CC BY
56
С. А. Ланцов
РОССИЯ ПЕРЕД ВЫЗОВАМИ МОДЕРНИЗАЦИИ: ИСТОРИЧЕСКИЕ УРОКИ И СОВРЕМЕННЫЕ ПРОБЛЕМЫ
В статье рассматриваются основные категории теории модернизации. Анализируется опыт модернизации на различных этапах политической истории России.
Дается характеристика современного этапа модернизации российского общества.
Ключевые слова: модернизация, традиционное общество, современное общество, индустриальное общество, постиндустриальное общество, технологическое развитие, социально-экономические изменения, политические реформы.
В последнее время в центре внимания российского общества стоят вопросы перехода страны к инновационному типу развития, что, в свою очередь, предполагает комплексную модернизацию всех сторон общественной жизни. О необходимости модернизации говорит Президент РФ Д. А. Медведев, этот вопрос обсуждает политическая элита страны, экспертное сообщество, а также средства массовой информации. В ходе начавшейся дискуссии высказываются различные суждения, некоторые из них не опираются на теоретические представления о сущности процессов модернизации, сформировавшиеся в рамках социологии, политологии и других гуманитарных наук.
Нынешняя попытка модернизации не является для России первой. Чтобы поставленные сегодня цели технологического, социально-экономического и социально-политического развития были достигнуты, нужно помнить уроки прошлого и стремиться избегать тех ошибок и просчетов, которые были допущены при реализации мо-дернизационных проектов на предшествующих этапах отечественной истории. Первоначально теория модернизации формировалась в 60-70-е годы XX в. в связи со ставшей тогда актуальной проблемой развития стран, освободившихся от колониальной зависимости. Но в дальнейшем на основе этой теории изучались и изучаются процессы, проходившие в самых разных странах мира как в историческом прошлом, так и сегодня. Базовыми категориями теории модернизации стали «традиционное общество» и «современное общество».
Традиционное общество — это, прежде всего, аграрное общество. Подавляющая часть его населения проживает в сельской местности и занята примитивным сельскохозяйственным трудом и ремеслом, основанном на простом воспроизводстве. Традиционное
© С. А. Ланцов, 2010
общество отличается закрытой социальной структурой, исключающей вертикальную и горизонтальную социальную мобильность, и низким индивидуальным статусом большинства его членов. Религиозное сознание господствует здесь во всех жизненных сферах, а политическая власть носит авторитарный характер. Традиционное общество слабовосприимчиво к инновациям и застойно по самой своей природе.
Технологической базой современного общества является промышленное производство, что обусловливает быстрое развитие науки и техники. Городское население в современном обществе преобладает над сельским, социальная структура такого общества приобретает открытый характер, появляются возможности для горизонтальной и вертикальной социальной мобильности. Ролевые функции в современном обществе дифференцированы, а основные сферы жизнедеятельности секуляризированы, т. е. освобождены от религиозного влияния. Власть и управление в современном обществе рационализированы. В целом это общество обладает мощным потенциалом саморазвития. Под модернизацией в самом общем виде и стали понимать переход от традиционного к современному обществу.
Такой переход включает целый ряд взаимосвязанных и взаимообусловленных процессов в экономической, социальной, культурной и политической сферах. Экономическая модернизация означает развитие и применение технологии, основанной на научном знании, высокоэффективных источников энергии, углубление общественного и технического разделения труда. В процессе экономической модернизации появляются и расширяются вторичный (промышленность и торговля) и третичный (сфера услуг) сектор народного хозяйства, сокращается доля первичного (аграрного) сектора при его технологическом совершенствовании. Трудоемкие производства сменяются капиталоемкими, а затем наукоемкими. Экономическая жизнь общества освобождается от влияния политики и идеологии, а экономический рост становится «самоподдерживающимся».
В социальной сфере модернизация означает изменение социально-классовой, демографической и территориальной структуры населения. В процессе социальной модернизации происходит замена отношений иерархической подчиненности и вертикальной зависимости отношениями равноправного партнерства. Усиливается специализация профессиональной деятельности людей, теперь успех в ней зависит не от происхождения, пола и возраста, а от личных качеств человека, его квалификации, уровня образования и усердия. Формируется социальный тип деятельной личности, важнейшей ценностной ориентацией становится индивидуализм.
Модернизация в культурной сфере предполагает секуляризацию образования, наличие идейного и религиозного плюрализма и распространение массовой грамотности. Составной частью социокультурной модернизации являются развитие средств массовой коммуникации и появление массовой культуры, а также приобщение всё возрастающей части населения к культурному наследию прошлого.
Модернизационный процесс в политической сфере имеет несколько аспектов. Во-первых, в результате экономических и социокультурных изменений на основе ранее существовавших этнических групп формируются нации. Вследствие этого прежние территориальные государства уступают место нациям-государствам. Полиэтнические государства распадаются или преобразуются на федеративных началах. Поэтому период модернизации отличается появлением и ростом национализма и национальных движений. Во-вторых, перестраивается государственная власть и управление. Возрастают роль и значение права, происходит разделение власти на исполнительную, законодательную и судебную. Наряду с тенденцией к централизации политической власти действует тенденция развития и совершенствования местного самоуправления. В-третьих, в процессе политической модернизации расширяется участие широких народных масс в политике, и на этой основе меняется тип легитимности и механизм легитимации политической власти. Итогом политической модернизации должно быть формирование стабильной демократической политической системы.
Теория модернизации исходит из принципа технологического детерминизма, связывающего структуру общества и его основные характеристики с технологическим способом производства. В соответствии с таким подходом выделяют несколько типов социально-экономической модернизации. Первый тип может быть назван до-индустриальной модернизацией. Она была связана с переходом от естественных производительных сил к общественным, т. е. таким, которые используются людьми только сообща, при помощи кооперации и разделения функций в процессе труда. Технологический способ производства, формирующийся в результате такого перехода, олицетворяет мануфактура. Второй тип — раннеиндустриаль-ная модернизация — технологически детерминирован переходом от ремесленного и мануфактурного производства к фабрично-заводскому. Третий тип — позднеиндустриальная модернизация — характеризуется переходом от фабрично-заводского к поточно-конвейерному производству. Наконец, четвертый тип — постиндустриальная модернизация, или постмодернизация, — вызван к жиз-
ни современной технологической революцией и осуществляется в странах, где идет переход к этапу, который получил название «постиндустриальное общество» (Модернизация, 1994, с. 32-33).
Страны Западной Европы и Северной Америки на протяжении последних столетий последовательно прошли все вышеназванные стадии технико-экономического развития. Тот тип модернизации, который характерен для этих стран, получил в научной литературе определение органической модернизации. Начавшись, такая модернизация становится интенсивно самовоспроизводящимся процессом, поскольку современное общество обладает, как уже сказано, потенциалом к инновациям и саморазвитию, но только в том случае, если процесс формирования такого общества полностью завершен.
Наряду с органической модернизацией существует и другой тип модернизации — догоняющий. Страны, вступающие на такой путь, пытаются воспроизвести уже сложившуюся в других местах структуру современного общества, используя опыт и достижения ушедших вперед в своем технологическом и социально-экономическом развитии стран. Россия была, очевидно, одной из первых стран мира, перед которой встала задача догоняющей модернизации, причем в тот период, когда современное общество в странах Западной Европы еще только формировалось, а сама модернизация в ее технологическом аспекте могла носить лишь доиндустриальный характер. В силу особенностей предшествующего исторического развития, а также своего геополитического и геоэкономического положения Россия к концу XVII в. значительно уступала государствам Западной Европы в технико-экономическом отношении, что сказывалось и на уровне ее военной подготовленности. В России отсутствовали такие социальные институты, уже давно существовавшие в Западной Европе, как наука, система образования, развитая светская культура. Не только подавляющая часть населения была неграмотна, но и среди правящей элиты грамотные люди встречались редко. Необходимость модернизации вытекала и из реальных внешних военных угроз.
Робкие попытки реформ предпринимались уже при царе Алексее Михайловиче, но в полной мере процессы модернизации были запущены при его сыне Петре I. Реформы Петра стали первым опытом догоняющей модернизации в Российском государстве. Они по-разному оценивались представителями различных политических течений. В разных сферах они дали неодинаковые результаты и привели к разным последствиям. Некоторые изъяны петровского варианта ранней модернизации повторялись и на более поздних этапах российской истории. Петр I пытался заимствовать технику и
технологию в отрыве от тех социальных и экономических институтов, в условиях существования которых они развивались на Западе. Неудивительно, что последствия заимствования зарубежных образцов технической организации производства были прямо противоположны результатам, получаемым при применении их оригиналов в европейских странах. Если в Западной Европе развитие мануфактурного производства сопровождалось распадом феодальных структур, то в России такой институт феодализма, как крепостное право, получил дополнительный импульс с развитием вследствие насаждения Петром I мануфактурной промышленности «сверху». Некоторые нововведения были совершенно не подготовлены предшествующим развитием страны и носили искусственный характер. Как и многие последующие реформы, петровские носили некомплексный характер (заимствование производилось в основном в области структур, которые сегодня принято называть военно-промышленным комплексом и бюрократической организацией государственной власти) и оказались незавершенными. «Прорубив окно в Европу», Петр одновременно снял культурную изоляцию, в которой Россия существовала в предшествующие столетия. Но поскольку последствия петровской деятельности в этом направлении почувствовала лишь часть общества, постольку в последующие два столетия социокультурный процесс в России носил дуалистический характер. Европеизированная элита перенимала западноевропейские ценности и ориентации, а основная часть населения продолжала жить в традиционной культурной среде, по-прежнему отгороженной от Запада глухой стеной. При Петре Россия так и не стала Европой, если иметь в виду научно-технический и социально-экономический аспекты. Но через верхушечный образованный слой она стала Европой в духовном плане. Наконец, со времен Петра Россия стала заметным фактором европейской политики.
Оценивая роль Петра Великого в русской истории, современный российский политолог С. Кортунов отмечает: «Он действительно осознал вызов Запада и предпринял неординарные, даже экстраординарные меры для того, чтобы путем мобилизационного рывка преодолеть отставание от Европы» (Модернизация России..., 2004, с. 206). Можно согласиться с этим суждением, если иметь в виду место, которое заняла послепетровская Россия в системе международных отношений благодаря ее новому военному и промышленному потенциалу. Но говорить о той России как о стране, тождественной западноевропейским странам по зрелости социально-экономических структур и общественных институтов, не приходится.
Петровские реформы осуществлялись по личной инициативе самого царя, за счет его энергии и железной воли, под страхом наказаний и репрессий, при широком использовании насильственных средств. Как только Петра I не стало, исчез важнейший источник преобразовательной энергии, «заглох мотор» социально-экономического развития России. Смерть Петра породила ситуацию, многократно повторявшуюся в последующей политической истории России, когда период реформ сменяется периодом контрреформ, откатом от достигнутых рубежей, отказом от достигнутых завоеваний. В постпетровскую эпоху реакционная тенденция возвращения к старым московским порядкам не возобладала. Петербургская империя не стала старым Московским царством, большинство общественных и политических институтов, появившихся во времена Петра, сохранилось и после его смерти. Однако мобилизационный механизм был разрушен, и динамика модернизационного процесса стала затухать. Кроме самого царя, оказалось мало людей, понимающих необходимость проводимых преобразований и считавших их своим кровным делом. И «верхи», и «низы» российского общества продолжали оставаться в плену старых норм и представлений. Как отмечал историк С. Соловьев, едва ли не самым трудным препятствием на пути петровских преобразований было то, что «в течение нескольких лет нельзя было переменить утвердившихся веками привычек и взглядов; учреждением магистратов нельзя было вдруг обогатить купцов, вдруг приучить их к широкой, дружной и разумной деятельности; выучивши волею-неволей служилого человека грамоте, цифири и геометрии, нельзя было вдруг вдохнуть в него ясное сознание гражданских обязанностей» (Соловьев, 1989, с. 630).
При всей незавершенности модернизационного процесса достижения петровской эпохи позволили России почти полтора столетия держаться на равных с ведущими европейскими державами в военно-политическом отношении. Основой этого равенства была однотипная технологическая база российского и западноевропейского обществ. Но в Западной Европе, где процесс модернизации носил органичный характер, с конца XVIII в. начался переход к ран-неиндустриальному типу технико-экономического развития. В первой половине XIX в. ведущие западноевропейские государства в результате первой промышленной революции сделали серьезный шаг по пути дальнейшей модернизации. Происходившие на Западе перемены российское самодержавие, сосредоточившееся во время царствования Николая I на «укреплении вертикали власти», не сумело вовремя заметить и оценить в полной мере. В начале Крымской войны правящие круги не сомневались в достаточной военной мощи Российской империи. Поражение в войне, ставшее следстви-
ем технической и социально-экономической отсталости России, вновь заставило обратиться к решению задачи модернизации страны.
Новый модернизационный рывок на базе перехода к раннеин-дустриальному типу технико-экономического развития начался с реформ, предпринятых в годы правления Александра II. Впервые в истории России начался процесс высвобождения общества от всепроникающего государственного контроля. Экономическая и социально-культурная сферы получили автономию, что на практике означало реальное движение в направлении формирования полноценного гражданского общества. Этому же способствовали судебная реформа и развитие системы местного самоуправления. Хотя аграрный вопрос полностью решен не был, уже само освобождение крестьян от крепостной зависимости в совокупности с другими преобразованиями обеспечило начало экономического подъема и модернизации традиционных общественных институтов.
Убийство Александра II революционерами-террористами привело к свертыванию реформ в социально-политической сфере. Но импульс, ускоривший социально-экономическое и технологическое развитие страны, продолжал действовать. Более того, в годы правления Александра III были осуществлены реформы, способствовавшие дальнейшей экономической модернизации. Эти реформы связаны с именем С. Ю. Витте, который занимал сначала пост министра путей сообщения, а затем пост министра финансов. С. Витте приложил много усилий для развития сети железных дорог страны. На посту министра финансов он осуществил успешную денежную реформу, в результате которой в обращение был введен конвертируемый твердый золотой рубль, на два десятилетия обеспечивший условия для роста промышленного производства, развития внутренней и внешней торговли. Витте стремился привлекать иностранный капитал, получать займы у зарубежных государств. Правда, к иностранным инвестициям негативно относились многие высокопоставленные лица, придерживавшиеся модных в годы правления Александра III национал-патриотических взглядов. Да и увеличение внешнего государственного долга было нежелательно с точки зрения интересов национальной безопасности. Поэтому Витте пытался найти и внутренние источники финансирования государственных расходов, необходимых для экономического развития страны. Наиболее известной мерой, призванной увеличить доходы бюджета, стало введение по инициативе Витте государственной монополии на продажу крепких спиртных напитков. В рамках традиционного политического режима он пытался реализовать своеобразный консервативный вариант технологической модернизации страны.
Во многом благодаря усилиям С. Витте в последние десятилетия XIX в. в России развернулась первая фаза индустриальной революции, сопровождавшаяся резким скачком промышленного производства. В 1890-х годах, по некоторым данным, темпы роста промышленного производства вдвое превосходили аналогичные показатели Германии и втрое — американские. Объем промышленной продукции в денежном выражении за 1890-1900 гг. возрос с 1,5 млрд руб. до 3,4 млрд руб. Производство чугуна выросло на 216%, добыча нефти увеличилась на 449%, протяженность железных дорог — на 71% (От аграрного..., 1998, с. 91-92). В результате общий индекс промышленного производства России с 1880 по 1900 г. удвоился. В начале XX в. по своему индустриальному потенциалу Россия значительно превосходила такие страны, как Франция, Австро-Венгрия, Италия, Япония, уступая только США, Германии и Великобритании (см.: Уткин, 2000, с. 193).
Под стать происходящим экономическим сдвигам были и социальные. За этот же период значительно возросла численность городского населения, шел процесс формирования массового среднего класса, других социальных групп, вызванных к жизни социально-экономической модернизацией (прежде всего слоя промышленных рабочих). В начале XX столетия социальные перемены стали находить выражение и в политической сфере. Возросла политическая активность различных групп городского населения. Общим для них стало стремление к непосредственному участию в политической жизни страны, выдвижение требований, направленных на ин-ституциализацию такого участия. Сначала эти требования находили место в программах первых леворадикальных партий, а затем и в деятельности более умеренных либеральных оппозиционных групп.
Нараставшее в обществе стремление к политическим переменам совпало с усилением присущих периоду модернизации социально-экономических конфликтов в городе и особенно в деревне. Следствием этого стали революционные события 1905-1907 гг. Под напором революционного движения власти пошли на некоторые политические нововведения. Но это было сделано не из осознания необходимости политической модернизации, а лишь как временная уступка. Николай II и его окружение пребывали в иллюзии, что политическую систему самодержавия удастся сохранить и в дальнейшем, поэтому, как только позволила обстановка, дарованные народу права и свободы стали ликвидировать.
Рассматривая события 1905-1907 гг. в исторической ретроспективе, мы видим, что Россия уже не могла обойтись без политической модернизации, но пока не была способна ее полностью завершить. Нерешенность целого ряда важнейших задач экономической и со-
циальной модернизации, недостаточная зрелость гражданского общества делали проблематичным непосредственный переход к правовому государству и эффективной демократической политической системе. Выбор, сделанный премьер-министром П. А. Столыпиным в пользу постепенных реформ в условиях политической стабильности, достигаемой жесткими мерами, видимо, отражал тогдашнюю российскую реальность. Подобный выбор вполне оправдан с точки зрения современных консервативных концепций модернизации. Так, в начале 1970-х годов, анализируя проблемы политического развития и политических режимов в развивающихся странах, американский политолог Т. Цурутани писал: «Развивающиеся страны должны иметь сильное, централизованное политическое лидерство, которое может быть авторитарным, олигархическим и даже тоталитарным. Цель развития страны — не свобода, а порядок» ^ип^ат, 1973, р. 173-174). Под этими словами, очевидно, мог бы подписаться и Столыпин, говоривший о необходимости «успокоить страну». Он говорил: «Дайте государству 20 лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России!»
Вероятно, намеченный П. А. Столыпиным авторитарный вариант осуществления назревших социально-экономических и отчасти политических реформ при определенных условиях имел шансы на успех. Одно из этих условий — 20 лет покоя, а другое — способность самодержавной власти добровольно идти по пути трансформации в направлении конституционной монархии, постепенно высвобождая место для новой, порожденной процессами модернизации, политической элиты. Ни одно из условий выполнено не было.
Столыпин предпринял попытку решения аграрного вопроса. Но он не смог решиться на радикальные меры по сокращению помещичьего землевладения хотя бы потому, что сам являлся крупным земельным собственником. Даже если бы он и смог подняться выше своего социального положения, ему вряд ли удалось бы преодолеть сопротивление реакционных и консервативных сил, имевших большое влияние при дворе последнего российского императора. В конце своей жизни и деятельности П. Столыпин подвергался нападкам и «слева», и «справа», фактически он остался в одиночестве. Смерть от пули террориста, одновременно являвшегося тайным агентом охранки, лишь опередила неизбежное политическое падение премьера-реформатора.
В Первую мировую войну Россия вступила, не завершив процессов модернизации. Это стало причиной уязвимости ее политических институтов и структур еще только формировавшего гражданского общества перед угрозами внутреннего и внешнего харак-
тера. Потенциальная возможность для революционных потрясений так и не была полностью устранена, что и показали события 1917 г.
Следующая попытка модернизационного рывка в нашей стране имела место уже в годы Советской власти. Хотя эта попытка была связана прежде всего с именем И. Сталина, теоретически она была обоснована еще В. Лениным, который исходил из марксистской схемы развития и смены общественно-экономических формаций. В соответствии с этой теоретической схемой коммунизм и его первая фаза — социализм должны были возникнуть на том материально-техническом фундаменте, который создается в процессе именно капиталистического развития, в процессе промышленной революции — превращения общества из аграрного в индустриальное. Поскольку в России до захвата власти большевиками промышленная революция не завершилась, они должны были завершить ее сами, используя заложенные в коммунистическом режиме мобилизационные возможности. Впоследствии советская пропаганда широко использовала ленинскую формулу: «Коммунизм есть Советская власть плюс электрификация всей страны», забывая упоминать о том, что сам Ленин добавлял к этому еще «американскую организацию крупной промышленности» и «прусский порядок на железных дорогах». Ленин имел в виду заимствование в «социалистическом строительстве» в Советской России технических и технологических образцов, уже имеющихся в промышленно развитых странах Запада. Выдвигая задачу технологической модернизации, он ставил не только общую цель — создание базы для реализации будущего коммунистического проекта, но и более конкретную цель — строительство военно-технического фундамента для обеспечения обороноспособности Советской России. Такая цель была обусловлена наличием «враждебного капиталистического окружения» и угрозой интервенции с его стороны. Для того чтобы защищаться от внешней агрессии, а при случае и оказать вооруженную помощь зарубежным «братьям по классу», нужны были сильная армия и мощная военная промышленность.
Несмотря на непростые личные отношения с Лениным в последние годы его жизни, Сталин полностью разделял ленинские мысли и опасения. Сталин прямо заявлял: «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в 10 лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут» (Сталин, 1947, с. 329). К началу 1929 г. Сталин пришел к выводу, что время для начала такого ускоренного «пробега» настало. В апреле этого года на XVI партийной конференции ВКП(б) был утвержден проект первого пятилетнего плана, который предусматривал высокие темпы экономического развития. Так, предполагаемый темп ежегодного прироста
ПОЛИТЭКС. 2010. Том 6. № 3
промышленного производства был установлен в 25%, т. е. превышал темпы промышленного роста, предлагавшиеся в свое время Троцким в его концепции «сверхиндустриализации». Первый пятилетний план был ориентирован на развитие базовых отраслей — металлургической, топливной промышленности, машиностроения. Это должно было создать техническую основу для производства оружия и военной техники в необходимых для перевооружения Красной Армии объемах.
Избранный Сталиным вариант индустриализации коренным образом отличался от того варианта, который был реализован в процессе модернизации стран Западной Европы и Северной Америки. Если там в первую очередь развивалась легкая промышленность, то в СССР ее развитие было принесено в жертву тяжелой индустрии. Общий объем валовой промышленной продукции за первую пятилетку должен был возрасти в 2,8 раза, в том числе тяжелой промышленности — в 3,3 раза, а легкой — в 2,3 раза. Намеченные контрольные цифры пятилетнего плана превосходили наличные ресурсы Советского Союза. В очередной раз в своей истории страна столкнулась с противоречием между стоящими в повестке дня задачами и реальными возможностями их решения. Разрешить это противоречие Сталин надеялся, опираясь на мобилизационные возможности уже в основном сложившейся к концу 1920-х годов тоталитарной политической системы. Вновь задействованная мобилизационная модель развития неизбежно предполагала значительные усилия и жертвы со стороны населения страны, причем в еще больших, чем в прежние исторические эпохи, масштабах. Какие именно масштабы приобретут эти жертвы, показали развернувшиеся параллельно с индустриализацией преобразования в советской деревне.
Преобразования, обусловленные индустриализацией и коллективизацией, неизбежно вели к ослаблению социальных сил, которые могли бы противостоять тоталитарным тенденциям в политической сфере. Экономическое развитие СССР в 1930-е годы фактически укрепило готовность многих групп общества, в том числе и рабочих, принять тоталитарный режим.
В оформлении тоталитарного политического режима сталинского образца немалую роль сыграли и национальные традиции России. Сразу же после революции лидерам большевиков казалось, что они полностью порывают с прошлым. Они пытались даже в мелких деталях зафиксировать этот разрыв, который был характерен и для других великих революций (например, изменение правил правописания, отмена прежних воинских званий, изменение кален_ 67
ЛОЛИТЭКС. 2010. Том 6. № 3
даря и т. п.). Однако по мере того как приходилось иметь дело не с мечтами и иллюзиями, а с реалиями огромной страны, традиции постепенно начали оживать, некоторые старые институты фактически возрождались на новой основе. Например, номенклатурный принцип организации сталинской бюрократии был заимствован из опыта государственно-бюрократической машины царизма. Был прерван и пошел вспять ко временам до реформ 60-80-х годов XIX в. процесс освобождения гражданского общества от засилья государственной власти. Революция нарушила пусть и медленно, но все же осуществлявшуюся политическую модернизацию страны и под радикальными революционно-социалистическими лозунгами свела многие из ее результатов на нет.
Обстоятельства победы революции и ее реальные последствия создали тоталитарную систему, олицетворением которой был Сталин. При тех объективных условиях эта система должна была являться главным инструментом новой мобилизационной модели развития. Однако и новая модель унаследовала некоторые особенности всех прежних моделей модернизации России. Правда, существенным отличием было то, что в данном случае модернизация проходила под «социалистическими» лозунгами, с обещаниями «светлого будущего», при этом же сами социалистические идеи и ценности были до предела искажены и примитивизированы. «Сталин, — справедливо замечает историк В. Логинов, — отождествив социализм с обобществлением, а обобществление с огосударствлением, стал сами этапы строительства социализма мерить уровнем этого огосударствления. Критерии "социалистичности" приобрели и вполне конкретное цифровое выражение — в тоннах добываемого угля и нефти, стали и чугуна, в километрах строящихся железных дорог, в метрах ткани и пудах хлеба. И когда огосударствление в основном было завершено, а тонны и метры вышли на уровень производства мировых держав, Сталину не оставалось ничего иного, как объявить о "полной победе социализма"» (Логинов, 1991, с. 97)
В действительности у основоположников марксизма не было никакого позитивного плана «строительства» будущего социалистического общества. Оно должно было, по мысли К. Маркса, возникнуть в результате крушения капитализма на его технологическом фундаменте. Коммунизм и его первая фаза — социализм представлялись как итог процесса модернизации, при этом будущее общество априори должно было быть совершеннее и эффективнее капиталистического во всех отношениях. На практике это оказалось далеко не так. Хотя СССР в 1930-е годы добился заметных экономических успехов, но они стали не результатом реализации преиму-
ществ социализма над капитализмом, как утверждалось в советское время, а следствием возобновленного при Сталине процесса технологической модернизации нашей страны. Как отмечал известный американский исследователь проблем модернизации П. Бергер, «Советский Союз, безусловно, был индустриальной державой, его экономика добилась устойчивого экономического роста, материальный уровень жизни населения страны медленно, но неуклонно повышался. Ясно также, что, вопреки советской пропаганде, эти факты не отражают "триумфа социализма", а являются всего лишь результатом применения в производстве передовых технологий, — результатом, который можно обнаружить повсюду в мире, в любой социально-политической системе. Другими словами, эти факты скорее относятся к теории модернизации, чем к теории социализма. Экономический и социальный динамизм модернизации, однажды начавшийся, очень трудно остановить даже в самой неэффективно организованной системе» (Бергер, 1994, с. 224).
Народнохозяйственный механизм, сформировавшийся в СССР в годы индустриализации и коллективизации, оказался неэффективно организованной системой. Пороки этого механизма стали обнаруживаться с самого начала его функционирования, например постоянный дефицит товаров на потребительском рынке, чрезмерные затраты сырьевых ресурсов. Но пока продолжался стабильный экономический рост, эти пороки были мало заметны, особенно для позитивно относившихся к Советскому Союзу иностранцев. Многие деятели культуры и политические лидеры стран Запада с уважением и восхищением высказывались о Сталине и достигнутых под его руководством успехах. Даже такой непримиримый враг коммунизма, как У. Черчилль, впоследствии так оценил результаты правления И. Сталина: «Он принял страну с сохой, а оставил ее с атомной бомбой». На самом деле соха как орудие производства сохранилась вплоть до самой смерти Сталина. Экономические показатели СССР способствовали росту популярности идей социализма, а также практики государственного планирования во многих отсталых странах мира в 60-80-е годы XX столетия.
В сравнительно короткий срок ранее отстававшая почти по всем позициям от передовых стран Россия достигла (как в свое время в период петровских реформ) в некоторых сферах если не лидерства, то, во всяком случае, паритета с ними. Пусть технологическая модернизация оказалась не везде завершенной и в большой степени деформированной, но СССР стал индустриальным государством, обладавшим большим военным и экономическим потенциалом. Впрочем, эти успехи имели и свои оборотные стороны. Соз-
данная система была нацелена на выполнение ограниченных задач, но не имела достаточных механизмов саморазвития.
Пока правящая элита советского общества — верхушка партийно-государственной номенклатуры — была способна «сверху» давать импульс, обеспечивавший дальнейший экономический рост, он имел место. Но эффективность правящей элиты неуклонно падала, что вело к технологической и социально-экономической стагнации.
При всех издержках, задачи индустриального типа модернизации (хотя и не в полном объеме) Советскому Союзу удалось решить. Но, когда в мире на повестку дня встал вопрос о переходе к новому типу технологического развития, обнаружилось, что существовавшие в стране экономические и политические институты не способны обеспечить такой переход. Сама идея «перестройки» родилась как раз из понимания необходимости преодолеть наметившееся отставание СССР в экономической и научно-технической сферах. Как известно, все вылилось в радикальную трансформацию социально-экономических и социально-политических структур и распад многонационального Советского государства. Россия и другие бывшие советские республики вместе со странами Восточной Европы были вовлечены в сложный и противоречивый процесс перехода от тоталитарного политического режима к демократии, от административно-бюрократической экономики к рыночной.
Накануне начала радикальных рыночных реформ в нашей стране высказывались мнения о необходимости сочетания реформ с новым модернизационным рывком, который не только обеспечит переход к этапу постиндустриального общества, но и доделает, завершит то, что не удалось в полной мере сделать в рамках прежних попыток модернизации России. В 1991 г. российский политолог Л. Лисюткина отмечала: «Задача собственно России заключается в том, чтобы найти модель модернизации, адекватную реальным возможностям этой страны, застрявшей на стадии "недостроенного индустриализма" и "полуазиатского способа производства" и одновременно на уровне сознания идентифицирующей себя с "общеевропейским домом" развитых стран Запада, шагнувших за порог постиндустриального общества» (Лисюткина, 1991, с. 97). Но ни в «лихие девяностые», ни в начале нового века такая модель не была найдена. Первое десятилетие реформ было отмечено глубоким экономическим спадом и разрушением многих созданных в советское время структур и институтов, означавшим фактическую демодерни-зацию некоторых сфер общественной жизни.
Переход к экономическому росту сопровождался заявлениями о необходимости структурной перестройки экономики, преодоления ее преимущественно сырьевого характера. Однако на практике та-
кой характер экономики сохранился и даже усилился. В условиях благоприятной конъюнктуры цен на мировом нефтегазовом рынке Российская Федерация получила дополнительные финансовые ресурсы, благодаря которым удалось увеличить расходы государственного бюджета и в какой-то мере снизить остроту многих социальных проблем. Лишь мировой финансово-экономический кризис заставил власти обратить внимание на реальный уровень экономического и технологического развития страны. В самом начале кризиса преобладали представления о том, что Россию он затронет в меньшей степени, чем другие страны. Но очень скоро стала ясна иллюзорность таких надежд. На фоне безрадостной картины финансово-экономического кризиса в российском экспертном сообществе стали вызревать взгляды о необходимости нового модерниза-ционного рывка. Как справедливо отмечал осенью 2009 г. российский экономист и политолог В. Шейнис, «кризис обнажил и обострил проблемы, существовавшие до него. Не исчезнут они и после его преодоления. К России это относится в особенно большой степени. Наивно полагать, что мы просто вернемся в status quo ante crisis. Еще сложнее и важнее, чем спланировать и осуществить меры по выходу из кризиса, — работа на перспективу, способная обеспечить действительную модернизацию экономики, государства и общества» (Шейнис, 2009, с. 7).
Необходимость модернизации стала осознаваться и политической элитой, в том числе и высшим государственным руководством России. Призыв к новой модернизации сформулирован в ряде выступлений Президента РФ Д. А. Медведева, в частности в его известной статье «Россия, вперед!» В ней намечены основные направления технологического и экономического прорыва и обращается внимание на то, что нынешняя попытка модернизации нашей страны должна принципиально отличаться от предшествующих. Признавая успехи, достигнутые в рамках прежних модернизацион-ных рывков, Д. А. Медведев отмечает: «Впечатляющие показатели двух величайших в истории страны модернизаций — петровской (имперской) и советской — оплачены разорением, унижением и уничтожением миллионов наших соотечественников. Не нам судить наших предков. Но нельзя не признать, что сохранение человеческой жизни не было, мягко скажем, в те годы для государства приоритетом. К сожалению, это факт. Сегодня впервые в нашей истории у нас есть шанс доказать самим себе и всему миру, что Россия может развиваться по демократическому пути. Что переход страны на следующую, более высокую ступень цивилизации возможен. И что он будет осуществлён ненасильственными методами. Не прину-
ждением, а убеждением. Не подавлением, а раскрытием творческого потенциала каждой личности. Не запугиванием, а заинтересованностью. Не противопоставлением, а сближением интересов личности, общества и государства» (Медведев, http://www.kremlin.ru/news/5413).
Выступление Президента РФ активизировало дискуссию по проблемам модернизации. В рамках данной дискуссии хотелось бы высказать ряд суждений. Можно отметить, что среди экономистов, политологов, социологов, философов, принимающих участие в обсуждении вопроса о сущности намечаемого модернизационного рывка, нет единого мнения. Так, противопоставляются задачи перехода к постиндустриальному обществу и новой индустриализации страны. Например, А. Ракитов ставит под сомнение само понятие «постиндустриальное общество», отмечая, что оно чрезмерно расплывчато, и противопоставляет ему понятие «супериндустриальное общество». Именно такое общество, по его мнению, характерно для наиболее развитых стран современного мира. Постиндустриальное общество, с точки зрения А. Ракитова, — это общество, в котором произошла демодернизация, деиндустриализация, как это имело место в последние десятилетия в нашей стране. «Россия, — утверждает политолог, — действительно была, если угодно, постиндустриальной страной начиная с 1990-х годов и до первого десятилетия XXI в., когда ее мощная, хотя и отсталая, индустриальная база оказалась фактически руинированной, а модернизация и создание новой индустриальной базы проектировались, провозглашались, но фактически не осуществлялись» (Ракитов, 2008, с. 94). В связи с этим А. Ракитов полагает, что содержанием необходимой для современной России модернизации должна стать новая индустриализация как условие перехода к «супериндустриальному обществу». Такой подход основан на неверной трактовке устоявшегося в науке феномена постиндустриального общества. Постиндустриальное общество — это вовсе не то общество, где бывшие рабочие и инженеры стали торговцами на «блошиных рынках». Ведь понятие «индустриальное общество» не подразумевает отсутствия сельского хозяйства, а лишь подчеркивает ведущую роль промышленности в структуре экономики. Сельское хозяйство же в таком обществе перестраивается на индустриальной основе. Точно так же в постиндустриальном обществе промышленность основывается на новой технологической базе, создаваемой благодаря ускоренному научно-технологическому прогрессу. Ведущими в постиндустриальном обществе являются те секторы, где производятся и накапливаются нематериальные ценности, прежде всего научные знания и высокие технологии, позволяющие радикально изменить и производственную, и непроизводственную сферы общественной жизни.
В то же время отчасти А. Ракитов прав, поскольку к постиндустриальному обществу нельзя «перескочить», не пройдя всех фаз индустриального развития. Россия (как СССР) стала одной из крупнейших в мире промышленных держав. Но та модель индустриализации, которая осуществлялась при Советской власти, обладала серьезными недостатками, ее итогом не стало формирование сбалансированной и способной к саморазвитию экономической системы. После крушения коммунистического режима экономическая трансформация сопровождалась процессом деиндустриализации в производственной и демодернизации в непроизводственной сферах.
Таким образом, реиндустриализация должна стать отправной точкой реализации нового модернизационного проекта для нашей страны. Известный российский специалист по вопросам постиндустриального общества В. Иноземцев полагает, что «индустриальная модернизация должна стать объективным приоритетом разумной российской власти. Если мы хотим выйти из положения сырьевого придатка Европы и не стать при этом сырьевым придатком Китая (к чему наше правительство сейчас упорно стремится), мы должны идти по пути промышленной модернизации. Не верится в то, что в России есть масса оригинальных технологий и через несколько лет она сможет снабжать ими весь мир, совершив прорыв в будущее на основе постиндустриального развития» (Модернизация России в контексте., 2010, с. 93). Новая индустриализация, или, иначе говоря, реиндустриализация, должна рассматриваться как необходимая предпосылка для перехода к постиндустриальному этапу развития. «Без превращения страны в промышленно развитую державу, — справедливо заключает В. Иноземцев, — разговоры о постиндустриальном будущем попросту не имеют смысла» (Там же).
Видеть перед собой постиндустриальную перспективу очень важно уже сегодня. И не из абстрактно-теоретических соображений. Постиндустриальная направленность современного варианта модернизации нашей страны означает принципиальную неприемлемость тех подходов и методов, которые были характерны для предшествующих попыток модернизации России. Сегодня теряет смысл мобилизационная модель развития, на основе которой осуществлялись модернизационные рывки во времена Петра I или И. Сталина. Тогда нужно было перераспределять дефицитные материальные ресурсы на наиболее приоритетные цели и направления. Это можно было делать зачастую только насильственными методами, ценою благополучия и даже жизни многих людей. Переход к постиндустриальной экономике невозможен без творческой актив_ 73
ЛОЛИТЭКС. 2010. Том 6. № 3
ности и сознательного участия российских граждан. Именно «человеческий фактор» является важнейшим ресурсом, необходимым для завершения индустриальной фазы и перехода к постиндустриальной фазе развития общества. Такой ресурс невозможно «мобилизовать» методами административного контроля и принуждения. Для того чтобы «человеческий фактор» обеспечил успех планов по модернизации страны, нужны серьезные инвестиции не только в производственную, но еще более в непроизводственную сферу. Прежде всего это — наука, далее — образование и здравоохранение, т. е. во все, что способствует приращению научных знаний, разработке новых технологий, формированию и развитию личности. Пока здесь наблюдается явное противоречие: тогда как на самом «верху» идут разговоры о модернизации, на образование выделяется гораздо меньшая доля ВВП не только по сравнению со странами Запада, но и с государствами группы БРИК (имеются в виду Бразилия, Россия, Индия, Китай). «Человеческий фактор» может способствовать достижению заявленных целей модернизации только в условиях расширения пространства свободы, устранению барьеров, которые мешают всестороннему развитию и реализации личности.
Поскольку модернизация во всех ее типах и формах всегда представляет собой комплексный и сложный по своей структуре процесс, ее изучение охватывает предметное поле многих научных дисциплин. Если для экономистов важнейшим является анализ технологических и социально-экономических аспектов модернизации, то для политологов на первый план выступает исследование места и роли политических факторов процесса модернизации как общества в целом, так и отдельных его сфер в частности. Как только вновь вопрос о модернизации России стал предметом широкого общественного обсуждения, либерально настроенные и оппозиционные нынешней власти политики, политологи и публицисты заговорили о необходимости глубоких политических перемен, без которых никакие позитивные сдвиги в нашем обществе невозможны. Некоторые даже высказали надежды на демонтаж «путинского режима», который, по их мнению, несет ответственность за свертывание демократических свобод, утвердившихся, якобы, в 1990-е годы. Такие суждения часто основаны на упрощенных представлениях о взаимосвязи технологических, экономических, социальных и политических аспектов модернизации. Например, упускается из виду, что важнейшим условием успеха в процессе социально-экономической трансформации общества является сохранение политической стабильности. Поэтому меры, направленные на стабилизацию политической ситуации в стране, предпринятые в начале XXI в., были не
только оправданными с точки зрения национальной безопасности, но и необходимыми как одно из условий перехода к этапу экономического роста, который тогда же и возобновился. Важно сохранять политическую стабильность и сегодня, когда перед страной объективно встают задачи системной трансформации в технологической и социально-экономической сферах. В этом плане вполне оправданна позиция Президента Д. А. Медведева, предостеригающего от поспешности и непродуманности политических реформ, ссылаясь на трагический опыт прошлого (Медведев, http://www.kremlin.ru/news/5413).
Однако политическая стабильность — необходимое, но недостаточное и не единственное условие успеха любого типа модернизации. Изменения в политической сфере должны быть адекватны изменениям в других сферах общественной жизни. Для того чтобы обеспечивать политическую стабильность на всех этапах модерни-зационного процесса, отдельные политические институты и политическая система в целом должны соответствующим образом меняться. Судя по всему, высшее руководство страны это понимает. Не вызывает возражений и тот облик политической системы России, который станет результатом предполагаемых перемен. «Политическая система России также будет предельно открытой, гибкой и внутренне сложной. Она будет адекватна динамичной, подвижной, прозрачной и многомерной социальной структуре. Отвечать политической культуре свободных, обеспеченных, критически мыслящих, уверенных в себе людей. Как и в большинстве демократических государств, лидерами в политической борьбе будут парламентские партии, периодически сменяющие друг друга у власти. Партии и их коалиции будут формировать федеральные и региональные органы исполнительной власти (а не наоборот), выдвигать кандидатов на пост главы государства, руководителей регионов и местного самоуправления. Они будут иметь длительный опыт цивилизованной политической конкуренции, ответственного и содержательного взаимодействия с избирателями, межпартийного сотрудничества и поиска компромиссных вариантов решений острейших социальных проблем. Соединят в политическое целое все части общества, граждан всех национальностей, самые разные группы людей и наделённые широкими полномочиями российские земли» (Там же).
Однако вызывают сомнение меры, с помощью которых предполагается придать политической системе современной России новый облик. С одной стороны, эти меры (предоставление некоторым из партий, не преодолевших «заградительный барьер», минимального представительства в законодательной власти на общефедераль-
ном и региональном уровне, упрощение порядка создания и регистрации политических партий, расширение возможностей их влияния на формирование исполнительной власти в субъектах Федерации и муниципалитетах) должны исправить ошибки, допущенные в результате реализации решений, принятых в предшествующее десятилетие. С другой стороны, являются ли такие меры адекватными сегодняшним задачам в политической сфере? На этот вопрос следует дать отрицательный ответ. Тот тип модернизации, на пороге которого сегодня стоит наша страна, требует более глубоких и решительных политических реформ. В первую очередь это касается избирательной и взаимосвязанной с ней партийной системы. Как известно, в результате перехода к исключительно пропорциональной избирательной системе и повышения «заградительного барьера» для партий, претендующих на получение представительства в законодательной власти, с 5 до 7% произошла своеобразная дифференциация политических партий. Они разделились на парламентские и непарламентские. Первые получили определенные преимущества, вторые стали маргинализироваться.
Пропорциональная избирательная система предполагает наличие развитой многопартийности, сильных, способных конкурировать между собой политических партий. Введение же такой системы в России законсервировало не сложившуюся до конца и не устоявшуюся партийную структуру, которая постепенно стала деградировать. Вряд ли сегодня парламентские партии представляют все существующие в российском обществе социальные интересы и отражают все цвета идейно-политического спектра. Даже если выборы на всех уровнях проводятся честно, без использования административного ресурса, все равно заметна тенденция к усилению представительства и так наиболее сильных на сегодняшний день партий. В некоторых региональных парламентах уже сейчас представлены только две партии — «Единая Россия» и КПРФ. Такое положение представляется не только ненормальным, но и опасным с точки зрения долгосрочных интересов всего российского общества. В этом отношении показательна ситуация, сложившаяся в ходе обсуждения вопроса о путях модернизации России, начатого, как уже отмечалось, по инициативе самого главы государства. Следовало ожидать, что свою точку зрения по этому вопросу выскажут и представители основных политических сил, прежде всего лидеры партий. Отчасти так и случилось. Но голос непарламентских партий, хотя некоторые из них сумели выработать собственную позицию по этому вопросу и имеют достаточный интеллектуальный потенциал, практически не слышен.
Общефедеральные парламентские партии, имеющие статус оп-
позиционных, — «Справедливая Россия» и ЛДПР ничего вразумительного, оригинального и, главное, конструктивного по поводу планов модернизации так и не предложили. Крупнейшие парламентские партии — «Единая Россия» и КПРФ — как будто бы сформулировали свои позиции по вопросу о модернизации. Но каковы эти позиции? Коммунисты говорят о «социалистической модернизации», подчеркивая успехи и достижения советского периода. Но при всех несомненных успехах советская модель модернизации имела имманентно присущие ей пороки, негативные последствия которых наше общество испытывает до сих пор. К тому же задачи сегодняшней модернизации мобилизационная модель ни в ее сталинской, ни в послесталинской форме решить не может. «Единая Россия», определившая в итоге долгих поисков свою идейную платформу как «консерватизм», соответственно стала говорить о «консервативной модернизации». Оппоненты «единороссов» из среды интеллигенции ерничают по этому поводу, утверждая, что консерватизм и модернизация принципиально несовместимы. Но это не так. Политическая идеология консерватизма вполне может служить основой для выработки модернизационной стратегии и, как показывает практика многих стран мира, консерваторы способны реализо-вывать такие стратегии. Существуют и консервативные концепции политической модернизации.
Но остается вопрос: какое реальное содержание лидеры и идеологи «Единой России» вкладывают в озвученную ими формулу и как их реальные намерения соотносятся с официально заявленными целями модернизации? Ведь «Единая Россия» носит неофициальное название «партии власти» и является выразителем интересов правящей элиты современного российского общества. В этой связи заслуживает внимания суждение уже упоминавшегося В. Л. Иноземцева. Говоря о возможностях модернизации российского общества, он утверждает, что «современная российская элита — самый крупный бенефициант отката к сырьевой модели экономики. Ее экономические интересы в решающей мере лежат в сфере эксплуатации природных ресурсов и отчасти определяются сферой финансовых спекуляций, где совершаются мифические сделки по слиянию и поглощению, на чем сейчас и делаются состояния людей, близких к политической власти. И у этой элиты нет никаких стимулов менять статус-кво. Сегодня, даже несмотря на экономический кризис, властная верхушка достаточно прочно контролирует ситуацию, я не вижу вероятности утраты ею рычагов политической власти в ближайшие несколько лет. И именно поэтому я не верю в то, что в обозримой перспективе модернизация в России возможна»
(Модернизация России в котексте..., 2010, с. 92). Возможно, этот вывод излишне пессимистичен, но, чтобы он не стал пророческим, необходимы более радикальные политические меры, чем те, которые предложил сегодня Президент Российской Федерации.
В частности, чтобы повысить реальный уровень политической конкуренции, усилить контроль исполнительной власти со стороны общества, дать возможность агрегирования и артикуляции интересов социальных групп в наиболее полной мере, можно было бы резко снизить «заградительный барьер» прохождения политических партий в законодательные органы власти на федеральном и региональном уровнях или даже вовсе от него отказаться. Этот «заградительный барьер» необходим для одной главной цели — отсечь мелкие и нежизнеспособные партии, тем самым стабилизировать партийную систему и обеспечить продуктивное и эффективное функционирование законодательной ветви власти. Введение 5%-го «заградительного барьера» в России было оправданно, поскольку в 1990-е годы существовало множество карликовых партий, кроме того, для участия в выборах по пропорциональному принципу допускались и различные общественные организации неполитического характера. Все эти случайные акторы засоряли партийное поле российской политики, не давали ему возможности структурироваться в соответствии с действительными потребностями общества.
Сегодня «заградительный барьер», тем более в увеличенном до 7%-ного варианта, возложенные на него задачи выполнил. Число партий резко сократилось, а создание новых партий в любом случае процесс непростой и длительный. К тому же в современном избирательном пространстве Российской Федерации непартийные субъекты, в отличие от прошлого, отсутствуют. Если бы нынешний 7%-ный барьер был бы снижен, например, до 1%, большинство нынешних непарламентских партий получило бы шанс на представительство в законодательных органах власти. Более того, процент поданных за такие партии голосов, скорее всего, увеличился бы, поскольку уменьшилось бы влияние такого феномена, как «синдром потерянного голоса». Этот синдром известен в избирательной практике многих стран мира и заключается в том, что избиратель голосует не за ту партию или кандидата, которым доверяет, а за ту, у которой больше реальных шансов добиться победы на выборах. И у нас определенная часть избирателей не голосует за партии, чей рейтинг заведомо ниже «заградительных» 7%, особенно если он подтверждается результатами предшествующих выборов. Снижение или снятие барьера устранит «синдром потерянного голоса», что повлечет за собой некоторую корректировку результатов избирательных кампаний. Кардинальным образом расстановка основ-
ных политических сил не изменится, но в российском политическом процессе повысится уровень конкуренции и плюрализма.
Предложенная сегодня мера в виде предоставления одного-двух депутатских мандатов партиям, набравшим на выборах от 5 до 7% голосов избирателей не способна кардинально изменить ситуацию. Кроме того, есть сомнения в справедливости положения, при котором партия, имеющая 5% голосов избирателей, а на общефедеральном уровне это несколько сотен тысяч и даже миллионы человек, получит один депутатский мандат. Конечно, изменениями в избирательной системе политические реформы не исчерпываются. Как минимум необходимы меры, направленные на активизацию роли гражданского общества, на изменение ситуации, сложившейся в средствах массовой информации. Все это должно стать предметом обсуждения в профессиональной политологической среде с участием всех заинтересованных лиц из числа представителей политических партий и общественных движений.
Литература
1. Бергер П. Капиталистическая революция (50 тезисов о процветании, равенстве и свободе). М.: Издательская группа «Прогресс» - «Универс», 1994. 320 с.
2. Лисюткина Л. Л. Постиндустриализм и посттоталитаризм (Проблемы переходного периода на Западе и Востоке) // ПОЛИС. 1991. № 5. С. 87-97.
3. Логинов В. Репертуар истории: распад или мобилизация // Диалог. 1991. № 6. С. 92-101.
4. Медведев Д. А. Россия, вперед! // http://www.kremlin.ru/news/5413
5. Модернизация России в контексте глобализации // Мировая экономика и международные отношения. 2010. № 2. С. 90-103.
6. Модернизация России и Европа // Вестник аналитики. 2004. № 2 (16). С. 205-257.
7. Модернизация: зарубежный опыт и Россия / Авт. кол.: В. А. Красильщиков, В. П. Гутник и др. М.: Агентство «ИНФОМАРТ», 1994. 116 с.
8. От аграрного общества к государству всеобщего благосостояния. Модернизация Западной Европы с XV в. до 1980-х гг. / Авт. кол.: Г. А. Дидерикс, И. Т. Лин-дблад и др.; Науч. ред. Т. Л. Моисеенко-Доорн. М.: РОССПЭН, 1998. 432 с.
9. Ракитов А. К супериндустриальному обществу // Свободная мысль. 2008. № 8 (1591). С. 81-94.
10. Соловьев С. Чтения и рассказы по истории России. М.: Правда, 1989. 768 с.
11. Сталин И. В. О задачах хозяйственников // Вопросы ленинизма. М.: Госполитиздат, 1947. 670 с.
12. Уткин А. Россия и Запад: история цивилизаций. М.: Гардарики, 2000. 574 с.
13. Шейнис В. Экономический кризис и вызовы модернизации // Мировая экономика и международные отношения. 2009. № 9. С. 3-11.
14. Tsurutani T. The Politics of National Development, Political Leadership in Transitional Societies. New York, 1973. 421 p.
