CC BY
159
let ГУДКОВ
Россия и Восточная Европа: взаимная ощценность и равнодушие'
На первый взгляд опросы общественного мнения в России о ее непосредственных соседях — странах, входивших ранее в "социалистический лагерь", свидетельствуют о сравнительном благополучии в этой сфере. Отношения между странами характеризуются россиянами в целом как ровные и спокойные, сдержанные и взаимно благожелательные. От 65 до 75% россиян (в разные годы последнего десятилетия; опросы по общероссийской репрезентативной выборке, см. ниже) высказывают позитивное отношение к жителям восточноевропейских стран или бывших прибалтийских республик СССР. Так, Польшу считают партнером 40% опрошенных россиян, союзником — еще 24, противником — 8, а врагом — 1% (январь 2000 г., N=1600 человек). Открыто негативное отношение обнаруживается лишь у 13-16%, что примерно соответствует обычному уровню открытой массовой ксенофобии в России в ее "холодном состоянии".
Схожее, в целом такое же позитивное, мнение о россиянах, хотя менее выраженное, высказывают, со своей стороны, и жители восточноевропейских стран2.
1 В основе статьи лежит доклад, сделанный в сентябре 2004 г. на XIV Международном экономическом форуме в Кры-нице (Польша), где наш Центр был представлен отдельной секцией "Россия и страны Восточной Европы: десять лет реформ". См. также статью М.Красильниковой "Социальная динамика в переходных обществах" в этом номере журнала и планируемый к печати в следующем номере журнала материал Б.Дубина "К вопросу о выборе пути: элита, масса и институты в России и странах Восточной Европы 1990-хгодов".
2 См.: Седов Л, Россия: Взгляд из Польши и обратно // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 2002. № 1 (57). С. 20-24.
В нашем распоряжении имеются главным образом данные исследований польских социологов из Центра изучения общественного мнения (CB0S — Centrum Badania Opinii Spolecznej) в Варшаве, но они, как нам представляется, исходя из различных международных сравнительных исследований, существенно не отличаются от мнений такого рода, высказываемых населением и других восточноевропейских стран, добившихся явных успехов в проведении реформ (Чехии, Венгрии, Словении, Словакии). Пользуясь случаем, я хотел бы поблагодарить директора Центра профессора Кшиштофа Загурского за предоставленные им материалы исследований.
Большая часть опрошенных в этих странах разделяют общее мнение о необходимости расширения экономически взаимовыгодного обмена, партнерства в разных областях, в том числе увеличения культурных контактов, развития туризма и т.п. Конечно, массовые представления и настроения не влияют непосредственно на политику и экономические процессы. Но они создают определенный фон, который учитывают политики при выборе своих целей, при апелляции к массе за поддержкой или при подборе аргументов в защиту той или иной позиции.
Однако (и это осознается самими людьми) реальные масштабы подобного взаимодействия невелики. Более того, не так уж много моментов, в которых подобное сотрудничество затрагивало бы действительно важные для населения этих стран стороны существования. Развал в начале 1990-х годов СЭВ — этой формы экономического принуждения соцстран — сопровождался резким падением товарооборота между бывшими "братскими народами" и нарастающим экономическим дисбалансом в пользу России, связанным с экспортом ее нефти и газа в Европу. В восточноевропейских странах побывали сравнительно немногие из россиян, причем почти половина были еще в советское время. Судя по данным опроса 2002 г., Польша была второй после Германии по частоте посещений россиянами страной, лежащей за пределами бывшего СССР. Ее посетили 1,5% взрослого населения России, Германию — 2%. С некоторой долей уверенности можно полагать, что в основном это были "челноки" или те, кто полулегально работал в Польше. Привлекательность Польши в туристическом смысле, если судить по этим же опросам, очень мала. Более интересна в этом плане Чехия, но и она, учитывая ограниченность ресурсов наших туристов, не вызывает особого любопытства или интереса и уступает традиционным туристическим регионам — Италии, Турции, Испании, Германии, Египту и т.п.
Поэтому такого рода массовые оценки отражают не столько фактическое положение дел, сколько своего рода публичную "вежливость",
желаемые или предпочтительные направления взаимоотношений между странами, идеальные представления, свободные от всего, что отягощало их в прошлом.
Более внимательный анализ показывает, что под этим верхним планом формальной благожелательности лежит мощный пласт безразличия и равнодушия, в который превратились прежние обиды, непонимание, вытеснение общей вины или ответственности, негативный опыт коллективного насилия. Напрямую эти негативные установки и комплексы обнаружить нельзя. Для того чтобы выявить их реальную значимость, необходимо поставить соответствующие тестовые вопросы в прагматический контекст выбора или соотношения разных ценностей или угроз. Только тогда на фоне других символических факторов: традиционных угроз со стороны империи странам Восточной Европы или внутри-российской риторики "врагов", характерной для изоляционистского и мобилизационного обществ, а также появления более значимых оппонентов и фигур — обоюдная индифферентность становится очевидной.
В советское время социалистические страны (особенно Чехословакия, ГДР, Польша, Венгрия) и даже Прибалтика играли роль ближайшего аналога "Запада" для всего населения СССР, т.е. воплощали в себе несколько идеализированные представления о благоустроенной, комфортной и красивой жизни, задавая векторы ценностных ориентации. Чуть более высокие стандарты жизни, непривычное предложение и даже сравнительное с советским многообразие потребительских товаров, эстрада, кинематограф, литература и искусство с едва ощутимыми следами досоветского образа жизни — все это создавало особое отношение к этим странам, уважительно-завистливый взгляд населения СССР на жизнь там1. Слабый поток идей, опосредованной информации об интеллектуальных и научных движениях в послевоенной Европе, включая экзистенциализм, критику тоталитаризма и пр., достигал России, только будучи профильтрованным состоянием умов и настроениями в Восточной Европе.
Однако в то же время ценностная значимость, более высокий ранг "цивилизации" этих стран уравновешивались, по логике двоемыслия, чувством имперского превосходства и отношением к населению этих стран как к зависимым от
1 Gudkov L., Levinson А Abschied vom Imperium: Die baltische Frage als Problem der Russen — die russische Frage als Problem der Balten // Die Neue Gesellschaft. Frankfurter Hefte. 1991. N 7. Juli. S. 604-610.
Москвы, "младшим братьям" по социалистическому лагерю. На отношения с жителями этих стран переносились нормы государственного патернализма, характерного для общества с великодержавной политической культурой. Советское население воспринимало все события, связанные с Восточной Европой, в перспективе оппозиции "свои—чужие", "центр—периферия", идентифицируя, естественно, себя с имперской властью в противопоставлении всем другим. Подобные представления существовали не только у широких слоев населения, прежде всего городского, но и у советской элиты, хотя у нее и выражались несколько иначе. Общность или солидарность интеллигенции перед репрессивными структурами совмещалась с чувством ложного превосходства наследников великой имперской культуры в отношении "малых" культур.
Мнимое "единство соцстран" в отношении Запада поддерживалось в СССР как идеологическими мифами (братством союзников в войне против фашизма или общностью противостояния двух блоков в ходе холодной войны), так и характерной для советского тоталитарного сознания психологией коллективного заложниче-ства, чем-то похожего на механизм "дедовщины" в армии, плебейской конвенцией — "не возникай", "все терпели, потерпишь и ты, не барин". Этот принудительный консенсус государственных крепостных означал, что массовый рессентимент обращался не столько против власти (на сами источники репрессий), сколько на таких же зависимых подданных, что и они сами, если они явно или пассивно пытались сопротивляться насилию. Он блокировал любые возможности рационализации коллективной ситуации и солидарности сопротивления коммунистическому режиму, его вдеологии1. Обычное ограничение режимом информации о событиях в восточноевропейских странах (восстание 1953 г. в Берлине, революция 1956 г. в Венгрии) ложилось на массовое отчуждение от происходившего в России и осуждение "антисоветских действий и выступлений". Судя по отсутствию
1 Подобные открытые формы оправдания принуждения были редки, и даже сегодня они скрыты под непроблематичностью совместного существования в прошлом. Преобладает представление о том, что "отношения между СССР и соцстранами" приносили пользу обоим сторонам, так считают 40% опрошенных: главным образом соцстранам (в вопросе была указана конкретная страна — Польша) —19%, СССР — 6%, "ни той ни другой стороне" — 18%. Остальные затруднились с ответом (декабрь 2001 г., N=1600 человек). Интересно, что широко распространенный ранее комплекс обиды ("мы всех кормили и всем помогали, а они...") сегодня значим всего для четверти опрошенных (6+19%).
А.ДОСТИЖЕНИЯ КАКИХСТРАН МИРАВЫ СЧИТАЕТЕ НАИБОЛЕЕ ЦЕННЫМ И ДЛЯ РОССИИ СЕГОДНЯ? Б. ПАРТНЕРСТВО РОССИИ С КАКИМИ СТРАНАМИ БОЛЬШЕ ВСЕГО СООТВЕТСТВУЕТ ЕЕ ИНТЕРЕСАМ?
(е % от числа опрошенных)
А Б
Вариант ответа Ноябрь Октябрь
1999 г. 2001 г.
Страны Западной Европы (Великобритания, Германия, Франция и др.) 22 64
Беларусь 6 46
США 20 41
Украина 4 40
Япония 17 32
Другие республики бывшего СССР - 25
Китай 12 22
Страны ЦВЕ (Польша, Венгрия, Чехия и др.) 1 18
Индия - 10
Страны Балтии 2 10
"Азиатские тигры" 3 8
Оставшиеся коммунистическими страны (Куба, Северная Корея) - 7
Мусульманские страны (Ирак, Иран, Ливия и др.) - 6
Израиль - 5
Другие 6 2
Число опрошенных 2000 1600
массовых реакций на подавление советскими властями реформационных движений в Чехословакии в 1968 г., а затем на введение военного положения в Польше уже в начале 1980-х годов, советское "общество" в целом всякий раз оказывалось на стороне своих тоталитарных правителей, а не вырывающегося из соцлагеря населения восточноевропейских стран (понятно, что подписанты и диссиденты здесь не в счет). Естественно, такой комплекс был возможен только в условиях закрытого, изолированного общества. Сегодня от него остались лишь радикалы взаимного отчуждения и незаинтересованности друг в друге.
Несмотря на общность исторического прошлого и известную культурную близость, страны Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) не являются предметом внимания и интереса для россиян. В январе 1991 г. (N=4849 человек, общесоюзная выборка) интерес к ним высказали всего 0,5—0,7%. Близкий по сути вопрос в 1993 г. дал очень схожие результаты: "ценными" для России признавали достижения стран ЦВЕ всего 0,9% опрошенных. Значимость отношений России со странами ЦВЕ в общественном мнении России сегодня гораздо ниже, чем с другими странами в мире, часто даже не имеющими с Россией общей границы, ни сколько-нибудь масштабных объемов экономических связей (табл. 1).
Какая страна может служить образцом эко-номическогоразвития для России? (в % от общего числа опрошенных, май 1998г., N=1600 человек):
Вариантответа %
США 15
Германия 14
Швеция 12
Япония 9
Китай 3
Страны Балтии (все вместе) 1
Польша, Венгрия, Чехословакия Менее 1
Южная Корея Менее 1
Ни одна из стран не может служить моделью для России, у нее собственный путь развития 19
Партнерство России с какими странами в наибольшей степени соответствует, на Ваш взгляд, интересам таких людей, как Вы? (в % от общего числа опрошенных, январь 2002 г., N=1600 чело-
век):
Вариантответа %
Страны Западной Европы (Великобритания, Германия, Франция и др.) 48 США 39
Беларусь 36
Украина 30
Другие бывшие республики СССР (все вместе) 29
Япония 27
Китай 20
Страны Центральной и Восточной Европы 15
Страны Балтии 9
Индия 8
"Азиатские тигры" 6
Оставшиеся коммунистические страны
(Северная Корея, Куба) 6
Мусульманские страны 4
Израиль 2
Еще один аналогичный опрос в 2000
(N=1600 человек), но уже с несколько иными вариантами ответа показывает ту же тенденцию. "На чей опыт следует скорее ориентироваться России при продолжении реформ?" Варианты ответов сводились к следующему: "не следовать чужим образцам, а опираться на собственный исторический опыт, традиции России и ее особенности" — самая большая группа (63%), "на западные страны (США, западноевропейские страны)" указали лишь 14, "на Китай" — 7%, «на развитые страны третьего мира ("южно-азиатские драконы")» — 3%*.
Более чем две трети опрошенных (67%) заявили, что западные модели не подходят России или противоречат укладу жизни русского народа. Отношения "за" и "против" в целом составляют 1:3.
Как Вы думаете, что Россия выиграла, если бы она развивала более тесные экономические связи с Польшей? (в % от общего числа опрошенных, январь 2000 г, N=2003 человек):
Сумма ответов %
"Очень много" и "довольно много" 27
"Немного и ничего" ' 41
Затруднились ответить 32
Для того чтобы понять особенности этого отношения, следует принять во внимание, что представление о той или иной стране в очень большой степени является не отражением фактического положения дел (текущих взаимоотношений граждан), а проекцией на нее ключевых моментов структуры собственной идентичности. Объем реального знания или информированности о той или иной стране, ключевых обстоятельствах ее истории или современного состоянии, по крайней мере у россиян, не буду
1 Тот же характер распределения мнений сохраняется и сегодня: в мае 2004 г. на вопрос о приоритетности в долгосрочной перспективе укрепления международных отношений страны выстроились так: СНГ и ближнее зарубежье (Украина, Белоруссия) — 34%, ведущие государства Западной Европы (Германия, Франция) — 25, США —13, Китай — 9, исламские государства — 1%
говорить о других странах, очень мал1. Система образования как школьного, так и высшего в принципе не давали изложения истории этих стран. Такого рода тематика затрагивалась только окказионально, применительно к истории самого СССР, точнее, тех войн, которые вели российская империя или Советский Союз. Соответственно, и советская элита была столь же мало заинтересована в понимании опыта и культуры этих стран. Еще более важным моментом следует считать, что в самой социальной или политической культуре России нет таких механизмов, которые бы допускали, не говоря уже о том, что требовали, делали необходимым или обязательным учет точки зрения других, понимания условий или обстоятельств жизни людей других культур или стран. Такие культурные и институциональные механизмы являются составной частью сознания "модерности", плюрализма, без которого не возникают демократические структуры репрезентации групповых интересов, "публичность" и т.п. Это не просто архаическая часть российского имперского наследия или необходимая составляющая тоталитарного опыта, не затронутого и после краха коммунизма, это важнейший компонент подавления дифференциации, стерилизации элиты и массы в целом, форма удержания аморфного целого.
С падением железного занавеса ослабла и конфронтация между прежними противниками. С расширением информации, потоков товаров, моды, западной масскультуры, а также возможности выезда за рубеж исчезла или по крайней мере существенно поблекла прежняя демониза-
1 В ходе одного из самых последних опросов (сентябрь 2004 г.), респондентам задавался вопрос о том, знают ли они, что произошло в мире 17 сентября 1939 г. Не знали, не помнили или не смогли сказать ничего определенного почти 59%. Ошибочно связали эту дату с началом Второй мировой войны еще 21% и даже с началом Великой Отечественной войны — еще 3%. И ассоциировали ее с военными действиями в Польше лишь 16-17%, но идентифицировали эти события принципиально различным образом: полагали, что в этот день "СССР протянул руку помощи населению западной Украины и Белоруссии" — 4%, а полагали, что имела место агрессия против Польши и начало ее раздела между гитлеровской Г ерманией и Советским Союзом в соответствии с тайным соглашением, подписанным незадолго до того в Москве ("пакт Молотова—Риббентропа"), — 12%. Иначе говоря, об одном из центральных, катастрофических для польского сознания событий в истории XX в., потянувшим за собой не только уничтожение значительной части польской элиты (расстрел польских офицеров в Катыни, бывших не столько кадровыми военнослужащими, сколько резервистами, призванными в срочном порядке в связи с началом войны с Германией, — журналистами, писателями, врачами, адвокатами, учителями, священниками и т.п.), но и последующие массовые репрессии и гибель миллионов людей как от немцев, так и от русских знают лишь 12% россиян. Естественно, что среди них значительно больше образованных.
ция Запада. После краха советской системы "Запад" утратил значительную часть своей двойственной символической роли, амбивалентной сверхценности: в качестве врага, военного оппонента советского государства и в качестве утопического, смутного образа общества благосостояния, свободы, социальной защищенности, правового государства. Вместе с тем, хотя горизонт идентификации (перенос "Запада", значение "границы" и "врага") и отодвинулись далеко на запад, но совсем не потерял своего смысла в качестве символического фокуса для ценностного самоопределения и конституции изоляционистского общества и государства. Представления о "Западе" стали несколько более реалистическими, менее напряженными и более повседневными, исчезла непреодолимость почти сакральной, "трансцендентальной" границы между двумя мирами. А вместе с этим исчезла и символическая или двойственную роль "ближнего Запада" у бывших социалистических стран: быть своеобразным
переходником, медиатором между двумя мирами, играть роль клапана, фильтра, санитарного кордона, соединять в себе черты своего и чужого, присущие любым культурным героям — трикстерам, плутам, медиаторам, инноваторам. Существенно ослабла прежняя напряженность отношения к восточноевропейским странам. Страны ЦВЕ стали не "мостом", а промежуточным пространством ничейной земли, почти лишенным собственных черт и достоинств. То, что составляло богатство и своеобразие опыта стран этого региона в XX столетии, чрезвычайно интересное, значительное и в культурном, и в социальном, и в историческом плане, окрасившем интеллектуальное развитие всей Европы,’ особенно уже ближе к концу века, осталось без внимания у постсоветской элиты, замкнувшейся в переживании утраты прежнего величия державы.
Речь идет не только об осмыслении трагического опыта насилия разного рода (имперского, военного, тоталитарного, этнического), но и о возможности удержаться от разъедающего беспомощного цинизма, которым отличается ситуация в России, о способности к позитивной социальной консолидации, к определению новых целей и ориентиров развития. Социальные, экономические и политические трансформации в Восточной Европе оказались возможны только там, где имелись сохранившиеся институциональные и культурные основания для сопротивления тоталитаризму (костел, "Солидарность", относительно независимые от государства интеллектуальные или литературные группы и движения, включая студенчество, журналистов, профсоюзы, крестьянские объединения), а
также прозападные ориентации, если они были значимыми в обществе. Напротив, в России новая "элита", т.е., по существу, слегка изменившаяся советская номенклатура, отказываясь от программы социально-политической модернизации страны, не будучи готовой согласиться на ее вестернизацию, была в состоянии сохранять лишь самые примитивные и архаические конструкции реальности, традиционные фобии разваливающейся империи (только "геополитические соображения" как архаическая модель новейшего времени, домодерный театр событий). Неспособность или нежелание (что одно и то же) нового руководства страны понять и принять вызовы нового времени поэтому сочеталась с чисто прагматическими соображениями, соглашениями с ведущими мировыми державами (07), а консервация старых властных структур (армия, спецслужбы, суд, правоохранительные органы) с попытками усилить госконтроль за новыми экономическими образованиями. Поэтому и массовое сознание, с задержкой и в ослабленном виде воспроизводившее идеологемы власти, точно так же готово считаться лишь с "большими фигурами", как то и подобает "великой державе", пусть даже страна и перестала быть ею на деле.
После краха советской системы для русского населения бывшей империи возникла необходимость признания самого этого факта, приемлемого его объяснения. В отличие от ситуации с другими тоталитарными режимами, когда население после военных поражений оказывалось в положении, при котором победители принуждали побежденных признать свою юридическую, а затем и моральную ответственность за существовавший в стране террористический режим, когда процесс изменения социально-политического порядка проходил под контролем оккупационных войск (в Германии, Италии, Японии), то обстоятельство, что в СССР репрессивный режим рухнул по внутренним причинам, не было ни осмыслено, ни принято как обществом в целом, так и его элитой. Даже сегодня эти события чаще всего объяснялись заговором, ошибками М.Горбачева и Б.Ельцина, происками Запада. Иначе говоря, не произошло ни рационализации реальных проблем, ни модернизации страны, старые комплексы заморозились, но не исчезли полностью (табл. 2).
Несколько чаще крах СССР объясняли внутренними причинами молодые и образованные, для которых советские представления теряют свою убедительность и силу, но они не могут найти им соответствующую замену (доля затруднившихся ответить среди молодых очень высока).
Разные версии трактовки того смутного массового ощущения, что в восточноевропейских
15 ЛЕТ НАЗАД, ЛЕТОМ И ОСЕНЬЮ 1989 г. В СТРАНАХ ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ (В ПОЛЬШЕ, ВЕНГРИИ И ДР.) ПРОИЗОШЛА СМЕНА ОБЩЕСТВЕННОГО СТРОЯ, БЫЛИ ЛИКВИДИРОВАНЫ ПОЛИТИЧЕСКИЕ РЕЖИМЫ СОВЕТСКОГО ТИПА. КАК ВЫ СЧИТАЕТЕ, ЭТО ПРОИЗОШЛО ПОТОМУ, ЧТО:
1 - социалистическая система оказалась неэффективной, и население этих стран разочаровалось в ней;
2 - под давлением Запада, международного капитала;
3 - в результате ошибочной политики тогдашнего руководства СССР (М.Г орбачева, 3. Шеварднадзе);
4 - затруднились ответить.
(в % от общего числа опрошенных в каждой группе, август2004 г., N=1600 человек)
Социальная группа Вариант ответа
1 2 3 4
В среднем Возраст: 29 24 28 19
18-24 года 38 18 16 28
25-39лет 36 21 26 18
40-54 года 27 26 33 14
55 лет и старше Образование: 22 28 30 19
высшее 36 26 24 14
среднее и среднее специальное 31 23 28 17
ниже среднего Род занятий, социальное положение: 23 25 29 24
предприниматель 29 17 44 10
руководитель, менеджер 33 28 27 12
специалист 30 28 27 15
военнослужащий, сотрудник милиции 35 27 30 8
служащий 38 22 18 22
рабочий 34 21 30 15
пенсионер 21 28 30 21
домохозяйка 21 18 29 31
учащийся, студент 41 16 17 26
странах понемногу удается то, что не получается в России, сводятся к внешним или случайным обстоятельствам, не касающимся характера социальных отношений в России и самого советского человека. Основные причины успешности перехода стран ЦВЕ к демократическим и рыночным формам, по мнению российского населения, заключаются в том, что в этих странах эпоха навязанного социализма продолжалась существенно меньшее время, нежели на его родине — в СССР (так полагали 15% опрошенных) ; что "перемены в небольших странах легче совершать, чем в такой громадной стране, как Россия" — 15; а также, что "эти страны просто вернулись к привычному укладу, который существовал до прихода сюда советской армии" — 11%. Почти столько же указали на помощь Запада ("этим странам очень много помогал и экономически, и политически Запад" — 10%). Другие причины называли от трех до одного опрошенного ("империалистическая агентура", "идеология национальной эмансипации от советского
режима", "наличие многолетней организованной оппозиции социализму" и пр., в сумме — еще 7% мнений). Такой разброс ответов свидетельствует об отсутствии устойчивых коллективных представлений, непроработанности этих тем общественным мнением. Более выражены позиции лишь образованных групп бюрократии, социальной субэлиты, так или иначе вынужденной отвечать себе на подобные вопросы. Но совершенно очевидно, что даже эти мнения не передаются другим социальным группам и слоям общества (табл. 3).
Тем не менее в коллективном сознании закрепился "неприятный" факт, если не враждебности населения Восточной Европы, то нелюбви к СССР, принимающей форму "антирусскости", антирусских настроений, отождествления советской системы и России как ее наследницы или правопреемницы, не отказывающейся от своего "великого прошлого". Остался и страх перед рецидивами "советского геополитического мышления". Как писал вестник Польского центра иссле-
ПРИЧИНЫ УСПЕШНОСТИ ПЕРЕХОДА СТРАН ЦВЕ К ДЕМОКРАТИЧЕСКИМ И РЫНОЧНЫМ РЕФОРМАМ
(в % от общего числа опрошенных)
Социально-демографическая группа Краткосрочность режимов Маленькие страны Вернулись к своему прошлому Помощь Запада
В среднем 15 15 11 10
Возраст:
18-24 года 14 16 10 9
25-39 лет 19 16 13 13
40-54 года 16 15 13 12
55 лет и старше 12 13 10 7
Образование:
высшее 25 22 14 15
среднее и среднее специальное 16 15 11 11
ниже среднего 8 10 11 6
Род занятий, социальное положение:
предприниматель 9 9 11 1
руководитель, менеджер 24 23 16 18
специалист 19 19 13 15
военнослужащий, сотрудник милиции 14 10 11 9
служащий 15 18 15 13
рабочий 17 16 12 12
пенсионер 10 11 8 7
домохозяйка 24 12 5 14
учащийся, студент 6 9 8 3
Тип поселения:
Москва 18 32 8 9
большой город 23 17 15 10
средний город 15 14 12 11
малый город 14 13 10 15
село 10 11 10 7
дования общественного мнения, "несмотря на крах СССР и связанные с этим геополитические трансформации, поляки до сих пор боятся, что Россия может попытаться восстановить свое влияние в этой части Европы. С 1994 по 2002 г. подобный страх высказывали свыше половины поляков (в мае 1995 г. эта цифра поднялась даже до 72%). Негативная позиция в отношении расширения НАТО, неизменно декларируемая Россией, была интерпретирована как знак ее геге-монистских установок и проводимой ею политики"1. Хотя в мае 1994 г. эти страхи достигли самой низкой отметки (48%; более чем на 20 пп., в сравнении с маем 2001 г.), тем не менее значительная часть опрошенных поляков боится, что империалистические тенденции в России будут в дальнейшем лишь усиливаться (табл. 4). В Польше общее недоверие к авторитарной и имперской России уходит крайне медленно: со-
1 Polish Public Opinion // Public Opinion Research Center. Warszawa, 2004. N 2. P. 2-3.
храняется общая настороженность по отношению к традиционно-агрессивной России и страх, что ситуация в России может в любой момент повернуться к старому, что она, в отличие от других стран Восточной Европы, не в состоянии избавиться от диктатуры, хотя справедливости ради скажем, что в последние годы эти опасения стали менее распространенными, чем в прошлые годы: по сравнению с маем 1995 г. — на 22 пп. (см. табл. 4). 35% опрошенных при этом находятся в сомнении и не в состоянии дать однозначный ответ на подобный вопрос.
Конечно, население России это ощущало не так непосредственно. Скорее через отсутствие привычных дежурных фраз о дружбе и братстве с СССР, а затем и через отголоски негативных акций или действий по отношению уже к России, осуждения ее действий в Чечне или инерции имперской риторики, отказе от признания своей ответственности за преступления СССР в прошлом и т.п.
БУДЕТ ЛИ РОССИЯ В БЛИЖАЙШЕМ БУДУЩЕМ ПЫТАТЬСЯ ВОССТАНОВИТЬ СВОЕ ВЛИЯНИЕ В ЭТОЙ ЧАСТИ ЕВРОПЫ ИЛИ НЕТ? (опрос польского населения, в % от числа опрошенных, N=1005 человек)
Вариант ответа__________________________2001 г._____________________2002 г._____________________2004 г.
"Определенно да" и "скорее да" "Определенно нет" и "скорее нет" Затруднились ответить 68 32 0 55 28 17 48 25 37
Таблица 5 КАК БЫ ВЫ ОХАРАКТЕРИЗОВАЛИ НЫНЕШНЕЕ РАЗВИТИЕ РОССИИ: КАК ДВИЖЕНИЕ ПО ПУТИ К ДЕМОКРАТИИ ИЛИ СТАНОВЛЕНИЕ ДИКТАТУРЫ? (опрос польского населения, в % отобщего числа опрошенных, N=1057 человек)
Вариант ответа 1995 г. 2000 г. 2004 г.
Развитие демократии 13 18 25
Становление диктатуры 62 43 40
Трудно сказать 25 29 35
Сохраняющиеся радикалы прежней системы представлений, характерных для тоталитарных режимов, парализовали начавшийся было в России процесс рационализации своего прошлого и понимания взаимосвязи знания истории и актуальной современности, которое могло бы привести к изменению коллективного морального сознания. Чем упорнее российское общество держалось за символы своего великодержавного (имперского, военно-героического) прошлого, тем слабее были возможности переоценки настоящего и соответственно принятие своей ответственности за прошлое. Следы этой несостоятельности можно обнаружить в травматическом понимании характера распада СССР как исторического стихийного бедствия или рокового стечения исторических обстоятельств, вызванных неумелыми действиями отдельных политических лидеров.
Поэтому массовые представления о предпочтительности или приоритетности отношений России с другими странами отражают не прагматические соображения о целесообразности или выгодности их, а символический ранг значимости этих стран, распределение их места в иерархии геополитического соотношения сил, являющегося характерным пережитком, "рези-дуумом" имперского или блокового сознания в условиях, когда для них уже нет места в реальности. Если на первом месте в списке приоритетов стоят западные страны с их "сверхценным", а потому — амбивалентным значением, которые для России являются постоянным внутренним мерилом, без которых она не может обрести собственной идентичности, то на втором месте по степени желательности (и символической близости) стоят отношения с Украиной и Беларусью. Примечательно, что их достижения расцениваются как весьма скромные (на это
указали всего 4-6%, преимущественно люди старших возрастов и с низким уровнем образования, что свидетельствует о высокой оценке авторитарного режима А.Лукашенко или об отсутствии антирусских настроений на Украине, не считая ее западной части), во всяком случае об этом говорит в несколько раз меньшее число опрошенных, чем о достижениях западноевропейских стран или США (см. табл. 1). Но это обстоятельство не мешает значительной части респондентов рассматривать бывшие союзные республики как самые близкие России. Представления о желательности тесных отношений с ними, помимо всего прочего (исторической и культурной близости, родственности социальных укладов и общности картины мира), свидетельствуют о защитных комплексах россиян, об изоляционистском стремлении укрыться среди "своих", снять неприятное или раздражающее ощущение враждебности к России цивилизованного мира1.
Такого рода вытесненное сознание вины или собственной ушербности не имеет никакого отношения к идеологии панславянского единства, время от времени всплывающую в прессе и в выступлениях российских националистов и по-
1 Украина и Белоруссия воспринимаются прежде всего как самые надежные союзники в предельной ситуации — в "потенциальном вооруженном конфликте" России с какой-то другой страной. Украину в таком качестве назвали 24% опрошенных, Беларусь — даже 35, другие страны СНГ в целом — еще 16%. Кроме того, отдельно была упомянута Молдова — 11% опрошенных, Армения и Азербайджан в сумме — еще 7%; вместе с тем незначительная часть респондентов указали также и Китай — 8% и Индию — 7%; страны ЦВЕ в сумме называли всего 6% опрошенных; октябрь 2002 г., N=1600 человек. Отметим также, что, по данным октябрьского опроса в 2001 г., 65% россиян вообще не считают Украину "заграницей" (признают ее в качестве суверенного государства лишь 31%).
литиков. Каких-либо ощутимых установок на "интеграцию славян" в массовом сознании мы не обнаруживаем. Об этом свидетельствуют ответы, полученные на вопрос: "Считаете ли Вы, что Россия заинтересована в особых отношениях со славянскими странами, и если да, то с какими? (в % от общего числа опрошенных, сентябрь 2001 г., N=1600 человек):
Вариант ответа %
Беларусь 37
Украина 37
Болгария 13
Югославия (Сербия, Черногория) 10
Польша 9
Чехия 6
Словакия 5
Словения 2
Македония 2
Хорватия 1
Со всеми 25
Россия не заинтересована в особых
отношениях со славянскими странами 9
Затруднились ответить 20
В результате принудительная интеграция исчезала, а вместе с ней и значимость друг для друга ближайших стран. Принципиально иные отношения могли бы возникнуть, если бы имело место осмысление негативного, травматического опыта отношений между нашими странами. Но этого не произошло. Непризнание собственной вины за насилие, оказанное советским режимом над населением и волей этих стран в прошлом, сопровождалось перевернутой обидой на прежних союзников, приписыванием им таких качеств, как коварство, лицемерие, корыстные мотивы и т.п., при полном непонимании, нежелании признать собственную ответственность за историческое прошлое, то, что сделали советские люди, советская система по отношению к ним, пониманием, что собственно стоит за этими обидами, чем они вызваны. Можно сказать, что непринятие своей ответственности является важнейшим компонентом государственно-патерналистского самосознания, условием сохранения солидарности с российской властью1. Это сторона российской идентичности
1 Характерно, что такое же отсутствие ответственности (и солидарности) проявляется и в отношениях внутри российского общества: начиная с первых замеров по "Советскому человеку" (1989 г.), мы устойчиво фиксируем массовое нежелание отвечать за чьи-либо действия — будь то руководство страны, события в стране и т.п. (См.: "Советский простой человек. М.,
1993, а также статью Ю.Левады в настоящем номере журнала).
в максимальной степени заблокирована от возможностей рационализации1.
Отметим, что претензии россиян к Польше, в отличие от поляков к России, представляются своего рода лишь рационализацией (задним числом) существующих негативных установок в отношении Польши (табл. 6). Они аморфны, в целом беспредметны и не фокусированы на чем-то определенном. Как-то выразить, в чем они заключаются, вообще затруднились 43%, на деятельность в Польше чеченских информационных центров, о которых в то время много говорили официальные СМИ, указали 22%, об отсутствии должной "благодарности за освобождение Польши Советской армией в 1945 г." — 21, о "вступлении Польши в НАТО" — 14, остальные, довольно мелкие группы мнений — от 11 до 7%, заключаются в неприятных чувствах, вызванных поражением Красной Армии в войне большевиков с поляками во главе с Пилсудским в 1920 г., польской интервенции и поддержке польской шляхтой Лжедмитрия в начале XVII в., деятельности "Солидарности", из-за которой якобы распалась социалистическая система и рухнул СССР и т.п. Во всех случаях большие претензии и обиды были свойственны людям зрелого возраста и более образованным.
Претензии поляков к России более значительные: "нападение на Польшу вместе с Гитлером в самом начале Второй мировой войны" (44%), Катынь и другие массовые репрессии против поляков (35), принудительное установление социалистической системы, сталинизм, зависимость от СССР (26), ссылки поляков (15), аннексии, русификация (13%) и др.2
Поэтому растущее напряжение в этих болевых точках общественного мнения отражается в различных версиях и комплексах остаточного "оборонного сознания", переживании разного рода угроз существованию страны. Трансформация (но не изживание, не переработка) этого комплекса могла принимать форму согласия с
1 Так, в мае 2003 г. 54% российских респондентов в ходе регулярного опроса одобряли идею посещения России папой Иоанном Павлом II (против были 24%, прочие затруднились ответить). Но как только власти вслед за соответствующим заявлениями руководства РПЦ о нежелательности подобных визитов, запретили католикам создавать новые епархии, почти одновременно столько же опрошенных (51%) высказались в поддержку этих действий, считая, что российские власти правильно поступают, препятствуя деятельности польских католических священников в России ("неправильно" — 25%).
2 Как пишет Л.А.Седов, в целом поляки (65%) дают весьма низкую оценку всему историческому опыту российско-польских отношений, полагая, что здесь было больше негативного, чем позитивного. Противоположную оценку высказали лишь 15% опрошенных. См.: Седов Л. Указ. соч. С. 22.
Таблица 6
БЫЛИ ЛИ В ИСТОРИИ ОТНОШЕНИЙ РОССИИ И ПОЛЬШИ ТАКИЕ СОБЫТИЯ, В СВЯЗИ С КОТОРЫМИ ТА ИЛИ ИНАЯ СТРАНА ДОЛЖНА БЫЛА БЫ ОЩУЩАТЬ СВОЮ ВИНУ ПЕРЕД ДРУГОЙ?
(в % от числа опрошенных в каждой стране)
Вариант ответа
Россия перед Польша перед Польшей Россией
Опрос населения России
Да* 23 30
Нет 46 34
Затруднились ответить 31 36
Опрос населения Польши
Да 53 7
Нет 36 85
Затруднились ответить 11 8
* Такой ответ примерно в 1,3-1,5 раза чаще, чем в среднем, давали ангажированные, информированные, обеспеченные и более образованные группы — 40-50-летние мужчины, занимающие высокие статусные позиции (руководители организаций или подразделений, специалисты, а также предприниматели), с либеральными и прозападными взглядами. Но среди их оппонентов были примерно те же респонденты, что свидетельствует о раздвоенности бюрократии. Единственное исключение во втором случае — больший удельный вес сотрудников силовых органов.
мнимыми угрозами для безопасности страны, проистекающими от вступления стран ЦВЕ в НАТО, чрезвычайно сильно педалировавшимися официальными инстанциями в России (институтами, которые были сосредоточием консервативного советского, всех имперских комплексов — армией, МИДом, спецслужбами, провинциальной номенклатурой и т.п.) и зависимыми от них СМИ, либо мимикрировать под эти страхи, хотя в реальности острота этих опасений была незначительной (табл. 7 и 8). Последнее соображение подкрепляется тем, что, несмотря на все усилия официальной пропаганды, эти страхи и фобии не были устойчивыми, временами они усиливались, слабели, но никогда не составляли стабильного большинства мнений.
В сентябре 1994 г. на вопрос: "Должна ли Россия войти в НАТО и поддерживать вступление в этот союз других стран ЦВЕ?" — ответы были следующими: "Россия должна войти в НАТО и поддерживать вступление в союз других стран ЦВЕ" — 31%; "Россия не должна вступать в НА ТО и препятствовать вступлению других стран ЦВЕ" — 24, но большая часть затруднились ответить на этот вопрос, не имея своего мнения, — 45%. Иначе говоря, значительная часть общества была достаточно равнодушна к этой проблематике. Однако после внутреннего, политического кризиса 1993 г., расколовшего государственную верхушку на условно
Таблица 7
НЕКОТОРЫЕ СТРАНЫ ЦЕНТРАЛЬНОЙ И ВОСТОЧНОЙ ЕВРОПЫ - ПОЛЬША, ВЕНГРИЯ, ЧЕХИЯ - СОБИРАЮТСЯ ВСТУПИТЬ В БЛИЖАЙШЕМ БУДУЩЕМ/НЕДАВНО ВСТУПИЛИ В НАТО/ЕС.
Как Вы лично относитесь к этому событию?
(в % от числа опрошенных)
Вариант ответа Вступление в НАТО Вступ- ление ВЕС
1998г Май 1999 г. Март 2000 г. Март 2000 г. Март
Поддерживаю 9 10 10 23
Против Затруднились 28 34 32 17
ответить 63 55 58 60
Число опрошенных 2407 2385 2407 2407
Таблица 8
ПРЕДСТАВЛЯЮТ ЛИ УГРОЗУ БЕЗОПАСНОСТИ РОССИИ ВСТУПЛЕНИЕ ЭТИХ СТРАН В НАТО?
(в % от числа опрошенных)
Вариант ответа 2000 г. Апрель 2001 г. Январь
Большую/некоторую угрозу 30 33
Незначительную/никакой угрозы 38 64
Затруднились ответить 32 3
Число опрошенных 1600 2000
прозападную и реформистскую части и тех, кто стремился ограничить реформы и законсервировать положение дел в стране, настаивая на враждебности идущих изменений национальным ценностям и интересам, ситуация стала заметно меняться. Очень важным моментом этого поворота была антинатовская пропаганда, в частности, кампания против вступления в эту организацию бывших союзников по "варшавскому договору", развернувшаяся в эти годы и продолжавшаяся до прихода В.Путина, когда в ней уже отпала надобность. Уже осенью 1995 г., в первый год чеченской войны, которая сопровождалась резкой критикой высшего руководства России, распределение мнений на вопрос: "Угрожало бы России вступление в НАТО стран ЦВЕ или нет?" — самая большая часть опрошенных ответили утвердительно (31%); "не угрожало бы" считали 23, "меня это не волнует" — 16 и затруднились ответить еще 30% (октябрь 1995 г., N=1600 человек). Речь идет именно о символическом, как бы антирусском контексте этого акта, поскольку о прагматических аспектах присоединения восточноевропейских стран к НАТО (будет ли это усиливать общую напряженность в Европе или, напротив, приведет к миру и спокойствию в регионе), россияне в массе своей не смогли ска-
ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО ЛЕТ МНОГИЕ ИЗ СОСЕДНИХ С РОССИЕЙ СТРАН ВСТУПЯТ В ЕС. КАКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ, НА ВАШ ВЗГЛЯД ЭТО БУДЕТ ИМЕТЬ ДЛЯ РОССИИ, ЕЕ ЭКОНОМИКИ, БЕЗОПАСНОСТИ, ПЕРСПЕКТИВ РАБОТЫ РОССИЯН В ДРУГИХ СТРАНАХ, ПРИОБРЕТЕНИЯ ИМПОРТНЫХ ТОВАРОВ И Т.П.? (е % от числа опрошенных, январь 2000 г., N=1600 человек)
Гшспедс™?, ДЛЯ...
Вариант ответа
положительное
'ЙЬЯЗ'ІМЯ
иметь значения
Экономики
Национальной безопасности
Возможности работать за границей, в европейских странах Приобретения европейских товаров и продуктов____________
23
17
37
41
45
46 42 40
29
34
17
16
зать ничего определенного*. Так или иначе прежние рамки определения коллективной реальности, по меньшей мере в значительной своей части, восстановились. Реанимирована была и логика противостояния России и мира, без которой внутригосударственная интеграция в России оказалась бы невозможной. В марте 1997 г. уже 43% опрошенных считали, что включение Польши, Венгрии, Словакии и Чехии в НАТО "создает угрозу для безопасности России", с ними были не согласны только 27%, и примерно столько же (29%) не имели определенного мнения или не ответили.
Сама мысль о мирном, экономическом взаимодействии (сотрудничестве) между странами снимает множество традиционных для российского массового сознания комплексов и страхов. Поэтому перспектива вступления в ЕС уже не возбуждает сколько-нибудь серьезного, даже декларативного недоброжелательства (табл. 9).
Объяснение мотивов вступления бывших партнеров — стран ЦВЕ в НАТО имело сравнительно адекватный характер, во всяком случае идея холодной войны и борьбы двух блоков, поражения СССР не пользовалась значительной поддержкой (табл. 10). Приведем распределение ответов на вопрос: "Почему, по Вашему мнению, страны Восточной Европы стремятся к вступлению в НАТО?"(в % от числа опрошенных, июль 1997 г., N=1600 человек):
Вариант ответа %
Ожидают выгод от сотрудничества с Западом 44
Подчиняются прямому диктату США
и стран Запада 19
Боятся нападения России
или вмешательства ее в свои дела 11
Затруднились ответить 26
1 С тем, что "вступление Польши в НАТО" повысило бы напряженность и неопределенность ситуации в Европе, были согласны всего 16% респондентов, их оппоненты (8%) считали, что, напротив, этот шаг будет "способствовать укреплению мира и стабильности в Европе", но абсолютное большинство (76%) затруднялись и не знали, что ответить на этот вопрос (январь 1996 г., N=1600 человек).
Хотя подавляющее число поляков считают, что пока еще все они больше потеряли, чем обрели за последние 15 лет, прошедших с начала социальных изменений в 1989 г. и последующих социально-политических и экономических реформ (пик негативных оценок пришелся на 2001 г. — 55%, сегодня этого мнения придерживаются лишь 37%), тем не менее общее мнение склоняется к тому, что все-таки дела в Польше в целом меняются к лучшему (максимум подобных мнений приходится на 1997 г. — 55%, за ним начался спад, продолжающийся до сегодняшнего дня, т.е. до мая 2004 г. — 46%). Но главное, сохраняется убежденность абсолютного большинства поляков в том, что те изменения были необходимы, эту политику реформ проводить следовало (сегодня ее разделяют две трети опрошенных; максимум оптимизма пришелся на 1995 г., когда был отмечен пик — почти 75%, минимум — на 2001 г. — 56-57%)*.
В Польше же (примерно так и в других странах ЦВЕ, бывших кандидатами в ЕС) поддержка идеи вступления ее в ЕС колебалась от 77-80% в 1994-1996 гг. до 64% (в 2001 г. был отмечен самый низкий уровень одобрения; в мае 2004 г. — 71%). Уровень негативных установок медленно повышался от 7-8% в мае 1994 г. до 30% (максимум в марте 2001 г. и марте 2003 г., непосредственно перед самим вступлением), но в среднем оставался ниже отметки 20%. Несмотря на все опасения, связанные с изменением экономической конъюнктуры, которые неизбежно последуют вслед за присоединением страны к ЕС, тревоги, неопределенность будущего, все же среди поляков преобладало твердое желание быть европейской страной, завершить свою модернизацию, хотя по отношению к процессам вестернизации сохранялось стойкое негативное предубеждение (табл. 11). Максимум одобрения вызывала политическая программа
РоНвИ РиЫю Ор1пюп. 2004. N 6. Р. 2-3.
Таблица 10
КАК, ПО ВАШЕМУ МНЕНИЮ, РОССИИ СЛЕДУЕТ СТРОИТЬ СВОИ ОТНОШЕНИЯ С ЕС, ПОСЛЕ ВСТУПЛЕНИЯ В НЕГО НЕКОТОРЫХ СТРАН ЦВЕ? (е % от числа опрошенных)
Вариант ответа 1998 г. 2000 г. 2001 г.
Май Март Март
Должны идти своим путем 21 30 31
Следует вступить в ЕС 16 15 14
Не вступая в ЕС, развивать интенсивное сотрудничество 13 18 18
Затруднились ответить 50 37 37
Число опрошенных 2407 2407 2400
экономической интеграции (71%); идея же политического объединения и передачи части своего суверенитета общеевропейским структурам была поддержана заметно меньшим числом, хотя и по-прежнему составлявшим большую часть общества (52%). Еще меньшее число голосов опрошенных получило предложение, согласно которому ЕС означает не только процесс политико-экономического слияния, но и единство общих ценностей и целей у людей (49%). Необходимость же глобальной интеграции в сфере культуры готовы признать лишь явное меньшинство (21-24%), превалирует идея сохранения национальной культуры и обычаев, ее поддерживают (65-68%).
Общим показателем изменений в ориентациях поляков можно считать трансформацию трудовых мотиваций, появление другого отношения к труду, гораздо более близкого европейским образцам. 72% опрошенных в Польше полагают, что именно работа "придает жизни смысл и значение" (напротив, 24% полагали, что "работа — это всего лишь средство получения денег, никто не стал бы работать, если бы не было в том необходимости"). Но такое мнение становится общераспространенным только тогда, когда упорная и прилежная работа в конечном счете обязательно вознаграждается, так считают 79% поляков, а с тем, что упорный труд — совсем необязательное и не так уж "необходимое" условие для того, чтобы добиться успеха в жизни, согласны лишь 18%*. Поэтому, несмотря на высокий уровень ксенофобии, страхов перед новым, требования обеспечить защиту польской экономики, ожидания активной политики государственного протекционизма (особенно в области продажи земли иностранцам, создания барьеров для уменьшения конкуренции с гастарбайтерами, от интервенций крупнейших иностранных корпораций и т.п.), Польша все больше настраивается на вхождение в общее политическое и экономическое пространство Европы.
Polish Public Opinion. 2004. N 5. P. 4.
Таблица 11
МАССОВЫЕ ЧУВСТВА, СОПРОВОЖДАЮЩИЕ ПРОЦЕСС ИНТЕГРАЦИИ ПОЛЬШИ В ЕС (е % от числа опрошенных, 2004 г., N=1006 человек)
Вариант ответа Апрель Май Разница
Надежда 57 65 +8
Тревога 60 51 -9
Любопытство 53 47 -6
Равнодушие 11 16 +5
Гордость 7 13 +6
Радость, удовольствие 11 11 0
Ужас, отвращение 19 9 -10
Энтузиазм 8 8 0
Печаль 10 5 -5
Рессентимент 9 5 -4
Ориентации поляков на Европу — это уже не чисто декларативное поведение, не область остающихся благих пожеланий, это и постоянные усилия "догоняющей вестернизации", стремление включиться в Европу уже в практическом плане, показателем чего среди прочего может считаться растущее число поляков, осваивающих иностранные языки, в первую очередь английский1. Из данных таблицы 12 видно, как уменьшается объем знаний русского языка, который в обязательном порядке приходилось учить старшему поколению в соцстранах, и растет роль английского и немецкого языков, отмечающих переориентацию поляков на Германию — своего важнейшего соседа, и Европу и, точнее, современный западный мир в целом. К этому подталкивает и частота выездов за пределы Польши с деловыми или рекреационными целями (табл. 13).
1 Для сравнения: в России, согласно опубликованным данным последней переписи (см.: Известия. 2004.13 февр. С. 12), английский язык знают 6,9 млн человек, т.е. около 7% взроо лого населения, поданным наших опросов (2003 и 2004 гг.), английским в различной степени владеют от 8-11% (могут говорить) до 15% (могут читать), французским — 1%, немецким — от 2 до 7%.
Таблица 12
ЗНАНИЕ ИНОСТРАННЫХ ЯЗЫКОВ СРЕДИ ПОЛЯКОВ
(е % от числа опрошенных)
Владение иностранными языками 1997 г. Сентябрь 2001 г. Июнь 2004 г. Май
Не знают ни одного 63 58 56
Русским 24 23 23
Английским 9 16 17
Немецким 9 14 14
Французским 2 2 2
Другими 2 1 4
Источник: РоИвИ РиЬііе Оріпіоп. 2004. N 6. Р. 4.
Таблица 13 _
БЫЛИ ЗА ГРАНИЦЕЙ (е % от числа опрошенных)
Время выезда из страны Да Нет
Апрель 1994 г. 49 51
Сентябрь 1997 г. 56 44
Июнь 2001 г. 61 39
Май 2004 г. 61 39
Источник: РоіівИ РиЬііе Оріпіоп. 2004. N 6. Р. 3.
Можно сказать, что Россия, ее политическая и интеллектуальная элита, все больше и больше склоняющаяся к традиционалистской риторике "возрождения великой державы", оказывается не в состоянии не только учесть, но и понять мотивы и настроения соседних стран, особенно тех, которые еще 20 лет назад находились под
властью советской империи. Речь идет не просто о "государственном" скудоумии, но и о внутренних культурных и интеллектуальных, ценностных пределах и барьерах, не позволяющих ориентироваться в современном мире, понимать мотивы и взгляды других людей, даже как будто подобных или близких им самим. Следуя таким путем, Россия обречена терять свои прежние имперские территории — вслед за бывшими соцстра-нами и советскими республиками, в первую очередь Прибалтикой, рано или поздно, скорее даже через относительно совсем недолгое время от близкого союза с ней откажутся и Украина, все сильнее тянущаяся за другими восточноевропейскими странами в Европу, и Грузия и др. Неспособная к модернизации Россия будет все больше и больше замыкаться в себе, в своем полицейском настоящем, закукливаясь и отгораживаясь от окружающего мира.
Дело, разумеется, не только в нынешней политической элите — дело в самом обществе, выбирающем и поддерживающем сложившееся социальное устройство в силу своих ценностных предпочтений, оснований своей культуры. В отличие от вестернизирующегося общественного мнения стран ЦВЕ, массовое сознание в России не готово принимать модерные, европейские формы социально-политического и экономического устройства, но хочет пользоваться соответствующими благами, высоким жизненным уровнем, эффективной экономикой так, как будто это не связанные между собой обстоятельства.
Авторы номера:
Гимпельсон Владимир Ефимович (ГУ-ВШЭ)
Гудков Лев Дмитриевич (Аналитический Центр Юрия Левады)
Красильникова Марина Дмитриевна (Аналитический Центр Юрия Левады)
Левада Юрий Александрович (Аналитический Центр Юрия Левады)
Левинсон Алексей Георгиевич (Аналитический Центр Юрия Левады)
Магун Владимир Самуилович (Институт социологии РАН)
Стуневская Ольга Иосифовна (Аналитический Центр Юрия Левады)
Щукин Яков Михайлович (Аналитический Центр Юрия Левады)
