CC BY
81
Модернизации
Владимир ДИНЕС, Александр ФЕДОТОВ
РОССИЙСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ В КОНТЕКСТЕ МОДЕРНИЗАЦИИ
В настоящее время Россия сталкивается с поиском возможного сочетания традиций отечественной государственности и потребностей политической демократии. Асимметричность институциональных и социокультурных изменений в России характеризуется тем, что они не совпадают во времени и являются содержательно разнонаправленными, создавая предпосылки для возможных социальных кризисов.
Nowadays Russia is to find a possible combination of traditions of national statehood with the requirements of political democracy. The asymmetry of the institutional and socio-cultural changes in Russia is characterized by the fact that these changes do not coincide in time and are meaningful in different directions, creating the preconditions for the possible social crises.
Ключевые слова:
государство, гражданское общество, демократия, реформы, модернизация, традиции; state, civil society, democracy, reforms, modernization, traditions.
ДИНЕС Владимир Александрович — д.и.н., профессор; ректор Саратовского государственного социальноэкономического университета, rector@ssea.runnet.ru
ФЕДОТОВ Александр Сергеевич — д.полит.н., профессор; профессор кафедры социологии и связей с общественностью Саратовского государственного социальноэкономического университета nikolaev@ssea.run-net.ru
Трансформация политической системы России в течение всех лет реформирования страны радикально изменила ее ключевые характеристики, в том числе механизмы и принципы функционирования государства. С формальной точки зрения в стране сложилась демократическая система власти, гражданам гарантированы основополагающие права и индивидуальные свободы, а взаимоотношения между личностью и властью жестко регламентированы правом. Однако при общей характеристике результатов политической модернизации страны, как правило, выделяют ряд факторов, которые негативным образом сказываются на протекающих социально-политических процессах и ставят под сомнение указанные достижения. В первую очередь, это институциональные преобразования, которые сопровождались радикальным разгосударствлением экономики, что, естественно, привело к резкому социальному расслоению, немногочисленности среднего класса, формированию вынужденных и регрессивных моделей адаптации, общей социальной дезинтеграции людей.
В то же время перед Россией по-прежнему стоят модернизацион-ные задачи, решение которых может обеспечить только государство. Это объясняется тем, что стремление адаптироваться к «пост-модерным» глобальным тенденциям мирового развития, его приоритетность в решениях правящих групп в последние десятилетия разрушали единство культурных и цивилизационных компонентов российской идентичности в гражданской, политической, социальной, локально-территориальной и т.п. областях. Соответственно, от того, каким образом и когда это единство будет восстановлено, во многом зависят и перспективы российской государственности и устойчивого развития страны. Тем более что в России на протяжении всей ее истории общественный интерес последовательно и целенаправленно отождествлялся с государственным. Отношение к государству всегда было главным критерием идейно-политической идентификации граждан.
В современных условиях эти приоритеты сохраняют свое значение, поскольку нынешняя организация государственного управления в общем-то соответствует интересам большинства граждан и сформированная «властная вертикаль» не вызывает отторжения со стороны массового сознания. Более того, самое высокое доверие со стороны граждан проявляется именно ко всей вертикали власти — президенту, правительству, губернаторам, ФСБ и армии, а не к
институтам гражданского общества и публичным институтам государства. На протяжении последних лет во взаимоотношениях институтов власти и общества четко прослеживается коэволюция политической системы и политических ориентаций граждан1. Общество достаточно спокойно воспринимает жесткие меры «верховной власти» по укреплению государства и формированию в стране моноцентрической власти, рассматривая их именно как необходимые на данный момент. Это, конечно, можно объяснять и «самодержавной политической культурой» или ее традиционной властецентричностью, но факт остается фактом — общество позитивно восприняло все эти реформы, что подтверждается высоким рейтингом их инициатора. Другими словами, уровень ожиданий, связанный с государством, по-прежнему высок, но именно нереализованность таких ожиданий во многом объясняет и наличие глубокого недоверия к властным институтам современного российского общества.
В целом же можно сказать, что российская политическая система в 2000—2008 гг. вернулась в естественное для нее состояние, когда власть сосредоточена в руках одной политической силы, а компромисс в обществе между различными политическими субъектами устанавливается фактически на ее условиях. В основе функционирования и устойчивости политической системы лежит не баланс интересов различных групп общества, а «властная вертикаль», подчиняющая все автономные элиты единому центру. Здесь, в первую очередь, речь идет о политических партиях, финансово-промышленных группах, губернаторах и этнических элитах. На протяжении последних лет их влияние на федеральную политику, механизмы принятия политических решений неуклонно сокращалось, а сама политическая деятельность во все большей степени перемещалась в систему исполнительной власти. Вместе с тем сформированный таким образом политический порядок предоставил президентской власти возможность не институционализировать свою монополию в политической сфере, сохранять демократический дизайн и избегать прямого преследования оппозиции, но при этом регулировать ее доступ к ресурсам.
1 См.: Поливаева Н. Трансформация массового сознания в условиях обновления политической системы // Власть, 2008, № 8, с. 41.
И наоборот, лояльность основных групп элит «оплачивалась» делегированным им правом распоряжаться теми или иными ресурсами и управлять собственностью. Декларируя намерения перекрыть возможности использования ренты для «захвата государства» в рамках «демократии элит», президентская власть на самом деле создала систему распределения ресурсов по принципу политической лояльности2.
В соответствии со сложившимися в современной России условиями, на наш взгляд, более плодотворно говорить не о государстве как таковом, а о российской государственности, поскольку понятие «государственность» позволяет не только поставить вопросы, относящиеся к институтам собственно государства, но и взять их в более широком плане, а именно в совокупности всей системы отношений «человек — общество — государство». С одной стороны, данный подход обусловлен радикальной трансформацией всей политической сферы, попыткой кардинального изменения ценностного основания политической культуры населения, а с другой — позволяет рассматривать проблемы государственности в ее ключевых, содержательных моментах, связанных с формой государственного устройства, с общим механизмом управления страной, с качеством бюрократического аппарата, осуществляющего властные полномочия, а также, что не менее важно, с доминирующим общественным сознанием. Указанные проблемы, как это неоднократно отмечалось в литературе, позволяют определить характер государственности страны и возможные пути ее преобразования. Иначе говоря, государственность — есть продукт общества, и поэтому ее онтология практически совпадает с онтологией общества.
Постановка вопроса в таком плане обеспечивает не только анализ современного дуализма общества и государства, но и выявление культурной, цивилизационной самобытности этих отношений. Это важно потому, что фундаментальной особенностью России практически на протяжении всей ее истории выступает социоцентризм, т.е. добровольная ориентированность индивидов и их групп на единение с какой-то большей общностью, которая выступает по отношению к ним как высшая ценность. Естественно, что в таких
2 См.: Рогов К. Неприемлемый преемник // Pro et contra, 2007, № 4-5, с. 13.
условиях государство было не только влас-тно-организующим началом, но и особой духовной сущностью. Поэтому оно всегда претендовало на роль выразителя интересов и потребностей всего общества и в большей или меньшей степени ее выполняло. Значимость этого обстоятельства проявляется и в том, что в современной российской действительности (как об этом свидетельствуют итоги многочисленных социологических исследований) у большинства граждан сохранилось стремление к общественному единству, которое должно, по их мнению, обеспечивать государство.
Таким образом, вырисовывается принципиально иная модель взаимоотношений личности и государства, личности и общества, нежели существующая на Западе, где государство выступает гарантом интересов, прежде всего, личности в ее взаимоотношениях с обществом. Российская модель, имеющая в качестве отправной точки общность, а не отдельную личность, предполагает тем самым приоритет интересов общества, выразителем которых выступает государство. Именно в этом и проявляется коллективизм россиян, для большинства которых он является вполне сознательным ограничением индивидуальных прав во имя «общего дела». Поэтому очевидно, что западные образцы государственности, даже будучи трансплантированными, весьма тяжело институционализируются в России с ее органическим социокультурными и политическими традициями. Тем самым главная проблема, с которой сталкивается в настоящее время Россия, заключается в поиске возможного сочетания традиций отечественной государственности и потребностей политической демократии. Именно на этом пути возможно преодоление разрыва между обществом и государством. Президент Д. Медведев в своей статье «Россия, вперед!» писал: «Российская демократия не будет механически копировать зарубежные образцы. Гражданское общество не купить за иностранные гранты. Политическую культуру не переделать простым подражанием политическим обычаям передовых обществ. Эффективную судебную систему нельзя импортировать. Свободу невозможно выписать из книжки, даже если это очень умная книжка. Мы, безусловно, обязательно будем учиться у других народов. Будем
перенимать их опыт, учитывать их успехи и просчеты в развитии демократических институтов. Но никто не проживет нашу жизнь за нас. Никто не станет за нас свободными, успешными, ответственными. Только наш собственный опыт демократического строительства даст нам право утверждать: мы свободны, мы ответственны, мы успешны»1.
В данном контексте для современного российского общественного сознания основной проблемой, на наш взгляд, становится преодоление, изживание идеологем и мифологем, как некритически позаимствованных на Западе, так и порожденных противоречивым развитием страны последнего двадцатилетия. Если говорить о политической сфере, то мифологизация и идеологизация общественного сознания проявляются в понимании гражданского общества, прав человека и гражданина, модернизации и т.п. как понятий, которые чаще всего выступают именно в качестве идеологем. Но эти понятия носят фундаментальный характер и поэтому от их понимания и применения во многом зависят непосредственные практические действия.
Гражданское общество — и как идея, и как социальная и политическая практика — представляется в общественном мнении в основном через либеральные ценности ХХ в. Но в таком виде оно существовало и существует только на Западе и выступает характеристикой уникальности западной цивилизации. При таком понимании гражданского общества его никогда не было в России и не будет в обозримом будущем. Если же рассматривать гражданское общество как социальное основание власти и государства в его историческом и типологическом измерениях, связанных, в первую очередь, с социокультурными условиями конкретной страны, то оно самым серьезным образом модифицируется, приобретая коллективистские характеристики и выражая способность людей к самоорганизации независимо от типа политического режима. То есть, происходит фактическое наполнение этого понятия несколько иным содержанием, чем его западный аналог. При этом следует более внимательно отнестись к такой характеристике либеральной модели гражданского общества, как права
1 Шр: // www.kremlin.ru
человека, права гражданина. По мнению Л. Ионина, в связи с ними существуют два кардинальных противоречия1. Первое состоит в том, что, являясь партикулярным продуктом, т.е. порожденным вполне конкретной культурно-исторической средой, идея прав человека претендует на универсализм. Второе заключается в том, что ее претензия на абсолютность и универсальность входит в острый конфликт с практикой ее применения в мировой политике в наши дни.
В первом случае претензия на универсализм является главной предпосылкой обязательности всеобщего распространения прав человека, даже несмотря на сопротивление какого-нибудь автохтонного населения. Претензия прав человека на абсолютность предполагает, что они бес-предпосылочны, не нуждаются в дальнейшем обосновании и образуют саму основу системы ценностей современной цивилизации. Вместе с тем нет логических оснований для выдвижения в качестве универсальной вполне партикулярной идеологии, родившейся в Европе Нового времени. Являясь идеологемой, она неизбежно входит и будет входить в конфликт с автохтонными идеологиями, имеющими собственные, освященные традицией и религией представления о свободе и достоинстве человека.
Что касается многочисленных теорий модернизации, то в подавляющем их большинстве традиция определяется главным образом в негативных терминах, как оппозиция модернизации. И если исходить из данной точки зрения, то процессы модернизации всегда подрывают, ослабляют и вытесняют традицию. Традиция рассматривается как явление отмирающее, не способное ни реально противостоять современным формам жизни, ни сосуществовать с ними. На традиционные явления культуры смотрят как на рудимент, который должен был бы исчезнуть по мере все возрастающей активности модерниза-ционных процессов.
Основной причиной того, что теория модернизации сложилась именно в таком виде, с ее крайне упрощенным взглядом на традицию, послужило широкое распространение в начале ХХ в. эволюционистских воззрений о прогрессивно-
1 См.: Ионин Л.Г. Социология культуры: путь в новое тысячелетие. — М., 2000, с. 349—350.
стадиальном развитии общества. Сама традиция как феномен отнесена была к предшествующей стадии социального развития, поскольку под традиционным обществом понимали все докапиталистические общественные структуры. Все они рассматривались как некие застывшие формы, которые если и изменяются, то только под воздействием внешних обстоятельств или причин экономического, политического или какого-либо другого характера. Одним словом, сложившаяся в западной научной мысли дихотомия «традиционное — современное» стала основой жесткого их противопоставления как совершенно разных типов общества, построенных на особых, причем разных, способах взаимодействия людей. Однако уже во второй половине 60-х гг. ХХ столетия опять же на Западе появляются теоретические работы по общим вопросам модернизации, положившие начало всесторонней и глубокой критике этой теории и, прежде всего, тезиса о статичности традиционного общества, который до этого времени принимался без доказательств в силу своей кажущейся очевидности. Начиная с этого периода, меняется взгляд исследователей и на «современность». Стало очевидно, что последняя, во-первых, является не более чем умозрительной моделью, нигде и никогда не воплотившейся хотя бы в относительно чистом виде, а во-вторых, не может быть однозначно противопоставлена традиции, поскольку те черты, которые считались характерными только для современности, оказались присущими в той или иной степени и традиционным обществам. А поэтому о модернизации следует говорить не как об антитезе традиции, а, скорее, как о результате смещения акцента в представлениях об относительной значимости тех или иных культурных комплексов, которые присутствуют во всех человеческих культурах.
В конечном итоге был подвергнут критике тезис о том, что традиция и современность взаимно исключают друг друга. На самом деле любое общество представляет собой сплав традиционных и современных элементов. И традиции не обязательно препятствуют модернизации, они могут и способствовать ей. Этот момент принципиально важен для сегодняшнего развития России, поскольку взгляд на ее историю в целом и на советский период
в частности, на людей этой эпохи как на лишенных не только исторических корней, но и необходимых универсальных свойств личности является просто «штампом» пропаганды. Эта проблема важна и потому, что советский период русской истории, как об этом пишет М. Горшков, по-прежнему остается референтным периодом для наших современников1.
Результаты большинства социологических исследований показывают глубокую укорененность в умах «советской» модели жизни, связанной с высокой зависимостью от государства и выраженной потребностью в гарантированном будущем. Такое положение с теоретической точки зрения хорошо объясняется концепцией институциональных матриц С. Кирдиной2. В ее представлении институциональная матрица — это устойчивая, исторически сложившаяся система базовых институтов, регулирующих экономические, политические и идеологические подсистемы общества. Такая матрица лежит в основе меняющихся состояний конкретного общества и постоянно воспроизводится. Именно она «задает» природу общества, определяет его специфику, воспроизводящуюся в ходе его эволюции. Институциональная матрица устойчива, инвариантна по отношению к внешним воздействиям и действиям социальных сил внутри страны. Ее устойчивость, в первую очередь, определяет каналы, русло, «исторический коридор» эволюции конкретного общества, общее направление социальных изменений.
Данное концептуальное осмысление современной России хорошо дополняется теорией о фоновых практиках В. Волкова3. По его мнению, отмену той или иной идеологии и разрушение формальных институтов не следует отождествлять с социальным изменением, так как цивилизационная основа остается при этом незатронутой. Создание новой системы формальных институтов и попытки провозгласить новую идеологию и новые
1 См.: Горшков М. Российская идентичность в социологическом измерении // Полис, 2008, № 11.
2 См.: Кирдина С.Г. Институциональные матрицы: макросоциологическая объяснительная гипотеза // Социс, 2001, № 2.
3 См.: Волков В. Советская цивилизация как повседневная практика: возможности и пределы трансформации // Куда идет Россия?.. — М., 1997, с. 333.
ценности также имеют весьма ограниченный эффект, поскольку практическое их толкование будет определяться традиционными и привычными способами действия, а не правилами и нормативными требованиями новой системы. С этой точки зрения значимыми цивилизационными характеристиками являются границы между публичным и приватным, формальным и неформальным, индивидуальным и коллективным и их конкретное соотношение, воспроизводимое в повседневной практике, т.е. соотношение индивида, общества и государства. От этого будет зависеть и действительное понимание того, что такое государство и гражданское общество. Именно от этих повседневных практик зависит и интерпретация таких понятий, как «свобода», «демократия», «права личности» и т.д.
Другими словами, особенности общенациональной идентичности россиян обусловливаются в настоящее время многими обстоятельствами, которые в той или иной степени на нее влияют. Это и исторический опыт, и особенности его субъективного осмысления, и самоощущение своего социального статуса в обществе, и уровень материальной жизни, и степень удовлетворенности жизнью в целом и многие другие факторы. Но именно характер процессов социальной самоидентификации в значительной степени определяет консолидацию любой страны в ее стратегической перспективе. От того, каким образом граждане понимают и оценивают свое место, роль, статус, материальное положение в структуре общественных отношений, во многом зависит характер развития страны, а адекватность занимаемого гражданами места в жизни уровню социальных притязаний определяет потенциал устойчивости общества и его готовность к переменам.
Специфика переходного общества проявляется в том, что самоидентификация человека связана с двумя условиями — с обстоятельствами его прошлой жизни в «старом» обществе и возрастанием влияния тех факторов, которые складываются в ходе углубляющейся трансформации. В этих противоречивых процессах присутствуют элементы самоидентификации, как способствующие развитию новых общественных отношений, так и препятствующие ему, как обусловленные общественными реалиями, так и порожденные
субъективным пристрастием и неприятием тех или иных нововведений.
Таким образом, на динамику и результативность трансформационного процесса, помимо мозаичности и противоречивости элементов идентификации, на наш взгляд, во многом воздействует соотношение и интенсивность изменения институциональных и социокультурных составляющих этого процесса. Асимметричность институциональных и социокультурных изменений, четко проявившаяся в России в настоящее время, характеризуется тем, что институциональные и социокультурные изменения не совпадают во времени и являются содержательно разнонаправленными, создавая тем самым предпосылки для возможных социальных кризисов (легитимности, идентичности, участия). Более того, насильственное насаждение догматически понимаемых институциональных схем уже породило глубокие социальные и культурные патологии, от которых придется освобождаться десятилетиями1. Эти предпосылки, формирующиеся на основе отчуждения между властью и гражданами, противоречий между формальными и неформальными институтами, прямо влияют на самоощущение всех граждан страны и подрывают ее стабильность.
Таким образом, одним из важнейших следствий протекания трансформационных процессов стало также и то, что традиционные ценности постоянно восстанавливают свое воздействие на общество. Иными словами, даже в условиях радикальной трансформации российского общества практически все аспекты и проблемы современного общества — демократия и рыночная экономика, свобода и социальная ответственность, отношения между личностью, обществом и государством — получают специфическое содержание. А это говорит о том, что общественное сознание россиян, даже при значительном росте циничности и абсентеизма во взаимоотношениях между людьми и организациями, продолжает оставаться достаточно независимой величиной, которую нельзя изменить по «заказу».
1 См.: Зорькин В. Путь к свободе // Российская газета, 2009, 16 сентября.
В целом сложившаяся в современной России социальная ситуация, обусловленная уровнем социального неравенства, неэффективностью экономического развития, общей примитивизацией культуры, значительной криминализацией социальных отношений, а также предпочтением примитивных и простых социальных связей и идентичностей сложным и большим на фоне сохраняющихся традиционных ценностей, предопределяет наличие постоянной возможности развития острых социальных противоречий от латентных форм к открытым. Соответственно, достигнутая к настоящему времени социальная устойчивость зависит как от объективной общественнополитической ситуации, так и от субъективных действий государственной власти и самого общества. Но эти возможности осложняются дефицитом включенности общества в осмысление и обсуждение социальных приоритетов, которые бы в большей степени соответствовали ожиданиям и потребностям большинства граждан. Причем это стабилизационно значимое большинство формируется традиционной политической культурой и как политический фактор само активно формирует социальную реальность. В этой связи не случайно «Единая Россия» провозгласила своей идеологией консерватизм.
В заключение можно сказать, что существующая в любом обществе система базовых идентичностей представляет собой широкий консенсус по поводу «образа себя» в мире. Формирование такого консенсуса — сложный и пока слабо изученный процесс. Среди основных субъектов, участвующих в формировании идентичности, можно выделить идеологические институты, политическую, экономическую и интеллектуальную элиты, собственно само общество, но главным и определяющим все же остается государство. И для того чтобы понять, почему идентичность именно такова, мы должны преодолеть понимание России как некой «специфичности» в общем мировом процессе и выйти на уровень понимания культурно-цивилизационной самобытности страны.
