CC BY
69
Л.Н. КУРБАТОВА, доцент Пермский национальный исследовательский политехнический университет
Роль высшего образования в институционализации российского «привилегированного класса»
В статье в терминах концепций «праздного класса » (Торстейн Веблен), «государственной знати » (Пьер Бурдье) и «придворного фактора » (Генрих Шнее) дается анализ формирования российского «привилегированного класса », где основным институциональным признаком выступает образование.
Ключевые слова: образование, институционализация, «привилегированный класс», «праздный класс», «государственная знать », «придворные факторы».
В эпоху наукоемких, «высоких» технологий, когда модернизация всех сфер жизни общества требует высококвалифицированных работников и, следовательно, наращивания образовательной мощи государства, у нас в стране образование стало, к сожалению, «яблоком раздора ». При очевидности факта необходимости всеобщего повышения уровня образования, расширения образовательного пространства российское образование, по существу, превратилось в шагреневую кожу. Попробуем обосновать этот тезис.
Казалось бы, ни у кого не вызывает сомнения, что выбор модели образования -это выбор стратегического пути развития общества и государственности. Но тогда возникает вопрос: почему современная российская элита сделала ставку на западную модель образования? Попытаемся разобраться в этой ситуации.
Немного истории. В начале 1990-х в журнале «Высшее образование в Европе » шла дискуссия по проблемам европейского образования [1]. Парадокс заключался в том, что на тот момент проблемы, которые волновали образовательное сообщество Европы, в СССР были решены (!) [2]. Приход в Россию капитализма означал возникновение в нашем образовании схожих проблем, обусловленных самой природой данного социально-экономического строя.
Болонское соглашение, по мнению ряда министерств образования европейских стран, должно было разрешить назревший кризис в высшем образовании. При этом поиск европейцами приемлемых моделей выхода высшего образования из кризиса предопределил лояльное отношение к России как партнеру по Болонскому процессу. Ясно, что, вступив в сообщество «Болон-ской декларации», российское образование было обречено на «разрушение до основания» и попытку создать нечто «новое» на обломках западноевропейского образования в связи с потребностью общества в инновационном развитии [3]. Именно в таких условиях образование явилось институциональным средством формирования стратификационных различий между социальными группами и классами.
В работах Торстейна Веблена «Теория праздного класса» и Пьера Бурдье «Государственная знать» раскрывается сущность образования как институционального признака элитарных групп капиталистического общества. Образование выступает «волшебной палочкой», с помощью которой регулируются и закрепляются социальные статусы в обществе. П. Бурдье отмечает, что «школа - место производства наиболее действенных принципов и одновременно самых легитимных классификаций [4, с. 119], которые «неизбежно становятся
инструментами символического насилия» [5]. При этом «формирование государства идет вместе с формированием поля власти, понимаемого как пространство игры, внутри которого владельцы капитала (разных его видов) борются именно за власть над государством, т. е. над государственным капиталом, дающим власть над различными видами капитала и над их воспроизводством (главным образом через систему образования)» [6, с. 131].
Российская элита не могла избежать той же участи. Она тоже выделила образование в качестве инструмента социального расслоения и закрепления своего привилегированного статуса. При сопоставлении процессов институционализации западноевропейского «праздного класса » и «государственной знати» с российской элитой при помощи «образования» обращает на себя внимание тот факт, что выбор адекватных методов институционализации у российской элиты принимает несколько иные социальные очертания.
Появление «праздного класса » Веблен связывает с частной собственностью: «В процессе эволюции культуры возникновение праздного класса совпадает с зарождением собственности. Это непременно так, ибо эти два института являются результатом действия одних и тех же экономических сил» [7, с. 73]. Социолог исходит из того, что «праздный класс в целом включает в себя представителей знати и священнослужителей вместе с многочисленным их окружением. Соответственно разнообразны и занятия среди этого класса, но они имеют общую экономическую черту - непроизводительный характер деятельности. Эти непроизводительные виды деятельности высшего класса можно грубо разделить на следующие сферы: управление, военное дело, религия, спорт и развлечения», поэтому «идеология культа праздности, которую сеют господствующие классы, нужна им для оправдания собственной праздности» [7, с. 38]. Пьер Бурдье рассматри-
вает «господствующую знать » как «модель общественного разделения труда в сфере господства, применяемую в передовых обществах, где разнообразные формы власти сосуществуют и соперничают за верховенство» [5]. Он подчеркивает, что «эта скрытая структура противостояния принимает феноменально различные формы в разных странах в зависимости от ряда пересекающихся факторов, включая историческую траекторию формирования (высшего) класса, структур государства и контуров системы образования в обществе в изучаемое время» [Там же].
Я позволю себе назвать этот социальный слой «привилегированным классом», так как он отвечает всем признакам классового деления по К. Марксу. Определение «привилегированный» отражает институциональный признак политической и экономической элиты, ее место в общественной иерархии. Особенностью этой группы является то, что она отражает специфические черты как «праздного класса», так и «государственной знати » — в соответствии с теми характеристиками, которые дали этим группам Т. Веблен и П. Бурдье.
Как известно, социальных пустот не бывает. Освободившееся социальное поле должно быть обязательно чем-то засеяно, что-то должно произрасти. Так, наш «привилегированный класс» сформировался в «социальной пустоте ». Он занял освободившееся после социального цунами начала 1990-х годов свободное социальное пространство, предназначенное для элиты. Советская элита не передавала своих властных полномочий «новому зарождающемуся классу», у нее не было политических наследников, она просто была смыта волной политических потрясений. Новая элита возникла из хаоса социальной турбулентности. Невозможно не задаться вопросом: из чего зародилась эта новоиспеченная элита? На чем замешана ее социальная природа?
Российский «привилегированный
класс» представляет собой в определенном смысле уникальное явление, хотя вписывается во все законы формирования элитарных групп.
Во-первых, это сплав политической номенклатуры и бизнеса. Политическая и экономическая элита в современной России -это в некотором роде «государственная знать» [8]. Как точно подмечает Бурдье, «...руководящие сегодня капиталистическими фирмами и правительственными офисами, распоряжаются арсеналом невиданных в истории полномочий и титулов: собственности, образования,наследования. Им не надо выбирать между рождением и заслугами, аскрипцией и достижительнос-тью, наследством и усилиями, аурой традиции и эффективностью модерна, они могут распоряжаться всем этим» [5]. Таким образом, новоиспеченная российская элита присвоила себе всю ширь властных полномочий, наделив себя правом «миловать и наказывать» по своему усмотрению и настроению, в соответствии со своими интересами и потребностями. Примером вседозволенности выступает непримиримая позиция власти в отношении образования. Никакие научные и общественные дискуссии так и не смогли убедить власть в неэффективности предложенной модели образования, ее устаревшей модификации [9].
Во-вторых, как отмечал Вебер, в каждой структуре господства «привилегированные благодаря наличным политическим, социальным и экономическим порядкам» никогда не довольствуются неприкрытым исполнением своей власти и голым навязыванием своих привилегий. Они скорее хотели бы «видеть свое положение преобразованным из фактическихотношений чистой власти в упорядоченную систему приобретенных прав, хотели бы знать, что этим они освящены» [10]. Для этого власть недостаточно приобрести, ее надо еще и удержать. Надо создать такие условия, которые закрепят право безграничной власти. Это не просто свод законов - это закреп-
ление за каждым объектом государственного управления своего стратификационного статуса. «Основательная переделка личности входит в изготовление габитуса доминирования и раскрывает то, как власть исподволь формирует умы и желания изнутри, не меньше, чем путем "грубого принуждения" внешними материальными условиями » [5]. И здесь не обойтись без управления формальным образованием в интересах сохранения власти «привилегированным классом». В любой предвыборной дискуссии основным аргументом всегда выступает реформа образования (см. программные документы политических партий и кандидатов в президенты 2012 г.).
В-третьих, по типу отношения к собственности, выбору сфер экономического влияния, образу жизни российский «привилегированный класс» демонстрирует культуру крепостного крестьянина, для которого «праздность» воспринималась как образ жизни барина. Вхождение представителей этой группы на политический Олимп и присвоение природных ресурсов в эпоху хаоса напоминают времена крестьянских бунтов,восстание Емельяна Пугачева. Жажда облачиться в придворные одежды, примерить на себя «корону российской империи », сверкать самоцветами, «гулять, так гулять », «купаться в брызгах шампанского » - вот тот предел мечтаний, который постоянно муссируется на экранах ТВ, в Интернете на протяжении всего нового времени России. Недаром сегодня активно обсуждаются вопросы о пересмотре итогов приватизации и введении налога на роскошь. Студенческая молодежь чутко реагирует на культурные аномалии. Так, наши социологические исследования показали, что образ жизни политической и экономической «элиты» негативно влияет на культуру и мораль общества [11].
В-четвертых, это криминальная по своей сути история первичного накопления капитала. «Некоронованным королям» Америки Ротшильду, Рокфеллеру, Форду
приписывают два известных высказывания: «Я могу отчитаться за каждый заработанный цент, кроме первого миллиона» и «Любой крупный капитал основан на криминале ». В начале 1990-х в одном из своих интервью экономист П.Г. Бунич, перефразировав Маркса, сказал, что «первичное накопление капитала всегда криминально». История накопления первичного капитала в России в 90-е годы овеяна криминальными сводками, связана с «малиновыми пиджаками», золотыми цепями, делением сфер экономического влияния, слиянием криминала с бизнесом. Чего только стоит приватизация, залоговые аукционы, ваучеризация! Особое место в этой вакханалии занимала интеллектуальная поросль молодой российской интеллигенции с экономическим и юридическим образованием. Она удачно разыграла карту образования как социального джокера: иметь не только высшее образование, но и по возможности ученую степень, — обозначив тот социальный минимум, который позволит любому смертному добиться успеха в политике и бизнесе. Однако, возведя образование на пьедестал общественного почета, реформа образования по западному образцу создала только иллюзию социально-экономической достижительности. Подготовка в массовом порядке бакалавров — одно из самых ярких социальных ограничений современного образования.
В-пятых, нашему «привилегированному классу» свойственны качества «придворных факторов », обильно пропитанных российской спецификой. В научном мире и документах «придворным фактором » в XIX и XX вв. называли поставщиков и финансистов [12]. Если в Европе и США «большая часть "придворных факторов" возвысилась до старой или новой аристократии или приблизилась к тем кругам, которые в XIX и XX вв. стали представлять имущие классы и образование », то для России это явление стало новым в эпоху становления капитализма в конце XX — начале XXI вв. «Как
специфическое явление истории Центральной Европы, институт придворных факторов сыграл важную экономическую, общественную и культурную роль в период между Новым временем и временем высокоразвитого капитализма» [12]. Пребывая в роли «придворного фактора» при политической элите, зарождающаяся в России буржуазия сориентировала свои экономические и культурные интересы вне страны, ее не только породившей, но вскормившей. Сегодня «придворный фактор» — крупный капитал России — представляет ТЭК, финансовый сектор и сферу торговли, он выполнил и продолжает выполнять роли «поставщиков и финансистов». Как и положено по статусу, эта социальная группа оказалась очень мобильной, однако эта мобильность ориентирована не на развитие российской экономики, культуры, образования, как это было в Европе, а на вывоз капитала, наличие двойного гражданства, проживание семьи за пределами России, обучение детей в зарубежных учебных заведениях и т.д. За 20 лет она смогла создать вокруг себя замкнутое социальное поле. Чтобы оградить себя от случайных «придворных факторов », она создает заградительный барьер, используя образование как социальный регулятор.
Следует также учитывать, что сегодня, в условиях сформировавшейся политической и экономической элиты, которая «позволяет » своим детям и родственникам «наследовать» не только экономический капитал, но и государственную власть, закрепление неравенства в образовании становится необходимым и важным звеном устойчивых классовых позиций [8].
Как и в случае с европейским «праздным классом», начальный процесс выделения российской элиты из общей социальной среды с помощью формального образования начинается с принятия ритуальных форм. Более 100 лет назад Веблен выделил ритуальные преклонения как одну из характеристик «праздного класса»: «Каж-
дый, кто поразмыслит над историей образования, заметит, с какой цепкостью удерживаются эти ритуальные атрибуты в ходе развития цивилизации. Даже в наши дни встречаются такие вещи, как шапочка и мантия, матрикуляция (матрикуляция -официальная церемония зачисления в университет. - Прим. перев.), обряд посвящения и церемония вручения дипломов, а также присуждение ученых степеней, званий и отличий, производимое таким образом, что наводит на мысль о чем-то вроде передачи апостольской благодати» [7, с. 229]. Насколько же странным кажется для нашей культуры это обрядовое подражание, больше похожее на ярмарку тщеславия. Однако это - требование к элитарной символике, на которую «молится» современная российская «государственная знать ».
Вместе с европейской обрядностью в российское образование постепенно проникла образовательная структура, характерная для Европы. Наше «образование» стало дифференцироваться по элитарным признакам, таким как: а) территориальная принадлежность вуза: центр и периферия; б) качество подготовки: московские и провинциальные вузы; в) специальности, востребованные элитарными сегментами рынка труда, и массовые профессии; г) диплом о высшем образовании государственного и негосударственного образца; российского и западноевропейского вуза; д) образование на бюджетной и контрактной основе; е) институциональная структура: школа, техникум, институт и лицей, гимназия, колледж, академия, университет; ж) государственные и негосударственные вузы; з) ступенчатая подготовка профессионалов с высшим образованием: бакалавр, специалист, магистр. Это далеко не полный перечень, но он отражает те специфические эффекты, которые выступают атрибутами привилегированности определенных социальных групп, с помощью которых рекрутируется российский элитный слой.
Для того чтобы не допустить расшире-
ния элитного слоя за счет низших социальных слоев, представители которых могут обладать качественным образованием, хорошо развитыми мобильными способностями, установками на социальную и профессиональную карьеру, формальное образование наделяется жестко ограниченными требованиями в виде «компетентност-ного ценза», методаттестационного контроля принимает форму ЕГЭ и других видов тестирования, которые лишают личность возможности реализовать свои творческие способности. Для устойчивости сформированной социальной структуры разрабатывается соответствующий Закон «Об образовании».
Исходя из характера социальной сущности «привилегированного класса» можно выделить три типа конструкций в сфере образования, которые институционализируют элитарность в обществе.
Элитарное образование. Характеризуется наличием диплома о высшем образовании элитного европейского или американского вуза. Специализация значения не имеет, хотя представители этой группы чаще всего для себя и своих детей выбирают экономику, юриспруденцию, бизнес и менеджмент. Как это созвучно с Вебленом: «Наиболее частые экскурсы в области, отличные от классической, совершаются членами праздного класса в предмет юриспруденции, а также политических наук, особенно же управленческих» [7, с. 234]. И насколько точно определяет роль элитного диплома Бурдье: «Получение элитного диплома является не столько "ритуалом допуска", по Ван Геннепу, сколько ритуалом института: оно не столько отделяет "прежде" от "потом", сколько поднимает вверх тех, кому назначено занимать видные общественные позиции, и отделяет их от тех, кем они будут править » [5].
Обслуживающее образование. На него ориентируются те члены российского общества, которые хотели бы приобщиться к «лику святых» российской политики и эко-
номики. Здесь предпочтение отдается высшему образованию в сфере экономики, права, менеджмента и выделенному в «особое производство» — государственному и муниципальному управлению. Именно из выпускников этих специальностей формируется резерв государственных служащих-управленцев, пополняются ряды «придворных слуг »; в определенной степени они могут выполнять функции «придворного фактора». Но эти функции не могут превышать допустимого предела социального статуса личности «исполнителя», закрепленного сложившейся элитарной структурой. В то же время именно из этой группы могут выделяться фавориты власти, на которую делает ставку «привилегированный класс». Однако максимум вертикальной карьеры личности с таким образованием — это средний уровень менеджмента организации.
Прикладное образование. На рынке образовательных услуг для массового потребителя оно представлено перечнем направлений и специальностей, которые позволяют «привилегированному классу» за счет этой рабочей силы обеспечить себе условия выживания. Это та рабочая сила, которая требуется «привилегированному классу» для реализации их экономических интересов, включая и те области наук, которые легче всего поддаются коммерциализации. Для более успешного функционирования таких вузов и научных центров подбор руководителей приобретает специфический характер, что в свое время отмечал Веблен: «Наибольшим одобрением пользуются те руководители, которые сочетают в себе выполнение священнической функции с проявлением больших способностей на денежном поприще. Подобная, но менее ярко выраженная тенденция — вверять дело высшего образования людям какой-нибудь денежной профессии» [7, с.232].
Российский «привилегированный класс» так же, как его соратники из «празд-
ного класса» и «государственной знати», пытается сгладить антагонистические противоречия классов, выбрав в качестве «подушки безопасности» средний класс. Именно последний наделяется неким ореолом значимости, и одним из важных показателей принадлежности к этой группе является наличие высшего образования. Диплом представляет собой «визитную карточку», или, как подметил Р. Коллинз, «верительную грамоту», которая может иметь ценность не только на рынке труда, но и в других областях жизни человека.
Вузовские дипломы «помогают определять современный общественный строй, в средневековом смысле слова ордо, как набор различий — временных и вечных, мирских и небесных, дающих несопоставимые степени благ женщинам и мужчинам не только путем размещения по разным позициям, которые и создают социальную структуру, но также, что еще важнее, изображая существующие неравенства между ними как неизбежные необходимости, порожденные талантом, настойчивостью и желаниями индивидов» [5]. Рассматривая не одну, «а две разновидности капитала — капитал экономический и капитал культурный», Бурдье считает, что они «дают доступ к позициям власти, определяют структуру социального пространства и управляют жизненными шансами и траекториями групп и индивидов» [Там же].
На первый взгляд «привилегированный класс» в России сформировался за короткий, по историческим нормам институцио-нализации, промежуток времени. Однако «институты — это результат процессов, происходивших в прошлом, они приспособлены к обстоятельствам прошлого и, следовательно, не находятся в полном согласии с требованиями настоящего времени » [7, с. 16]. Поэтому в действительности современный российский «привилегированный класс» прошел, на наш взгляд, весьма длительный путь институционализации. Его
история отражает: а) барскую праздную культуру; б) становление института частной собственности - «начальную стадию собственности», связанную с «приобретением путем захвата и обращения в свою пользу» [7]; в) организацию «современного правящего класса, опыт исторического состояния разделения труда между материальным (экономическим) и символическим (культурным) капиталом, что характерно для всех передовых обществ» [5]; г) сложившиеся в России типы межличностных отношений как по социальной горизонтали, так и по вертикали власти.
Можно заключить, что российский «привилегированный класс» впитал в себя признаки «праздного класса», обеспеченные статусом «государственной знати» и закрепленные образованием, достойным «придворного фактора».
Литература
1. Высшее образование и рынок труда // Выс-
шее образование в Европе. 1993. № 3.
2. Курбатова Л.Н. Образование как социаль-
ное качество общества. Пермь: Изд-во
Перм. гос. техн. ун-та, 2004.
3. Добреньков В.И., Жирнов В.Д., Попков
В.А. Болонский процесс: привлекатель-
ные декларации и императивные инструкции // Социология. 2011. № 1. С. 5-26.
4. Бурдье П. Система образования и система
мышления // Высшее образование в России. 1997. № 2.
5. Вакан Л. Социология образования П. Бур-
дье. URL: http://www.i-u.ru/biblio/archive / vakan_coz/
6. Бурдье П. Дух государства: генезис и струк-
тура бюрократического поля. М.: Институт экспериментальной социологии: СПб.: Алетейя, 1999. С. 125-166.
7. Веблен Т. Теория праздного класса. М.:
Прогресс, 1984.
8. Родня во власти //Коммерсантъ. 2007. 24
сент., № 37 (741). URL: http:// www.kommersant.ru/Doc/806986
9. Образование и общество: Всерос. социол.
конф. к 20-летию рос. об-ва социологов. Москва, 20-22 окт. 2009 г. / Рос. об-во социологов, Ин-т социологии РАН, Акад. труда и социальных отношений. М., 2009.
10. Weber M. Essays in Sociology / Ed. by H. Gerth, C.-Wright Mills. Oxford: Oxford University Press, 1946.
11. Стегний В.Н, Курбатова Л.Н. Социальный портрет студенчества в условиях трансформации российского общества. Пермь: Изд-во Перм. гос. техн. ун-та, 2009.
12. Шнее Г. Ротшильд, или История династии финансовых магнатов. URL: http:// victoriarossi.livejournal.com/610972.html
KURBATOVA L. THE ROLE OF HIGHER EDUCATION IN INSTITUTIONALIZATION OF RUSSIAN «PRIVILEGED CLASS»
The article explores forming of Russian "privileged class" in terms of the conceptions of institutionalization (Thorstein Bunde Veblen's "Leisure class", Pierre Bourdieu's "state nobility", Heinrich Schnee's "factor in the court"). There the education is considered as the main institutional feature.
Key words: institutionalization, education as an institutional feature, "privileged class", "Leisure class", "state nobility", "factor in the court".
