CC BY
64
Т.Г.ПАРХАЛИНА РОССИЯ И НАТО: ПРОБЛЕМА ВОСПРИЯТИЯ
В последние три года дискуссия в России, а вернее сказать, в политических, военных и академических кругах по поводу создания новой европейской архитектуры в сфере безопасности, с которой наш континент войдет в XXI в., сфокусировалась на проблеме расширения НАТО. Остается только сожалеть, что вопрос о присоединении к одному из международных институтов новых членов (стран Центральной и Восточной Европы), который по сути является результатом свободного решения самих этих стран и одновременно одним из основополагающих принципов СБСЕ-ОБСЕ, доминировал в более важной и широкой дискуссии о безопасности и стабильности на Европейском континенте. Вопрос о расширении НАТО затмил такие аспекты строительства новой европейской архитектуры безопасности, как стратегия совместной разработки ответов на качественно новые вызовы безопасности, которые имеют транснациональный и фундаментальный характер, и реальное, а не декларативное участие России в международных инициативах по поддержанию мира. Ситуацию еще более усугубил кризис вокруг Косово, когда массовые этнические чистки привели к воздушной операции НАТО против Югославии. Вследствие такого подхода была поставлена под сомнение сама возможность стратегического партнерства с Западом, без которого Россия не сможет решить задачу модернизации, возникли подозрения относительно намерений друг друга в сфере внешней политики, начались поиски зачастую мнимых союзников на Юге и Востоке, что далеко не всегда приводило к позитивным результатам. И все это на фоне исчезновения реальной военной угрозы России со стороны Запада и Западу — со стороны России.
Стоит разобраться, почему это произошло, какие факторы влияют на восприятие в России дальнейшего развития европейских интеграционных процессов, одним из аспектов которого и является расширение НАТО, как негативного, наносящего ущерб национальным интересам.
Культурно-исторический аспект. Российская история показывает, что отношения между Россией и Европой, Россией и Западом всегда характеризовались нестабильностью. Объяснить эту нестабильность можно четырьмя структурными геополитическими факторами. Во-первых, по своей территории, количеству населения и природным ресурсам Россия превосходит любое европейское государство; ее основной проблемой всегда было эффективное использование этих огромных ресурсов. Во-вторых, на протяжении всей своей истории Россия не имела четко определенных границ как на западе, так и на востоке, что подталкивало ее к постоянной экспансии с целью стабилизировать периферийные районы; однако это не решало проблемы, а, напротив, усугубляло ее, так как создавалась новая периферия. В-третьих, между Россией и великими европейскими державами всегда находились небольшие политически слабые государства, что также усиливало экспансионистские настроения в России, стремление утвердиться западнее. В-четвертых, географически, а также в политическом и культурном плане Россия находится между Европой и Азией, в результате чего она никогда не ощущала полной принадлежности ни к одной, ни к другой.
Перечисленные геополитические факторы обусловливали культурную традицию и политику по отношению к Западу. Осознание факта технологического отставания от Запада приводило к противоречиям. Из признания этого отставания делался вывод о необходимости использования его достижений для модернизации российской экономики; но одновременно в России всегда опасались негативного влияния западных ценностей на общество и культуру, что ограничивало возможности сотрудничества. И так происходило всякий раз, когда Россия вставала на путь модернизации. Складывается впечатление, что заимствование западного опыта старались компенсировать подчеркиванием своей уникальной роли.
Такой философско-культурный фактор, как мессианское значение православия и особая роль в деле его защиты ("Москва — Третий Рим, а Четвертому — не бывать"), а также стремление служить в качестве опоры для православных наций Европы, также оправдывали
как российский экспансионизм, так и формирование определенного типа стратегической культуры.
Приходится констатировать, что советская и нынешняя российская стратегическая культура уходят своими корнями во внешний экспансионизм и внутреннюю автократию Российской Империи, которая отдавала предпочтение превентивному, наступательному использованию силы. В значительной степени стратегическая культура формируется под влиянием философских, политических, культурных, когнитивных характеристик государства и его элит. Неисторические или так называемые "объективные" переменные, такие, как уровень развития технологий, материальные ресурсы и т.д., имеют здесь второстепенное значение. Именно стратегическая культура придает особое значение этим переменным величинам. Сама же стратегическая культура меняется крайне медленно в течение длительного исторического периода, сохраняя как бы определенный психологический архетип.
Представители различных стратегических культур, будучи поставленными в одинаковые условия, сделают различный выбор. Иначе говоря, одинаковая ситуация будет интерпретироваться ими по-разному.
Ситуация, связанная с расширением НАТО, интерпретировалась представителями российской стратегической культуры как угроза.
Психологические аспекты проблемы. Вернемся на несколько лет назад — к моменту распада СССР. Именно тогда вновь встал вопрос о том, чем же является Россия и каково ее место в мире. Действительно, потеря былого международного статуса и территорий была воспринята многими россиянами как национальное унижение и привела к политической дезориентации. В результате дискуссия по внешнеполитическим вопросам приобрела традиционные черты: во главу угла вновь был поставлен вопрос о необходимости развития тесных отношений с Западом, о сохранении особого статуса России, о поисках баланса между европейским и азиатским направлениями в политике.
Реформаторские шаги Горбачева и Ельцина вызвали в российском обществе реакцию, сравнимую с той, которая была характерна для славянофилов XIX столетия: вновь встал вопрос об особой роли России в мировой истории в качестве "моста" между Востоком и Западом, вновь возникли сомнения относительно целесообразности
копирования западной модели и опоры на помощь Запада, опасения по поводу пагубного воздействия западной культуры.
Эта реакция обусловливалась еще и тем, что многие российские политики испытали разочарование по поводу того, что их декларации о переходе России на путь демократизации не были восприняты на Западе как аксиомы. Запад четко показал (когда прошел период эйфории), что он не собирается безоговорочно поддерживать все внутри- и внешнеполитические акции российского руководства и что Россия не может быть лишь на основе заявлений принята в семью демократических государств Европы и должна пройти долгий и сложный путь прежде, чем это произойдет.
В силу названных причин, а также вследствие действия факторов экономического порядка в российском общественном мнении, в политических и академических кругах существовали и продолжают существовать три точки зрения на место России в мире: 1) стремление сблизиться с Западом и Европой; 2) отход от прочных связей с Западом и выбор так называемой "восточной альтернативы"; 3) баланс между Востоком и Западом, использование преимуществ от сотрудничества с обеими сторонами при сохранении российской самобытности.
Политический контекст. В политическом плане три вышеназванных направления соответствуют взглядам либеральных реформаторов, так называемых "национал-патриотов" или "национал-радикалов" и умеренного националистического центра. Именно в этом контексте и следует рассматривать действительное отношение различных политических сил в России к вопросу расширения НАТО.
Сторонники западной ориентации считают, что успешное развитие связей с Западом неотделимо от процесса либеральных реформ во внутриполитическом и экономическом плане. Они выступают за интеграцию страны в западные экономические и политические институты ("семерка", ЕС, НАТО), а расширение НАТО рассматривают как логический шаг в дальнейшем развитии европейской интеграции. Некоторые сторонники этого направления полностью идентифицируют интересы России с интересами Запада. Последний рассматривается ими как модель, функционирующая на основе универсальных культурных ценностей, принципах демократии и социального прогресса.
Национал-радикалы, являющиеся апологетами антизападного направления, ставят своей целью возрождение "величия России" на
основе отказа от западной модели развития и утверждения мессианского предназначения России, спекулируют на идее защиты интересов русских в ближнем зарубежье и даже не исключают территориального реваншизма.
Подключение России к программе "Партнерство во имя мира" и подписание "Основополагающего акта о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности" между РФ и НАТО они оценивают как предательство национальных интересов, а расширение НАТО на восток — как интриги антироссийских сил Запада. Внешнеполитический курс, нацеленный на интеграцию в западные институты, они оценивают как низводящий страну до роли второстепенной державы, как "оскорбление национального достоинства"; экономическую помощь Запада — как средство контроля над Россией, а сотрудничество в области безопасности — как основу вмешательства в ее внутренние дела. Согласно такому подходу, не может быть и речи о налаживании прочных связей с НАТО, поскольку такой шаг равносилен капитуляции.
Наряду с этими двумя направлениями, представляющими правый и левый фланги политического спектра, существует и умеренный националистический центр. Тех, кто его представляет, условно можно назвать новыми "евразийцами", что, однако, не означает параллели с "евразийцами" 20-х годов. Его сторонники полагают, что России в силу ее географического положения и культурного наследия необходимо искать баланс между Востоком и Западом, не ограничиваясь чисто прагматическим подходом по многим проблемам. По их мнению, для России вполне естественно играть роль "моста" в евразийском пространстве, что отвечало бы и интересам русских, живущих в республиках бывшего СССР. Они концентрируют внимание на сохранении территориальной целостности России в ее сегодняшних рамках, не выражают энтузиазма по поводу концепции возрождения России как сверхдержавы в границах бывшего СССР, настаивают на сохранении своеобразного цивилизованного идентитета и национальных особенностей. Эта школа мысли не имеет антизападной направленности, но призвана привлечь внимание к проблеме обеспечения российских национальных интересов на Востоке. Новые "евразийцы" выступают за то, чтобы экономические и политические интересы России в АТР не были принесены в жертву цели инкорпорирования страны в евроатлантическую цивилизацию.
Сторонники этой школы считают, что сотрудничество с НАТО, участие России в программе ПИМ и подписание Основополагающего акта со всеми вытекающими последствиями являются своего рода сделкой, уступкой Западу в обмен на сотрудничество с ЕС и участие в большой "семерке", которые они не только не отвергают, но считают одним из внешнеполитических и внешнеэкономических интересов.
Парадокс нынешней внутриполитической ситуации состоит в том, что, хотя именно последнее направление набирает силу в рамках дискуссии по вопросам внешней политики России и ее места в мире, его сторонники, так же как и либеральные демократы, не осмеливаются четко высказываться (по крайней мере, внутри страны) по поводу расширения НАТО. Этот тезис требует ряда уточнений. Во-первых, как сторонники "вестернизации", так и радикальные национал-патриоты теряют поддержку в обществе: в первом случае это связано с плачевным состоянием российской экономики, что как бы разрушило надежды, связанные с копированием западной модели; во втором — с тем, что молодое поколение не хочет чувствовать себя отрезанным от западной культуры, отказаться от контактов с европейцами и американцами, от развития экономических и иных отношений с Западом. Во-вторых, приверженцы умеренной националистической позиции, по-видимому, полагают, что поскольку в обществе не просто действуют старые стереотипы времен "холодной войны", связанные с тем, что НАТО является "агрессивным империалистическим блоком, направленным против СССР", но эти стереотипы искусно эксплуатируются радикальными националистами, то будущий избиратель не поймет их аргументацию и не отдаст им свои голоса на выборах, будь то выборы парламентские, президентские или в местные органы власти.
Этот парадокс объясняется скорее всего особенностями национализма в посткоммунистических странах. Всплески национализма здесь в большинстве случаев являются результатом несоответствия способностей политических институтов разрабатывать и реализовы-вать такие действия, которые адекватны вызовам безопасности общества и личности в экономическом, политическом, военном, культурном измерениях. Следствием неспособности находить адекватные ответы на новые вызовы безопасности является стратегия мобилизации поддержки коллективных действий, а главным инструментом — националистическая идеология. Ситуация обостряется также и в связи с тем, что элиты отстаивают в ходе этого процесса различные кла-
новые интересы. Национализм превратился, таким образом, и в стратегию, и в средство для легитимации политических действий во всех областях, как в сфере внутренней, так и внешней политики.
Манипулирование таким национализмом является самым эффективным способом завоевания политической власти и сохранения контроля над населением. Бывшие коммунистические лидеры, которые превратились в националистов, используют национальные чувства и страхи для удовлетворения собственных амбиций. Власть, которую они получают таким образом, по своей природе авторитарна. В этой борьбе за власть использование понятия "национализм" не оставляет места для реального плюрализма и многопартийной системы. Многие партии, которые находятся в оппозиции к националистам, также вынуждены использовать националистические лозунги. Те же партии и группы, которые стараются их не использовать, получают ярлык "непатриотических", "предателей" и остаются на обочине политической жизни.
Исторический урок перехода планового хозяйства на рыночные рельсы в России и других странах бывшего СССР состоит в том, что переход к рынку усиливает национализм (причем национализм этот "гражданский", а не "этнический", т.е. тот, который питается существующими институтами, а не традициями) в обратной пропорции к эффективности политических институтов в управлении этим процессом.
Национализм в России является следствием быстрого вступления рыночных сил в нерыночную экономику, т.е. следствием вызовов экономического характера, в отношении которых политические элиты не могут выработать адекватные ответы. В таких условиях национализм играет несколько политических ролей: предприниматели используют его для того, чтобы разрушить барьеры на пути создания национального рынка и осуществить экспансию на международные рынки; представители старых элит — для идеологического обоснования идеи возврата к суррогату старого строя.
Всплеск национализма является как бы ответом тем массам населения, которые испытывают "боль" от шоковой терапии, на отсутствие или недостаточность государственного протекционизма.
Экстремистски настроенные националисты используют эти настроения в отстаивании следующих позиций: контроль над ценами; прекращение межэтнических конфликтов с помощью силы; восстановление оборонной мощи бывшего СССР; поддержка военно-
промышленного комплекса; усиление исполнительной власти; наконец укрепление национального государства с целью уберечь русских людей от "пагубного" иностранного, прежде всего западного, влияния.
Умеренные националисты призывают к тому, чтобы меньше полагаться на помощь Запада, делать акцент на особых правах и интересах России, поддерживать военный потенциал, достаточный для отражения латентной угрозы, якобы исходящей как от западных стран, так и от ряда азиатских государств. В то же время они призывают к союзу с Западом для создания контрбаланса тем угрозам, которые, по их мнению, исходят от Японии и Азии в целом.
А либеральные реформаторы попросту обходят проблему национализма, что является их стратегической ошибкой, и отдают ее на откуп другим течениям, полагая, видимо, что либо она решится сама собой, либо либеральные идеи возобладают в массах, и тогда для национализма просто не останется места.
Подобное, хотя, безусловно, и не полное объяснение природы национализма в России в значительной мере характеризует отношение различных политических течений к проблеме расширения НАТО и создания новой системы безопасности в Европе.
Существование вышеназванных течений или школ уже само по себе свидетельствует о том, что проблема расширения НАТО воспринимается в стране неоднозначно.
Следует напомнить, что программа "Партнерство во имя мира", которую предложил Запад в качестве переходного этапа для возможных стран-кандидатов, явилась своеобразным компромиссом между теми силами на Западе и в России, которые по разным причинам опасались расширения Североатлантического союза. На Западе многие считали, что это приведет к ослаблению НАТО, поскольку ей придется взять на себя решение сложнейших и дорогостоящих социально-экономических проблем стран ЦВЕ, в России — наоборот, опасались усиления НАТО через расширение и приближение альянса к западным границам нашей страны.
В тот период, т.е. во второй половине 1993 г., когда Польша впервые поставила вопрос о присоединении к НАТО и первоначально получила от российского президента нейтрально-положительный ответ, в России отношение к разработке ПИМ было достаточно спокойным, поскольку многие российские политики и военные полагали, что ее реализация как бы оттягивает вопрос о расширении НАТО
на неопределенно долгий срок, в течение которого много воды утечет I и проблема создания новых структур безопасности в Европе будет решаться в иных исторических условиях.
Однако политическая жизнь в посткоммунистических странах \ зачастую оказывается далека от представлений о ней. Развитие событий в самой России, прежде всего в октябре и декабре 1993 г., когда была предпринята попытка государственного переворота и власти подавили ее с помощью военной силы и когда вслед за этим на парламентских выборах внушительную победу одержала по сути нацио-нал-патриотическая партия В.Жириновского и руководство страны сразу же откорректировало внешнеполитический курс в сторону расстановки неоимперских акцентов, но также и в самих странах Центральной и Восточной Европы (здесь я имею в виду прежде всего эскалацию Балканского кризиса) побудили наших восточноевропейских соседей более настойчиво стучаться в двери Североатлантического союза, стремясь обрести гарантии своей безопасности прежде всего от непредсказуемого развития ситуации на крайне нестабильном пространстве бывшего СССР и на Балканах.
1994 год, когда Россия попыталась решить сложнейшие социально-политические и социально-экономические проблемы, не имеющие военного решения, с помощью военной силы (Приднестровье, Таджикистан, Чечня), добавил еще больше беспокойства и привел к тому, что страны ЦВЕ начали оказывать постоянное давление на Запад с целью "открытия" НАТО для их членства.
Проблема расширения НАТО на восток была крайне болезненно воспринята рядом российских политических и военных элит. Здесь необходимо напомнить, что просьба о вступлении в НАТО была инициирована не Западом, а самими странами ЦВЕ в значительной степени под влиянием событий в России. Среди мотиваций стран ЦВЕ следует упомянуть следующие:
— членство в НАТО является для них институционализацией независимости от Москвы и гарантией принадлежности к западной системе ценностей, поскольку вопрос о присоединении к ЕС откладывается на достаточно длительную перспективу, прежде всего по финансово-экономическим причинам;
— исторический опыт сосуществования России и Германии научил их быть не очень оптимистичными в отношении природы человеческого поведения, а присоединение к западным интегрированным
структурам безопасности гарантирует от любого негативного развития как к востоку, так и к западу от их границ;
— одна из основных функций НАТО состоит в том, чтобы воспрепятствовать ренационализации политики безопасности ее членов, поэтому эффективная военная интеграция стран-членов сводит на нет риски, связанные с непомерным военным строительством како-го-либо одного государства, которое может угрожать своим соседям;
— страны ЦВЕ понимают, что в самой России в результате внутриполитического развития последних лет нарастают националистические тенденции. Причем национализм этот — с антизападным лицом. Страхов добавляют и многочисленные этнические конфликты на территории бывшего СССР: события в Чечне, Приднестровье, Таджикистане, согласно их оценке, показали, что Москва готова использовать военную силу для достижения политических целей;
— наконец одним из серьезнейших стратегических просчетов России явилось то, что после распада ОВД российские политики не разработали убедительную концепцию взаимоотношений со странами Восточной Европы. Последние не входили в список приоритетов внешнеполитических ведомств, им не было предложено никаких гарантий безопасности на случай возникновения эвентуальной угрозы, уровень торговли резко упал, научно-технические и культурные связи оказались практически свернутыми.
Ситуация с расширением НАТО может быть сравнима с моментом объединения Германии, когда явочным порядком восточные немцы сломали Берлинскую стену и в определенной степени поставили ФРГ перед свершившимся фактом и вынудили решать проблему незамедлительно, а не растягивая на десятилетия, как предполагали западногерманские политики. Кроме того, следует помнить, что НАТО в период "бархатных" революций в странах ЦВЕ выступала за сохранение Организации Варшавского Договора с тем, чтобы затем и НАТО, и ОВД трансформировались в панъевропейскую оборонную структуру. Однако когда Варшавский Договор распался сам собой, НАТО пошла на создание Совета Североатлантического сотрудничества (ССАС), целью которого было обеспечить членам бывшего ОВД возможность диалога, консультаций и реализации совместных проектов. ССАС стал общеевропейским форумом для дискуссий, касающихся контроля над вооружениями, сотрудничества в сфере оборонных усилий, управления кризисными ситуациями, координации мер по поддержанию мира.
Эти уточнения важны, поскольку многие российские политики и военные сейчас стараются представить дело так, будто именно Запад поставил вопрос о расширении Североатлантического союза с целью изолировать Россию и вновь разделить Европу.
Аргументы противников расширения НАТО в России сводятся к следующему: 1) процесс расширения приведет к "выталкиванию" России из Европы, к появлению новых разделительных линий и ослаблению ее безопасности, к нарушению военной стабильности в Европе и несет в себе возможности нарушения договоров по сокращению вооружений; 2) Россия потеряет рынки вооружений стран ЦВЕ, и, следовательно, будет нанесен ущерб ее экономическим интересам; 3) процесс расширения явится "подарком" леворадикальным политическим силам в России и приведет к дестабилизации обстановки в стране.
Первая группа аргументов как бы исключает следующие реалии политической жизни. НАТО уже начала процесс внутренней и внешней трансформации. Во всех без исключения натовских документах подчеркивается, что система безопасности в Европе может быть построена только совместно с Россией, а не против нее. Североатлантический союз, с пониманием относясь к опасениям России, пошел на модификацию ДОВСЕ на три "нет" (не имеет ни причин, ни планов, ни намерений размещать ядерное оружие на территории стран-кандидатов) в ядерной области. НАТО настаивает на усилении роли ОБСЕ и других институтов. Таким образом, если только сама Россия не встанет на путь, исключающий сотрудничество с Западом, она не может быть по определению "вытолкнута из Европы" — это противоречит интересам Запада.
Вторая группа аргументов касается экономических интересов России. Здесь целесообразно подчеркнуть, что отстаивание собственных экономических интересов предполагает прежде всего сотрудничество. После 1991 г. Россия не разработала стратегию экономического сотрудничества со странами ЦВЕ и в определенной степени самоустранилась с их рынков. А сейчас необдуманные заявления некоторых российских политических деятелей приводят к обратным от желаемого результатам. Попытки решить судьбы этого региона на основе имперского мышления приводят к тому, что страны ЦВЕ и экономически все более ориентируются на Запад. Показательным является пример Чехии, когда руководство страны в ответ на угрозы российского посла приостановить поставки газа подписало соглаше-
ние с Норвегией. К тому же есть основания предполагать, что если бы Россия пошла на подготовку документа, определяющего основы взаимоотношений с НАТО, не в последние месяцы перед Мадридским саммитом 1997 г., а готовила его постепенно и основательно, ей удалось бы выговорить определенные условия, обусловливающие возможности поставок комплектующих частей к российской военной технике, находящейся на вооружении этих стран. Ведь процесс стандартизации займет длительный период, и военная техника не сможет быть заменена одномоментно.
Третья группа аргументов связана с внутриполитическим развитием в самой России. Многие наши руководители часто повторяли, что не смогут объяснить россиянам факт открытия НАТО на восток.
А разве кто-нибудь из российских политиков высшего эшелона когда-нибудь пытался это сделать? Когда постоянные заявления о том, что существует общероссийский консенсус по проблеме расширения НАТО, привели к проведению социологических опросов, то последние показали отсутствие подобного консенсуса.
Фактически опросы проводились с 1995 г. Их данные свидетельствуют, что около 60-65% опрошенных вообще не интересуются проблемами внешней политики, не знают, что представляют собой различные международные институты, в том числе и НАТО. Российских граждан прежде всего интересуют проблемы выплаты зарплат и пенсий, стабильность финансовых структур, куда они вкладывают свои сбережения, социальная политика федеральных и местных властей.
Данные опроса, проведенного ВЦИОМ в декабре 1995 г., свидетельствуют, что лишь 0,7% респондентов высказали беспокойство по поводу расширения НАТО. Гораздо в большей степени россиян беспокоят судьба русской диаспоры за рубежом (10%), повальная торговля природными ресурсами (14%), восстановление статуса сверхдержавы (61%), восстановление национального достоинства (77%)1).
В первом квартале 1996 г. ВЦИОМ проводил опрос населения по репрезентативной выборке в 20 областях, краях и республиках Российской Федерации. На вопрос, представляет ли расширение НАТО угрозу интересам России, "да" ответили 35% опрошенных, "нет" — 11, затруднились ответить — 42%, ответили, что Россия не
Ц Опрос ВЦИОМ, декабрь 1995 г. Москва.
должна мешать расширению НАТО, — 2%, что Россия должна присоединиться к этому союзу — 10%".
В декабре 1996 г., т.е. в момент, когда острота дискуссии по поводу расширения НАТО среди московских элит достигла своего пика, российский фонд "Общественное мнение" провел общероссийский опрос населения по репрезентативной выборке в 56 населенных пунктах 29 областей, краев и республик всех экономико-географических зон России. Вопрос ставился следующим образом: "Как вы считаете, какую политику в отношении НАТО следует проводить сегодня России?" 31% опрошенных ответили, что Россия должна помешать расширению НАТО на восток; 22 — что Россия сама должна стать членом НАТО, 10 — что Россия может допустить расширение НАТО на восток в обмен на выгодный договор о сотрудничестве со странами альянса, 2 — что Россия не должна препятствовать расширению НАТО; и 35% — затруднились ответить5.
Проводились опросы и среди экспертов по вопросам внешней политики. Так, в первой половине 1996 г. ВЦИОМ совместно с московским отделением Фонда Фридриха Эберта провели опрос среди экспертов. Поставленный вопрос звучал следующим образом: "Какова должна быть политика России по отношению к НАТО в условиях ее расширения?" 9% респондентов высказались за членство России в НАТО, 10 — посчитали, что расширение НАТО не нанесет ущерб интересам безопасности России, 30 — что противоречит интересам безопасности РФ, 2 — что расширение НАТО будет способствовать укреплению безопасности страны3'.
Даже если принять во внимание неполную репрезентативность в ходе опросов и противоречивость некоторых данных, тем не менее социологические исследования показывают отсутствие консенсуса в стране по вопросу о расширении НАТО. Лишь около 30% опрошенных на протяжении двух лет считали и считают, что НАТО представляет угрозу для России. Настолько же постоянным продолжает оставаться и процент (условно назовем их) "сторонников" этого процесса — 2%; 9-10% опрошенных как среди населения, так и экс-
ц Опрос ВЦИОМ, март 1996 г., Москва.
Фонд "Общественное мнение", Москва, декабрь 1996 г.
3) Russische Aussenpoiitik 1996 in Urteil von aussenpolitischen Experten, SINUS/VCIOM, Moskau/München, Mai 1996.
пертов постоянно высказываются за членство России в Североатлантическом союзе.
Региональные элиты вообще воздерживаются от каких-либо рассуждений на этот счет, их в гораздо большей степени волнуют взаимоотношения с федеральными властями, бюджетное финансирование, они выступают за развитие двусторонних экономических связей со странами Запада и реализуют это на практике в ряде случаев с большим успехом.
Когда данные опросов продемонстрировали отсутствие консенсуса в российском обществе, то стали говорить о "расширяющемся консенсусе", подтвердив еще раз, что желаемое выдается за действительное.
Что касается дестабилизации положения в России, то она действительно может произойти, но не в зависимости от расширения НАТО, а по причинам пробуксовки реформ, невыплаты зарплат и пенсий, криминализации экономической и общественной жизни, коррумпированности государственных чиновников — т. е. из-за причин социально-экономического, но никак не внешнеполи-тического характера. Новейшая история России (после 1989 г.) показывает, что российское общественное мнение достаточно спокойно реагировало и на отделение стран Балтии, и на вывод советско-российских войск из стран Восточной Европы, и на возможность присоединения к Североатлантическому альянсу некоторых наших бывших союзников, и на события в бывшей Югославии. Можно прогнозировать, что также спокойно оно будет реагировать и на реальное присоединение к НАТО как первой, так и второй волны кандидатов (под первой имеются в виду Чехия, Венгрия, Польша; под второй — Румыния, Словения, Австрия). Что же касается стран Балтии, то, видимо, эту проблему будет решать следующее поколение политиков, не отягощенное идеологическими мифами времен "холодной войны".
Отношение российских политических и военных элит к расширению НАТО обусловлено как развитием внутриполитической ситуации в России (о чем речь шла выше), так и наличием реальных озабоченностей в сфере безопасности, а также существованием ряда очень устойчивых мифов, перерастающих в психологические комплексы.
Что касается озабоченностей в сфере безопасности (размещение тактического ядерного оружия и ядерной инфраструктуры на территории потенциальных членов, модернизация ДОВСЕ, учитывая
растущее превосходство НАТО в обычных вооружениях), то совершенно ясно, что они имеют под собой почву не в связи с намерениями НАТО, а в связи с потенциальными возможностями. Эти озабоченности учитываются странами Запада, что, собственно, и показали подготовка и подписание "Основополагающего акта". В том случае, если эти озабоченности ясно формулируются российской стороной, НАТО стремится искать адекватные ответы на поставленные вопросы, учитывать позицию России.
Когда же речь заходит о мифологизации отношений с Западом в целом и с НАТО в частности, то в этой сфере гораздо труднее находить ответы на многовековые вопросы российского бытия. Являемся ли мы частью Европы или нет? Выталкивает ли Запад нас из Европы? Создает ли новые разделительные линии или стремится к объединению континента? До тех пор, пока мы сами для себя не решим проблему самоидентификации, ответы на поставленные вопросы бессмысленно искать на Западе или вместе с Западом.
Существует несколько устойчивых мифов относительно НАТО, которые вольно или невольно эксплуатируются представителями ряда российских элит и мешают продуктивному сотрудничеству.
Первый миф — это представление о НАТО как о военном союзе. Но это — лишь часть правды. Вторая ее часть состоит в следующем: НАТО — являет собой пример того, как политические деятели научились извлекать уроки из истории. НАТО, наряду с прочим, представляет собой и клуб, в котором его члены взаимно контролируют друг друга. Никто не желает из-за глупости или авантюризма одного из союзников быть втянутым в войну. Вашингтонский договор не содержит обязательства по оказанию военной помощи тому, кто развязал конфликт. Именно поэтому НАТО является хорошей школой против реваншизма и национализма. И это в интересах не только ее членов, но и соседей.
Здесь есть и еще один важный момент. Тот, кто вынужден самостоятельно заботиться о своей безопасности, тратит на это гораздо больше средств, нежели в рамках коллективной обороны. История НАТО показывает, что чем выше степень интегрированности в военные структуры, тем ниже расходы на оборону. Поэтому НАТО является инструментом контроля над вооружениями.
Миф второй — о том, что НАТО приблизится к границам России, увеличит свою военную мощь и в связи с этим возрастет угроза с Запада. В действительности же НАТО обеспечит стабильность на
западных границах России, что даст ей возможность сконцентрировать свои усилия на южном направлении, откуда и проистекает для нее главная опасность. Многие российские политики испытывают разочарование по поводу того, что ее бывшие союзники переходят в лагерь бывшего противника. Но необходимо осознать два момента. Во-первых, Запад более не является противником. Во-вторых, многие соседи России все еще испытывают страх перед ней. При этом не столь важно, объективно оправдан этот страх или нет, в любом случае он становится политическим фактором. Страх пройдет только в том случае, если своей политикой Россия докажет, что не намерена доминировать в отношениях с малыми странами. Предостережение России относительно их вступления в НАТО воспринимается в этих странах как вмешательство во внутренние дела, как продолжение имперской политики.
НАТО требует от претендентов выполнения определенных условий при вступлении в союз: предварительно решить все пограничные споры, гарантировать гражданский контроль над вооруженными силами, урегулировать все этнические конфликты. Все это соответствует интересам России. Кстати говоря, необходимо помнить, что в 50-80-е годы НАТО, помимо военных функций, обеспечивала переход к демократии таких стран, как Германия, Португалия, Турция, Испания.
Миф третий — об опасности изоляции. Он просто утопичен в современном взаимозависимом мире, тем более что российские рынки привлекательны для западных инвесторов, но, безусловно, в случае стабильной внутриполитической обстановки и соответствующего законодательства. Европа нуждается в России не в меньшей степени, чем Россия нуждается в Европе.
Миф четвертый — о том, что НАТО, ведя разговоры о трансформации, на самом деле остается прежней. Можно было бы привести как цифры, свидетельствующие о реальном значительном сокращении ядерных и обычных вооружений, так и документы, доказывающие изменения в стратегии, но они известны. Позволю себе лишь привести пример Боснии, где военные с успехом осуществляют то, о чем спорят политики и дипломаты. Босния доказала, что главной задачей НАТО является не оборона, а гуманитарные миссии, сохранение мира, обучение жить в условиях мира, борьба против международного терроризма и преступности. При решении всех этих задач участие России обязательно и ни в коей мере не оспаривается никем.
Ситуация вокруг Косово, когда Россия как бы "в пику" запад-I ному сообществу поддержала режим Милошевича, привела к такому обострению отношений России и НАТО, что в воздухе вновь запахло , "холодной войной".
Если оставить за рамками эмоциональную реакцию России, выразившуюся в "асимметричном" поведении демонстрантов у стен американского посольства в Москве, то к чему же привела бескомпромиссная поддержка режима, который зарекомендовал себя как охраняющий такие базовые ценности, как права человека и национальных меньшинств? Каков, так сказать, сухой осадок инициатив российской дипломатии, демаршей со стороны Государственной думы, поездок в Белград политических деятелей, принадлежащих к различным политическим партиям и движениям? Что реально приобрела Россия с точки зрения как укрепления ее влияния на мировой сцене, так и отстаивания ее интересов на Балканах? Каковы результаты такой внешнеполитической позиции внутри страны? Все эти вопросы волнуют любого россиянина и требуют, по крайней мере, поиска ответов на них.
Итак, что касается международного влияния России и отношений с Западом, от которых в значительной степени (так уж сложилась история во второй половине XX в.) это влияние зависит, то этим отношениям нанесен очень серьезный ущерб. Может быть, они даже отброшены на 15-20 лет назад. О партнерстве, которое с таким трудом складывалось после подписания Основополагающего акта Россия — НАТО в мае 1997 г., видимо, придется забыть, по крайней мере, на обозримое время. Но, может быть, мы, противопоставив себя Западу, добились существенных успехов на Востоке или на Юге? Тоже нет. Позиция Китая, представитель которого вместе с российским голосовал в Совете Безопасности ООН за резолюцию, осуждающую бомбардировки Югославии, а также реакция китайского руководства на трагическую ошибку, связанную с бомбардировкой китайского посольства в Белграде, не должны создать иллюзии о возможности формирования в будущем неких стратегических треугольников: известно, что Китай и Индия по-восточному деликатно, но вместе с тем твердо уклоняются от строительства подобных стратегических схем, которые включали бы Россию.
Страны Восточной Европы, которые не успели вступить в НАТО, теперь будут с еще большей настойчивостью стучаться в двери этого западного союза. И так называемая "вторая волна расшире-
ния", о которой с большой нервозностью говорили в российском политическом и военном истеблишменте последние два-три года, именно теперь становится реальной как никогда, ибо восточноевропейские страны имеют аргументы, которые подтверждают их торопливость и настойчивость: разгул национализма с антизападным лицом в самой России и стремление восточноевропейских стран дистанцироваться и защититься от непредсказуемого развития событий в нашей стране; нежелание последней считаться с доказательствами преступных действий ряда антидемократических режимов и несмотря ни на что оказывать им политическую поддержку; дестабилизация юго-восточного региона Европы, требующая гарантий безопасности стран этого региона.
Но, может быть, Россия укрепила свои позиции в СНГ? Вашингтонский саммит, посвященный 50-летнему юбилею НАТО, куда приехали лидеры ведущих государств СНГ (кроме России), продемонстрировал то, что еще не всем стало ясно (в силу отсутствия адекватной информации) по окончании Московского саммита. В Вашингтоне, по сути дела, было констатировано: может быть, "больной" еще и поживет, но, видимо, недолго. Страны, входящие в СНГ, явно не хотят создавать единый фронт по защите интересов Милошевича, они явно тяготеют к Западу в целом, их пугают неоимперские акценты в политике России, свое будущее они видят не в конфронтации с НАТО, а в партнерстве с Североатлантическим союзом.
А что же с нашими интересами на Балканах? В последние годы наблюдается экономизация российской внешней политики. Она все в большей степени обусловливается интересами российских монополий. Известно, что топливно-энергетический комплекс Балкан замкнут на Россию. Можно предположить, что расчеты российских нефтяных монополий связаны с тем, что режим Милошевича сможет защитить их интересы в Югославии. Но так ли это? Где гарантия того, что после окончания бомбардировок и начала мирного процесса косовского урегулирования Милошевич не повернется к России спиной, как это уже не раз было, и не начнет переговоры, например с французскими нефтяными компаниями? Недаром ведь Франция неоднократно, еще в ходе переговорного процесса, заявляла о своей особой позиции.
Мне могут возразить — а геополитика, славянское братство? Это все понятия вчерашнего дня. России необходимо выстраивать
свои национально-государственные интересы не в геополитических, а в социально-экономических категориях. Иными словами, нам пора прийти к пониманию, что, только построив свой собственный дом и сделав его безопасным и удобным для своих, российских граждан, мы тем самым сделаем его привлекательным и для наших соседей, и для тех, кто живет вдалеке от России, — и только так мы сможем отстоять наши так называемые "геополитические интересы", ибо только тогда укрепится влияние России в современном мире, где "величие державы" определяется не количеством ракет, самолетов и танков, а темпами экономического роста, образовательным уровнем населения, качеством жизни, культурным влиянием, т.е. качественными, а не количественными характеристиками. Что касается "славянского братства", то почему же мы не вспоминали о нем во времена Тито или в 1968 г., когда советские танки входили в Прагу? Почему мы не вспоминаем о десятках тысяч славян, страдающих от репрессий нынешнего югославского режима?
Потому что дело не в славянском братстве, а в отстаивании интересов "великой державы", интерпретируемых в геополитических категориях "сфер влияния". Но может ли Россия бросать свои интересы великой державы под ноги Милошевичу, который разыгрывает их как карту в своей политической игре, используя в своих интересах разногласия России и Запада, и который даже не вспомнит об интересах России, как только забрезжит свет политического урегулирования (как это уже было неоднократно). Не случайно некоторые югославские политики еще в ходе бомбардировок говорили, что ключ к урегулированию лежит не в Москве, а в Вашингтоне. А что же происходит в нашей стране? Привела ли однозначно просербская позиция России к формированию общенационального консенсуса? И здесь ответ отрицательный. Да, действительно, большинство россиян осуждают бомбардировки. Но это отношение нормальных людей к войне вообще, особенно с учетом того, что в российских СМИ практически не было никакой информации относительно действий Белграда в Косово, которые предшествовали началу бомбардировок. Вместе с тем большинство россиян в ходе различных социологических опросов высказались против втягивания России в войну на стороне Югославии. А лидеры мусульманских республик в составе России ясно дали понять, что не допустят отправки добровольцев в Югославию, так как это будет означать начало гражданской войны в самой России, где
проживают около 50 млн. мусульман, симпатии которых явно на стороне косовских албанцев.
Вместо общероссийского консенсуса мы столкнулись с обострением внутриполитической ситуации, с призывами леворадикальных сил к немедленной отставке президента, не пожелавшего незамедлительно оказать военно-техническую помощь режиму Милошевича.
Совершенно очевидно, что резкая антизападная реакция значительной части российского политического истеблишмента, обретение общего врага в лице НАТО является гиперкомпенсацией за неудачи в процессе реформирования страны, за провалы в экономике. В контексте приближающихся выборов антизападная риторика, по всей видимости, будет нарастать, поскольку является единственным козырем многих политических сил и их лидеров.
Итак, с точки зрения реальных интересов России в мире, в Европе, на Балканах, в СНГ, внутри страны — результаты сомнительные, если не прямо противоположные желаемому.
Как выходить из сложившейся ситуации? Представляется необходимым восстанавливать полномасштабный диалог с Западом, включая НАТО. В ходе кризисов стороны, тем более не противоборствующие, должны поддерживать диалог, а не уклоняться от контактов. Использовать уже существующие механизмы — в рамках и ООН, и ОБСЕ, и НАТО, — если только Россия хочет сотрудничать с Западом, а не противостоять ему. Кстати говоря, миротворческие инициативы России могли бы принести гораздо больший эффект, если бы с самого начала наша страна действовала совместно с Западом, а не противопоставляя себя ему (можно предположить, что в этом случае дело не дошло бы до бомбардировок). Конфронтация с Западом противоречит российским интересам, поскольку последние предполагают модернизацию страны (что невозможно без западной финансовой и технической помощи), демократизацию политических институтов, формирование гражданского общества, участие страны в европейских интеграционных процессах, интегрирование в мировую экономику.
Какие уроки должна извлечь Россия из косовского кризиса?
Первое: события на Балканах показали, что российское общественное мнение не готово к восприятию концепции прав человека и национальных меньшинств.
Второе: российские так называемые "элиты" повели себя безответственно и тогда, когда позволили Милошевичу разыгрывать
"российскую карту", и тогда, когда развернули настоящую дезинформационную войну, по существу не представляя никакой информации о геноциде албанского населения Косово со стороны белградского режима.
Третье: процесс принятия решений в России в ходе косовского кризиса продемонстрировал всем то, что уже известно специалистам, — отсутствие демократического и гражданского контроля над вооруженными силами, что, на мой взгляд, является одной из угроз национальной безопасности страны, если она встала на путь демократического развития.
В связи со всем перечисленным встает вопрос об ответственности политических и военных элит. Именно они (если называют себя элитами) должны готовить общественное мнение к такой политической эволюции в сфере безопасности, которая неизбежно произойдет. А кроме этого они должны воспитывать приверженность к демократическим ценностям, которые предполагают развитие гражданского общества и его контроль над вооруженными силами. Здесь следует отметить, что сейчас в России в дискуссии об определении национальных интересов мнения расходятся именно по вопросу о роли гражданского общества: что значимее — гражданское общество или государство? Демифологизация отношений с НАТО, помощь в осознании кооперативных отношений в сфере безопасности — это задача тех российских политиков и экспертов, которые понимают, что перспективы взаимодействия России и Европы, России и Запада являются одним из факторов, определяющих будущее системы международных отношений на Европейском континенте.
