CC BY
147
РОМАН М.Н. ЗАГОСКИНА «ЮРИЙ МИЛОСЛАВСКИЙ, ИЛИ РУССКИЕ В 1816 ГОДУ»: ЖАНРОВЫЙ ГЕНЕЗИС
В.Д. Линьков Горно-Алтайск
В романе М. Загоскина "Юрий Милославский, или Русские в 1612 году" (1829) используется прием "двойного заглавия" [1]. Это связано с рядом причин.
Во-первых, с установкой на разных читателей. Писатель отходит от сентиментально настроенного читателя, исповедуя принцип демократизма в выборе "своей" аудита. Поэтому роман Загоскина обращен к разным социальным слоям.
Во-вторых, с историко-литературной традицией (эстетический аспект). Прием "двойного заглавия" был свойствен эпохе европейского просвещения. В отечественной словесности, по словам Д.С. Лихаче-ва,"...пространные названия древнерусских литературных памятников были одной из характерных черт их поэтики и входили в самую суть художественной системы"[2].
В-третьих, с национальной точкой зрения автора в произведении. Обе части заглавия эквивалентны. Первая часть - "Юрий Милославский...", восходящая к романтическому принципу предпочтения главного героя остальным персонажам, тем не менее, противоречит второй части заглавия "...Русские в 1612 году". Ведь подобная структура заглавия подчеркивает соборность русского бытия, "нераздельность" героя и национального организма. "...Русские в 1612 году" обнажает особый "патриотический" настрой автора "русскую" направленность его произведения.
Не случайно "Юрий Милославский" получил высокую оценку современной в критики. Так, Н.И. Надеждин называл М.Н. Загоскина "самым народным из над писателей" [3]. А.С. Пушкин подчеркивал исторически верное изображение культуре бытового уклада в его романе: "Г-н Загоскин точно переносит нас в 1812 год. Добрый наш народ, бояре, казаки, монахи, буйные шиши - все это угадано, все это действует, чувствует, как должно было действовать в смутные времена Минина и Авраамия Палицына. Как живы, как занимательны сцены старинной русской жизни!" [4]. Еще Пушкин заметил, что в романе Загоскина важную роль играет исторический колорит, тесно связанный с народным представлением о прошлом.
Структура повествования организована так, что авторская версия исторических событий предваряет собственно художественную часть. Авторское монологичное слово главенствует в исторических экскурсах, в которых подробно воссоздана духовная атмосфера эпохи 1612 года. Приводится множество исторических имен и фактов, географических названий, формирующих событийный центр данного периода. Так декларируется стремление писателя выразить одну из главных специфических черт романтического исторического романа - изображение переломного момента в судьбе народа.
Загоскин избрал для своего романа тему, которая не могла оставить
равнодушным читателя - период конца Русской смуты. Исторические аналогии - принцип мышления романтической эпохи - двух эпох (1612 г. и 1812 г.) обусловлены настроением культурного общества в 20-30-е годы XIX столетия в России.
Основной идеологический постулат "Православие, самодержавие, народность" в первые десятилетия XIX века толковался властью и правительством Российской империи как "условие единения и сплоченности русской нации в обстановке идейных разногласий"[5].
Художественная концепция истории в романе Загоскина вполне отвечает этой формуле официальной народности.
На передний план в романе выходит идея доминирующей роли православной церкви в жизни русского общества. Так, мужественная защита Тро-ице-Сергиевой лавры монахами и благословение русских воинов патриархом на битву с поляками приобретают в романе символическое значение.
Разумеется, никакой специфически религиозной проблематики в романе Загоскина нет. Однако в основе авторской концепции лежит христианский подход к человеку, к истории, ко всем происходящим событиям. Не случайно "процерковное" настроение времени создания романа выразил один из идеологов государства: "...искренно и глубоко привязанный к церкви отцов своих, русский искони взирал на нее как залог счастья общественного и семейного"[6].
Поэтому в романе постоянно звучит призыв: "Умрем за веру православную и Святую Русь!" [7], выражающий авторскую точку зрения и становящийся лейтмотивом в романе. В произведении эти слова, отвечающие духу национального сплочения, произносят такие персонажи, как Юрий Мило-славский, Минин, Кирша и другие.
В соответствии с романтической концепцией в романе Загоскина закономерно идеализируется Русская православная церковь. Поэтому ее отдельным представителям (патриарх Авраамий Палицын, отец Еремей) отводится роль судей, выполняющих функцию вынесения приговора тем или иным поступкам русского человека перед лицом общей угрозы.
В организации сюжета равноправную роль выполняют две линии: любовная и политическая. Однако, сюжетная линия, связанная с борьбой русского народа за свою национальную независимость, постепенно выходит в романе на первый план.
Так, уже в первой "многоперсонажной" сцене романа (ч.1., гл. З) главным мотивом вольной беседы постояльцев является вопрос о царском престоле. Высказываются разные по социальному статусу персонажи (стрелец, купец, простолюдин и т. д.), но подводит итог беседе реплика Кирши: "Дай только русским опериться" (28).
Следует заметить, что Кирша является одним из самых важных персонажей в романе Загоскина, отличие от Юрия Милославского, Кирша - другой тип персонажа [8]. На протяжении большей части романного действия он "свободен" в своих поступках. "Стихия родительской опеки, или старшей воли" [9] на личность Кирши не распространяется. Кирша как бы "освобождается" от родовой, родительской опеки, при этом обретая" статус независи-
мой, инициативной личности.
Кирша предстает перед читателем в образе казака-запорожца, оторванного от родового уклада жизни: "Я года два шатаюсь по белу свету, и там и сям..." (27). При этом в диалоге с Юрием Кирша сообщает о дяде и родном брате, хотя фамилия и имя отца героем не называется.
Отсутствие родовой зависимости и постоянного социального статуса "помогают" того жизненного уклада, Кирше в выборе того жизненного уклада, который ему "удобен". В персонажной сфере романа Кирша выполняет важные функции, одна из которых - попытка соединив христианство с язычеством.
Многие персонажи у Загоскина - истинные христиане, но имеющие крепкие народца (языческие) корни. Кирша занимает в этой иерархии центральное положение. "Русскость" героя во многом обусловлена происхождением и авторским осмыслением его действиш поступков в фольклорном ключе.
Так, Кирша, как верный помощник в волшебной сказке, трижды (символическое число и в фольклоре, и в православной этике) спасает Юрия Милославского: от погони врагов, а слуг Шалонского, от плена.
Важной функцией сказочного помощника является "добывание невесты герою" [10]. Кирша, как это следует из авторской речи, задался "непреодолимым желанием во что бы ни стало соединить двух любовников" (65), т.е. Юрия и Анастасию.
С образом Кирши связаны массовые сцены в романе, раскрывающие культурно-бытовой уклад жизни народа. Так, во время пребывания в имении боярина Кручину Шалонского Кирша "создает" различные ситуации и является их главным участником.
Кирша организует сюжетное пространство романа, являясь в нем целителем, лекарем колдуном и т.д. Апофеозом такого "активного" поведения Кирши явилось похищение им вороного жеребца из имения боярина Кручины. Причем в этой сцене похищения коня, которого "усмиряет" Кирша, обретает статус "крылатого коня", одного из постоянных персонажей русской волшебной сказки. В соответствии со славянской мифологией, конь это вестник удачи, знак, что все закончится благополучно для персонажа, им владеющего [11].
Метаморфоза судьбы Кирши показана в сюжетных сценах романа, где он командует группой казаков и участвует в сражении против поляков. В этот момент герой утрачивает статус странника, человека без родовых корней, и как бы "оказывается" в русле общенационального уклада жизни. При этом Кирша обретает, родовое имя ("Кирилл Пахомыч") и из маргинального персонажа "превращается" в героя, находящегося на государственной службе.
В сцене смерти земского ярыжки образ Кирши ассоциируется с былинными героями, защитниками Святой Руси. Именно жестокость к врагу или отсутствие жалости было "характерной чертой этического кодекса в системе эпического православия" [12].
Кирша, обладая целым набором христианских добродетелей, тем не менее исповедует в жизни идеологическую установку, которая восходит к
языческим представлениям о поведении человека: "Вечно мстить за нанесенную обиду и никогда не забывать сделанного ему добра - вот правило, которому Кирша не изменял во всю жизнь свою" (112).
Тип "кроткой невесты" воплощен Загоскиным в образе Анастасьи. В структуре романа ее фигура занимает "особое" место: Анастасья является единственным женским персонаже, в котором выявляется "русская" точка зрения автора в романе.
Образ Анастасьи прежде всего ориентирован на национальный идеал, который, в свою очередь, обусловлен непосредственным влиянием фольклорного, "сказочного" материала. При первом появлении Анастасьи (ч.1., гл.9) возникает мотив царевны Несмеяны. Героиня изображена в пространственных условиях, напоминающих царские: терем, дворовые девушки, богатая одежда и интерьер и т.п.
Авторское описание душевного состояния Анастасьи восходит к принцип изображения героини сказочного жанра: "...была погружена в глубокую задумчивость" грустная улыбка..., потухшие, неподвижные взоры..., вид глубокого уныния" (83-84). Не случайно в этой сцене преобладает установка на фольклорность стиля и участвуют персонажи - носители фольклорного слова: слепой старик со сказкой о Добрыне Никитиче, девушка Анюта с песней о несчастной любви и др. Они призваны развеселить, рассмешить боярыню. Однако, как и в сказке о царевне Несмеяне, должен явиться персонаж, который «избавит» Героиню от душевной тоски (им в данном случае оказывается Кирша).
Идя "родительской и мужской опеки русской женщины в допетровскую эпоху доминировала в массовом сознании. В романе Анастасья находится в зависимости от мужских персонажей (сначала - боярина Кручины-Шалонского, ее отца, затем, после его смерти - Юрия Милославского, в роли его невесты и жены).
В сюжете романа Анастасья как бы попадает от одного опекающего ее персонажа к другому. Ведь по общежитским канонам допетровской эпохи русская женщина не должна оставаться в жизни одна.
В романном пространстве героиня почти не перемещается "Дорога -выражение наивного мужского начала, поэтому мотив дороги с участием Анастасьи хотя и возникает (сцена бегства ее семьи в Москву), но не разрабатывается. Именно в волшебных сказках героиня мало двигается. Она " ждет", тем самым обретая высокую степень духовной активности. С появлением "ее" героя, героиня "оживает". Герой и героиня совместно побеждают любые трудности и обретают счастье. Эта сказочная сюжетная ситуация в полной мере определяет судьбу Юрия и Анастасьи в романе [13].
В сцене спасения Анастасьи от смерти Юрий (в силу вынужденных обстоятельств) "выполняет" ее волю: "возьми меня в жены". Эта романная ситуация также обусловлена сказочным мотивом: путь к счастью лежит через выполнение воли другого существа. Важно и другое: герой сначала пожалел, а затем и женился на героине. Идеологема "любовь-жалость" наполнена в данном контексте сакральным смыслом и обусловлена принципом романтической модернизации.
Таким образом, "национальный" аспект в романе Загоскина "Юрий Милославский, или Русские в 1612 году" обусловлен, с одной стороны, влиянием православной идеологии, а с другой - фольклорными, сказочными жанрами.
Примечания
1. См: Кржижановский С.Д. Поэтика заглавий. М., 1931. С.8-9.
2. Лихачев Д.С. Поэтика древнерусской литературы. М.,1979. С.71.
3. Надеждин Н.И. Литературная критика. Эстетика. М.,1972. С.423.
4. Пушкин А.С. Собр. соч.: В 10 т. Т.7. М.,1964. С.103.
5. См. об этом: Кошелев В.А. Славянофилы и официальная народность // Славянофильство и современность. Сборник статей. СПб., 1994.
6. Там же. С. 129.
7. Текст романа Загоскина цитируется по изданию: Загоскин М.Н. Юрий Милославский, или русские в 1612 году. М.,199.1. С.152. Далее страницы указываются в скобках после цитаты.
8. Линьков В.Д. Исторический персонаж и идея родовой предопределенности в романе М.Н. Загоскина "Юрий Милославский, или Русские в 1612 го-ду"//Диалог культур. Барнаул, 2000 (в печати).
9. Забелин И.Е. Домашний быт русских цариц в XVI и XVII столетиях. Новосибирск, 1992. . 22.
10. См. подр. об этом: Пропп В.Я. Морфология сказки. Л., 1995.
11. См. подр. об этом: Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1985, Кайсаров А.С. Мифы древних славян. М.,1993.
12. Николаев О.Р., Тихомиров Б. Н. Эпическое православие и русская культура// Русская литература. 1993. №1. С. 17.
13. Ср. аналогичную ситуацию: Гринев и Маша Миронова у Пушкина.
