CC BY
19
ВЕСТНИК МОСКОВСКОГО УНИВЕРСИТЕТА. Сер. 9. Филология. 2008. № 1
МАТЕРИАЛЫ И СООБЩЕНИЯ
О.Р. Хафизова
Роль заимствований в произведении тверского книжника XV в. «Слово похвальное инока Фомы»
Известно, что при создании произведения древнерусские авторы использовали «готовое» слово, ориентировались на авторитетные тексты. Не случайно важнейшими задачами изучения памятников книжности Древней Руси являются: установление их источников, обнаружение и объяснение трансформации исходного произведения, определение роли заимствований в ткани «нового» текста. В этом плане совершенно неизученным остается «Слово похвальное...», написанное тверским книжником в середине XV в. и посвященное прославлению тверского князя. «Слово похвальное...» — необычный для средневековой русской литературы панегирик, представляющий собой первую пространную похвалу не умершему, а здравствующему правителю одного из русских княжеств.
Начиная с XIII в. Тверь являлась соперницей Москвы за гегемонию в объединительном движении областных центров северо-востока Руси, а в середине XV в. при князе Борисе Александровиче из-за ослабления позиций московского князя Василия на время стала самым влиятельным княжеством. Борьба между Москвой и Тверью велась не только с помощью оружия, но и с помощью пера: в обоих княжествах проводилась интенсивная летописная работа, призванная оправдать действия своего князя, обосновать его права на великое княжение. Таковы причины появления интересующего нас произведения.
Уже первые исследователи отмечали начитанность тверского автора и указывали на связь «Слова похвального...» со «Словом о Законе и Благодати» киевского митрополита Илариона, «Повестью временных лет», «Речью» Моисея Выдубицкого, сочинениями Иоанна Златоуста. Однако, видя свою главную задачу в атрибуции памятника и определении его исторической ценности, ученые лишь оговаривали зависимость «Слова похвального... » от того или иного произведения, не рассматривая этот вопрос детально.
«Слово похвальное инока Фомы» первые исследователи оценивали как произведение слабое, несамостоятельное в творческом плане. Отмечали «ремесленническое» владение стилем, компилятивное переписывание с других литературных образцов. Однако
подробный анализ заимствованных фрагментов в произведении тверского автора показал, что тверской книжник совсем не механически переносил «чужой текст» в свой. В данной статье мы рассмотрим все заимствования «Слова о Законе и Благодати» киевского митрополита Илариона, проследим принципы отбора материала и его функционирование в новом произведении.
По замыслу Фомы, созданная им похвала должна была исходить не от него, придворного панегириста, а от митрополитов, собравшихся на Флорентийский собор. Участие тверского посольства в работе Флорентийского собора стало событием, по представлению автора показывающим престиж князя Бориса Александровича, а признание его высшими духовными чинами на соборе, как выведено Фомой, должно было свидетельствовать об известности князя и о его почитании не только в Русской земле, но и во всей «вселенной». Уже во вступлении автор дважды отмечает: наравне со всеми он радуется, что князь его почтен и знаменит «во вс^х странахъ и языцех» и не нуждается в похвале книжника, поскольку прославлен «от вс^х земль».
Для того чтобы похвала князю воспринималась читателями как объективная и беспристрастная, Фома создает у читателя впечатление достоверности, обращается к реально происходившим в 1437—1439 гг. событиям: «И в которая ко кяше времена кывшу стя-занию о православной в^ре христианомъ с римляне, царю же цариград-скому Иоанну възв^стившу в послании: "И здравьствуй, възлюкленный крате о Христе". И приимъ же царскыя посланиа великий князь Борис Александрович, и сихъ прочетъ предъ всим народомъ, и многыя радости душею и т^лом исполнися, из глубины сердца въздыхая, и велми Благодаря Бога, и глаголя: "Боже великий, сподоки мя приок^щнику кытии святому сему и Вселеньскому сокору и еще же и по отеческой вир^ поборнику кыти"» [7, 74]1.
Книжником соблюдена форма письменного обращения, известная в Древней Руси по апостольским посланиям, но текст письма в памятнике отсутствует. В данном случае не имеет значения, существовало ли это письмо на самом деле. Для создания иллюзии достоверности переписки между греческим императором Иоанном VIII и тверским князем достаточно стандартной формулы письменного этикета. Непосредственно перед похвальными речами царя, патриарха и митрополитов о князе Борисе автор для вящей убедительности помещает выдержку из посольского отчета русской делегации, среди которой, в частности, находился и вел записи по приказу своего князя тверской боярин Фома:
«Слово похвальное инока Фомы»
Фома же... поиде от Твери на Новго-родцкую землю, и оттоле на Пьсковь-скую землю, а оттоле на Немецкую земълю, и оттоле на Курвскую землю, а оттоле на Жмотьскую земьлю, и оттоле на Прускую землю, а оттоле на Словенскую, и оттоле на Люкут-скую землю, а оттол^ на Морьскую землю, и оттоле на Жуньскую землю, а оттоле на Свойскую землю, и оттоле на Флореньзу. И ту наехалъ есми папу римьскаго Евгениа, и святого царя цариградскаго Иоанна, и вселеньскаго патриарха Иосифа, и весь святый вселеньский съкоръ. А с патриархом кыло митрополи-товъ 22 [7,76].
Далее следуют похвальные речи греческого императора, патриарха и митрополитов, которые в действительности являются цитатами из «Слова о Законе и Благодати» Илариона. В этой части «Слова...» тверской автор как бы «самоустраняется», предоставляя возможность читателям стать очевидцами происходившего.
А.А. Шахматов первым установил зависимость произведения тверского книжника от «Слова о Законе и Благодати». Однако найденные им совпадения составляют только половину всего объема заимствований из произведения киевского митрополита: к пяти известным примерам можно добавить еще шесть, обнаруженных нами в ходе исследования.
«Слово похвальное инока Фомы» «Слово о Законе и Благодати»
киевского митрополита Илариона Царь же рече: ...И да хвалимъ уко г г
«Хождение на Флорентийский сокор»
А кони митрополичи гнали керегом от Риги къ Люкку на Курскую землю, а поперек Же-мотские земли 3 дни, и оттол^ на Прускую, и оттол^ на Баморь-скую землю, и оттол^ на Жунскую землю, и оттол^ на Висмертьскую, и оттол^ к Люкку... [6, 470]. И ту есмя наехали папу римьскаго Еугениа... Ту же и святаго гре-ческаго Иоанна, и святаго патриарха Иосифа вселеньскаго, и свя-тый вселеньскый сокоръ. А въ зкор^ кысть с патриархом митрополитов 22... [6, 472]
и прославляемъ хвалимаго от аг-гельъ кеспрестани Бога и покло-нимься ему, и ему же кланяються херувими и серафими кеспрестани [7, 272].
И вселеньский же патриархъ Иосифъ рече: Ветхая мимо идоша, и новая вамъ възв^щаю: вира клагодатная от нашея земли Гре-ческыя да и до Рускыя земли про-стреся, евангельский же источ-никъ наводънившеся, и л^по и намъ с великымъ княземъ Бо-
Да хвалимъ его уко и прославля-емь хвалимааго от ангелъ кеспр^-стани, и поклонимся ему, ему же покланяюся херувими и серафими [1, 26].
В^ра ко клагодатная по всеи земли простр^ся и до нашего языка ...доиде. И законное езеро пр^съше, евангельскыи же источ-никъ наводнився и всю землю по-крывъ... и мы съ вс^ми христиа-ными славимъ Святую Троицу... [1, 38].
рисомъ славити святую Троицу [7, 274].
Кизицкий же митрополитъ Мит-рофанъ рече: Что тя нареку, хрис-толюкче, великий князь Борисе! Но воистину еси другъ правд^, а смыслу м^сто, и милостыни гнездо [7,274].
Никийский же митрополитъ Виса-рионъ рече: И аще кы сей зд^ кылъ... то кыхъ въспросилъ его, какъ вниде в него страх Божий и како разгорися в немъ люковъ Христова, и како възлюки Христа выше земных мудрець [7, 274]. Никомид^йский же митрополитъ Макарей рече: ...Повиждь нам, Фомо... откуду се припахну клаго-ухание на великого князя Бориса, и откуду сий испи памяти жизнь сладкую чашу... [7, 274]. Лакомид^йский митрополитъ Ме-федей рече: Но кто испов^сть... многыя нощныя милостыня и днев-ныя щедроты и ко вс^м трекую-щимъ милость и яко же о немъ слышахомъ [7, 274].
Арамаский же митрополитъ Аоро-фий рече: Но много деръзновениа им^етъ к Богу... И помогаетъ ми слово написанное: И милость на суди хвалиться, Блажени милости-ви, яко ти помиловании кудутъ [7, 276].
Ганский же митрополитъ Геннадий рече: ...И аще ли кто напоитъ чашу воды въ имя ученика, и той мъзду приметь. И князь же великий Борис не единого напиталъ, ни дву, ни 10, ни градъ, но многы гра-
И вси, ветъхая отложьше... новая держать, по пророчеству Исаину: Ветхая мимоидоша, и новая вамъ возвещаю... По всеи же земли роса, по всеи ко земли в^ра простр^ся... По всеи земли уже славится Свята Троица и покланя-ние приемлеть [1, 32]. Что ти приречемь, христолюкче, друже правд^, съмыслу м^сто, милостыни гнездо? [1, 46]
Како разгорися люковь Христову? Како въселися въ тя разумъ выше разума земленыхъ мудрець... Како въниде въ тя страхъ Божии? [1, 46].
Повиждь намъ, ракомъ твоимъ, повиждь, учителю наш! Откуду ти припахну воняя Святааго Духа? Откуду испи памяти куду-щая жизни сладкую чашу? [1, 46]
Къ сему же кто испов^сть мно-гыа твоа нощныа милостыня и дневныа щедроты, яже къ укогы-имъ творяаше, къ сирыимъ, к ко-лящиимъ, къ дължныимъ, къ вдовамъ и ко вс^м трекующимъ милости? [1, 48]. Ея же ради докроприлюкныа Бо-гомъ милостыня, много дръзнове-ние им^еши къ нему... Помогаеть ми словеси рекыи: Милость хвалится на суд^... В^рн^е же самого Господа глаголъ: Ближени милос-тиви, яко ти помиловании кудуть [1, 48].
Да аще единого человека окра-тивъшуму толико възмездие от клагааго Бога, то таково уко спасение окр^те, о Василие? Како кр^мя греховное рассыпа, не единого окративъ человека от зак-
3 ВМУ, филология, № 1
33
ды и окласти припиталъ во своей отчин^ [7, 276].
Милитинский же митрополитъ рече: Милостыни и щедроты великого князя Бориса по всимъ зем-лямъ поминаемы суть [7, 276]. Иверский же митрополитъ Иона рече: И азъ мню великаго князя Бориса, подокенъ есть великому царю Констянтину. Онъ ко съ святыми отци на 1 съкоръ кылъ. А великий князь Борисъ с нынешними отци въ Ферар^, присла своего коярина, а самому ко ему не кывшее за то долготы и ради путныя [7, 276, 278]. Сардийский же мирополитъ Дионисий рече: ...Възрадуемся и взъвеселимься в онъ! [7, 278].
луждениа идольскыа льсти, ни десяти, ни града, нъ всю окласть сию [1, 48].
Твоа ко щедроты и милостыня и нын^ въ челов^ц^хъ поминаемы суть [1, 48].
Подокниче великааго Коньстан-тина... Онъ съ святыими отци Ни-кенскааго Съкора законъ челов^-комъ полагааше, ты же съ новыми нашими отци епископы сънимаяся чясто... [1, 48].
возрадуися и възвеселися! [1, 50]; Да възвеселятся и възраду-ются языци! [1, 42].
Порядок следования речей должен был воссоздать перед читателем церемонию приветствия тверского князя на Ферраро-Флорентийском соборе. Такая организация текста прямо отвечала замыслу Фомы, а официально-церемониальный и документальный стили используемых им фрагментов с упоминанием действительных названий и имен только способствовали желаемому эффекту. Из приведенного ниже фрагмента посольского отчета русской делегации видно, что при написании своего произведения Фома придерживался этого или подобного документа:
«Слово похвальное инока Фомы»
Ираклийский митрополитъ Антоней
речи 2, 3 и 4 отсутствуют — лист вырван
Трапезоньский митрополитъ Дорофий, Кизицкий митрополитъ Митрофанъ, Никийский митрополитъ Висарионъ, Никомид^ский митрополитъ Макарей, Лакомид^йский митрополитъ Мефедей, Терновский митрополитъ Игнатей, Амасийский митрополитъ Иасафъ,
«Хождение на Флорентийский сокор»
А въ зкор^ кысть с патриархом
митрополитов 22:
первый — раклийскый Антоней,
2 — ефесскый Марко,
3 — русскый Исидоръ,
4 — манавасийскый Досифей,
5 — трапизонскы Дорофей,
6 — кизитьскый Митрофанъ,
7 — никейскый Висарионъ,
8 — никомид^скый Марко,
9 — лакедомонийскый Мефодий,
10 — трхновскый Игнатей,
11 — амасийскый Иасафъ,
Молодовский митрополитъ Димианъ, 12 — малъдовъскый Деми-Ставропольский митрополитъ Исана, анъ,
Родоский митрополитъ Нафанаилъ, 13 — ставропольскый Исаиа, Милитинский (имя не указано) 14 — родовьскый Иафанаилъ,
Драмаский митрополитъ Дорофий, 15 — митулиньскый Дорофей,
Мелетиньский митрополитъ Матфей, 16 — драмасиньскый Дорофей, Тритриасийский митрополитъ Калистъ, 17 — мелетинскый Матфей, Ганский митрополитъ Генадей, 18 — тристриасийскый Калистъ,
Афилонский митрополитъ Софроний, 19 — каланьскый Генадей, Иверский митрополитъ Иона, 20 — ахелоньский Генадей,
Сардийский митрополитъ Дионисий... 21 — иверьскый Иоанъ,
22 — сардакийскы Дионисий...
[6, 474].
Стремление к документализму и фактографичности, как известно, характерно для древнерусских книжников, но приличествует более повествованию, нежели панегирикам. Композиция «Слова похвального...» на первый взгляд чужеродна и неожиданна для привыкших к традиционному ораторскому «слову» читателей Древней Руси. Но, по мысли Ю.М. Лотмана, «включение фрагмента нехудожественного текста в художественный несет высокую риторическую нагрузку именно постольку, поскольку опознается аудиторией как чуждое и незакономерное включение в текст»2.
Так, встречающиеся в центральной части отрывки из документов — не просто инкорпорированные фрагменты, а нагруженный художественной функцией текстовый компонент, «поскольку "чужая" организация, даже будучи механически перенесенной в новый структурный контекст, перестает быть равной сама себе и делается знаком или имитацией самой себя. Так, подлинный документ, включенный в художественный текст, делается художественным знаком документальности и имитацией подлинного до-кумента»3.
Между тем автор обращался к «чужому тексту», преследуя и другие цели. В «Слове похвальном...» явно просматривается стремление выделить князя Бориса Александровича из числа всех остальных князей как «царя», имеющего все основания для самодержавного правления. Поэтому панегирик Фомы получает политическую остроту, неизбежную при возвеличивании определенного исторического лица. Можно сказать, что Фома возвращает панегирику XV в. публицистическую окраску, свойственную произведениям более раннего времени.
Отсутствие традиции прославления деятельности здравствующих князей способствовало поиску новых приемов или адаптации уже сложившихся. Иными словами, возникла потребность в такой форме, которая соответствовала бы новым целям — решению насущных политических задач. По нашему предположению,
Фома создает новую разновидность панегирика — публицистическую похвалу здравствующему князю, имеющую целью обоснование каких-либо прав или политических притязаний.
Новые цели, безусловно, требовали и новых выразительных средств, которых в XV в. еще не существовало. Приведем один, на наш взгляд, весьма красноречивый пример. В «Слове похвальном...» читается зафиксированная в «Слове о Законе и Благодати» митрополита Илариона формула прославления известных распространителей христианства: «Хвалить же похвалныими гласы Римьскаа страна Петра и Паула, имаже в^роваша въ Иисуса Христа... Асиа и Ефесъ, и Патмъ Иоанн Богословьца, Индиа Фому, Египетъ Марка. Вся страны и гради, и людие чтуть и славять коегождо ихъ учителя...» [1, 42]. После Илариона эта формула использовалась многократно: при прославлении Леонтия Ростовского, Нифонта Новгородского, а в интересующий нас период — XV в. — в «Житии Стефана Пермского» и «Слове о житии и преставлении Дмитрия Ивановича, царя Русьскаго»4. В «Слове о житии Дмитрия Ивановича» и «Слове похвальном инока Фомы» эта формула подверглась значимой трансформации.
Так, в «Слове о житии...» автор поставил имя московского князя Дмитрия, не являвшегося на тот момент даже местночтимым святым, в ряд просветителей и распространителей христианства. Возможно, его роль при защите православия от «поганых» воспринималась писателем как подвиг, позволяющий приравнять его к выдающимся деятелям христианства. В этом произведении, как и в остальных памятниках Куликовского цикла, усилен христианский элемент «за веру православную». Таким образом, формула «Хвалит же земля» использована книжником для того, чтобы представить Дмитрия Ивановича князем-подвижником. В «Слове похвальном...» тверской книжник меняет угол зрения: «И понеже ко Царскый градъ Констянтиномъ хвалиться, а Кыевъ же Владиме-ромъ, а Тферьская же земля, т^х уклажающее, Михаилом хвалящееся, но того ради когъ не инъ коренъ въстави, но Михаиловъ, великого князя Бориса Александровича» [7, 286]. Автор опускает всякое упоминание об апостолах, оставляя только царственных особ, Константина и Владимира, добавляя имя почитаемого Михаила Тверского и его законного наследника Бориса Александровича. Таким образом, Фома делает акцент на избранности и величии князя, представляя Бориса Александровича светским правителем. Весьма показателен и набор качеств тверского князя: «Но князь же великий Борисъ Александровичу стяжая Констянтинову доклесть, а Владимирову в^ру, и Ярославово мужество, а Михаиловъ разумъ, и о человечьскои когокоязнество, но и надо всими же си миръ и святыню гоняще» [7, 286]. Из приведенных строк видно, что автор не стремится выдвинуть на первый план христианские добродетели князя: первым качеством в паре следует всегда вполне светское
«доблесть» или «мужество», а только затем «вера» и «богобоязненность». Таким образом, не идя вразрез с традицией в описании благочестия князя, автор счел нужным отметить важнейшие качества политика-правителя.
Представленные примеры позволяют установить существенную особенность переработки источника иноком Фомой: практически не изменяя текст (что и дало повод упрекнуть его в дословном переписывании), перенимая риторический прием, автор сохраняет стилистику текста-источника. При этом Фома меняет функцию фрагмента: риторика Иллариона претворяется в тексте Фомы в церемониально-приветственные речи митрополитов, собравшихся на Флорентийский собор, и фрагменты эти инкорпорированы в текст как элемент достоверности. А ставшая уже к XV в. традиционной модель «Како похвалю», использовавшаяся для прославления христианских подвижников, в произведении тверского книжника становится приемом прославления избранного князя-правителя.
Анализ показывает, что заимствование иноком Фомой велось отнюдь не механически: автор не просто хорошо знал тексты предшественников, литературную традицию, но и четко понимал свою цель, о чем свидетельствует необычная организация текста, умелое введение в композицию своего сочинения заимствованных фрагментов, трансформированных применительно к новым задачам.
Установление источников, литературных образцов памятника, сопоставление с ними нового текста, выявление трансформации «следующего» шага автора позволяет точнее определить авторские задачи, подчас неявные интенции и, следовательно, лучше понять текст и закономерности труда книжников средневековья.
Примечания
1 «Слово похвальное инока Фомы» и «Слово о Законе и Благодати» цитируются по изданию: Библиотека литературы Древней Руси: [В 20 т.] (изд. продолжается). Здесь и далее при цитировании произведений в квадратных скобках указываются номер тома и страницы.
2 Лотман Ю.М. Текст как смыслопорождающее устройство. Ч. 1. // Культура и взрыв. СПб., 2000. С. 190.
3 Там же. С. 191.
4 Далее — «Слово о житии Дмитрия Ивановича».
