies carried out at the expense of budget funds on the state assignment of the Financial University under the Government of the Russian Federation on the topic «Family households as an economic entity».
JEL: D10; B52; C71
В современных условиях одним из наиболее острых глобальных социально-демографических трендов является трансформация семейных отношений. В исследовании L. Waite из Чикагского университета делается указание на изменение влияния института брака на средний выигрыш супругов от сожительства (Waite, 1995, p. 499). Институты призваны помочь индивидам заключать и соблюдать долгосрочные контракты в сфере брачных отношений, совершая при этом рациональный выбор по распределению внутрисемейных обязанностей (Pollak, 1985). Однако, согласно ведущим зарубежным исследованиям, супружеский труд (spousallabor) распределен между супругами неравномерно (Grossbard-Shechtman, 1993). В некоторых случаях один из супругов уступает в приросте уровня своего благосостояния другому. В исследовании J. Stacey выдвинута гипотеза, что в традиционных моногамных семьях женщина зачастую получает наименьшие платежи (Stacey, 1993). К схожему выводу приходит и L. Waite, говоря о сознательном отказе индивидов от брака (Waite, 1995, p. 499) и о распространении сожительства без юридической регистрации (cohabitation). Вмести с тем общий вывод работы L. Waite свидетельствует о явном преимуществе традиционного брака с точки зрения доходов супругов.
Деинституционализация брака в США
Уже к концу 1990—х гг. сожительство как форма отношений получило в США такое же распространение, как и зарегистрированный брак (Bumpass, Sweet, 1989). При этом отмечается, что специфической чертой данного бракоподобного союза является более равномерное распределение внутрисемейных обязанностей между супругами (Goldscheider, Kaufman, 1996). Вместе с тем, согласно исследованиям S. Kennedy и C. A. Fitch, сожительство характеризуется меньшей вероятностью деторождения и/ или усыновления детей (Kennedy, Fitch, 2012). При этом не указывается: является ли данная тенденция особенностью сожительства как формации семейных отношений или спецификой демографического поведения поколений.
Косвенной причиной малого количества деторождений в сожительстве по отношению к зарегистрированным бракам является наличие детей у одного из партнеров, что сокращает вероятность рождения последующего ребенка. Так, по исследованию L. L. Bumpass и R. K. Raley, существенная доля жизни американских детей в конце XX в. протекала в среде, где один из родителей (или оба) сожительствовали с новыми партнерами (Bumpass, Raley, 1995). То есть после развода или овдовения индивид редко проживает до конца жизни в одиночестве, а стремится вступить в подобный союз (далеко
не всегда с регистрацией). Это тенденция проявляется и в XXI в.: почти половина всех вступивших в зарегистрированный брак американцев с 2010 по 2018 гг. находились в сожительстве (South, Tolnay, 2019).
Такое положение дел с нормативной точки зрения подводит к ситуации, когда статус семьи связан с условиями проживания членов домохозяйства. В этом смысле число семей с учетом бракоподобных союзов может быть выше, чем количество зарегистрированных браков.
В исследовании S. Brown также отмечается, что юридическая регистрация брака не влияет на накопление специфического семейного капитала: показатели благополучия применительно к детям статистически не отличается для детей, чьи родители состоят в традиционном браке, проживают в сожительстве или состоят в однополых отношениях (Brown, 2004). Несмотря на это, существуют точка зрения, согласно которой сожительство привело к распространению семей с одним родителем, что негативно сказывается на уровне благосостояния детей (Popenoe, 2009). В данном случае весомо привести утверждение, что сожительство также способствует образованию семей при повторной брачности, тогда как негативные оценки состояния ребенка вследствие семейной нестабильности (family instability) обусловлены трансформацией семейных отношений в процессе жизни индивида (KellyRaley, Wildsmith, 2004). При этом негативное влияние на благополучие детей оказывает изменение статуса партнеров как в сожительстве, так и в браке (в том числе разводы).
Таким образом, представляется нецелесообразным определять социальную функцию зарегистрированного брака исключительно через деторождение и накопление специфического семейного капитала, а также через гарантированный прирост уровня индивидуального благосостояния членов семьи путем оптимального распределения внутрисемейных обязанностей. Отмеченный же L. Waite существенный прирост доходов индивидов, состоящих в зарегистрированном браке, свидетельствует об обеспеченности американских семей, способных позволить себе использовать рыночные услуги для бытовых потребностей (Waite, 1995, p. 494). Прямая причинно-следственная связь между уровнем дохода индивидов и юридической регистрацией брака в данном случае отсутствует. Кроме того, также подвергается скепсису идея о благоприятном влиянии традиционных браков на общее благосостояние (Porter, 2012). Помимо явных преимуществ в аспектах социализации, среда традиционных семей может выступать основой для развития и сокрытия нелегальных практик (Farrington, 2011).
Исходя из вышесказанного, социально-экономические и демографические границы между традиционным браком и сожительством размываются. Американский социолог А. Cherlin назвал данную тенденцию деинституционализацией брака (Cherlin, 2004), хотя впервые данное явление было отмечено еще в 1939 г. в работах Е. Burgess, который выявил незначимость религиозных воззрений супругов на уровень их «счастья» в браке (Burgess, 1939), тем самым заложив гипотезу о переходе институционализированного брака (institutional marriage) к договорному (companionate marriage). Дальнейшая деинституционализация брака, согласно A. Cherlin, проходила во второй половине XX в. по мере расширения возможностей личного выбора (в том числе развития практик гражданских браков и сожительства). Изучая социально-культурный контекст брака, Cherlin приходит к выводу о размытии практической пользы традиционного брака в пользу усиления его символической ценности. Брак, по его мнению, стал маркером престижа и личным достижением для состоятельных американцев (Cherlin, 2004, p. 857).
Это утверждение противоречит социальной политике поддержки брака и деторождения в развитых странах (Brown, 2010). С одной стороны, институт брака продолжает сохраняться в разделяемых стратегиях, нормах и правилах, которыми руководствуются высшие слои общества (Lauer, Yodanis, 2010). При этом разделяемые стратегии традиционного брака являются скорее номинальными, чем фактическими.
С другой стороны, для представителей нижних уровней социальной пирамиды соблюдение требований института брака становится затратным мероприятием (McLanahan, 2004). Более того, несоблюдение норм и правил института брака может давать определенные финансовые выгоды в виде получения пособия для одиноких матерей, находящихся в сожительстве (Hao, Astone, Cherlin, 2007). Как следствие, достаточно сложно однозначно определить социальную функцию брака и регламентировать ее в институциональных рамках.
Деинституционализация брака привела к образованию и легитимации нетрадиционных форм семейных отношений, таких как однополые браки. Власти США пытались нивелировать проблему деинституционализации брака путем принятия соответствующих Федеральных законов, в том числе The Defense of Marriage Act (DOMA). Согласно американскому закону о защите брака от 1996 г., брак нормативно определялся властью как сознательный, юридически зарегистрированный союз одного мужчины и одной женщины (Ruskay-Kidd, 1997). Тем самым закон позволил судам отказывать в признании однополых браков, которые были разрешены некоторыми штатами, а также не признавать в качестве брака сожительство. Отмеченное A. Hequembourg противоречие о неполной институционализации (incomplete institutionalization) имеет следствием наличие административных ограничений для участников однополых браков с точки зрения доступа к общественных благам (Hequembourg, 2004), а также косвенно свидетельствует о явном лоббистком характере выводов, полученных L. Waite в своем исследовании. В результате действия DOMA американские дети, проживающие в семьях, находящихся в статусе сожительства и в однополых бракоподобных союзах, не могли получить равноправного с детьми из традиционных семей доступа к школьному образованию и медицинским услугам. В результате действия данного закона традиционный брак номинально предоставлял относительно большие возможности для воспитания детей, фактически способствуя еще большей деинституционализации традиционных семейных отношений. Как следствие, в 2013 г. закон о защите браков был частично отменен решением Верховного суда США. С 2015 г. Верховный суд США обязал все штаты признавать однополые браки (Obergefell v. Hodges, 2015). Однако сожительство продолжает быть не полностью институционализированной формацией.
В 2020 г. А. Cherlin опубликовал статью, в которой попытался резюмировать итоги деинституционализации брака в США на протяжении столетия (Cherlin, 2020), анализируя их в следующих аспектах: регулятивном (Regulative Pillar), нормативном (Normative) и культурно-когнитивном (Cultural-Cognitive). В регулятивном аспекте А. Cherlin отмечает ослабление правил, определяющих брачные обязательства и ограничивающих развод (Cherlin, 2020, p. 64). Второй аспект рассматривается с позиции ролевой координации деятельности супругов в браке, которая также претерпела изменения в США по мере утраты идентификации мужчины как «домохозяина» (Schwede, 2003). Третий, наиболее дискуссионный аспект, касается институциональной логики семейных отношений (Cherlin, 2020, p. 65) или, в трактовке P. DiMaggio и W. Powell, институционализированных форм поведения (DiMaggio, Powell, 1983). В данном контексте брак имеет свою институциональную форму поведения — совокупность разделяемых стратегий, норм и правил — институциональных утверждений (institutional statements), формирующих идентификационное пространство семейных отношений и организационную структуру брака (Капогузов, Чупин, Харламова, 2019). Для подкрепления данного тезиса с позиции методологии S. Crawford и E. Ostrom (1995) о «грамматике институтов» требуется более детально рассмотреть специфику предложенных A. Cherlin основ брака. Для этого следует прибегнуть к классификации обстоятельств возникновения институциональных изменений в семейных отношениях, предложенных P. Thornton, W. Ocasio и M. Lounsbury (Thornton, Ocasio, Lounsbury, 2012).
Во-первых, это взаимосвязь института брака и институтов рынка труда. Согласно статистике Международной организации труда, на начало XXI в. женщины
представляли более 40% от общего количества занятых в мире. При этом более 70% женщин в развитых странах имеют оплачиваемую работу1. Эмансипация женщин на рынке труда приводит к существенным изменениям разделяемых стратегий в браке, а также распределения внутрисемейных обязанностей. Так, в ЕС женщины возглавляют 9 из 10 семей, состоящих из одного родителя; занятость женщин, у которых дома находится ребенок, составляет 53%. В этих условиях работающие женщины не отказываются ни от работы ради детей, ни от детей ради работы. Они сохраняют обе стратегии, в результате чего сокращается уровень брачной и внебрачной рождаемости, а также возрастает спрос на рыночные услуги по воспитанию детей (Brewster, Rindfuss, 2000).
Во-вторых, влияние технологических и информационных факторов. На деинституционализации ценностей традиционной семьи существенным образом сказалось распространение средств контрацепции (Goldin, Katz, 2002), способствующих возможности сознательного контроля над рождаемостью. Что же касается информационной составляющей, в частности развития ИКТ, то, как отмечает A. Bellou (2015), с одной стороны, интернет позволил упростить поиск брачного партнера, но, с другой стороны, дал возможность взаимного контроля и слежки супругов.
В-третьих, возникновение новых противоречий внутри семейных отношений. На современном этапе семьи сталкиваются с проблемами, которые ранее не могли возникнуть a priori. К числу таких проблем относится дилемма, между деторождением и построением карьеры, получением образования. Как следствие, в современных развитых странах с 1980-х гг. произошло смещение среднего возраста матери при рождении первого ребенка на 3-3,5 года (Mathews, Hamilton, 2002).
Почему же эти перемены в семейных отношениях свидетельствуют о деинституционализации брака? В ответе на данный вопрос A. Cherlin использовал подход к институциональным изменениям J. Mahoney и K. Thelen, согласно которому «старые институты сохраняются, но претерпевают изменение посредством введения новых правил» (Mahoney, Thelen, 2010, p. 22). То есть сожительство не замещает традиционный брак, а «наслаивается» на него; однополые браки не выступают альтернативой институту брака, а являются наслоением на него. Индивиды, вступающие в такие союзы, проявляют принадлежность к традиционному браку, и это становится разделяемой стратегией. Поэтому уместно говорить о деинстуционализации брака как о расслоении (occurs) института с точки зрения норм и разделяемых стратегий.
В развитии данной мысли W. Scott показал, что институт брака может измениться или трансформироваться (Scott, 2013). Институциональное изменение представляет собой изменение одного или нескольких компонентов института (уточнение формулировки правила и/или изменение механизма инфорсмента), тогда как трансформация института предполагает более радикальную перестройку и переосмысление разделяемых стратегий (Thornton, Ocasio, Lounsbury, 2012). В случае с наслоением сожительства и иных формаций возникает именно трансформация института брака. A. Cherlin охарактеризовал трансформацию через деинституционализацию по одной простой причине: наличие расслоений внутри брака снизили влияние социальных норм в повседневной семейной жизни. Практики семейной жизни стали менее тривиальными, тогда как выбор заключения брака и распределения внутрисемейных обязанностей стал ситуацией стратегического взаимодействия, при этом партнеры выбирают также и поле для брачных взаимодействий (Капогузов, Чупин, Харламова, 2019).
Для некоторых социальных групп не отрицается доминирование традиционных семейных ценностей. В случае с американским христианским большинством, описанным L. Waite, в момент принятия закона о защите брака структура норм и правил была выгодна для индивидов с высоким уровнем образования и доходами.
1 Работающие женщины - цифры и факты // МОТ. (https://www.ilo.org/wcmsp5/groups/public/---europe/---ro-geneva/---sro-moscow/documents/puЫication/wcms_312702.pdf - Дата обращения: 13.02.2020).
Однако новые формы семейных отношений, наслоенные на традиционный брак впоследствии, трансформировали институт, изменив его фундаментальную структуру. В развитых странах «старые» формы семейных отношений продолжили сохраняться, но утратили доминирующие позиции и бескомпромиссные директивы. Такие изменения могут объясняться адаптацией института под преобладающий исторический тип брачности, давая возможность демографического роста в условиях когортных различий.
Конверсия брака в России
В Российской Федерации вынесены на всенародное голосование конституционные поправки, предполагающие, в том числе, законодательное определение брака по аналогии с директивой DOMA от 1996 г. Мы предлагаем описание этого процесса на языке процесса институционных изменений (рис. 1), предложенного J. Mahoney и K. Thelen (2010, p. 15).
Характеристики политического контекста
Характеристики института
II Тип III Тип
доминирующего —►институционального агента изменений изменения
I
Рис. 1. Схема для пояснения моделей институционального изменений Источник: (МаЬопеу, ТЬе1еп, 2010, p. 15).
На рисунке 1 стрелками обозначен алгоритм последовательных институциональных изменений, при котором меняются не только правила, но также изменениям подвергаются нормы и разделяемые стратегии. Первыми изменяются характер политического контекста и характер института, которые задаются соответственно возможностями вето со стороны социальных групп (и общества в целом) и уровнем «предосторожности» и точности принуждений. В зависимости от комбинаций политического контекста и характеристиками института выделяются типы агентов изменений, а также непосредственно сам тип изменения (рис. 2).
Характеристики целевого института
Характеристики политического контекста
Сильные возможности вето
Слабые возможности вето
Низкий уровень предосторожности в интерпретации/ принуждении
Высокий уровень предосторожности в интерпретации/ принуждении
«Subversives» Наслоение «Parasitic Symbionts» Дрейф
«Insurrectionaries» Смещение «Opportunists» Конверсия
Рис. 2. Типы последовательного преобразования Источник: (Mahoney, Thelen, 2010, р. 28).
В зависимости от условий, которые во многом задаются изоморфными изменениями, J. МаИопеу и К. ТЪе1еп выделяют набор ограничений для осуществления изменений (табл. 1).
Таблица 1
Условия для осуществления институциональных изменений
Смещение Наслоение Дрейф Конверсия
Устранение старых правил Да Нет Нет Нет
Пренебрежение старыми правилами - Нет Да Нет
Изменившееся воздействие/ введение в силу старых правил - Нет Да Да
Введение новых правил Да Да Нет Нет
Источник: (Mahoney, Thelen, 2010, p. 16).
Изоморфные изменения могут подталкивать как к гомогенизации институциональной среды, так и к ее расслоению (Beckert, 2010). При этом мы считаем данный подход более применимым для объяснения как распределения внутрисемейных обязанностей внутри семьи, так и для характеристики процесса деинституционализации брака. Неовеберианский взгляд, предложенный S. J. Knapp и G. Wurm, не позволяет в полной мере охарактеризовать распространение разделяемых стратегий безбрачия, хотя и дает возможность для исследований легитимности различных формаций брака (Knapp, Wurm, 2019).
В случае с принятием закона о защите брака в США предложенные нормы и правила во многом подтолкнули процесс деинституционализации. Этому способствовали весомые предпосылки в виде расовых, культурных, социально-экономических различий штатов (Schoen, Cheng, 2006). В России также существует значительная региональная поливариантность, поэтому конверсия института брака в России может привести к обратным от ожидаемых властью эффектов.
Для наглядности представим карты, демонстрирующие спектр региональных различий в России и США по уровню брачности в 1995—2015 гг. (рис. 3).
Согласно полученным данным, за время действия DOMA в США отмечается снижение среднего по стране уровня брачности, а также существенное сокращения данного показателя в ряде штатов. Наибольшие изменения отмечены в Арканзасе, Айдахо, Кентукки, Южной Каролине, Юте, Вайоминге, Техасе, Теннеси и Алабаме. Примечательно, что большая часть этих штатов относится к «республиканскому лагерю» и исторически придерживается традиционных семейных ценностей. Тогда как в «демократических» штатах, таких как Нью-Йорк, Пенсильвания, Нью-Джерси, Иллинойс, Округ Колумбия отмечен прирост либо несущественное снижение уровня брачности, что может свидетельствовать о значительном приросте браков среди меньших этнических групп и межрасовых браков (Qian, Lichter, 2011).
Ситуация в Российской Федерации в плане сохранения демографической функции традиционной семьи является более стабильной (рис. 4).
На протяжении 2002—2018 гг. в Российской Федерации постепенно сокращается пропорция рождений в браке и вне брака, при том, что уровень внебрачной рождаемости продолжает оставаться высоким. Схожая динамика также отмечается по отношению разводов к зарегистрированным бракам.
Однако трансформационные процессы, происходящие в институциональной среде в конце XX — начале XXI в., не могли не сказаться на брачности. Согласно исследованиям А. Р. Михеевой, в современных российских семейных отношениях также отмечается разделение брачного и репродуктивного поведения (Mikheeva, 2012, pp. 99—124): происходит распространение незарегистрированных бракоподобных союзов, внебрачного материнства и послеразводного родительства. Подобные формы нетрадиционных семейных отношений реализуются в неформальных практиках и способствуют изменениям в социальных и демографических функциях семьи.
Рис. 3. Карты коэффициента брачности (браков на 1000 человек) в России* и США** * из массива данных по России удалены Республика Крым, Севастополь, Республика Карелия и Ханты-Мансийский автономный округ-Югра по причине не распознавания данных территорий на картографических платформах AcrGIS
** из массива данных по США удален штат Невада по причине существенного влияния на среднее значение рождаемости Источник: Карты построены авторами на платформе Bing Microsoft на основе данных Росстат (https://www.gks.ru/) и National Vital Statistics System (https://www.cdc.gov/nchs/data).
Рис. 4. Общие коэффициенты брачности, рождаемости и разводимости в России (2002—2018 гг.)
Источник: Росстат (https://www.gks.ru/) и World Bank Open Data (https://data.worldbank.org/).
Таким образом, общий исторический тренд трансформации института семьи не обошел стороной и Россию. Несмотря на это, в медиадискурсе продолжает бытовать мнение, что Российская Федерация является своего рода «заповедником» традиционных семейных отношений.
Однако, согласно федеральным статистическим наблюдениям по социально-демографическим проблемам, проводимых Росстат, репродуктивные планы россиян неоптимистичны: почти половина опрошенного населения в возрасте до 25 лет состоит в незарегистрированном браке, 40% из которых считают регистрацию брака необязательной2. Также следует отметить, что наличие детей или беременности женщины не оказывают значимого влияния на решения респондентов вступить в брак. Кроме того, по результатам выборочных обследований Росстат отмечается малое количество детей в семье, а также отсутствие желания и готовности у опрошенных иметь ребенка. В свою очередь, среди уже состоящих в браке и не имеющих ребенка 30% используют контрацепцию, среди состоящих в браке и имеющих детей доля использующих контрацепцию возрастает до 40%. Таким образом, в России существуют косвенные признаки перехода к «индивидуализированному» браку (Cherlin, 2004).
Заключение
Общий исторический тренд трансформации института семьи не обошел стороной и Россию. Трансформация института семьи через деинституционализацию приводит к необходимости рассмотрения решений о заключении брака и распределении внутрисемейных обязанностей как ситуации стратегического взаимодействия.
Обзор существующих исследований показал, что нецелесообразно определять социальную функцию брака через деторождение, накопление специфического
2 Выборочное наблюдение репродуктивного поведения населения 2017 // Росстат. (https://gks.ru/free_doc/new_site/RPN17/ index.html - Дата обращения: 23.10.2019).
семейного капитала и прирост индивидуального благосостояния, так как, например, бракоподобные союзы во многих аспектах не проигрывают в выполнении данных функций традиционному браку.
Глобальные тренды перехода от институционализированного брака (institutional marriage) к «договорному» браку (companionate marriage) не позволяют однозначно определить абсолютноепреимуществоодногопереддругими,следовательно,однозначным образом регламентировать социальную функцию брака в институциональных рамках.
Производимая попытка конверсии статуса традиционных семейных отношений в конституционных поправках РФ уже была предпринята однажды в Соединенных Штатах, и после более чем двадцатилетней истории борьбы судебной системы и населения против данного решения оно оказалось отменено. Попытки «подстраховаться» от пройденного США пути через присвоение особого конституционного статуса большинству, которое в свое время поддержало директиву DOMA в США, ставит вопрос о характере проводимых институциональных изменений в России.
Высокий уровень предосторожности в интерпретации и слабые возможности вето при конституционном закреплении понятия «брак» заставляет задуматься о конверсионном характере институциональных изменений. В этом случае ограничиваются возможности для дальнейшей институционализации новых формаций семейных отношений в долгосрочной перспективе, а также создается благоприятная почва для деинституционализации брака. Новые формации семейных отношений уже наслоились на традиционный брак и в скором времени начнут идентифицироваться как таковой в мировом дискурсе, от которого Россия планирует оградится консервативной «институциональной колеей».
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Капогузов Е. А., Чупин Р. И., Харламова М. С. (2019). Институциональные арены брачных игр // Journal of Institutional Studies, 11(4), 26-39.
Михеева А. Р. (2012). Человек в сфере частной жизни: векторы трансформации семейных отношений. Новосибирск: ИЭОПП СО РАН.
Beckert, J. (2010). Institutional isomorphism revisited: Convergence and divergence in institutional change // Sociological theory, 28(2), 150-166.
Bellou, A. (2015). The impact of Internet diffusion on marriage rates: evidence from the broadband market // Journal of Population Economics, 28(2), 265-297.
Brewster, K. L., Rindfuss, R. R. (2000). Fertility and women's employment in industrialized nations // Annual review of sociology, 26(1), 271-296.
Brown, S. L. (2004). Family structure and child wellDbeing: The significance of parental cohabitation // Journal of Marriage and Family, 66(2), 351-367.
Brown, S. L. (2010). Marriage and child well-being: Research and policy perspectives // Journal of Marriage and Family, 72(5), 1059-1077.
Bumpass, L. L., Raley, R. K. (1995). Redefining single-parent families: Cohabitation and changing family reality // Demography, 32(1), 97-109.
Bumpass, L. L., Sweet, J. A. (1989). National estimates of cohabitation // Demography, 26(4), 615-625.
Burgess, E. W. (1939). Predictive factors in the success or failure of marriage // Living, 1(1), 1-3.
Cherlin, A. J. (2004). The deinstitutionalization of American marriage // Journal of marriage and family, 66(4), 848-861.
Cherlin, A. J. (2020). Degrees of change: An assessment of the deinstitutionalization of marriage thesis // Journal of Marriage and Family, 82(1), 62-80.
Crawford, S. E., Ostrom, E. (1995). A grammar of institutions // American political science review, 89(3), 582-600.
DiMaggio, P. J., Powell, W. W. (1983). The iron cage revisited: Institutional isomorphism and col- lective rationality in organizational fields // American Sociological Review, 48(2), 147-160.
Farrington, D. P. (2011). Families and crime. Crime and public policy, 130-157.
Goldin, C., Katz, L. F. (2002). The power of the pill: Oral contraceptives and women's career and marriage decisions // Journal of Political Economy, 110(4), 730-770.
Goldscheider, F. K., Kaufman, G. (1996). Fertility and commitment: Bringing men back in // Population and Development Review, 22, 87-99.
Grossbard-Shechtman, S. (1993). On the Economics of Marriage: A Theory of Marriage. Labor, and Divorce, Boulder: Westview Press.
Hao, L., Astone, N. M., Cherlin, A. J. (2007). Effects of child support and welfare policies on nonmarital teenage childbearing and motherhood // Population Research and Policy Review, 26(3), 235-257.
Hequembourg, A. (2004). Unscripted motherhood: Lesbian mothers negotiating incompletely institutionalized family relationships // Journal of Social and Personal Relationships, 21(6), 739-762.
Kelly Raley, R., Wildsmith, E. (2004). Cohabitation and children's family instability // Journal of Marriage and Family, 66(1), 210-219.
Kennedy, S., Fitch, C. A. (2012). Measuring cohabitation and family structure in the United States: Assessing the impact of new data from the Current Population Survey // Demography, 49(4), 1479-1498.
Knapp, S. J., Wurm, G. (2019). Theorizing family change: A review and reconceptualization // Journal of Family Theory & Review, 11(2), 212-229.
Lauer, S., Yodanis, C. (2010). The deinstitutionalization of marriage revisited: A new institutional approach to marriage // Journal of Family Theory & Review, 2(1), 58-72.
Mahoney, J., Thelen, K. (2010). A theory of gradual institutional change // Explaining institutional change: Ambiguity, agency, and power, 1, 1-37.
Mathews, T. J., Hamilton, B. E. (2002). Mean age of mother, 1970-2000 // National vital statistics reports, 51(1), 1-14.
McLanahan, S. (2004). Diverging destinies: How children are faring under the second demographic transition // Demography, 41(4), 607-627.
Obergefell v. Hodges, 135 S. Ct. 2071 (2015).
Pollak, R. A. (1985). A Transactional Cost Approach to Families and Households // Journal of Economic Literature, 23 (2), 581-605.
Popenoe, D. (2009). Cohabitation, marriage, and child wellbeing: A cross-national perspective // Society, 46(5), 429-436.
Porter, J. R. (2012). A Simplified Indicator of Social Well-Being in the United States: Examining the Ecological Impact of Family Formation within a County Level Framework // Social indicators research, 108(3), 421-440.
Qian, Z., Lichter, D. T. (2011). Changing patterns of interracial marriage in a multiracial society // Journal of Marriage and Family, 73(5), 1065-1084.
Ruskay-Kidd, S. (1997). The defense of marriage act and the overextension of congressional authority // Columbia Law Review, 48(2), 1435-1482.
Schoen, R., Cheng, Y. H. A. (2006). Partner choice and the differential retreat from marriage // Journal of Marriage and Family, 68(1), 1-10.
Schwede, L. (2003). Complex households and relationships in the decennial census and in ethno- graphic studies of six race/ethnic groups Census 2000 Testing and Experimentation Program. Retrieved from https://www.census.gov/pred/ www/rpts/Complex Households Final Report.pdf
Scott, W. R. (2013). Institutions and organizations: Ideas, interests, and identities. Sage publications.
South, S. J., Tolnay, S. (2019). The changing American family: Sociological and demographic perspectives. Routledge.
Stacey, J. (1993). Good riddance to "the family": A response to David Popenoe // Journal of Marriage and Family, 55(3), 545-547.
Thornton, P. H., Ocasio, W., Lounsbury, M. (2012). The institutional logics perspective: A new approach to culture, structure, and process. Oxford, England: Oxford University Press.
Waite, L. J. (1995). Does marriage matter? // Demography, 32(4), 483-507.
REFERENCES
Beckert, J. (2010). Institutional isomorphism revisited: Convergence and divergence in institutional change. Sociological theory, 28(2), 150-166.
Bellou, A. (2015). The impact of Internet diffusion on marriage rates: evidence from the broadband market. Journal of Population Economics, 28(2), 265-297.
Brewster, K. L., Rindfuss, R. R. (2000). Fertility and women's employment in industrialized nations. Annual review of sociology, 26(1), 271-296.
Brown, S. L. (2004). Family structure and child well-being: The significance of parental cohabitation. Journal of Marriage and Family, 66(2), 351-367.
Brown, S. L. (2010). Marriage and child well-being: Research and policy perspectives. Journal of Marriage and Family, 72(5), 1059-1077.
Bumpass, L. L., Raley, R. K. (1995). Redefining single-parent families: Cohabitation and changing family reality. Demography, 32(1), 97-109.
Bumpass, L. L., Sweet, J. A. (1989). National estimates of cohabitation. Demography, 26(4), 615-625.
Burgess, E. W. (1939). Predictive factors in the success or failure of marriage. Living, 1(1), 1-3.
Cherlin, A. J. (2004). The deinstitutionalization of American marriage. Journal of marriage and family, 66(4), 848-861.
Cherlin, A. J. (2020). Degrees of change: An assessment of the deinstitutionalization of marriage thesis. Journal of Marriage and Family, 82(1), 62-80.
Crawford, S. E., Ostrom, E. (1995). A grammar of institutions. American political science review, 89(3), 582-600.
DiMaggio, P. J., Powell, W. W. (1983). The iron cage revisited: Institutional isomorphism and collective rationality in organizational fields. American Sociological Review, 48(2), 147-160.
Farrington, D. P. (2011). Families and crime. Crime and public policy, 130-157.
Goldin, C., Katz, L. F. (2002). The power of the pill: Oral contraceptives and women's career and marriage decisions. Journal of Political Economy, 110(4), 730-770.
Goldscheider, F. K., Kaufman, G. (1996). Fertility and commitment: Bringing men back in. Population and Development Review, 22, 87-99.
Grossbard-Shechtman, S. (1993). On the Economics of Marriage: A Theory of Marriage. Labor, and Divorce, Boulder: Westview Press.
Hao, L., Astone, N. M., Cherlin, A. J. (2007). Effects of child support and welfare policies on nonmarital teenage childbearing and motherhood. Population Research and Policy Review, 26(3), 235-257.
Hequembourg, A. (2004). Unscripted motherhood: Lesbian mothers negotiating incompletely institutionalized family relationships. Journal of Social and Personal Relationships, 21(6), 739-762.
Kapoguzov, E. A., Chupin, R. I., Kharlamova, M. S. (2019). Institutionalized arenas of marriage games. Journal of Institutional Studies, 11(4), 26-39. (In Russian).
Kelly Raley, R., Wildsmith, E. (2004). Cohabitation and children's family instability. Journal of Marriage and Family, 66(1), 210-219.
Kennedy, S., Fitch, C. A. (2012). Measuring cohabitation and family structure in the United States: Assessing the impact of new data from the Current Population Survey. Demography, 49(4), 1479-1498.
Knapp, S. J., Wurm, G. (2019). Theorizing family change: A review and reconceptualization. Journal of Family Theory & Review, 11(2), 212-229.
Lauer, S., Yodanis, C. (2010). The deinstitutionalization of marriage revisited: A new institutional approach to marriage. Journal of Family Theory & Review, 2(1), 58-72.
Mahoney, J., Thelen, K. (2010). A theory of gradual institutional change. Explaining institutional change: Ambiguity, agency, and power, 1, 1-37.
Mathews, T. J., Hamilton, B. E. (2002). Mean age of mother, 1970-2000. National vital statistics reports, 51(1), 1-14.
McLanahan, S. (2004). Diverging destinies: How children are faring under the second demographic transition. Demography, 41(4), 607-627.
Mikheeva, A. R. (2012). A person in the field of private life: vectors of transformation of family relationships. Novosibirsk: IEIE SB RAS. (In Russian).
Obergefell v. Hodges, 135 S. Ct. 2071 (2015).
Pollak, R. A. (1985). A Transactional Cost Approach to Families and Households. Journal of Economic Literature, 23(2), 581-605.
Popenoe, D. (2009). Cohabitation, marriage, and child wellbeing: A cross-national perspective. Society, 46(5), 429-436.
Porter, J. R. (2012). A Simplified Indicator of Social Well-Being in the United States: Examining the Ecological Impact of Family Formation within a County Level Framework. Social indicators research, 108(3), 421-440.
Qian, Z., Lichter, D. T. (2011). Changing patterns of interracial marriage in a multiracial society. Journal of Marriage and Family, 73(5), 1065-1084.
Ruskay-Kidd, S. (1997). The defense of marriage act and the overextension of congressional authority. Columbia Law Review, 48(2), 1435-1482.
Schoen, R., Cheng, Y. H. A. (2006). Partner choice and the differential retreat from marriage. Journal of Marriage and Family, 68(1), 1-10.
Schwede, L. (2003). Complex households and relationships in the decennial census and in ethno- graphic studies of six race/ethnic groups Census 2000 Testing and Experimentation Program. Retrieved from https://www.census.gov/pred/ www/rpts/Complex Households Final Report.pdf
Scott, W. R. (2013). Institutions and organizations: Ideas, interests, and identities. Sage publications.
South, S. J., Tolnay, S. (2019). The changing American family: Sociological and demographic perspectives. Routledge.
Stacey, J. (1993). Good riddance to "the family": A response to David Popenoe. Journal of Marriage and Family, 55(3), 545-547.
Thornton, P. H., Ocasio, W., Lounsbury, M. (2012). The institutional logics perspective: A new approach to culture, structure, and process. Oxford, England: Oxford University Press.
Waite, L. J. (1995). Does marriage matter?. Demography, 32(4), 483-507.
