CC BY
211
Роль «Группы двадцати» в глобальном управлении цифровой экономикой1
Ш. Го, В. Дин, Т. Ланьшина
Шуюн Го — профессор, декан факультета международных отношений и связей с общественностью (SIRPA) Шанхайского университета иностранных языков (SISU); 550 Dalian Road (W), Shanghai 200083, China; E-mail: [email protected]
Вэйхан Дин — аспирант факультета международных отношений и связей с общественностью (SIRPA) Шанхайского университета иностранных языков (SISU);550 Dalian Road (W), Shanghai 200083, China; E-mail: [email protected]
Татьяна Ланьшина — научный сотрудник Центра экономического моделирования энергетики и экологии ИПЭИ РАНХиГС; научный сотрудник Центра отраслевых исследований ИСКРАН; Российская Федерация, 119571, Москва, просп. Вернадского, 82, стр. 1; E-mail: [email protected]
В последние десятилетия в мире наблюдалась стремительная цифровизация, которая привела к важным, а иногда и решающим изменениям в бизнесе, обществе и экономике. После глобального финансово-экономического кризиса 2008—2009 гг. информационные технологии и прочие близкие к ним отрасли были наиболее динамичными и перспективными в мировой экономике. Тем не менее миру по-прежнему не хватает равновесия между преимуществами и рисками цифровизации, что объясняет необходимость развития инструментов глобального управления в этой сфере.
В статье анализируется роль и возможности «Группы двадцати» в сфере глобального управления цифровой экономикой. Авторы рассматривают определения цифровой экономики и ключевые характеристики этого сектора, освещают проблемы международного сотрудничества, анализируют цифровые стратегии стран и участие «Группы двадцати» в управлении глобальной цифровой экономикой, анализируют потенциал Китая и России в этой сфере и дают рекомендации, касающиеся участия «Группы двадцати» в глобальном управлении цифровой экономикой.
Авторы приходят к следующим выводам. Во-первых, международному сообществу следует стремиться к устранению диспропорций между развитыми и развивающимися странами в цифровом секторе, к укреплению кибербезопасности и отражению прочих угроз. Во-вторых, «Группа двадцати» имеет очень ограниченный опыт в области управления цифровой экономикой, но как лидер «мягкой силы» и как организация с ограниченным членством, которая включает и страны с развитым цифровым сектором, и страны, которые отстают, она может играть большую роль в глобальном управлении цифровой экономикой. В-третьих, США исторически лидируют в секторе информационных технологий и в сфере цифровой экономики. В последние годы Китай значительно улучшил свои позиции, что позволяет ему претендовать на более высокую роль в глобальном управлении. Россия может также играть большую (хотя и не ведущую) роль, учитывая ее опыт и потенциал.
Авторы делают вывод о том, что «Группа двадцати» должна: (1) уделять больше внимания сотрудничеству со странами Африки; (2) продвигать инструменты добровольного сотрудничества, прежде всего с развивающимися странами; (3) работать над улучшением международной кибербезопасности и (4) чаще привлекать негосударственный сектор к процессу управления Интернетом. Кроме того, «Группа двадцати» должна позиционировать себя должным образом и проявлять активность, чтобы оптимизировать свои функции в качестве центра глобального управления цифровой экономикой.
Ключевые слова: цифровая экономика, глобальное управление, «Группа двадцати», БРИКС
Для цитирования: Го Ш., Дин В., Ланьшина T. Роль «Группы двадцати» в глобальном управлении цифровой экономикой // Вестник международных организаций. 2017. Т. 12. № 4. С. 00—00. DOI:
1 Статья поступила в редакцию в ноябре 2016 г.
Введение
В последние десятилетия, после сельскохозяйственной и промышленной революций, мир переживает долгосрочную информационную революцию, которая привела к существенному повышению производительности труда, вызвала критические изменения в производственных отношениях и создала новые виды деятельности, продукты и услуги. Растущая мобильность и, следовательно, взаимозависимость между странами ускорили процессы глобализации. Глобализация, в свою очередь, с одной стороны, способствовала развитию международного сообщества, а с другой — порождала новые проблемы мирового уровня (например, киберугрозы).
После ипотечного кризиса в США и европейского долгового кризиса мировая экономика вошла в период стагнации и корректировки. Каждая страна ищет пути оживления своей экономики, но до сих пор все страны сталкиваются с огромными трудностями. В отличие от многих других отраслей сектор Интернета и более широкий сектор информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) оказались достаточно устойчивыми к кризису, поскольку все больше и больше людей, компаний и стран переключались на цифровые технологии вследствие их преимуществ (таких как высокая скорость транзакций, низкие расходы, международный охват и т.д.). Что касается создания новых предприятий, уровня выживаемости компаний и доли компаний с высокими и средними темпами роста, то по этим показателям цифровая экономика превосходила другие сектора [OECD, 2014]. Доля цифровой экономики, в которой задействованы цифровые навыки и цифровой капитал, в настоящее время составляет около 22,5% мировой экономики, и у нее все еще есть огромный потенциал для дальнейшего сращивания с традиционной экономикой и расширения. Ожидается, что за счет применения цифровых навыков и технологий мировая экономика создаст до 2 трлн долл. дополнительной продукции к 2020 г. [Knickrehm et al., 2016].
До сих пор внимание исследователей было в основном сосредоточено на глобальном снижении доли рабочей силы в связи с достижениями в области информационных технологий [Karabarbounis, Neiman, 2013], а также на электронном мошенничестве, цифровом пиратстве и на других формах теневого цифрового потребления [Gaspareniene et al., 2016]. Концепция глобального управления в цифровой сфере и роль «Группы двадцати» в цифровой трансформации экономики и общества пока не привлекли должного внимания научного сообщества. Хотя преимущества международного сотрудничества и необходимость построения инклюзивной глобальной цифровой экономики становятся все более очевидными.
Цель данной статьи заключается в изучении роли и в формулировании основных преимуществ участия «Группы двадцати» в глобальном управлении цифровой экономикой, а также в выявлении потенциала Китая и России в международном сотрудничестве в сфере цифровой экономики. Для достижения этой цели авторы используют качественные методы исследования, включая контент-анализ документов «Группы двадцати» и эмпирическое обобщение.
«Группа двадцати» в глобальном управлении
Глобальное управление обычно определяется как сотрудничество транснациональных субъектов, направленное на поиск решений общих проблем, выходящих за рамки отдельных государств. Транснациональные субъекты могут включать режимы, организации, сети и т.д. [Ozkan, 2011]. Другими словами, глобальное управление — это управ-
ление глобальными процессами в отсутствие глобального правительства. В мировом порядке после 1945 г. глобальное управление долгое время понималось как межправительственные отношения. Современное глобальное управление представляет собой сложную систему формальных и неформальных, правительственных и неправительственных институтов и отношений между ними, которые координируют политику в некоторых определенных сферах и имеют в этом разный успех [Aras, Crowther, 2016]. Таким образом, как отмечено в [Florini, Sovacool, 2009], в современном мире не только правительства могут управлять.
«Группа двадцати» возникла после финансового кризиса 1997—1998 гг., но оставалась в тени до очередного глобального экономического кризиса, который развернулся в 2008—2009 гг. Первый саммит лидеров «Большой двадцатки» состоялся в 2008 г. в Вашингтоне и представлял собой попытку объединить крупнейшие мировые экономики, в том числе новые державы, с целью поиска совместных решений для преодоления глобального кризиса [Lanshina, Barinova, 2017]. По мнению многих авторов, «Группа двадцати» была достаточно эффективной в реагировании на чрезвычайную ситуацию 2008-2009 гг. [Narlikar, 2014]. Она стабилизировала финансовые рынки и дала старт глобальной программе экономических стимулов, что предотвратило депрессию.
После кризиса стало очевидно, что разные страны «Большой двадцатки» имеют разные предпочтения в сфере экономической политики (например, англосаксонские, другие европейские страны и развивающиеся страны), а «двадцатке», хотя она и представляет 4/5 мировой экономики и торговли, по-прежнему не хватает репрезентативности и инклюзивности. «Группа двадцати» попыталась переопределить себя, ее повестка дня была существенно расширена и включала в себя энергию, коррупцию, налогообложение и т.д. Таким образом, «двадцатка» приложила усилия для того, чтобы превратиться из антикризисного форума в форум экономического развития. Однако многие авторы считают, что данная организация не может справляться с множеством повседневных проблем [Narlikar, 2014]. В последние годы «Большая двадцатка» также начала заниматься глобальным управлением цифровой экономикой, и этот процесс пока еще практически не был проанализирован.
Определение и характеристики цифровой экономики
Существуют две основных позиции относительно происхождения термина «цифровая экономика». Согласно одной из них, этот термин появился в 1990-е годы, в частности в работе [Tapscott, 1995]. Согласно другой версии, понятие электронной или цифровой экономики возникло на основе идей, которые развивались в мировой экономической литературе еще начиная с 1960-х годов, и в первую очередь на основе концепции информационной экономики Дэниела Белла [Bell, 1974 ].
Цифровая экономика позволяет интегрировать технологии и предоставляет возможности для устранения границ между физическими, цифровыми и биологическими системами [Yudina, 2016]. Она обычно рассматривается как вид экономики, основанный на цифровой информации. Точнее, цифровая экономика способствует распространению товаров и развитию сферы услуг посредством цифрового обмена информацией и онлайн-торговли [Liu, 2001].
Т. Мезенбург [Mesenbourg, 2001] определил три основных компонента цифровой экономики: инфраструктура электронного бизнеса, сам электронный бизнес (процессы, которые проводятся через компьютерные сети) и электронная коммерция (онлайн-продажи). Однако следует отметить, что в настоящее время границы между цифровы-
ми и нецифровыми секторами становятся все менее ясными. Более того, цифровые технологии находят широкое применение в других секторах экономики [G20, 2016]. Их охват даже выходит за рамки отраслей и предприятий — например, активными пользователями информационных технологий являются отдельные люди, группы и сообщества, которые пользуются социальными сетями и другими средствами коммуникации [OECD, 2014].
На саммите «Группы двадцати» в Ханчжоу (2016 г.) была предложена «Инициатива развития и сотрудничества "Группы двадцати" в области цифровой экономики», в которой цифровая экономика характеризуется как «широкий спектр экономических мероприятий, которые включают в себя использование оцифрованной информации и знаний в качестве ключевого фактора производства, современных информационных сетей как важного пространства для деятельности и эффективное использование информационно-коммуникационных технологий (ИКТ) как важного фактора роста производительности и оптимизации структуры экономики» [G20, 2016].
Интегрируя подходы к определению цифровой экономики и ее характеристики, которые были упомянуты выше, авторы определяют цифровую экономику как экономические и социальные модели поведения, основанные на информационно-коммуникационных технологиях (ИКТ) и реализуемые посредством Интернета. Таким образом, цифровая экономика — это в некотором смысле Интернет + (нечто большее, чем Интернет).
Согласно оценкам Accenture Strategy, США являются крупнейшей в мире цифровой экономикой. Ее цифровые инвестиции в настоящее время составляют около 33% ВВП. Кроме того, 43% американской рабочей силы и 26% совокупного капитала имеют отношение к цифровым технологиям. В мире цифровая экономика также уже достаточно развита — более одной пятой глобального ВВП (22%) производится с использованием цифровых технологий [Knickrehm et al., 2016].
Традиционные отрасли создали цифровой контент в сфере развлечений, в коммуникационных сетях, в медиа- и культурном пространстве. В настоящее время ряд отраслей цифрового контента становятся или уже стали новыми точками роста экономики. К ним относятся цифровые технологии в финансировании, цифровая связь, интернет-развлечения и интернет-медиа. Кроме того, цифровые технологии также внедряются в промышленное производство, что повышает экономическую эффективность отраслей и способствует более глубокой и масштабной интеграции отраслей.
Цифровая экономика подвергает работников некоторых отраслей (особенно традиционных) риску безработицы [OECD, 2016a]. По подсчетам ОЭСР, менее 10% работников стран ОЭСР могут потерять работу из-за роботизации. Однако до 70% задач на 25% рабочих мест могут быть автоматизированы [OECD, 2016b]. С другой стороны, цифровая экономика также может прямо или косвенно создавать новые рабочие места. По имеющимся оценкам, если все европейские страны повысят развитие своих цифровых секторов до уровня лучших стран-лидеров в этой сфере в ЕС, в Европе появится 1,5 млн новых рабочих мест [Muylle, Vijverman, 2013].
Проникновение Интернета варьируется в разных странах. Например, между странами — членами ЕС северной и южной Европы существует огромный разрыв. Статистика показывает, что в настоящее время более 3/4 европейских жителей часто пользуются Интернетом, а половина жителей в Болгарии и Румынии этого не делают. Покрытие сети в Бельгии достигает 99%, тогда как в Италии всего 55%, что значительно ниже, чем в других европейских странах [He, 2013]. Различия между развитыми и развивающимися странами являются еще более существенными.
В последние годы наблюдается все большее сближение внешней политики и управления Интернетом, особенно после дела Сноудена в 2013 г. Лидерство США в Интернете, которое в значительной степени объясняется его новаторской ролью, часто вызывает подозрение. Более того, между государствами существуют серьезные противоречия в отношении модели глобального управления Интернетом. Многие страны «Группы двадцати», включая Китай и Россию, поддерживают многостороннюю модель глобального управления, которая позволяет всем государствам участвовать на равной основе, но ограничивает участие негосударственных субъектов, таких как частный сектор и гражданское общество. Некоторые другие страны «Группы двадцати», в первую очередь США, были сторонниками так называемого многостороннего подхода, позволяющего всем заинтересованным сторонам участвовать в глобальном управлении [Trinkunas, Wallace, 2015].
Стратегии развития цифровой экономики стран «Группы двадцати»
В последние годы многие (но не все, как следует из табл. 1) члены «Группы двадцати» разработали свои стратегии развития цифровой экономики на среднесрочный или долгосрочный периоды. Это множество стратегий было инициировано программой «Информационная супермагистраль», которую в 1993 г. приняли США, и продолжено трехступенчатой цифровой стратегией Японии. Все представленные в табл. 1 документы направлены на развитие цифровой экономики, поскольку в ближайшие годы она станет важной движущей силой мировой экономики.
Таблица 1. Цифровые стратегии стран «Группы двадцати»
Страна Название стратегии Основные акценты
США Информационная супермагистраль (1993) Система цифровых коммуникаций Информационная телекоммуникационная сеть
Национальный план широкополосного доступа (2010) Возможность доступа к широкополосной связи. Высокоскоростной Интернет
Япония е-Япония (2001) Исследования и разработки в области информационной инфраструктуры и технологий
и-Япония (2004) Повсеместная доступность цифровых технологий в отраслях и в сфере услуг, разнообразие в применении
1-Япония (2009) Сосредоточение на государственном управлении — правительства, больницы и школы
ЕС 1-2010 (2005) Открытая и конкурентоспособная цифровая экономика Информационно-коммуникационные технологии
Цифровая повестка дня / Стратегия Европы 2020 Развитие единого цифрового рынка
Страна Название стратегии Основные акценты
Великобритания Цифровая Британия (2009) Лидерство в сфере цифровой экономики
«Закон о цифровой экономике 2010» (2010) Политика в сфере цифровых СМИ — авторские права, имена доменов в Интернете, местное радио и видеоигры
«Стратегия развития цифровой экономики 2015-2018» (2015) Поощрение цифровых новаторов; сосредоточение на пользователе; оборудование цифровых новаторов; развитие инфраструктуры, платформ и экосистем; обеспечение устойчивости
Франция Цифровая Франция 2020 (2011) Разработка фиксированной и мобильной широкополосной связи Популяризация цифровых приложений и сервисов, особенно электронного правительства или электронной коммерции
Австралия Национальная стратегия цифровой экономики (2011) е-здоровье, е-образование, умные сети, е-правительство, цифровая экономика, цифровые медиа
Германия Промышленность 4.0 (2013) Киберфизические системы Интернет вещей Облачные вычисления
Цифровая стратегия 2025 (2016) Цифровая независимость Цифровая инфраструктура Безопасность данных
Россия Национальный технологический план (2014) Энерджинет, Хелснет, Нейронет, Маринет, Автонет, Аэронет, Технет
Южная Корея Инновации в производстве 3.0 (2014) Схема инноваций в производстве 3.0 (2015) Информационные технологии + Производство
Индия Цифровая Индия (2015) Создание цифровой инфраструктуры Предоставление цифровых услуг Цифровая грамотность
Китай Интернет+ (2015) Информационно-коммуникационные технологии Интеграция Интернета и других традиционных отраслей
Примечание. Страны и их стратегии приведены в хронологическом порядке.
Источник: составлено авторами.
Основные различия стратегий стран заключаются в следующих аспектах.
1. Зрелость стратегий варьируется в зависимости от того, в течение какого времени уже ведется реализация документа. Например, США начали коммерциализацию своей цифровой информационной сети в марте 1991 г., в то время как другие страны, особенно развивающиеся, приступили к этому лишь в последнее время. В результате США имеют более развитую инфраструктуру ИКТ2 [вИеп, 2016].
2 Средняя скорость Интернета в Германии во втором квартале 2015 г. составляла 10,7 Мбит/с и только в 15% случаев превышала 15 Мбит/с, тогда как в США 21% пользователей имели скорость
2. Приоритеты стратегий цифровой экономики различаются в зависимости от структуры традиционных отраслей. Страны, как правило, фокусируют свои стратегии на конкурентоспособных отраслях. Германия подчеркивает взаимодействие интернет-индустрии и обрабатывающей промышленности. Великобритания сосредоточена на таких отраслях, как музыка, игры и средства массовой информации. Австралия прилагает больше усилий в сфере цифровой рекламы и услуг, в то время как Япония сделала ставку на государственное управление.
Несмотря на существующие различия, цифровые стратегии разных стран имеют следующие характеристики:
1) в них ценятся инвестиции в широкополосную инфраструктуру;
2) они направлены на повышение уровня проникновения Интернета;
3) они делают акцент на связи интернет-индустрии с другими отраслями.
Сравнивая стратегии развития цифровой экономики разных стран, мы обнаруживаем, что некоторые из них по-прежнему ограничены информационно-коммуникационными технологиями (ИКТ), включая такие технологические области, как Интернет, широкополосная связь и электронная коммерция, и не могут интегрировать ИКТ с большинством традиционных областей. Для создания умных домов, городов, стран и обществ развитие цифровой экономики должно включать не только цифровые индустрии развлечений и издательской деятельности, но и области промышленности, которые, как ожидается, будут оцифрованы, такие как медицинское оборудование, транспорт и военное оборудование.
«Группа двадцати» в глобальном управлении цифровой экономикой
Как упоминалось ранее, цифровая экономика — довольно новая тема для «Группы двадцати». Более того, она является довольно новой и для всего пространства глобального управления. Ранее цифровое управление обсуждалось в ООН, на Всемирной встрече на высшем уровне по вопросам информационного общества (ВВУИО), на Форуме управления Интернетом и т.д. Однако эти обсуждения и последующие действия в основном были ограничены аспектами управления Интернетом.
Вопросы цифровой экономики были впервые включены в повестку дня «Группы двадцати» на саммите в Анталье в 2015 г. На этом саммите лидеры «двадцатки» признали, что мы живем в эпоху интернет-экономики, которая открывает и возможности, и вызовы для глобального роста. Они также признали, что ИКТ и их использование могут стать угрозой для национальной безопасности. На саммите в 2016 г. в Ханчжоу участники обсудили роль цифровой экономики в экономическом росте и инновационном процессе. На этом саммите был дан старт первой в своем роде в мире «Инициативе развития и сотрудничества в области цифровой экономики», которая нацелена на ускорение развития цифровой экономики и инклюзивного роста ^20, 2016]. Цифровая экономика была очень важной темой во время председательства Германии в «Группе двадцати» в 2016—2017 гг. В апреле 2017 г. «двадцатка» провела первое совещание «цифровых» министров, в результате чего была принята «Декларация министров по цифровой экономике "Группы двадцати"». На саммите в Гамбурге в 2017 г. лидеры пообещали обеспечить к 2025 г. подключение всех своих граждан к цифровым комму-
Интернета более 15 Мбит/с, а в Японии — 38%. Только 7% немецких семей имеют оптоволоконную связь, тогда как в Америке этот показатель составляет 9%, а в Японии — 73% ^Иеи, 2016].
никациям. Они также пообещали конструктивно участвовать в дискуссиях Всемирной торговой организации (ВТО) по электронной торговле [G20, 2017b].
На саммите в Ханчжоу было отмечено, что идея инновационного роста включает действия, которые поддерживают инновации, новую индустриальную революцию и цифровую экономику. Согласно вышеупомянутой Инициативе, члены «двадцатки» согласны со следующими принципами стимулирования цифрового экономического роста.
1. Инновации. Инновации в области ИКТ и в экономической деятельности имеют решающее значение для всеобъемлющего экономического роста.
2. Партнерство. Члены «Группы двадцати» предпринимают согласованные усилия по выбору вопросов, касающихся цифровой экономики. Более тесное партнерство между членами «двадцатки» способствует обмену информацией и опытом для дальнейшего сотрудничества.
3. Инклюзивность. Инклюзивная и открытая бизнес-среда будет способствовать экономическому росту, укреплению взаимного доверия и надежному потоку информации [G20, 2016].
В Декларации министров цифровой экономики «Группы двадцати» отмечено, что цифровая экономика становится все более важным фактором глобального инклюзивного роста, она подтверждает свою приверженность созданию «ориентированного на интересы людей, открытого для всех и направленного на развитие информационного общества», позволяющего людям добиваться устойчивого развития и улучшения качества жизни. Министры также отметили, что роль цифровых технологий в мировой экономике остается в значительной степени неизвестной, и это может создавать проблемы для инклюзивности, занятости и т.д. Согласно документу, особое внимание следует уделять недостаточно представленным и обездоленным группам, у которых все еще отсутствует доступ к Интернету [G20, 2017a].
Отметим, что значение цифровой экономики в повестке дня «Группы двадцати» растет. В коммюнике лидеров по итогам саммита в Анталии в 2015 г. слово «цифровой» использовалось два раза в одном абзаце, посвященном интернет-экономике [G20, 2015]. В коммюнике лидеров по итогам саммита в Ханчжоу в 2016 г. слово «цифровой» было использовано 12 раз в нескольких параграфах документа [G20, 2016]. В декларацию лидеров по итогам саммита в Гамбурге в 2017 г. был включен целый раздел «Использование цифровизации», а слово «цифровой» использовалосьуже 18 раз [G20, 2017b]. Это говорит о том, что глобальное управление цифровой экономикой может стать одним из приоритетов «Группы двадцати».
Таким образом, деятельность «Группы двадцати» направлена в том числе на создание всеобъемлющей, крупной и успешной цифровой экономики, для которой характерно устойчивое развитие. В дальнейшем организации следует уделять больше внимания сотрудничеству между технологически развитыми странами и странами, которые отстают, в особенности со странами Африки. В итоговых документах последних трех саммитов «Группы двадцати», где слово «цифровой» использовалось все чаще, вопросы цифровой экономики упоминались в африканском контексте только один раз — в Гамбургской декларации лидеров «двадцатки» в 2017 г., которая дала старт Партнерству стран «Группы двадцати» в Африке (G20 Africa Partnership). Эта инициатива направлена на устранение гендерного «цифрового разрыва» и на вовлечение женщин в цифровую экономику [G20, 2017b]. Авторы данной статьи также рекомендуют «двадцатке» использовать добровольные механизмы, направленные на всеобъемлющие и устойчивые цифровые преобразования. Эта рекомендация может быть реализована в
виде плана действий или в виде концепции долгосрочного добровольного сотрудничества, которые будут дополнять общие принципы кооперации, установленные в «Инициативе развития цифровой экономики и сотрудничества в данной сфере». Такой план действий или концепция должны быть сосредоточены на развивающихся странах, которые отстают в цифровой революции. Также необходимы специальные инициативы в области кибербезопасности, особенно с учетом того, что кибератаки осуществлялись в том числе во время встреч «двадцатки». Еще одна важная проблема, которая требует решения, связана с моделью глобального управления Интернетом. «Группа двадцати» должна поддерживать более активное участие в этом процессе неправительственных субъектов, а именно частных субъектов и гражданского общества.
Проблемы управления цифровой экономикой и интернет-экономикой затрагивались многими международными организациями, такими как ОЭСР, ООН, Всемирный банк, ВТО и МВФ. Как было упомянуто ранее, «Группа двадцати» как форум по-прежнему не имеет большого опыта управления в данной сфере. Однако у нее есть несколько уникальных преимуществ, которые могут помочь ей стать одной из ведущих сил в данном сегменте глобального управления. Начиная с саммита «двадцатки» в Ханчжоу форум находится в центре глобальной системы управления и имеет преимущество в качестве всеобъемлющей и крупной платформы управления многосторонним международным сотрудничеством на глобальном уровне. «Двадцатка» стала одним из лидеров «мягкого права» (применения добровольных и неформальных инструментов глобальных действий), которое постепенно все в большей степени становится основой глобального управления. Что касается развития и сотрудничества в области цифровой экономики, то «Группа двадцати» обладает следующими достоинствами. Во-первых, ограниченное число членов позволяет ей повысить эффективность принятия решений. Во-вторых, некоторые ее члены, такие как США, Япония и Германия, а также Китай достигли значительных успехов в развитии цифровой экономики. Это может способствовать международному сотрудничеству и формировать основу международного доверия. Наличие и развитых, и развивающихся стран в «двадцатке» укрепит сотрудничество по линии Север — Юг и уменьшит дисбаланс в цифровой экономике.
Оптимизация лидерства?
США как цифровая сверхдержава
США были ведущей страной в развитии цифровой экономики. Именно в данной стране была впервые создана цифровая информационная сеть. В период с 1995 по 2000 г. американская интернет-индустрия ежегодно увеличивалась в 1,79 раза. Выручка от интернет-продаж возросла с 301,4 млрд долл. США в 1998 г. до 523,9 млрд долл. США в 1999 г., что впервые в истории американской экономики превысило выручку автомобильной промышленности и других традиционных отраслей.
В 1992 г. США инициировали «План национальной информационной инфраструктуры». Спустя год был официально разработан и реализован «План информационной супермагистрали». Впоследствии Конгресс принял «Закон о телекоммуникациях 1996 г.», а в 1997 г. президент Билл Клинтон подписал «Основы глобальной электронной торговли». В начале нового тысячелетия Клинтон подписал «Закон об электронных подписях» электронной подписью. Этот закон обеспечивает интернет-контракты и обладает теми же юридическими последствиями, что и обычные подписи на бумаге. Эта серия правил и мер создала очень благоприятные макроэкономические условия
для развития цифровой экономики. В 2000 г. Альберт Гор, бывший вице-президент США, и бывший министр торговли Уильям Дейли объявили о начале эпохи цифровой экономики.
Учитывая существенный разрыв между США и странами Европы и Азии, США должны приложить все усилия, чтобы найти надлежащие способы взять на себя ответственность за помощь отстающим странам, включая техническую сторону проблемы. С точки зрения США и других стран «Группа двадцати» предлагает хорошие возможности возглавить управление глобальной экономикой в новую эру, и это соответствует экономическим интересам США. Будучи новой платформой глобального экономического управления, «Группа двадцати» обладает огромным потенциалом развития через постоянные реформы и совершенствование. Благодаря экономическому подъему стран «двадцатки» США могут положить конец старому международному экономическому порядку, сохранить гегемонию доллара, поддержать либерализацию многосторонней торговли и даже повысить собственную политическую эффективность.
Роль Китая и России
Учитывая все более активное участие Китая на международной арене, можно рассчитывать, что Китай станет одним из лидеров цифровой экономики. Более того, доля цифрового сектора в экономике Китая уже сопоставима с долей в США [Ар!екшап е! а1., 2017]. Китайское правительство активизирует усилия по международному сотрудничеству в области цифровой политики. Когда Китай был председателем в «Группе двадцати», на саммите в Ханчжоу в 2016 г. в повестку дня вошел вопрос о развитии цифровой экономики.
Чтобы создать более благоприятные условия для управления цифровой экономикой, Китай реализует ряд идей и программ, таких как «Сделано в Китае 2025», «Интернет Плюс», «Национальная стратегия развития ИТ», «Стратегия больших данных» и «Стратегия интернет-власти». Упомянутые стратегии направлены на продвижение цифрового развития Китая, информатизацию, а также интеграцию цифровой и реальной экономик. Ожидается, что эти инициативы и программы приведут к коренным изменениям в основных технологиях и позволят китайским цифровым и обрабатывающим отраслям выйти на новый международный уровень. В октябре 2016 г. президент Китая Си Цзиньпин подчеркнул необходимость сосредоточения внимания на технологических инновациях и поиска новых конкурентных преимуществ Интернета в качестве стратегического направления развития. В частности, по словам президента, необходимо увеличить инвестиции и укрепить инфраструктуру информационных технологий, чтобы содействовать интеграции цифровой и реальной экономик. Он также подчеркнул необходимость ускорения процесса оцифровки традиционной промышленности, развития разумной и сильной цифровой экономики, а также создания нового пространства для экономического развития.
Со времени саммита «Группы двадцати» в Анталье в 2015 г. Китай приступил к содействию сотрудничеству между странами во всем мире в сфере цифровой экономики. Он также призвал к созданию международной интернет-стратегии при участии различных заинтересованных сторон на региональном и глобальном уровнях и к достижению большего консенсуса в отношении развития цифровой экономики на основе ИКТ. Таким образом, Китай уже играет достаточно важную роль в развитии цифровой экономики и имеет потенциал укрепления своих позиций.
В отличие от США и Китая, Россия не является лидером в области цифровой экономики. Доля цифровой экономики в ВВП России составляет около 3,9%, что в 2—3 раза ниже, чем среди лидеров. Тем не менее российский цифровой сектор уверенно растет: в 2011—2015 гг. он обеспечил около 24% общего прироста ВВП [Ар!екшап е! а1., 2017]. Также заметны и качественные изменения. Россия начала предоставлять своему населению и предприятиям цифровые услуги, создала крупные цифровые компании и начала проект по ликвидации цифрового неравенства. Многие национальные стратегические документы содержат в числе приоритетов развитие цифровой экономики, в том числе «Концепция долгосрочного социально-экономического развития Российской Федерации на период до 2020 г.», «Стратегия научно-технического развития», дорожные карты Национальной технологической инициативы. В последнее время Россия работает над программой «Цифровая экономика России», которая к 2025 г. обеспечит достаточное улучшение качества жизни населения. Таким образом, у России есть хорошая стартовая платформа и все еще очень высокий потенциал для развития своей цифровой экономики, поэтому ее вклад в глобальное управление Интернетом и цифровой экономикой будет приобретать все большее значение.
Выводы
В настоящий момент уже достаточно очевидно, что мир вступает в эпоху цифровой экономики и, учитывая современный уровень глобализации, это потребует развития механизмов и платформ глобального управления. В качестве новой движущей силы экономической глобализации развитие цифровой экономики создает как возможности, так и проблемы для глобального управления. Если международное сообщество не предпримет необходимых мер для его развития, цифровой разрыв между развитыми и развивающимися странами увеличится, а киберугрозы будут создавать все более и более серьезные риски для устойчивости мировой экономики. Последующая неопределенность и беспорядки приведут к эскалации неравномерного развития и продлению экономической стагнации.
«Группа двадцати» начала заниматься глобальным управлением Интернетом и цифровой экономикой лишь недавно. Тем не менее у нее есть ряд преимуществ и возможностей лидерства в этой сфере. «Двадцатка» имеет ограниченное число членов и в то же время представляет 4/5 мировой экономики. Она является лидером мягкой власти в глобальном управлении. Некоторые из ее членов — США, Германия и Япония — отличаются огромными достижениями в цифровой экономике. Активное участие этих стран в глобальном сотрудничестве может способствовать прогрессу в менее опытных странах и расширению сотрудничества по линии Север — Юг. «Группа двадцати» начинает осознавать свой потенциал и приступает к решению проблем цифровой трансформации.
Чтобы избежать рисков неравномерного развития и расширения разрыва между развитыми и развивающимися странами, «Группа двадцати» должна позиционировать себя должным образом и активно, в частности для координации в стратегиях цифровой экономики, чтобы оптимизировать свои функции в качестве центра глобального управления. Авторы делают вывод о том, что «Большая двадцатка» должна больше сотрудничать с Африкой в сфере цифровых технологий, а также с другими технологически бедными странами. Организации также следует продвигать принципы добровольного сотрудничества, особое внимание уделяя развивающимся странам. Помимо этого, «двадцатке» стоит выступить с инициативами в сфере кибербезопасности. На-
конец, «Группа двадцати» должна акцентировать более активное участие неправительственного сектора в глобальном управлении Интернетом.
США занимают ведущие позиции в мире в области интернет-экономики и цифровой экономики. Однако для других стран «двадцатки», особенно для Китая и России, есть много возможностей проявить инициативу и активизировать свои усилия в области международного цифрового сотрудничества. Китай уже предпринял ряд шагов в этом направлении, а Россия, будучи менее опытным и гораздо менее крупным участником цифровой экономики, все еще имеет хорошую стартовую платформу и большой потенциал.
Литература
Aptekman A., Kalabin V., Klintsov V. Kusnetsova E., Kulagin V., Yasenovits I. (2017) Digital Russia: a New Reality, McKinsey. Режим доступа: http://www.mckinsey.cOm/~/media/McKinsey/Locations/Europe%20 and%20Middle%20East/Russia/Our%20Insights/Digital%20Russia/Digital- Russia-report. ashx (дата
обращения: 23.07.2017).
Aras G., Crowther D. (2016) Global Perspectives on Corporate Governance and CSR. Routledge.
Bell D. (1974) The Coming of Post-Industrial Society: A Venure in Social Forecasting. London: Heinemann; Originally Published, New York: Basic Books.
Florini A., Sovacool B. (2009) Who Governs Energy? The Challenges Facing Global Energy Governance // Energy Policy. Vol. 37. P. 5239-5248.
G20 (2015) G20 Leaders' Communiqué: Antalya Summit: University of Toronto. Режим доступа: http:// www.g20.utoronto.ca/2015/151116-communique.html (дата обращения: 23.07.2017).
G20 (2016) G20 Digital Economy Development and Cooperation Initiative. Режим доступа: http://www. mofa.go.jp/files/000185874.pdf (дата обращения: 23.07.2017).
G20 (2016) G20 Leaders' Communiqué: Hangzhou Summit: University of Toronto. Режим доступа: http:// www.g20.utoronto.ca/2016/160905-communique.html (дата обращения: 23.07.2017).
G20 (2017a) G20 Digital Economy Ministerial Conference, 6-7 April 2017. Режим доступа: http://www. bmwi.de/Redaktion/DE/Downloads/G/g20-digital-economy-ministerial-declaration-english-version. pdf?_blob=publicationFile&v=1 (дата обращения: 23.07.2017).
G20 (2017b) G20 Leaders' Declaration: Shaping an Interconnected World: University of Toronto. Режим доступа: http://www.g20.utoronto.ca/2017/2017-G20-leaders-declaration.html (дата обращения: 23.07.2017).
Gaspareniene L., Remeikiene R., Navickas V. (2016) The Concept of Digital Shadow Economy: Consumer's Attitude // Procedia Economics and Finance. No. 39. P. 502-509.
He X. (2013) Shuzi Jingji Fazhan Qushiji Woguo de Zhanlve Xuanze [The Development Trend of Digital Economy and the Strategic Choice of China] // Zhong Wai Qiye. P. 41-42. (In Chinese.)
Karabarbounis L., Neiman B. (2013) The Global Decline of the Labor Share: NBER Working Paper No. 19136. Режим доступа: http://www.nber.org/papers/w19136 (дата обращения: 23.07.2017).
Knickrehm M., Berthon B., Daugherty P. (2016) Digital Disruption: The Growth Multiplier, Accenture. Режим доступа: https://www.accenture.com/_acnmedia/PDF-4/Accenture-Strategy-Digital-Disruption-Growth-Multiplier.pdf (дата обращения: 23.07.2017).
Lanshina T., Barinova V. (2017) The Global Governance of Renewable Energy: International Trends and Russia // International Organizations Research Journal. Vol. 12. No. 1. P. 110-126. DOI: 10.17323/1996-78452017-01-110.
Liu Z. (2001) Meiguo Shuzi Jingji Fazhan de Dongyinji Qishi [The Motive and Inspiration of Digital Economy Development of United States]. Keji Qingbao Kaifayu Jingji. (In Chinese.)
Mesenbourg T.L. (2001) Measuring the Digital Economy. U.S. Bureau of the Census. Режим доступа: http:// www.census.gov/content/dam/Census/library/working-papers/2001/econ/digitalecon.pdf (дата обращения: 23.07.2017).
Muylle S., Vijverman E. (2013) Online Jobs Boosting Europe's Competitiveness. Режим доступа: https:// www.iabeurope.eu/files/6713/6990/7349/IAB_Europe_study_-_Online_Jobs_Boosting_Europe_s_Compet-itiveness_-_Vlerick_Business_School.pdf (дата обращения: 23.07.2017).
Narlikar A. (2014) Unintended Consequences: The G20 and Global Governance // Caribbean Journal of International Relations & Diplomacy. Vol. 2. No. 3. P. 61-71.
OECD (2014) Measuring the Digital Economy. A New Perspective. Режим доступа: http://ec.europa.eu/ eurostat/documents/341889/725159/OECD+Manual+Measuring+the+Digital+Economy/6418c566-4074-4461-9186-9ad509bc4a4d (дата обращения: 23.07.2017).
OECD (2016a) New Markets and New Jobs in the Digital Economy. Режим доступа: https://www.oecd. org/internet/ministerial/meeting/New-Markets-and-New- Jobs-discussion-paper.pdf (дата обращения: 23.07.2017).
OECD (2016b) Skills for a Digital World. Режим доступа: https://www.oecd.org/els/emp/Skills-for-a-Digi-tal-World.pdf (дата обращения: 23.07.2017).
Ozkan G. (2011) TheGlobal Governance Reform and the Role of the G-20 in Recovery from the Global Crisis // Procedia Social and Behavioral Sciences. Vol. 24. P. 159-166.
Remmin (2015) The Internet Attaches New Meanings to 'The Belt and Road Initiative', 08 December. Режим доступа: http://intl.ce.cn/sjjj/qy/201512/18/t20151218_7652067.shtml (дата обращения: 23.07.2017). (In Chinese.)
Shen Z. (2016) Deguo Chuzhaowei Shuzi Jingji 'Tisu' [Measures proposed by Germany to speed up Digital Economy]. Jingji Cankao Bao. (In Chinese.)
Tapscott D. (1997) The Digital Economy: Promise and Peril In The Age of Networked Intelligence. McGraw Hill.
Trinkunas H., Wallace I. (2015) Converging on the Future of Global Internet Governance. The United States and Brazil, Foreign Policy at Brookings. Режим доступа: https://www.brookings.edu/wp-content/up-loads/2016/06/USBrazil-Global-Internet-Governance-web-final.pdf (дата обращения: 23.07.2017).
Yudina T.N. (2016) Cong Shuzi Jingji Shijiao Jiedu Ouya Jingji Lianmengyu 'YidaiYilu' Duijie [Understanding the connectivity of Eurasian Economic Union and 'One Belt One Road']. Dongbeiya Xuekan. No. 5. P. 20-24. (In Chinese.)
Global Governance and the Role of the G20 in the Emerging Digital Economy
S. Guo, W. Ding, T. Lanshina
Shuyong Guo - Professor and Dean, School of International Relations and Public Affairs (SIRPA) of Shanghai International Studies University (SISU); 550 Dalian Road (W), Shanghai 200083, China; E-mail: syguo@shisu. edu.cn
Weihang Ding - PhD Candidate, School of International Relations and Public Affairs (SIRPA) of Shanghai International Studies University (SISU); 550 Dalian Road (W), Shanghai 200083, China; E-mail: dwh1010@ foxmail.com
Tatiana Lanshina — Research Associate, Center for Economic Modeling of Energy and Environment of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration (RANEPA); Research Associate, Center for Industrial Studies, Institute for the U.S. and Canadian Studies of the Russian Academy of Sciences (ISKRAN); building 1, 82 Prospect Vernadskogo, 119571, Moscow, Russian Federation; E-mail: [email protected]
Recent decades have seen a rapid digital transformation resulting in important and sometimes crucial changes in business, society and the global economy. After the global crisis of2008—2009, digital industries have been the most dynamic and promising in the global economy. Still, the world has not yet found abalance between the benefits and risks of a digital economy and thus global governance in this sphere is required.
This article analyses the role and unique characteristics of the Group of 20 (G20) in the sphere of global governance in the digital economy. The authors review the definitions of digital economy and identify the key characteristics of this sector. They highlight the challenges the digital economy poses for international cooperation, analyse digital strategies of G20 countries and study the G20's participation in global digital economy governance. Following on this, the authors analyse the potential for Chinese and Russian leadership and make recommendations concerning the participation of the G20 in the global governance of the digital economy.
The authors offer several conclusions based on their analysis. First, international society has to govern the digital economy properly to eliminate distortions between developed and developing countries, ensure cyber security and achieve a higher quality of life for all. Second, the G20 has very limited experience in the sphere of digital economy governance, but as a leader withsoft power and as an organization with members who have developed their digital sectors and those that that lag behind, it may play a lead role in the global governance of the digital economy. Third, while the U.S. has historically dominated the information technology (IT) sector and the digital economy, China has improved its position enough to warrant a greater role in global governance. Russia may also play a greater (though not a leading) role, taking into account its experience and potential.
The authors also conclude that the G20 should pay more attention to cooperation with African countries and promote tools to encourage voluntary cooperation, first and foremost with developing countries. The G20should also work to improve international cyber security and involve the nongovernmental sector in the process of the global digital governance more often. Finally, the G20 should position itselfproperly and actively in the sphere of digital governance to optimize its functions as the hub of global governance.
Key words: digital economy; Global governance; G20; BRICS
For citation: Guo S., Ding W., Lanshina T. (2017) Global Governance and the Role of the G20 in the Emerging Digital Economy. International Organisations Research Journal, vol. 12, no 4, pp. 00—00 (in Russian and English). DOI:
References
Aptekman A., Kalabin V., Klintsov V., Kusnetsova E., Kulagin V., Yasenovits I. (2017) Digital Russia: a New Reality, McKinsey. Available at: http://www.mckinsey.com/~/media/McKinsey/Locations/Europe%20
and%20Middle%20East/Russia/Our%20Insights/Digital%20Russia/Digital-Russia-report.ashx(accessed 23 July 2017).
Aras G., Crowther D. (2016) Global Perspectives on Corporate Governance and CSR. Routledge.
Bell D. (1974) The Coming of Post-Industrial Society: A Venure in Social Forecasting. London: Heinemann; Originally Published, New York: Basic Books.
Florini A., Sovacool B. (2009) Who Governs Energy? The Challenges Facing Global Energy Governance. Energy Policy, vol. 37, pp. 5239-5248.
G20 (2015) G20 Leaders' Communiqué: Antalya Summit: University of Toronto. Available at: http://www.g20. utoronto.ca/2015/151116-communique.html (accessed 23 July 2017).
G20 (2016) G20 Digital Economy Development and Cooperation Initiative. Available at: http://www.mofa. go.jp/files/000185874.pdf (accessed 23 July 2017).
G20 (2016) G20 Leaders' Communiqué: Hangzhou Summit: University of Toronto. Available at: http://www. g20.utoronto.ca/2016/160905-communique.html (accessed 23 July 2017).
G20 (2017a) G20 Digital Economy Ministerial Conference, 6-7 April 2017. Available at: http://www.bmwi.
de/Redaktion/DE/Downloads/G/g20-digital-economy-ministerial-declaration-english-version.pdf?_
blob=publicationFile&v=1 (accessed 23 July 2017).
G20 (2017b) G20 Leaders' Declaration: Shaping an Interconnected World: University of Toronto. Available at: http://www.g20.utoronto.ca/2017/2017-G20-leaders-declaration.html (accessed 23 July 2017).
Gaspareniene L., Remeikiene R., Navickas V. (2016) The Concept of Digital Shadow Economy: Consumer's Attitude. Procedia Economics and Finance, no 39, pp. 502-509.
He X. (2013) Shuzi Jingji Fazhan Qushiji Woguo de Zhanlve Xuanze [The Development Trend of Digital Economy and the Strategic Choice of China]. Zhong Wai Qiye, pp. 41-42. (In Chinese.)
Karabarbounis L., Neiman B. (2013) The Global Decline of the Labor Share. NBER Working Paper, no 19136. Available at: http://www.nber.org/papers/w19136 (accessed 23 July 2017).
Knickrehm M., Berthon B., Daugherty P. (2016) Digital Disruption: The Growth Multiplier, Accenture. Available at: https://www.accenture.com/_acnmedia/PDF-4/Accenture-Strategy-Digital-Disruption-Growth-Multiplier.pdf (accessed 23 July 2017).
Lanshina T., Barinova V. (2017) The Global Governance of Renewable Energy: International Trends and Russia. International Organizations Research Journal, vol. 12, no 1, pp. 110-126. DOI: 10.17323/1996-7845-201701-110.
Liu Z. (2001) Meiguo Shuzi Jingji Fazhan de Dongyinji Qishi [The Motive and Inspiration of Digital Economy Development of United States]. Keji Qingbao Kaifayu Jingji. (In Chinese.)
Mesenbourg T.L. (2001) Measuring the Digital Economy. U.S. Bureau of the Census. Available at: http://www. census.gov/content/dam/Census/library/working-papers/2001/econ/digitalecon.pdf (accessed 23 July 2017).
Muylle S., Vijverman E. (2013) Online Jobs Boosting Europe's Competitiveness. Available at: https://www. iabeurope.eu/files/6713/6990/7349/IAB_Europe_study_-_0nline_Jobs_Boosting_Europe_s_Competitive-ness_-_Vlerick_Business_School.pdf (accessed 23 July 2017).
Narlikar A. (2014) Unintended Consequences: The G20 and Global Governance. Caribbean Journal of International Relations & Diplomacy, vol. 2, no 3, pp. 61-71.
OECD (2014) Measuring the Digital Economy. A New Perspective. Available at: http://ec.europa.eu/eurostat/ documents/341889/725159/0ECD+Manual+Measuring+the+Digital+Economy/6418c566-4074-4461-9186-9ad509bc4a4d (accessed 23 July 2017).
OECD (2016a) New Markets and New Jobs in the Digital Economy. Available at: https://www.oecd.org/internet/ ministerial/meeting/New-Markets-and-New-Jobs-discussion-paper.pdf (accessed 23 July 2017).
OECD (2016b) Skills for a Digital World. Available at: https://www.oecd.org/els/emp/Skills-for-a-Digital-World.pdf (accessed 23 July 2017).
Ozkan G. (2011) TheGlobal Governance Reform and the Role of the G-20 in Recovery from the Global Crisis. Procedia Social and Behavioral Sciences, vol. 24, pp. 159-166.
Remmin (2015) The Internet Attaches New Meanings to 'The Belt and Road Initiative', 08 December. Available at: http://intl.ce.cn/sjjj/qy/201512/18/t20151218_7652067.shtml (accessed 23 July 2017). (In Chinese.)
Shen Z. (2016) Deguo Chuzhaowei Shuzi Jingji 'Tisu' [Measures proposed by Germany to speed up Digital Economy]. Jingji Cankao Bao. (In Chinese.)
Tapscott D. (1997) The Digital Economy: Promise and Peril In The Age of Networked Intelligence. McGraw Hill.
Trinkunas H., Wallace I. (2015) Converging on the Future of Global Internet Governance. The United States and Brazil, Foreign Policy at Brookings. Available at: https://www.brookings.edu/wp-content/up-loads/2016/06/USBrazil-Global-Internet-Governance-web-final.pdf (accessed 23 July 2017).
Yudina T.N. (2016) Cong Shuzi Jingji Shijiao Jiedu Ouya Jingji Lianmengyu 'Yidai Yilu' Duijie [Understanding the connectivity of Eurasian Economic Union and 'One Belt One Road']. Dongbeiya Xuekan, no 5, pp. 20-24. (In Chinese.)
