CC BY
55
УДК 821(430)"19"
Моцарт Елена-Неола Юлиановна
Литературный институт имени А.М. Горького, г. Москва
РОМАНТИЧЕСКАЯ ТРАНСФОРМАЦИЯ ОБРАЗОВ ДОН ЖУАНА И ФАУСТА У Х.Д. ГРАББЕ
В данной статье рассматривается романтическая трансформация образов Дон Жуана и Фауста на материале трагедии Х.Д. Граббе «Дон Жуан и Фауст», а также анализируется специфика данных персонажей у Х.Д. Граб-бе. Особое внимание в работе автор акцентирует на сравнении Фауста и Дон Жуана через их противопоставление в качестве сюжетных соперников и драматургических противников: в трагедии немецкая статика-слово приходит в конфликт с романской, латинской (испанской) динамикой-музыкой. Автор статьи сосредоточивает внимание на противоположности двух героев, двух противоборствующих начал и двух культур, а также на стремлении Граббе предложить собственную романтическую трактовку образа Фауста, главная особенность которой заключается в том, что его герой может полноценно существовать только в «связке» со своим двойником-антиподом.
Ключевые слова: Дон Жуан, Фауст, статика, слово, динамика, музыка, романтический герой.
Трагедия Христиана Дитриха Граббе «Дон Жуан и Фауст» (Christian Dietrich Grabbe, "Don Juan und Faust: Eine Tragödie in vier Akten", 1829) -одно из наиболее далёких от «канона» народных книг произведение на фаустовскую тему. О Фаусте и Дон Жуане писали И.В. Гёте, лорд Байрон, В.А. Жуковский, В.М. Жирмунский, А.А. Аникст, М.А. Аникст, И.О. Шайтанов и др.
В зарубежном литературоведении Х.Д. Граббе не был первым, кто решил сопоставить в своём творчестве двух известных героев мировой литературы. Мотив гибели души в сочетании с проблемой нравственного выбора человека сделал возможным сближение образов Дон Жуана и Фауста, и к моменту написания пьесы Граббе данная попытка уже не раз предпринималась.
Например, к теме сходства Фауста и Дон Жуана обращался немецкий поэт и историк литературы Франц Хорн (Franz Horn): «Фауст и Дон Жуан -вершины современной христианской поэтической мифологии1»2 ("Faust und Don Juan sind die Gipfel der modernen christlich poetischen Mythologie" [4, с. 322]). По мнению исследователя, оба мифа, благодаря некой универсальности их романтических составляющих, получили доступ к культурному пространству большинства наций, однако именно за немцами было закреплено право наиболее полно их «представлять». Гётевский «Фауст» и мо-цартовский «Дон Жуан», как отмечает Ф. Хорн, занимают слишком высокую ступень, что позволило им обрести свою заслуженную нишу именно в Германии.
Немецкий философ и писатель Карл Розен-кранц (Karl Rosenkranz) также занимался данной проблематикой. В своей книге "Ueber Calderon's Tragödie vom wunderthätigen Magus: Ein Beitrag zum Verständniß der Faustischen Fabel"3 (1829) исследователь подчеркивал, что Дон Жуан олицетворяет собой по большей части дух романских народов, Фауст же - раздираемую противоречиями душу германского народа: «Таким образом, связи обоих характеров друг с другом возникают сами по себе, как нечто само собой разумеющееся» ("So ergibt
sich die Beziehung beider Charaktere auf einander von selbst" [5, с. 5]). Рядом с Фаустом, посеявшим раздор между верой и жизнью через стремление к знанию и наивысшему наслаждению, стоит полумифическая фигура Дон Жуана, примиряющая атеистически настроенного человека с жизнью без веры. По мнению К. Розенкранца, и Фауст, и Дон Жуан -«личности, которые способны быть самодостаточными, лишь исчерпав себя полностью, и, живя в сознательном отдалении от всего сущего, извлекают из своей хаотичной памяти больше тёмных, чем светлых сторон...» ("Daß Charaktere, welche nur im Erschöpfenden sich genügen können, welche mit Allem, was ist, in bewußtem Bruch leben, welchen aus dem chaotischen Gewühl ihres Bewußtseins mehr dunkle als helle Puncte entgegenblicken..." [5, с. 7576]). Размышляя над сопоставлением главных героев в трагедии Граббе «Дон Жуан и Фауст», Карл Розенкранц отмечал, что автор объединил4 в своей трагедии указанных персонажей. Действительно, судьба каждого из них в какой-то степени схожа с участью другого, однако, хотя пьеса и заканчивается смертью обоих, герои приходят к концу земного пути по-разному.
Своего рода косвенным комментарием к трагедии Х.Д. Граббе может служить эссе5 датского философа Сёрена Кьеркегора в его книге «Или - или» (Soren Kierkegaard, "Enten-Eller", 1843) о «Дон Жуане» В. А. Моцарта. В данной работе отчётливо прослеживается романтическое толкование образа Дон Жуана в сопоставлении с образом Фауста. Оба героя являются носителями демонического начала, но если Дон Жуан олицетворяет собой демонизм чувственного наслаждения, то Фауст - демонизм разума; оба героя вступают в противостояние с Небесами, но используют при этом разные средства. Если Фауст с его интеллектуализмом принадлежит миру слова, то Дон Жуан - это воплощение абсолютной чувственности, порождение духа музыки (именно поэтому, кстати, лучшим и единственно великим Кьеркегор считал именно моцартовского Дон Жуана: «.Моцарт - это величайший из всех классических композиторов, а его «Дон Жуан» за-
Вестник КГУ № 1. 2019
© Моцарт Е.-Н.Ю., 2019
102
служивает самой высокой оценки среди всех классических произведений искусства» [2, с. 91].
Симпатии С. Кьеркегора, безусловно, на стороне Дон Жуана, так как последний являет собой личность более естественную и непосредственную, чем Фауст: натуру, способную покорять одной лишь силой чувственного наслаждения. Фауст же, по Кьеркегору, одерживает свои победы при помощи лжи - следовательно, он лишён обольстительности Дон Жуана, и отношение читателя к нему будет менее благосклонным.
«Гётевский "Фауст", - утверждает Сёрен Кьер-кегор, - это, конечно же, истинно классическое произведение, но идея его - идея историческая, а потому всякая историческая эпоха будет иметь своего "Фауста". Средой "Фауста" является язык, а поскольку слова всегда остаются куда более конкретным средством, отсюда следует, что можно помыслить о существовании нескольких схожих по содержанию работ6. Напротив, «Дон Жуан» всегда был и останется единственным в своём роде, подобно классическим произведениям греческих скульпторов» [2, с. 83-84]. В «Несущественном введении» Кьеркегор неоднократно упоминает гё-тевского «Фауста» как наиболее значимого и художественно полноценного и именно его выбирает антиподом Дон Жуану.
Исходя из концепции автора эссе, часть характеристик, которые даёт гётевскому Фаусту Кьеркегор, вполне могут быть отнесены и к другим Фаустам, в частности к Фаусту Х.Д. Граббе, чью трагедию «Дон Жуан и Фауст», основанную «на понятии зла», С. Кьеркегор считал «во многих отношениях гениальной» [2, с. 175].
Новаторство Х.Д. Граббе проявилось в том, что в своём произведении он сделал Фауста и Дон Жуана сюжетными соперниками и драматургическими противниками - иными словами, решился показать, каким образом можно сравнить этих двух героев по-новому, а именно через их противопоставление. В тексте трагедии неоднократно подчёркивается, что Фауст - германец, а Дон Жуан - испанский гранд. У Граббе немецкая любовь к порядку, стремление к систематизации мыслей и поступков, порой даже нарочитая медлительность и «правильность», то есть статика (слово) приходит в конфликт с романской, латинской (в данном случае - испанской) динамикой (музыкой): беззаботностью и «хаосом», жизнелюбием, бессистемностью, «неправильностью» и любовью к импровизации. Таким образом, друг другу противостоят уже не только два персонажа и два противоположных начала, но и две разные культуры, что выводит трагедию Граббе на совершенно другой уровень.
Из двух главных героев у Х.Д. Граббе «первостепенным» является Дон Жуан: его мы наблюдаем на протяжении всего действия (Фауст появляется
лишь во второй сцене первого акта); кроме того, именно он поставлен автором первым в названии трагедии: «Дон Жуан и Фауст», а не «Фауст и Дон Жуан». Однако необходимо отметить, что при отсутствии в трагедии такого персонажа, как Фауст, характер Дон Жуана был бы неполным. Фауст играет в пьесе Граббе роль двойника-антипода Дон Жуана - поскольку Дон Жуан является противоположностью Фауста, при его отсутствии в трагедии характер последнего был бы неполным.
У обоих персонажей легко обнаружить черты, присущие романтическому герою. Так, для личности Фауста характерны богоборчество, недовольство мировым порядком, конфликт человека и общества, неудовлетворённость собственной жизнью, а для Дон Жуана - непримиримость и восторг перед буйством природы. Безусловно, конфликт «человек - общество» мы можем наблюдать и в случае с Дон Жуаном (в доказательство можно привести разговор с начальником полиции, а также реплики Дон Жуана о доне Гусмане), хотя здесь он проявляется не так ярко, как в случае с Фаустом, который намеренно отделяет себя от людей, рассуждая о себе как о сверхчеловеке:
.. .Ich bin Faust7, der himmelstürmende Gigante, bin es, den die Schrecknisse Der Unterwelt umkleiden." [3, с. 95] («.Я- Фауст, штурмующий небо I Исполин, я тот, которого ужасы I Преисподней окружают.»)8.
То же можно сказать и о мотиве богоборчества, который в словах Фауста звучит более явно, чем у Дон Жуана:
.Nicht schmeicheln, beugen (Selbst vor Gott nicht) kann ich. [3, с. 98] («. Льстить, склоняться I (Даже перед Богом) я не могу.»)9;
.doch glaube,
So klein der Mensch ist, größer ist er als Die Welt. [3, с. 77] («.всё же верю, I Как ни мал человек, он больше, чем I Мир.»)10;
.urgeborne Kraft,
Glut bis zum Firmament erregt er mir -Mit ihr trotz ich Gott, Satan und mir selbst.
[3, с. 78]
(«. прарождённая сила, I Жар до небосвода всколыхнулся во мне - I С ними пойду я против Бога, сатаны и самого себя.»)11.
В то же время восхищение буйством природы, которым изобилуют реплики Дон Жуана (его рассуждения о безднах и горных вершинах, о величии бури и грозы, о красоте молний и др.), довольно трудно найти в словах Фауста.
Разочаровавшись в устройстве мира и желая изменить участь человека, даровав ему Знание, Фауст сам делает свой выбор, заключая договор с дьяволом. Его первый монолог напоминает монолог графа Манфреда из одноимённой драматической поэмы Дж.Г. Байрона (George Gordon Byron,
Вестник Kry^J № 1. 2019
1G3
"Manfred. A Dramatic Poem", 1816-1817) - с рефреном повторяющейся одной и той же фразой в разных вариациях, общий смысл которой: "But this avail'd not" («Но это не помогло»). По мере развития сюжета фигура Фауста обретает всё более мрачные очертания: буквально «по мановению руки» умертвив собственную жену, чародей убивает и Донну Анну, таким образом присваивая себе право вершить судьбы других (то есть Фауст приравнивает себя к Богу).
В этой связи особого внимания заслуживает финал трагедии Граббе. С точки зрения эстетики романтизма, смерть романтического героя - это победа, поскольку она очищает и освобождает человека. Это победа над миром, над земной оболочкой, которая только сковывает человеческий дух; это разбитые оковы жизни.
Дон Жуан отказывается от покаяния, тем самым отдавая свою душу на вечные муки. Тем не менее Граббе неоднократно показывает его сомнения и страх: "Der will kommen! - Lustig! - Seltsam!" [3, с. 91] («Он хочет прийти! - Смешно! - Странно!»)12; "...Ich stürz / Zu Boden!.." [3, с. 113] («...Я падаю / На землю!..»)13; "Die Hand! die Hand! - Doch bin ich nicht in Rom?.." [3, с. 113] («Руку! руку! - Разве я не в Риме?..»)14 и т. п. - и тем самым, даже несмотря на некую финальную «браваду» ("Noch jetzt ruf ich, als letztes Wort auf Erden: / „König und Ruhm und Vaterland und Liebe!"" [3, с. 116] («Даже теперь я выкрикну, как последнее слово на земле: "Король, и слава, и отечество, и любовь!"»)15, несколько снижает образ бесстрашного бунтаря.
Фауст, осознав весь ужас собственных поступков и идей, решает добровольно отдать себя аду, но как истинно романтический герой перед смертью бросает Рыцарю вызов, утверждая, что будет продолжать борьбу и дальше: Trotzend
Stürz ich in deine Arme - Wisse aber: Wenn ich ein ew'ges Wesen bin, so ring Ich auch mit dir von Ewigkeit Zu Ewigkeit, und möglich, daß ich siege, Dich nochmals tretend, wie ich schon getan!
[3, с. 108-109]
(«Упорствующий, / Падаю я в твои руки - однако знай: / Если я сущность вечная, то бороться / С тобой я буду тоже вечно, / И возможно, что я выйду победителем, / Снова низвергну тебя передо мною во прах, как я уже делал!»)16. Вместе с тем и его смерть нельзя в полной мере назвать победой, поскольку сама кончина его несколько «снижена»: Фауст умирает от рук задушившего его Рыцаря.
Признаем, что романтическое осознание величия смерти как победы над миром у Граббе всё же присутствует, но возникает оно в результате смертей обоих романтических героев.
В финале трагедии «Дон Жуан и Фауст» явственно проступает стремление Х.Д. Граббе предложить собственную романтическую трактовку образа Фа-
уста, главная особенность которой заключается в том, что его герой может полноценно существовать только в «связке» со своим двойником-антиподом.
Подводя итог сказанному выше, отметим, что образ романтического героя пьесы вбирает черты обоих персонажей - Дон Жуана и Фауста, и сюжет трагедии Х.Д. Граббе построен на конфликте двух противоположных начал.
Примечания
1 Ср. с высказываниями о мифологии у Ф. Шеллинга в его работе «Философия искусства».
2 Здесь и далее, если не указано иное, дословный перевод выполнен автором статьи.
3 Книга не переведена на русский язык, кроме того, в изданиях разных лет заглавия книги могут разниться. Мы будем опираться на следующее издание: Halle und Leipzig, 1829. Дословно название книги можно перевести как «О кальдероновской трагедии о волшебном маге: вклад в понимание фаустовского сюжета» (речь идёт о философской драме Кальдерона «Волшебный маг» (исп. "El mágico prodigioso"), 1635).
4 Здесь и далее, если не указано иное, курсив автора статьи.
5 Кьеркегор С. Непосредственные стадии эротического, или Музыкально-эротическое несущественное введение (точная дата окончания эссе указана в Дневниках (см.: Pap III B 172.4): 13 июня 1842 года).
6 Исходя из этого утверждения, «Дон Жуан и Фауст» Х.Д. Граббе вполне может быть рассмотрен как раз в качестве одной из таких работ.
7 Здесь и далее разреженный шрифт используется в соответствии с оригиналом текста. В дословном переводе разреженный шрифт заменён курсивом.
8 Ср. в переводе Н.А. Холодковского: «Я - Фауст, я гигант, который небо / стремится покорить; титан могучий, / который всеми прелестями ада / украшен.» [1, с. 250].
9 В переводе Н.А. Холодковского: «... Склоняться с лестью / пред Небом даже не могу я.» [1, с. 252].
10 В переводе Н.А. Холодковского: «...и все же / я думаю: как человек ни мал, / он больше мира...» [1, с. 233].
11 В переводе Н.А. Холодковского: «...проснула-ся таинственная сила / души моей, - и с ней восстану я / на мрачный ад, на небо, на себя!» [1, с. 234].
12 В переводе Н.А. Холодковского: «...он придет! Забавно... странно...» [1, с. 246].
13 В переводе Н.А. Холодковского: «...Немеют ноги / От ужаса.» [1, с. 265].
14 В переводе Н.А. Холодковского: «Дать руку, руку. Разве я не в Риме?..» [1, с. 265].
15 В переводе Н.А. Холодковского: «В последний раз воскликну на земле: / "Король, любовь, отечество и слава!"» [1, с. 268].
104
Вестник КГУ ^ № 1. 2019
16 В переводе Н.А. Холодковского: «С угрозой / Бросаюсь я в твои объятья. знай: / Коль вечен я, то и бороться буду / С тобой весь век, и, если победить / Удастся мне, рабом ты будешь снова!» [1, с. 261].
Библиографический список
1. Граббе Х.Д. Дон Жуан и Фауст / пер. Холодковского // Век. - 1882. - № 1. - С. 172-268.
2. Кьеркегор С. Или - или. Фрагмент из жизни: в 2 ч. / пер. с датского Н. Исаевой, С. Исаева. -СПб.: РХГА: Амфора, 2011. - 823 с.
3. Grabbe Ch.D. Don Juan und Faust: Eine Tragödie in vier Akten // Grabbes Werke: in zwei Bänden. Bd. 2. - Berlin und Weimar: Bibliothek Deutscher Klassiker, 1987. - S. 5-116.
4. Horn F.C. Andeutungen für Freunde der Poesie, von Franz Horn. Ein Anhang zu dem Taschenbuche: Luna. 1804 / Luna, ein Taschenbuch auf das Jahr 1805 / hrsg. v. Franz Horn. - Leipzig, 1805.
5. Rosenkranz K. Ueber Calderon's Tragödie vom wunderthätigen Magus: Ein Beitrag zum Verständniß der Faustischen Fabel. - Halle und Leipzig, 1829.
References
1. Grabbe H.D. Don ZHuan i Faust / per. Holodkovskogo // Vek. - 1882. - № 1. - S. 172-268.
2. K'erkegor S. Ili - ili. Fragment iz zhizni: v 2 ch. / per. s datskogo N. Isaevoj, S. Isaeva. - SPb.: RHGA: Amfora, 2011. - 823 s.
3. Grabbe Ch.D. Don Juan und Faust: Eine Tragödie in vier Akten // Grabbes Werke: in zwei Bänden. Bd. 2. - Berlin und Weimar: Bibliothek Deutscher Klassiker, 1987. - S. 5-116.
4. Horn F.C. Andeutungen für Freunde der Poesie, von Franz Horn. Ein Anhang zu dem Taschenbuche: Luna. 1804 / Luna, ein Taschenbuch auf das Jahr 1805 / hrsg. v. Franz Horn. - Leipzig, 1805.
5. Rosenkranz K. Ueber Calderon's Tragödie vom wunderthätigen Magus: Ein Beitrag zum Verständniß der Faustischen Fabel. - Halle und Leipzig, 1829.
Вестник Kry^J № 1. 2019
105
