CC BY
23
рию страны, и именно поэтому боевики ИДУ могли находить убежище в Таджикистане и проходить через его территорию. В 1998 г. под нажимом Каримова правительство Рахмонова усилило давление на ИДУ, чтобы вынудить его ликвидировать свой оперативный центр в Тавилдарском районе Таджикистана. В 1999 и 2000 гг., используя средства, полученные от «Аль-Каиды», ИДУ создало новые лагеря вблизи Балха и Мазари-Шарифа в Афганистане. Боевики и жившие с ними члены их семей (в целом несколько тысяч человек) прибыли туда главным образом из Узбекистана, но среди них были и представители других наций и этнических групп Центральной Азии, и многие члены ИДУ в ходе гражданской войны в Таджикистане сражались вместе с исламскими силами ОТО.
Хотя лидеры Центральной Азии преувеличивали масштаб и актуальность угрозы, которую представляло ИДУ для безопасности региона, тем не менее в последние годы правления талибов в Афганистане эта угроза все же нарастала, если принять во внимание обучение и оснащение боевиков в афганских лагерях.
«Второй шанс Центральной Азии», Москва-Вашингтон, 2005 г., с. 57-59.
Евгений Сатановский, президент Института Ближнего Востока РОССИЯ И ПОСЛЕДСТВИЯ УСКОРЕННОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ БЛИЖНЕГО И СРЕДНЕГО ВОСТОКА
Есть ли у современной России шанс оказаться в числе победителей новой Большой игры или, на худой конец, среди тех ее участников, кто, если и не выиграет, по крайней мере не слишком проиграет в этом соревновании за ресурсы и геополитические позиции на просторах Евразии? Особенностью современного этапа российской политики является отсутствие явных противников, хотя многие из бывших врагов, соседей и сателлитов СССР, как и некоторые постсоветские республики, являются конкурентами России в отношениях со странами БСВ. Многовекторность современной российской внешней политики - реальность, хотя говорить
об успешном прогнозировании и последовательной реализации долгосрочных планов отечественными внешнеполитическими ведомствами рано. Не исключено, впрочем, что эти недостатки можно отнести к издержкам периода становления собственного курса и выработки приемов неконфронтационной конкуренции с соперниками, сменившего эпоху анархии и «следования за американским лидером» 90-х годов.
США, единственная на сегодня мировая сверхдержава, как и всегда, стремится к гегемонии в местах залегания и на трассах транспортировки углеводородов. Соперничество с Россией в При-каспии и на БСВ должно дать Америке рычаги влияния на таких ее соперников, как ЕС, Япония, страны ЮВА и Китай. Претензии США к самой России основаны на опасениях, не усилит ли сотрудничество с ней Пекин до опасного для Вашингтона уровня и не станет ли значительно более самостоятельная, чем в 90-х годах, Россия помехой для американской гегемонии в Азии. Ни Россия, ни США при этом не заинтересованы в разрыве или долгосрочном охлаждении отношений, несмотря на наличие в обеих странах влиятельных групп, стремящихся возродить их противоборство.
Мало сомнений в том, что, защищая американские интересы, как их понимает руководство Соединенных Штатов, Америка будет контролировать на Ближнем и Среднем Востоке все территории и режимы, которые в силах удержать под своим контролем, а там, где живой силы и техники будет не хватать - как это происходит в Ираке и Афганистане, - будет использовать, как и в настоящее время, союзников и сателлитов, в минимальной степени учитывая их интересы. При этом США будут использовать военную силу там и тогда, где и когда они посчитают это необходимым. Иллюзии в отношении истинной роли и степени влияния ООН на процессы, происходящие в регионе и мире в целом, простительны ее сотрудникам, вынужденно защищающим «честь мундира», или хроническим получателям международной донорской помощи, но не политикам и дипломатам ведущих стран мира. В случае принятия решения о целесообразности удара по какой-либо из стран «оси зла» с применением неконвенционального оружия удар этот будет нанесен. Произойдет это вне зависимости от идей, которые питает по этому поводу мировое сообщество, союз-
ники по НАТО и критики администрации в самих Соединенных Штатах.
Западная Европа действует по отношению к России с прагматическим эгоизмом, свойственным ее политике на протяжении долгой истории российско-европейских отношений. Потребляя российские энергоресурсы, страны ЕС стремятся диверсифицировать поставки на европейский рынок за счет альянса с арабским миром и Ираном. На БСВ страны ЕС, соперничая с российскими, китайскими и японскими компаниями, готовы к тактическому антиамериканскому альянсу с Россией или Китаем за счет их (но не собственных) отношений с США. Войска европейских держав активно действуют на БСВ как в рамках НАТО и возглавляемой США коалиции в Ираке, так и самостоятельно, преимущественно на территории бывших колоний. Тенденция последнего времени -дистанцирование европейских частей, размещенных в Ираке и Афганистане, от антитеррористических и контрпартизанских операций США и подчеркнутое стремление к налаживанию некон-фронтационных отношений с местным населением.
Китай - перспективный партнер, один из самых проблемных соседей России и единственный в обозримой перспективе противовес мировой американской гегемонии. Вопрос в том, как скоро сотрудничающие с ним страны сменят американскую гегемонию на китайскую. Китай стремится к доминированию в регионе. Пока его интересы по многим направлениям совпадают с российскими. В будущем, однако, они могут разойтись тем дальше, чем в большей мере местные элиты будут формировать общее экономическое пространство с КНР в ущерб России. В частности, в поставках энергоносителей на китайский рынок Россия - прямой конкурент стран БСВ. Неслучайно также в дискуссиях о расширении ШОС Россия лоббирует одновременное вступление в нее Индии и Пакистана, в то время как КНР поддерживает Пакистан, но не Индию, которая может сбалансировать Китай в случае его чрезмерного усиления. При этом в долгосрочном плане и Китай, и Индия, исходя из собственных интересов, заинтересованы в подавлении радикального политического исламизма и в этом являются союзниками России. Следует отметить уникальный потенциал Китая в проведении миротворческих операций на театрах военных действий БСВ. Не исключено, что в перспективе при возникновении
потребности во внешнем военном арбитре, поддерживающем стабильность в регионе в долгосрочном режиме, эту роль сможет выполнить именно Китай.
В голосовании в ООН по иранскому вопросу Россия может избежать конфронтации с США, предоставив эту возможность КНР. Китай, в свою очередь, старается превратить именно Россию в главного противостоящего Америке регионального игрока. В сходных ситуациях, с 70-х годов до настоящего времени, в треугольнике отношений Москва - Пекин - Вашингтон выигрывал Китай. Выработка и проведение в жизнь взвешенного курса в отношениях с КНР, не являющегося ни следствием подчинения российских интересов китайским, ни итогом отечественных или западных фобий в отношении «китайской угрозы», могут стать одной из главных проверок зрелости современной российской внешней политики.
Политика Индии, традиционного партнера России на Ближнем Востоке, все более смещается в сторону укрепления взаимоотношений с США. Это касается не только поставок военной техники, но и сотрудничества в ядерной сфере, а также курса в отношении Ирана. Свою роль в новом балансе российско-индийских отношений играют соперничество Индии с Китаем из-за ближневосточных энергоносителей, выход на индийский рынок вооружений не только американского, но и израильского ВПК, имеющего большой опыт модернизации советской военной техники, а также повышение требований индийского рынка к качеству поставляемой продукции, в том числе оборудования. В то же время в отношениях с Россией у Индии значительно меньше конфликтного потенциала, чем у США, ЕС или Китая. В настоящее время Вооруженные силы Индии, за исключением ограниченных миротворческих операций ООН, не действуют за пределами субконтинента. Однако британский опыт XIX - первой половины XX в. позволяет рассчитывать в критических обстоятельствах на возможность успешного применения в ряде районов БСВ индийских подразделений в широкомасштабных операциях, рассчитанных на долгосрочную перспективу.
Япония и Южная Корея зависят от поставок углеводородов из стран БСВ не менее ЕС, хотя в среднесрочной перспективе могут рассчитывать и на российские поставки сырья. Тесно связан-
ные с США в военно-политической сфере эти страны не имеют, в отличие от России и Китая, на собственной территории очагов исламистского сепаратизма, хотя и уязвимы для террористических атак. Как представляется, они участвуют в операциях коалиционных сил по «демократизации» БСВ, экспериментируя с военным присутствием вне своих границ не только для того, чтобы принять участие в международной операции по поддержанию контроля над стратегически важными для них регионами, но и для «демонстрации мускулов» в соперничестве с КНР и друг с другом.
Иран - ключевой «игрок» БСВ, претендующий не только на региональное лидерство, но и на качественное изменение своей роли в международном сообществе. Отказ от предложений заинтересованных в мирном разрешении иранского кризиса посредников, включая Россию, агрессивные заявления в адрес Запада вообще и США в частности, угрозы уничтожить Израиль, развитая ракетная программа, неприятие условий МАГАТЭ дают основания полагать, что Исламская Республика Иран не просто идет к ядерному статусу, но, по примеру Северной Кореи, стремится к овладению ядерным оружием. Не исключено, что избежать войны ИРИ с США и (или) Израилем, целью которой будет уничтожение иранской ядерной инфраструктуры и потенциальных носителей ОМУ, включая ракеты, авиацию и флот, удастся. Однако, надеясь на лучшее, соседям Ирана необходимо оценить ее последствия на случай, если война состоится. России это касается в полной мере, тем более что, по прогнозам экспертов, удар по Ирану может быть нанесен в сроки - от конца лета текущего года до конца каденции действующего Президента США. Профессиональный анализ ситуации и оценка перспектив - дело соответствующих ведомств и организаций. Ряд «болевых точек», однако, можно наметить уже сегодня. Существенно не только то, когда и по каким именно иранским объектам будет нанесен удар, но и то, каким именно он будет. Наземная операция в Ираке убедительно доказала бессмысленность ее копирования в Иране, поэтому ликвидация иранской угрозы, реальной или мнимой (притом, что политическое и военное руководство ИРИ вольно или невольно делает все возможное для того, чтобы «вызвать огонь на себя»), скорее всего, будет «бесконтактной». Основные вопросы, непосредственно затрагивающие Россию в случае реализации военного сценария: уровень
цен на мировых рынках углеводородов, играющий ключевую роль для формирования государственного бюджета; стабильность и безопасность российского Прикаспия, в первую очередь Дагестана, а также граничащих с Ираном Азербайджана, Армении и Туркменистана; приток на российскую территорию беженцев из зоны войны; неизбежный рост исламистского радикализма не только в самом Иране и других странах БСВ, но и на периферии региона, в том числе постсоветском пространстве, включая территорию России. Достижение максимально возможного контроля над ситуацией в текущем режиме; локализация проблем, в первую очередь в сфере безопасности; минимизация рисков и потерь в долгосрочной перспективе; стратегически правильное геополитическое позиционирование России до начала, в ходе и по завершении кризиса - задачи чрезвычайно сложные, но экзамен этот российской внешней политике, скорее всего, держать придется.
Центральное правительство Афганистана коррумпировано и неэффективно, его власть слаба, а исламисты, включая талибов, усиливаются, дестабилизируя регион, в том числе Пакистан. Страна стала наркопроизводителем мирового уровня, что затрагивает в первую очередь интересы России и Ирана. Войска коалиции, контролирующие афганскую территорию, игнорируют эту проблему, давая серьезный повод к обвинению в двойных стандартах. Выход в преддверии возможности кризиса вокруг ИРИ не просматривается даже в отдаленной перспективе. Охваченный гражданской войной и партизанским движением Ирак де-факто более не является страной, представляя собой децентрализованную территорию, охваченную исламистской террористической деятельностью. Христианские общины Ирака более не являются значимым фактором местного баланса власти, их существование находится под угрозой. Сравнительно стабилен обустроенный под патронажем американцев Курдистан. Высока вероятность - в случае возникновения соответствующей внешнеполитической ситуации - объявления этого района курдским государством. Если лидерам иракских курдов удастся достичь соглашения с руководством Турции, включающего гарантии, необходимые и достаточные для ее генералитета, распад Ирака оформится официально. Дать объективный прогноз будущего шиитских и суннитских районов Ирака, если
будет реализован сценарий такого рода, в настоящее время не представляется возможным.
Исламистские радикалы и эскалация конфликта вокруг ИРИ для Саудовской Аравии и малых монархий Персидского залива представляет не меньшую опасность, чем реализация претензий Ирана на региональную гегемонию и распад Ирака. В отличие от них проблемы Йемена связаны с дефицитом водных ресурсов и низким уровнем экономического развития, в прочих же отношениях сам Йемен - потенциальная проблема для соседей по полуострову. Султанат Оман, контролирующий наряду с Ираном Ормузский пролив, заинтересован в сохранении ровных отношений и с Западом, и с Ираном: неслучайно на его территории проходят интенсивные негласные консультации представителей ИРИ и ее «вероятных противников». Маскат, контролируя юго-восток побережья полуострова, выходящий непосредственно к Индийскому океану, уязвим менее прочих государств Залива, в случае же войны может извлечь немалую выгоду от транзита энергоресурсов, если их экспорт морским путем из Персидского залива будет приостановлен. Для России развитие экономических отношений со странами Аравийского полуострова важно само по себе, однако еще важнее уничтожение местной системы финансирования террористов, оперирующих на территории России, а также пресечение вербовки местными радикалами российских паломников в период хаджа.
Турция - значительно менее проблемный для России сосед, чем Иран. Общие подходы к борьбе с терроризмом, построению системы транзита углеводородов в Европу и страны Леванта, ВТС, участие турецких компаний в российских проектах дают возможность бесконфликтного разрешения в ближайшей перспективе даже столь серьезных разногласий, как вопрос черноморских проливов.
Позиции России в Сирии, окрепшие в период обострения отношений Дамаска с Западом из-за Ливана, могут столь же быстро ослабнуть, если Сирия будет «прощена». Ситуация в Ливане после ухода с территории этой страны сирийских войск предсказуемо эволюционирует в сторону эскалации внутренней напряженности. Обе страны могут быть затронуты конфликтом вокруг Ирана: Сирия как единственный на протяжении четверти века со-
юзник ИРИ в арабском мире, Ливан как база военизированных шиитских формирований, финансируемых и отчасти контролируемых Ираном.
Иордания, поддерживающая ровные отношения с Западом, Россией и Израилем, находится под усиливающимся давлением иракских и палестинских исламистских радикалов. Крах идеи создания на базе ПНА палестинского государства в Газе и на Западном берегу реки Иордан впервые с 1970 г. поставил Амман перед угрозой самому существованию Хашимитской династии, хотя на сей раз ее соперники в арабском мире уязвимы, бороться же с противниками монархия будет не в одиночку, но при открытой поддержке влиятельных союзников.
Израиль в преддверии завершающего этапа приватизации переживает болезненную трансформацию властных структур, перейдя от системы сдержек и противовесов, характерной для этой страны на протяжении трех десятилетий, к авторитарному политическому популизму. Ситуация осложняется низким уровнем доверия военного истеблишмента политическому руководству страны в условиях последовательного отступления на протяжении полутора десятилетий с территорий, занятых израильской армией в ходе блицкригов 1967 и 1982 гг., без какого-либо улучшения в сфере безопасности. Вследствие прихода к власти в ПНА движения ХАМАС и нарастания уровня внешней угрозы со стороны палестинских террористов и Ирана, в настоящее время чрезвычайно высока вероятность возврата к силовому решению палестинской проблемы и превентивного удара Израиля по Ирану. Российские интересы в Израиле в настоящее время связаны с обеспечением режима благоприятствования Русской православной церкви, работой с соотечественниками, алмазообработкой и поставками нефти. Перспективны ВТС, сотрудничество в борьбе с терроризмом, поставки природного газа, участие российских компаний в израильской приватизации, совместные проекты в образовании, науке и создании продукции высоких технологий. Российские интересы в ВТС обречены на конкуренцию с американскими, однако потенциал сотрудничества весьма велик. Расхождения российского руководства с израильским по палестинскому, сирийскому и иранскому направлениям внешней политики России - временные. Их уровень не превышает уровня разногласий Израиля со странами ЕС
из-за поддержки ими палестинцев или с Америкой из-за поставок ею вооружений Саудовской Аравии.
12 лет независимости Палестины дали результаты, прямо противоположные тем, которые в свое время за тот же срок продемонстрировал Израиль. Экономика, экология и социальная сфера Палестины разрушены. Подавляющая часть христиан ПНА покинула территории, там нет устойчивой власти, царит анархия и начинается гражданская война. «Ближневосточный мирный процесс» мертв. Возникновение палестинского государства сорвано палестинскими лидерами. Решения палестинской проблемы, помимо введения жесткого внешнего управления (мандата) сроком на 25-30 лет, не просматривается даже в долгосрочной перспективе. По завершении борьбы за власть в ПНА Израиль будет строить свою политику в отношении территорий в зависимости от ситуации. Наиболее вероятен распад их на 9-12 анклавов, управляемых местными лидерами. «Окно возможностей» в отношении нормализации ситуации в ПНА не случайно ограничено, с точки зрения короля Иордании, двумя годами. Это максимально возможный срок, который, согласно оценкам, сможет удерживать власть правительство Э. Ольмерта, готовое на уход с части территорий.
Исламистские радикалы добились немалых успехов в Египте, включая значительное расширение их представительства в парламенте и усиление террора, в том числе в отношении туристов. Позиции России в Египте и государствах Магриба стабильны и имеют тенденцию к улучшению, хотя позиции стран ЕС, Японии и США в арабской Северной Африке прочнее российских. Террористическая деятельность исламистских антиправительственных группировок в Марокко и Алжире в перспективе может серьезно осложнить внутриполитическую ситуацию в этих странах, став фактором риска, влияющим на целесообразность присутствия зарубежных компаний на их территории. В еще большей мере это относится к Судану и государствам Африканского Рога, переживающим период пограничных и внутренних войн. Некоторые из них, включая страны бывшей «социалистической ориентации», прекратили свое существование в качестве единых государств (Сомали) или находятся в преддверии распада (Судан), который может дестабилизировать значительную часть арабского мира. Любопытен эксперимент по участию военнослужащих России в
миротворческой операции на территории суданского Дарфура, восстановивший присутствие России в этом регионе в качестве партнера Запада.
Россия, вырабатывая государственную политику в отношении БСВ, вынуждена учитывать ход глобализационных процессов, в результате которых не только внешний мир влияет на развитие Ближнего и Среднего Востока, но и ведущие страны, а также политические силы региона - на окружающий мир. Варианты глоба-лизационной стратегии стран БСВ лежат в диапазоне от интеграции в западное сообщество до борьбы с ним. «Демократизация», проводимая в течение ряда лет на БСВ под патронажем США и ЕС в ходе военных операций западных коалиций или правительствами стран региона под давлением американской администрации, открыла дорогу к власти радикальным исламистам, поставив на грань краха секулярные автократии и умеренные монархии региона. Вопреки ожиданиям руководства администрации США итог прямого столкновения с радикальными исламистами, скорее, не в пользу Запада. Операции коалиционных войск в регионе не уничтожили, а расширили кадровую базу и территории, контролируемые исламистами, ослабив светские авторитарные режимы, бывшие главным препятствием на пути групп и лидеров, боровшихся за власть и контроль над региональными ресурсами под лозунгом возврата к истокам «подлинного ислама». Исламисты продолжают контролировать мечети, общинные центры и землячества в университетских кампусах США и ЕС, доминируют в информационном пространстве, в том числе Интернете, и успешно привлекают в качестве союзников многочисленные организации и группы «борцов с мировым сионизмом» и «капиталистической системой», оставшиеся без патронажа после распада СССР. Нельзя не отметить, что положительные примеры экономической, политической или военной интеграции стран БСВ практически отсутствуют, несмотря на распространенную интеграционную риторику. Эффективно в долгосрочном режиме сотрудничество стран региона «против общего врага». Исламская солидарность «срабатывает» против Израиля или Запада в целом, арабская - против Израиля, Турции или Ирана, региональная - против конкретных соперников. Строя долгосрочные планы сотрудничества с арабским или исламским миром, это необходимо учитывать, как и то, что вопре-
ки риторике конкретные сиюминутные интересы конкретных стран региона для их лидеров де-факто всегда играли более существенную роль, чем любые декларации солидарности. Как представляется, будущее региона - не в ускоренной демократизации по западным образцам, провоцирующей конфликты, некоторые из которых приобретают необратимый характер, а в поддержке стабильности там, где она еще не разрушена. Укрепление правящих режимов вне зависимости от их ориентации может дать шанс постепенной модернизации, проводимой местными лидерами, опирающимися на ресурсы и традиции региона. Устойчивая демократия на БСВ может стать реальностью только в результате эволюции баланса сдержек и противовесов, учитывающего особенности конкретных стран, и сложившихся на их территории на протяжении столетий систем управления, включая племенные, клановые и этноконфессиональные отношения.
Как представляется, Россию в ближневосточной политике в настоящее время должны интересовать в рамках «разумного эгоизма» не благие намерения по распространению демократии, но исключительно собственные долгосрочные геополитические интересы. ООН, ДНЯО, «0-8», ШОС, другие международные структуры, в которых Россия занимает позиции, дающие возможность реализации этих интересов, играют роль инструментов, позволяющих проводить эту политику. Подчиненность национальных интересов лоббистским усилиям России противопоказана. Это в равной мере касается идей «антизападного пакта с исламским миром» и «антиисламского пакта с Западом».
Россия непосредственно граничит с БСВ и странами Дальнего Востока, имеет интересы в Африке и ЮВА, но в любом случае принадлежит именно к европейской цивилизации. Разрыв или глобальное противостояние с Западом не в ее интересах, и соперничество не может переходить границ, за которыми этот разрыв возможен. В конечном счете расширение внешнего влияния России, в том числе на БСВ, должно способствовать развитию ее собственной - а не американской, иранской, европейской или китайской -экономики и социальной базы, укреплению безопасности страны. Приоритетным направлением для этого является восстановление влияния не только на дальней, но и на постсоветской периферии. Ближний и Средний Восток в ближайшей перспективе - регион
«больших проблем» и основной источник международного терроризма. Конфликты, идущие там, явно переходят в войны по сценарию «конфликта цивилизаций». Неизбежно изменение государственных границ стран региона. Все это ставит перед Россией задачу сохранения «вооруженного нейтралитета», оставляющего возможность использовать любое развитие событий.
«Международная жизнь», 2006 г., № 6, с. 76-86.
