Роль сочинительных конструкций с союзом и в раскрытии содержательно-художественного замысла: аксиологический аспект (по рассказу В. И. Даля «Кому жить веселее: пьяному аль трезвому?»)

Ростов Олег Робертович; Лобанова Татьяна Анатольевна; Борисова Юлия Алексеевна

УДК 811.161.1'373

Ростов Олег Робертович

кандидат филологических наук Ивановский государственный политехнический университет

olegrost@gmail.com

Лобанова Татьяна Анатольевна

кандидат филологических наук Ивановский государственный университет lobanta@yandex.ru

Борисова Юлия Алексеевна

Ивановский государственный университет borisovaj97@mail.ru

роль сочинительных конструкций с союзом и в раскрытии содержательно-художественного замысла: аксиологический аспект

(по рассказу в.И. даля «Кому жить веселее: пьяному аль трезвому?»)

Растет интерес исследователей к изучению функционирования служебных слов, в частности сочинительных союзов, частиц, конструкций с ними. Наметилась и отчетливая тенденция связать служебные слова с «фигурой говорящего», а также описать структурообразующую и смыслообразующую роль союзов и частиц в художественном произведении. Причина внимания писателей к союзу и видится в стремлении приблизить стиль своего изложения к живой народной речи, поскольку данный союз в ней доминирует. В этом плане интересны «статьи» из народных сборников Даля. Союз и - актуализатор отношений сходства, тождественности, который реализует свою семантику, в том числе, через аксиологические значения сегментов сочинительной конструкции. Авторами рассмотрены особенности реализации некоторых аксиологических моделей в простых и сложносочиненных предложениях с союзом и. Выявлено: для данных конструкций характерны модели с тождественной оценкой в сегментах, такие как «хорошо и хорошо», «плохо и плохо»; формирование аксиологических значений в конструкциях происходит не только за счет семантики лексических единиц, но и за счет текста произведения в целом, мыслей и чувств, им сформированных.

Ключевые слова: служебные слова, союз и, аксиологическая модель, синтаксическая конструкция, сегмент конструкции, тождество, оценка, «хорошо и хорошо», «плохо и плохо».

Растет интерес исследователей к изучению использования служебных слов, в частности сочинительных союзов, частиц, конструкций с ними и т. д., не только с точки зрения выявления особенностей практики русского синтаксиса в синхронии/диахронии или обоснования, развития, доказательства положений его теории. Делаются попытки связать служебные слова с «фигурой говорящего» [12], то есть определить смысловую роль союзов и частиц в речи (текстах), место в идиостиле того или иного писателя [4; 9].

Давно привлекает внимание слово и [8], которое функционирует и в системе языка (речи), и в художественной литературе прежде всего как союз и как частица, будучи в них одним из самых частотных. Так, по наблюдению Г.О. Винокура, А.С. Пушкин использовал союз и «очень часто»: только в 1-й песне «Полтавы» он встречается 103 раза [3, с. 307, 313]. В.В. Виноградов ставит и на первое место в ряду сочинительных союзов, которые «чаще всего употреблялись» Н.М. Карамзиным, а у А.С. Пушкина видит преобладание «форм бессоюзного сцепления», а также «присоединительных конструкций с союзами и, а, но». Далее отмечается, что то и другое у Пушкина способствовало «логической ясности и грамматической компактности» [2, с. 199, 275].

Думается, что в качестве важной причины внимания к слову, в частности союзу и, нужно

выделить стремление писателей - от Н.И. Новикова, Н.М. Карамзина и А.С. Пушкина - приближать свой художественный стиль к «живой речи». В этом плане интересны и поиски В.И. Даля - современника Карамзина, соратника Пушкина, следовавшего завету поэта «говорить по-русски и не в сказке». Ведь Даль ориентировался почти исключительно на «живую речь» - «живой язык русский, как он живет поныне в народе» [5, т. 8, с. 536]. Показательны в данной связи и «статьи» из Далевых народных «складчин всякого добра» - сборников солдатских и матросских «Досугов» (1843, 1861 и 1853) и «Бывальщинок для крестьян» (1862) [5, т. 4, 5; 6]. Мы исходим из того, что эти сборники -народные книги и по форме, и по стилю, и по восприятию адресатом [10, с. 80]. Народное же мировосприятие отличает синкретизм: соединение не только тождественного-сходного, но и различного, порой противоположного. Вот и «складчины» Даля сочетают «нынешнее и былое», «смех и горе», «время и безвременье», «дело и безделье» [10, с. 79]. При этом Даль находит не только адекватные этому жанровые формы и пишет в стилистике устной словесности, но применяет и наиболее подходящие языковые ресурсы и средства.

Одним из главных языковых актуализаторов сходства самых разных явлений и отношений действительности, как тождественных, так и нетождественных, является союз и, который еще и домини-

Вестник КГУ „Ь № 4. 2017

175

рует в «живой» речи [8, с. 25]. Вот как «толкует» о нем Даль-лексикограф: «И, союз, означающий соединение, совокупление предметов, понятий, предложений: да, также, еще, с, вместе. Шар земной состоит из суши и воды. Я и ты и он, мы пойдем в поле. Истина и добро нераздельны. Прошу любить и жаловать. Дешево и прочно. Ах и ох не пособники. || Хотя, хотя и, хотя бы. Тут и слизнешь, так ничего не возьмешь. И знаешь, да не взла-ешь. || Даже. Давал и пять, и шесть, да не берет. И не думай, и не затевай. || И так, и потому, выражает продолжение, последствие чего; следовательно, посему; иногда, и вм. и потому. Он обещал, и верно придет. Предложение начинают союзом и, если прямо выражается совокупность, совместность, или условно и противоположно союзам: да, но, однако. И я, и ты, и все мы пойдем. И хочется, и колется, и матушка не велит. И хочет, и не хочет, и сам не знает, чего хочет. И всяк споет, да не как скоморох. И купил бы, да купила нет. И на добра коня спотычка живет. В выражении: И какая тебе охота с ним связываться! союз приближается, по смыслу, к междометью. И вдоль и поперек. Что посеяно, то и взойдет (и вырастет). Мышь сыта, и мука горька. Приелось толокно, и в горле першит. Море, что горе: и берегов не видно. В дураке и царь (и Бог) не волен. Кто чем торгует, тот тем и ворует...» [7, т. 2, с. 5]. Иллюстрации показывают, что основную специфику союза и Даль прочувствовал, прислушиваясь к народным «слухам и толкам». А «русское ухо» у Даля было очень «чутким»: эту чуткость, как и «русское чувство», он «вырабатывал в себе вслед за Пушкиным в 1830-1850-е годы» [10, с. 80].

«Простые беседы» с солдатами, матросами, крестьянами помогли Далю взглянуть на «язык и слог русский» как на «мерило наше умственное» [5, т. 8, с. 554], то есть выделить в нем и аксиологический план. А теперь известно, что «весь язык буквально утопает в оценочной семантике», что «все языковые значения буквально разыгрываются не только на субстрате объективно-когнитивных оценок реалий в плане их аналогичности и неаналогичности, но и на субстрате субъективно-аксиологических оценок в аспекте "хорошо", "плохо" или "нейтрально"» [13, с. 64], что «само осмысление оцениваемого в языке происходит через номинацию, через выявление и актуализацию в слове того конкретного смысла, который имеет тот или иной объект для познающего субъекта» [1, с. 276] и т. д. И живая речь - «народный язык», «говор», «склад речи», «самые слова» - манифестирует оценочность народного мировосприятия наглядно. А Даль владел народной речью: она была частью его «языковой личности» (см.: [11]).

Особенности реализации ряда аксиологических моделей с использованием сочинительных конструкций с союзом и в практике «живой»

речи представим на материале рассказа Даля «Кому жить веселее: пьяному аль трезвому?» [5, т. 5, с. 65-69; 6]. Как видно по заглавию, которое «должно... выражать... смысл и дух сочинения» [7, т. 1, с. 32], в нем речь идет о пьянстве1. В Далевой «складчине» пьянство, наряду с воровством и трусостью, - основная причина тяжелого солдатского бесчестия, позорного наказания «прогулкой по зеленой улице», разжалования и изгнания из «солдатского братства», и этот порок резко осуждается. На примере Сидорки Долгопятого-Мокрого и Назойкова (Набокова) Даль показывает, как еще при жизни солдаты-«пьянюги» лишаются своего «честного имени», которое однополчане заменяют для них обидным прозвищем, чуть ли не кличкой, как после смерти нет им и просто «доброго помину», не говоря уж о «честном помине», как их хоронят «втихомолку», и даже «креста православного поставить на могиле некому» [5, т. 5, с. 67].

Пьянство, показывает Даль, не только ведет к гибели личности, расчеловечеванию и обезличиванию: пьяница, что, быть может, еще важнее с точки зрения народно-христианской нравственности, живет «не по-людски», не боясь «Бога и честных людей» (в другой редакции: «Бога да честных людей»), а значит, нарушает и ломает выстраивавшуюся веками и поколениями «честных людей» гармонию жизни как таковой. Думается, что эту гармонию крестьянской трудовой жизни, повседневных человеческих отношений передают в тексте «Кому жить веселее...» такие словосочетания и предложения с союзом и, как: «работа посильная и не постылая», «хозяйка добрая и хорошая»; «...барин добрый, и в семь лет службы своей Назойков не видал от него худого слова, не только побоев»; «Отдал барин за него хорошую девку... и были уже у него ребятишки»; «...одежа щегольская, сыт бывал завсегда и деньжонками барин дарил его бывало...» [6]. В этой гармонии трезвой жизни развивался как личность и сам Назойков, который, служа у господ кучером, не только «сбрую и упряжь держал в порядке», но и «самоучкой стал коновалом и шорником таким, каких... ученых найдешь не много». Попав же в армию, «он служил в гусарах, был молодец собою, и грамотен, и ездил на коне славно, умел обойтись со всякою лошадью и выездить хоть самую наровистую». Закономерно, что «его было скоро произвели... в унтера» [6].

Все, связанное с трезвой жизнью, оценивается как «хорошо» прежде всего самим персонажем: «...жить ему было, как сам он и ныне говорит, хорошо...»; «Назойков, и тогда сказывал и ныне тоже говорит, что лучшего житья не надо...» [6]. Его оценка объективна. Доказывают это и выявляемые в представленных выше конструкциях с союзом и (словосочетаниях, предложениях) аксиологические модели. В данном случае речь идет о модели «хорошо и хорошо» (в простом предложении)

и модели «хорошо, и хорошо» (в сложносочиненном предложении).

Как известно, общая оценка (положительная, отрицательная, нейтральная) того, что отражает синтаксическая конструкция (факта, явления, события и т. п.), формируется за счет семантики лексических единиц, образующих сегменты данных сочинительных конструкций с союзом и. Союз, указывая на аксиологическую тождественность сегментов друг другу, отмечает и закрепляет то или иное оценочное впечатление от внеязыковой информации, которая передается данной сочинительной конструкцией в целом. Так, в сочетании хозяйка добрая и хорошая положительная характеристика хозяйки достигается на основе лексемы «добрая» в левом сегменте однородного ряда с союзом и, а также положительной аксиологической семантики лексемы «хорошая» в правом сегменте. Думается, что положительная аксиологическая семантика лексемы «хорошая» понятна уже потому, что она и есть собственно языковая номинация данного оценочного значения как объективно существующего явления. Благодаря же союзу и, отождествляя «хорошее» и «доброе», сознание готово положительно оценить и второе качество хозяйки. А простолюдины знают, что «добрая хозяйка всякие скопы в урочное время впрок запасает», и это уже хорошо: запасливая, скопливая, укопчивая хозяйка-скопидомка - это бережливая, хорошая хозяйка [7, т. 4, с. 192]. О добром же человеке они имеют неоднозначные сведения: это человек «дельный, сведущий, умеющий, усердный, исправный; добро любящий, добро творящий, склонный к добру, ко благу: мягкосердый, жалостливый», но «притом иногда слабый умом и волей». Потому-то порой в глазах простолюдина «добрый человек, хвала двусмысленная: не видно, есть ли воля и ум». Более того, «от добрых людей мир погибнет, от потворщиков. И надолба добрый человек. <...> Не нашли Бог ворога, а добрые люди найдутся, ирония» [7, т. I, с. 443-444]. Однако в случае хозяйка добрая и хорошая актуализирован набор положительно характеризующих качеств, к тому же не просто «доброго человека», а именно «доброй хозяйки». Ведь хозяйка по логике здравого смысла должна прежде всего уметь хозяйничать - «заниматься, управлять хозяйством; распоряжать порядком занятий, работ, приходом и расходом, держать домашний порядок, копить, собирать» [7, т. 4, с. 557]. Умение хозяйничать «дельно», «исправно», быть в этом «сведущей» и делает ее «доброй». А далее уже на этот семантический фон ассоциативно наслаиваются такие, тоже положительные, семы, как «добро творящая, склонная к добру, ко благу: мягкосердая, жалостливая», говорящие о душе, характере «доброй хозяйки», ее отношении к окружающим. Но и без учета того, о ком идет речь, в рассматриваемой синтак-

сической конструкции однозначно указывает на доминирование выделенных положительных сем в слове «добрая» как раз изначально (вне контекста) положительный правый сегмент «хорошая». Ведь поскольку сочинительная конструкция с союзом и обусловливает тождество своих сегментов, то и в левом сегменте, как и в правом, тоже должно отмечаться преобладающее наличие аксиологиче-ски положительной семантики, а значит, сегмент «добрая» нужно маркировать оценочным оператором «хорошо». Подобным образом выявляется соответствие и других приведенных выше сочинительных конструкций с союзом и аксиологическим моделям «хорошо и хорошо», «хорошо, и хорошо».

Если трезвый человек способен объективно оценивать действительность, себя и свои поступки, то поразмыслить-рассудить о том, адекватно ли мировосприятие пьяницы, Даль предлагает на примере «житья» то ли «знатного барина», то ли «горемыки бесталанного» Сидорки Долгопятого, которого за пьянство «сами однокашники прозвали мокрым». Ключевым в данном случае видится сочетание праздник и веселье из предложения «...что день у Господа, то у Сидорки праздник и веселье». В изолированном виде, вне контекста, выявляется ее соответствие аксиологической модели «хорошо и хорошо». Несомненны положительные семы лексем обоих сегментов, а также их логическое соответствие, практически тождество друг другу, поскольку едва ли не любой праздник - «праздники Господни, Господские, установленные в честь Господа»; «праздник царский, рожденье, именины государя, память коронованья и пр.»; «праздник семейный, домашний»; «храмовый праздник» [7, т. 3, с. 381; т. 4, с. 564] и т. п. - трудно представить без веселья - состояния «радости, удовольствия, утехи, отрады; <...> радостного расположения или состояния духа, и всего что доставляет его, что утешает и радует». Так и в народе, зная, что «есть время плакать, есть и вселиться», говорят: «Откладывай веселье до праздника». Да и русское языковое сознание вообще, и «элитарное», и «народное», легко связывает праздник и веселье, например, при понимании слова «ликовать» как «торжествовать, праздновать шумно, веселиться гласно; радоваться, оглушать воздух кликами радости» [7, т. I, с. 186; т. II, с. 729, 252]. Однако рассматриваемая синтаксическая конструкция, будучи образованной по аксиологической модели «хорошо и хорошо», благодаря окружающему ее контексту, приобретает в итоге вид «плохо и плохо». Уже здравый смысл простолюдина сеет у него сомнение в том, что праздник и веселье каждый день - «что день у Господа» - это однозначно хорошо. Несмотря на то, что русский календарь праздников, в том числе и крестьянских, обширен и разнообразен, житейская норма - жизнь «на опыте» и «по заветам отцов» - требует чередовать их

Вестник КГУ № 4. 2017

177

с «работными днями, буднями»: «Праздник помни, а будни знай»; «В праздник белоличка, в будень чумичка». Это у «Бога всегда праздник», «у Бога, что день, то и праздник», да разве еще и «богатому все (завсе, ежедень) праздник». Простой же человек, кто не ленив, не глуп, а работящ, скорее впадет в другую крайность: «Мужик проказник работает и в праздник»; «Что праздник, что будни, все работа» [7, т. III, с. 273, 381; т. IV, с. 6, 614, 610]. Традиционное сознание воспринимает негативно всякую крайность, любое отклонение от привычного распорядка-гармонии. Но каждодневный праздник, который Сидорка устраивает себе, тем более нарушает ее, а значит, «плохо» - объективная оценка этому событию. Если только Сидорка Долгопятый не «знатный барин».

А ведь вроде бы именно так и представлен персонаж в зачине Далева рассказа! Но описание праздной и веселой жизни «знатного барина» Си-дорки - не что иное, как скоморошество и ирония в народном духе. В арсенале Даля тут и элементы «языковой игры», прежде всего с опорой на «превратное значение»2 лексем честить и жаловать, когда честить означает не «почитать, уважать», «оказывать почтенье или честь, почет, изъявлять уваженье или отдавать должные, приличные почести», а «бранить, ругать, поносить, хулить» [7, т. 4, с. 599-600]: «...товарищи его честят да жалуют по заслугам: в казарме нет ему прохода, нет места; к кому не подойди, либо гонит, либо трунит над ним да подымает на смех». Противоположная словарной семантика появляется тут и у слова жалуют, связанного с честить отношениями сходства/ тождества посредством союза да соединительного (в значении и). Соответственно, о положительной оценке не может быть и речи. Наконец, имя персонажа - тоже негативный аксиологический маркер. Ведь «знатного барина» Сидоркой звать попросту не могли: такая форма имени (от Исидор ^ Сидор ^ Сидорка) издревле считалась «полуименем», да еще не только «умалительным», но и «унизительным» [7, т. 3, с. 251]. Уже эти факторы (фоновые знания простолюдинов о чередовании будней и праздников как нормы, «превратное значение» лексем честить и жаловать, форма имени персонажа) доказывают, что для конструкции праздники веселье, входящей в предложение «...что день у Господа, то у Сидорки праздник и веселье», аксиологическая модель «хорошо и хорошо» преобразуется в модель «плохо и плохо».

Таким образом, когда говорится о том, в чем «черт попутал» и «лиха беда одолела» (так определяются Далем причины пьянства и связанное с ним нарушение жизненной гармонии и привычного бытового уклада), аксиологическая модель «хорошо и хорошо» становится контекстно неустойчивой и трансформируется в противоположную, то есть. в модель «плохо и плохо». В позитивном ключе не-

возможно рассказать, как от выходок пьяниц страдают близкие им люди (однополчане, односельчане и соседи, члены семьи), показать, что пьянство лишает человека разума, способности адекватно воспринимать происходящее, отвечать за свои поступки, проявить волю и т. п. А обо всем этом Даль и рассказывает, используя, в частности, сочинительные конструкции с союзом и.

Естественно, аксиологическая модель «плохо и плохо» («плохо, и плохо») реализуется и в «чистом виде». Так, опамятовавшегося было Назойкова за хорошую службу «произвели в унтера». Но, продержавшись «года с три», он опять взялся за старое. И «...разжаловали Назойкова опять в рядовые, и поставили его на одну доску с ледащими пьяню-гами, с последним человеком в полку» [6]. «Жалование» и «разжалование» [7, т. 1, с. 525; т. IV, с. 29] - аксиологически противоположные понятия. У «служилых людей» жалование чина всегда считалось наградой и честью («хорошо»), а разжалование - лишение чина или понижение в чине -воспринималось не просто наказанием, а было для разжалованного большим бесчестием и публичным позором («плохо»). Так, у разжалованных унтер-офицеров показательно - перед строем однополчан и в присутствии офицеров - срезали «унтерские галуны»: «Спороть галуны, разжаловать унтера в рядовые, в солдаты» [7, т. 4, с. 287]. Отметим, что в солдатской «складчине» призыв «выслужится верой и правдой» - настоятельное требование к солдату. При этом четко расставлены и оценочные акценты, в том числе и с точки зрения народно-христианской аксиологии: «Ты червь, былинка, выслужись верой и правдой, окупи душу свою, скажись сам человеком - будет тебе почет и здесь и там; а коли житья тебе нет ни на этом свете, ни на том, так куда же ты денешься и с головой своею, что станешь делать?» [5, т. 5, с. 102]. Реплики о простолюдинах, выслужившихся в офицеры, Даль бросает и в Словаре: «Он выслужился до капитанов»; «Он выслужился из отдаточных, из солдат»; «Выслужился из сдаточных, дослужился до полковника». Все это - положительные примеры: то, к чему солдату должно стремиться. Упоминает Даль в этом ряду и одного из самых уважаемых «рядовичами» генералов: «Скобелев из сдаточных выслужился в генералы, из сданных рекрутов, из рядовых» [7, т. 1, с. 314; т. 2, с. 721; т. 4, с. 224, 166]. Неспособные выслужиться, не прилагавшие должных усилий к тому солдаты считались «ледащими» - «плохими, негодными, дрянными, хилыми» и «последними», то есть «самыми плохими», занимая в солдатской среде «низшее, плохое, худшее» положение [7, т. 2, с. 244; т. 3, с. 336]3. Отрицательная аксиологическая семантика данных дефиниций очевидна. Таким образом, сочинительная конструкция «...разжаловали Назойкова опять в рядовые, и поставили его на одну доску с леда-

щими пьянюгами, с последним человеком в полку» соответствует аксиологической модели «плохо, и плохо».

Примечания

1 Нелицеприятные высказывания Даля о пьянстве находим в Словаре: «Пагубное ремесло -пьянство, гибельное, губительное»; «Общий народный порок у нас, это пьянство»; «Пьянство вконец развращает»; «Пьянство свойственно русскому человеку»; «Пьянство сгубное дело»; «Народ наш не славится трезвостью»; «Человекогуби-тельное пьянство» и т. д. [7, т. 3, с. 6, 320; т. 4, с. 20, 154, 165, 428, 588].

2 Не хотел ли Даль показать этим еще до систематических исследований энантиосемии, как широко - вплоть до противоположных своих значений - может варьироваться в речи семантика слов русского языка? Учитывая лингвоцентризм творчества Даля, положительный ответ тут очевиден.

3 Даль представляет и своего рода иерархию, выработанную солдатским братством [5, т. 5, с. 73]: трезвые, славные, старые в нем пользовались почетом и уважением, нейтральное отношение оно проявляло к ребятам средней руки, а ледащие считались чуть ли не изгоями; молодых же, рекрутов, назначая им дядек, оно учило быть солдатами.

Библиографический список

1. Вендина Т.И. Средневековый человек в зеркале старославянского языка. - М.: Индрик, 2002. -336 с.

2. Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка ХУН-ХГХ веков. - М.: Высш. шк., 1982. - 529 с.

3. Винокур Г.О. О языке художественной литературы / сост. Т.Г. Винокур. - М.: Высш. шк., 1991. - 448 с.

4. Голованевский А.Л. Союз-частица И в языке поэзии Ф.И. Тютчева. [Электронный ресурс]. -Режим доступа: http://www.rusnauka.com/14_ APSN_2008/Philologia/32088.doc.htm (дата обращения: 15.08.2017).

5. Даль В.И. Собрание сочинений: в 8 т. - М.: Терра: Книговек, 2017. - Т. 1-8.

6. Даль В.И. Тексты произведений в старой орфографии. [Электронный ресурс]. - Режим доступа: http://philolog.petrsu.ru/dahl/html/texts.htm (дата обращения: 24.06.16).

7. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. - М., 2002.

8. Ерещенко М.В. Конструкции со служебным словом «И» и их разновидности в современном русском языке: дис. ... канд. филол. наук. - Ростов н/Д, 2001. - 149 с.

9. Краснова ЕА. Сочинительные конструкции в динамическом процессе их функционирования в иди-остиле В.М. Шукшина (на материале рассказов): авто-реф. дис. ... канд. филол. наук. - Самара, 2011.

10. Ростов О.Р. Лексические маркеры жанра народных сборников В.И. Даля «Солдатские досуги», «Матросские досуги», «Два сорока бываль-щинок» // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. - 2013. - Т. 19. -№ 1. - С. 79-82.

11. Ростов О.Р. «Живой язык русский - статья самая главная и важная»: изучение народной жизни в творчестве В.И. Даля // Вестник Костромского государственного университета им. Н.А. Некрасова. - 2013. - № 4. - С. 145-149.

12. Урысон Е.В. Союзы а и но и фигура говорящего // Вопросы языкознания. - 2004. - № 6. -С. 64-83

13. Холодов Н.Н. За древними тайнами русского слова «и» - тайны иных масштабов: учеб. пособие. - Иваново: Ивановский гос. ун-т, 1991. - 119 с.

Вестник КГУ. J № 4. 2017

179

The role of the coherent constructions by the conjunction AND in the discovery of pregnant-artistic brainchild: the axiological aspect (in terms of the story by Vladimir Dahl "To Whom Does Life Feel Good: for a Drunk One or for a Sober One?")