Научная статья на тему 'Россия и русские в мемуарах Филиппа Бенуа'

Россия и русские в мемуарах Филиппа Бенуа Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
254
53
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ВОЙНА 1812 ГОДА / ВОЕННОПЛЕННЫЕ В СМОЛЕНСКЕ / МЕДИКИ НАПОЛЕОНОВСКОЙ АРМИИ / ФИЛИПП БЕНУА / PATRIOTIC WAR OF 1812 / PRISONERS OF WAR IN SMOLENSK / PHYSICIANS OF THE NAPOLEONIC ARMY / PHILIP BENOIT

Аннотация научной статьи по истории и археологии, автор научной работы — Гладышев А.В., Тотфалушин В.П.

В данной статье авторы попытались отследить основные составляющие образа России и русских, формируемого медиком наполеоновской армии Ф. Бенуа через призму своей малой родины.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

RUSSIA AND THE RUSSIANS IN MEMORIES OF PHILIP BENOIT

In this article, the authors tried to track the main components of the image of Russia and the Russians, formed by the physician of the Napoleonic army F. Benoit through the prism of their small homeland.

Текст научной работы на тему «Россия и русские в мемуарах Филиппа Бенуа»

УДК 94(47):930(44)+929Бенуа

РОССИЯ И РУССКИЕ В МЕМУАРАХ ФИЛИППА БЕНУА

A.В. Гладышев

СГУ им. Н.Г. Чернышевского кафедра всеобщей истории e-mail: gladav2002@mail.ru

B.П. Тотфалушин СГУ им. Н.Г. Чернышевского кафедра истории России

и археологии

e-mail: totfalushinvp@info.sgu.ru

В данной статье авторы попытались отследить основные составляющие образа России и русских, формируемого медиком наполеоновской армии Ф. Бенуа через призму своей малой родины.

Ключевые слова: Отечественная война 1812 года, военнопленные в Смоленске, медики наполеоновской армии, Филипп Бенуа.

RUSSIA AND THE RUSSIANS IN MEMORIES OF PHILIP BENOIT

A.V. Gladyshev

(Saratov)

e-mail: gladav2002@mail.ru V.P. Totfalushin

(Saratov)

e-mail: totfalushinvp@info.sgu.ru

In this article, the authors tried to track the main components of the image of Russia and the Russians, formed by the physician of the Napoleonic army F. Benoit through the prism of their small homeland.

Keywords: Patriotic war of 1812, prisoners of war in Smolensk, physicians of the Napoleonic army, Philip Benoit.

В 1812-1814 гг. многие внутренние губернии Российской империи стали местом размещения военнопленных Великой армии Наполеона. Некоторые из них по возвращению домой оставили подробные воспоминания о своем участии в той кампании и го-

дах русского плена. Однако эти сочинения, изданные в разных странах Европы, как правило, еще в XIX в., длительное время не были известны российским историкам и краеведам.

Судьба военнопленных армии Наполеона в России не раз становилась предметом специальных исследований1, в последние годы предпринимались попытки составить максимально полный реестр мемуаров, оставленных иностранными участниками кампании 1812 г.2 Однако воспоминания медика Филиппа Бенуа (1793-1881)3 так и остались не то, что не изучены, но даже не учтены. Не упоминается он и в литературе, посвященной военнопленным медикам4 и пребыванию пленных в Смоленске5.

1 См.: Бессонов В.А., Миловидов Б.П. Библиография работ, опубликованных в СССР и России, о военнопленных Великой армии 1812-1815 гг., 19742010 // Военнопленные армии Наполеона в России, 1806-1814: Мемуары. Исследования. СПб., 2012. С. 581-593.

2 См.: ПоповА.И. Обзор мемуаров, дневников и писем военнопленных Великой армии, побывавших в России в 1812-1814 гг. // Военнопленные армии Наполеона в России. С. 531-580. Ср.: Régis Baty. Les prisonniers oubliés de la campagne de Russie // Revue historique des armées. 2012. № 267.

3 Benoît Ph. Souvenirs d'un Ardéchois, prisonnier de guerre en Russie de 1812 à 1814 // Revue historique, archéologique, littéraire et pittoresque du Vivarais illustrée. 1913. T. 21. № 7-12. Воспоминания выйдут и отдельным изданием: Benoît Ph. Souvenirs d'un Ardéchois, prisonnier de guerre en Russie de 1812 à 1814. Aubenas : impr. Habauzit, 1913. 71 р. (2-е изд. 1915). Отрывок см.: Benoît Ph. Un enfant d'Alissas à Moscou // Mémoire d'Ardèche et Temps Présent. 2017. № 134. В статье воспоминания анализируются по изданию 1913 г.

4 См.: Французские военнопленные медики на работе в русских военных госпиталях (1813-1814). Из фондов РГВИА // Россия и Франция XVIII-XX века. М., 2005. Вып. 6. С. 143-163; Миловидов Б.П. Военнопленные медики Великой армии / / Отечественная война 1812 года и российская провинция в событиях, человеческих судьбах и музейных коллекциях: материалы все-рос. научн. конф. Малоярославец, 2006. Вып. XIV. С. 177-189; Тихонова А.В. Надзор за иностранными врачами в Российской империи в первой половине XIX века // Исторический журнал: научные исследования. 2014. № 4(22). С. 456-463.

5 См.: Ермоленко Г.Н. Французские военнопленные 1812 года на Смоленщине // Край Смоленский: Знания. Доброта. Культура : гуманит. науч.-попул., лит.-худож. журн. 2002. № 5-6. С. 26-33; Панисяк И. Отечественная война 1812 г. : трагедия и милосердие / / Там же. 2002. № 7-9. С. 27-47; Тихонова А.В. Судьбы иностранных военнопленных после кампании 1812 года

37

Видимо, сегодня можно говорить о двух тенденциях в изучении истории военнопленных. Традиционно исследователи (главным образом, краеведы и военные историки) стараются воссоздать объективную картину пребывания пленных в тех или иных регионах России. Но вследствие развития имагологического подхода и антропологического поворота в изучении эпохи Наполеоновских войн6 проявилась другая тенденция - изучать сознание и, насколько это возможно для историков, подсознание иностранцев, попавших в неволю на чужбине. Исследовательская проблематика из области «как там было на самом деле» переносится в область представлений о «Другом», «картин мира», субъективных горизонтов ожидания, чувств и перцепций7.

Сочинение Ф. Бенуа мало, что даст специалисту по военной истории, так как автор оставляет за рамками своего внимания «большие события», сосредоточившись на частном, личном, эмоциональном. Его воспоминания, рассчитанные на пробонапарти-стски настроенных земляков-ардешцев, являются отражением чужого мира, обозреваемого через призму своей малой родины. Поэтому авторы данной статьи попробовали отследить основные составляющие образа России и русских, формируемого Ф. Бенуа.

Происходил Бенуа из рода ремесленников, который по отцовской линии можно проследить до ХУ11 в. Матьё Бенуа (Benoit) (1641-1719) родился и жил в деревни Алисса, что в 4-5 км от города Прива (Privas) - главного города департамента Ардеш, и сегодня еще считающегося самой малонаселенной префектурой Франции. М. Бенуа имел шестерых детей. Старший - Шарль (1679-1730) по профессии был дубильщиком. Его сын - то же Шарль (1715-1792) стал мэром в коммуне Шомерак (Chomérac),

(на материалах Смоленской губернии) // Отечественная война 1812 года и российская провинция в событиях, человеческих судьбах и музейных коллекциях: сб. материалов XV всерос. научн. конф., 20 октября 2007 г. Малоярославец, 2007. С. 291-305.

6 Гладышев А.В. Антропологический поворот в военной истории // Диалог со временем. 2017. Т. 59. С. 136-150.

7 Например: Rey M.-P. La Russie et les Russes dans les écrits des prisonniers de la Grande Armée : une approche compare // Revue des Études Slaves. 2012. № 83-84. Р. 993-1010.

что в 3 км к востоку от Алиссы. Он также имел много детей. Его младший сын - Шарль (1753-1810), портной из деревни Алисса, а впоследствии мэр, и женился на Матильде Видаль (Vidal).

Отцом Матильды был адвокат из Прива. После смерти жены (матери Матильды) он переселился в Верден (Verdun) - город в департаменте Мёз, где был назначен контролером финансов, и через несколько лет снова женился на Франсуазе де Боскильон де Мариньи (Bosquillon de Marigny). Матильда осталась жить в Прива, где и познакомилась с Шарлем Бенуа.

У Шарля и Матильды было 12 детей. Одиннадцатым из них был Филипп (30.07.1793-8.01.1881), которому со временем доведется стать кавалером ордена Почетного легиона. Крестил Филиппа неприсягнувший священник, прятавшийся в годы Революции в их доме. Когда революционная буря стала утихать, дедушка Ви-даль написал родителям Шарля, чтобы те привезли внуков в Верден, и он смог бы заняться их образованием и устройством будущего, так как ему казалось, что в Прива для этого нет условий. В 1806 г., когда ему было 13 лет, Филипп отправился к дедушке пешком. Он добрался до Лиона, а оттуда с отрядом конскриптов и до Вердена. Здесь дед пристроил Филиппа в колледж Этена (d'Etain)8, от строгих учителей которого у него остались самые неприятные воспоминания.

После колледжа, попробовав по настоянию деда поработать в его адвокатской конторе, Филипп все же уговорил дать ему возможность выучиться на врача. Дед отправил внука в Мец к своему хорошему другу - мэру Меца барону Маршану. Филипп был еще молод для Медицинской школы и по совету главного хирурга Императорской гвардии Наполеона барона Д.Ж. Ларрея9 поступил на подготовительные медицинские курсы. Одновременно он посещал в Меце военный госпиталь, где набирался практического опыта.

Через два года обучения, благодаря протекции Маршана, у юноши появилась возможность поступить на службу в полк, от-

8 Этен - небольшой городок в 20-ти километрах от Вердена.

9 О нем см.: Кассирский И.А. Д.Ж. Ларрей и скорая помощь на войне. М.; Л., 1939.

правляющийся в Германию. Филипп колебался, боясь, что война закончится и он получит отставку, так и не успев сделать военную карьеру, поэтому от патента лейтенанта отказался. Но у него уже подходил призывной возраст, а служить предпочтительнее было офицером. К тому же был объявлен набор медиков для Великой армии... Так в 19 лет Филипп Бенуа оказался в Дрездене на должности помощника главного армейского фармацевта и в звании су-лейтенанта. Филипп был разочарован, но его товарищи по учебе получили еще менее престижные и квалифицированные должности. В этом назначении Бенуа сыграла свою роль протекция самого Ларрея. Главный фармацевт успокоил Филиппа: по его мнению, в ходе военной кампании молодому человеку еще не раз придется «взять меч в свои руки».

Как только войска Наполеона перешли русскую границу и начались сражения, Филипп был назначен в службу скорой медицинской помощи10, которая следовала непосредственно за частями. Таким образом, он оказался рядом с передовой: были случаи, когда пули врага добивали в его медицинской повозке ране-ных11. После такого «крещения огнем» Филиппа направили «с миссией» в Варшаву, где он пробыл неделю. Оттуда его послали под Вильно, затем были Смоленск, Красное и другие города.

Первое, о чем счел нужным упомянуть мемуарист: он тоже имел «дело» со знаменитыми казаками и при этом проявил себя, естественно, с лучшей стороны. По словам Бенуа, офицеры, которым довелось воевать еще в Египте, сравнивали тактику казаков с тактикой арабов: «неуловимые» казаки появлялись внезапно, атаковали и тут же исчезали, чтобы напасть уже в другом месте. Этот «террор» деморализовал французов. Солдаты, которые не дрогнули бы перед залпом картечи, дрожали, когда им приходилось идти в дозор или патруль: «похожие на призраков» (подобное

10 Ж.Д. Ларрей создал подвижные медицинские формирования - «Летучий амбуланс» (Ambulances volantes), которые включали доктора, квартирмейстера, сержанта, барабанщика и 24 фельдшера. Они следовали за наступающими войсками, подбирали в легкие пароконные лазаретные фуры раненых и отвозили их в полевой госпиталь.

11 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 8. Р. 368-381.

40

сравнение встречалось ранее у мадам де Сталь) казаки пугали даже старых гренадеров.

Бенуа, ссылаясь на разношерстный состав Великой армии, замечает, что некоторые военные подчинялись приказам императора «без энтузиазма», а некоторые просто их не понимали. Мемуарист, уверяет, что сам встречал «полки и батальоны, блуждающие наугад в поисках цели» из стороны в сторону, хотя при этом описывает случай с одним небольшим отрядом, заблудившимся в лесу.

Как-то под Смоленском Бенуа поручили доставить раненых в полевой лазарет, расположенный в одной большой деревне. В эскорт отрядили 15 человек во главе с лейтенантом. Но тот по дороге упал, сломал ногу и передал командование унтер-офицеру, которого подчиненные абсолютно не слушались. По дороге этому эскорту встретился отряд совершено деморализованных пехотинцев, которые потеряли своих офицеров и как «потерянные дети» прятались от казаков. Бенуа «взял на себя командование» и присоединил эту сотню к своему небольшому отряду. Скоро их атаковали 300-400 казаков. Несколько атак были отбиты, но патроны кончались, а в рукопашной схватке перевес над штыками был бы за длинными пиками казаков. Лишь неожиданно появившийся отряд из двух десятков французских кавалеристов, заставил казаков ретироваться12. Вроде бы неверующий Бенуа, счел его появление Провидением13.

12 Ф. Бенуа, следуя шаблону наполеоновской пропаганды, показывает, что и 20 бравых французских офицеров достаточно, чтобы обратить в бегство 3-4 сотни трусливых казаков.

13 Вспоминая о религиозных представлениях своей юности, Филипп писал, что у него и его товарищей не было враждебности по отношению к религии, они многого просто не знали, ибо их познанию культа никто не учил: «Мы все еще исповедовали смутный деизм, мы все еще придерживались культа Верховного Существа, введенного Робеспьером, и не искали ничего другого». «Класс буржуазии» мыслил по Вольтеру и Руссо, полагая, что прежние религии отжили свое время, как и старые порядки, разрушенные революцией. Филипп оправдывается тем, что его окружение, сама среда оказывала на него давление: мысли он по-другому, он смотрелся бы белой вороной. Останься он в Алисса, то возможно стал бы другим: ведь его семья

41

Отряд оказался свитой самого Мюрата. Неаполитанский король выслушал доклад Бенуа о произошедшим и обещал доложить о его храбрости и «блестящем поведении». Награды за этот эпизод Бенуа так и не дождется, но история про отважного помощника аптекаря, которому довелось командовать отрядом в стычке с казаками и докладывать о том лично королю, должна была остаться в памяти потомков.

Но встреча с королем - лишь присказка. Апогей рассказа о военных подвигах сына портного из деревни Алисса - это, конечно же, встреча с императором на поле самого знаменитого сражения кампании 1812 г. у с. Бородино. Бенуа пишет, что привык видеть смерть, как бы тяжела она ни была, но настоящее «чувство ужаса» охватило его, когда ему довелось оказывать помощь раненым непосредственно на поле битвы под Москвой. Среди куч убитых, умирающих, раненых, валяющихся вперемежку с выпотрошенными лошадьми, сломанными повозками и разбитыми пушками, он с трудом мог отдавать приказы своим людям. Медики и санитары работали молча: «Нам казалось, мы погрузились в ад Дан-те»14. Картину дополнило появление Наполеона со своей свитой. Император проехал недалеко от того места, где работала команда Бенуа, и Филиппу, якобы, удалось запомнить, что при взоре на поле битвы лицо Бонапарта «отражало глубокую грусть, моральные и физические страдания, которые, несмотря на всю силу своей души, он не мог скрыть»15.

оставалась всегда «привязанной к религии» (Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 8. Р. 368).

14 См. описание Бородинского поля боя в военно-санитарном отношении, принадлежащее перу вюртембержского доктора Генриха фон Рооса (Роос Г. С Наполеоном в Россию (записки врача Великой армии). М., 2003). См. также: Миловидов Б.П. Жизнь и судьба военнопленного врача Генриха фон Рооса // Бородино и наполеоновские войны : Битвы. Поля сражений. Мемориалы: материалы II междунар. научн. конф., посвящ. 195-летию Бородинского сражения. Бородино, 3-5 сент. 2007 г. Можайск, 2008. С. 307-317.

15 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 8. Р. 368-381. Потери были таковы, что всем раненым оказать помощь не успевали, не хватало транспорта, чтобы перевезти их в госпиталь в Колоцком монастыре (Koloskoï), что вызвало гнев у протежировавшего Бенуа барона Ларрея.

42

В Москве Бенуа направили в военный госпиталь, где ему пришлось управлять «импровизированным медперсоналом», который был слишком мало осведомлен о своем ремесле. Невежество медперсонала лишь добавляло проблем Бенуа: за санитарами приходилось следить, едва ли не больше, чем за больными. Регулярно госпиталь навещал сам император Франции. После осмотра и общения с больными он во дворе раздавал инструкции своим генералам. Наполеон временами был довольно резок. Бенуа вспоминает, как после очередного разноса в госпиталь зашли погреться два пожилых генерала, которые возмущались непочтительностью главнокомандующего к их опыту и сединам: «Он общался с нами, как не общался с худшим из своих гренадеров!» Но тут появился сам Бонапарт, обратился с ласковыми словами к генералам и те растаяли, сожалея о своих проклятиях минутой раньше.

Бенуа явно осовременивает свои воспоминания о 1812 г., когда пишет о том, что он и его молодые товарищи-медики, якобы, уже тогда ненавидели деспотический режим Бонапарта, но восхищались его гением, который давал ему право командовать и управлять. Наполеон, с их точки зрения, относился к тем «гигантам», что рождаются раз в тысячу лет, чтобы выполнить свою миссию. Проникнутые идеями Просвещения, Бенуа и его товарищи, как он сам пишет, «дети Революции» с возмущением относились к тирании и деспотизму императора и, напротив, восхищались его сверхъестественной мощью. Бенуа уверен, что видел несколько боев, которые казались проигранными, но прибывал Бонапарт и французы побеждали!

Вообще в этой части мемуаров рассуждений о гении Наполеона больше, чем о самой военной кампании. Бенуа уверяет, что Наполеон был для солдат «идолом», они терпели из-за него те лишения и беды, которые не потерпели бы ни от кого другого. Солдаты не могли разобраться в тактических и стратегических замыслах полководца, но искренне любили его и шли по его приказу в огонь под горячим ли солнцем Испании или в снегах России. Бенуа кажется, что магнетизм Бонапарта можно объяснить разве, что с точки зрения психологии. Мемуарист уверяет, что в этой констатации безграничной любви солдат к императору он

совершенно объективен, ибо сам ненавидел этого амбициозного «тирана», распоряжающегося людьми и престолами по своему усмотрению. После этого пространного отступления Бенуа «возвращается к своим овечкам», т. е. работе в военном госпитале Москвы, где заслужил похвалу Ларрея, теперь уже главного хирурга Великой Армии.

При эвакуации французов из древней русской столицы Бенуа получил задание сопровождать раненых в Можайск. В пути он однажды отстал от конвоя и был пленен казаками вместе с солдатом Луи Мартелем (Martel), молодым бретонцем, который выполнял при медике функции денщика. К образу казака здесь мемуаристом добавляется еще одна принципиальная черта, впрочем, хорошо известная французским читателям еще по наполеоновской пропаганде - казаки были ворами.

Они забрали у Бенуа и Мартеля лошадей, одежду, чемодан и все деньги, что были в карманах. К счастью, незадолго до пленения Филипп отдал свой нательный пояс, в котором было спрятано 90 наполеонодоров, денщику. Того обыскивали не так тщательно и потому денег не нашли. Разочарованные мизерной добычей казаки избили и едва не застрелили Бенуа: его спасло появление русского генерала с эскортом.

Избитого пленного медика в сопровождении денщика отправили на лечение в московский госпиталь, располагавшийся в сиротском приюте («la maison des enfants trouvés»). Бенуа с теплотой отзывается о заботливости здешних русских врачей по отношению к французским раненым и больным. Однажды в госпиталь пытались прорваться казаки, чтобы добить раненых неприятелей, но начальник госпиталя Тутолмин (Toutelmine)16 со шпагой в руках отважно вышел навстречу и вытолкал нападавших на улицу.

16 Иван Акинфиевич Тутолмин (1752-1815) в 1812 г. был главным надзирателем Московского Воспитательного дома. С 13(25) сентября сюда стали свозить раненых французов, которые после ухода неприятеля были оставлены на его попечение. 11(23) октября отряды казаков и крестьян попытались организовать истребление раненых, но были остановлены Тутолми-ным (см.: Земцов В.Н. Тутолмин И.А. // Заграничные походы российской армии, 1813-1815 годы : энцикл. : в 2 т. М., 2011. Т. 2 : М-Я. С. 543).

44

Бенуа пришлось провести в больнице несколько месяцев. Здесь он несколько раз видел «инспектора госпиталей генерала Толстого»17, который непременно перекидывался с больным парой фраз и даже принес ему несколько книг из своей библиотеки. Мемуарист отмечает, что такая доброжелательность по отношению к пленным, находящимся в госпитале, не являлась исключением: «высшие классы» русского общества в целом хорошо относились к пленным или раненым французам. Русские дворяне не только не проявляли жестокости, а, напротив, старались смягчить страдания французов.

А вот «простой народ» Бенуа явно не любит: «Крестьяне и рабочие были истинными скотами (brutes) и не дай бог попасть к ним в руки одиноким, больным или ослабленным. Эти люди сколь жестоки, столь и трусливы: если оказать им решительное сопротивление, они разбегутся как зайцы. И в этом отношении они составляют полную противоположность французскому народу, сколь великодушному, столь же и отважному»18.

Когда Бенуа восстановил здоровье, он смог отправиться в Смоленск, определенный властями для его местопребывания19. Возникает вопрос: почему именно в разоренный Смоленск, из которого пленных наоборот этапировали вглубь страны? Это можно объяснить только его профессией, ибо врачей катастрофически не хватало, и с осени 1812 г. пленные медики практиковали лечение других военнопленных (во французской армии, кстати, также использовали навыки пленных иностранных врачей и аптекарей). А в декабре 1812 г. последовал приказ М.И. Кутузова, по которому в случае надобности пленным медикам разрешалось работать в российских госпиталях, но под надзором военного ведомства.

Более того, в марте 1813 г. было решено распределить врачей из военнопленных по госпиталям разных губерний. В это время в Смоленском военном госпитале и других госпиталях губернии находились на излечении несколько сотен пленных солдат, офи-

17 Видимо, имеется в виду главный смотритель Московского военного госпиталя в 1812 г. генерал-майор граф Николай Петрович Толстой.

18 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 8. Р. 380.

19 Ibidem. T. 21. № 9. Р. 426.

церов и их жен, поэтому в Смоленскую губернию рекомендовалось направить 12 пленных медиков20.

По дороге в Смоленск Филиппа с денщиком сопровождали несколько солдат, но и они не смогли уберечь бедных французов. Зазевавшегося в кустах по нужде Мартеля успели ограбить какие-то бандиты, пока Бенуа с солдатами спешили на помощь. Так Бе-нуа потерял половину припрятанных денег (другую половину перед отъездом он спрятал на себе).

В Смоленске молодой врач попал в общество столь же небогатых пленных офицеров и ему пришлось, экономя средства, снять дешевое жилище, в котором одна комната служила и спальней, и гостиной, и салоном21. На двоих с денщиком Бенуа мог позволить себе не более 12 су в день на питание22. К счастью, оказались дешевыми (3-4 су) зайцы, которых убивали не из-за мяса, а из-за шкурок. Конечно, это были не те знаменитые зайцы с холмов родного Прива, но приготовленные Мартелем они были вполне съедобны. Бенуа мог бы поправить свое положение, согласившись за хорошую плату давать уроки французского сыну одного графа, однако он из гордости отказался.

Вообще у пленных лекарей было осознание особого статуса своего положения (что прослеживается и по другим источникам):

20 Старшему помощнику аптекаря, реально занимавшемуся лечением больных, полагалось жалованье 1 руб. 75 коп., отказавшемуся от такой работы - половинное жалованье. См.: Миловидов Б.П. Военнопленные медики Великой армии. С. 179.

21 Бенуа еще повезло, ибо найти тогда жилье в Смоленске было большой проблемой, т. к. из бывших до войны 2250 обывательских домов 1401 дом был уничтожен, 648 - сохранились с незначительными повреждениями и 201 дом остался в руинах. При этом по неполным данным госпитальных ведомостей в Смоленской губернии только с 28 января по 7 апреля 1813 г. было учтено 8495 военнопленных. См.: Тихонова А.В. Судьбы иностранных военнопленных. С. 292.

22 Деньги пленным выдавались от казны в русской валюте. Обер-офицерам, к которым принадлежал и Бенуа, полагалось по 50 копеек, унтер-офицерам, рядовым и нестроевым по 5 копеек в день и провиант «против солдатских дач», т. е. такой же, как русским солдатам. Уточним, что ежесуточная «Петровская дача» солдата в русской армии составляла 2 фунта 40 золотников ржаной муки, которые могли заменяться хлебом или сухарями, и 24 золотника крупы. Так что Бенуа явно сгущает краски.

46

не дай Бог их спутать с «обычными пленными» и отнестись к ним пренебрежительно или, тем более, оскорбительно! Это подтверждает случай, подробно описанный в мемуарах Бенуа. Однажды тот проходил мимо дома губернатора23, а охранявший его часовой «грубо оскорбил» француза и плюнул в него. Подразумевается, что сделал это солдат без всякой провокации со стороны Бе-нуа. Разгневанный француз, видимо отлично понял символизм русского плевка24, и набросился на часового. Одной рукой Бенуа держал ружье солдата, а другой дубасил своей тростью по спине. Да так, что трость сломалась. На крики солдата сбежалась толпа местных жителей, и у Бенуа остался один путь для отступления -дом губернатора.

Прорвавшись мимо лакеев, Бенуа вбежал в залу, наполненную русскими офицерами и дамами в вечерних туалетах. Сначала губернатор принял француза то ли за сумасшедшего, то ли за преступника, но вмешательство графа И. разъяснило ситуацию. Бенуа, якобы, произнес необычайно храбрую речь, в которой сетовал на претерпеваемые французскими офицерами ежедневные оскорбления со стороны русских солдат, на невыносимость такого положения вещей и на готовность в следующий раз просто убить своего обидчика, не взирая на страх быть сосланным в Сибирь или казненным. Губернатор «ледяным голосом» ответил, что завтра к 9 утра все французские офицеры должны собраться на центральной площади города... Товарищи Бенуа по неволе разволновались, когда он рассказал им о своем приключении. Страх поселился в их сердцах: а не отправят ли их всех завтра в Сибирь или, по крайней мере, в тюрьму?

На следующее утро французам предстояло узнать, что такое справедливость по-русски. Они обнаружили на площади войска, построенные в каре, в центре которого была поставлена скамейка. Прибыл губернатор. Конвойные доставили солдата, оскорбившего Бенуа. Несчастного раздели по пояс, привязали к лавке, и на-

23 Смоленским гражданским губернатором был барон Казимир Иванович Аш, вернувшийся в Смоленск вместе с губернскими чиновниками из Костромы в январе 1813 г.

24 См.: Гладышев А.В. Символизм русского плевка // Образ «Другого» в поликультурных обществах. Ставрополь, 2011. С. 74-79.

47

чалась экзекуция. На 25 ударе спина солдата являла собой сплошную кровавую рану. Бенуа бросился к губернатору с просьбой остановить исполнение наказания. Солдата унесли в обморочном состоянии, а офицер объявил, что отныне любой солдат или гражданский, который оскорбит французского заключенного, понесет наказание кнутом. На следующий день соответствующий приказ губернатора будет развешан на улицах города. С этого дня, если вверить Бенуа, простые жители Смоленска стали едва ли не дорогу французам уступать, при этот по-прежнему искренне их ненавидя25.

Шли недели, месяцы, деньги кончились, а ответа на письма и помощи с родины все не приходило. Пришла нужда во всем ее уродстве. Белье и одежду французы подшивали и штопали сами. Мундир свой Бенуа берег как зеницу ока и одевал только в самых ответственных случаях, как, например, на прием у графа R... Из купленных Бенуа бараньих шкур денщик соорудил некое подобие пальто и одеял, иначе они бы замерзли от холода26.

Насколько важен внешний облик при восприятии «Другого» свидетельствует следующая реплика Бенуа: Мартель в бесформенной и бесцветной одежде из бараньих шкур вообще больше походил на дикаря, чем на цивилизованного человека. Аналогично выглядели и другие французы: «Если бы в подобном одеянии мы прошлись по Парижу, нас бы посадили в кутузку: мы внушали страх!»27

Вечера пленные коротали, ходя друг к другу в гости, болтали, играли в карты, пили чай, плохой ром или еще более плохую, но

25 Это неудивительно: ведь в результате войны численность населения Смоленска с 15 тыс. сократилась до 10 тыс. человек и «... жители города лишились имения, веками приобретенного и понесли убытка на 6292396 руб. 47 коп.».

26 Русское правительство знало о проблемах пленных и по предписанию главнокомандующего в Петербурге С.К. Вязмитинова от 2 октября 1813 г. обер-офицерам было разрешено для приобретения одежды выдавать по 100 рублей. Что касается нижних чинов, то было решено менять одежду только тем из них, «которые за увечьем или совершенною дряхлостью в работу употребить себя не могут; а прочие все исправлять себе оную должны из зарабатываемой платы».

27 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 9. Р. 426-430.

48

дешевую водку. Денег не хватало даже на дорогой сахар для чая. Молодые двадцатилетние офицеры говорили о величии Франции и армии, но не о Наполеоне. Они, в отличие от ветеранов, не испытывали любви к человеку, который привел их в эту страшную страну. Для ветеранов, как писал Бенуа, император был Богом, для молодежи - монстром. Споры между поколениями были жаркие: «Если бы у нас было оружие, нет сомнения, что некоторые дискуссии заканчивались бы поединками»28.

Но были и забавные случаи. Как-то пришел к ним в гости местный крупный торговец. Он шутил и все было хорошо, пока не пошли шутки о личности Бонапарта. Майор Эрсен (Hersent) приказал торговцу взять свои слова обратно. Русский, находясь под впечатлением от выпитого рома, отказался. Французы дружно набросились на него и все-таки заставили кричать: «Да здравствует император!», после чего, опасаясь, что торговец подаст на них жалобу за тумаки, напоили его в усмерть. Так под столом он и уснул.

На следующее утро русский ничего не помнил, кроме рома, и был в прекрасном настроении. «Добродушие этого человека заставило меня сожалеть о том, что мы учинили с ним накануне», -признается Бенуа. Через несколько дней тот же торговец пришел к ним отобедать вместе с проезжавшим через Смоленск английским купцом. Спор французского капитана с англичанином закончился выплеснутым ему на одежду бокалом вина... Еду и разнообразные ликеры, конечно, заказывал и оплачивал русский29. Русский же и вступился за честь французов, требуя от англичанина извинений и подкрепляя свои просьбы ударами трости. Французы смеялись, так что один упал со стула. В конце концов, англичанин крикнул: «Да здравствует император!» и попойка продолжилась. Бенуа уверяет, что все это помнит, ибо сам пил весьма умеренно: когда в юности он напился пьяным, мать отучила его от этого с помощью хлыста.

На досуге (а он был большой) Бенуа пользовался библиотекой графа R. и изучал языки. В итоге научился общаться по-

28 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 10. Р. 453.

29 Ibidem. Р. 454.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

русски и по-польски30. Эта тяга к знаниям сподвигла Бенуа сойтись с одним русским врачом, который стал брать француза с собой на вызовы и рассказывал о медицине в России. Бенуа отмечает, что, если теоретические знания русского врача и были не слишком глубокими, то богатейший опыт давал свои положительные результаты: он реально помогал пациентам. Сопровождая доктора и беседуя с ним, Бенуа узнал много не столько о медицине, сколько о нравах и обычаях русских.

Бенуа повествует, как он пришел к идее описать свои приключения в России. Когда из-за холодов на улицу было не выйти, Бе-нуа пытался писать стихи, но Муза никак не хотела посещать его бедное жилище. Стихи были и злые, и высокопарные, и о Наполеоне, и о Революции, и о Вольтере с Руссо. И мадригалы прекрасным дамам из магазинов Смоленска, которые оказались решительно не способны их понять. Товарищи сочли стишки шедеврами и лишь самый опытный и уважаемый «сошта^аП:31 de V.»32 признался, что стихи бездарны и по форме, и по содержанию33.

Записные книжки были сожжены. На смену поэзии пришла проза: Бенуа писал о философии, политике, разрабатывал проект идеальной республики и надеялся по возвращении на родину опубликовать их и сделаться знаменитым34. Майор, ознакомившись с опусами, сказал, что ничего в принципе страшного нет: болезнь называется «молодость» и со временем пройдет35. Он предложил Бенуа, чтобы занять время, писать не идеалистиче-

30 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 10. Р. 455.

31 Очевидно, имеется ввиду аdjudаnt-cоmmаndаnt - полковник штабной службы (штабной полковник).

32 Dе V. был родом из-под Амьена. Он был много старше Бенуа, но долгое время служил в Вердене и Меце, и у них с молодым врачом оказалось много общих знакомых, что способствовало их сближению.

33 Все же это увлечение поэзией будет иметь оригинальное продолжение. Перу Бенуа принадлежит поэма, посвященная его возвращению из России: Benoît Ph. Retour dans sa patrie d'un français, prisonnier de guerre en Russie, après les Cent jours. Рoème lu à l'Académie de Lyon, le 4 mai 1830, suivi de La Lyonnaise, chant patriotique et de L'opinion publique, ode. Lyon : impr. de G. Rossary, 1830. 16 р. (2-е изд. 2017).

34 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 10. Р. 456.

35 Ibidem. Р. 457.

ские проекты наилучшего государственного устройства для счастья всего человечества, а роман или еще лучше дневник о злоключениях военнопленного в России, в котором бы отражались нравы и обычаи русских: «Делайте заметки и не доверяйте своей памяти, потому что вы слишком молоды, и череда событий сотрет тысячу деталей вашего пребывания в России».

В больнице Бенуа впадал в меланхолию. Он вспоминал солнечные долины и скалы Ардеша, его виноградники, стрекот цикад в ветвях тутовника, милый дом, родителей. А в России его окружает безмолвная ледяная пустыня. Чужая. Из Смоленска и Алисса казалась «землей обетованной», о которой можно было сожалеть как Адаму об Эдеме36. Лучшим лекарством от меланхолии и ностальгии для Бенуа стали учеба и книги, в то время как некоторые его товарищи нашли лекарство на дне стакана, что превратится у них со временем в пагубную привычку, от которой они так и не избавятся37.

Бенуа даже утверждает, что три его товарища (два лейтенанта и один капитан) «сошли с ума от тоски по родине»: они предложили Бенуа бежать! Майору удалось отговорить от этой затеи Бе-нуа, но остальные трое, заручившись поддержкой одного еврея, который обещал им показать путь до границ Польши, все же ушли. Больше их никто не видел. Бенуа предположил, что за определенную мзду еврей просто сдал беглецов в полицейский участок. Впрочем, Бенуа, якобы, знал офицера, который преуспел в побеге: полгода он пробирался к Константинополю, потерял при этом отмороженную руку, но все же добрался до французского посольства и был репатриирован на родину38.

Однажды, когда восстанавливающийся после цинги Бенуа совершал моцион в окрестностях города, его сбросили с дороги в сугроб чьи-то сани. Управлявшим санями оказался князь Б - очень учтивый и обходительный человек: он извинился за несчастный случай и пригласил Бенуа продолжить путешествие, начатое

36 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 10. Р. 458.

37 Ibidem. Р. 459.

38 Ibidem. Р. 460.

пешком, в его санях и отужинать у него в поместье, что находилось в 20 верстах во Владимире (Vladimir)39. Бенуа согласился.

У «молодого князя» (ему было 25 лет) оказалась в роду французская кровь: его дальняя родственница приехала из Франции в Варшаву во времена Генриха III40, где и вышла замуж. Что касается самого князя, то, смеясь, он признался, что в своем поместье проживает по причине того, что попал в опалу. Он служил офицером в Петербурге, слухи о его скандальных любовных похождениях дошли до ушей Александра I, и офицеру было велено удалиться в провинцию. При этом раз в месяц он должен был являться к губернатору. «Я не теряю надежды быть отправленным в гарнизон к самому дьяволу, если там есть милые дьяволицы», -добавил русский офицер, продолжая смеяться41.

Этот «очаровательный молодой человек» напомнил Бенуа своими манерами и элегантностью вельмож XVIII века. «Высший слой русского общества совершенно не похож на низшие классы»: те несколько русских гранд-сеньоров, что довелось по случаю Бе-нуа видеть, были персонами исключительно куртуазными (obligeants et courtois) в отличие от крестьян, которые, «напротив были настоящими животными».

Впрочем, те русские помещики, которых довелось встречать Бенуа, относились к своим крестьянам, по признанию француза, с добротой: «Я сам никогда не видел ни одного примера жестокости, с которой, как мне рассказывали, обращались помещики со своими слугами и вассалами. Если иногда хозяин и поднимет руку на своего слугу, то лишь потому, что тот был таким вором или пьяницей, что и святой бы не сдержался»42.

39 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 11. Р. 511. Бенуа нигде не писал о своем переезде во Владимирскую губернию. В Смоленской же губернии было 12 поселений с названием Владимирское. Здесь, очевидно, имеется ввиду село Владимирское (Иловка) - центр Владимирской волости Смоленского уезда, что в 19 верстах от Смоленска, которое с XVIII в. принадлежало дворянам Олениным. Бенуа признался, что не помнит, как звали этого князя, поэтому обозначение «князь S» надо рассматривать как весьма условное.

40 Имеется ввиду Генрих III Валуа, король Польский и великий князь Литовский с 21 февраля 1573 г. по 18 июня 1574 г.

41 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 11. Р. 511.

42 Ibidem.

Другое дело управляющие у помещиков: они, действительно, старались заставить страдать своих подопечных. Сами часто выбившиеся в помощники из крестьян, они не могли изжить в себе это ощущение парвеню: опьяненные своим возвышением они получали удовольствие от несчастий другого, демонстрируя свою силу и власть и забывая, кем сами-то были еще вчера43. Бенуа не настаивает, что так в России бывает всегда и везде. Он пишет о том, что видел сам.

Что касается священников («попов»), то, по уверению мемуариста, их не слишком уважали и боялись, как боялись агентов полиции. Они были «ленивы, пьяны, грязны и требовательны. Их совершенно неправильно сравнивать с французскими сельскими кюре: ничего общего»44. Бенуа говорили, что русские монахи очень уважают своих священников, но сам он с монахами знаком не был и вообще «плохо разбирается в религиозном вопросе». Однако не преминул заметить, что случись в России революция, как во Франции, то таких попов и преследовать-то не надо: «Они того не стоят»45. Высшие слои общества России уважали религиозные обычаи народа, не издевались, как во Франции, над священниками и культами, но при этом, как показалось Бенуа, были более суеверны, чем искренне религиозны. Они отправляли культ более по привычке, нежели по убеждению. Но Бенуа не настаивает: «Крайне тяжело читать в чужих душах»46.

Описывает Бенуа и нравы общества: «Русские, будь они дворянами, купцами или крестьянами, почти все безумные игроки и великие любители выпить. В этом отношении мы, французы, никогда не смогли бы противостоять им. Наши желудки не могли вынести те, крепкие спиртные и кисломолочные напитки, что поглощают русские; наши самые отъявленные выпивохи упали бы мертвецки пьяными, прежде чем их русский партнер по попойке слегка захмелел. Я думаю, что это климат позволяет им поглощать

43 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 11. Р. 511.

44 Ibidem. Р. 511-512.

45 Ibidem. Р. 512.

46 Ibidem.

те огромные количества алкоголя, которые во Франции убили бы наповал как пушечное ядро»47.

Бенуа пишет, что как-то трое его товарищей по плену взялись тягаться с русскими в выпивке. Долго им продержаться не удалось, в конце вечера они уже валялись пьяные под столом, в то время как русские еще пили. Потом эти трое французов неделю болели с похмелья, ругались и клялись, что больше никогда не станут участвовать в подобных состязаниях. Французский офицер - не участник, а лишь свидетель этой попойки - уверял, что еще долго даже смотреть не мог на коньяк48.

«Низшие классы питаются грубой, но в целом очень здоровой пищей, изысканности мужики предпочитают количество <...>. Они не едят, они глотают, а их поведение за столом больше напоминает животных, чем христиан. Считается, что излишества в их выпивке и еде подходят для их темперамента: я видел много крепких как дубы стариков, которые сохранили все свои способности. Под Владимирским я встречал двоих, которые говорили, что родились во времена еще Петра I и служили при Петре II»49. Трудно поверить: им должно было быть тогда около 112 лет. Хотя нередко встречались 90-летние, которые могли еще выпить изрядное количество водки. Они бы очень удивились, если бы им кто-нибудь сказал, что такие излишества сокращают жизнь.

«Пьянство и азартные игры - это две эпидемии, поражающие Россию; нужно быть слепым, чтобы не замечать этого». Но, по мнению Бенуа, есть и еще более серьезный порок - это ростовщичество, практикуемое евреями. «Евреев ненавидят, оскорбляют, презирают, но все же используют в качестве ломбардов. Они берут в залог все: шубу, драгоценность, тряпку, предмет мебели, корову, лошадь и, что более опасно, урожай. В итоге, когда наступает срок, несчастный, который имел дело с евреем, разорен. Еврей - это отвратительная пиявка, которая высасывает кровь до последней капли; промышленник, реже фермер, он всегда является одновременно банкиром или торговцем, и можно быть уве-

47 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 11. Р. 512.

48 Ibidem. Р. 511-512.

49 Ibidem. Р. 513.

ренным, что на малых или крупных сделках, к которым он приложил руку, он непременно получил какую-то прибыль. Французские военнопленные это хорошо знают!» Бенуа заверяет, что «эти негодяи» часто эксплуатировали его самого и его товарищей, наживаясь на страданиях несчастных. «Если иногда некоторые из этих жуликов и получали несколько ударов палкой, то это было, пожалуй, единственное, на чем они не наживались!»50

«Что касается взяточничества, то оно распространено среди всех младших должностных лиц, которым вы должны смазать лапу для получения надобного вам официального документа». Что касается высокопоставленных чиновников, то Бенуа о них ничего не знает, т. к. с ними не общался51.

«У меня была очень дурная привычка плохо высказываться о монархических правительствах, которые я называл тираническими, полагая, что мы должны их свергнуть, где бы они ни были, и заменить их Республикой - единственным допустимым в наше время строем, способным обеспечить счастье людей». Бенуа не только высказывался в подобном духе, но по глупости записал свои рассуждения - «эту чушь» - в тетрадь, в которой также содержались нечестивые стишки, наброски романа и различные заметки о фактах, свидетелями которых он был. Однажды вечером лейтенант Мартен, развлекаясь, нарисовал в этой тетради несколько сцен, подсмотренных в один из рыночных дней. Тетрадь хранилась в надежно запертом ящике.

«Однажды утром меня вызвали к высокопоставленному чиновнику, отвечающему за полицию. Он принял меня очень вежливо и допросил меня о моей семье, о моем образовании, чтении и т. д. Я не понимал в связи с чем, и, раздраженный, я поинтересовался, не обвиняют ли случайно меня в краже царских бриллиантов или луны?» «Вас не обвиняют в краже, но на вас доложили, как на опасного революционера, способного разжигать бунт. У меня есть доказательство, но я хотел услышать вас, прежде чем

50 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 11. Р. 513. Корыстолюбие «жидов», которые «грабили и живых, и мертвых», осуждает в письме из Могилева от 3 января 1813 г. другой пленный француз - Луи Гийом де Пюибюск. См.: Грачев В.И. Письмо французского офицера из Смоленска в 1812 г. Смоленск, 1911.

51 Ibidem. Р. 514.

передать свой отчет губернатору». «Я был поражен на мгновение, но мысль, что меня принимают за Робеспьера или Дантона, заставила меня рассмеяться, и я попросил представить доказательства, на которых основывается мое обвинение»52.

Доказательства предоставили: выписки из записной книжки Бенуа, рисунки его товарища с подписью «план народного восстания во Владимирском» и некоторые высказывания неосторожного француза об идеальной республике53. Тут Бенуа испугался: за такое, действительно, могли сослать в Сибирь. Он стал оправдываться, говоря, что рисунки принадлежат лейтенанту Мартену. Вызвали Мартена, проверили его способности к рисованию. Начальник полиции был удовлетворен, но посоветовал Филиппу быть осторожнее в высказываниях относительно политики. Бенуа согласился, что полиция сработала четко: вскрыли стол, скопировали записную книжку.

Вернувшись домой, мемуарист сжег свою записную книжку, начав новую (без всякого даже намека на политику). Мартен сжег на всякий случай и свои рисунки (в первую очередь карикатуры и шаржи на главных должностных лиц Смоленска)54. Стало понятно, что французы под надзором полиции: теперь они стали осторожнее и подозрительней. Бенуа подозревал, что в полицию доносили евреи, чтобы та не совала лишний раз нос в их различные торговые и финансовые «грязные комбинации». Об этом Бе-нуа обмолвился один русский купец, «как и все русские ненавидевший евреев», но «многие факты, казалось, подтверждали его мнение, которое я считаю обоснованным»55.

Бенуа оговаривается, что его наблюдения относятся лишь к тому региону, где он жил два года. Россия же велика и народы в ней, как и во Франции, разные: нельзя судить по Нормандии об Оверни или Провансе. В России же различия между частями империи еще более разительные: Бенуа, по его признанию, всегда удивляло, как такая амальгама народов могла существовать под скипетром царя. И он каждый раз он приходил к выводу, что все

52 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 11. Р. 514.

53 Ibidem. Р. 514-515.

54 Ibidem. Р. 515-516.

55 Ibidem. Р. 516.

дело - в деспотическом характере власти. Республика или умеренная монархия привели бы в России к «страшным беспорядкам как в моральной, так и в материальной сферах». «Необходима грубая и неоспариваемая сила, чтобы сдерживать дикарские аппетиты некоторых племен России, которые понимают только кнут». Конечно, из такого характера власти проистекают возмутительные несправедливости, но, кто может гарантировать, что они не стали бы еще более чудовищными при более мягком характере власти? Бенуа уверен, что так и было бы56.

Русский народ забит, но это его не возмущает и не побуждает к восстанию. Видимо, придет время, жители России цивилизуются под влиянием контактов с более развитыми странами и захотят более либерального правления. Но, похоже, эта революция произойдет не ранее, чем через столетие. Сейчас же Россия, по мнению Бенуа, еще не созрела для смены режима. По крайней мере, пользы из этого она не извлечет. Бенуа не сторонник деспотии, просто он полагает, что для «невежественных и первобытных народов» абсолютная власть - гарантия от анархии57.

«Обладающие изысканной цивилизацией» французы не стерпели бы такого режима: «для нас нужна либеральная правительственная организация, соответствующая нашим манерам и нашему духу». Даже Наполеон, кажется Бенуа, не мог до бесконечности навязывать без всякого контроля свою волю: «Французы - это не те глупые мужики, у которых есть только одна проблема: есть и пить, особенно пить»58.

Однажды, монотонное существование Бенуа было прервано появлением в конце декабря 1813 г. неожиданного гостя - господина Морена (Мопп), француза, служившего в России. Морен, якобы, был направлен в Москву одним видным столичным вельможей, чтобы посмотреть, что там стало с его дворцом. В Москве же Морену рассказали (возможно, Николай Петрович Толстой) о пленных французах, в том числе и о Бенуа. Вот Морен и не преминул поприветствовать земляка. Бенуа подумал, что Морен ли-

56 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 11. Р. 517.

57 Ibidem.

58 Ibidem. Р. 517.

бо мошенник, либо агент полиции, но не сумасшедший, однако согласился вместе отужинать59.

Морен рассказал, как он попал в Россию. Родился он в Турене (Тоигате) на Луаре, в семье небогатого дворянина, но Революция лишила его и дома, и отца, которого гильотинировали. Тогда он записался простым солдатом в пехотный полк под фамилией Морен и участвовал в Итальянском и Египетском походах. В сражении при Аустерлице товарищи сочли его мертвым, и он попал в плен. Год он лечился, после чего перебрался в Польшу, где в его судьбе принял участие один католический священник. Священник протежировал Морена в качестве секретаря в дом князя С. Так Морен оказался в России, где, видимо, ему и суждено умереть: в его 60 лет на родине не осталось ни родных, ни друзей, ни карьерных перспектив. Революция превратила его жизнь в руины!60

Бенуа был столь тронут, что не стал защищать Революцию. Морен провел у него в гостях две недели, а уезжая, оставил Бенуа на память недорогое кольцо, потерянное затем мемуаристом по дороге во Францию, и два наполеондора. Бенуа так и не узнал настоящей фамилии своего гостя. Он лишь удивлялся, как Морен мог жить в такой стране: «Я бы предпочел поселиться в Китае или Андах, но надо быть полностью отвергнутым Богом и людьми, чтобы решиться упокоить свои кости в этой стране волков»61. Но, размышляет Бенуа, случай Морена не единичный: и другие французы из военных иногда жили по принципу: «где им хорошо, там и родина».

Что касается амурных приключений нашего героя, то Бенуа оговаривается, что ни Дон Жуаном, ни Адонисом, ни Селадо-ном62 он никогда не был, да и вообще это никому неинтересно, а писать об этом нескромно. Лишь одно приключение он счел необходимым упомянуть. Упомянем о нем и мы: тема любовных приключений интервентов, оккупантов и, тем более, военно-

59 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 11. Р. 518.

60 Ibidem. Р. 519.

61 Ibidem. Р. 520.

62 Дон Жуан - ненасытный обольститель женщин, Адонис - юный воскресающий бог весны в античной мифологии, Селадон - пастух, изнывающий от любви, герой французского пасторального романа XVII века.

58

пленных, не взирая на всю антропологию, исследователями упорно игнорируется.

В феврале 1814 г. граф И, который и до этого оказывал Бенуа хороший прием в Смоленске, пригласил его в свое поместье в 40 верстах от города. В поместье был организован большой прием, на котором знатные гости смотрели на бедного пленного как на равного себе. Среди дам Бенуа заметил очаровательную персону, чье обаяние заставило биться его молодое сердце учащенно. Кавалеру намекнули, что персона сия - молодая, скучающая в одиночестве, вдова, и он принялся оказывать ей небольшие знаки внимания. Богиня была очаровательна и приветствовала ухаживания улыбкой: она почти спровоцировала то предложение, которое Бенуа так и не рискнул озвучить. Неделю француз гостил в поместье графа, готовый повторить все труды Геркулеса во имя прекрасной вдовы63.

Как-то она пригласила француза на тур вальса, а тот его никогда не танцевал! Лучше бы она попросила его в одиночку противостоять всей русской армии! Закончилось все тем, чем и должно было закончиться: Бенуа завальсировал, расталкивая пары и налетая на мебель, и. растянулся на полу. Он был «красен как сердитый петух и унижен». Поднявшись, он направился к своей партнерше молить о прощении за неловкость, но обнаружил рядом с ней гвардейского офицера. Офицер любезно поздоровался и осведомился, не пострадал ли Бенуа во время падения, за которое ответственна его жена, предложившая гостю незнакомый ему танец. Бенуа понял, что его разыграли: вдова оказалась вовсе не вдовой, и роман на этом утих, не начавшись. Бенуа не стал дуться, а помирился с обманщицей и провел в поместье еще две прекрасных недели64.

Накануне отъезда гостей граф И. устроил охоту на медведей. Это понравилось французу больше, чем давешний бал: ему удалось подстрелить волка. Распрощавшись с графом, Бенуа вернулся к своим товарищам, но обида на кокетливую «вдову» и па-

63 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 12. Р. 548.

64 Ibidem. Р. 549.

мять о конфузе еще жили в его сердце некоторое время: дураком выглядеть никому не хочется65.

Подобные мистификации были тогда популярны в России, а в моду они вошли из Франции. Не всегда их жертвы вели себя сдержанно: один пожилой генерал, которого также разыграли в гостях у графа И, покинул поместье рассерженный и в ссоре с хо-зяином66.

Бенуа подметил, что русские аристократы восхищаются французским искусством: нигде так как в России не понимают и не исполняют французских композиторов XVIII в. Он никогда не слышал, чтобы здесь ругали французов и даже Наполеона, а вот англичан и немцев, напротив, не любили. Первых считали за опасных интриганов, вторых - за тяжеловозов, незнающих, что такое элегантность и изящество. Нельзя сказать, что русские аристократы были безоглядно влюблены во все французское, но «эти холодные умы Севера» отдавали справедливость столь рафинированной цивилизации. В конце концов, русские, прежде всего, были русскими, их патриотизм достиг необыкновенных высот, а их вера была поистине великой. Миру повезло, что русские мужики не разделяли подобные умонастроения аристократии, иначе сила Российской империи выросла сто крат и она завоевала бы все другие нации67.

Бенуа пускается в сравнение архитектуры поместий Франции и России. Старые замки Виварэ68 напоминают ему об истории предков, о радостях и страданиях, сказках и легендах. В русских поместьях нет свидетельств славного прошлого. Будучи по преимуществу деревянными, они неоднократно сгорали и отстраивались заново, в них нет ничего феодального. Архитектура немного «в варварском стиле», немного - в восточном, но соответствует окружающему пейзажу и не раздражает69.

65 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 12. Р. 549-550.

66 Ibidem. Р. 550.

67 Ibidem. Р. 551.

68 Виваре или Виварэ - на юго-востоке Франции небольшая историческая область на северо-восточном краю Лангедока; ныне входит в состав департамента Ардеш.

69 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 12. Р. 551.

60

Интерьер - прекрасные ткани, роскошные ковры, великолепная мебель, медь, серебро, французские часы соседствуют с восточными вазами, невероятного богатства художественные полот-на70. Такое разнообразие вещей ослепляет, удивляет и заставляет думать о добычи завоевателей. Интерьеру не хватает гармоничности, что отличает французские дома, но его варварские черты даже по-своему очаровательны. Тем более, что Бенуа посреди всего этого великолепия оказали «самое широкое гостеприимство»71.

Иногда с родины через посредничество еврейских купцов приходили письма и даже деньги. Бенуа же, как и некоторым другим пленным, посланий не было, что воспринималось ими очень болезненно: «мы стали раздражительными». Не радовали и военные новости, которые сообщали те же торговцы. Ничего не было известно даже о судьбе Наполеона, в котором пленные французы все же согласны были тогда видеть спасителя Франции72.

Как-то в мае 1814 г. один торговец сообщил, что по слухам Наполеон убит. Пленные тут же отправили к губернатору делегацию из трех человек (включая Бенуа), чтобы прояснить этот вопрос. Губернатор успокоил, что в последних новостях из Петербурга нет ни слова о покушении на императора Франции73.

На следующий день начальник полиции отдал Бенуа письмо (единственное, что он здесь получил) от его товарища, написанное еще год назад. В нем сообщалось о гибели генерала Жюно74 и о битве под Лейпцигом. Даже эти устаревшие новости «подпитывали наши разговоры и связывали нас с миром живых». В общем-то «нам было нужно не так уж и много в этой стране, где мы чувствовали себя как в могиле»75.

70 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 12. Р. 552.

71 Ibidem.

72 Ibidem. Р. 553.

73 Ibidem.

74 Генерал-полковник Ж.А. Жюно, герцог д'Абрантес во время одного из приступов жуткой головной боли, вызванной ранениями, выбросился из окна и скончался от полученных травм 29 июля 1813 г.

75 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 12. Р. 554.

61

Подходя в своих воспоминаниях к тому моменту, когда уже близко было окончание плена, Бенуа становится просто филосо-фом-афористом: «Все заканчивается, даже тюрьмы России»76.

Война закончилась, и военнопленные медики на общих основаниях вместе с прочими пленными должны были возвращаться домой. Известие о мире и освобождении достигло пленников в августе 1814 г. Буря чувств охватила их: они прыгали, кричали, смеялись и плакали одновременно. Обретшие свободу французы торопились немедленно отправиться в Ригу, чтобы оттуда на торговом судне отплыть во Францию. 15-16 офицеров предпочли морскому пути сухопутный через Германию.

При переезде в Ригу французов сопровождал русский «сер-жант»77 с письмом от губернатора, предписывающим на каждой станции предоставлять путникам необходимое им число лошадей из расчета шесть сантимов за версту, что соответствовало восемнадцати сантимам за французскую лигу78. Путешествие в кибитках по тряским русским дорогам было утомительно, но французы ехали и днем, и ночью: уж очень хотелось поскорее покинуть эту «страну снега, холода и кнута»79. Конечно, тема русских дорог традиционна для путешествующих по просторам России западноевропейцев. Еще мадам де Сталь в своих впечатлениях о России упоминала «движение на просторных равнинах, именуемых дорогами»80. Бенуа писал, что в некоторых болотистых местах дорога была вымощена стволами из ели. Читатель может сам представить, как прыгали по бревнам кибитки с французами: бесконечная тряска разбивала конечности, переворачивала кишки и, казалось, размягчала мозги. Бенуа прямо называет такую езду «пыткой»81.

Но больше, чем плохие дороги раздражали трудности с лошадьми на почти каждой почтовой станции. Для 8 кибиток нуж-

76 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 12. Р. 554.

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

77 В русской армии того времени звания «сержант» не существовало, очевидно, речь идет об унтер-офицере.

78 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 12. Р. 555.

79 Ibidem.

80 Сталь Ж. де. Десять лет в изгнании. М., 2003. С. 207.

81 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 12. Р. 555.

62

но было 16 лошадей82. Крестьяне весьма неохотно предоставляли лошадей за указанную цену. Да еще французам! «Мы были в их глазах подобием разбойников с большой дороги, способных на любые злодеяния, а наше намерение поскорее покинуть Россия было для них не столь уж важным. Чтобы заставить их повиноваться, сержанту понадобились угрозы наказания кнутом или ссылки в Сибирь. Без того благотворного страха, что он внушал, возможно, что мы были бы избиты или убиты еще до приезда в Ригу»83.

И вот, когда до Риги оставался один переход, путники около полудня прибыли в деревню, в которой не смогли найти ни одного должностного лица, ни одного представителя власти: одни женщины и дети. У кого просить лошадей?84 Только через час удалось выяснить у одной женщины, что все мужики ушли далеко на лесозаготовки и не вернуться до вечера. Один из французов, не выдержав томительного ожидания, предложил захватить пасущихся на ближайшем лугу лошадей: «Мы будем дураками, если станем деликатничать»! Несмотря на предостережения сержанта, в мгновение ока французы перезапрягли лошадей и сопровождаемые криками и проклятиями женщин тронулись в путь. Но далеко самоуправцам уйти не довелось. Со всех сторон сбежались вооруженные вилами крестьяне, кричавшие «воры», «разбойники»! и т. д. Путь был заблокирован, кибитки остановлены. Французы вышли из повозок и вооружились палками в ожидании нападения толпы. Бенуа уверен: «во Франции нас бы растерзали, но здесь - другое дело». Офицерские мундиры, хоть и потрепанные, произвели должное впечатление на этих «одновременно диких и трусливых крестьян»85.

Толпа увеличивалась и Бенуа, подумал, что нет ничего славного в том, чтобы биться с 200 крестьянами и рисковать, возмож-

82 В 1812-1814 гг. для транспортировки пленных назначалась: для конвойной команды и пленных нижних чинов на 12 человек одна обывательская подвода, для тяжелобольных - одна подвода на два человека и одна пароконная подвода для двух офицеров.

83 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 12. Р. 555.

84 Ibidem. Р. 555-556.

85 Ibidem. Р. 556.

но, жизнью на пороге встречи с родиной. Как немного говоривший по-русски он вступил в переговоры86. Переговоры поначалу оказались для французов весьма печальны: крестьяне требовали компенсации «за украденных лошадей и побои» в размере 500 рублей. Бенуа, якобы, ответил, что они получат скорее 500 ударов палками и не получат ни копейки, если помешают им продолжить путь. В конце концов, договорились спор решить у местного судьи, к которому и направилась делегация из трех крестьян и трех французов.

Крестьяне выбрали на вид трех самых несчастных и побитых. Французы же не имели следов насилия над ними и испугались, что их отправят в Сибирь. (Видимо, все же когда забирали лошадей, кому-то из крестьян досталось, о чем Бенуа умалчивает). «Абсолютно необходимо было быть или казаться раненным, иначе дело могло обернуться для нас плохо». Капитан Марнье (из Лиона) заявил, что кровь он обеспечит: у него был старый фурункул, который он намеревался расковырять. Лейтенант Жиро (из Аннеси) поспешно надорвал свой плащ, как будто он пострадал в драке, а Бе-нуа прикусил губу и дал крови немного стечь по подбородку. Крестьяне занимались аналогичным манипулированием.

Пока шли к судье, Бенуа предупредил сержанта, что если тот даст показания против французов, то его тоже отправят в Сибирь, де еще высекут кнутом, ибо он несет ответственность за поведение отряда. Бенуа так сильно запугал сержанта, что тот перед судьей обвинил крестьян в оказании ему как представителю порядка сопротивления87.

Судья, был недоволен уже тем, что его разбудили, а тут еще вскрылось сопротивление лицу «при исполнении». Крестьяне, бросившиеся в ноги судье, получили несколько пинков и тычков по ребрам и приказание предоставить путникам лошадей. На этом суд закончился88.

Крестьяне были недовольны, но французы повели их в кабак и угостили водкой: «какие глотки!» Потом все направились об-

86 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 12. Р. 556-557.

87 Ibidem. Р. 557.

88 Ibidem. Р. 557-558.

ратно в деревню. Напившиеся крестьянские делегаты пели песни и славили добродетели щедрых французов. Французы же, завидев ожидавших их товарищей, издалека кричали: «Победа! Сибири не нужно бояться!» На радостях они объявили все еще не разошедшейся толпе крестьян, что готовы заплатить за лошадей тройной тариф: по 18 сантимов вместо шести за версту. Крестьяне начали спорить и даже драться между собой за то, кто даст лошадей: всем хотелось подзаработать89.

Утром следующего дня французы уже были в Риге. И первое, что они увидели - корабль, который уже поднял паруса, готовый к отплытию90. Французы едва не плакали: он отходил без них. Но тут на причале появился генерал Вандамм (Уа^атпе)91. Он вместе с Бенуа на лодке переправился на корабль и ходатайствовал перед капитаном, чтобы тот отвез их всех во Францию. Но запрошенной капитаном суммы у французов не оказалось. Тогда генерал заявил, что раз уж они вместе сражались, то вместе и вернутся: он готов оплатить проезд всем французам92. Через Гамбург и Копенгаген, корабль с французами прибыл в Дюнкерк93.

Как только они сошли на берег, к ним подошел полицейский и подарил им белые кокарды, которые следовало нацепить вместо трехцветных революционных. Это разозлило некоторых французов: они топтали кокарды и кричали: «Да здравствует свобода!» В итоге Бенуа с товарищем оказались в тюрьме. Такого приема они не ожидали, но в судьбу мемуариста опять вмешался Вандамм: благодаря его заступничеству пылких французов выпустили. Генерал помог Филиппу добраться до Парижа, где сопроводил его в военное ведомство и добился выдачи Бенуа задолженности по зарплате, а также тех денег, что переводила туда его семья. Таким образом, несправедливость, допущенная из-за армейской неразберихи и политических пертурбаций, была вос-

89 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 12. Р. 558.

90 Ibidem. Р. 558-559.

91 Вандамм Д.Ж.Р. (1770-1830), дивизионный генерал, участник революционных и Наполеоновских войн, был пленен в сражении при Кульме, отбывал плен в Вятке.

92 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 12. Р. 559.

93 Ibidem. Р. 559-560.

становлена. Бенуа вернул Вандамму сумму, потраченную им за его проезд, и отправился в родную Алисс94.

Толпа собралась у его родного дома, чтобы посмотреть на человека, который в 13 лет оставил дом юношей, а вернулся в 21 год офицером. «Я всегда думал, что ты найдешь свой путь», - сказал старый кузен. «Не знаю, - заканчивает Бенуа мемуары, - нашел ли я свой путь, но дорогу от Алиссы до Москвы прошел точно»95.

Подводя итоги, заметим, что хотя воспоминания Ф. Бенуа бедны описанием военных действий, в них содержится достаточно материала, чтобы представить положение пленных Великой армии. Правда, Бенуа, по нашему мнению, явно искажает эту картину. Ведь подавляющее большинство мемуаристов из числа участников похода оценивало условия пребывания военнопленных в России как вполне удовлетворительные.

Далеко не у каждого русского подданного имелись доходы и заработки на уровне того содержания, которое предоставлялось бывшим вражеским солдатам, а тем более офицерам. Например, советник правления Московского университета М.Л. Назимов (1806-1879), в своих воспоминаниях рисует бедственное положение мелкого чиновничества: «я нагляделся на тогдашних подьячих <...> бедняков, получавших жалованье от 1-го до 2-х руб. и не более 3 или 4 рублей в месяц, <...> повытчики получали не более 6 или 8 рублей...»96.

Другое дело, что уровень приема пленных в местах содержания определялся реальными возможностями региона (финансовым положением, условиями жизни основной массы населения, транспортной инфраструктурой, состоянием продовольственного снабжения и проч.) и разоренный войной Смоленск явно не мог тягаться с городами тыловых губерний.

Интересны мемуары Бенуа и своим восприятием российской действительности. Для Бенуа Франция - «мир живых», а Россия -«могила». Здесь вообще все по-другому: крестьяне не умеют себя ввести за столом, мещанки не понимают изысканности француз-

94 Benoît Ph. Op. cit. T. 21. № 12. Р. 560.

95 Ibidem.

96 Назимов М. В провинции и в Москве // Русский вестник. 1876. № 7. С. 114.

ских мадригалов, а чиновники не способны по достоинству оценить идеалистические проекты наилучшего государственного устройства. Здесь даже зайцы не такие вкусные как на родине!

Мемуарист ярко и со вкусом живописует традиционные, по его мнению, пороки российского общества: страсть к азартным играм и алкоголю, непросвещенность и жестокость, ростовщичество и взяточничество, трусость, воровство и суеверие.

Отмечая существование антифранцузских настроений среди населения, Бенуа четко проводит грань между «высшими слоями» общества и простолюдинами. Русские дворяне у него столь же благородны, как и французские. Они учтивы, обходительны и куртуазны. Мещане и купцы простодушны и добродушны, а вот крестьяне - «настоящие животные».

Эти оценки вполне объяснимы. Ведь русские дворяне, исходя из сословного принципа формирования офицерского корпуса России и автоматически перенося его на неприятелей, выражали особую приязнь всем офицерам Великой армии. Благожелательное отношение к пленным со стороны местной администрации также определялось сословной близостью.

Рассматривая политическое устройство страны, Бенуа показывает себя сторонником теории, по которой климат определяет и нравы народа, и характер власти. Безмолвная ледяная пустыня России - «страны волков» - у него контрастирует с залитыми солнцем холмами Ардеша97. Климат диктует нравы, а жестоким нравам соответствуют столь жестокие наказания. Невежественные народы понимают только кнут, поэтому для пока еще не цивилизованной России пригодна лишь деспотическая форма правления, которая в настоящий момент предпочтительнее всеобщего хаоса.

97 В своей поэме 1830 г. о любви к отечеству и свободе он опять транслирует образ России варварской и рабской: то ему привиделось, как «Сармат на коленях умоляет победителей о пощаде», то перед его глазами всплыла картина «рабского народа» (peuple esclave). Benoît Ph. Retour dans sa patrie d'un français, prisonnier de guerre en Russie. Р. 3.

67

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.