CC BY
242
Темы, идеи, персонажи литературного произведения.
Книгоиздательства
УДК 821.161.1-2
Т. Н. Денисова
РОМАНТИЧЕСКИЙ ГЕРОЙ РУССКОЙ ДРАМАТУРГИИ 60-х гг. XX в.
В статье рассматривается концепция романтического героя в русской драматургии 60-х гг. XX в. на материале пьес В. Розова, А. Арбузова, А. Володина, в которых проявился «неиссякаемый потенциал» романтизма, связанный с периодом «оттепели» в истории России; отмечается их психологизм, интерес к отдельной человеческой личности, ищущей свое место в мире.
The article examines the concept of a romantic hero in the Russian drama of the 60-s of the XX century in the plays by B. Rozov, A. Arbuzov, A. Volodin, where "inexhaustible potential" of romanticism was manifested. It was associated with the period of the "thaw" in the history of Russia. Psychology of the characters, an interest to an individual human being seeking his place in the world is analysed.
Ключевые слова: романтизм, романтический герой, романтический конфликт, психологическая драма, характер, нравственная проблематика.
Keywords: romanticism, romantic hero, romantic conflict,psychological drama, character, moral problematics.
По утверждению Лидии Гинзбург, «как всякое эстетическое явление, человек, изображенный в литературе, — не абстракция, а конкретное единство, не сводимое к частному случаю; единство, обладающее символическим значением, способное поэтому представлять идею. Персонаж всегда соотносится с действительностью, с существующими в ней представлениями о человеке. В плане психологическом эти представления мыслятся как типы и характеры. <...> Литературным героем писатель выражает свое понятие человека. <...> Литературный герой моделирует человека» [1].
Создать тип героя своего времени, тем более положительного героя, — одна из самых трудных задач, которую решает литература. Она стояла перед Ф. М. Достоевским в его работе над романом «Идиот»: «Главная мысль романа — изобразить положительно прекрасного человека. Труднее этого нет ничего на свете, а особен-
© Денисова Т. Н., 2013 90
но теперь. Все писатели, не только наши, но даже все европейские, кто только не брался за изображение прекрасного, — всегда пасовал, потому что эта задача безмерная» [2].
Эта безмерная задача стояла и перед русской литературой XX в., судьба которой была тесно связана с историей страны. Герои и конфликты в литературе видоизменялись в соответствии с тем, как изменялось время, общество. Они и сами в какой-то мере способствовали этим изменениям, поэтому для русской литературы всегда было важно создание героя положительного — примера для подражания. В советской литературе, особенно в литературе соцреализма, под «героем времени» понимался герой исключительно положительный (преобразователь жизни — целеустремленный, активный, деятельный, несгибаемый духом). Как замечала Н. Оторгушева, «искусство соцреализма испытывает своего героя мерой активного и деятельного участия в социальном прогрессе, мерой действенной ответственности за судьбу окружающих людей» [3]. Достаточно популярны в литературе были «героико-революци-онная», «военная», «производственная» темы, конфликт в которых реализовался в форме открытого столкновения между героями-антагонистами.
В русской драматургии XX в. шли те же самые процессы, что и во всей русской литературе. Его первая половина прошла в жестких требованиях соблюдения эстетики социалистического реализма, хотя допускались и некоторые элементы романтизма. Отдельные исследователи феномен романтизма XX в. объясняют тем, что в нем произошло не «возрождение» классического романтизма, а вновь проявился «неиссякаемый потенциал» романтизма, романтическое мировидение героев, которое было востребовано эпохой и особенно ярко проявилось в драматических произведениях, создаваемых в годы «оттепели». По мысли М. И. Громовой, как и во всей литературе, «главная линия исследования жизни у драматургов этого времени связана со спорами о герое» [4].
В пьесах В. Розова А. Арбузова, А. Володина появляется романтический герой, оказавшийся на перепутье жизненных испытаний. И «розовские мальчики», и арбузовские максималисты, и во-лодинские неудачники совершают свой драматический выбор между общепринятым и личным, защищают свою индивидуальность от давления стандарта, навязываемого общественным мнени-
Т. Н. Денисова. Романтический герой русской драматургии 60-х гг. XX в.
ем, стремятся к идеалу, пытаясь по-романтически пересоздать действительность. По замечанию Э. Я. Фесенко, романтический герой в литературе советского периода показан «в борении противоречивых чувств, в решении мучительных вопросов о силах Добра и Зла, что легко обнаружить в концепции личности, созданной драматургами конца 50—60-х», — личности творческой, верящей в примат добра, подчиняющей свою жизнь нравственным законам, несущей в мир гармоническое начало [5]. Романтические герои пьес В. Розова и А. Арбузова лишены условности заданного романтического характера, акцентирования исключительности натуры. Они проходили трудный путь духовных поисков.
В роли драматурга В. Розов дебютировал с пьесой «Ее друзья». В ней рассказана история потерявшей зрение студентки, которой подруга помогла окончить институт. Эту пьесу отличал некоторый морализм, который был свойственен русской литературе. Герои пьесы «В добрый час» (вчерашние десятиклассники) прошли нравственное испытание своих характеров, решая не только вопрос «кем быть?», но и «какими быть?». Главный герой Андрей Аверин и его друзья не желали жить запрограммированной для них родителями жизнью, слушать фальшивые «громкие слова». Конфликты в пьесах В. Розова можно определить словами: «испытание сытостью». Драматург выстраивал для своих героев во всех пьесах четкую нравственную позицию — и в «Поисках радости», и в «Традиционном сборе», и в «Вечно живых». Об эстетике В. Розова К. Рудницкий писал, что в ее основе лежал «скромный, но честный реализм» и «серьезная этическая основа». В его пьесах Олег Савин рубил отцовской саблей модную мебель, борясь против «вещизма». «Розовские мальчики» вели «неравный бой» против приспособившихся взрослых, которые их окружали. Его пьесы 50—60-х гг. были наполнены светлым миром юности («В поисках радости», «В добрый час», «Перед ужином»). Их герои — молодые люди, непримиримые ко лжи, стремящиеся к поискам нравственных истин. Бескомпромиссные и прямые, с наивным требованием добра и справедливости, с ненавистью к человеческой черствости и глухоте, они привлекали «своим романтическим бесстрашием и чистотой помыслов» [6].
Героев арбузовских пьес, как и розовских, тоже отличал некий нравственный максимализм, хотя А. Н. Арбузов, начав работать в области драматургии в 30-е гг. («Таня», «Город на заре»), всегда был склонен к жанру мелодрамы, что было характерно и для его пьес 60-х гг. («Иркутская история», «Потерянный сын», «Мой бедный Марат», «Счастливые дни несчастливого человека»). А. Арбузова часто упрекали за его увлече-
ние «личной» темой, за пристрастие к «камерности» и «сентиментальности», за отсутствие интереса к «производственной» теме, а его всю жизнь интересовала сложная сфера человеческих чувств. Он никогда не делил своих героев на «положительных» и «отрицательных», стремясь их не «обличать», а «объяснять». По замечанию И. Василининой, А. Арбузов воспринимал любого человека с «оптимистической предпосылкой» [7]. Драматург создавал характеры неординарных людей: его Таня («Таня»), Александр Ведерников («Годы странствий»), Валя, Виктор и Сергей («Иркутская история»), Марат, Лика и Леонидик («Мой бедный Марат») любили и ревновали, раскаивались и снова ошибались, ценили подлинность чувств, были склонны к честной самооценке, но иногда, как «несчастливый человек» (врач Крестовников), «теряли» свою душу.
В статье «О труде драматурга» А. Н. Арбузов признавался, что «самые интересные схватки, которые могут быть в пьесе, — это схватки героя с самим собой» [8]. И, исследуя диалектику души своих героев, Арбузов ломал привычные стереотипы в литературе. Он не всегда умел «помочь» своим героям разобраться в их жизни, поэтому как истинный романтик «отправлял» их на Север или в Сибирь для духовного возмужания, веря в силу человеческих возможностей и романтизируя действительность. Арбузовские герои всегда пытались пересоздать жизнь, основываясь на идеальном представлении о ней.
«Романтический максимализм» драматургов 60-х гг. определил их тягу к изображению сильной личности, способной на бунт против обстоятельств, поэтому романтическому герою были присущи жизненная энергия, убежденность в победе справедливости, стремление участвовать в борьбе за нее. Нравственная высота чувств и представлений романтического героя оборачивалась его активной жизненной позицией.
Пафос русской драматургии 60-х гг. XX в. во многом был связан с романтикой поиска, воспеванием нового человека, который самоотверженно служил великим целям. Так, герои «Иркутской истории» в Сибири строят Иркутскую ГЭС. На первый взгляд это «производственная» драма, но автор не столько показывает производственный процесс, сколько то, как «строятся» отношения героев между собой. В центре пьесы — человеческие судьбы, «обыкновенные, но удивительные характеры». Сибирская ГЭС — это не просто фон пьесы, это созвучная тому времени романтика поиска, романтика дорог, романтика больших строек. Не случайно один из главных героев Сергей Серегин говорит: «...вся вторая половина двадцатого века — наша будет, сибиряков, то есть. Сюда сердце России перемещается...»
Драматурги создали целую галерею образов «мечтателей » и «искателей ». Их герои отличались от романтиков классической литературы так же, как романтика девятнадцатого века от романтики двадцатого. Нравственная суть романтиков 60-х — внести свой вклад в строительство светлого завтра. Все они максималисты, в них нет скептицизма, они стремятся жить духовной жизнью.
По наблюдениям Э. Я. Фесенко, в романтических героях В. Розова и А. Арбузова нет того, что поставило бы их в один ряд с героями классических романтических произведений. Они не теряют связи с миром, не стремятся спастись бегством, у них нет желания осуществить «эмиграцию из мира», которая может реализоваться в смерти, нет пессимизма, лишающего человека надежды на победу добра, стоического приятия зла [9]. Наоборот, всему этому объявляется война. Именно в таком ключе решается традиционный романтический конфликт несовпадения идеала и действительности: герой не уходит от реальности, а пытается пересоздать ее в соответствии с идеалом. Так, пятнадцатилетний Олег Савин («В поисках радости» В. Розова) — романтик, плывущий «по облакам, и невесомого, и крылатого», видит источник зла — это с засилье мещанского быта, воплощенного в образе жены старшего брата Леночки. Когда она выбрасывает в окно его банку с рыбками («Они же живые!»), подросток не выдерживает: сорванной со стены отцовской саблей он «начинает рубить вещи», от которых «совсем житья нет» [10].
Простота и четкость схемы конфликта определяется романтическим стремлением к поиску жизненного идеала: «Идеалы сменились, причем как-будто в лучшую сторону, — замечает Н. Агишева, — однако по-прежнему очень хотелось взять все крепости штурмом, как солдаты Фиделя — казармы Монкадо, уничтожить всех врагов и немедленно начать жить справедливо и счастливо» [11]. Романтический оптимизм периода «оттепели», связанный с верой в «новые сверкающие дали, иную жизнь», диктовал и исход драматического конфликта, поэтому закономерным было не убеждение других в правильности своей позиции, а романтический бунт.
В отличие от героев пьес А. Арбузова и В. Розова, в драматургии Александра Володина главный герой не победитель, не знающий сомнений, часто человек неуверенный, но при этом обладающий нравственными силами, чтобы состояться как личность. Таковы Ильин и Тамара («Пять вечеров»), Лида и Надя («Старшая сестра»). Рисуя «простых людей незаметных профессий», Володин использует, по определению О. Журчевой, прием «нравственного эксперимента» [12], с помощью которого он не только показывает, как в непростых обстоятельствах может раскрыться
ординарный на первый взгляд характер человека. Перенесение центра тяжести в володинских пьесах на внутреннее действие делает невозможным вынесение «окончательного приговора» персонажам его пьес. Обязательной в них остается и психологическая завершенность образа, и разрешен-ность конфликта. Возможности же внутреннего развития героев А. Володиным не исчерпываются до конца, как не снимаются и проблемы, связанные с их жизнью. А. Володин выступает против рутины, догматизма, обывательской психологии; он возводит в достоинство изменчивость и внутреннюю независимость человека.
«Розовские юные мальчики», арбузовские романтики, володинские неудачники — обыкновенные люди, романтики с высокой мерой активности и ответственности, готовые взять на себя ответственность за справедливость. Именно человек, его нравственная готовность к борьбе за собственную индивидуальность, самобытность, идеалы становится объектом исследования. Нравственный пафос романтиков 60-х связан прежде всего с утверждением ценности личности. Появляется герой с активной позицией жизни, с бунтом против прозы жизни, понимающего, что каждому необходимо пройти сложный путь поиска Истины. В какой-то степени это герой-мечтатель, верящий в победу Добра, в светлое будущее своей страны.
Можно сказать, что романтизм драматургии 60-х выявляется не столько в идеях и традициях, сколько в романтическом мироощущении. Романтическое видение мира советских драматургов, в том числе А. Арбузова, А. Володина, В. Розова, проявлялось в ощущении себя частицей мира и в желании не только постичь, но и создать гармонию в нем.
Примечания.
1. Гинзбург Л. О литературном герое. Л., 1979. С. 5.
2. Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Л., 1972-1989. Т. 28. С. 225.
3. Оторгушева Н. В. Концепция личности в современной советской драматургии. Томск, 1985. С. 47.
4. Громова М. И. Русская драматургия конца XX -начала XXI века. М., 2005. С. 7.
5. Фесенко Э. Я. Художественная концепция личности в произведениях В. А. Каверина. М., 2006. С. 150.
6. Громова М. И. Русская современная драматургия. М., 1999. С. 52.
7. Василинина И. Театр Арбузова. М., 1983. С. 34.
8. Арбузов А. Ремесло драматурга. М., 1957. С. 17.
9. Фесенко Э. Я. К вопросу о романтическом герое в литературе советского периода // Проблемы литературы XX века: в поисках истины. Архангельск, 2003. С. 119.
10. Розов В. Пьесы. М., 1959. С. 40.
11. Агишева Н. Нужна ли нам свобода // Те-атр.1989. С. 4.
12. Журчева О. В. Формы выражения авторского сознания в русской драме 20 века. Самара, 2009. С. 15.
