CC BY
53
Власова З. И. 2001: Скоморохи и фольклор. СПб.
Даль В. И. 2001: Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. Т. 4: С-У М.
Демкова Н. С. 1987: Из истории демократической беллетристики XVII в. // Исследования по древней и новой литературе / М. Б. Храпченко, Л. А. Дмитриев, Д. С. Лихачёв (ред.). Л., 49-54.
Зуева Т. В. 2002: Русский фольклор: Словарь-справочник. М.
УжанковА. Н. (сост., вступ. ст. и коммент.) 1991: Русская бытовая повесть ХУ-ХУ11 вв. М.
MERCHANT'S THEME IN «A TALE OF A CERTAIN COVETOUS MERCHANT»
N. L. Senkina
The article is devoted to presenting of the merchant's theme in Old Russian belletristic tales, and in more detail — in the "Tale about a covetous merchant" (the end of the 17th — the beginning of the 18th century.). The only way to salvation of the avid merchant's soul become works of charity of his relatives. This interpretation of unrighteous life of a merchant in the mainstream of old Russian book tradition is combined with entertaining folklore plots of the travel of skomorokh in hell.
Key words: Old Russian fiction novel, the image of the merchant in the literature, being a skomorokh
© 2014
И. Пачаи
РОЛЬ НАСЛЕДИЯ А. А. ПОТЕБНИ И Н. С. ТРУБЕЦКОГО В ИССЛЕДОВАНИИ ВОСТОЧНЫХ ЭЛЕМЕНТОВ «РУССКОЙ КУЛЬТУРНОЙ ЗОНЫ»
Статья посвящена изложению роли великих ученых А. А. Потебни и Н. С. Трубецкого в исследовании сложных и малоизученных проблем славистики. Вопросы, связанные с восточным характером русской культуры и языка являются в фокусе новой дисциплины лингвокультурологии, о чем свидетельствуют работы, вышедшие с конца XX в. При изучении данного сложного круга вопросов важной опорой и ориентиром служили работы А. А. Потебни и Н. С. Трубецкого. Выводы и достижения А. А. Потебни и Н. С. Трубецкого подтвердили обоснованность направления нашего исследования, при котором обнаружились восточные параллели языковой модели мира, в том числе и русских фразеологических единиц. Наряду с языковыми фактами выявились и разные восточные мотивы русского фольклора.
Ключевые слова: «русская культурная зона», восточный характер, русская культура, русская народная речь, лингвокультурология
Пачаи Имре — хабилитированный доктор филологических наук, профессор Ньиредьхаззской высшей школы (в отставке). E-mail: drpacsai@gmail.com
В настоящее время в лингвистике вопросам национального менталитета и характера языковой картины мира, отражающейся в категориях национального языка, уделяется все большее внимание. Об актуальности исследуемых нами проблем свидетельствует конференция «Россия и Запад. Диалог культур», организованная МГУ, в программу которой вошли доклады, связанные с вопросами содержания русской национальной культуры.
Восточный характер русского языка рассматривается в книге «Жизнь происходит от слова» (1999) В. В. Колесова, в котором автор указывает на роль национального менталитета, укореняющегося в православии. При трактовке понятия «национальная ментальность» автор указывает на взаимодействие языка и культуры:
«Ментальность есть средство национального самосознания и способ создания традиционной картины мира, коренящиеся в категориях и формах родного языка»1.
Несмотря на то что Колесов указал на восточный характер русского языка и культуры, при трактовке данной проблемы он не учитывает выводы Н. С. Трубецкого, указывающего на роль культурных контактов русского народа с Востоком.
Книга В. В. Воробьева «Лингвокультурология» (1977) посвящена представлению новой дисциплины, изучающей проблемы языка и культуры, соблюдая достижения В. фон Гумбольдта и его последователей. Русские исследователи проявляют все больше интереса к исследованию специфики языковой модели мира в национальных языках и реализации языковой картины мира, учитывая единство культуры и языка.
В статьях Ф. П. Филина освещаются проблемы, связанные с историей и развитием русского литературного языка и его взаимоотношениями с народным языком. При определении восточнославянского характера русского литературного языка его важным аргументом явился восточный характер русской народной культуры и народного языка. Возникает вопрос о том, какие конкретные элементы составляют восточный характер русской народной культуры и народного языка.
Следы восточных контактов в русской народной культуре
При изучении языка и морфологических мотивов русского фольклора были выделены элементы, отражающие их восточные признаки. В русских народных сказках мы обнаружили мотивы богатырских эпосов, шаманского поверья и обычного права степных кочевников, которые свойственны и венгерскому фольклору. Упомянутые восточные элементы оказались знакомы венгерскому исследователю. Важным ориентиром при изучении этих восточных элементов русского фольклора служила теория Н. С. Трубецкого о существовании русской «культурной зоны», возникшей под влиянием интенсивных контактов русского народа с тюркскими и финно-угорскими жителями. Его выводы излагаются в статьях «Туранские элементы в русской культуре», «Верхи и низы русской культуры», в которых изучены культурные контакты Волжского бассейна. Н. С. Трубецкой подчеркивает следующее: «...сожительство русских с туранцами проходит красной нитью через всю русскую историю. ...для правильного самосознания нам, русским, необходимо учитывать наличность в нас туранского элемента, необходимо изучать наших ту-ранских братьев»2.
1 Колесов 1999, 148.
2 Трубецкой 1990, 60.
В ходе нашего исследования обнаружились параллельные фразеологические единицы Волжского бассейна, который в работе Н. С. Трубецкого (1925) считается центром «русской культурной зоны». Русские пословицы и поговорки отражают традиции народов изучаемого региона.
Заслуживают пристального внимания пословицы, зафиксированные в сборнике В. И. Даля, отражающие укоренение важного элемента обычного права алтайских кочевников в русском народном правосознании:
«Меньшой сын на корню сидит (в крестьянстве наследует домом)» (Даль 1/130); «Меньшому сыну отцовский двор, старшему новоселье (по смерти отца; это в крестьянстве обычай)» (Даль 11/73), к которым добавляется толкование В. И. Даля, подчеркивающее функционирование минората в русских крестьянских традициях.
Трубецкой указал на различия между характером правосознания европейских народов и русского крестьянства. Толкование пословиц В. И. Далем подтверждает выводы Н. С. Трубецкого о расхождении между культурными традициями и нормами «верхов» и «низов» русского общества, так как правосознание верхов отражает европейские традиции, в которых центральным элементом является первородство.
Соприкосновение культурной зоны Волжского бассейна со среднеазиатскими культурными регионами проявляется в том, что институт минората, по мнению Е. В. Баранниковой (1978), является важнейшей и наиболее почитаемой традицией обычного права как у бурят, так и у монголов. Она указывала на то, что младший сын, по сравнению со старшими, всегда занимал особое положение — пользовался привилегией. Он не только обладатель имущественного наследства, родовых традиций, но и преемник родового, семейного очага — гуламта3. В записках Гильфорда Рубрука, посетившего Монголию в 1253 году, упоминается об институте минората. Он подчеркивает, что «именно двор отца и матери достается всегда младшему сыну»4.
Содержание русских пословиц противоречит персидской пословице, говорящей об униженном положении младшего сына в персидской семье: «Будь собакой, но не будь младшим в доме»5. О привилегии младшего сына у кочевых народов свидетельствует башкирская пословица «Агай оло — мин зур» (БРС 6) Брат старше, но я важнее'.
Важное место в русском народном менталитете занимает уважение гостя, о чем свидетельствуют пословицы, зафиксированные в сборнике В. И. Даля:
«Хороший гость хозяину почет»; «Гость в дом, а бог в доме»; «Доброму гостю хозяин рад»; «Нежданный гость лучше жданных двух»; «Просим на избу: красному гостю красное место»; «Гостю почет — хозяину честь» (Даль 11/233234).
Уважение к гостю является важным элементом восточных традиций, о чем свидетельствует татарская пословица: «Кунак йвзе курмэгэн, шатлык йвзе щрмэс» (ТаРС 297) «Негостеприимный человек не знает радости».
3 Баранникова 1978, 9.
4 Шастина 1957, 101.
5 Перс. посл. 1973, 544.
В составе русских пословиц, зафиксированных в сборнике В. Даля, обнаружились народные изречения, отражающие быт и традиций степных кочевников.
«Лошадь человеку крылья» (Д II/ 355); тат. «Аты барын канаты бар» (ТаРС 57) 'У кого есть лошадь, у того есть крылья'; туркм. <Аты барын ганаты бар» (ТуркмРС 55) 'У кого конь, у того и крылья'; чув. «Ар сукаче — ут» (ЧРС 424) 'Крылья мужчины конь'; узб. «Аты барын, ганаты бар» (УзРС 55) 'У кого конь, у того и крылья'; кирг. «Ат — эрдын канаты» (КирРС) 'Конь — крылья молодца'.
В параллельных пословицах наблюдаются богатырские традиции, уважение степного кочевника к своему быстроногому коню.
В следующих параллельных народных изречениях отражаются общие элементы традиций русской культурной зоны, изучаемые Н. С. Трубецким:
<Лежачего не бьют (от кулачных боев)» (Д I/ 130); <Лежачего не бьют. Аман да пардон уважай» (Д I/ 116); тат. «Егылганны кыйнамыйлар» (ТаРС 145) 'Лежачего не бьют'; тур. «Yerdekiyüze basilmaz» (ТурРС 145) 'На лицо лежачего на земле не наступают'; туркм. «Тачаны ковужы болма» (ТуркмРС 166) 'Не гонись за тем, кто обратился в бегство';
«Покорной головы меч не сечет»; тат. ,Делгэн башлы кылыч кисмес" (ТаРС 162) 'Покорной (склоненной) головы меч не сечет'; кирг. «Ийлиген башты кылыч кеспейт» (КиргРС 296) 'Покорной головы меч не сечет'; «Сунган башты суурган кылыч кеспейт» (КиргРС 667) 'Повинную (вытянутую) голову обнаженный меч не сечет'; тур. «Amana kilig olmaz» (ТурРС 22) 'Повинную (голову) меч не сечет'; «Egilen ba§ kesilmez» (ТурРС 261) 'Склоненную голову (меч) не сечет'; чув. «Тайма пуда хёд витмен» (ЧРС 458) 'Повинную голову меч не сечет';
«Цела ль голова, а шапку бог даст» (Д I/419); тат. «Баш сау булса бYрек та-былыр» (ТаРС 616) 'Была бы голова цела, а шапка найдется', узб. «Бош омон булса бурк топилур» (УзРС 97) 'Была бы голова, шапка найдется'; удм. «Йырыд не вань, изьы сюроз» (УдРС 176) 'Была бы голова, шапка найдется'.
Эквиваленты следующих русских пословиц также связаны с менталитетом степных народов: «Не купи двора, купи соседа» (Д II/ 155); «Не купи деревни, купи соседа» (Д II/ 155); тат. «Урын сайлама, курше сайла» (ТаРС 593) 'Не выбирай место, а выбирай соседа'; тур. «Ev alma, kom^u al» (ТурРС 281) 'Не выбирай дом, выбирай соседа'; узб. «Ховли олма, кушин ол» (УзРС 659) 'Не покупай дом, купи соседа'; кирг. «Конуш алгыча, коншу ал» (КирРС 402) 'Не выбирай стоянку, выбирай соседа'.
Возникновение параллельных народных изречений освещается лишь в работах Н. С. Трубецкого, изучавшего наличие туранских элементов в русской культуре, так как представленные нами пословицы не имеют отношения ни к античным, ни к библейским традициям. При изучении параллельных народных изречений мы убедились в обоснованном характере выводов Н. С. Трубецкого, установившего следующее положение о контактах «русской культурной зоны»: «С незаметной постепенностью эта культура на востоке и юго-востоке соприкасается с культурой «степной» (тюрко-монгольской) и через нее связывается с другими культурами Азии»6.
6 Трубецкой 1991, 94.
Кроме параллельных пословиц народов «русской культурной зоны», мы обнаружили фразеологические единицы изучаемого ареала, которые служили источником некоторых русских народных изречений. Заслуживает пристального внимания этимологическая связь русских фразеологических единиц белая кость, черная кость и их тюркских эквивалентов.
Фразеологическая единица белая кость получила следующее толкование в историко-этимологическом словаре «Русская фразеология» (2005): «Неодобр. О человеке аристократического происхождения, барине, дворянине» (РФ 350). Фразеологизмы серая кость и чёрная кость (РФ 350), по толкованию словаря, обозначают простолюдина.
Эквиваленты оборотов белая кость мы обнаружили в татарском, башкирском, казахском и киргизском языках. В татарском языке используется оборот ак сояк (ТаРС 520) < ак 'белый' + сояк 'кость', обладающий значением «человек благородного происхождения, белая кость», который является калькой русской фразеологической единицы. В башкирском языке обнаруживается эквивалент татарской фразеологической единицы: ак Нвйэк, состоящий также из компонентов ак 'белый' (БРС 18) и Нвйж (БРС 738) 'кость'.
В киргизском языке наблюдается сохранение оригинального значения оборота ак сввк (КиРС 660), состоящего из компонентов ак (КиРС 37) 'белый' и сввк (КиРС 559) 'кость'. При анализе семантики фразеологической единицы ак сввк киргизского языка зафиксированы следующие значения: '1) утонченно вежливый, держащий себя с достоинством; 2) настоящий, близкий свойственник; 3) уст. белая кость, аристократ'.
В работе венгерского тюрколога Армина Вамбери (1885) тщательно изучена проблема генеалогии тюркских народов Средней Азии, которая имеет особое значение в жизни члена кочевого общества. А. Вамбери занимается данным кругом вопросов в связи с трактовкой фразеологических единиц ак^д^ 'белая кость, человек благородного происхождения', кага-81дщ 'черная кость, простолюдин, чернь' в языке казах-киргизов.
А. Вамбери подчеркивает значение генеалогии в стихии степных народов при описании традиций казахского народа. Выражение жети ата (КиРС 77) 'семь прямых предков (по мужской линии); в старом быту каждый взрослый киргиз должен был знать семь своих предков, а если он их не знал, то его презрительно называли кул 'раб'; взаимные браки разрешались только за пределами такого родства)' связано с важным элементом традиций. Киргизской оборот жети атасын билбеген (КиРС 77) 'не помнящий родства, безродный /бран. уст.Г также отражает значение данного элемента народной стихии.
Русская фразеологическая единица серая кость (РФ 351) 'Неодобр., презр.: О человеке низкого происхождения', возникшая путем контаминации, имеет соотношение со структурой черная кость.
В романе С. Залыгина «Комиссия» говорится о крестьянском происхождении офицера, которого любили и уважали солдаты. Они хотят выразить структурой черная кость, что офицер является «человеком своим»:
«- Нет, офицер из мужиков — все равно черная кость» (ЗК 161).
Лексической единице чернь соответствуют киргизское и караимское слова кара (КиРС 345) 'ист. простолюдин', къара (КРПС 363) 'простолюдин, чернь',
обозначающие понятия 'простолюдин, чернь'. Обороты тат. кара халык (ТаРС 610) 'уст. чернь (досл.: черный народ)'; башк. кара халык (БРС 349) 'простой народ'; кирг. карадан тууган (КиРС 345) 'рожденный от простолюдина, простого происхождения', кара калык (КиРС 345) 'простой народ' тоже связаны с соответствующим русским выражением.
О традициях степной зоны, укоренившихся в русской народной стихии, свидетельствуют фразеологические единицы, которые стали элементами русского речевого этикета. Структура жив-здоров часто используется в литературных произведениях народных писателей. Герои П. И. Мельникова, П. Бажова, В. Шукшина при встрече используют эту формулу.
В романе Мельникова звучит следующий диалог: «- Нет ли каких новостей? Все ли живы-здоровы? — Все, слава богу, живы-здоровы, — отвечает Ермило Матвеич» (МЕЛ I/399). В рассказе П. Бажова также используется эта структура: «Никита, мол, жив-здоров, скоро домой придет» (Бажов 83). В рассказе В. Шукшина также наблюдается этот оборот: «- Слава богу, живы-здоровы» (ШБ 446).
О частотности использования данной фразеологической единицы свидетельствует роман М. Шолохова „Тихий Дон", в котором регулярно употребляется эта структура: «Наталья с внуками как? Живы-здоровы?» (ШолТД II/ 65); «Здравствуй, сват! Живой-здоровый?» (ШолТД II/ 96); «Супруга ваша живая-здоровая?» (ШолТД III/ 60); «Натальюшка жива-здорова?» (ШолТД III/140); «Бог даст, живых-здоровых увидим» (ШолТД IV/ 33); «Живой-здоровый он?» (ШолТД. IV/249); «Старик-то мой живой-здоровый?» (ШолТД IV/ 249); «Детушки живы-здоровы?» (ШолТД IV/ 422).
Кальки русского сложения жив-здоров, обладающего фразеологическим характером, используются во многих языках степной зоны, о чем свидетельствуют следующие структуры: тат. сау-сэламэт (ТаРС 471) 'жив-здоров, в полном здравии'; уйгур. сак-саламэт (КАЙ 152), башк. кау-сэлэмэт (БРС 729) 'жив-здоров'; кирг. соо-саламат (КиРС 626) 'жив-здоров, целый, невредимый'. В данных эквивалентах русского парного сочетания жив-здоров обнаруживаются компоненты сау, сак, соо, кау со значением 'здоровый, невредимый' и сэламэт, саламат, сэлэмэт 'здоровый, невредимый, благополучный'. Структуры тат. исен-сау (ТаРС 178) 'здоровый, живой, жив-здоров, целый, невредимый' < исен (ТаРС 178) 'здоровый, живой, невредимый' + сау (ТаРС 471) 'здоровый, невредимый, здравый'; казах. аман-есен 'то же' свидетельствуют о богатстве параллельных структур-синонимов в языках тюркских народов, отражающих менталитет степных жителей.
Структуры — кальки русских фразеологических единиц в языках изученного нами ареала говорят об интенсивных контактах с народами Волжского бассейна. Соответствие семантических признаков параллельных структур доказывает и положение Н. А. Баскакова (1979) о предполагаемом сходстве русской и тюркской фразеологии.
Влияние языковых контактов с восточными народами отражается и в образном, метафоричном изображении явлений душевного мира. В русских народных песнях мы нашли следующие примеры: «У молодца, у парничка живот-сердце бьетца» (Кир. 146/306); «Сударочки найдеть — живот-сердце мреть» (Кир 254/555); «живот-сердце нарывана» (НСП 314). При помощи парного слова живот-сердце образно передается сущность понятия «душа», что свидетельствует о
специфическом, образном характере языка фольклора и об ареальном характере данной структуры.
О широком использовании данного приема свидетельствуют сходные по смыслу структуры в финно-угорских и тюркских языках. Удмуртское сложение кдтъя-сюлэмъя (УРС 216) 'по душе, по сердцу', состоящее из слов кдт (УдРС 216) 'живот' и сюлэм (УдРС 407) 'сердце', является калькой русской структуры. Марийское сложение шум-мокш (МаРС 434), состоящее из компонентов шум (МаРС 434) 'сердце' и мокш (МаРС 192) 'печень', кроме значения 'внутренности, ливер', используется и в переносном значени 'душевный мир человека'.
Уйгурское сложение жYрэк-багир (КАЙ 143) 'внутренности' < жYрэк 'сердце' + багир 'печень' используется в выражении «жYрек-багри езилмэк» (КАЙ 143) 'болеть душой'.
В работе В. Н. Телии «Русская фразеология» (1996) установлено, что фразеология является важной категорией национального языка и в ней отражается характер национального менталитета. «Фразеологический состав языка — это зеркало, в котором лингвокультурная общность идентифицирует свое национальное самосознание» 7.
2) Об ареальном характере структур, изученных в работе А. А. Потебни
Представленные нами русские фразеологические единицы, имеющие эквиваленты в восточных языках, являются специфическими структурами русской народной речи. Русские народные изречения, фиксированные в сборниках пословиц и поговорок, трактуемые в научных работах по русской фразеологии, отражают, кроме важных мотивов национальной ментальности, элементы русского языка, возникшие под влиянием восточных контактов.
В работе «Русские фразеологизмы» (1990) В. П. Фелицыной и В. М. Мокиен-ко упоминается о том, что жить-быть, жив-здоров, кормить-поить, любо-дорого, подобру-поздорову, чашки-ложки, шуры-муры являются типичными элементами русской народной речи. Эквиваленты этих структур в лингвистических работах по финно-угроведению и тюркологии называются «парными словами».
Необходимо указать на то, что этим структурам долгое время не уделялось внимания в лингвистических работах, так как они были чужды категориям литературного языка. Более углубленное изучение парных слов в русском языке началось в конце XX века. Этот факт интересен тем, что в работе А. А. Потебни «Из записок по русской грамматике» (1899) посвящено около 50 страниц рассмотрению особенностей данного вида деривации русского народного языка. Великий ученый назвал в них специфическое средство обозначения понятий древним приемом словотворчества. При изучении специфической функции и стилистических признаков парных слов А. А. Потебня обнаружил в них отражение русской народной стихии.
А. А. Потебня указывает на то, что данные структуры тесно связаны с просторечием и фольклором. Положение о том, что главным источником этих структур является фольклор, подчеркивает социолингвистический характер данного вида деривации.
7 Телия 1996, 9.
В статье Р. А. Будагова «А. А. Потебня как языковед-мыслитель» (1986), оценивающего деятельность языковеда-мыслителя А. А. Потебни, упоминается о широком диапазоне его интересов. А. А. Потебня занимался, помимо лингвистики, историей литературы, фольклором, этнографией, историей культуры в самом широком смысле. Интерес А. А. Потебни к русскому фольклору отражается в том, что при изучении парных слов он обращается к сборникам по русскому фольклору, откуда черпает множество примеров.
Отношение русских исследователей XX в. к парным словам освещается и отношением к наследию А. А. Потебни. Р. А. Будагов говорит о том, что, к сожалению, в советском языкознании 1960-1980-х гг. А. А. Потебню стали вспоминать все реже. Слишком плохо согласовывалась яркая, глубоко семантическая концепция языка А. А. Потебни с формалистически истолкованной структурой языка8.
Важным открытием А. А. Потебни, кроме определения стилистического характера парных слов, является его положение, связанное с ареальным характером этого вида деривации, типичного для русской народной речи и фольклора:
«В устной словесности, а отчасти в просторечии довольно часты не сложения, как выше, а сближения грамматически самостоятельных слов, указывающие, как думаю, на то, что некогда и наши языки широко пользовались приемом обобщения, подобным китайскому»9.
Положение А. А. Потебни о сходстве между сочинительными (копулятивны-ми) сложениями русского и китайского языков подтверждается семантическими параллелями этих структур, представленными нами при оформлении семантических рядов. Другое его положение также подчеркивает специфический типологический характер данного вида деривации: «Что этот способ был свойствен славянским языкам в древности, видно из немногих, но древних образцов сложения слов по способу, называемому индийскими грамматистами двандва (dvandva): братъсестра, дв. ч. муж. р. братъсестрома, мужеженъми. Хотя эти слова значат не более чем «брат и сестра», как пара, «муж и жена», т. е. не выходят за объем, определенный их сложением, но тем не менее они обобщают входящие в них частные (как несложное Geschwister), рассматривая их как одно и располагая приписывать этим частным, как совокупности, лишь общие признаки» 10.
Структура братья-сестры является типичной для русской народной речи, которая используется П. Бажовым и С. Залыгиным: «Тут братья-сестры понуждать Катю стали» (Баж 288); «Братья-сестры так поняли, что от Прокопьича деньжонки остались» (Баж 289); «Не серчайте, не убивайтесь, родители, и вы, братья-сестры» (ЗК 274). Это сложение обозначает понятие, которое с трудом передается в русском литературном языке.
Несмотря на то что А. А. Потебня оформил свое положение о семантическом и типологическом сходстве упомянутых структур без трактовки конкретных лексических единиц, он заложил основу ареального исследования парных слов в русском языке. Положение А. А. Потебни о типологическом сходстве между русскими, китайскими и индийскими структурами подтверждается результатми нашего исследования.
8 Будагов 1986, 3.
9 Потебня 1968, 415.
10 Потебня 1968, 415.
Сложение китайского языка di-mei (ОШ 444/ 4647) 'младший брат и младшая сестра' < di 'младший брат' + mei 'младшая сестра' по своим семантическим признакам является эквивалентом сложения братъсестра, представленного в работе А. А. Потебни. Китайское сложение di-mei по значению своих компонентов и по своей структуре ближе к древней русской структуре, чем немецкие слова Geschwister и Gebrüder.
Мы обнаружили дальнейшие параллельные структуры в китайском языке: xiong-di 'братья' < xiong 'старший брат' + di 'младший брат' (ОШ 699/ 7372), соответствующее немецкому Gebrüder; jie-mei (ОШ 65/ 612) 'сестры' < jie 'старшая сестра' + mei 'младшая сестра', которое обозначает понятие 'сестры (Geschwister)' .
Данный способ деривации типичен для китайского языка. Примеры сложений цзы-сунь (ОШ 297/3038) 'потомки < сын + внук'; эр-нюй (ОШ 699/7372) 'дети < сын + дочь' свидетельствуют о частотности применения этих сложений при обозначении понятий, относящихся к семантическому полю «степени родства».
По выводам А. А. Потебни, параллельные структуры русского и китайского языков не представляют случайное созвучие, а образуют конечные пункты аре-альной системы восточноевразийского ареала. Данный прием словотворчества является типичным при обозначении понятия Geschwister /Gebrüder/ в языках русской культурной зоны:
марийск. изак-шужарак (МРС 72) 'старший брат и младшая сестра'; удм. вын-апаёс (УдРС) < вын (УдРС 103) 'старший брат' + апа (УдРС 31) 'старшая сестра'; морд. патят-сазорт (ЭРС 461) 'сёстры' < патя (ЭРС 461) 'старшая сестра' + сазор (ЭРС 563) 'младшая сестра'; татар. апалы-энеле (ТаРС 37) 'старшая сестра и младший брат'; башк. агай-Ненлеле (БРС 6) 'старший брат с младшей сестрой'; тат.: агай-эне (ТаРС 20) '1) родня, родственники; братья; родственники (мужского пола)' < агай (ТаРС 20) 'старший брат'+ эне (ТаРС 684) 'младший брат'; агай-энелек (ТаРС 20) 'отношения между родственниками (мужского пола); родственный; отношения между братьями'; башк. агай-эне (БРС 6) '1) родственники, родня (мужчины); 2) друзья; товарищи (обращение к мужчинам)' < агай ' старший брат'+ эне (БРС 799) 'младший брат'.
Положение А. А. Потебни о древнем характере структур, обозначающих понятий семантического поля «степени родства», доказывают многие структуры русской народной речи. А. А. Потебня уделял особое внимание сложениям, обозначающим родственные отношения, о чем свидетельствуют сложения отец-мать и род-племя в составе трактуемых структур: «Образец отец-мать (= родители). Частные различны по значению, но не противоположны и не устраняют друг друга в мысли: отец-мать = отец и мать с точки зрения общих им свойств и действий»11.
В китайском литературном языке понятие «родители» обозначается структурой фу-му (ОШ 241) 'родители' < фу 'отец' + му 'мать', что доказывает обоснованность положения А. А. Потебни о типологическом свойстве парных слов в русском языке. В
языке хинди также используется эквивалент данной структуры: бап-ма (ХРС 810) 'родители' < бап (ХРС 810) 'отец' + ма (ХРС 885) 'мать'.
11 Потебня 1968, 415.
Параллельные структуры, широко используемые в русской культурной зоне, также подтверждают ее ареальный характер: морд. тетят-ават (ЭРС 658) 'родители; отец + мать'; коми ай-мам (КРС 12) 'родители'; бать-мам (КРС 35) 'родители'; марийск. ача-ава (МРС 25); удмурт. анай-атай(ёс) (РудС 303) 'родители; отец + мать'; тат. ата-ана (ТаРС 43) 'родители' < ата (ТаРС 43) 'отец' + ана (ТаРС 35 ) 'мать'; башк. ата-эсэ (БРС 52) 'родители' < ата (БРС 52) 'отец' + эсэ (БРС 821) 'мать'; чуваш. ада-ана (ЧРС 45) 'родители' < ада (ЧРС 45) 'отец' + ана (ЧРС 32) 'мать'.
В русской народной речи используются структуры для обозначения понятия «предки по отцовской линии», которое является важным элементом стихии народов степной зоны: « — Старый отецкий устав не смей нарушать — исстари так дедами-прадедами уложено и навеки ими наставлено» (МЕЛ II /205); «Пусть не думают, что деды-прадеды золотые пенки снимали» (Баж 142); «...чтобы отцовский-праотцовский разум попользовать» (ЗК 378); «....немогла дождаться часа, чтобы подпалить отцову-дедову избу» (Расп 41).
В стихии тюркских кочевников родословие является важнейшим понятием, ведь каждый кочевник должен знать семь поколений предков по отцовской линии. В тюркских языках предки по отцовской линии обозначаются параллельными структурами: тат. предки ата-баба (ТаРС 43) 'предки < отец и дед'; уйг. ата-бова (Кай 137); кирг. ата-баба (КиРС 51); каз. ата-баба (КаРС 34). В языкке хинди понятие «предки по отцовской линии» обозначается сходной структурой: бап-дада (ХРС 810) 'предки < отец и дед'. Данное понятие подобно обозначается в финно-угорских языках Волжского бассейна: марийск. ача-коча (МаРС 25) 'предки, праотцы < ача (МаРС 25) 'отец ' + коча (МаРС 131) 'дед', удм. атай-бабай (УдРС 34), морд. тетят-покштят (ЭРС 659) 'предки' < тетя (ЭРС 659) 'отец' + пок-штя (ЭРС 494) 'дед, дедушка'.
Сочинительное сложение синонимического типа жил-был, который является типичным элементом русской присказки, рассматривалось в работе О. Б. Ткаченко (1979). Он представил эквиваленты в финно-угорских языках. Эта структура также доказывает положение А. А. Потебни о сходстве русских и китайских структур.
Сложениям жить-быть, житье-бытье соответствует китайское сложение шэн-цунь 'существовать, существование, бытие' (ОШ 40/385). Данная китайская структура состоит из компонентов шэн (ОШ 40/385) '1) жить, живой, жизнь; 2) существование, быт' и цунь (ОШ 299/3047) '1) существовать, быть в живых; 2) остаться, сохраниться'.
О типичном характере данного сложения свидетельствует цзунь-цзай (ОШ 299/3047) 'существовать, существование', в котором тоже используется компонент цунь. Обе структуры относятся к семантическому полю «существование, бытие».
Синонимический характер китайских структур подтверждается значением компонента цзай (ОШ 22/154)1) 'поживать, находиться'; 2) 'быть в живых', который используется в структурах цзайтан (ОШ 223/154) 'быть в живых (о родителях)', цзайти 'быть в живых, жить', цзайе 'быть в отставке', цзайней 'находиться внутри, включительно', где обнаруживается общая морфема с упомянутым значением.
Синонимическое сложение путь-дорога, используемое во всех жанрах русского фольклора, тоже трактуется в книге А. А. Потебни. Оно встречается и в литературных произведениях: «Кто он, откуда и куда путь-дорогу держит» (МЕЛ 1/542); «Даром что лес страшенный, нашли путь-дорогу» (Баж 29); «— Ему надо только путь-дорогу хорошо определить!» (ЗК 139). Сложное слово путь-дорога также имеет семантический эквивалент в китайском языке: дао-лу 'дорога, путь' (ОШ. 611/6480) < дао 'путь, дорога, орбита, подход' (ОШ 611/6480) и лу '1) дорога, улица, путь, проспект'; 2) путь, маршрут, в пути, в дороге' (ОШ 132/1385).
С точки зрения ареального исследования и типологии чрезвычайно важно, что в изучаемом нами ареале обнаруживаются эквиваленты самых древних русских структур, использованных в исторических песнях XVII века:
«Ты какого роду-племени» (ИП 191); «Чьего городу-села, чьего матери-отца» (ИП 198); «Со служаночки брал чашки-ложки мыть» (ИП 59); «Все то наши друзья-товарищи» (ИП 268); «И челом ему не бьёт, честь-почёт не отдаёт» (ИП 217); «Я того вора-разбойника, Стеньки Разина сынок» (ИП 214).
При толковании структуры род-племя (ИП 191), использованной в исторической песне, А. А. Потебня указывает на возникновение нового понятия, обладающего функцией обобщения. Эта структура используется и в литературе: «Поми-лей мне роду-племени» (МЕЛ 435); «...мужскому роду-племени стыд!» (ЗК 28), «...из твоего рода-племени — дядя или прадед?» (РАС 99).
В китайском языке мы обнаружили параллельную структуру чжун-цзу (ОШ 49/463) 'расы и народности, этнический; народность, происхождение'. Китайское копулятивное сложение состоит из компонентов чжун '1) раса, род, порода; 2. сорт, вид' (ОШ 49/463) и цзу (ОШ 477/5039) '1) род, родовой, племя, клан, поколения народа'; 2) род [биологический]', соответствующих по значению русской структуре.
Татарское сложение зат-ирусыз (ТаРС 153) 'без роду-племени < зат (153) 'род, порода, племя' + ыру 'слово без самостоятельного значения' связано с традициями кочевников.
Сложение друг-товарищ (ИП 268) и вариант друг-приятель (МЕЛ Ш91) соответствуют китайскому сложению пэнъю друг, товарищ, друзья' (ОШ 349/3490) < пэн 'друг, приятель' (ОШ 348) + ю (ОШ 556/5970) 'друг, товарищ; коллега', доказывая предположение А. А. Потебни. Параллельные сложения морд. оят-ял-гат (ЭРС 449) 'друзья' < оя 'друг, приятель' + ялга (802) 'товарищ, друг'; удм. эшъёс-юлтошъёс (УдРС 526) 'друзья-товарищи < эш (УдРС 526) 'товарищ' + юл-тош (УдРС 530) 'друг, приятель, товарищ, спутник'; тат. дус-иш (ТаРС 137) 'друзья, приятели' < дус (ТаРС 137) 'друг, приятель' + иш (ТаРС 181) 'товарищ; друг' свидетельствуют об ареальном характере русской структуры.
Сложение чашки-ложки (ИП 59) также имеет эквиваленты в изучаемом нами ареале: коми тасьт1-пань (КоРС 665) 'столовая посуда' < тасьт1 (КоРС 665) 'чашка' + (КоРС 426) пань 'ложка'; удм. тусты-пуньы (УдРС 432) 'кухонная посуда' < тусты (УдРС 432) 'чашка' + пуньы (УдРС 366) 'ложка'; морд. пенчть-вакант (ГМЯ 132/ 574) 'посуда ' < пенч (ЭРС 470) 'ложка' + вакан (ЭРС 99) 'миска'; тат. кашык-аяк (ТаРС 244) 'столовая посуда' < кашык (ТаРС 244) 'ложка' + аяк (ТаРС 49) 'чашка'.
Существуют и параллельные структуры сложения вор-разбойник (ИП 214): кит. дао-цзэй 'воры и разбойники; грабители, бандиты' (ОШ 69/693) < дао 'разбойник, пират, бандит' (ОШ 69/693) + цзэй 1) 'разбойник, вор, бандит, преступник'; 2) 'мятежник' (ОШ 648/6811); уйг. оури-зивазе (КАЙ 150) 'воры, разбойники' < огри 'вор, расхититель' + зивазе (КАЙ 150) 'разбойник, бандит (кит)'; чуваш. вара-хурахла 'разбойник, расхититель' < вара (ЧРС 60) 'вор' + хурахла (ЧРС 60) 'разбойник, бандит; вор', тат.усал-унтагай (ТаРС 594) 'воры-разбойники'.
Богатство параллельных индийских структур также подтверждает выводы А. А. Потебни, указывающего на общие признаки парных слов в русском языке и индийских структур, обозначенных термином ^ап^а.
Русское сложение честь-почет (ИП 217) и его эквивалент честь-слава, рассматриваемые в работе А. А. Потебни, по значению близки к изученным индийским структурам. адар-самман (ХРС 123) 'почет и уважение; почтение; внимание' < адар (ХРС 123) 'уважение; почтение; почет' + самман (ХРС 123) 'уважение; почтение, честь'; адар-саткар (ХРС 123) 'почет и уважение; гостеприимство'; ан-ман (ХРС 127) 'почет, уважение' < ан (ХРС 127) 'честь, достоинство; репутация, почтение, уважение' + ман (ХРС 888) 'уважение, почтение, почет, честь, достоинство'; ман-самман (ХРС 889) 'уважение, честь, почет'; ман-пратиштха (ХРС 889) 'почет, честь и слава, репутация' < ман + пратиштха (ХРС 738) '1) слава, известность, репутация, престиж; 2) честь; 3) авторитет'; ман-маръяда (ХРС 889) 'почет и уважение, авторитет, престиж, достоинство, честь' < ман + маръяда (ХРС 877) 'уважение, почет, слава, известность'.
Парные слова пахать-сеять 'возделывать землю', пахарь-сеятель 'хлебопашец ' используются в романах С. Залыгина «Соленая падь», «На Иртыше», «Комиссия»: «... живой останется, вырастет, пахать-сеять будет» (ЗС 97); «Ну, зачнем пахать-сеять, тода уже, конечно, сами по себе станем» (ЗНИ 560); «. и пошел по ниве пахарь-сеятель с конем своим» (ЗК 211). Эквиваленты этих сложений в индийском и китайском языках также доказывают положение А. А. По-тебни: хинди джотаи-боваи (ХРС 448) 'обработка земли, (по)сев' < джотна (ХРС 448) 'пахать, обрабатывать землю' (ХРС 448); джот (ХРС 448) '1) запашка, участок обработанной земли; 2) вспашка, обработка земли', с которой связаны бона (ХРС 835) 'засевать, сеять; боаи (ХРС 834) '(по)сев'; бонэвала (ХРС 834) 'сеятель'; кит. ген-чжун (ОШ 270/2776) 'заниматься хлебопашеством, возделывать землю' < ген (ОШ 270/2776) 'пахать' + чжун (ОШ 256/ 2638 ) 'сеять'.
Об ареальном характере свидетельствуют следующие параллели: коми-перм. горны-кодзны (КоПРС 107) 'пахать + сеять' и горись-кодзись (КоПРС 107) 'пашущий + сеющий > земледелец, крестьянин', марийск. курал-удаш (МаРС 144) 'пахать + сеять, обрабатывать землю'; мордовское видемс-сокамс (ЭРС 132) 'сеять + пахать' / сокамс-видемс 'пахать + сеять > заниматься хлебопашеством', сокиця-видиця 'пахарь, земледелец, хлебопашец'.
Современный характер работы А. А. Потебни подтверждается тем, что он рассматривал парные слова в семантическом аспекте, который, по выводам исследователей данного вида деривации, является единственным и исключительным приемом анализа упомянутых структур12. Важным достижением А. А. Потебни является четкое определение основных видов парных слов, так как он включил в
12 Убрятова 1948; Кайдаров 1958; Майтинская 1974; Семенас 1976; Ахатов 1981.
их состав повторы разного вида, что соответствует концепции современной лингвистики, о чем свидетельствуют работы упомянутых исследователей.
Доказательствами его положения о типологическом характере парных слов является и существование параллельных структур в языке хинди. Особенно интересны сходные структуры, которые названы термином figura etymologica:
«Генерал едет из Питера, строгий-настрогий» (МЕЛ I/ 221); «... в избе у него голым-голохонько» (Баж 57); «Небо — синим-синё, и уж дергал ветер» (Шр 106); «Однажды раным-рано Иван Африканович зашел в огород» (Бел 85); «И так у всех, кто хоть мало-мальски присматривал за ней» (Расп 120); «Войны давным-давно прошедших времен» (ЗК 37).
Примерами повторов в языке хинди являются бичо-бич (ХРС 820) 'совершенно посередине' < бич 'середина'; гирда-гирд (ХРС 336) 'кругом, вокруг' < гирд (336) кругом'; джхара-джхар (ХРС 454) '1) беспрерывно; один за другим; 2) очень быстро' < джхар (ХРС 454) '1) непрерывное падение (капель); 2) непрерывный поток (слов); 3) залп' > джхари (ХРС 455) 1) затяжной дождь; мелкий дождь; 2) ливень; поток (слов, брани)'; тхаса—тхас (ХРС 476) 'полным полно; до краев' < тхас 'полно'; даура-даур (ХРС 573) 'беспрерывно;' < даур '1) бег; 2) спешка, гонка; рато-рат (ХРС 957) 'каждую ночь' <рат 'ночь'; гарма-гарм (ХРС 327) '1) горячий; жаркий; 2) пылкий; оживленный; бурный' < гарам (ХРС 327) '1) горячий; жаркий; 2) острый; 3) пылкий; 4) гневный'.
Данный тип деривации типичен для изучаемого региона: удм. одигысь-одиг 'один-единственный', чукна-чук 'рано утром' (УРС 478) < чук 'утро'; марийск. веран-верышке (МРС 38) 'по местам' < вер 'место'; венг. telis tele 'полным-полно', szépséges szép 'красивый-раскрасивый', vénséges vén 'очень старый'; башк. буштан-буш (БРС 113) 'даром, зря' < буш 'пустой'; икэYзэн-икэY (БРС 204) 'по одному'; туранан-тура (БРС 646) '1) прямо; 2) откровенно'; татар. Yзеннэн-Yзе (ТаРС 746) 'самому себе'; хэрефкэ-хэреф (ТаРС 621) 'буквально'.
Сходство между русскими структурами фигли-мигли, шалтай-болтай, шурум-бурум, шуры-муры и индийскими структурами типа «двандва» подтверждают существование рифмующихся повторов. По мнению А. Граннеса (1978), этот вид повторов возник в славянских языках под влиянием восточных контактов. Типичным фонетическим признаком этих структур является лабиальный гласный в начале второго компонента, который наблюдается и в структурах языка хинди: анджар-панджар (ХРС 15) 'скелет'; чхинна-бхинна (ХРС 403) 'разрушенный; расколотый, разбитый'; лот-пот (ХРС 1004) '1) катающийся; перекатывающийся^) взолнованный'; сатта-батта (ХРС 1109) '1) сговор; 2 уловка, хитрость'; хакка-бакка (ХРС 1198) 'пораженный; находящийся в замешательстве'.
Параллельные структуры доказывают положение А. А. Потебни о сходстве повторов в языках русской культурной зоны и языков в соприкасающихся с ней регионах.
Изучаемые нами проблемы связаны с вопросами, излагаемыми в статье О. Б. Ткаченко (1981). Он указывает на то, что к числу проблем, решаемых с помощью сопоставительно-исторического метода, относится выявление в славянских языках фонетических, лексических, фразеологических, грамматических элементов, возникших под влиянием контактов с неславянскими языками. По мнению О. Б. Ткаченко, межъязыковые контакты ведут к заимствованию не только матери-
альных особенностей, под их влиянием возникают и многообразные семантические заимствования (кальки) на разных уровнях языковой структуры13.
Положение В. М. Мокиенко о трудностях в области фразеологического исследования соответствует выводам О. Б. Ткаченко. По мнению В. М. Мокиен-ко (1999), выявление заимствованных фразеологических единиц затрудняет тот факт, что приемлемые языковые элементы употребляются согласно особенностям заимствующего языка.
При изучении восточных элементов в русском языке и культуре мы могли опираться на работы выдающихся ученых А. А. Потебни и Н. С. Трубецкого, которые служили важным ориентиром в исследовании сложных и многоярусных проблем. Работа А. А. Потебни оказала помощь при выделении восточного характера языковых элементов, заимствованных из восточных языков. При помощи работ Н. С. Трубецкого освещается процесс возникновения калек пословиц и фразеологических единиц, не обладающих материальными особенностями в следствие ассимиляции данных структур. Работы Н. С. Трубецкого указывают на то, что в основе заимствования структур, обладающих восточными типологическими свойствами, лежат интенсивные контакты с восточными народами. В работе А. А. По-тебни рассматриваются языковые структуры, обладающие восточными свойствами, что доказывается рассмотрением в аспекте лингвистики русской культурной зоны Н. С. Трубецким. Их достижения служат опорой при исследовании восточных элементов русского языка и культуры.
ЛИТЕРАТУРА
Андрианова Д. В. 2009: Парные сочетания в славянских языках // ПИФК. 3, 359-364.
Ахатов Г.Х. 1981: Об основных признаках парных слов // Советское финно-угрове-де-ние. 2, 81-86.
Баранникова Е. Б. 1979: Бурятские народные сказки. М.
Баскаков Н. А. 1979: Русские фамилии тюркского происхождения. М.
Берберова Р. А. 2012: Парные слва в русском и крымскотатарском языках. Симферополь.
Будагов Р. А. 1985: Сходства и несходства между родственными языками. М.
Будагов Р. А. 1986: А. А. Потебня как языковед-мыслитель // ВЯ. 3, 3-15.
Вайнрайх У. 1978: Языковые контакты. Состояние и проблемы исследования. Киев.
Вайс Д. 2003: Русские двойные глаголы и их соответствия в финно-угорских языках // Русский язык в научном освещении. 58, 37-59.
Воробьев В. В. 1997: Лингвокультурология. Теория и методы. М.
Корнилов О. А. 1994: Языковые модели мира как отражение национальных ментали-тетов // Россия и запад, диалог культур. М.
Майтинская К. Э. 1974: Сложные слова или соответствующие им сочетания слов // Основы финно-угорского языкознания. М.
Мокиенко В. М. 1999: В глубь поговорки. СПб.
Мокиенко В.М. 1999: Образы русской речи. СПб.
Пермяков Г. Л. 2001: Пословицы и поговорки народов Востока. М.
Потебня А. А. 1986: Из записок по русской грамматике. Т. III. М.
Пропп В. Я. 1976: Фольклор и действительность. Избранные статьи. М.
Розенталь Д. Э. 1974: Практическая стилистика русского языка. М.
13 Ткаченко 1981, 49.
Семенас А. Л. 1976: Парадигматический анализ компонентов копулятивного сложения в китайском языке // Восточное языкознание. М., 107-112. Телия В. Н. 1996: Русская фразеология. М.
Ткаченко О. Б 1979: Сопоставительно-историческая фразеология славянских и финно-угорских языков. К.
Ткаченко О. Б 1981: Проблемы сопоставительно-историческогоо изучения славянских языков // ВЯ. 1, 48-59.
Токарев С.А. 1957: Религиозные верования восточнославянских народов XIX — начала XX в. М.
Трубецкой Н. С. 1990а: О туранском элементе в русской культуре // ВМУ Серия 8. 6, 60-80.
Трубецкой Н. С. 19906: Общеславянский элемент в русской культуре // ВЯ. 2, 121-139. Трубецкой Н. С. 1991: Верхи и низы русской культуры // ВМУ Серия 9. 1, 87-98. Убрятова Е. Л. 1948: Парные слова в якутском языке. Язык и мышление. Т. XI. М.; Л. Фелицына В. П., Мокиенко В. М. 1990: Русские фразеологизмы. (Лингвострановед-ческий словарь). М.
Филин Ф. П. 1974: Об истоках русского литературного языка // ВЯ. 3, 326. Шастина Н. П. 1957: Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука.
М.
Шипова Е. Н. 1977: Словарь тюркизмов в русском языке. Алма-Ата. Щерба Л. В. 1957: Избранные работы по русскому языку. М. Grannes A. 1978: Le Redoublement turk a „m"-inital, en Bulgare. Sofia. Vâmbéry Â. 1885: A tôrôk faj ethnologiai és ethnographiai tekintetben. Budapest.
THE ROLE OF A.A. POTEBNI AND N. S. TRUBETZKOY'S HERITAGE IN THE RESEARCH OF ORIENTAL ELEMENTS OF «RUSSIAN CULTURAL ZONE»
I. Pachai
The article is devoted to the role of the great scientists A.A.Potebni and N. S. Trubetzkoy in the investigation of complex and insufficiently known problems of Slavic Studies. Issues related to the nature of the eastern Russian culture and language are at the focus of the new discipline of linguistics, as evidenced by the work published since the end of the 20th century. In the study of the complex range of issues A.A. Potebni and N. S. Trubeckoy's works gave an important support and confirmed the validity of the direction of our research. The authors of the article found Eastern parallels of the language model of the world, including Russian phraseological units. Along with the linguistic facts various oriental motifs of Russian folklore emerged.
Key words: "Russian cultural zone", oriental character, Russian culture, Russian folk speech, cultural linguistics
