CC BY
45
Международные политические процессы
В. И. Юдин
РОЛЬ ОРГАНИЗАЦИИ ОБЪЕДИНЕННЫХ НАЦИЙ В КОНСОЛИДАЦИИ ГЛОБАЛЬНОГО ДВИЖЕНИЯ КОРЕННЫХ НАРОДОВ
Статья посвящена раскрытию институционального влияния Организации Объединенных Наций на организационные структуры, программные требования и тактику глобального движения коренных народов.
Ключевые слова: коренные народы, индигенность, глобальное социальное движение, ООН, право на самоопределение, институциализация.
В ходе радикальных социальных изменений, вызванных модернизацией и глобализацией, коренные народы (indigenous peoples) находятся на распутье, выбирая и балансируя между сохранением традиций и принятием ценностей современных западных обществ, между партикуляризмом и универсализмом, приверженностью традиционному образу жизни и благосостоянием, изоляцией и интеграцией в национальные государства.
Одна из тенденций развития современных обществ определяется в социальных науках как «индигенная перспектива», что подразумевает признание коренных народов дискретными общностями, имеющими определённые коллективные интересы. «Индигенная перспектива» подвергает сомнению фундаментальные ценности и институты национального государства, такие как гражданство, равноправие, а также, например, понятие справедливости. Вопрос состоит в том, являются ли «индигенная перспектива» как транснациональный феномен, с одной стороны, и идентичность коренных народов «как проект», направленный на изменение их социальной позиции в обществе, с другой, факторами «коррозии» власти современных национальных государств и их стабильности, либо они уравновешивают гегемонистские стратегии последних. Насколько разрушительными для национальных государств окажутся реализация коллективных прав коренных народов и утверждение значимости коллективных социальных идентичностей?
© В. И. Юдин, 2011
Коренные народы находятся в эпицентре современных социальных дискуссий, артикулирующих проблемы равенства и справедливости, соотношения коллективных и индивидуальных прав. Вместе с тем в данном контексте вновь поднимается вопрос об этнических границах (в понимании Ф. Барта), а также о специфической конфигурации культуры коренных народов, сохраняющих традиционный образ жизни и оспаривающих представление о том, что прогресс человечества связан с повсеместным утверждением «мировой культуры потребления».
Вызов национальным государствам формируется в настоящее время с двух позиций — макроуровня международных организаций коренных народов, основанных на транснациональной солидарности, и микроуровня локальных общин. Именно на первом, международном аспекте, мало разработанном отечественными исследователями, мы и остановимся подробнее. Необходимость этого диктуется, на наш взгляд, тремя обстоятельствами.
Во-первых, в российских социальных науках и законодательстве признается существование особой группы населения — коренных малочисленных народов Севера. Критериями их выделения являются этническое самосознание, малочисленность, сохранение традиционного образа жизни и связи с традиционными территориями. Однако для этих народов недостаточно признание своей «особо-сти» национальным законодательством — они настаивают на признании и законодательном закреплении их особого статуса как коренных народов международным сообществом, что гарантировало бы им наибольший объём прав.
Во-вторых, коренные малочисленные народы Севера активно участвуют в международном движении коренных народов, деятельности международных негосударственных организаций (НГО), осваивают опыт аборигенного самоуправления в Австралии, Канаде, странах Северной Европы, США и постоянно апеллируют к мировому сообществу, включая третьего актора в свои отношения с государством.
В-третьих, принципиально новым явлением можно считать транснациональные стратегии коренных народов, дисперсно расселенных на обширных территориях или входящих в состав нескольких национальных государств.
Сегодня мы можем считать уже совершившимся фактом существование индигенного движения как наднационального актора. Несмотря на то, что некоторые авторы предпочитают название «международное движение коренных народов» или «транснациональное», мы будем использовать тот термин, который применяют сами
участники этого социального движения «глобальное». Наш выбор определяется не только самоназванием, но и тем фактом, что ряд важных его характеристик, действительно, носит глобальный характер. По своему составу оно состоит из представителей индигенных сообществ и организаций со всех континентов земного шара, включая Азию, и все в большей степени Африку, маргинализированные народы которой приобщаются к глобальным источникам финансирования, информации, поддержки и легитимности.
Глобальные или транснациональные сети также встроены в сами организации коренных народов, такие как Всемирный совет коренных народов (World Council of Indigenous Peoples — ВСКН), Всемирная ассоциация коренных народов (Indigenous World Association — ВАКН), Международный совет по договорам индейцев (International Indian Treaty Council — МСДИ), Азиатский пакт коренных народов (Asia Indigenous Peoples Pact), Конференция инуитов Приполярья (the Inuit Circumpolar Conference — КИП) и Международный союз коренных и племенных народов тропических лесов (International Alliance of the Indigenous and Tribal Peoples of the Tropical Forests), представляющий собой объединение индигенных народов, существованию которых угрожает исчезновение лесов.
Значительная часть мобилизации этого движения принимает глобальную или наднациональную форму, поскольку многие из его новых членов рекрутируются через ОоН. Наконец, его главными мишенями являются наднациональные институты, такие как ООН, от которых они стремятся получить поддержку на глобальном уровне с тем, чтобы потом использовать ее для давления на правительства своих национальных государств, как это было, например, с Декларацией прав коренных народов (Декларация Организации..., http://www.un.org/russian/documen/declarat/indigenous_rights.html).
История возникновения глобального «индигенизма» сравнительно хорошо задокументирована (Brysk 2001; Wilmer 1993). Эти исследования с очевидностью демонстрируют тот факт, что сильные транснациональные сети и общие требования уже существовали между различными коренными народами до того, как ООН заинтересовалась проблемами индигенности. Одновременно шел процесс и формирования общей индигенной идентичности. Поэтому было бы неверно преувеличивать роль ООН в возникновение движения или предполагать, как это делает, например, швейцарская исследовательница Ф. Пэсси (Passy, 1999, p. 149), что недовольство коренных народов, выражавшееся на местном или национальном уровне, «стало глобализироваться, когда они вступили в ООН». Мы видим, например, что уже на конференции 1975 г. в Порт Аль-берини, когда был создан Всемирный совет коренных народов, со-
брались представители коренных народов таких далеко отстоящих друг от друга стран, как Австралия, Колумбия, Финляндия, Гренландия и Мексика, то есть уже к данному моменту между ними существовали достаточно устойчивые связи. Тем не менее, очевидно, что ООН сыграла важную роль в упрочении ранее существовавших индигенных сетей и организаций, особенно путем обеспечения физического пространства для развития горизонтальных сетей (пространства, которое не было даровано, а было завоевано коренными народами).
Особое значение для консолидации, расширения и углубления контактов на начальном этапе имели две конференции ОоН. В Международной конференции негосударственных организаций (НГО) против дискриминации коренного населения Америк и Международной конференции НГО по проблемам коренных народов и земли, проведенных соответственно в 1977 и 1981 г., приняло участие беспрецедентное число лидеров коренных народов, а также правительственных чиновников из разных стран и ООН. В ходе этих конференций прозвучали как выступления от имени коренных народов, так и рекомендации действий по защите коренных народов от притеснений со стороны национальных государств. Их результат носил двоякий характер: во-первых, они усилили понимание общности проблем, стоящих перед коренными народами, тем самым способствуя укреплению формирующейся индигенной идентичности, базирующейся на общем опыте исторического колониализма и его продолжения в новых формах, и, во-вторых, они создали многообещающую площадку для борьбы за достижение своих целей, площадку, на которой нормы соблюдения прав человека влияют на поведение государств.
За этими конференциями ООН последовало создание в 1982 г. Рабочей группы ООН по коренным народам (UN Working Group on Indigenous Populations — РГКН), что способствовало формированию более прочного институционального пространства для развития глобального индигенизма. Под «глобальным индигенизмом» мы понимаем дискурс и движение, нацеленное на продвижение прав и статуса коренных народов по всему миру.
РГКН, состоявшая из пяти независимых экспертов по правам человека, получила мандат на «отслеживание развития» отношения к коренным народам и разработку стандартов, касающихся их прав. Последняя задача была решена к 1993 г., когда РГКН утвердила проект Декларации ООН по правам коренных народов (Проект Декларации ООН., http://www.un.org/russian/documen/convents/indigenousdraft.pdf), которая должна была отражать надежды коренных народов, чьи
представители были приглашены для того, чтобы озвучить свои проблемы и жалобы и сформулировать свою концепцию их прав. Продолжая свои ежегодные встречи и привлекая с каждым годом все большое количество делегатов коренных народов, РГКН сыграла важную роль как мобилизационная и сетевая структура. Как это было сформулировано Кеннетом Диром от имени племени индей-цев-могавков в Канвейке во время празднования 20-летия РГКН, «выступая в качестве своего рода альтернативы ООН для коренных народов, индигенное собрание РГКН представляет собой самый представительный форум представителей коренных народов, который когда-либо собирался на регулярной основе: это стратегический триумф» (цит. по: Morgan, 2007, p. 278).
Следует отметить, что глобальное движение коренных народов является лишь одним из нескольких глобальных социальных движений, которое имеет тесные связи с ООН. Так, например, хронология международного женского движения в значительной степени представляет собой длинный перечень конференций ООН. Крайне успешно использовало конференции и встречи ООН и правозащитное движение. Однако можно сказать, что движение коренных народов практически «угнездилось» в ООН, в том смысле, что оно имеет там постоянное место, став частью рамочной конструкции деятельности ООН в сфере прав человека. Это подтверждается, в частности, тем фактом, что Постоянный форум ООН по проблемам коренных народов, созданный в 2002 г., рассматривается многими активистами индигенного движения в качестве официального и постоянного объединения коренных народов в рамках структуры ООН. Форум, в состав которого входят восемь представителей от государств и восемь — от коренных народов, представляет собой уникальную форму институциализации, в рамках которой представители государств и представители коренных народов работают на равных основаниях для реализации своего тройного мандата.
Стандартный взгляд на взаимоотношения между институтами и организационными структурами социальных движений, базирующийся на выводах школы ресурсной мобилизации (McCarthy, Zald, 1977) и модели политического процесса Ч. Тили (Tilly, 1978), заключается в том, что доступ к институтам приводит к процессу профессионализации и формализации структуры социальных движений (см., например: Lo, 1992; Rucht, 1996). Приводится целый ряд доводов, объясняющих, почему происходит именно так.
Во-первых, доступ к институциональной арене включает в себя приверженность тем формальным моделям организации, которые признаются приемлемыми данными институтами. Во-вторых, для того, чтобы работать эффективно с политиками и государственны-
ми чиновниками необходимо обладать определенными техническими знаниями и организационной эффективностью. В-третьих, процесс «внутренней структуризации» социальных движений происходит в качестве «немедленного следствия перетока ресурсов» (К^^ 1996, р. 154), поскольку грантодатели отдают предпочтение формализованным социальным движениям, которые способны должным образом использовать эти фонды и отчитаться об этом в соответствии с общепринятыми бюрократическими процедурами.
Внутренняя структуризация включает в себя 4 взаимодополняющих процесса. Формализация представляет собой введение формальных правил и постоянных процедур, создание формального лидерства и офисной структуры. Профессионализация означает прием на работу оплачиваемого персонала, члены которого продвигаются в организации по карьерной лестнице. Внутренняя дифференциация включает функциональное разделение труда и создание территориальных подразделений. Интеграция означает создание механизмом координации между функциональными и территориальными подразделениями.
Формальные правила ООН требуют от социальных движений прохождения процесса внутренней структуризации в обмен на доступ к ресурсам ООН. Эти правила предоставляют Экономическому и Социальному совету (ЭКОСОС) консультативный статус по отношению к тем социальным движениям, которые могут продемонстрировать репрезентативную структуру, чиновников, принятый демократическим путем устав и соответствующие механизмы отчетности. Однако в определенных сферах и обстоятельствах ООН идет на то, что Ф. Пэсси (Passy, 1999, р. 155) называет, «неформальными стратегиями включения», дающими возможность участия неформальным организациям, которые в противном случае не смогли бы пройти проверку на допуск к консультативному статусу. Конференции ООН за последние два десятилетия, посвященные таким разным проблемам, как охрана окружающей среды, права женщин и расизм в определенной степени игнорировали формальные критерии в пользу разнообразия социальных движений.
В случае с коренными народами одним из первых действий вновь созданного РГКН (наделенного двойным мандатом, который зависел от того, насколько ему удастся получить поддержку от самих коренных народов) было установление новых правил аккредитации, способствующих широкому участию представителей инди-генных организаций вне зависимости от их организационного статуса. Несмотря на то, что против данного решения выступила Бразилия и другие государства - члены РГКН, которые считали наличие
большого числа защитников интересов коренных народов потенциальным источником неразберихи, независимый статус пяти экспертов по правам человека, входящих в РГКН, и их относительная защищенность от политического давления позволили им продвигаться вперед вне зависимости от оппозиции. На руку РГКН сыграл и тот факт, что находясь на нижнем уровне иерархии ООН в качестве рабочей группы Подкомиссии по продвижению и защите прав человека, она не привлекала к себе особого внимания и поэтому могла в определенной степени нарушать сложившиеся до того традиции. Ф. Уилмер называл это «маргинальной стороной мировой политики», «маргинализация которой имеет как материальные, так и этические последствия» (Wilmer, 1993, p. 33).
Будучи расположенным на более высоком уровне иерархии ООН и поэтому, находясь под более пристальным вниманием со стороны государств, которые могут быть или не быть заинтересованными в развитии индигенных движений с помощью ООН, Постоянный форум принял меры, аналогичные РГКН. Так, в его девятой сессии в апреле 2010 г. приняли участие 215 организаций коренных народов, из которых только 19 имели консультативный статус в ЭКОСОС (United Nations, http://daccess-dds-ny.un.org/doc/UNDOC/ GEN/N10/497/46/PDF/N1049746.pdf?OpenElement). Более того, Рабочая группа ООН по проекту Декларации (РГПД), созданная в 1995 г. для экспертизы текста проекта Декларации ООН по правам коренных народов и состоявшая из представителей 53 государств, создала неформальную процедуру, позволяющую обеспечить участие широкого круга индигенных организаций. Такие гибкие меры, безусловно, уникальны и использовались исключительно тогда, когда речь шла о коренных народах. Очевидно, что этос участия коренных народов развился в стилистике и практике ООН, что нашло свое отражение в выделении в 2006 г. норм прав коренных народов.
Финансирование со стороны ООН, каким бы скромным оно ни было, также отражает заботу об облегчении участия неформальных индигенных организаций. Добровольный фонд ООН для коренных народов (The UN Voluntary Fund for Indigenous Populations), созданный в 1985 г. для обеспечения финансовой помощи представителям индигенных организаций, желающих посетить сессии РГКН, отдает предпочтение организациям из стран с небольшим опытом мобилизации. Так, в 2010 г. он поддержал 36 грантополучателей для посещения второй сессии Экспертного механизма для коренных народов (бывшая РГКН), из которых 10 были представителями общинных организаций Африки (для сравнения: европейские организации получили лишь 3 гранта) (Состояние Фонда., http://daccess-dds-ny.un.org/doc/UND0C/GEN/N10/462/21/PDF/N1046221.
pdf?0penElement). Добровольный фонд ООН для Международной декады коренных народов мира ООН, созданный в 1996 г. для обеспечения финансовой помощи проектам и программам, направленным на дальнейшее развитие целей Десятилетия коренных народов, обращает особое внимание на организации «из мало развитых областей» (UN. Voluntary Fund., 1996). Их местоположение отражает заботу о том, чтобы способствовать участию небольших, борющихся организаций Юга, где сектор НГО характеризуется ограниченностью ресурсов, а также заботой о финансировании организаций, имеющих реальное влияние и авторитет в общинах.
Гибкость, проявленная администрацией ООН в этом случае показывает, что социальные движения могут функционировать в институциональном пространстве и получать финансирование от соответствующих институтов без обязательств структурных или процедурных изменений. Однако даже в этом случае лоббирование делегатов от государств, отслеживание позиции правительств в сложных переговорах, общение со СМИ и т. п. требуют знаний и организационной эффективности, и поэтому многие индигенные организации действительно стремятся профессионализировать свой штат и формализовать свои структуры. Многие проводят изменения для того, чтобы получить статус ЭКОСОС, позволяющий им получить больший доступ к мероприятиям, проводимым в рамках ЭКО-СОС, включая те, которые касаются охраны окружающей среды. Статус ЭКОСОС придает легитимность организациям, поэтому достаточно часто молодые организации или те, кто стремятся как можно быстрее завоевать признание в мире, готовы менять свою структуру в соответствии со структурами тех организаций, которые уже имеют статус ЭКОСОС, т. е. ориентируются на тех, кто уже является наиболее заметными и активными, располагающими своими юристами, чиновниками, публикациями, веб-сайтами и т. п. В результате этого инфраструктура глобального индигенного движения состоит из целого ряда организаций — формальных и неформальных, различающихся по своему размеру, степени формализации, уровню умений вклиниваться в межправительственные процессы. Некоторые из них представляют собой «идеальные типы, являясь примерами двух базовых структур, присущих движениям, а именно соответствуя модели группы интересов, характеризуемой формальной организацией, и моделью «корней травы»1, для которой
1 Стихийно, самодеятельно возникающие группы и движения, преимущественно на местном уровне, для решения конкретных проблем.
_________________________________________________________________ 145
характерна «свободная, неформальная и децентрализованная структура» (Kriesi, 1996, p. 188). В качестве примеров первого типа можно привести Индейских центр правовых ресурсов (the Indian Law Resource Centre), Ассамблею первых наций (the Assembly of First Nations) и Союз народов Кордильер (the Cordillera Peoples Alliance), в то время как Дене Сулене нация Холодного озера (the Dene Sulene Nation of Cold Lake) и Община Покот (the Pokot Community) — ближе ко второму типу.
Аналитики сходятся во мнениях по поводу последствий тактического решения социальных движений выйти на институциональную арену. Оно означает переход от провокационных к диалоговым, кооперативным действиям. Считается, что это является прямым следствием профессионализации социальных движений, результатом которой является предпочтение более рутинной тактики как более совместимой с формализованной структурой и привычками профессионалов. Тактический переход также происходит в результате институционального контроля, который, «главным образом, касается правил и представлений о том, кто что имеет право делать по соответствующему вопросу» (Moore, 2001, p. 102), и, соответственно, настаивает на определенном спектре действующих лиц.
Репертуар тактик, применяемых глобальным индигенным движением, согласуется с ожидаемой моделью тактики движений в институционализированном контексте. Их методы ранжируются от лоббирования делегатов от правительств и чиновников ООН, формальных заявлений, адресованных консультативным органам ООН, облегчение достижения консенсуса между сторонами в переговорах, документирование и представление информации, касающейся нарушения прав человека, и выпуск пресс-релизов. Крайне редко это движение оказывается замешанным в том, что Дж. Маркс и Д. Мак Адам (Marks, McAdam, 1999, p. 41-42) называют «неконвециональ-ным предъявлением претензий», означающим не только конфронтационные или выходящие за рамки правил формы протеста, но также и формы «демонстративного протеста», включая публичные демонстрации и марши. Таким образом, в то время как глобальное движение коренных народов, безусловно, представляет собой социальное движение2, оно редко использует те формы действий, которые обычно ассоциируются с ними.
2 Под «социальным движением» мы понимаем систему действий, состоящую из интерактивных сетей индивидуумов, групп и организаций, которые, будучи основанными на коллективной идентичности, преследуют цель добиться социальных и политических изменений с помощью коллективного протеста.
146 __________________________________________________________________
Не вызывает сомнения тот факт, что институциональная внешняя среда ООН оказывает влияние на репертуар действий индиген-ных организаций. Как и другие подобные институты, ООН ограничивает доступ социальных движений в свои владения их готовностью признать определенный кодекс поведения и играть по правилам. Организации должны приспособиться к установленным порядкам, которые по большей частью письменно зафиксированы и от которых очень трудно отступить без того, чтобы не нарушить права доступа в ООН или не вооружить против себя чиновников, что чревато печальными последствиями в ситуации, когда влияние и эффективность зависят от хороших отношений с государствами и чиновниками ООН. Несмотря на то, что на первый взгляд методы, используемые индигенными организациями демонстрируют сходство с группами интересов, которые преимущественно работают с институционально оформленными властными структурами и следуют институциональным практикам для достижения своих целей, стоит отметить, что индигенные движения задействованы также в том, что М. Бернштейн (Bernstein, 2003, p. 25) описал в качестве развертывания «идентичности как стратегии». Экспрессивное измерение (например, произнесение молитв или ношение символов национальной принадлежности в форме традиционного наряда или другие знаки культурной отличительности) усиливают индигенный протест в ООН. Можно утверждать, что своего рода «перформансы», имеющие отношение к идентичности являются сами по себе неконвенциональными, хотя они не наносят какого-либо материального ущерба.
Дополнительной характеристикой в данном случае служит местоположение движения за пределами границ национальных государств. Оперируя в наднациональном пространстве в различных органах и институтах ООН, глобальное индигенное движение действует далеко от своей клиентуры в национальном и местном контекстах и тем самым не может полагаться на многие ключевые традиции классических социальных движений, особенно на те, которые, подобно маршам и демонстрациям, собирают вместе относительно большое число людей. Именно потому, что они отделены от своей клиентуры большими пространственными расстояниями, география становится ключевым ограничителем репертуара действий глобального индигенного движения. И это ограничение трудно преодолеть, поскольку это движение не располагает большими финансовыми средствами, которые позволили бы обеспечить транспортировку активистов в ООН или на встречи, происходящие в Женеве, Нью-Йорке или где бы то ни было в другом месте.
В связи с этим возникает важный вопрос: насколько такое очевидное сужение репертуара действий представляет собой проблему для социальных движений, действующих в глобальном масштабе. Большой объем эмпирических исследований показал, что неконвенциональные действия окупаются, особенно те, которые нарушают заведенный порядок вещей (см.: Cress, Snow. 2000; Niezen, 2003; McAdam et al., 2001), что может служить сигналом того, что эффективность транснациональных или глобальных движений снижается в тех случаях, когда они оторваны от своей клиентуры. Нарушение порядка, как отмечает С. Тарроу (Transnational Protest., 2005, p. 98), препятствует нормальному функционированию органов власти и заставляет последних обратить внимание на требования выступающих. Многие формы нарушения заведенного порядка, в первую очередь, марши и массовые митинги собирают большое число людей и тем самым генерируют то, что Дж. МакАдам (Marks, McAdam, 1999, p. 63) называет «радикальным эффектом склона». Однако другие исследователи высказывают сомнение в способности классических форм выражения протеста удивить или испугать. Так, например, Д. Мейер задается вопросом, не привело ли сильное возрастание протестной политики к снижению ее эффективности, как для властей, так и для сторонних наблюдателей, выработавших своего рода иммунитет к проявлениям протестного поведения.
Широко распространенная среди исследователей социальных движений точка зрения заключается в том, что доступ к институтам ведет к кооптации и дерадикализации, поскольку происходит модификация требований в сторону тех, которые могут быть более приемлемыми для властей. В соответствии с этой точкой зрения, кооптация опять же происходит параллельно с организационной трансформацией по мере того, как организации все в большей степени становятся заинтересованными в том, чтобы для своего выживания найти финансирование, признание и союзников среди представителей элиты. Считается, что смягчение требований также является производным от того, что Дж. Джименес (Jimenez, 1999, p. 167) назвал «политическими манерами», связанными с лоббированием.
Адвокаты индигенного движения опираются на целый ряд прав, зафиксированных в Декларации ООН по правам коренных народов, но центральным принципом и главным символом индигенного движения является право на самоопределение. В широком смысле это принцип, касающийся свободы человека, и в основе его лежит идея, что все народы должны иметь свободу контролировать свою собственную судьбу без неуместного вмешательства. В контексте коренных народов, оно рассматривается в качестве «предпосылки к реализации всех остальных прав и свобод» (Moses, 2000, p. 156), «все-
ленной принципов прав человека» (Anaya, 1996, p. 81), и, в особенности, как средство, с помощью которого коренные народы могут определить природу и степень своих взаимоотношений с государством и сохранить контроль над своими собственными институтами, территориями и ресурсами без ненужного внешнего вмешательства.
Будучи зафиксированным в Уставе ООН 1945 г. в качестве рабочего принципа оОн, самоопределение занимает важное место в международной правовой мысли. После Второй мировой войны он стал ведущим принципом деколонизации, поскольку колониальные народы получили свою независимость в соответствии с Декларацией ООН о предоставлении независимости колониям в 1960 г., в которой признавалось, что «все народы имеют право на самоопределение» (Декларация о предоставлении., http://www.un.org/russian/ peace/decolonization/declaration.htm). В реальной жизни те «народы», на которые распространялось это право, определялись в соответствии с колониальной географией, и из него исключались подгруппы внутри тогда не имевших самоуправление территорий. Т. е. понималось, что народы, которым предоставляется независимость — это те, кто был колонизирован иностранными колониальными державами. Именно это понимание было заложено в международное право в форме Резолюции Генеральной ассамблеи ООН 1541 (XV), в которой утверждается, что принципы Декларации применимы только к территориям «географически отделенным и с ярко выраженным этническим или культурным отличием от той страны, которая ими управляет» (Sambo, 2003). Это положение было выдвинуто коалицией стран «третьего» мира и социалистических государств, которые утверждали, что всеобъемлющее применение права на самоопределение может дестабилизировать как Советский Союз, так и молодые постколониальные государства, которые в большинстве своем были мультиэтническими.
Продолжающаяся борьба индигенного движения за признания права на самоопределение в международном праве также породила страх дестабилизации. Неизбежно идентифицируя самоопределение с политической независимостью и сецессией, государства сфокусировали свои возражения на возможном создании отделившихся индигенных государств и угрозах их территориальной целостности и суверенитету. Последнее является главным приоритетом суверенного государства, организованного вокруг удержания власти и территории. Приходится признавать, что это — не совсем иррациональный страх, учитывая степень, до которой риторика самоопределения в последнее время используется для оправдания сепаратистских требований этнических меньшинств. Тем не менее, сле-
дует отметить, что беспокойство и страх государств-членов ООН сфокусировались на неверном соединении самоопределения с се-цессией. Несмотря на то, что подавляющее большинство народов третьего мира после второй мировой войны, получивших право на самоопределение, отдали предпочтение полной политической независимости, из этого не следует, что одно неминуемо следует за другим. В действительности, международное право считает реализацией права на самоопределение создание суверенного государства, свободную ассоциацию с независимым государством и интеграцию с независимым государством. Более того, с точки зрения самих коренных народов, природа самоопределения, к которой они стремятся, заключается в том, чтобы продолжая существовать в рамках тех государств, где они находятся сейчас, иметь одну из разнообразных форм автономии, которая позволила бы им развивать свои институты на своей собственной территории и самим определять свое развитие в соответствии с собственными ценностями. Для большинства коренных народов отделение просто не практично. Как отмечал юрист инуит Дали Самбо (Sambo, 2003, p. 47), «политические, демографические и экономические реалии не указывают на политическую независимость как жизнеспособную возможность для доминирующего большинства коренных народов». В этом плане индигенизм отличен от этнонационализма, что постоянно и подчеркивается представителями коренных народов.
Тот факт, что у государств сформировались такие негативные ассоциации с требованием движением самоопределения, показывает, что даже требования, выработанные в тесной связи с институциональным дискурсом и декларациями, могут рассматриваться как антисистемные в тех случаях, когда идет применение уже существующих правовых норм к новым субъектам. Что представляет наибольший интерес в случае с коренными народами, так это то, каким образом их представители оказались способными поддержать свое требование самоопределения путем апеллирования к нормам, относящимся к правовому арсеналу самой ООН, тем самым проводя идею о том, что в противном случае это бросит столь серьезный вызов системе, что повредит самим государствам. Представители коренных народов настаивают, что отказ признать их право на самоопределение создаст двойные стандарты в международном праве.
Таким образом, можно сделать вывод, что представители коренных народов смогли противостоять тенденции дерадикализации путем придания своему базовому требованию легитимного характера, связав его с уже существующими правовыми нормами ООН.
На примере глобального индигенного движения, глубоко укоре-
ненного в систему ООН, мы можем сделать вывод о том, что между социальными движениями и институтами существуют намного более сложные отношения, чем это обычно рассматривается в рамках доминирующей политологической и социологической парадигмы. Он показывает, что доступ к институтам не обязательно угрожает процессу внутренней структуризации социальных движений, даже если речь идет об институциональном финансировании. В случае с коренными народами финансирование со стороны ООН благоприятствует неформальным общинным организациям, а процедура аккредитации на конференциях ООН по проблемам коренных народов не ограничена жесткими формальными правилами, поскольку задача ставится привлечь к таким встречам как можно больше участников, вне зависимости от их организационного развития. Соответственно, организации, связанные с ООН, не становятся объектами гомогенизации, или «институционального изоморфизма» (The New Institutionalism., 1983, p. 94). ООН представляет собой сложную межорганизационную структуру, содержащую пространство для творчества, что является производным от роли этой организации в развитии и защите прав человека, где институциональные акторы, иные, чем государства, или в тандеме с ними могут действовать как прогрессивные силы, переформируя институциональную культуру и правила в интересах тех, кого они представляют. Об успешности деятельности в этом плане глобального индигенного движения в рамках этой организации свидетельствует тот факт, что ООН провозгласила 2005-2014 гг. Вторым десятилетием коренных народов.
Литература
1. Декларация о предоставлении независимости колониальным странам и народам // http://www.un.org/russian/peace/decolonization/declaration.htm
2. Декларация Организации Объединенных Наций о правах коренных народов. Принята резолюцией 61/295 Генеральной Ассамблеи от 13 сентября 2007 г. // http://www.un.org/russian/documen/declarat/indigenous_rights.html
3. Проект Декларации ООН по правам коренных народов // http://www.un.org/russian/documen/convents/indigenousdraft.pdf
4. Состояние Фонда добровольных взносов Организации Объединенных Наций для коренного населения. Доклад Верховного комиссара Организации Объединенных Наций по правам человека // http://daccess-dds-ny.un.org/doc/UND0C/GEN/N10/462/21/PDF/N1046221.pdf?0penElement
5. Anaya J. Indigenous Peoples in International Law. Oxford: Oxford University Press, 1996.
6. Bernstein M. The Strategic Uses of Identity by the Lesbian and Gay Movement // The Social Movements Reader: Cases and Concepts / Ed. by J. Jasper. Oxford: Blackwell, 2003.
7. Brysk A. From Tribal Village to Global Village: Indian Rights and International Relations in Latin America. Stanford, CA: Stanford University Press, 2001.
8. Cress D., Snow D. The Outcomes of Homeless Mobilization: The Influence of
______________________________________________________________________ 151
Organization, Disruption, Political Mediation and Framing // American Journal of Sociology. 2000. N 105.
9. Jimenez M. Consolidation Through Institutionalization? Dilemmas of the Spanish Environmental Movement in the 1990s // Environmental Politics. 1999. N. 8.
10. Kriesi H. The Organizational Structure of New Social Movements in a Political Context / Ed. by D. McAdam et al. Comparative Perspectives on Social Movements: Political Opportunities, Mobilizing Structures, and Cultural Framings. Cambridge: Cambridge University Press, 1996.
11. Lo C. Communities of Challengers in Social Movement Theory // Frontiers in Social Movement Theory / Ed. by A. Morris, C. Mueller. New Haven, CT: Yale University Press, 1992.
12. Marks G., McAdam D. On the Relationship of Political Opportunities to the Form of Collective Action: The Case of the European Union / Ed. by D. Delia Porta et al. Social Movements in a Globalizing World. Basingstoke: Macmillan, 1999.
13. McAdam D. et al. Dynamics of Contention. Cambridge: Cambridge University Press, 2001.
14. McCarthy J., Zald M. Resource Mobilization and Social Movements: A Partial Theory // American Journal of Sociology. 1977. N 82.
15. Moore K. Political Protest and Institutional Change: The Anti-Vietnam War Movement and American Science // How Social Movements Matter / Ed. by M. Giugni et al. Minneapolis: University of Minnesota Press, 2001.
16. Morgan R. On Political Institutions and Social Movement Dynamics: The Case of the United Nations and the Global Indigenous Movement // International Political Science Review. 2007. Vol. 28. N 3.
17. Moses T. The Right to Self-Determination and its Significance to the Survival of Indigenous Peoples // Operationalizing the Rights of Indigenous Peoples to SelfDetermination / Ed. by P. Aikio, M. Scheini. Turku; Abo: Abo Akademi University, 2000.
18. Niezen R. The Origins of Indigenism: Human Rights and the Politics of Identity. Berkeley: University of California Press, 2003.
19. Passy F. Supranational Political Opportunities as a Channel of Globalization of Political Conflicts. The Case of the Rights of Indigenous Peoples / Ed. by D. Delia Porta et al. Social Movements in a Globalizing World. Basingstoke: Macmillan. 1999.
20. Rucht D. The Impact of National Contexts on Social Movement Structures: A Cross-Movement and Cross-National Comparison / Ed. by D. McAdam et al. Comparative Perspectives on Social Movements: Political Opportunities, Mobilizing Structures, and Cultural Framings. Cambridge: Cambridge University Press, 1996.
21. Sambo D. Indigenous Peoples and the Right to Self-Determination: The Need for Equality: An Indigenous Perspective. Paper presented at the Rights and Democracy International Seminar on the Right to Self-Determination of Indigenous Peoples, New York, May 2003.
22. The New Institutionalism in Organizational Analysis / Ed. by W. Powell, P. DiMaggio. Chicago, IL: University of Chicago Press, 1983.
23. The Social Movement Society: Contentious Politics for a New Century / Ed. by D. Meyer, S. Tarrow. Lanham, MD: Rowman and Littlefield, 1998.
24. Tilly Ch. From Mobilization to Revolution. Englewood Cliffs, New Jersey: Prentice Hall, 1978.
25. Transnational Protest and Global Activism / Ed. by D. Delia Porta, S. Tarrow. Lanham, MD: Rowman and Littlefield, 2005.
26. UN. Voluntary Fund for the International Decade of the World's Indigenous People: Guidelines Agreed on at the First Meeting of the Advisory Group, Geneva, April 19, 1996.
27. United Nations. E/C.19/2010/INF/1 // http://daccess-dds-
ny.un.org/doc/UNDOC/GEN/N10/497/46/PDF/N1049746.pdf?OpenElement
28. Wilmer F. The Indigenous Voice in World Politics. Newbury Park, CA: Sage, 1993.
