CC BY
57
Вестник ПСТГУ.
III Филология
2007. Вып. 4 (10). С. 143-155
Роль протолингвистики Г.-Л. Керду
В ФОРМИРОВАНИИ ИСТОРИЧЕСКОГО МЕТОДА В ЯЗЫКОЗНАНИИ
Е. Л. Пастернак
(МГУ)
В статье рассматриваются взгляды французского ученого-иезуита отца Керду (1691-1779) и его роль в формировании исторического метода в языкознании. Трактат «Нравы и обычаи индийцев» («Mœurs et coû-tumes des Indiens») включает сведения по географической, политической ситуациям, истории, верованиям, мифологии, обычаям и языкам Индии. Языковые исследования Керду составляют ранний методологический корпус сравнительного и исторического анализа языков. В его тексте совмещаются в одну линию развитие общества и развитие языка. Историко-языковую теорию Керду можно определить как протолинг-вистическую. Его взгляды стали существенным вкладом в формирующийся отказ от геброцентризма (теории о первичности древнееврейского языка в отношении прочих). В целом можно говорить о новом типе исследовательской литературы, которая затем составила основу для позднейших сравнительно-исторических трудов.
Наиболее авторитетным источником, по которому можно судить о вкладе преподобного отца Керду (1691-1779) в ранние индоевропейские исследования, следует считать недавно восстановленный трактат «Нравы и обычаи индийцев», опубликованный С. Мюрр1.
Этот трактат включает сведения по географической, политической ситуациям, истории, верованиям, обычаям и языкам Индии. Довольно существенное внимание Керду уделяет организации современного ему индийского общества. Кроме того, в корпус этого сочинения автор помещает подробное комментированное изложение древнейших индийских мифов.
Особенный интерес представляют те линии исследований Керду, которые составляют ранний методологический корпус сравнительного
1 Murr S. L’ Indologie du Père Cœurdoux. Paris, 1986.
и исторического анализа языков. Труд Керду, ныне практически забытый, нуждается в новом прочтении и подробном исследовании.
Керду был священником-иезуитом и, находясь в индийской миссии, исследовал обычаи, историю и языки Индии. Традиционной для его времени формой сообщения наиболее существенных научных находок и озарений была переписка, поэтому многое из собственно лингвистического и этнологического наследия Керду содержится в его письмах к другому французскому исследователю Индии — А.-Ж. Анкетиль-Дюперрону, научное наследие которого также требует подробной интерпретации.
В то время издаются миссионерские грамматики санскритского языка (le samscroutan), публиковавшиеся для европейцев, путешествовавших по Индии, и просто европейских интеллектуалов (l’élite lisante). В письмах и «мемуарах», которые Керду отправлял соотечественникам (эпистолярное наследие Керду, Correspondance littéraire, публиковалось всего однажды — в 1808 г. в Париже), содержится собранная им в миссии информация по философии брахманов, нравам и обычаям индийцев и их языкам.
Все найденные материалы и созданные на их основе теории имели одну цель — определение места и роли индийской цивилизации в мировой истории и, соответственно, места и роли индийских языков в общемировом языковом пространстве.
Как представляется, именно наследие Керду имеет особенную ценность, которая определяется выраженной ролью в переосмыслении библейской истории и, как следствие, теорий происхождения языка и родства языков. Его работа представляет собой одну из ранних санскритоцентристских теорий, подвергавшихся проверке самим автором. Перед исследователем — процесс, в ходе которого сумма представлений о языке и цивилизации Индии из изолированной сферы, в которую она традиционно помещалась со времен античных исследователей (Диодор Сицилийский, Квинт Курций, Страбон и пр.), переходит в корпус рассуждений об универсальной истории.
С. Мюрр называет индологическое наследие Керду прото-этнологическим2. Однако, учитывая специфику данного исследования и принятый ранее термин Г. Гийома предлингвистика, по-видимому, следует определить анализируемые теории Керду и Анкетиль-Дюперрона как протолингвистические.
В рассуждениях Керду можно обнаружить немало традиционных богословских и философских методологических признаков. Как известно, иезуитское образование включало изучение древнееврейского,
2 MurrS. Op. cit. P. 73.
греческого и латинского языков, а также текстов Священного Писания на этих языках.
Исследовав множество преданий в устной передаче и брахманских текстах, Керду имел все основания для их сопоставления с библейскими текстами. Таким образом, началось формирование метода реконструкции, основанного на анализе мифологического и научного материала, собранного в результате его длительной индийской миссии.
Реконструируя происхождение индийцев, Керду выстраивает следующий путь их послепотопной миграции: «Я полагаю, что потомки Яфета проникли на территорию Индии с севера и со стороны Кавказских гор; именно там следует искать их происхождение, которое ныне не вызывает сомнений, ибо все их книги именно там и полагают родину брахманов... Раскаявшиеся, или пророки, все были женаты, они, по-видимому и были семерыми сыновьями Яфета, которые, во главе с отцом, повели с собой к западу треть населения человечества. В процессе рассеивания людей не все осели на территории Европы — многие повернули к северу. Под предводительством Магога, второго сына Яфета, они прошли на землю татар, дошли до Кавказских гор и основали в этих просторных землях свои определенные порядки»3. Таким образом, впервые во французской научной литературе постулируются четко определенные линии миграции и дальнейшего рассеяния племен. Библейская история не видоизменяется и не ставится под сомнение, но в изложении Керду она совмещается с трактовкой истории брахманами. Это совмещение представляется существенным вкладом в формирующийся отказ от геброцентризма (теории о первичности древнееврейского языка в отношении прочих). Поскольку Керду основывается на тщательно изученных устной и документальной традициях и помещает в корпус работы данные, которые распределяются по нескольким информационным направлениям (непосредственный опрос информантов, личные наблюдения и текстологические исследования), проблемы истории и хронологии становятся для него основополагающими. Приближение историко-культурного пространства Индии к сознанию европейцев (также как Египта и Китая) было уже почти традиционным ко времени написания «Нравов и обычаев.», поскольку идея сближения Востока и Запада в социально-политическом и культурологическом контекстах к середине XVIII столетия набирала силу. В связи с этим можно полагать, что помимо познавательных и просветительских задач Керду решал и более ценную для науки задачу —
3 Cœurdoux G.-L. Mœurs et coûtumes des Indiens // Murr S. Op. cit. P. 18. Перевод фрагментов из Керду мой. — Е. П.
включение изолированной культуры в универсальную историю, с тем чтобы определить именно для этой культуры лидирующую позицию.
Керду исследует мифологическое наследие, полученное им изустно из бесед с брахманами. Он прослеживает все возможные интерпретации продвижения по миру поколений, рожденных от детей Яфета. Кроме линий миграции, о которых уже говорилось выше, его интересовали и линии сюжетных и текстологических совпадений с греческими мифами. Так, он находит несколько вариантов мифа о Прометее: «Мудрецы признают существование сразу нескольких Прометеев. Наиболее известен тот, который, судя по повествованиям греков, был сыном Яфета. Он сделал людей подобными богам и наделил их духом похищенного Огня небесного. Подобная дерзость возмутила Юпитера, и он приковал Прометея к скале у Кавказских гор ... Не одно ли то же имя Брахма и Прометей? Индийский Бог называется также и Брюма и Прюме на разных индийских наречиях, однако очевидно, что он и есть Prome-theos греков.»4.
В особенности ценным в приведенном отрывке представляются не столько совпадения сюжетных и языковых выражений мифа, сколько очевидность языковой и исторической общности. Ученый поколения Кондильяка и Руссо, явным образом применяющий разработанный ими метод интуитивной реконструкции, уходит от догадок и гипотез исключительно благодаря нетривиальной для кабинетного исследователя ситуации — их концепция, построенная на базе сенсуалистского лингвофилософского анализа, приобретает вид завершенности только в условиях работы с фактами5. Однако и этот безупречный вид завершенности не может считаться подлинным отражением истинной лингвистической ситуации. Этимологии Керду в дальнейшем признавались ложными, подобно множеству ранних этимологических и сравнительноисторических опытов индологов XVIII столетия. Очевидно, что максимальной точностью подобные опыты могут обладать только в условиях длительной исследовательской работы и постоянно обогащающегося запаса языковых и исторических фактов. Однако в данной ситуации для исследователя особенно важным представляется уверенность в истинности избранного и разработанного методологического пути Керду, видимым образом отличающая его от кондильяковского поиска.
Однако и в реконструктивных разработках очевидно воздействие традиции. Интуитивный и фактический материалы в некоторых реконструкциях Керду сливаются в общую линию: «Значит, вполне
4 Cœurdoux G.-L. Op. cit. // Ibid. P. 19.
5 Кондильяк Э. Б. Де. О языке и методе. М., 2006; Руссо Ж-.Ж. Опыт о происхождении языков. М., 1961.
вероятно, что Ной и его дети рассказывали своим внукам и правнукам истории о гигантах, которых видели сами; именно так, из уст в уста, передавался рассказ об истинном событии, который в дальнейшем был изрядно украшен поэтическими средствами. Многие философы далее передавали этот рассказ о воображаемых ими гигантах, и он превратился в самую страшную на свете сказку, в которую и поныне верит глупый народ»6. Так на основе интуитивного процесса Керду реконструирует возможную линию устной передачи мифологических сюжетов и их трансформации, вызванной воображением очередных поколений — «трансмиттентов».
Дальнейшие мифологические параллели проводятся Керду на основе сопоставления трех главенствующих божеств в индийском и античном пантеонах. В заманчивом сходстве двух систем он уверен не столь решительно, как в случае сопоставления мифологических сюжетов. «Европейские ученые, по-видимому, станут полагать, что не следует искать в столь удаленных землях изначального происхождения божественной троицы индийцев. Им может показаться, что это и есть три знаменитых Греческих, или Римских бога, которые известны нам под разными именами. Тогда Брахма будет Юпитером, Вишну станет Нептуном и, наконец, Шива — Плутоном.»7. Во всяком случае, наличие сходств в каждой божественной паре (Нептун-Вишну, Юнона— Лакшми и пр.) не дает Керду окончательных оснований для выведения индийской и западной цивилизаций из общего источника. Основы для божественного поклонения индийцев он находит в трех основных элементах — земле, воде и огне. Эта линия рассуждения приводит преподобного отца Керду к обнаружению параллелей с христианской Троицей. Так, ссылаясь на Отцов Церкви (св. Клемента, бл. Августина и др.) и исследуя их троическое богословие, он приходит к положению о трансформации поклонения трем элементам в античную и затем христианскую систему веры. Таким образом, универсальность взгляда Керду на основные божественные принципы, трансформирующиеся в разные эпохи в разных традициях, становится основополагающим пунктом в системе разработки универсальной истории.
Довольно очевидными представляются некоторые параллели между рассуждениями Керду об аллегоричности и метафоричности языка первых индийских поэтов и сходными теориями Кондильяка8.
6 Cœurdoux G.-L. Op. cit. // Ibid. P. 19.
7 Ibid. P. 132.
8 См.: Пастернак Е. Л. Теория метафоры в «Опыте о происхождении человеческих знаний» Э. Б. де Кондильяка // Вестник ПСТГУ. Сер. «Филология. Философия. История». № 3. М., 2004.
И тем не менее, даже в этих близких рассуждениях явным расхождением может выглядеть отношение Керду к образному строю раннего языка. Образность первых притч и мифов в их изустной передаче, скорее, мешает Керду в его поисках черт истинной истории языка и мира: «Их басни вначале были лишь более или менее удачными аллегориями, которые грубый и неотесанный народ воспринимал буквально. Позднейшие поэты частично сохраняли в своих повествованиях аллегории предшественников, однако нередко они давали волю воображению, и тогда уже их рассказы принимали формы, весьма удаленные от изначальных. Именно это обстоятельство осложняет поиск первоначальных упоминаний индийских богов, поскольку этот поиск приходится вести сквозь хаотическое нагромождение легенд, которые не всегда последовательны, а нередко и вовсе противоречат друг другу»9. Значит, образный язык снижает точность информации, и точность, так необходимая Керду, восстанавливающему историю, выглядит сомнительной в материалах, передаваемых изустно.
Одним из основных моментов универсальной истории, указания на который содержатся в индийской мифологии, для Керду является вариация темы Всемирного потопа. Интерпретация этой темы необходима Керду как основа хронологии и летоисчисления, принципы которых нужны для дальнейшего исследования истории языков и их родства. Согласно сохраненной брахманами традиции, во время Потопа погибло все население Земли, за исключением семи пар чистых, спасенных от гибели на ковчеге, который вел Вишну. Индийская версия Потопа, спасения и дальнейшей жизни людей, на взгляд Керду, имеет много совпадений с библейской. Однако в этой связи наиболее существенным соображением представляется вновь демонстрируемая абсолютная убежденность в том, что именно Индия является колыбелью человечества, ибо только в ее устной мифологической традиции летоисчисление ведется от окончания Потопа. Если это так, и этот основополагающий момент всемирной истории зафиксирован не только в памяти нации, но и в принципе разработанной ею датировки, то, соответственно, культура, сохранившая историю потопа в наиболее отчетливом виде, и является первородной в отношении прочих. Это убеждение является центром научного мировоззрения Керду, и на его основе строятся, в частности, и теории языка.
Итак, анализируя систему летоисчисления индийцев, Керду главной своей задачей считает ее сопоставление с библейской. Следует отметить, что хронологическими изысканиями, основанными
9 Саигёвых О.-Ь. Op. cit. // КМ. P. 138.
на библейских преданиях, во французской исследовательской традиции занимались и предшественники, и современники Керду (Вигуру, Пето, Калме, Пезрон, Турнемин, Вольтер, Энциклопедисты и др.). Кондильяк, как наиболее далекий от исторического метода ученый, в редких попытках периодизации этапов развития языка основывался на классификации Гесиода (рассуждение о «втором поколении» людей). Руссо, для которого, как отмечалось выше, история человечества была более актуальной темой, нежели для Кондильяка, также пытался найти отражение библейского летоисчисления в фазах развития человеческой цивилизации и языка. Таким образом, метод, примененный Керду, не только не был новаторским, но, скорее всего, на момент написания «Индийцев.» — широко распространенным. Достойна внимания в этой связи задуманная Керду система выведения возможных параллелей между хронологическими системами брахманов и Библии:
«Различие в исчислении индийцев и Вульгаты было бы меньшим, если бы возможно было придерживаться принципа некоторых современных хронологов, которые полагают, что данные Вульгаты следует понимать так, что временной разрыв между Потопом и Рождеством Христовым составляет три тысячи двести тридцать четыре года. И в этом случае различие с индийским исчислением будет равным ста тридцати двум годам. Это различие может представляться хронологам настолько ничтожным, что они могут излагать свою систему скорее как некую поправку, которая способна еще более приблизить их к исчислению Септуагинты»10. Так, на примере приведенного отрывка можно убедиться в том, что методология, которая является очевидным следствием классического образования и интерпретации текстов Священного Писания (включающего обязательные знания греческого и латинского вариантов), транспонируется на иную область знания. Информация, содержащаяся в новом массивном пласте знания об Индии, может быть подвергнута разработанным принципам анализа и в результате этой работы исследователь обнаруживает в ней искомые аналогии. Подобные аналогии в случае Керду смогли максимальным образом сблизить две истории и культуры, традиционно полагавшиеся слишком различными для поиска каких-либо параллелей и совпадений.
С. Мюрр, которую можно назвать единственным современным исследователем научного наследия Керду, считает его наиболее просвещенным для своего времени знатоком языков Индии: «...совершенно очевидно, что отец Керду был подлинным экспертом в области языков индийских мудрецов и простолюдинов; такая осведомленность была необходима для его исследования.» (речь идет об исследуемом
10 Саигёвых О.-Ь. Ор. ей. // КМ. Р. 148.
сочинении «Нравы и обычаи индийцев»)11. По сведениям, собранным исследовательницей, он владел языками телугу, тамильским и санскритом настолько профессионально, что эти познания послужили основой для его компаративистских изысканий. Как уже отмечалось выше, для пользования миссионеров уже были созданы и специальные санскритские грамматики, и подобия словарей (Дедалан, Понс12). Очевидно, что, помимо указанных пособий, основу языкового обогащения для всех европейских исследователей составляла работа с информантами. В этом случае каждый исследователь избирал наиболее удобную систему записи — тексты могли записываться латиницей или бенгальским письмом.
В главе, посвященной анализу и истории письма, Керду высказывает удивление отсутствием в обширном корпусе графологических исследований индийского материала. Как уже отмечалось выше, к середине XVIII столетия тема письма, его история и функции, была хорошо представлена в научной литературе (от Уорбертона до Руссо; Мюрр приводит также имена Монфокона, Ансельма, Бартелеми и других13). Действительно, большинство авторов игнорировало индийское наследие, сосредоточив внимание на финикийском письме и иероглифике. Керду полагает, что письмо индийцев самое древнее из всех известных к тому времени графологических систем. Он основывается на предании, повторенном Иосифом Флавием, которое сообщает о том, что существовали допотопные письмена, нанесенные на каменные столбцы, в которых содержались основы главных наук и которые могут быть отнесены к индийской допотопной культуре.
Поскольку индийская традиция считает изобретателем письма главное божество Брахму, то в соответствии с этим положением вопрос о происхождении письма не должен нуждаться в пересмотре и в комментариях. Кроме того, Керду полагает невозможной консервацию столь обширной исторической информации без наличия системы письма. Не менее существенным показателем наличия письма в наидревнейший период истории он полагает легенду, в которой говорится о божественном начертании на голове человека его судьбы: «.и тогда уже в Индии умели писать, иначе как возможно было бы распознавать начертанное?»14.
11 Murr S. Op. cit. P. 87.
12 Cm.: Harnois G. Les théories du langage en France de 1660 à 1821 // Etudes françaises. Vol. 17. Paris, 1929.
13 Cm.: Barthelémy J. J. Reflexions sur quelques monuments phéniciens et sur les alphabets qui en résultent. Paris, 1741; Warburton W Essai sur les Hiéroglyphes des Egyptiens où l’on voit l’origine et le progrès du langage. Paris, 1744; Harnois G. Op. cit.
14 Cœurdoux G.-L. Op. cit. // Ibid. P. 165.
Во всяком случае, схема изложения истории письма позволяет думать, что Керду формулирует задачу для будущего исследователя — решение проблемы первенства индийской системы письма. Он задает все необходимые условия для актуализации этой задачи: проблема письменности индийцев не только впервые выносится им в число основополагающих, но и формулируется в контексте универсальной истории.
В той же главе Керду представляет описание языков Индии, которых к моменту создания его сочинения принято было насчитывать восемнадцать. Однако автор останавливает внимание лишь на четырех наиболее распространенных: тамильском, телугу, канарийском и ма-раттском (la Tamoule, la Telougou, la Canarienne, la Maratte). Описывая эти языки, Керду, не сомневаясь, возводит их происхождение к одному общему источнику — санскриту. В этой безапелляционности слишком очевидна формирующаяся тенденция к теории моногенеза — санскрит занимает место древнееврейского и с еще большей уверенностью полагается праматерью всех языков Земли.
Как известно, критика была столь же беспощадной к создателям и представителям этой теории (одним из создателей которой, вне сомнения, и был Керду), как к антинаучности их предшественников — кабинетных сочинителей гипотез. Однако до времени этой критики еще оставалось несколько десятилетий. Последние же десятилетия XVIII в. останутся в истории науки как период формирования сравнительно-исторического метода. Поэтому в настоящем исследовании не имеет смысла проводить параллельный учет принципиальным ошибкам и просчетам прединдоевропеистов, хотя и следует указать на отсутствие представления о дравидийских языках и их обособленности15.
О близости санскрита европейским языкам и, соответственно, его удаленности от древнееврейского и арабского свидетельствует и направление письма: римляне и греки, подобно древним индийцам, писали слева направо, что было унаследовано всеми современными носителями европейских языков. Это утверждение выглядит еще одним аргументом в пользу удаления древнееврейского языка с позиции «божественного» праязыка.
Таким образом, преподобный отец Керду создает необычайно стройную и крепкую систему восстановления всемирного исторического процесса, включающего среди прочих и процесс языкотворческий.
15 Murr S. Op. cit. P. 168.
Трудно определить, насколько приоритетны для Керду лингвистические вопросы. Скорее всего, роль этого исследователя в заново организовавшемся научном взгляде на устройство и историю цивилизации — это роль крупнейшего методолога. По словам С. Мюрр, его интересовали вопросы языка ровно в той мере, в которой они могли соотноситься с вопросами универсальной истории16. Однако именно это соотношение приоритетов Керду и вызывает наибольший исследовательский интерес. В его тексте очевидно совмещение в одну линию развития общества и развитие языка. В дальнейшем историки лингвистики и специалисты по философии языка могли рассуждать о взаимосвязи истории с филологией (Потебня17, Шрадер18). Однако Керду был, по всей вероятности, одним из первых, кто сумел наглядно и убедительно продемонстрировать эту взаимосвязь.
Поскольку родственные отношения санскрита со всеми языками, обнаруженными Керду на территории Индии, не вызывают у него никаких сомнений, в той же степени, как и аналогичные связи санскрита с некоторыми европейскими языками, то собственно лингвистические реконструкции на взгляд современного исследователя выглядят поспешными и слишком безапелляционными. Так выглядит, например, наблюдение, касающееся о соотношении санскритского и латинского алфавитов: «.что касается письменных знаков, которые следует ввести в обращение (для передачи санскритских слов.), то наших латинских букв вполне хватило бы, при условии, если бы можно было к ним добавить шесть или семь лишних для создания особого представления о буквах и звуках этого языка»19.
Вообще, следует отметить и особое расположение лингвистического материала в трактате Керду. В отличие от философов, которые помещали рассуждения о языке в особый раздел общих трактатов, лингвистика Керду «рассыпана» по тексту в виде ремарок и комментариев. Таким образом, мы еще раз убеждаемся, что для Керду лингвистический материал является вспомогательным в отношении исторического. Таковы, например, рассуждения о слове Calam, которое Керду считает родственным латинскому Calamus (‘тростник, перо для письма’). Однако о первенстве того или иного варианта он выносит следующее суждение: «В особенности примечательно слово Calam. Латинское слово Calamus происходит от него или индийское слово Calam
16 Murr S. Op. cit. P. 89.
17 См.: Потебня А. А. Слово и миф. М., 1988.
18 См.: Шрадер О. Сравнительное языковедение и первобытная история. М.,
2004.
19 Cœurdoux G.-L. Mémoire // Ibid. P. 78.
происходит от латинского Calamus. Второй вариант представляется более правдоподобным, ведь традиция писать на бумаге, насколько мне известно, была привнесена в Индию»20. Еще одно характерное наблюдение Керду делает в контексте, относящемся к обычаям вдовства: «Вдов в санскритском языке называли Vedouva, это слово очень похоже на латинское слово Vidua ...»21. В целом указания на сходства, обнаруженные Керду между отдельными санскритскими и латинскими словоформами, присутствуют в тексте практически повсеместно, но, как уже говорилось, они имеют характер вспомогательный для чисто исторического или бытописательного рассуждения.
Необходимо признать, что двухвековое исключение труда преподобного отца Керду из корпуса европейского лингвистического наследия XVIII столетия представляет собой одно из оснований для неверной интерпретации теорий языка указанного периода. Прежде всего, опыт Керду необычайно ценен для истории науки в силу совмещения двух начал. С одной стороны основой для его работы стало классическое образование, включающее обширные лингвистические и герменевтические возможности, владение всеми методами исследования, заложенными в научный комплекс рассуждений французского Просвещения. С другой — применение всего комплекса методов и знаний позволило ему создать не очередное собрание любопытных и экзотических сведений о чуждой цивилизации, но максимально сблизить две разные культуры, и сделать это обоснованными способами.
В этой связи необходимо вновь уточнить, что исследовательский интерес к восточным культурам, и к индийской в частности, был выражен к тому времени (помимо античных источников и сочинений путешественников и миссионеров, о которых уже говорилось и будет сказано ниже) и проявлялся в том числе в строго научных сочинениях. С. Мюрр в качестве сочинения, соперничающего с трактатом Керду, приводит трактат голландца Абрахама Роже de Open Deure tot het Verbogene Heydendom, написанный в 1651 г. и в течение краткого времени изданный на нескольких европейских языках. Французский перевод книги Роже немедленно стал своего рода бестселлером среди читающей публики. Несмотря на то, что временной промежуток между сочинениями Роже и Керду занимает несколько десятилетий, книга Керду явилась явным откликом на книгу голландца. Помимо упоминавшейся традиционной формы научных ответов, принятой в европейском
20 Cwurdoux G.-L. Mreurs et coütumes... // Ibid. P. 170.
21 Ibid. P. 90.
ученом сообществе в XVII и XVIII столетиях, причиной этому послужила и очевидная для Керду профессиональная несостоятельность Роже. «Напрасно трактату Абрахама Роже так доверяют. Я с уважением отношусь к автору, однако мне не удалось обнаружить в его сочинении и нескольких страниц, где не было бы ошибок»22.
Как бы то ни было, цель Керду ясна — она состояла в изменении подхода читателей и всего мыслящего европейского общества к индийской теме. Для этого необходимо было преобразить весь известный индологический материал (и мифологический, собранный, в частности, Роже) в поле для научного исследования. Поскольку все профессиональные основания для этой преобразовательной работы у Керду были в достатке, то именно ему и удалось совершить один из первых шагов в превращении индологии в особую отрасль науки.
Такова, помимо указанного выше включения фактов языка в общеисторический контекст, основная заслуга ориенталиста Керду.
Трудно определить первенство в санскритологических исследованиях и создании сравнительно-исторического метода. В размышлениях подобного рода всегда должно присутствовать осознание того характерного обстоятельства, что научный диалог в XVIII в. велся на всем мыслящем европейском пространстве. Подобно тому, как большая часть философских сочинений первой половины XVIII столетия так или иначе могла быть прочитана как отклик на философию Локка, так и индология второй половины столетия в целом может быть названа откликом на сочинение Роже, хотя эта тенденция может быть названа не столь выраженной как первая. Бесспорно одно: Керду создает новый тип исследовательской литературы, которая, в свою очередь, составляет основу для позднейших сравнительноисторических трудов, подобных сочинению Шлегеля «О языке и мудрости индийцев».
22 Мигг 8. Ор. еИ. Р. 72.
The Role of G.-L. Coœurdoux’s Protolinguistics in Formating the Comparative-Historical Method
in Linguistics
E. Pasternak
The author regards the views of French scholar, Jesuit father G.-L. Cœurdoux (1691—1779) in attention to his role in formatting the historical method in linguistics. The treatise Mœurs et coûtumes des Indiens includes data on geography, political history, beliefs, mythology, customs and languages of India. Coœurdoux’s language research represents the early methodological corpus of comparative and historical analysis of languages. In his text the social and the linguistic developments are combined in one line. His views became the essential contribution to the refusal of hebrocentrism (the primacy of the hebrew language). As a whole it is possible to state a new type of the scientific literature which then have become a basis for the following comparative-historical works.
