CC BY
158
Важно отметить, что наличие и количество используемых жаргонизмов в тексте газетной статьи, а также способ их оформления зависит от авторитетности издания и характера публикации. Так, в серьезных изданиях общеоценочные жаргонизмы употребляются чаще в кавычках, что придает высказыванию большую объективность, помогает автору закодировать оценочную информацию. Выбор одного из многообразных общеоценочных жаргонных слов автором регулируется, скорее, его языковым вкусом и целью высказывания.
Жаргонная общеоценочная лексика постоянно обновляется. На смену еще недавно считавшимся жаргонными словам железный, потрясный пришли слова типа фирмовый, обалденный, клевый. Несложно предположить, что и эти слова вскоре будут заменены более «актуальными» для людей нового поколения.
Н. Е. Щукина
Роль второстепенных персонажей в создании тематической композиции романа Л. Н. Толстого «Анна Каренина»
Константин Леонтьев, рассуждая о художественной структуре романа Толстого «Анна Каренина», заметил, что «...в романе ... для читателя внимательного заметна вся та психическая нить, которая сознательно проведена автором под блестящею картиною его внешней драмы. Одно слово, сказанное тем или другим лицом в одной из первых частей, оказывается действием в последующей; одно сильное ощущение, для других лиц романа вовсе незаметное, изображенное автором в каком-нибудь месте, одна мысль, мелькнувшая в уме того или другого героя, влекут за собой неизбежные последствия в будущем» (Леонтьев, 1911). По существу, автор статьи предвосхитил те методологические принципы, которые А. П. Скафтымов (1972) назвал «телеологическим принципом в формировании произведения искусства» и связал с понятием «тематическая композиция художественного произведения».
К сожалению, на сегодняшний день теоретический термин «тема» перешел в область школьного литературоведения. Однако, благодаря работам А. П. Скафтымова (1972), А. К. Жолковского и Ю. К. Щеглова (1975), В. С. Баевского (1989), В. Е. Ветловской (2002, 1979), В. Е. Хализева (2002), Дж. Б. Смита (1975) представляется возможным вести научную дискуссию о тематическом единстве художественного произведения. С точки зрения А. П. Скафтымова
242
(1972), «если произведение представляет собою телеологически организованное целое, то оно предполагает во всех своих частях некоторую основную установку, в результате которой каждый компонент по-своему должен нести общую единую устремленность всего целого». А.К. Жолковский и Ю.К. Щеглов (1975) предлагают следующее определение: «тема есть некоторая установка, которой подчинены все элементы произведения, некоторая интенция, реализуемая в тексте».
Попытки автора данной публикации развернуть тематический состав романа «Анна Каренина» привели к убеждению, что основная «смысловая интенция» романа заключается в противоборстве между «желанием жить» и существованием в рамках отраженной жизни, следствием чего является потеря чувства жизни, осознание действительности через приобретенное знание, литературу, культуру. Эту коллизию можно обозначить понятием “тема отраженной жизни”. Названная тема подчиняет себе все произведение, формирует образ мира в романе, и в конечном итоге «сводит своды романа» в единое целое (Щукин, 2003).
Цель данной публикации - показать, как с первых страниц романа задается тема, подчиняющая себе все элементы произведения, и каково место второстепенных персонажей в ее реализации.
В начале романа возникает философская дискуссия, ставшая камертоном для последующего развития исследуемой нами темы. В присутствии Константина Левина «харьковский профессор» и Сергей Иванович Кознышев ведут спор о сущности понятия «бытие». Дискуссия носит явно комический характер. Схоластическая беседа о «модном вопросе»: «есть ли граница между психическими и физиологическими явлениями в деятельности человека и где она» (XVIII, с. 27)] никак не выявляет позиции спорящих сторон. (Здесь и далее все цитаты даются из Полного собрания сочинения Л.Н. Толстого: в 90 т. М.; Л., 1928-1958. В скобках латинской цифрой указывается номер тома, арабской - страница.) И Кознышев и «харьковский профессор» апеллируют к мнению неких Вурста, Кнауста и Припасова, которые утверждают, что «сознание бытия есть результат ощущений», и, «коль скоро нет ощущения, нет и понятия бытия» (XVIII, с. 28). Сергей Иванович договаривается до того, что «необходимо иметь «специальный орган» для передачи понятия «бытие» (XVIII, с. 28).
Все эпизоды романа, в которых появляется Кознышев, окрашены легкой авторской иронией. Однако для Левина дискуссия о границе физических и психических явлений почему-то оказывается очень важной. Процитируем: «Слушая разговор брата с профессо-
243
ром, он замечал, что они связывали научные вопросы с задушевными, несколько раз почти подходили к этим вопросам, но каждый раз, как только они подходили к этим вопросам, но каждый раз, как только они подходили близко к самому главному (подчеркнуто автором статьи - Н. Щ.), как ему казалось, они тотчас же поспешно отдалялись и опять углублялись в область тонких подразделений...» (XVIII, с. 28).
Согласно «харьковскому профессору», нет бытия вообще, есть наше чувство бытия, а значит, человеку дано познать не живую жизнь, а ее отражение в нашем сознании и рефлексах. Исследователями творчества Толстого отмечено, что Толстой включает в роман знаменитую дискуссию, которая развернулась в семидесятых годах на страницах журнала «Вестник Европы». Известный философ и историк Константин Дмитриевич Кавелин опубликовал труд «Задачи психологии». Согласно теории Кавелина, нет внешнего мира, есть мир, пропущенный через психическую среду человека и измененный им. (В терминологии нашего исследования -«отраженный» мир). Статья имела общественный резонанс, Кавелина назвали «метафизиком», работы его не приняли, но, вероятно, в воздухе носилась идея иллюзорности, «выморочности» современной жизни, а идея психической среды индивидуума, созидающей внешний мир, оказалась близкой автору «Анны Карениной». Тема отраженной жизни, заявленная в приведенном нами эпизоде, станет основной, окажется тем «замковым камнем», который «сведет своды» романа в единое целое. Толстой создает в романе мир, в котором все персонажи, включая эпизодические, живут в отраженной реальности. Обратимся к тексту.
«Алексей Александрович Каренин прожил и проработал в сферах служебных, имеющих дело с отражениями жизни. И каждый раз, когда он сталкивался с самой жизнью, он отстранялся от нее. Теперь он испытывал чувство, подобное тому, какое испытал бы человек, спокойно прошедший над пропастью по мосту, и вдруг увидавший, что этот мост разобран и там пучина. Пучина эта была сама жизнь, мост - та искусственная жизнь, которую прожил Алексей Александрович» (XVIII, с. 150-151). К сыну Сереже Каренин относится как «к какому-то воображаемому мальчику, одному из тех, какие бывают в книжках» (XIX, с. 96). Сережа, в свою очередь, «старался притвориться этим книжным мальчиком» (XIX, с. 96). Вронский, войдя в роль живописца и покровителя искусств, «вдохновлялся не непосредственно жизнью, а посредственно, жизнью, уже отраженной искусством» (XIX, с. 33). Сергей Иванович Кознышев, как и «многие другие деятели для общего блага, не
244
сердцем были приведены к этой любви к общему благу, но умом рассудили, что это хорошо. И только потому занимались этим» (XVIII, с. 253). Новый избранный петербургский кружок, «в подражание подражанию чему-то (подчеркнуто автором статьи - Н. Щ.) назывался les sept merveilles du monde» (Семь чудес света) (XVIII, с. 311). В этом петербургском кружке вызывают интерес Лиза Мерка-лова и Сафо Штольц. Лиза Меркалова - «настоящий блеск воды бриллианта среди стекол» (XVIII, с. 317). Этот «блеск» подлинной драгоценности особенно заметен на фоне необычайной красоты Сафо Штольц, подчеркнуто искусственной: прическа из «своих и чу-жих...волос», невольно возникающий у всякого вопрос, «где кончается ее настоящее, маленькое и стройное, столь обнаженное сверху и столь спрятанное сзади и внизу тело» (XVIII, с. 316).
Лиза Меркалова - «блестящая, мерцающая, настоящая» -именно поэтому ее оценка важна - представляет Анну «настоящей героиней романа» (XVIII, с. 320). И Кити при первом знакомстве с Анной думает: «как бы я желала знать весь ее роман» (XVIII, с. 78). В данном случае многозначность слова «роман» обыгрывается автором. Неясно, что имеется в виду: роман как любовная история или роман как художественная реальность, отличающаяся от жизни, как особое пространство, в пределах которого будет существовать Анна. Неслучайно один из ключевых эпизодов романа - метель в Бологом - предваряется сценой в поезде, где Анна читает английский роман:
«Анна Аркадьевна читала и понимала, но ей неприятно было читать, то есть следить за отражением жизни других людей. Ей слишком самой хотелось жить» (XVIII, с. 106).
Словосочетания «отражения жизни» и «желание жить» образуют главную тему в сюжетной линии «Анна - Вронский». Возникает странное противоречие: с одной стороны, отношения Анны и Вронского оказываются потенциально возможными уже при первой встрече благодаря бьющей через край силе жизни в Анне. «Как будто избыток чего-то так переполнял ее существо, что мимо ее воли выражался то в блеске взгляда, то в улыбке» (XVIII, с. 66). Эта сила жизни увлечет Вронского, прельстит его. С другой стороны, на отношениях Анны к Вронскому будет лежать отпечаток «придуманно-сти», «книжности». «Герой романа» Анны сильно отличается от Алексея Вронского - героя романа Толстого. Так, Анна при встрече с Вронским, «героем ее романа», «сводила в одно воображаемое представление о нем (несравненно лучшее, невозможное в действительности) с ним, каким он был» (XVIII, с. 376). Но «герой романа Анны» однажды увидит своего двойника - иностранного принца, и
245
его, Вронского, самооценка в основном совпадет с авторской оценкой: «очень глупый и очень самоуверенный, и очень здоровый, и очень чистоплотный человек» (XVIII, с. 373).
Отношение Анны к сыну автор романа снижает единственной фразой: «Она вспомнила ту, отчасти искреннюю, хотя и много преувеличенную роль матери, живущей для сына, которую она взяла на себя в последние годы... (XVIII, с. 305). После знакомства с Вронским Анна возвращается домой и встречается с сыном: «И сын, так же как и муж, произвел в Анне чувство, похожее на разочарование. Она воображала его лучше, чем он был в действительности. Она должна была опуститься до действительности (подчеркнуто автором статьи - Н. Щ.), чтобы наслаждаться им таким, каков он был» (XVIII, с. 114).
Мир воображаемый, придуманный, возвышающийся над действительностью, выстроенный для себя, постепенно становится единственно возможным для Анны. Обратим внимание еще на один эпизод романа, предшествующий финальной катастрофе. Во время очередной ссоры с Вронским Анна обвинялась им в ненатуральности пристрастия к чужой девочке-англичанке. «Эта жестокость, с которою он разрушал мир, с таким трудом состроенный ею себе, . эта несправедливость его, с которою он обвинял ее в притворстве, в ненатуральности, взорвали ее» (XIX, с. 320).
Рассудочная Варенька, деятельная Лидия Ивановна, размышляющий о народе Голенищев - все они могли бы быть обвинены в «ненатуральности», все находятся «над жизнью», в мире, который выстроен ими с трудом.
Отрывки из текста романа, приведенные выше в большом количестве, позволяют сделать следующий вывод: Толстой писал роман о современной жизни, и его размышления о современности привели писателя к видению человека, который живет в отраженном мире. Этой «правды о мире» Толстому было недостаточно. Необходимо было противопоставить высшую истину. Если есть отраженная жизнь, о которой автор упоминает так часто, что она становится явной сюжетной темой, то должна быть и другая, противоположная сюжетная тема - тема поиска первоисточников бытия, настоящей жизни. Ее будет мучительно искать Левин, сознавая, что все его умствования и философские рассуждения заваливаются, как карточный домик.
По мысли В. Е. Хализева (2002), «художественную тематику правомерно рассматривать как совокупность трех начал: онтологические и антропологические универсалии, локальные культурноисторические явления, феномены индивидуальной жизни в их са-
246
мооценке». В этом понимании тема становится «фундаментом» художественного произведения. Тема отраженной жизни в романе Толстого «Анна Каренина» становится одной из основных тем и подчиняет себе все элементы произведения. Феномены индивидуальной жизни могут быть рассмотрены при анализе второстепенных персонажей в романе. И Каренин, и Кознышев, и Варенька, и Сви-яжский, и Катавасов, - все они имеют свои «отражения», не позволяющие им оказаться в «пучине жизни». Феномен отраженной жизни как локальное культурно-историческое явление связан с самой эпохой 70-х гг. XIX в., когда «переворотившаяся» жизнь требовала создания некоей модели для осмысления новой реальности. Появился интерес к психологии как науке об отражениях жизни в психике человека. Онтологические универсалии - высший уровень темы - связан в романе с Константином Левиным, который пытается найти смысл человеческого существования вне логических построений, предложенных разумом. Только ему и дано спастись.
С. А. Петрова
Музыкальные образы героев в произведении А. П. Чехова «Контрабас и флейта»
В конце XIX столетия происходят значительные перемены в русской культуре: получает колоссальное развитие тенденция синтеза искусств. В творчестве А.П. Чехова отразились многие особенности данного периода, и в том числе использование интермедиальных связей в тексте. Так, исследователи его произведений не раз касались темы музыкальности прозы и драм писателя (см. например, работы таких авторов: М.М. Гиршман, Г.И. Тамарли, Н.М. Фортунатов и др.). Рассматривались различные аспекты взаимодействия музыки и слова в тексте: соответствие литературной композиции сонатной форме (Фортунатов, 1974), музыкальность языкового выражения авторского стиля (Гиршман, 1982), звуковое наполнение художественной структуры (Тамарли, 1987) и т. п. В данной работе затрагивается ещё одна проблема, ранее не получившая подробного анализа: система героев и музыка в прозе А.П. Чехова. Одним из наиболее показательных примеров в данном случае - рассказ-сценка «Контрабас и флейта» (1885). Особенность этого текста заключается не только в форме, но и в том, что герои обозначены здесь через музыкальные инструменты, которыми они владеют.
247
