CC BY
103
Вестник Челябинского государственного университета. 2012. № 34 (288). История. Вып. 53. С. 116-121.
ИЗ ИСТОРИИ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ
О. Н. Баркова
РОЛЬ ЖЕНЩИН РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ В СОХРАНЕНИИ НАЦИОНАЛЬНЫХ ТРАДИЦИЙ ШКОЛЬНОГО ОБРАЗОВАНИЯ В ЭМИГРАЦИИ. 1917-1939 ГОДЫ
В центре внимания - проблема сохранения системы российских традиций начального и среднего образования в эмиграции и роль женщин русского зарубежья 1917-1939 гг. в вопросах воспитания национально-культурной идентичности.
Ключевые слова: российская эмиграция 1917-1939 гг., женщины русского зарубежья, сохранение национально-культурной идентичности, школьное образование в эмиграции.
Особенность русской женской эмиграции 1917-1939 гг. в значительной степени определяется ее бережным отношением к культурному наследию покинутой России. Оказавшись в изгнании, русские женщины в большей степени, чем мужчины, стремились сохранить приверженность к своим историческим корням и национальным традициям, православную веру и русский язык, воссоздать разорванные духовные связи и обеспечить преемственность бытия в эмиграции. Сохранение такой духовно-культурной целостности оказалось возможным благодаря тому, что многие эмигрантки «первой волны» ощущали себя органической частью национальной культуры России.
Как известно, «первая послеоктябрьская волна» женской эмиграции была представлена в основном образованной частью общества - интеллигенцией, которая, оказавшись за пределами России, сумела сохранить в изгнании свои убеждения, любовь к своей стране и веру в возможность возвращения на Родину. Именно поэтому женскую эмиграцию 19171939 гг. следует считать явлением не только социально-политического, но и культурного значения.
При этом одна из причин, позволивших российской эмиграции 1917-1939 гг. в целом быть не только культурным сообществом, но и стать духовно-целостной диаспорой, заключалась в разнообразии социального, религиозного и этнического состава беженцев. В эмиграции были представлены практически все слои общества дореволюционной России от состоятельных слоев населения до менее обеспеченных: интеллектуальная и профессиональная элита, крупная, средняя и мелкая
буржуазия, военные, ремесленники, рабочие, крестьяне, казаки и т. д. «Все перемешалось: аристократы с казаками, капиталисты с ремесленниками, художники и ученые с солдатами регулярных войск»1, - писал Н. Зернов.
Социальный состав российской эмиграции представлял собой своеобразный срез общественной структуры царской России с несколько смещенными количественными показателями. При том, что пропорциональное соотношение социальных групп в российском зарубежье на начальном этапе его существования было в пользу представителей научной и творческой интеллигенции и военных.
Свое существование в изгнании продолжала большая часть конфессий бывшей Российской империи, и даже наиболее редкие национальные меньшинства имели представителей своей церкви за рубежом.
Фактически в эмиграции была сформирована микромодель российского дореволюционного общества. «Послереволюционная волна эмиграции стала основой для возникновения Русского Мира в его современном варианте как центра притяжения предшествующих и последующих эмиграционных потоков и соединения их в общее цивилизованное пространство»2.
Другая, не менее важная причина, способствовавшая сохранению культурной идентичности эмиграции «первой послереволюционной волны», состояла в особенностях национального самосознания и русского характера, женского в том числе. Как справедливо отмечал М. Раев, «...ими владело вполне благородное стремление быть истинной и, следовательно, более плодотворной из двух
Россий, возникших по воле политических обстоятельств. И сами эмигранты думали о себе не иначе, как о стране и обществе, тем самым, оправдывая название "Россия за рубежом"»3.
Стремление к сохранению преемственности нравственных идеалов и национальных традиций России в инокультурном окружении, явное нежелание перестать быть русскими даже в изгнании наиболее ярко проявились в поистине подвижнических усилиях эмигрантов 1917-1939 гг. по созданию за рубежом русских школ, церквей, различных обществ и культурных центров, в которых поддерживалось существование российской духовности4. Именно такую цель ставило перед собой «Общество сохранения русских культурных ценностей», одной из основательниц которого была жена российского офицера-эмигранта М. Н. Башмакова (урожд. Грузинова).
С 1921 г. можно говорить уже о складывании нескольких центров русского расселения в Европе и Азии со своей собственной и самобытной культурной жизнью - газетами, журналами, издательствами, школами и даже университетами. Это были: Париж, Прага, Белград, София, а также до 1933 г. - Берлин и Харбин. Согласно статистике 1931 г., не считая высших учебных заведений и специальных школ ручного и конторского труда, в Маньчжурии имелось 74 русских учебных заведения: 43 - в Харбине и 31 - на линии КВЖД5.
Анализируя явление эмиграции, литературный критик Г. Адамович писал: «Без преувеличения мы вправе сказать, что в истории еще не было явления, схожего с русской послеоктябрьской эмиграцией. Историческая единственность, историческая исключительность русской эмиграции - вне сомнения»6. Именно поэтому, стремясь к сохранению национального самосознания у своих детей, многие эмигрантские семьи давали им «русское» образование. Как известно, вопросами воспитания детей в семье традиционно занимаются женщины, которые и стали в эмиграции хранительницами традиций русской идентичности.
Сохранению национально-культурной гомогенности у русского зарубежья 19171939 гг. способствовало хорошо поставленная работа по созданию учебных заведений разного уровня, которые принято объединять одним общим понятием - эмигрантская шко-
ла. Вера в скорое возвращение на Родину ставила перед эмиграцией задачу сохранения системы дореволюционных традиций и принципов российского образования в ряд основных. «Сохранить национальную культуру, приучить любить детей все русское, воспитать подрастающее поколение для будущей России, закалить его волю, выработать твердый характер - вот основная задача эмигрантской школы»7. Для реализации этих задач в 1923 г. были созданы две педагогические организации - «Объединение русских учительских организаций за границей» и «Педагогическое бюро по делам средней и низшей школы за границей».
В статье А. Бема «Школа и дети эмиграции» говорится о 75 русских школах с 8255 учащимися на 1 января 1924 г. При этом 6897 детей обучалось в 41 средней школе, а 1358 -в 34 низших учебных заведений8. Архивные данные «Педагогического бюро по делам средней и низшей школы за границей» дают нам иные сведения: в начале 1920-х гг. в 11 странах Европы было создано 77 русских школ, в которых обучалось 6803 ребенка9.
Следует подчеркнуть, что не только открытие, но и само существование учебного заведения в эмиграции было делом весьма хлопотным, требовавшим немалых финансовых затрат. Согласно записке Земгора, «писчебумажные принадлежности и пособия на одного школьника составляли в месяц - 3,35 франка; 5 франков в среднем стоили расходы по оплате труда учителя; учебники по расчету один на трех составляли: букварь - 3 франка, начальная арифметика и задачник - 6 франков, история России - 3 франка и др., что в итоге давало сумму в 27 франков»10.
Так, например, самым стабильным русским учебным заведением среднего звена во Франции была Русская средняя школа-гимназия в Париже. Она имела полный состав классов - от первого до восьмого. Только в 19231924 учебном году занятия в ней посещали около 200 школьников, одна треть которых -девочки. При школе был создан специальный комитет, организовавший различные концерты и тематические вечера, сборы от которых были важным финансовым подспорье для этого учреждения. Председателем специального комитета школы была М. А. Маклакова11 - сестра В. А. Маклакова, председателя Русского эмигрантского комитета в Париже, российского посла во Франции в 1917-1924 гг.
К 1928-1929 гг. в связи с экономическим кризисом финансовое положение гимназии несколько ухудшилось, но она тем не менее продолжала работать, давая среднее образование детям эмигрантов и работу русским учителям12.
Необходимо особо отметить, что французское Министерство образования выделяло значительные средства на обучение детей русских эмигрантов. В ряде французских лицеев, таких как Fenelon, Jules Ferry и некоторых других, велось бесплатное преподавание на родном языке географии и истории России,
13
русского языка и литературы13.
Главная цель системы школьного образования в эмиграции состояла в идее сохранения «русскости» у подрастающего поколения, поэтому основное внимание в эмигрантских учебных заведениях школьного типа было сосредоточено на изучении гуманитарных дисциплин. Но условия эмиграции предъявляли новые требования к вопросам преподавания русского языка, литературы, истории, географии, поскольку многие дети не помнили Россию - ее пейзажи, природу, людей и др. С этой целью на уроках использовалось большое количество иллюстративного материала. Информационный вакуум знаний о России заполнялся не только на занятиях в школах, но и в домашних беседах в семье, где большую роль в воспитательном процессе играли и женщины русского зарубежья.
Более того, именно женщины в основном работали учителями в начальных и средних школьных образовательных учреждениях в эмиграции. Интересные сведения о работе педагога и преподавании в начальной школе при Русской гимназии в Париже, в лицее для девочек «Fenelon», о частных уроках дочерям великого князя Павла Александровича и внучке П. Н. Милюкова содержатся в воспоминаниях учительницы-эмигрантки Е. А. Кост-Холмогоровой «Моя педагогическая деятельность за границей»14.
Серьезные проблемы возникали у учителей, преподававших историю. Интересно, что школы, стоявшие на откровенно монархических и консервативных позициях, подчеркивали достоинства самодержавия, в особенности Николая II, а демократически настроенные учителя, наоборот, указывали на недостатки самодержавия и рассказывали о демократических формах правления. Но и те, и другие на уроках делали опреде-
ленный акцент на истории внешней и внутренней политики России, военных и дипло-магических событиях и др. Особое место в преподавании истории занимали сюжеты, связанные с ролью Москвы в формировании централизованного государства и создании Российской империи. Основным учебником считался учебник С. Платонова для средней школы, написанный в 1910-х гг., и учебник Л. М. Сухотина, изданный в 1926 г. для младших классов. Следует отметить, что учебники, издаваемые в эмиграции, были предназначены не только для школьников зарубежья, но и для детей, находившихся в России, культурный и образовательный уровень которых был значительно снижен по сравнению с дореволюционным обучением. Это факт не мог не беспокоить эмигрантов, возглавлявших особую надежду по спасению России не только силами детей русского зарубежья, но и тех, кто остался в России: «Молодое поколение, надежда и опора будущей свободной России, растет под угрозой полнейшего культурного одичания»15.
В то же время российская школа в эмиграции постепенно перенимала некоторые элементы и формы зарубежной - положительный опыт совместного обучения мальчиков и девочек не только для здорового эмоционального развития подрастающего поколения, но и с целью экономии финансовых средств и классных помещений.
Достаточно развитая система начального и среднего образования, доступная детям российских эмигрантов, сложилась к 1923 г. в Чехословакии. Так, в начале 1921 г. был подготовлен государственный культурно-просветительский план помощи русским эмигрантам. В 1922 г. Земгором была основана Реформированная реальная гимназия в Праге с пансионами для девочек и мальчиков, где обучалось 230 детей. Считается, что общее количество учащихся к 1923 г. в Чехословакии достигло 1600 человек, многие из которых учились за казенный счет16.
Наиболее значительным средним учебным заведением была русская гимназия в Моравской Тржебове17, основанная еще в Константинополе18 (5 декабря 1920 г.) А. В. Жекулиной - представителем Всероссийского союза городов и организатором гимназий для детей русских бежен-цев19. В 1922 г. гимназия была переведена в Чехословакию20. Она составляла и занимала
целый школьный городок, в котором учились и проживали 545 мальчиков и девочек21. Показателен тот факт, что русские школы в Чехословакии не только получили полное признание властей, но и финансировались наравне с местными учебными заведениями.
В Латвии начальное школьное образование для детей русских эмигрантов до 1924 г. было не только бесплатным и обязательным, но всячески материально поддерживалось государством. В то же время в Литве в 1922 г. из 1700 школ русских было только 6 и всего одно среднее учебное заведение - гимназия в Ковно22.
Следует отметить, что ситуация со школьным образованием в эмиграции были неодинакова. Так, реформирование русской правительственной начальной и средней школы и русской частной школы в Бессарабии в течение 1920-1921 гг. привело к ее полному уничтожению. Фактически к 1922 г. «не только дети 20 тыс. русских беженцев, но и постоянных 750 тыс. русских жителей, из которых 85 тыс. составляли дети школьного возраста, были обречены на денационализацию», будучи полностью отрезанными от русской культуры и образования23.
Стараясь сохранить преемственность культурных традиций, многие общественные организации в эмиграции при активном участии женщин русского зарубежья устраивали для детей различные праздники, которые традиционно отмечались в России24. Было создано общество, название которого уже обозначало цель его существования - «Общество помощи детям русской эмиграции»25.
Любимыми семейными праздниками в эмиграции всегда были Новый год и Рождество, когда дети и родители всегда собирались вместе. Такие празднования обязательно музыкально сопровождались песнями и танцами, чтением стихов и подробно освещались в эмигрантской печати. Так, газета «Новое русское слово» в 1926 г. писала: «Дети выглядели очень гордо и уверенно, были нарядно одеты и с большим чувством и выразительностью читали стихи русских писателей, которые напоминали присутствующим далекую родину, родные поля и села. Особенно трогательно прозвучали в уста маленького школьника слова: Высоко над рекой Стоит наше село; С детских лет всей душой Полюбил я его.
Я не знаю, когда И где буду я жить, Но родное село Мне навек не забыть. Звуки правильной русской речи, русские лица вокруг нашей родной северной елки как бы перенесли нас в далекое прошлое, в далекую, но милую родину.
Чувствовалось, что дети эти, дети русских людей, хотя и родились в Америке, будут знать русский язык, русскую жизнь и между ними, их отцами, их матерями не вырастет той стен взаимного непонимания, которая так часто наблюдается в иммигрантских семьях русских колонистов»26.
Идея возвращения на историческую родину составляла стержень идеологии российской эмиграции 1917-1939 гг. «Что такое эмиграция? Только ли путь с родины, изгнание? Нет, это возвращение, путь на родину. Наша эмиграция - наш путь в Россию», - писал Д. Мережковский27.
При этом эмигранты предполагали вернуться в Россию не с пустыми руками, а с багажом, включающим, во-первых, дореволюционное наследие (во всех областях знания и практики); во-вторых, со своими идеями и достижениями, которые органически вырастали их этого наследия; в-третьих, с новым поколением мыслителей и специалистов, воспитанных на этом комплексе представлений и знаний28.
Женщины русского зарубежья 19171939 гг. принимали активное участие в формировании новых эмигрантских культурных центров вокруг русских библиотек, издательств и учебных заведений. Они обеспечивали своего рода «защиту» от иной национальной культурной среды, способствовали сохранению российских культурных традиций за рубежом. Так, организатором детской бесплатной библиотеки в Париже была В. Н. Бобринская - жена графа А. А. Бобринского - российского археолога и политического деятеля.
Таким образом, деятельность русских женщин в эмиграции в вопросах сохранения национальных традиций школьного образования в 1917-1939 гг. небезосновательно следует считать успешной. Пытаясь сохранить российские традиции и культуру, православное вероисповедание и русский язык, представители эмиграции «первой послереволюционной волны» ставили перед собой
важную цель не только не потерять национальную самобытность, но и вырастить из своих детей высокообразованных специалистов для будущей России. Очевидно, поэтому русская эмиграция 1917-1939 гг. особо внимательно относилась к вопросу сохранения собственной национальной идентичности и культурной гомогенности для себя и своих детей и долгое время активно противостояла процессу ассимиляции. Так, в отчете «Центрального Комитета по обеспечению высшего образования русского юношества за границей» за 1932 г. это подчеркивалось как основная задача: «Всем нам очевидно, что во всех областях государственного и народного хозяйства Россия будет нуждаться, по освобождении от коммунистического ига, прежде всего в собственном хорошем материале для громадной предстоящей по ее восстановлению работы»29. И именно женщины русского зарубежья 1917-1939 гг., представленные в эмиграции в основном образованной и интеллигентной частью российского общества, внесли свой весомый вклад в эту благородную и историческую миссию.
Более того, женщины-эмигрантки активнее мужчин занимались благотворительной деятельностью, которая давала беженцам из России не только возможность материального существования, но и позволяла издавать газеты и журналы на русском языке и организовывать обучение детей в школах и высших учебных заведениях. Тысячи русских детей в эмиграции были воспитаны на родном языке в духе русских национально-культурных традиций и сохранены от денационализации; около 15 тыс. русских студентов смогли закончить свое образование вне Родины30.
Любовь к покинутой России долгое время оставалась в числе приоритетных задач светского и религиозного воспитания в эмиграции. На это обстоятельство обратил внимание и состоявшийся в Праге в июле 1929 г. съезд по проблемам русской молодежи за рубежом31.
В то же время специфика эмигрантской жизни как общества закрытого типа, первоначально сложно адаптировавшегося в новых исторических условиях, сделала российскую эмигрантскую школу весьма уникальным явлением. Начальная и средняя школа русского зарубежья стала не только очагом сохранения национальной идентичности, родного языка, отечественной духовности для детей русской эмиграции 1917-1939 гг., но и со временем
мощным фактором их интеграции в европейскую социокультурную среду. Выходцы из России действительно сумели создать в эмиграции, по образному выражению П. Е. Ковалевского, «Россию вне границ».
Примечания
1 Зернов, Н. Русское религиозное возрождение XX века. Париж, 1974. С. 22.
2 Пивовар, Е. И. Российское зарубежье : социально-исторический феномен, роль и место в культурно-историческом наследии. М., 2008. С. 97.
3 Раев, М. И. Россия за рубежом. История культуры русской эмиграции. 1919-1939 гг. М., 1994. С. 15.
4 См. более подробно: Шулепова, Э. А. Проблема адаптации российской эмиграции // Культурное наследие российской эмиграции : 1917-1940. М., 1994. Кн. 1. С. 168-176; Русские эмигранты во Франции (1850-1950 гг.). СПб., 1995; Кишкин, С. Л. Русская эмиграция в Праге : культурная жизнь (1920-1930-е годы) // Славяноведение. 1995. № 4. С. 17-26 и др.
5 History of Russians in Australia. V. 1. Sydney, 2004. P. 59-60.
6 Адамович, Г. Вклад русской эмиграции в мировую культуру. Париж, 1961. С. 6.
7 Русские без Отечества : (Очерки антибольшевистской эмиграции 20-40-х годов). М., 2000. С. 262.
8 См.: Свободная Россия. Париж, 1924. № 3. С. 168.
9 ГАРФ. Ф. 5785. Оп. 1. Д. 52. Л. 25.
10 ГАРФ. Ф. 9135. Оп. 1. Д. 9. Л. 9-10.
11 Сведения о месте и роли в эмиграции М. А. Маклаковой приводятся в статье А. В. Тырковой-Вильямс «М. А. Маклакова : Прощальный привет», опубликованной в газете «Русская мысль» 25 мая 1957 года (№ 1060). С. 3.
12 Ковалевский, П. Е. Зарубежная Россия. История и культурно-просветительские работы русского зарубежья за полвека (19201970). Париж, 1971. С. 59.
13 Последние новости. Париж, 1922. № 725.
14 См.: Кост-Холмогорова, Е. А. Моя педагогическая деятельность за границей // Наша дань Бестужевским курсам. Paris, 1971. С. 77-82.
15 ГАРФ. Ф. 5930. Оп. 1. Д. 81. Л. 14.
16 См.: Ипполитов, С. С. Российская эмиграция и Европа : несостоявшийся альянс. М., 2004. С. 302.
17 Там же. С. 302.
18 См. более подробно: Петров, А. П. Первая Константинопольская гимназия Всероссийского союза городов // Рус. шк. за рубежом. 1924. № 9. С. 92-105.
19 См.: Кускова, Е. Д. А. В. Жекулина // Новое рус. слово. 1950. 17 марта (№ 13839). С. 2.
20 Жизнь эмигрантов в Константинополе, переезд в числе учащихся русской гимназии А. В. Жекулиной в Чехословакию, повседневная жизнь гимназии около г. Тржебова (Моравия) подробно освещена в книге: Савинский, В. М. Воспоминания и повесть побеждающая. Буэнос-Айрес, 1980.
21 См.: Ипполитов, С. С. Указ. соч. С. 302.
22 Там же. С. 306.
23 См.: Международный опыт защиты соотечественников за рубежом. М., 2002. С. 16-17.
24 См., напр.: Коварская, Л. А. Пасха на Принцевых островах // Новое рус. слово. 1942. 5 апр. (№ 10637). С. 3.
25 Новое рус. слово. 1926. 13 апр.
26 Новое рус. слово. 1926. 22 янв.
27 Цит. по: Странник. 1997. № 1. С. 24.
28 См.: Пивовар, Е. И. Указ. соч. С. 409.
29 Русская молодежь : Деятельность Центрального Комитета по обеспечению высшего образования русского юношества за границей 1922/1923 - 1931/1932 уч. гг. Париж, 1993.С. 1.
30 Тимофеева, Г. Русская эмиграция : (Культура и литература) // Русская идея. Барнаул, 1992. С. 163.
31 См.: Российская эмиграция : вопросы воспитания молодежи // Педагогика. 1996. № 6. С.67-71.
