CC BY
549. НикуличевЮ. К социальной истории русской литературы: [Текст] / Ю. Никуличев // Вопр. лит. - 1998. - Ноябрь?декабрь. - С. 154-177.
10. Хинкулов Л. Ф. Золотые ворота Киева: [Текст] / Л. Ф. Хинку-лов. - К.: Рад. письменник, 1988. - 181 с.
11. Цейтлин А. Г. Становление реализма в русской литературе (Русский физиологический очерк): [Текст] / А. Г. Цейтлин. - М.: Наука, 1965. - 320 с.
12. Чернец Л. В. Литературные жанры: [Текст] / Л. В. Чернец. -М.: Изд-во МГУ, 1982. - 192 с.
УДК 821.161.1 .09 Дост.
Г. А. Зябрева, М. В. Поник
РОМАН «ИГРОК» В СВЕТЕ ОНОМАПОЭТИКИ Ф. М. ДОСТОЕВСКОГО
«Игрок» занимает особое место среди романного наследия Ф.М. Достоевского. Написанный в течение двадцати шести дней, он спас писателя от кабальной зависимости от издателя Ф. Стелловского, послужил причиной знакомства с будущей женой Анной Григорьевной Сниткиной; став единственным художественным произведением автора, действие которого происходит в Европе, позволил ему поэтически проиллюстрировать сказанное ранее в «Зимних заметках о летних впечатлениях»,воплотить взгляд на европейскую цивилизацию как гибельную для русского человека [4; 13].
На фабульном уровне «Игрок» - это чисто авантюрный роман, где характеры и обстоятельства раскрыты со значительной долей условности и нарочитой схематичности, но вместе с тем писатель умещает в эти рамки сложное психологическое содержание [11].
Актуальность темы представленной статьи определяется прежде всего состоянием современной достоевистики, которая, несмотря
должной полнотой проанализированных вопросов. К числу таковых следует отнести проблему поэтики имени в творчестве классика. А ведь ономастические приемы Достоевского «многосмысленны и многоаспектны» [2; 28], выводят на «парадоксальное переплетение самых внезапных значений» [2; 28], открывая новые грани в понимании созданного им художественного текста. Поэтому теоретико-методологическую базу представленной работы составили как исследования достоеведов (М. Альтман, И. Волгин, В. Габдуллина, Л. Гроссман, Р. Назиров и др.), так и труды по теории имени в художественном произведении (В. Калинкин, Ю. Карпенко, А. Лосев, Э. Магаза-ник, В. Михайлов и др.).
Цель статьи - показать, что ономастическое поле анализируемого романа - важный элемент поэтики писателя, поскольку именования героев используется им для воссоздания собственной концепции мира и человека, имплицитного выражения личностного отношения к действующим лицам произведения как носителям тех или иных национально-психологических качеств.
Научная новизна представленной публикации состоит в том, что именослов «Игрока» впервые рассматривается здесь как системный компонент всего искусства классика, позволяющий выйти на общие принципы в имянаречении персонажей его творчества.
Роман «Игрок», хотя и не включен исследователями в «великое пятикнижие» Достоевского, однако примыкает к нему как произведение, где получили художественную разработку идеи «почвенничества». Он прочитывается как художественная метафора, заключающая в себе авторский взгляд на проблему «заграничных русских» и шире - на проблему «Европа - Россия» [4; 13]. Писатель создает красноречивые образы героев-иностранцев, за каждым из которых (будь то француз, поляк, англичанин или немец) стоит уже оформившийся взгляд на различных представителей западной культуры. Здесь же кристаллизуется национальная идея автора и формируется отношение к судьбе народа-богоносца, элементы концепции русского характера, показанного в сопоставлении со сдержанными и просвещенными англичанами, хитрыми, корыстолюбивыми французами и высокомерными, расчетливыми немцами.
С другой стороны, концентрация разноликих персонажей и сюжетных перипетий в пределах небольшого по объему текста являет некий«конспект», «черновую зарисовку»героев и ситуаций будущих романов [7; 15]. Здесь же автором «отрабатываются» и основные отличительные черты художественного стиля его зрелой прозы - «недоговоренность, открытость события для читательского домысливания» [3;269], своеобразная система намеков и аллюзий.
А. Г. Достоевская в своих «Воспоминаниях» писала, что Федор Михайлович в процессе работы над текстом произведения был вполне на стороне «игрока», объясняя это тем, что многое из его чувств и впечатлений испытал на себе [5]. И действительно, источником двух основных линий повествования (русские за границей и любовная связь Алексея Ивановича и Полины) послужили факты из биографии писателя - путешествие по Европе с Аполлинарией Сусловой.
В ходе осуществления замысел литератора приобретает форму авантюрно-приключенческого романа. Первоначальное название «Ру-летенбург» по требованию издателя заменяется на «Игрок». Однако, как замечает В. Л. Рабинович, «просто играющий человек не есть игрок, как веселие радости несовместно с... азартом одержимости» [10; 102]. Достоевский возводит азартные игры в символ европейского образа жизни, всей европейской истории [4; 13]. При этом он превращает происходящее и в факт внутреннего бытия главного героя [11], показывая его духовные и психологические изменения на фоне скрытого противопоставления современной Европы (как символа аморальности, нравственного оскудения, накопительства) и России (олицетворяющей здоровые традиции, незыблемые христианские идеалы, человеколюбие).
Основные события романа происходят в городе Рулетенбурге, чье название говорит само за себя. Рулетка, разместившаяся в воксале, является сердцем города и воспринимается окружающими как нечто вожделенное, одновременно спасительное и губительное. Она ассоциируется с запретным плодом, вкусив который человек будто бы может стать равным Богу. (Очевидна параллель между парком, через который лежит путь в воксал на рулетку, и райским садом). Но место Бога в Рулетенбурге пусто, он весь во власти инфернальных сил, и каждый здесь вступает в единоборство с судьбой, призывая на по-
мощь дьявола, отдавая в залог успеха свою душу. Рай, таким образом, обращается в ад, а людьми движут бесовские законы и намерения [4; 14].
О произошедшем мы узнаем из дневниковых записей Алексея Ивановича, раскрывающих события в их житейской характерности, а парадоксальные поступки персонажей в их национально-психологических мотивировках. Действия центрального героя как игрока определяют, в первую очередь, женщины: Полина, бабуленька, Бланш. Именно они вовлекают повествователя в игру, исполняя роль своеобразного «перста судьбы», ассоциируясь на имплицитном мифологическом уровне с тремя мойрами [7; 15].Однако Алексей Иванович охвачен стихией игры и в более широком смысле слова: «игры» с возлюбленной, с немецким бароном, а впоследствии - с генералом [11]. Да вскоре и вся Европа в сознании игрока превращается в один большой игорный дом.
Как известно, имя Алексей, избранное для центрального персонажа, было особенно почитаемо Достоевским (в христианстве святой Алексий - человек Божий) [5]. С ним в полной мере соотносятся и главные вопросы произведения: случится ли воскрешение Божьего человека из заживо погребенных под стук фридрихсдоров в игровом зале? Будет ли ниспослано грешнику исцеление Господне, надежда на которое заложена писателем в отчестве героя (Иван - с др.-евр. «милость Божия»)?
Последняя глава содержит ответы на эти вопросы, открывая временную перспективу, фигурирующую в тексте как «завтра»: «Чем могу быть завтра? Я завтра могу из мертвых воскреснуть и вновь начать жизнь! Человека могу обрести в себе, пока еще он не пропал!» [6; 315]. «Воскресение» игрока, как видим, отодвигается на «завтра», намечается и место - Швейцария. Однако «швейцарское воскресение» воспринимается как несбыточная иллюзия, ведь «возродиться и воскреснуть» для Алексея Ивановича означает «выдержать характер», а не «похоронить» прежнюю жизнь и вернуться в Россию. Если в начале романа герой одержим страстью к женщине, то в конце одержимость игрой затмевает для него все другие жизненные интересы, в том числе и любовь к Полине. Даже деньги теперь значат для него только возможность вновь испытать судьбу на рулетке. «Завтра, зав-
тра все кончится!» [6; 318] - успокаивает себя игрок. Неслучайно он употребляет слово «завтра» дважды. Завтра - это следующий день после сегодняшнего, но, дважды употребленное, это слово обозначает неопределенное будущее [4; 17].
По мнению Достоевского, Европа находится накануне падения, поэтому никому нет спасения вне России. И пока не поймут «заграничные русские», что они попали в умело расставленные сети соблазна легкой наживой, им не воскреснуть!
Полина Александровна - первая искусительница Алексея Ивановича. Для героя образ девушки, с ее уязвленной гордыней, запутанными чувствами к нему, странными отношениями с мистером Астлеем и французом Де-Грие, останется непостижимым, но таящим опасность: «Полина способна только страстно любить и больше ничего! Вот мое мнение о ней! Поглядите на нее, особенно когда она сидит одна, задумавшись: это - что-то предназначенное, приговоренное, проклятое! Она способна на все ужасы жизни и страсти»[6; 249].
Описывая мучительные для обоих отношения, автор вновь переживал и свою жизненную драму: бурный роман и неожиданный разрыв с Аполлинарией Прокофьевной Сусловой, жестоко изменившей ему. В этом случае имя прототипа и действующего лица совпало, но следует обратить внимание на второй вариант наречения героини -Прасковья, как ее постоянно называет бабушка. Прасковья - от греч. «пятница, канун праздника». На Руси издревле считалось, что самым счастливым днем для девочки, окрещенной так, будет именно пятница. Дочь Екатерины (от греч. «чистая») и Александра (от греч. «защитник»), Полина стала главной опорой и поддержкой для маленьких брата и сестры, оправдав возложенную на нее миссию. Однако собственного «счастливого дня» для нее не наступило, так как на предложение Антониды Васильевны (которое, естественно, подразумевало единственную для героини возможность выбраться из ада заграницы) от нее последовал отказ. Принципиально значимо здесь высказывание Прасковьи-Полины, что она «сама, как ни глупо это» [6; 219], надеется на одну рулетку. Сюжетным «коррелятом» этого признания выступает их совместное с Алексеем Ивановичем участие в игре, когда герой ставит на кон деньги за героиню [11]. Ив этом случае игра выступает как рок, непредсказуемость, единоборство с
судьбой, которое Полина проиграла. Загубленная любовь и тяжелая болезнь стали ее наказанием.
АнтонидаВасильевна Тарасевичева неожиданно для всех (в том числе и для себя) попадает в атмосферу «рулетенбурга». Внезапно открывшаяся безудержная страсть к игре сметает ее привычные нравственные приоритеты (так, первые проигранные деньги должны были бы пойти на постройку каменной церкви в подмосковной деревне). Поведение 1а ЬаЬоиНпк и послужило «пусковым механизмом», скрытой этической легализацией страсти к игре и у Алексея Ивановича. «Старая ведьма» [6; 249] - так именует ее герой - невольно увлекает, соблазняет молодого человека [7; 14].
Показательно, однако, что бабушка - единственный персонаж, вырвавшийся из-под губительного обаяния рулетки. В изображении автора, героиня - лицо глубоко символическое, прочно связанное с Россией (у нее там «три деревни и два дома» [6; 288]). Важно, что Антонида Васильевна приезжает в Рулетенбург именно из Москвы, а не из Петербурга, который, по Достоевскому, является воплощением «западной идеи», тогда как Москва связана с началом национальным. Белокаменная в качестве исконно русского города противопоставляется Европе как образ истинного рая его дьявольскому искажению [4; 17]. В связи со сказанным, упомянем интересное наблюдение В. Л. Рабиновича: «Любовь напрочь вытеснена из жизни Рулетенбурга. Точнее, из жизни рулеточной морфологии этого русского семейства и его окружения в этой жесткой висбаденщине, когда даже такое теплое и фланелевое слово ЬаЬоиИ^ 'а пишется без мягкого знака, латиницей не предусмотренного, и звучит по-европейски жестко и твердо» [10; 109].
Л. П. Любонская справедливо заметила, что Антонида Васильевна - олицетворение умирающей русской патриархальности, сохранившая не на словах, как Алексей Иванович, а на деле «почвенническую привязанность» [8]. Считаем, что выбор имен для дворецкого и камеристки бабуленьки также служит выражению концепции произведения: Потапыч (Потап - от греч. «странник»), заранее предрекает, что к добру «эта заграница» хозяйку не приведет, и скорее хочет выбраться на простор, в «нашу Москву», а Марфа (от др.-евр. «владычица», «хозяйка дома») демонстрирует связь с московским имени-
ем. Тот факт, что в Берлине бабушка внезапно выгоняет лакея Федора (от греч. «Божий дар») и хочет ехать дальше «одна-одинешенька», вполне отвечает страстной, противоречивой натуре героини, временно отступающей от Творца-Вседержателя. Трагический финал ее «заграничной истории» не заставил себя долго ждать. Однако ей хватило сил раскаяться в гордыне и покинуть Рулетенбург, чтобы в родной стороне до самой смерти замаливать грехи.
Рассмотрев семантику имени героини, обнаруживаем всю совокупность коннотаций, вложенных автором в данный литературный образ: в антропониме отражено и знатное купеческое происхождение (Василий - от др.-греч. «царский, царственный»); и повелительный, самовластный, бойкий характер, безудержно взбалмошной старухи (Тарас - от греч. «приводящий в смятение»); и ее прочные национальные корни, позволившие противостоять не только западному миру, но и тем «заграничным русским», у которых уже нет шансов вырваться из рулеточного безумия и вернуться на родину (Антонида, Антонина - от лат. «противница»).
Mademoiselle Blanche - третья инфернальница, роковым образом повлиявшая на судьбу главного героя. Ее образ связывается в сознании Алексея Ивановича с самим дьяволом и с темной стороной игры, недаром «у ней одно из тех лиц, которых можно испугаться» [6; 221]. Изменчивость и непостоянство mademoiselle Blanche ассоциируется с вращением игрового колеса: «Черт возьми! это дьявольское лицо умело в одну секунду меняться» [6; 272] [4; 16].
Но, кроме выражения лица, в ходе повествования у героини меняется и имя: Blanchede Cominges - mademoiselle Зельма - Blanchedu-Place - госпожа генеральша Заго-Заго, - что традиционно считается изменой Богу. Примеряя фамилию новоиспеченного супруга на себя, Бланш охарактеризует русские имена как «дьявольские» [6; 310]. Все, с чем соприкасается многоликий дьявол, попадает под его власть и становится «дьявольским». Бланш соблазнила генерала Загорянско-го, как Запад (под маской Рулетенбурга) постепенно пленяет Восток (в лице «русских европейцев»).
Генерал Загорянский - глава семейства, которого уже не существует, «несчастный человек» [6; 248], «натащил на себя форсу, что генерал (из полковников, по отставке получил), да и важничает» [6;
278]. На первой странице романа он говорит о рулетке как о запретном месте, пытается регламентировать действия тех, кто принадлежит к его дому: «я...не ментор ваш, - заявляет он Алексею Ивановичу, - да и роли такой на себя брать не желаю, но по крайней мере имею право пожелать, чтобы вы, так сказать, меня-то не окомпроме-тировали...» [6; 209].
Достоевский рисует генерала как карикатурный образ оболваненного любовника(фонетические особенности онима - Загорьянский, Загозианский, Заго-Заго - призваны подчеркнуть сатирическую окраску характера персонажа), который испытывает настоящую страсть к Бланш, никогда, впрочем, не раскрываемую в саморефлексии [11]. (Возможно, именно этим и объясняется то, что автором нигде не упоминается имя генерала).
Бланш называет себя «госпожа генеральша с четырнадцатью согласными» [6; 310], хотя в фамилии Загорянский только одиннадцать букв: семь согласных и четыре гласных.В этой оговорке, думается, кроетсянамек на судьбу человека,подпавшего под «дьявольские» чары и как бы давшего «согласие»выполнять все бесчеловечныеустановки и требования.
Жизненный финал Загорянского - скоропостижная смерть «от уда-ра»-видится Господней карой тому, кто не имеет ни малейшего права надеяться на Божью благодать, ибо оставил нищими сиротами при живом еще отце своих малолетних детей Надежду и Михаила.
Маркиз Де-Грие, плут и мошенник, для которого нажива - цель и смысл жизни, наделяется Достоевским именем героя известного романа аббата Прево «История кавалера Де-Грие и Манон Леско» (перевод выходит незадолго до «Игрока» в приложении к журналу «Библиотека для чтения»). Однако под пером Достоевского этот персонаж претерпевает серьезную трансформацию, и из благородного рыцаря, каким является у Прево, превращается в заурядного проходимца [11]. Но ни Алексей Иванович, ни другие действующие лица «не замечают» ни литературности этого имени, ни его иронического смысла в отношении «французика» [7; 15]. Азарт, страсть, возникающие при виде рулетки, разврат, стяжательство и «бракосочетание капиталов» замутнили их взор, заняли сердце, где, в отличие от персонажей Прево, уже нет места искренним чувствам влюбленных.
Впрочем, сообщает Астлей, и «маркизом Де-Грие стал тоже весьма недавно» и, вероятно, «он и Де-Грие стал называться недавно» [6; 247]. Изящная форма и пустейшее, подлейшее содержание - вот что-выражает фигура героя-француза.
Барон и баронесса Вурмергельм - второстепенные персонажи романа, единственные немцы в произведении. Их главные характеристики - отталкивающая внешность, отражающая внутреннее уродство, невоспитанность, самодовольство и глупость. Именно о немцах дается важнейшее рассуждение главного героя: «Я лучше захочу всю жизнь прокочевать в киргизской палатке, чем поклоняться... немецкому способу накопления богатств... Все работают, как волы, и копят деньги, как жиды»[6; 225-226][9; 288].
Учитывая чуткость Достоевского к именам героев любимых им писателей, вслед за М.С. Альтманом предположим, что Вурм (отнем. Wurm-червь, первая часть фамилии) ассоциировался у него с фамилией секретаря Вурма, одного из самых отталкивающих персонажей драмы Шиллера «Коварство и любовь». Доказательством сказанного является то, что «Вурм-червь» аллюзивно связан с баронессой Вурмер-гельм, наступающей на встречных, будто на червяков. Подходит для типичного пруссака и вторая часть фамилии - Helm (шлем, каска) [1; 160].
Судя по всему, имя англичанина мистера Астлея также было заимствовано Достоевским из литературного источника. Таковым принято считать роман английской писательницы Э. Гаскелл «Руфь», перевод которого был напечатан в журнале «Время» за 1863 год.Соз-данный писателем характер вполне отвечал традиционному представлению об англичанах, сложившемуся в русской демократической среде [6;402]. В отличие от француза Де-Грие, Астлей - племянник настоящего лорда, а от четы Вурмергельм его выгодно отделяет природная застенчивость, скромность, вежливость и ум. Недаром и спасение Полины от бесчестия автор доверяет этому «угловатому и неизящному» герою, а не Де-Грие, с его «законченной, красивой формой».
Выводы.
Итак, проанализировав ряд антропонимов романа «Игрок», можно прийти к заключению, что они служат дополнительным средством
выражения почвеннических взглядов писателя, запечатленных в тексте, и вместе с тем характеризуют основные особенности его онома-поэтики, как то:
- отсутствие в произведении семантически «пустых» именований;
- значимость имен как главных, так и второстепенных персонажей;
- внимание автора к функциональному, генетическому, структурному аспектам онима;
- преобладание поэтонимов, имплицитно передающих информацию о действующих лицах романа, над «говорящими» именами;
- необходимость дешифровки элементов антропонима как целостной структуры (в том числе включающей семейные связи героев);
- обширные источники онимов (биография автора, герои популярных книг, имена православных святых, святцы);
- использование реальных прототипов (полное совпадение имен прообразов и действующих лиц свойственно в меньшей степени, чем заимствование части именования);
- национально-психологическое наполнение имен героев, заключающее представление автора о той или иной национальной идентичности;
- включение в арсенал антропонимов русских и иностранных имен;
- учет фонетических особенностей поэтонимов.
Список использованных источников
1. Альтман, М. С. Достоевский. По вехам имен [Текст] / Моисей Семенович Альтман. - Саратов: Изд-во Саратовского унив-та, 1975. - 280 с.
2. Владимирцев, В. П. Из поэтики Достоевского [Текст]: бестиа-рий / В. П. Владимирцев // Достоевский и современность. - Старая Русса. - 1998. - С. 26?31.
3. Волгин, И. Л. «Родиться в России...». Достоевский и современники [Текст]: жизнь в документах / Игорь Леонидович Волгин. - М.: Книга, 1991. - 607 с. - (Писатели о писателях).
4. Габдуллина, В. И. Искушение Европой: роман Ф. М. Достоевского «Игрок» [Электронный ресурс] / В. И. Габдуллина / Филология
// Вестник Томского государственного университета. - 2008. - № 314
- С. 13-18. - Режим доступа: http://sun.tsu.ru/mminfo/000063105/314/ image/314-013 .pdf.
5. Достоевская, А. Г. Воспоминания [Текст] / Анна Григорьевна Достоевская. - М.: Художественная литература, 1981. - 518 с.
6. Достоевский, Ф. М. Полн. собр. соч. [Текст]: в 30-ти т. / Ф. М. Достоевский. - Л.: Наука, 1972 - 1990. - Т. 5: Повести и рассказы 1862-1866. Игрок. - 1973. - 407 с.
7. Живолупова, Н. В. Исповедь антигероя в архитектонике «Игрока» Достоевского [Электронный ресурс] / Н. В. Живолупова // Филология. Журналистика / Воронежский государственный университет.
- 2004. - № 1. - С. 13-16. - Режим доступа: http://www.vestnik.vsu.ru/ pdf/phylolog/2004/01/zhivolupova.pdf.
8. Любонская, Л. П. Пушкинский контекст в романе Ф.М. Достоевского «Игрок» [Электронный ресурс] / Л. П. Любонская // Карагандинский государственный университет имени Е. А. Букетова. - Режим доступа: http://www.ksu.kz/modules.php?name=Content&pa=showpage&pid=521.
9. Оболенская, С. В. Русские и европейцы. Поиски русской национальной идентичности у Достоевского [Электронныйресурс]/ С.В. Оболенская // Одиссей. Человек в истории. - 1998. - С. 282-302. -Режим доступа:http://nationalism.org/library/science/europe/ obolenskaya/obolenskaya-ody-1998 .pdf.
10. Рабинович, В. Л. Человек, играющий в почти одноименном романе Достоевского: «В казино чужие все» [Электронныйресурс] / В. Л. Рабинович // Международный научно-практический междисциплинарный журнал Рефлексивные процессы и управление. - Том 3. - Январь-июнь 2003. - № 1. -C. 102? 115. - Режим доступа: http:// www.reflexion.ru/Library/J2003_1.pdf.
11. Шульц, С. А. «Игрок» Достоевского и «Манон Леско» Прево (Аспект исторической поэтики) [Электронный ресурс] / С. А. Шульц // Русская литература. - 2004. - № 3. - Режим доступа: http://az.lib.ru/ d/dostoewskij_f_m/text_0790.shtml.
