CC BY
111
Р.Н.Попов (Орел)
Роль славянской письменности
в становлении и развитии литературного русского языка
Можно предположить, что восточные славяне, как и многие другие народы, пользовались первоначально пиктографическим знаковым письмом. Болгарский писатель Хв. Черноризец Храбр, например, в «Сказании о письменах» сообщал: «Прежде убо словене не имеху книгъ, но чертами и резами чьтяху и гадаху». Академик В. А. Истрин предполагает такой в общих чертах путь формирования и развития письма у восточных славян: наличие первоначального письма типа «чертов и резов», затем протокирилловское письмо (т. е. предшествующее славянской азбуке Кирилла и Мефодия), которое создавалось на базе греческой письменности, а затем уже старославянская письменность Ч
О наличии письменности на Руси есть сведения в «Договоре русских с греками» 911г., где говорится о письменных завещаниях русских, живших в Царьграде, а также о посыльных грамотах русских князей к грекам. Однако каким алфавитом пользовались восточные славяне, не упоминается. Грамотные люди могли использовать и греческий, и латинский алфавиты. Тот же Черноризец Храбр писал, что многие славяне употребляли греческие и латинские буквы, хотя и «без устроения» (т. е. без строгой системы).
И хотя на Руси могли знать алфавит, составленный Кириллом и Мефодием еще до официального крещения, все же, как отмечает академик Ф. П. Филин, «книжность появляется в связи с проникновением в восточнославянскую среду христианской религии, массовое распространение которой начинается с конца X века» 2.
Молодое древнерусское государство все более ощущало потребность в развитии церковно-книжной, документально-деловой и летописно-повествовательной литературы.
Русский литературный язык прошел долгий путь от первых опытов повествовательной речи, отраженной в летописях и житийной литературе XI и XII столетий до величественного языка литературы и публицистики XIX и XX вв. История форми-
рования литературного русского языка неразрывно связана с историей его носителя, т. е. с историческими судьбами самого народа. Становление русского литературного языка шло в ногу с развитием славянской культуры и государственности.
В эпоху Киевской Руси происходило все более тесное сближение восточнославянского разговорного языка со старославянским, которым как единственным письменным языком пользовались не только восточные, но и южные и западные славяне. На русской почве старославянский язык все более приспосабливался к системе звуков русского языка и его грамматическому строю и переставал быть сугубо церковным языком, становился все более «мирским и светским».
Многие древнерусские произведения до нас не дошли, но даже то немногое, что сохранилось, свидетельствует об общей высокой культуре XII в., о многообразии жанров, о самой потребности в этой литературе, о привычке к литературному чтению. Летописи ведутся в это время почти в каждом городе, во многих монастырях, при дворах удельных князей.
Литературный язык накапливает богатую лексику, синонимику, способную отражать не только события, но и оттенки мыслей и чувств, вызываемых этими событиями. Он вполне отвечает потребностям усложнившейся русской действительности и накапливает деловую и военную терминологию, образцы высокого ораторского искусства.
Литературный язык XII в. отражает общий достаточно высокий уровень славянской культуры, еще не подвергавшейся разорению в связи с последующим татаро-монгольским нашествием.
Речи, которые русские князья произносили перед битвами, «подавали дерзать» своим воинам, были великолепны по своему лаконизму и образности: «Лучше убиту быть нежели поло-нену. Мертвые бо сраму не имуть», «Иду на Вы» (князь Святослав). В литературный язык вливались слова и обороты из церковнославянского языка, не разрушая строя восточнославянской речи.
Применительно к этой эпохе одни ученые, такие, например, как академик В. В. Виноградов, считают возможным говорить о двух типах литературного языка, другие же, напротив, о множестве разновидностей в литературном языке той поры. «Количество таких типов — два или больше — дело в значительной мере условное, — пишет Ф. П. Филин. — Некоторые иссле-
дователи (Д. С. Лихачев) склонны признать множественность типов, а я предпочитаю говорить о трех: книжно-славянском (с преобладанием церковно-славянизмов), повествовательном или среднем (ср. язык «Слова о полку Игоре-ве», большую часть сочинений Владимира Мономаха, «Моление Даниила Заточника», большинство оригинальных летописных записей и др.) и деловом»3.
Деловой стиль языка Киевской Руси, хотя и не являлся простым отражением устной речи, подобно частной переписке древних новгородцев, все же был основан на живой речи восточных славян и слабо связан со старославянским языком. Так, например, в «Русской правде», являвшейся своеобразной «конституцией» Киевской Руси Х1-ХПвв., в период княжения Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха, почти вся лексика является разговорно-обиходной и только в отдельных случаях слова приобретают специальное «юридическое» значение. Особенно много слов, помогающих воссоздать яркую картину быта и экономики древней Руси: гостъба (торговля), скотъ (деньги), гривна (200-граммовый слиток серебра, имевший хождение в качестве денежной единицы), куна и векша (шкурки куницы и белки, имевшие значение денежных единиц), уборокъ (мера пшена), лукъно (мера овса и солода).
Вместе с тем в деловом языке уже присутствовали определенные элементы его обработки, о чем с особой наглядностью свидетельствует присутствие в нем устойчивых юридических формул и фразеологических словосочетаний, например: «А переди пагубу исплатить!..» (восполнить убыток); «И свое ему лицемь взяти...» (взять наличными); «Аже убьеть мужъ мужа, то мстити брату брата...» (брат за-брата); «Правда Руськая...» (свод законов) и др. Синтаксис «Русской правды», как и многих других документов, чисто разговорный, с частым повторением сочинительных союзов, с преобладанием сочинения над подчинением, например: «Аже будеть вира въ 80 гривенъ, то вирнику 16 гривен и 10 кун и 12 вькше, а переди съсадная гривна, а за голову 3 гривны, а за ремественника и за ремьственницю, то 12 гривне».
Церковно-книжный стиль древнерусского литературного языка базируется на старославянской основе, хотя отчасти и в произведениях, относимых к этому стилю, отражаются некоторые элементы живой восточнославянской речи. Особенно оригинален в этом отношении язык проповедей, многие из которых были написаны горячо и страстно, чтобы произвести
на слушателей должное впечатление. Наиболее талантливые проповедники широко использовали традиции устного народного творчества. Таковы, например, красочные проповеди епископа Кирилла Туровского, в которых очень многие эпитеты и сравнения выдержаны в народном духе. В одной из них Туровский сравнивает весну с верой в Христа. Он говорит: «...Днесь весна красуеться, оживляющи земное естество: бурнии ветри, тихо повевающе, плоды гобьзують и земля, семена питающи, зеленую траву ражаеть. Весна убо красная вера есть Христова, яже крещениемь поражаеть человеческое пакыестество».
Несмотря на известную синтаксическую «громоздкость» и витиеватость, несмотря на обилие старославянизмов в структуре фразы (оживляющи, питающи, повевающе, болящи, естество, пакыестество и др.), проповедь все же очень доходчива и колоритна благодаря своей фольклорности. В то же время старославянский «налет» сообщает ей необходимую торжественность. Следы разговорности сказываются в то же время в мягкой огласовке почти всех глагольных окончаний: красуеться, гобьзують (умножают), ражаеть, поражаеть. Как известно, эта черта сохранилась до наших дней в южных говорах русского языка: ходить, поёть.
Более сложен по своему составу повествовательный стиль этой эпохи. К нему можно отнести прежде всего многочисленные летописи: «Повесть временных лет», «Ипатьевскую летопись», «Новгородскую летопись» и др. Характеризуя летописный стиль, академик И. И. Срезневский метко заметил: «Что на язык нашего древнего летописца должна была налечь сила книжного языка старославянского — это не удивительно: все стремления образованности этого требовали в то время. Удивительно, скорее, то, что, несмотря на все требования образованности, русский летописец мог задерживать в своем языке его русские особенности; их так много (лапоть, лапотник; лихой — «худой, злой», рубити город, усобица и т. д.)» 4.
Конечно, особое место среди образцов этого стиля занимает «Слово о полку Игореве» — одно из первых подлинно художественных произведений, с которого, по существу, и начинается наша отечественная литература. Академик В. В. Виноградов отметил, что наличием в произведении христианских и языческих элементов «определяется смешанный тип языка „Слова о полку Игореве", основу которого образуют народно-поэтическая стихия и живая восточнославянская речь» 5.
В этом плане весьма характерно уже само начало этой «песни»: «Не лепо ли ны бяшетп, братие, начати старыми сло-весы трудных повестей о полку Игореве, Игоря Святославича? Начати же ся той повести по былинам сего времени, а не по замышлению Бояню. Боян бо вещий, аще кому хотя ше песнь творити, то растекашеся мыслию по древу, серым волком по земли, шизым орлом под облакы».
Наряду со старославянской стихией языка, проявляющейся в употреблении старых книжных форм слов и богато используемой церковнославянской лексикой, в «Слове» весьма широко используется прием олицетворения сил природы, причем иногда со следами ее языческого обожествления. Так, говоря о солнце, автор называет его языческим именем божества, а именно Хорсом, ветры для него Стрибожьи внуки, а люди — Дажбожьи внуки, Боян, вещий певец, — Велесов внук.
Вся природа в «Слове» живет жизнью общей с его героями. Когда князя Игоря и его войско ожидает поражение, то «солнце ему тьмою путь заступаше», а после разгрома его полков «ничить трава жалощьми и древо с тугою к земли приклонилось». В плаче Ярославны древняя языческая форма заклинаний стихийных сил природы переосмыслена в лирическую мольбу о помощи раненому князю: «О ветре, ветрило! Чему, господине, насильно вЪеши? Чему мечеши Хиновскыя стрелкы... на моея лады вой?.. О Днепре словутицю! Ты пробилъ еси камен-ныя горы сквозь землю Половецкую... Възлелей, господине, мою ладу къ мне, а быхъ не слала къ нему слезъ на море рано... Светлое и тресветлое солнце! Всемъ тепло и красно еси: чему, господине, простре горючую свою лучю на ладе вой? Въ поле безводне жаждею имь лучи съпряже, тугою имъ тули затче».
Близость «Слова» к народным лирико-эпическим песням проявляется и в постоянстве эпитетов: чистое поле, светлое солнце, каленые сабли, острые стрелы, златое стремя; и в ритмичности образных параллелей: «Трубы трубятъ въ Новеграде, стоятъ стязи въ Путивль!», «Комони ржуть за Сулою, звенить слава въ Киеве!»; и в своеобразии рефренных лирических восклицаний: «О, русская земле, уже за шеломянемь еси!», «Иго-рева храброго полку не кресити», «Что ми шумить, что ми звенить далече рано предъ зорями?»; и в особой метафоричности воинских образов: «Идти дождю стрелами!», «Ту крова-
ваго не доста; ту пиръ докончаша храбрии русичи; сваты по-поиша, а сами полегоша за землю Русскую», «На Немизе снопы стелютъ головами, молотят чепы харалужными, на тоце кладутъ животъ, в'Ьютъ душу отъ тела».
В «Слове» имеется вместе с тем известный налет книжности, присутствие старославянской стихии. Особенно это сказывается в наличии большого количества слов с так называемым неполногласием: сребряные струи, злато ожерелие, град Пере-яславль, храбро тело; с начальным Е на месте русского О в ряде слов: «Един же Изяслав позвони своими острыми мечи о шеломы литовския», «Един же изрони жемчюжну душу изъ храбра тьла, чресъ злато ожерелие» и др.
Литературный язык древней Руси воспринимается нами как язык достаточно развитой и богатый, а его стилистическая раз-ветвленность свидетельствует о том большом пути, который он прошел в еще более глубоком историческом прошлом.
И хотя в последующий период феодальной раздробленности прежде единого Киевского государства, с конца XIIв. и по XIVв., русскую землю разоряли, жгли и топтали орды кочевников, народ русский, слово русское, родной язык наш выстояли, выжили, выдержали все испытания многотрудной своей истории.
Последующее развитие литературного русского языка происходило по пути взаимодействия и слияния книжной славянской письменности с устным народным творчеством, в процессе переплетения и взаимного проникновения элементов церковнославянского и общенародного разговорного языков.
Как никто другой, пожалуй, сумел органично сплавить в своем творчестве книжно-славянскую тенденцию с народной речевой стихией основоположник современного литературного русского языка великий А. С. Пушкин. Этим глубоким синтезом славянских и народных элементов Пушкин обеспечил создание полнокровного, реалистического литературного языка. И Н. В. Гоголь с полным основанием мог сказать и о нем: «Он более всех, далее всех раздвинул его границы (литературного языка. — Н.П.) и показал все его просторы». А И. С. Тургенев точно и метко добавил: «При имени его нас тотчас осеняет мысль о национальном поэте и что нам и нашим потомкам остается только идти по пути, проложенному его гением».
Примечания
1 Истрин В. А. Возникновение и развитие письма. 2-е изд. М., 1965. С. 21.
о
* Филин Ф. П. Об истоках литературного языка / ВЯ. 1974. № 3. С. 3.
^ Филин Ф. П. О свойствах и границах литературного языка Ц ВЯ. 1975. № 6. С. 11.
^ Срезневский И. И. Чтения о древних русских летописях. СПб., 1858. С. 23.
® Виноградов В. В. Основные этапы истории русского языка Ц Виноградов В. В. Избранные труды. М., 1978. С. 22.
