Риски Парижского соглашения для реального сектора экономики Текст научной статьи по специальности «Экономика и бизнес»

204

РИСКИ ПАРИЖСКОГО СОГЛАШЕНИЯ ДЛЯ РЕАЛЬНОГО СЕКТОРА ЭКОНОМИКИ PARIS AGREEMENT: RISKS FOR THE RUSSUAN ECONOMY

Ш

АННОТАЦИЯ

В статье анализируется ситуация, связанная с ратификацией Парижского соглашения, в ситуации с выходом из него, объявленным президентом Д. Трампом и президентом Бразилии Ж. Болсонару, а также решением президента Турции Р. Эрдогана не ратифицировать Соглашение. Описываются риски участия в Соглашении для реального сектора экономики и перспективы развития политических переговоров по Парижскому соглашению, включая возможную позицию России в этом вопросе.

С.А. РОГИНКО

Руководитель Центра экологии и развития Института Европы РАН, к.э.н.

S.A. ROGINKO

Head of the Center for Ecology and Development, Institute of Europe, RAS, PhD

ABSTRACT

The article deals with the situation on Paris Agreement created by the decisions by the US President Donald Trump and the President of Bar-zil Jair Bolsonaru to step out of the Agreement as well as the decision of Turkey Rejep Eerdogan not to ratify the Agreement. Risks of the participation in the Agreement for the Russian economy are analyzed and perspectives of development of the political negotiations on Paris Agreement described, including the possible Russian stance on this issue.

КЛЮЧЕВЫЕ СЛОВА

Парижское соглашение, Рамочная Конвенция ООН об изменении климата, глобальное потепление, устойчивое развитие, альтернативная энергетика, сокращение выбросов парниковых газов, национально определяемые вклады (NDC), низкоуглеродное развитие. KEYWORDS

Paris Agreement, UN Framework Convention on Climate Change, global warming, sustainable development, alternative energy, Greenhouse Gas Mitigation, Nationally Determined Contributions (NDC), low-carbon development.

Сейчас с глобальными приоритетами развития складывается очень интересная ситуация, завязанная на идеологию низкоуглеродного развития, заменяющего, по сути, концепцию устойчивого развития. Эта замена далеко не равноценна, хотя бы потому, что устойчивое развитие было ориентировано на решение реально существующих экологических проблем, а низкоуглеродное эти проблемы, по сути, игнорирует, сосредотачиваясь только на снижении выбросов СО2 — задаче, первоочередную актуальность которой нельзя считать доказанной. Мы — свидетели уникального эксперимента, построенного в два этапа, а именно:

20

сначала идет подмена экологии климатом, а потом климат подменяется финансовыми схемами.

И если посмотреть на позицию Трампа, то нетрудно понять, что его несогласие на участие США в Парижском соглашении определяется именно этими моментами. В речи от 1 июня 2017 г. Дональд Трамп назвал главной причиной выхода «драконовское финансовое и экономическое бремя, которое Соглашение налагает на нашу страну». По приведенным президентом данным, выполнение Парижского соглашения «с его обременительными ограничениями на энергетику» только к 2025 г. означает потерю Америкой 2,7 млн рабочих мест, закрытие многочисленных предприятий и падение производства (1). Соглашение, по мнению Трампа, «наказывает Америку, не накладывая никаких реальных обязательств на ведущих мировых загрязнителей» (к числу которых он отнес Китай и Индию).

Логику Трампа поддержал президент Турции Эрдоган, который после саммита «Двадцатки» в Гамбурге в июле 2017 г. заявил о том, что турецкий парламент приостанавливает процедуру ратификации Парижского соглашения. Более того, он высказал намерение добиться лучших условий для участия Турции в Соглашении; в частности, это касается режима национальных обязательств. По мнению Эр-догана, обязательства для его страны должны не включать абсолютных национальных лимитов на выбросы, а быть аналогичными принятым Китаем. То есть речь идет о так называемых относительных сокращениях: например, на единицу ВВП, без ограничений на общие объемы, и, соответственно, на экономический рост.

Тенденция была поддержана новоизбранным президентом Бразилии Жаиро Болсонару, которого некоторые

называют «тропическим Трампом». Болсонару в ходе своей президентской кампании сделал выход из Парижского соглашения одним из главных обещаний, и причина здесь понятна: Бразилия в свое время стала одной из немногих развивающихся стран, взявших на себя обязательства, по типу аналогичные тем, которые взяли на себя развитые страны, а именно: обязательства абсолютного снижения национальных выбросов парниковых газов. Конкретные обязательства, представленные в 2015 г., предусматривали к 2030 г. сокращение выбросов на 43% по сравнением с уровнем 2005 г. (2).

С выполнением таких обязательств сразу возникли проблемы: выбросы в Бразилии не падают, а растут, что в перспективе чревато международной обструкцией, к которой Бразилия гораздо более чувствительна, чем те же США. Поэтому нетрудно понять желание Болсонару «перепереговорить» Парижское соглашение, договорившись об условиях, на которых возможно дальнейшее участие страны в Соглашении.

В этих условиях сложно оценить инициативу нашего МПР ратифицировать соглашение к конференции ООН по климату в Сантьяго в 2019 году. Вопрос: а почему не в 20-м или не в 21-м? И почему мы не сделали этого до сих пор?

Ответ на этот вопрос заложен в позиции Президента РФ В.В. Путина, который в речи на XXI Петербургском международном экономическом форуме 2 июня 2017 г. заявил, что «мы не сделали этого потому, что мы хотим дождаться, когда будут сформированы правила распределения ресурсов и другие чисто технические, но важные вещи» (3).

И какая ситуация складывается с этими важными вещами? А такая, что модальности соглашения еще полностью

не согласованы, хотя именно это намечалось на Конференции ООН по климату в Катовице в декабре прошлого года. Но если посмотреть на решения Конференции, можно заметить, что на 2019 год, и даже более поздние сроки, перенесены переговоры по многим принципиально важным для России вопросам. Например таким, как модальности новых рыночных механизмов (ст. 6 Соглашения), на которые изначально рассчитывал ряд российских корпораций в качестве потенциального источника доходов. Или как руководящие принципы для вопросов по всем компонентам так называемого «глобального подведения итогов» (GST) — темы, критически важной для России. Или как шестилетний план работы Катовицкого комитета экспертов по ответным мерам (темы, приоритетной для России) и состав этого Комитета. Примеры можно продолжить.

Еще один момент: российские леса и их вклад в поглощение выбросов парниковых газов. Тут, казалось бы, все точки над «и» были расставлены в речи Президента РФ В.В. Путина на 21-й Конференции стран — участниц Рамочной конвенции ООН по вопросам изменения климата (Париж, 30 ноября 2015 года). Точная цитата: «В новом соглашении должна быть зафиксирована важная роль лесов как основных поглотителей парниковых газов. Для России, которая обладает колоссальными лесными ресурсами и многое делает для сохранения «легких» планеты, это особенно важно» (4).

Если кому-то и этого мало, то можно вспомнить формулировку обязательств России по Парижскому соглашению, представленных в РКИК ООН 1 апреля 2015 года. Звучит она так: «Долгосрочной целью ограничения антропогенных выбросов парниковых газов в Российской Федерации

может быть показатель в 70-75 процентов выбросов 1990 года к 2030 году, при условии максимально возможного учета поглощающей способности лесов» (5). Мы сохранили выделение, данное в оригинале, которое в наших внешнеполитических текстах никогда не бывает случайным и однозначно дает понять: без выполнения этого условия — никакого участия в Соглашении.

О том, что это требование актуальности не потеряло, свидетельствует заявление Спецпредставителя Президента России по вопросам природоохранной деятельности, экологии и транспорта С.Б. Иванова, который 13 марта с.г., выступая на Неделе российского бизнеса, подчеркнул, что Россия ратифицирует Парижское соглашение по климату только после полного учета лесов и их способности по поглощению двуокиси углерода (6).

На это заявление представителя верховной власти Минприроды отреагировало довольно быстро и весьма своеобразно. Уже 15 марта на сайте министерства появилась новость о том, что, оказывается, Минприроды России уже подготовило и внесло в Правительство РФ предложения с обоснованием целесообразности ратификации Парижского соглашения. И сделало это еще 28 февраля. Указан даже срок планируемой ратификации: к концу 2019 года, к началу 25-й сессии Конференции ООН в Сантьяго.

Это что — значит, требования России по лесным поглощениям уже учтены на переговорах? Ничего подобного: работа над новым методическим руководством по расчету выбросов и поглощения парниковых газов, в том числе лесами, не завершена, и в лучшем случае завершится на той же конференции в Сантьяго. А до этого Минприроды рассчитывает провести ратификацию, выдав переговорщикам некий

аванс, соглашаясь тем самым на любой исход переговоров, включая даже абсолютно для России неприемлемый.

Такую ситуацию очень сложно комментировать, но очевидно одно: нам предлагается отказаться от важнейшего условия российской ратификации, озвученного на всех возможных официальных уровнях.

И это не единственное условие, от которого нам предлагают отказаться. Напомним еще раз речь Президента РФ В.В. Путина на Парижской конференции ООН по климату: «Считаем принципиально важным, чтобы новое климатическое соглашение основывалось на принципах Рамочной конвенции ООН об изменении климата и имело юридически обязывающий характер, а в его реализации участвовали и развитые, и развивающиеся экономики. Мы исходим из того, что оно должно быть всеобъемлющим, эффективным, равноправным» (4).

Как обстоит дело с соблюдением этих президентских критериев?

Начнем с того, что всеобъемлющим Соглашение назвать никак нельзя после объявленного выхода Соединенных Штатов, после объявленного выхода Бразилии и отказа Турции от ратификации. Вне конструкции Соглашения остается крупнейшая экономика мира плюс еще две страны «большой двадцатки».

Теперь давайте поговорим про эффективность конструкции Парижского соглашения (здесь не подвергается сомнению необходимость решения климатической проблемы, делается попытка оценить эффективность конструкции). У кого реальные обязательства по снижению выбросов? У стран так называемого «Приложения 1» к Рамочной конвенции ООН. Это где-то около 30% глобальных выбросов.

Дальше: «А» упало, «Б» пропало, кто остался на трубе? Соединенные Штаты уходят — это раз, Турция уходит — два, Бразилия — три, получается, из запланированного около 20% глобальных выбросов приходится на тех, кто реально должен их сокращать. В итоге вместо желаемого сокращения глобальных выбросов в результате действия Соглашения в мире уже второй год наблюдается их рост.

Причина здесь — в двойном стандарте национальных обязательств стран, выражающемся в том, что кому-то нужно в абсолютных цифрах снижать выбросы, а кому-то — относительно (на душу населения или на единицу ВВП и т.д.). Поэтому с соблюдением критерия равноправия в Соглашении, прямо скажем, не все в порядке. Именно поэтому выходят из соглашения и США, и Бразилия, а Турция отказалась от ратификации.

Вторая причина, которая ими же озвучивалась — это давление на экономику и углеродный налог. То есть три страны «двадцатки» видят риски для своей экономики, которых наше МПР почему-то не видит. А о чем идет речь, какие риски? Углеродный налог, например, МПР озвучивало в качестве очень полезной для нашей экономики меры и объявляло цену на углерод где-то в 15 долларов за тонну СО2 (7). Джозеф Стиглитц, Нобелевский лауреат по экономике (2001), профессор Колумбийского университета, в прошлом — старший вице-президент и главный экономист Всемирного банка, предлагает ставку на уровне $80 за тонну СО2 (8). Ему вторят и Нобелевские лауреаты по экономике 2018 года Пол Ромер и Уильям Нордхаус, предлагающие постепенное повышение ставки углеродного налога в ближайшие 10 лет с 29,5 до 64,0 долларов за тонну СО2 (9).

212

Тема углеродного налога в ходе переговоров по Парижскому соглашению поднималась неоднократно в рамках п. 8 ст. 6 Соглашения (нерыночные механизмы), то всплывая, то пропадая в драфтах предлагаемых решений. В последних материалах переговоров в Катовице формулировка углеродного налога как легитимного механизма Парижского соглашения не фигурирует. Но, как уже говорилось, переговоры по ст. 6 не завершены, и до их завершения наивно говорить, что опасность включения налога в состав механизмов Соглашения миновала. Или кто-то не хочет видеть очевидного и предпочитает действовать с закрытыми глазами, игнорируя всю опасность этой меры для экономики? Ведь даже ставка налога в 15 долларов за тонну может обойтись бюджету России в 31 млрд долларов в год (2 триллиона руб.), что для нашей страны — просто неподъемная цифра.

И это еще по умеренным ставкам. А по оценкам последнего доклада МГЭИК, озвученном на Конференции ООН по климату в Катовице (декабрь 2018 г.), в докладе ООН говорится, что правительствам необходимо будет ввести эффективные цены на углерод от 135 до 5500 долларов за тонну СО2 к 2030 году, чтобы общее глобальное потепление было ниже 1,5 градусов по Цельсию или 2,7 градусов по Фаренгейту (9).

Теперь по нашим обязательствам. Да, если реально не менять обязательства, рассчитанные до 2030 года, то мы проходим под установленную планку к 2030 году при минимальных темпах роста. По расчетам, представленным Минэкономразвития России, выбросы парниковых газов РФ в период до 2030 г. не превысят этого лимита ни при одном из представленных сценариев развития экономики, но с большой степенью вероятности подойдут к этому порогу

вплотную. И Россия столкнется с проблемой выполнения обязательств на период после 2030 г., если только ситуация принудительного ужесточения обязательств не возникнет раньше.

А эта ситуация уже возникла в рамках процедуры т.н. Global Stocktake — глобального подведения итогов с целью определения соответствия глобальных и страновых мер траектории, необходимой для решения общей цели Соглашения: сдерживания повышения глобальной температуры. Подобная процедура предусматривается также один раз в пять лет начиная с 2023 г.

Процедуре Global Stocktake посвящена специальная статья 14 Парижского соглашения, смысл которой расшифровывается в п. 17 Решения Парижской конференции ООН (10) и сводится к подгонке национальных лимитов на выбросы под задачу ограничения температуры. Констатируется, что совокупные уровни выбросов парниковых газов в 2030 году в результате предполагаемых NDC составят 55 гигатонн, в то время как для удержания лимита глобальной средней температуры ниже 2°С требуются глобальные выбросы не выше 40 гигатонн (требование ужесточение лимита выбросов по NDC на 28% (10).

Для России такое ужесточение в рамках Global Stocktake означает сокращение лимитов на выбросы до 50-54% от уровня 1990 г. вместо принятых обязательств в 70-75%, что формирует для отечественного ТЭК и экономики в целом сценарий полного сворачивания развития, скрапирования электростанций и промышленных предприятий, с катастрофическими последствиями для населения.

Еще серьезней могут стать последствия подгонки NDC под лимит температуры в 1,5°С, на чем настаивали ав-

214

торы специального доклада МГЭИК, одобренного последней Конференцией ООН в Катовице (декабрь 2018 г.). По предварительным расчетам, это потребует от России сокращения выбросов в 2,5-3 раза (цифра, несовместимая даже с физическим существованием страны).

Библиографический список

1. Michael D. Shear. Trump Will Withdraw U.S. From Paris Climate Agreement https://www.nytimes.com/2017/06/01/climate/trump-paris-climate-agreement.html.

2. Will President Bolsonaro withdraw Brazil from the Paris Agreement? Commentary by Philip Fearnside. https://news.mongabay. com/2019/01/commentary-will-president-bolsonaro-withdraw-brazil-from-the-paris-agreement/.

3. https://www.5-tv.ru/news/131898/.

4. http://www.kremIin.ru/events/president/news/50812.

5. https://www4.unfccc.int/sites/submissions/INDC/Submission%20 Pages/submissions.aspx.

6. Иванов: РФ ратифицирует Парижское соглашение по климату только после полного учета лесов. http://www.rosbalt.ru/ russia/2019/03/13/1769266.html.

7. http://www.ng.ru/ng_energiya/2016-06-27/15_stimul.html.

8. https://carbon-price.com/climate/experts/joseph-stiglitz/.

9. https://www.nytimes.com/2018/10/08/climate/carbon-tax-united-nations-report-nordhaus.html.

10. Decision 1/CP.21. (FCCC/CP/2015/10/Add.1). Adoption of the Paris Agreement. P. 4.