CC BY
41
УДК 623. 82(09)
Вестник СПбГУ. Сер. 2. 2012. Вып. 3
Г. Ю. Афанасьев
РОЛЬ ФЛОТА В ОБОРОНЕ РОССИИ В РЕАЛИЯХ XX в.: МЕМОРАНДУМ ЧЕТЫРЕХ ДЕПУТАТОВ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ ОТ 27 ЯНВАРЯ 1911 г. КАК ЗНАКОВЫЙ ИСТОРИЧЕСКИЙ ДОКУМЕНТ
На конец первого десятилетия ХХ в. военно-морские силы Российской империи располагали лишь четвертью той боевой мощи, которой обладал русский флот до разгрома в русско-японской войне 1904-1905 гг. [1, с. 137, 140-141]. В обществе, от низов до правящих верхов, от матросов до адмиралов, присутствовал эмоциональный порыв «воссоздать морское могущество, завещанное нам Петром Великим» — построить новый современный военный флот. Но этот порыв пришелся на очередной сверхдорогостоящий виток мировой гонки морских вооружений в связи с качественным изменением броненосных сил флотов ведущих держав — запуском в производство скоростных линейных кораблей-дредноутов, работающих на жидком топливе. Одновременно современники наблюдали стремительную техническую эволюцию и рождение новых видов военно-морских сил (кстати, не столь дорогостоящих), предназначенных преимущественно для обороны морского побережья и инфраструктуры, — минно-торпед-ного и подводного флотов. В России отдельные теоретики видели в новых ВМС грандиозные перспективы, но большинство профессионального сообщества относилось к ним весьма прохладно [2-7].
Вместе с тем этот патриотический порыв притормаживали в 1907-1910 гг. ограниченность финансовых возможностей бюджета российского государства на сверхдорогостоящее судостроение броненосцев-гигантов, а также гораздо более острая необходимость в модернизации русской сухопутной армии и создании современной мобилизационной инфраструктуры на случай масштабной войны [8, с. 151; 9, с. 96].
В результате определяющим фактором в решении строить русские дредноуты явились эмоциональные пристрастия и субъективные желания Николая II и решительная поддержка, оказанная монарху и морскому лобби П. А. Столыпиным. Отметим, что данному решению верховной власти пыталось в 1908-1910 гг. противостоять новое представительное законодательное учреждение — Государственная дума, забаллотировавшая три раза финансирование гигантского проекта. Отказы эти, мотивированные политизированными требованиями реформы управления морским делом, уводили понимание вопроса в другое русло, разворачивая внимание общественности к административные моментам, сопутствующим проблеме.
Еще один, не учитываемый ни монархом, ни министрами, ни дипломатами, ни военачальниками, в известном смысле теоретический фактор, плохо осознаваемый даже нарождающейся политической элитой российского общества, — момент геополитический, диктуемый привнесенными реалиями наступившего ХХ в., — прежде всего реалиями инфраструктурно-транспортными, завязанными на новейших средствах доставки, а именно железнодорожных путях сообщения, связывающих континенты и берега океанов, а также на информирующе-скоростной телеграфной и радиосвязи. Если посмотреть на евразийскую бескрайнюю Россию через призму этих преобразивших
© Г. Ю. Афанасьев, 2012
мир технореалий, то приоритет в предстоящие полстолетия сухопутно-континентальных интересов империи над «океаническими» обозначался явно, и для защиты и отстаивания этих интересов внимание к армии представлялось первоочередным, а в локальной сфере морских интересов развитие сил морской обороны Балтийского, Черноморского, Северного и Тихоокеанского бассейнов — преимущественным, в пику взятому в 1908-1909 гг. за ориентир строительству линейных кораблей-дредноутов, всем своим мощным потенциалом ориентированных на выполнение глобальных наступательных задач.
Остается повторить, что в 1910-1911 гг. понимание таких стратегических геополитических величин в контексте новейших реалий было свойственно далеко не многим, лишь отдельным и, как в дальнейшем показала история, малоизвестным российским политикам.
Положение на декабрь 1910 г. выглядело следующим: вопрос о масштабном финансировании работ по четырем уже строящимся балтийским линкорам невозможно было откладывать, власть планировала в ближайший год заложить еще три дредноута на Черном море, т. е. предстояло резкое увеличение затрат и объемов броненосного кораблестроения.
27 января 1911 г. главе закончившей работу и сформированной за пять месяцев до того по указанию монарха Комиссии (из трех членов Госсовета по обследованию морского ведомства) генералу П. Ф. Рербергу для передачи всеподданнейшего доклада была назначена высочайшая аудиенция в Царском Селе. Именно в этот же день к нему поступает 30-страничный документ, озаглавленный крайне неброско: «Записка о мерах, необходимых для ускорения и удешевления кораблестроения» [10, л. 1025-1055]. Авторство принадлежало четтырем депутатам III Государственной думы от кадетской фракции и группы прогрессистов, встречавшихся с Комиссией трех членов Госсовета по ходу ее работы 7 декабря 1910 г.: А. Ф. Бобянскому, Н. Н. Львову, А. А. Федорову и М. В. Челнокову. Последний самолично передал эту записку в руки П. Ф. Рерберга.
В отличие от официального 70-страничного всеподданнейшего доклада данная записка или, судя по ее содержанию, содоклад-меморандум от четырех депутатов Госдумы, объективно демонстрировала стремление пойти дальше текущих проблем, отражающих положение судостроения и хозяйства морского ведомства, и предлагала ясные стратегические, в известном смысле революционные по отношению к господствующим в сознании правящей элиты, геополитические установки, ориентирующие на формирование новейших военно-морских сил Российской империи в контексте требований ХХ в. То новое, что внес меморандум в дискурс 1905-1910 гг. касательно проблем морского ведомства и обновления русского флота, было по-своему эпохальным. Анализ, предпринятый думскими политиками в этом документе, выносил проблему за пределы традиций и корпоративных интересов морской среды, зацикленности на технических достижениях в кораблестроении, устоявшихся за последние два столетия патриотических мифов.
В записке левых думцев, впервые отталкиваясь от ситуации в отечественном судостроении на начало 1911 г., были заданы контуры цельной концепции воссоздания отечественного флота на началах принципиально иного глобального и временного масштаба. «Вопрос о причинах дороговизны и медленности кораблестроения в России не может быть разрешен правильно без рассмотрения общего вопроса о русской морской силе, современном ее состоянии, и значении ее в общей обороне государства».
Ввиду этого поражение русского флота в войне с Японией объяснялось «следствием отсутствия ясно поставленной цели при создании флота, забвением реальных условий войны, пренебрежением к противнику и торжеством ведомственных интересов над самой сущностью дела» [10, л. 1025]. Вместе с тем отмечалось, что с момента отправной точки воссоздания флота, с высочайшего рескрипта морскому министру А. А. Би-рилеву 29 июня 1905 г., правительство фактически не вмешивалось в реорганизацию морского ведомства, предоставив ему самому полную свободу действий. Последнее же опрометчиво ввязалось в весьма неоднозначную и крайне сомнительную для задач русского флота новейшую судостроительную гонку без должного реформирования своего устройства и обновления ведомственных структур: «Ведомство ничего не сделало, чтобы учесть свои силы, осознать ошибки, принять меры к возможно экономному и разумному использованию средств казначейства, а правительство так и не позаботилось установить точные задачи флота, его связь с общей обороной страны и не приняло никаких мер к приведению никаких законодательных мероприятий» [10, л. 1028-1028 об., 1030]. Компетентно, аргументировано и здраво авторы меморандума анализировали положение во всех отраслях военно-морского хозяйства: в судостроении и судостроительной промышленности, в оборудовании сети баз и портов, в обучении личного состава и подготовке военных судов к боевым действиям, отмечая отсутствие тенденций к уменьшению, рационализации текущих расходов на содержание имеющихся морских сил. В связи с этим авторы приходят к выводу о том, что у управляющих морского ведомства нет никакой системы и четкого плана этих расходов [10, л. 1025-1033].
Учитывая общее географическое положение Российского государства и рассматривая в целом вооруженные силы империи с точки зрения стратегических и геополитических задач, авторы утверждали, «что для России армия всегда будет иметь первенствующее значение, а флот только подсобное, и притом с задачами чисто второстепенными», вследствие чего предлагается «отказаться в настоящее время от океанского мирового флота и признать... характер русского флота как флота, не имеющего никаких самостоятельных задач» [10, л. 1033 об.].
Сообразуя ситуацию во флоте с задачами, стоявшими перед вооруженными силами государства в целом, авторы меморандума обозначали азимут реформирования переустройства морской сферы, исходя из сложившихся обстоятельств: «Правильным всю организацию флота поставить в более тесные отношения с военным ведомством, даже в характер подчиненный, как это принято в австрийском флоте, где нет морского министерства» [10, л. 1032].
Итоговые выводы меморандума заканчивались весьма унизительной для российского морского сословия констатацией: «За передачу заведывания флотом в военное ведомство говорит полное бессилие морского ведомства найти в своей среде силы, необходимые для коренной и весьма болезненной операции — реформирования ведомства... Чтобы реорганизовать флот, нужны творческие организационные силы, не связанные своеобразными традициями, приведшими флот к Цусиме, и передача этого дела военному ведомству при существующих условиях кажется единственно целесообразным» [10, л. 1034-1035 об.].
От решения этих основополагающих задач зависели и пути решения более частных, конкретных задач обновления морской инфраструктуры и реорганизации судостроения. Авторы меморандума отмечали желательным укрепление и правильное
175
формирование сети военно-морских баз и портов, изучение навигационных особенностей морей, призванных быть театрами военных действий, а также постройку тех типов военных судов и вооружений, которые будут максимально приспособлены к решению боевых задач сообразно существующим географическим условиям.
Чтобы в полной мере уяснить себе масштабную и интеллектуальную мощь содержания упомянутых тезисов, резонно оценить их из исторической перспективы середины ХХ столетия, с точки зрения реалий и геополитического выбора советской державы.
Фактически все идеи меморандума-содоклада нашли свое отражение-доказательство в советской военной доктрине 1930-х и 1950-х годов в ее военно-морском аспекте: здесь и вспомогательное значение задач, решаемых флотом, относительно поставленных перед сухопутными вооруженными силами, и подчинение управления флотом единому Министерству обороны, и создание принципиально новой по своей ориентированности сети баз и портов (на Северном и Тихом океанах), и усиленное развитие торгового флота, и рост боевой значимости в военно-морских силах новейших типов судов (миноносцы, субмарины) в противовес флоту линейному, дредноутному, наделявшемуся безраздельным превосходством в представлениях начала ХХ в.
Столь резкие, нелицеприятные, даже революционные по духу предложения, объединенные целостным видением роли Военно-морских сил в дальнейшем развитии в целом Вооруженных сил государства, естественно, шли вразрез с 200-летней традицией восприятия места флота в отечественной истории, но, кроме того, затрагивали корпоративные интересы целого морского сословия, особенно его управленческой, бюрократической элиты.
К сожалению, содержание меморандума не было услышано ни императором (глава Комиссии, руководствуясь лишь ему одному известными соображениями, не ознакомил монарха с текстом), ни главой правительства П. А. Столыпиным (экземпляр записки, подписанной М. В. Челноковым, наличествовал в канцелярии премьера, но так и не был им прочитан) [11, л. 20-58]. Только у председателя Думы, на тот момент и первого главы думской комиссии по государственной обороне, А. И. Гучкова, изучившего его аналитический потенциал, идеи меморандума нашли явное понимание, солидарность и дальнейшее развитие [12, л. 1-31; 13, л. 1-30]. Подтверждение мы можем найти в речи А. И. Гучкова против принятия общим собранием Государственной думы пятилетней программы «Усиленного судостроения на 1912-1916 гг.». 6 июня 1912 г. лидер октябристов, говоря о приоритетном для России развитии сухопутных войск и объективной подчиненности Военно-морских сил генеральному армейскому плану с точки зрения решения возможных задач, сопрягал свою мысль с величиной геополитической — не существующей в тех российских условиях евразийской общегосударственной военной доктриной [14, с. 222-234]. А. И. Гучков, как и солидарный с ним П. Н. Милюков, призывал тогда направить отпускаемые для финансирования масштабной морской программы средства на перевооружение армии и модернизацию инфраструктуры.
Историческим парадоксом стало то, что на этом общем заседании Думы 6 июня (в закрытой его части) А. И. Гучков произнес речь, истинный смысл которой слушатели-депутаты осознали спустя два с половиной года — в конце 1914 г. [15, стб. 39023912]. Политик-государственник призывал повернуться лицом к нуждам армии как ядра обороны — поменять приоритеты, изменить установки. Своеобразие значения
этой речи и «Меморандума четырех», заявленного за год и четыре месяца до того, заключается в том, что сам оратор, как и авторы записки, до конца не предвидели, к каким катастрофическим последствиям для России приведет игнорирование озвученных в них предостережений государству. Мы имеем в виду апокалипсическую нехватку боеприпасов и вооружений в сухопутных частях русской армии с осени 1914 г. по лето 1916 г., полное блокирование снабжения через Балтийское и Черное моря при отсутствии соответствующей страхующей инфраструктуры на Севере страны, массовое разочарование нации в адекватности верховной власти в первые два года Великой войны, за которыми последовали события 1917 г.
Источники и литература
1. Всеподданнейший отчет по Морскому министерству за 1906-1911 гг. СПб.: Типогр. Морского министерства, 1911. 348 с.
2. Алексеев В. А. Подводный флот и его значение для России. СПб.: Типогр. А. Суворина, 1909. 74 с.
3. Бубнов А. Л. Типы судов современного флота. СПб.: Северная Печатня, 1908. 16 с.;
4. Добротворский Л. Ф. Минный и «слепой» линейный флот. СПб.: Типогр. А. Суворина, 1908. 52 с.
5. Добротворский Л. Ф. Морские разговоры. СПб.: Типогр. А. Суворина, 1905. 116 с.
6. Колчак А. В. Какой нужен флот России? Царское Село: Типогр. Царскосельского местного комитета Красного Креста, 1907. 32 с.
7. Кладо Н. Л. (Прибой). Современная морская война. СПб.: Типогр. А. Суворина, 1905. 484 с.
8. Редигер А. Ф. История моей жизни. Воспоминания военного министра. Т. 2. М.: «Кучково поле», 1999. 528 с.
9. Шацилло К. Ф. От Портсмутского мира к Первой мировой войне. Генералы и политика. М.: РОССПЭН, 2000. 398 с.
10. Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 1599. Оп. 1. Д. 1. Делопроизводство Комиссии, учрежденной для обследования деятельности Главного управления кораблестроения и снабжения, заводов и портов морского ведомства.
11. РГИА. Ф. 1276. Оп. 7. Д. 454. Записка о мерах, необходимых для ускорения и удешевления кораблестроения.
12. РГИА. Ф. 1278. Оп. 2. Д. 2027. Записка о мерах, необходимых для ускорения и удешевления кораблестроения.
13. ГАРФ. Ф. 555. Оп. 1. Д. 127. Записка о мерах, необходимых для ускорения и удешевления кораблестроения.
14. Гучков А. И. А. И. Гучков в 3-ей Государственной думе (1907-1912). Сб. речей. СПб.: Ти-погр. А. С. Суворина, 1912. 248 с.
15. Государственная Дума. Созыв III. Сессия V. Стеногр. отчет. Ч. 4. СПб.: Гос. типография, 1912. 4336 стб.
Статья поступила в редакцию 15 марта 2012 г.
177
2012
ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
Сер. 2
Вып. 3
РЕЦЕНЗИИ
Монография Олега Юрьевича Пленкова «Триумф мифа над разумом (немецкая история и катастрофа 1933 года)». СПб.: Изд-во «Владимир Даль», 2011, 608 с.
Рецензируемая книга начинается с весьма многообещающего введения, описывающего роль политической культуры нации в истории общества. В этой, «теоретической» части работы автор смог простым языком изложить суть проблемы, учитывая новейшие исследования. Интригующее начало не обманывает ожиданий читателя, ибо автору в самом деле удается показать, что, с одной стороны, то, что произошло в Китае, не могло произойти в Германии или России, а с другой — что политическая культура хотя и медленно, но меняется, и подвержена многим историческим случайностям и сильно зависит от конкретного развития политической ситуации. В конечном счете автор вполне убеждает читателя в том, что немецкая политическая культура не вела «автоматически» к нацизму — в той же мере, как и российская политическая культура не вела нашу страну к большевизму. Очень многое зависело от динамики развития общества и всевозможных «побочных» обстоятельств, которые, теоретически, вдруг выходили на первый план, и осознанно им противодействовать не всегда было возможно, хотя, опять же теоретически, и у человека, и у общества всегда есть выбор, и за данный конкретный выбор история ни с кого ответственности не снимает.
Такой ход мыслей в полной мере оправдан, он, кажется, даже напрашивается, между тем в отечественной историографии до сих пор по существу доминирует совершенно устаревший «советский» подход к истолкованию природы национал-социализма как «автоматической» реакции на развитие капиталистического общества (что совершенно
178
противоречит исторической действительности), и рассматриваемая монография является по-настоящему новаторским исследованием. Более того, автор вполне ясно показывает, что нацизм противоречил основным ценностям прежде всего либерализма и гуманистической традиции XIX в., а не вытекал из них.
Несомненное достижение автора — освещение природы «консервативной революции», что также следует признать новаторством для отечественной историографии. По понятным причинам историю этого феномена у нас в стране игнорировали, поскольку он не вписывался в принятую схему формирования фашистской или нацистской доктрины. Важно также отметить, что тексты «консервативной революции», необычайно острые и полемичные, у нас никогда прежде не публиковались. По сравнению с ними тексты левых и левые «мифы» кажутся действительно убогими — на фоне интегральных правых «мифов нации», которые интеллектуально шлифовали и совершенствовали самые блестящие европейские интеллектуалы от Эрнста Юнгера до Освальда Шпенглера. Сравнивать их — все равно, что сравнивать какого-нибудь большевистского агитатора-горлопана с Николаем Александровичем Бердяевым, который, кстати, по многим своим идеям весьма был близок к немецкой «консервативной революции».
Поразителен и окончательный вывод исследования: национал-социализм не релевантен немецкой традиции... Поразителен по той причине, что современная «прогрессивная» немецкая историография как раз настаивает на обратном. Автор «Триумфа мифа над разумом» объясняет это тем, что немецкая общественность, политики и обществоведение, озабочены только одним — преодолением нацизма, покаянием немцев за Вторую мировую войну. Но политическая корректность немцев,
