CC BY
42
сост. Н.Д. Арутюнова, Н. Ф. Спиридонова. - М., 2003.
11. Лотман, Ю.М. Структура художественного текста / Ю.М. Лотман. - URL: http://www.gumer.info/bibliotek_ Buks/Literat/Lotman/_14.php
12. Рябцева, Н.К. Размер и количество в языковой картине мира / Н.К. Рябцева // Логический анализ языка: язы-
ки пространств. - М., 2000. - С. 108 - 116.
13. Телия, В.Н. Метафоризация и её роль в создании языковой картины мира / В.Н. Телия // Роль человеческого фактора в языке. Язык и картина мира. - М., 1988. - С. 173 -203.
УДК 801.3(=82)
О.Н. Кондратьева
РОЛЬ ВИТАЛЬНЫХ МЕТАФОР В КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИИ ВНУТРЕННЕГО МИРА ЧЕЛОВЕКА (диахронический аспект)
Статья посвящена изучению роли витальной метафоры в концептуализации внутреннего мира человека на разных этапах развития общества и языка. В работе последовательно описываются разновидности витальных метафор в древнерусских текстах, прослеживается их история и судьба в классических текстах.
Когнитивная лингвистика, концептуализация, когнитивная теория метафоры, внутренний мир человека, картина мира.
This paper investigates vital metaphors which are used in representing inner world in diachronic aspect of the Russian language. The subsphere of vital metaphor is characterized as dynamic and changeable. The types of vital metaphor are described in the material of old Russian texts, classic texts, and modern texts.
Cognitive linguistics; conceptualization; conceptual metaphor theory; inner world; world image.
Изучение системности метафорических переносов в рамках различных сфер опыта позволяет проникнуть в структуры человеческого мышления и понять, каким образом человек представляет окружающий мир и свое место в нем. Таким образом, один из инструментов исследования картины мира -это изучение концептуальной метафоры.
Когнитивная лингвистика отказалась от традиционного взгляда на метафору как на «сокращенное сравнение». Метафора рассматривается как основная ментальная операция, как способ познания, структурирования и объяснения мира. Метафора -это «основная ментальная операция, которая объединяет две понятийные сферы и создает возможности использовать потенциал сферы-источника при концептуализации новой сферы» [4, с. 36].
Среди «непредметных сущностей», которые представлены посредством концептуальной метафоры, Е.О. Опарина выделяет и человеческую сферу (внутренний мир) [3, с. 69]. НД Арутюнова также отметила, что «без метафоры не существовало бы лексики "невидимых миров" (внутренней жизни человека), зоны вторичных предикатов, т.е. предикатов, характеризующих абстрактные понятия» [1, с. 9]. Таким образом, концептуализация внутреннего мира человека происходит преимущественно метафорическим образом.
Одной из основных сфер, задействованных при концептуализации внутреннего мира человека с древнейших времен, является понятийная сфера «живое существо», позволяющая представить «непредметные сущности» через ассоциации с жизнедеятельностью живого организма (человека, живот-
ного, растения). В рамках физиологических метафор выделяются такие источники метафорической экспансии, как «жизнь/смерть», «здоровье/болезнь», «сон/бодрствование», «питание/голод» и др. Центральное место среди физиологических метафор занимает витальная метафора (лат. vita - жизнь), так как именно жизнь и смерть являются ядерными понятиями, определяющими сам факт существования определенных объектов во времени и пространстве.
Задача данной статьи - описать роль витальной метафоры в процессе концептуализации внутреннего мира человека (в частности, души) на разных этапах развития языка и общества. Для этого необходимо выделить относящиеся к данной метафорической модели фреймы, установить лексические единицы, включенные в процесс метафоризации, определить основания для метафорического переноса и их специфику для разных временных этапов.
В процессе исследования было установлено, что витальная метафора, задействованная в концептуализации внутреннего мира человека, включает в свой состав четыре основных фрейма - «рождение», «жизнь», «смерть» и «воскрешение».
1. Фрейм «Рождение». Жизненный цикл любого организма начинается с рождения. Метафоры рождения используются для указания на возникновение объекта, на начальную точку его развития. В древнерусском языке (как и в современном русском языке) имена компонентов внутреннего мира не могли сочетаться с глаголами типа рождаться/родиться, появляться/появиться, возникать/возникнуть и т.п., что возможно для других концептов внутреннего мира человека, например мыслей, чувств и эмоций
(ср.: появилась мысль, родилась любовь, возникла симпатия, но невозможно: родилась душа). Думается, это можно объяснить тем, что душа с древнейших времен мыслится неотъемлемой частью человека, она появляется на свет вместе с ним, что определяет запрет на метафорическую сочетаемость подобного рода.
Метафоры рождения, характеризующие душу, единичны, имеют явно окказиональный характер и появляются только в XVIII в.: Судите по сему об искусстве его пленять людей! Но душа его родилась с сим искусством (Н.М. Карамзин. Письма русского путешественника). В данном примере акцентируется внимание скорее на врожденности у героя способности пленять людей, а не на возникновении из небытия самой души.
2. Фрейм «Жизнь». Лексика жизнедеятельности биологических организмов на протяжении всего периода развития языка становилась источником мета-форизации самых разнообразных сфер действительности, в том числе и внутреннего мира человека. Как отмечает Л.В. Балашова, «в центре этой когнитивной модели лежит представление о жизни как о бытии чего-либо» [2, с. 122].
Все, что так или иначе связано с существованием живого организма, славяне обозначали корнем -жи-, и в процесс метафоризации внутреннего мира человека вовлекались такие лексемы, как жить, жизнь, живой: аще убо сие от отца твоего, диявола, вос-приимъ, много ложными словесы своеми сплетаеши, яко вкры ради избкжалъ еси — и сего ради живъ Господь Богъ мой, и жива душа моя (И. Грозный. Первое послание Курбскому); и созда члвка своими руками и дуну на лице него и бы въ дшю живу («Сочинения Аввакума»); ...душу живу приятъ Господь («Летописец Еллинский и Римский»). Как видно из приведенных контекстов, в древнерусской культуре 'жизнь' души связывается с Богом, вне Бога существование души невозможно. Именно Бог, согласно христианскому вероучению, творит душу и вдыхает ее в человека, поэтому душа предстает как жизненная сила, т.е. пока жива душа, жив и человек.
Магистральная линия использования витальных метафор в описании внутреннего мира человека, заложенная православной культурой, сохраняется и в классической литературе. Метафора «жизнь души» по-прежнему активно используется в контекстах, где речь идет об истинной жизни, связанной с Богом, жизни, являющейся главной человеческой ценностью: понимать несомненно одно и то же и слагать ту жизнь души, для которой одной стоит жить и которую одну мы ценим (Л.Н. Толстой. Анна Каренина); Что, вопреки здравому смыслу, такому железному и ясному, есть все-таки спасение: вечная, бессмертная жизнь души... (М.П. Арцыбашев. У последней черты); Жизнь божества - вне нашей низменной жизни, жизнь души - вне нашего темного тела (В.В. Вересаев. Аполлон и Дионис).
Однако параллельно в связи с формированием на Руси светской культуры данный тип метафор начинает использоваться и для иных типов ситуаций, что было принципиально невозможно для древнерусской
культуры. Так, 'жизнь' души распространяется на процессы творчества (правда, акт творения связывается с божественным творением): Сей произвольный акт творения есть возвышенная жизнь души; целью его может быть не иное что, как осуществление того прекрасного, которого тайну душа открывает в творении Бога и которое стремится явно выразить в творении собственном (В.А. Жуковский. О поэте и современном его значении) и даже на обычную повседневную жизнь: Оно не тождественно с удовольствием, как некоторые по непонятливости своей истолковали, но такое состояние, при котором душа живет бодро и без забот, не возмущаемая никакими страхами, ни болезнью демонов, ни каким-либо другим страданием [В.В. Вересаев. ЕиШут1а (Эйтемия)]; Это тот актерский вывих, при котором душа живет своими обыденными, каждодневными, будничными побуждениями, заботами о семье, о насущном хлебе, о мелких обидах, об удачах или неудачах... (К.С. Станиславский. Моя жизнь в искусстве).
Метафора «жизнь души» начинает активно использоваться для описания эмоциональной жизни человека, его чувств и желаний: Душа моя живёт его душою (Н.М. Карамзин. Записки старого московского жителя); И еще он почувствовал, что и сердце его раскрывается, и душа живет (А. М. Ремизов. Крестовые сестры); Не может родиться желаний. А душа живет желаниями, одними желаниями! (В.М. Дорошевич. Сказки и легенды).
3. Фрейм «Смерть». Лексемы, входящие в лек-сико-семантическое поле «смерть», с древнейших времен активно включались в процесс метафориза-ции, характеризуя конечный этап развития, утрату или уничтожение субъекта или объекта. Представления о прекращении физического существования реа-лизовывались посредством лексем с корнями -мер-(мертвый, смерть, умирать, умереть и др.) и -гиб-(гибель, погибнуть, погубить и т.д.).
Смерть - это прекращение жизненных функций организма, т. е. по сути смерть - это логическое завершение жизненного пути, его последний этап. Если рождение метафорически связывается с возникновением какого-либо явления, то смерть - с его утратой, а «представление о неограниченности бытия чего-либо во времени связано с отсутствием конечного предела существования одушевленного организма - с бессмертием» [2, с. 122].
Душа в христианской традиции предстает как бессмертная сущность, бесплотное начало, продолжающее существование и после разрушения физической оболочки: прочая же дкла тогда оскудкют, душа же всегда безьсмертна будешь («Александрия»); душа же пркбысть якова же бк и пркжде того - невеществена вск, умна и бесмрьтна, рабыне, ничтоже бо пострада люто, яко смерти достойна («Диоптра Филиппа Пустынника»); вмксто богодухновенных книг и молитвь священных, имиже душа твоя безсмертная наслаждалася и слухи твои царские освящалися, - скоморохов со различными дудами и богоненавистными бтсовскими пкснми ко осквернению и затворению слуха входу ко
феологии? (А. Курбский. Третье послание Ивану Грозному).
Однако уже в древнерусских текстах прослеживается четкое различие судьбы праведных и неправедных людей. Не подвержены смерти только души праведников: праведных бо душа не умирають, яко-же рече Соломонъ: похвала праведному, возвеселяться людие... (Новгородская I летопись).
Разрушительность для человека и его души нарушения христианских заповедей метафорически представлена как 'смерть' души, ее 'погибель': Вар-ламъ же купно отвИщаваше: «Сущему бо въ неразумении Божии тма есть и смерть душевная или ра-ботати идоломъ на погыбелие естественное» («Повесть о Варлааме и Иоасафе»); ныне исполу мертва есть душа моя («Повесть об осаде Соловецкого монастыря»).
Лексема душа практически не употребляется в позиции субъекта в тех случаях, когда речь идет о прекращении ее существования (ср.: человек умер, но душа умерла). Для души в подобных случаях преобладающим является употребление в объектной позиции при каузативных глаголах, например при глаголе «погубити», что свидетельствует о том, что 'гибель' души зависит от внешних обстоятельств, как правило, от самого человека.
Причиной 'гибели' души может послужить неправедный образ жизни: ЛжН блюдися и пьянства и блуда, в томъ бо душа погыбаеть и тело («Поучение Владимира Мономаха»); Аще ли крадеть и, учимъ, не останеть того, ижжените и, яко свою душю погубить и вся сущая на мпстп томь възму-щаеть («Скитский патерик»); и ты, господине, внимай себИ, чтобы корчмы в твоей отчинк не было, занеже, господине, толика погуба душам: христия-не ся, господине, пропиваютъ, а души гибнут («Послание Кирилла чудотворца к князю Андрею Дмит-ривичу»); отречение от христианства: и прельстиша-ся славою свкта сего, идоша въсквозк огнь и покло-нишася кусту и солнцю, и погубиша душа своя и телеса (Софийская I летопись); возлеи еретиков тИх, погубивших душу твою, и пережги ихъ (СА); нарушение присяги, клятвы: Аще ли вы будете крестъ целовати к братьи или к кому, а ли управивъше сердце свое, на нем же можете устояти, тоже цИлуйте, цИловавше блюдИте да не приступни погубите дшк свок («Поучение Владимира Мономаха»); нежелание покаяться в совершенном: оуподобивс# злымъ еритикомъ. не кающимс# погубит дшю свою и с ткломъ (Ипатьевская летопись).
'Погибель' души, в отличие от ' смерти', обозначает не конец жизни как таковой, а конец, вызванный внешними факторами, в значительной степени неожиданный и неестественный. Гибель, в отличие от смерти, предотвратима. От самого человека зависит, сможет ли он спасти свою душу от погибели, сохранить ее: ...могущая таковымъ житьемь и тако дшю спасти, но кровью мчньскою Vмывшес# прегрешении своихъ (Лаврентьевская летопись); кто бо постражеть болезнью тою ... тИло его мучитьс#. а душа его спасетьс# (Ипатьевская летопись).
Таким образом, наиболее распространенным в
древнерусских текстах является использование метафор смерти в характеристике души для указания на духовную гибель, утрату нравственных или идеологических ориентиров.
Так же, как это было с метафорами жизни, русская классическая литература продолжает в использовании метафор смерти православные традиции. Сохраняется христианская убежденность в вечном существовании души, ее принципиально вневременной природе: Все движется, живет делами, Душа бессмертна, мысль и дух (Г.Р. Державин. Бессмертие души); Вселенной жизнь - присутство бога; Не умрет ввек душа моя. Могилы хладная дорога Ведет в обитель жития (М.Н. Муравьев. Божие присутствие); То, что в явленьи незаметном Дрожит, гармонией дыша, И в тайнике своем заветном Хранит бессмертная душа [А. А. Фет. Другу («Когда в груди твоей страданье...»)]; Бывают дни, когда, оковы сокруша, Встряхнет нежданно мощными крылами, Восстав от сна, бессмертная душа (М. Лохвицкая. «Бывают дни, когда - в пустые разговоры...»). Но позднее в связи с развитием науки и техники, формированием нигилистических взглядов в ряде произведений появляются контексты, ранее абсолютно невозможные, демонстрирующие сомнение в бессмертной природе души: А вы не верите в бессмертие души? (А.П. Чехов. Палата № 6); Неужели вы действительно такого убеждения о последствиях иссякновения у людей веры в бессмертие души их? (Ф.М. Достоевский. Братья Карамазовы); Я, например, в бессмертие души не верю (Д. Гранин. Зубр).
Метафоры 'погибели' души по-прежнему связаны с ситуацией нарушения праведного образа жизни: Иль мрачные, порочные услады Вина, страстей, погибели души? (А. Блок. «Миры летят, года летят»), и душа грешника метафорически представляется 'мертвой': На всех, на всех - тяжелые вериги, у каждого душа - мертва... (Е.И. Дмитриева. «В невидимой господней книге... » ).
Однако уже с XVIII в. метафоры душевной смерти используются для обозначения эмоциональных переживаний. Например, разлука с друзьями представлена у А.Н. Радищева как 'смерть' души: О возлюбленные мои! я вас вижу, - вы все со мною, сомневаться мне в том не должно, прижмите меня к своему сердцу, почувствуйте, как моё бьётся, - но что! вы меня отталкиваете! вы удаляетесь, отворачивая взоры ваши! о пагуба, о гибель! се смерть жизни, се смерть души (А. Н. Радищев. Дневник одной недели).
В литературе XIX - XX вв. 'смерть' души также зачастую связывается с эмоциональной сферой, разочарованием в личной жизни или вообще полным отказом от нее: гнев меня к упрекам не принудит: Чья мертвая душа тобой оживлена, Тот благости твои век, век не позабудет! [Д.В. Давыдов. Элегия VI («О ты, смущенная присутствием моим...»)]; Но что будет, если состояние отказа от личной жизни (смерть души) возведется в принцип бытия, сделается обязательным (М.М. Пришвин. Дневники), а также вообще неспособностью человека чувствовать
и испытывать эмоции: Здесь гордый ум теряет все права: И жалок тот, и в том душа мертва, Кто не сознал пред женщиной любимой, Как многое в любви непостижимо (Д. С. Мережковский. Вера).
Таким образом, в литературе нового времени метафоры смерти используются уже не только для обозначения религиозной жизни человека, но и для характеристики его жизни эмоциональной, и именно данные ситуации становятся доминирующими.
4. Фрейм «Воскрешение». Воскрешение - это понятие христианской традиции, связанное с преодолением физической смертности человека. Воскрешение связано с возможностью победы над смертью, с новым рождением, началом нового жизненного цикла. Характерная особенность древнерусской метафорической системы - «фиксация (в соответствии с религиозным мировоззрением) возможности вторичного рождения, обретения жизни после смерти. На уровне метафорических значений оно переосмысляется как вторичное обретение признака после его утраты» [2, с. 125].
В христианской культуре способность воскрешать умерших является атрибутом исключительно Бога (см., например, о воскрешении Лазаря). Метафоры воскрешения использовались для обозначения состояния души, осознавшей свои прегрешения и покаявшейся, отвергнувшей язычество: Радуйся, въ владыкахъ апостоле, не мертвыа тклесы въскркшав, нь душею ны мертвы, умерьшаа неду-гомь идолослужениа вьскртсивь! («Слово о законе и благодати» митрополита Киевского Илариона).
В литературе XVIII - XX вв. метафорическое представление о воскрешении души как о ее изменении под воздействием высших сил присутствует только в религиозном дискурсе: Люди есть, события есть, есть свет Божий, есть книги - глубокие, содержательные, есть столько всего, что может оживить душу, но при одном условии: перенести наше внимание на то, что мы делаем, на то, что мы видим, на то, что мы слышим, на того человека, с которым мы имеем дело, а не на самих себя, - вырваться из этого заколдованного и убийственного круга [митрополит Антоний (Блум). Итоги жизни]. И даже для произведения более сильного впечатления на слушателей используется медицинский термин - реанимация. В частности, «митрополит Минский и Слуцкий Филарет, анализируя ситуацию, пе-
решел на медицинские термины, заявив, что всем россиянам сейчас требуется реанимация. То есть возрождение души» (С. Попова. Реанимация души).
В светской литературе метафоры 'воскрешение', 'возрождение' души используются для описания того благотворного воздействия на человека, которое оказывает любящая женщина. Именно она возрождает к жизни страдающего человека и его душу: О, гнев меня к упрекам не принудит: Чья мертвая душа тобой оживлена, Тот благости твои век, век не позабудет! [Д.В. Давыдов. Элегия VI («О ты, смущенная присутствием моим...»)].
В результате проведенного исследования было установлено, что витальные метафоры, характеризующие внутренний мир человека, представлены в текстах четырьмя фреймами - «рождение», «жизнь», «смерть», «воскрешение», каждый из которых (кроме первого) организует значительное количество метафорических переносов. Данный тип метафор, являясь одним из наиболее древних, активно развивается и продолжает активно функционировать в рамках концептосферы «внутренний мир человека».
Также отмечено, что с течением времени меняется ситуация использования витальных метафор: в Древней Руси метафоры жизни и смерти использовались исключительно для описания духовной жизни человека, начиная с XVIII в. - преимущественно для описания его эмоциональной жизни. Таким образом, изучение метафоры в диахронии позволяет установить, как одна и та же метафорическая модель функционирует в разные эпохи, как меняется ее смысловой и оценочный потенциал.
Список литературы
1. Арутюнова, Н.Д. Язык и мир человека / Н.Д. Арутюнова. - М., 1999.
2. Балашова, Л.В. Метафора в диахронии: на материале русского языка XI - XX вв. / Л.В. Балашова. - Саратов, 1998.
3. Опарина, Е.О. Концептуальная метафора / Е.О. Опарина // Метафора в языке и тексте / отв. ред. В.Н. Телия. -М., 1988. - С. 65 - 77.
4. Чудинов, А.П. Россия в метафорическом зеркале: Когнитивное исследование политической метафоры (1991 -2000) / А.П. Чудинов. - Екатеринбург, 2001.
УДК 070
А.В. Минаков
ОСОБЕННОСТИ СОЗДАНИЯ И ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ МЕЖГОСУДАРСТВЕННОГО ТЕЛЕВИЗИОННОГО ВЕЩАНИЯ (на примере российско-белорусского телеканала ТРО)
В статье предпринята попытка теоретического обоснования функционирования единого информационного пространства России и Беларуси в контексте строительства Союзного государства, проанализированы структура, особенности концепции, тематическое наполнение и стилистика телеканала ТРО, рассмотрены основные проблемы и трудности функционирования телеканала, его роль в межгосударственных отношениях между Россией и Беларусью.
