CC BY
39Римский статут
и национальное законодательство: проблемы конституционного характера и пути их урегулирования
Низами Сафаров
Принятие Римского статута международного уголовного суда явилось значительным шагом на пути развития наднациональной юстиции. сущность мус отличает его как от создававшихся прежде трибуналов ad hoc, так и от национальных судов, поэтому в процессе его деятельности неизбежно возникают новые проблемы, связанные с соотношением положений Статута и законодательства отдельных государств. возможно ли обойти конституционный запрет на экстрадицию? Как обеспечить явку обвиняемых в процессе, соблюдая и гарантируя их права в соответствии с международными стандартами? может ли государство, обязавшееся исполнять приговор, помиловать осужденного или смягчить его наказание, определенное Судом? Поиску ответов на эти и другие вопросы посвящена предлагаемая вниманию читателя статья.
Согласно Римскому статуту, юридически оформившему многолетнюю и достаточно сложную работу по созданию постоянно действующей системы международного уголовного правосудия, МУС является международным судебным органом с уголовной юрисдик-цией1. Он призван осуществлять преследование физических лиц, виновных в совершении таких деяний, как геноцид, агрессия, преступления против человечности и военные преступления2. Рассмотрение проблем ответственности государств не входит в предметную компетенцию Суда.
Отмечая чрезвычайную важность принятия Римского статута в плане преодоления безнаказанности лиц, совершающих преступления, вызывающие озабоченность международного сообщества в целом, необходимо в то же время подчеркнуть, что для надлежащего функционирования нового международного судебного учреждения важнейшим требованием является наиболее полное сотрудничество государств с МУС3. В отличие от международных трибуналов ad hoc обязательства по сотрудничеству связывают пре-
имущественно государства, являющиеся участниками Римского статута4. Однако в любом случае без сотрудничества с государствами деятельность МУС практически была бы сведена к нулю, поскольку он не обладает какими-либо органами, способными осуществлять, к примеру, розыск, арест обвиняемых на территориях государств и их передачу Суду5.
Как отмечает Антонио Кассезе, для международных уголовных трибуналов сотрудничество с государствами важно в плане эффективности судебного процесса. В отличие от национальных судов они не имеют принудительных органов: без посредничества национальных властей они не в состоянии собирать доказательственный материал, получать свидетельские показания, обнаруживать места, где предположительно были совершены преступления, либо исполнять ордера на арест. Без помощи указанных властей международные трибуналы не могут осуществлять свою деятельность. Однако они более всего нуждаются в подобной поддержке, поскольку их действие прямо направлено на индивидов,
проживающих на территориях суверенных государств и находящихся под их юрисдикцией6.
И. С. Марусин обращает внимание на то, что одна из главных особенностей уголовного преследования в органах международной юстиции состоит в том, что все совершаемые ими действия, как в ходе предварительного расследования, так и во время непосредственного разбирательства дела, совершаются на территории того или иного государства и, следовательно, так или иначе подпадают под его юрисдикцию. Для совершения этих действий органам международной юстиции необходимо по меньшей мере согласие этого государства, а чаще всего — непосредственная помощь его властей, поскольку международные судебные учреждения своим аппаратом принуждения не располагают7.
Итак, для надлежащего функционирования МУС необходимо сотрудничество с государствами, которые могут стать участниками Суда после выполнения соответствующих внутригосударственных процедур по ратификации Римского статута. В связи с этим и учитывая то, что, во-первых, учреждение МУС было юридически оформлено договором, отражающим существенно отличающиеся от национального законодательства подходы, и, во-вторых, что Статут не предусматривает возможности оговорок (ст. 120)8, возникли определенные конституционно-правовые проблемы. Они связаны главным образом с запретом на выдачу граждан, иммунитетами должностных лиц, применением принципа дополнительности (комплементар-ности), внутригосударственными прерогативами в области помилования и принципом ne bis in idem, предусматриваемыми конституциями ряда стран9.
Как показывает международный опыт, пути урегулирования конституционных проблем различны10 и, как правило, варьируются в зависимости от того, выявляют или нет органы конституционной юстиции противоречия между Римским статутом и нормами национальных конституций11. Вместе с тем можно с полным основанием утверждать, что любые проблемы юридического свойства, включая проблемы конституционного характера, являются преодолимыми и могут быть решены с помощью национального правового инструментария. При этом диапазон возможных
средств обеспечения совместимости национальных конституций с Римским статутом включает в себя как внесение в конституцию поправки общего характера о признании юрисдикции МУС (как это имело место во Франции), так и изменения конкретных конституционных норм, связанных, в частности, с невыдачей собственных граждан, иммунитетами должностных лиц и т. д. Хотя следует оговориться, что путь конституционных реформ является юридически сложным и политически деликатным и может отсрочить участие в деятельности Суда на неопределенное время. В этом отношении более предпочтительным с точки зрения быстрого и эффективного подключения к международной системе уголовного правосудия является введение соответствующего имплементационного законодательства, обеспечивающего всестороннее сотрудничество с Судом без обращения к процедуре изменения конституции. Однако в любом случае каждое государство будет придерживаться того варианта, который в наибольшей степени отвечает его интересам и соответствует фундаментальным принципам национального правового порядка.
Передача собственных граждан
Среди различных форм сотрудничества, предусматриваемых частью 9 Римского статута, одной из важнейших является передача лиц. При этом надо заметить, что правовая процедура «передачи лиц» не является нововведением Статута, а ранее предусматривалась уставами международных трибуналов ad hoc. В частности, статья 29 Устава МТБЮ и статья 28 Устава МУТР установили, что государства без каких-либо неоправданных задержек выполняют любые просьбы или приказы Судебной палаты об оказании помощи, включая такие действия, как передача или перевод обвиняемых Трибуналу12. При этом Правила процедуры и доказывания обоих трибуналов предусматривали, что обязательства, указанные в этих статьях, преобладают над любыми правовыми препятствиями для передачи или перевода обвиняемых Трибуналу, предусматриваемыми согласно национальному законодательству об экстрадиции либо экстрадиционным договорам соответствующего государства. Эти положения закономерно вытекали из приоритета юрисдикции
трибуналов по отношению к юрисдикции национальных судов, предусматриваемых уставами МТБЮ и МУТР13.
В отличие от трибуналов ad hoc создание МУС не сопровождалось передачей данному органу или ограничением суверенитета государств в сфере осуществления правосудия. Суд функционирует на основе принципа дополнительности (англ. complementarity), который является центральным в общей концепции нового международного учреждения. МУС не имеет полномочий для того, чтобы на каком-либо этапе уголовного преследования, осуществляемого национальными судами, принять дело к своему производству. Это лишний раз подчеркивает, что основная роль в пресечении международных преступлений принадлежит национальной системе уголовной юстиции. В этой связи возникли определенные юридические проблемы по поводу применения такой процедуры, как передача лиц, которая осуществляется безотносительно к гражданству лица. Иными словами, государство-участник, к которому может обратиться МУС с просьбой о сотрудничестве, обязано передать ему любое лицо, включая собственного гражданина. С другой стороны, невыдача граждан представляет собой один из важнейших принципов правового статуса гражданина, предусматриваемого конституциями подавляющего большинства государств14.
Конституция РФ (ч. 1 ст. 61) предусматривает, что гражданин Российской Федерации не может быть выдан другому государст-ву15. Согласно этому конституционному принципу в части 1 статьи 13 УК РФ предусматривается, что граждане Российской Федерации, совершившие преступление на территории иностранного государства, не подлежат выдаче этому государству. При этом целью данной нормы является защита граждан Российской Федерации от возможного необоснованного уголовного преследования16.
Правило невыдачи собственных граждан предусмотрено также в статье 53 (II) Конституции Азербайджанской Республики. При этом, упоминая о невыдаче граждан, конституционная норма исходит из того, что правовой статус гражданина Азербайджанской Республики не позволяет осуществить его экстрадицию иностранному государству в случаях совершения им за границей уголовно
наказуемого деяния и нахождения на территории Азербайджанской Республики. В подобных случаях все вопросы, связанные с уголовным преследованием лица, входят в собственную компетенцию государства граж-данства17.
Но Римский статут, предусматривая возможность передачи лиц, не принимает во внимание такого фактора, как гражданство, в качестве основания для отказа от сотрудничества с МУС и, в частности, невыполнения просьбы Суда о передаче обвиняемого. Нельзя не отметить, что указанная проблема привлекла к себе пристальное внимание уже на этапе разработки проекта Римского статута и вызвала оживленные дискуссии18.
Если для большинства стран, принадлежащих к системе общего права, выдача граждан другому государству либо их передача МУС не представляла особых сложностей, то для государств континентальной Европы, некоторых стран Латинской Америки и арабских стран преодоление конституционных ограничений на экстрадицию граждан оказалось непростой задачей. Компромиссное решение, которое было отражено в окончательной редакции Статута и имело целью устранение возможных коллизий его положений и норм национального права, свелось к тому, что в статье 102 была проведена дифференциация понятий «экстрадиция» и «передача». В соответствии с этим передача означает доставку лица государством в Суд в соответствии с Римским статутом, а экстрадиция — доставку лица одним государством в другое в соответствии с положениями международного договора, конвенции или актов национального законодательства19. Причем различия, касающиеся содержания указанных понятий, выходят далеко за рамки терминологических характеристик.
Именно указанное разграничение позволило устранить такое фундаментальное препятствие для функционирования МУС, как невыдача собственных граждан20. На основе конституционных принципов и норм, закрепленных в различных актах национального законодательства (уголовных, уголовно-процессуальных кодексах, законах об экстрадиции), при передаче МУС собственного гражданина, аналогично ситуации с экстрадицией, можно было бы отказать в этой просьбе Суду. Но это означало бы фактическую недееспо-
собность МУС и значительно сузило бы эффективность его деятельности21.
Как отмечается в Комментарии к Римскому статуту, «государства могут, не соглашаясь в общем с экстрадицией граждан, принять подобное обязательство [передачи] только в специфическом контексте сотрудничества с Судом... Ясное различие на терминологическом уровне... должно в то же время способствовать возрастающему пониманию на национальном уровне существенных различий между горизонтальным и вертикальным сотрудничеством»22. Причем подобные различия между экстрадицией (горизонтальное сотрудничество) и передачей лиц (вертикальное сотрудничество) базируются на фундаментальных факторах и не сводятся лишь к проблеме терминологии23. Речь идет о содержательных аспектах разграничения, касающихся круга субъектов, вовлеченных в рассматриваемые процедуры, процессуального порядка их исполнения, возможности отказа от исполнения соответствующих запросов и т. д.
В частности, процедура передачи лиц не предусматривает ни одного из тех оснований для отказа в удовлетворении запроса, которые характерны для экстрадиции. Как известно, практически все экстрадиционные договоры (двусторонние либо многосторонние) принимают во внимание так называемый правозащитный фактор, препятствуя выдаче лица, если в запрашивающем государстве оно может столкнуться с нарушением своих прав24. В отношении МУС подобного рода опасения излишни, поскольку судопроизводство здесь осуществляется с соблюдением самых высоких стандартов защиты прав человека25.
Другое серьезнейшее препятствие для экстрадиции — совершение лицом политического по своему характеру преступления, являющегося основанием для запроса об экстрадиции26. Ограничение выдачи лишь деяниями общеуголовного характера является одной из фундаментальных предпосылок экстрадиции, утвердившихся в международной уголовно-правовой практике и национальном законодательстве. С другой стороны, передача лица МУС за такие деяния, как преступление геноцида, преступления против человечности или военные преступления, осуществляется без исследования характера указанных действий на предмет определения политического элемента27. Все эти деяния после-
довательно выводятся за рамки «защищаемых политических преступлений». Необходимо отметить, что и в отношении экстрадиции такие деяния, как геноцид, военные преступления, преступления против человечности, не признаются в качестве деяний политического характера. Ссылку на это можно встретить в фундаментальных международных договорах. Например, согласно статье VII Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него 1948 года в отношении выдачи виновных геноцид и другие перечисленные в статье III Конвенции деяния не рассматриваются как преступления политического характера. Аналогичный подход принят в Дополнительном протоколе от 15 октября 1975 года к Европейской конвенции об экстрадиции.
Но важнейшим и, без сомнения, решающим аргументом в пользу разграничения экстрадиции и передачи обвиняемых является различие в субъектах сотрудничества. Если при экстрадиции сотрудничество осуществляют два государства, то в случае с передачей лиц фигурируют два различных по своей правовой природе субъекта: с одной стороны это Международный уголовный суд, а с другой — национальное государство. В отличие от экстрадиции, процедура передачи обвиняемого МУС не принимает во внимание такого фундаментального принципа экстрадиции, как «двойное вменение»28.
Вместе с тем, даже с учетом многочисленных критериев, свидетельствующих о различии правовой природы экстрадиции и передачи лиц, для ратификации Римского статута было необходимо разграничить рассматриваемые процедуры и установить совместимость его норм с конституционными нормами о запрете выдачи граждан.
Подобный вариант был использован Швейцарией. В статье 25 (1) ее Конституции предусматривалось, что граждане Швейцарии не могут быть высланы из страны, а для выдачи их иностранному государству требуется их согласие29. В связи с ратификацией Статута необходимо было решить вопрос о том, следует ли вносить изменения в Конституцию страны либо участие в деятельности МУС может быть осуществлено и без конституционных реформ. В своем послании от 15 ноября 2000 года Федеральный совет Швейцарии установил, что статья 25 (1) Кон-
ституции не создает каких-либо препятствий для возможной передачи швейцарского гражданина МУС. «Сомнительно, что статья 25 Конституции может быть применена к передаче лица международному трибуналу. Различие между выдачей иностранному государству и передачей лица международному органу — не вопрос формулировки, это различие между двумя понятиями, вытекающее из самого Статута. Статья 102 Статута проводит четкое различие между передачей, которую она определяет как доставку лица государством в Суд, и выдачей, которую она определяет как доставку лица одним государством в другое государство. Следовательно, можно утверждать, что передача Суду не подпадает под действие статьи 25 (1) Конституции, поскольку это положение, по крайней мере на немецком (dürfen ausgeliefert werden) и итальянском (possono essere eastradate) языках, относится только к выдаче (экстрадиции)»30. Приняв во внимание доводы Федерального совета, Парламент Швейцарии решил, что внесения изменений в Конституцию не требуется31.
Различие правовой природы «экстрадиции» и «передачи» было подтверждено и Конституционным Судом Украины. В своем заключении по делу о Римском уставе от 11 июля 2001 года он указал, что термины «передача» и «выдача» в общеупотребительном понимании часто рассматриваются как синонимы, но в международно-правовых документах и в специальной литературе в них вкладывается различное содержание, что делает их юридическую природу неидентичной... Доставление лица в другое равно суверенное государство принципиально отличается от доставления лица в Суд, созданный согласно международному праву с участием и с согласия заинтересованных сторон. Согласно части 2 статьи 25 Конституции Украины запрещается выдача (экстрадиция) граждан Украины другому государству. То есть запрет касается национальной, а не международной юрисдикции. Он имеет целью гарантировать беспристрастность судебного разбирательства, справедливость и законность наказаний для своих граждан. МУС не может приравниваться к иностранному суду, поскольку создается, как уже отмечалось, с участием и с согласия государств-участников на основе международного, а не национального права.
Цель, которой объясняется запрет выдачи граждан одного государства другому, достигается в МУС посредством применения соответствующих положений Статута, разработанных (или одобренных) государствами-участниками. Эти положения базируются на международных пактах, согласие на обязательность которых для Украины уже дано. Поэтому конституционные положения о запрете выдачи граждан Украины (даже при условии широкого толкования понятия «выдача») нельзя рассматривать отдельно от международно-правовых обязательств Украины. Подобного рода интерпретация исключает необходимость конституционных реформ в части, связанной с возможностью передачи граждан МУС. Таковы были доводы высшего суда Украины.
Однако, как показывает современная конституционно-правовая практика, некоторые государства для полного сотрудничества с МУС и в стремлении к большей юридической корректности вносят изменения в национальные конституции.
Примером подобного рода является Германия, которая Законом от 29 ноября 2000 года об изменении статьи 16 Основного закона ФРГ (вступил в силу 2 декабря 2000 года), в отступление от принципа невыдачи собственных граждан, предусмотрела возможность экстрадиции немцев в государства — члены Европейского Союза или передачи Международному суду при условии соблюдения принципов верховенства права. Изменения, внесенные в немецкое законодательство, сопровождались как содержательным, так и терминологическим размежеванием двух процедур. В частности, термин «экстрадиция» (нем. Auslieferung) в текущем законодательстве был заменен термином «передача» (нем. Überstellung) в контексте сотрудничества с международными трибуналами32.
Развитие современного международного уголовного права свидетельствует, что «передача лиц» международным трибуналам и «экстрадиция» — это процедуры, которые различаются по фундаментальным качественным критериям и не могут рассматриваться как тождественные. Этот подход постепенно начинает инкорпорироваться и в национальное законодательство.
В частности, в статье 1.3 Закона Азербайджанской Республики от 15 мая 2001 го-
да «О выдаче (экстрадиции) лиц, совершивших преступления» предусмотрено, что его положения не распространяются на передачу лиц международным судебным органам. Иными словами, сфера применения национального закона ограничивается лишь экстрадицией, осуществляемой в межгосударственной практике, и не затрагивает вопросов, относящихся к передаче лиц под юрисдикцию международных судебных инстанций. Последнее регулируется уставами международных трибуналов, их правилами процедуры и доказы-
вания33.
Грузия в порядке имплементации Римского статута в августе 2003 года внесла изменения в национальное законодательство, согласно которым было произведено разграничение «экстрадиции» и «передачи лиц». В частности, для цели международного сотрудничества по правовым вопросам передача означает доставку лица государством в Международный уголовный суд согласно его Статуту, а экстрадиция означает доставку лица одним государством другому в соответствии с международным соглашением либо национальным законодательством (параграф 46 ст. 44 УПК Грузии)34.
Принцип дополнительности (комплементарности)
Комплементарность является важнейшим принципом функционирования МУС35. Его значение подчеркивается уже в преамбуле Римского статута, где отмечается, что Суд дополняет национальные органы уголовной юстиции36. Концепция дополнительности существенным образом отличается от той юрис-дикционной конструкции, которая была применена при учреждении МТБЮ и МУТР.
Прежде всего, в статье 9 Устава МТБЮ (ст. 8 Устава МУТР) предусматривалось, что Трибунал и национальные суды имеют параллельную юрисдикцию в отношении судебного преследования лиц за серьезные нарушения международного гуманитарного права. Однако важнейшим положением статьи 8 является ее вторая часть, согласно которой юрисдикция МТБЮ имеет приоритет по отношению к юрисдикции национальных судов. На любом этапе судебного разбирательства этот Трибунал может официально просить национальные суды передать производство по
делу Трибуналу в соответствии с его Уставом и Правилами процедуры и доказывания37.
В отличие от трибуналов ad hoc МУС не обладает исключительной юрисдикцией или приоритетом по отношению к юрисдикции национальных судов. Создание в соответствии с Римским статутом нового судебного органа с международной юрисдикцией не сопровождалось передачей суверенитета государств в области осуществления судопроизводства по уголовным делам. Этот Суд не имеет полномочий, чтобы на каком-либо этапе уголовного преследования, осуществляемого национальными судами, принять дело к своему производству. Весьма четко это положение отражено в статье 17 Римского статута, согласно которой дело не может быть принято к производству, когда оно расследуется либо в отношении лица возбуждено уголовное преследование государством, обладающим соответствующей юрисдикцией, либо принято решение не возбуждать уголовного преследования в отношении лица или в тех случаях, когда лицо было судимо за деяния, в связи с которыми возбуждалось дело, либо оно не являлось достаточно серьезным, чтобы оправдать дальнейшие действия со стороны Суда. Исключение применительно к первым двум основаниям касается ситуаций, когда государство не желает или не способно вести расследование или возбудить уголовное преследование должным образом38.
Анализ положений Римского статута, связанных с принципом дополнительности, еще раз подтверждает мысль, что основная нагрузка по пресечению международных преступлений ложится на национальную судебную систему. И даже несмотря на учреждение МУС, именно национальные суды являются ведущим компонентом механизма уголовного преследования международных преступлений (геноцид, агрессия, преступления против человечности, военные преступления).
Тем не менее концепция дополнительности юрисдикции Суда создала одну из серьезных юридических проблем на пути ратификации Римского статута, поскольку она не в полной мере увязывается с нормами национальных конституций, устанавливающих исходные, базисные начала в области осуществления правосудия.
Например, согласно статье 118 Конституции РФ правосудие в России осуществляется
только судом. Судебная власть осуществляется посредством конституционного, гражданского, административного и уголовного судопроизводства. При этом указанная статья предусматривает, что судебная система Российской Федерации устанавливается Конституцией и федеральным конституционным за-коном39.
Статья 125 Конституции Азербайджанской Республики предусматривает, что судебную власть в Республике осуществляют посредством правосудия только суды — Конституционный Суд, Верховный Суд, апелляционные суды, общие и специализированные суды. Судебная власть осуществляется посредством конституционного, гражданского и уголовного судопроизводства и других форм, предусмотренных законом.
Аналогичные либо схожие нормы содержатся в конституциях Германии (ст. 92), Испании (ст. 117), Португалии (ст. 205, 21 1), Греции (ст. 87), Польши (ст. 175), Украины (ст. 124, 125), Казахстана (ст. 75) и других стран.
В связи с этим может создаться впечатление, что положения Римского статута о ком-плементарности не стыкуются с нормами национальных конституций. Ведь они достаточно четко и определенно устанавливают перечень органов, осуществляющих правосудие, в числе которых МУС не упоминается, даже принимая во внимание ограниченный круг деяний, в отношении которых он осуществляет юрисдикцию. В то же время конституционные нормы не только устанавливают систему судебных органов, но и специально оговаривают тот порядок, посредством которого осуществляется правосудие. При этом деятельность международных судебных инстанций, включая МУС, связанная с рассмотрением конкретных дел, находится за рамками конституционного понятия «осуществление правосудия», которое реализуется только национальной системой уголовной юстиции. Анализ опыта конституционной юстиции показывает, что правовые подходы к толкованию принципа дополнительности отличаются существенным разнообразием.
Например, Конституционный Суд Украины в своем заключении по делу о Римском уставе пришел к выводу о наличии противоречий между дополнительным характером Суда и национальной Конституцией. Он от-
метил, что в соответствии со статьей 124 Конституции правосудие на Украине отправляется исключительно судами. Передача полномочий судов, а также присвоение их функций другими органами или должностными лицами запрещается. Римский статут наделяет МУС юрисдикцией, носящей дополняющий характер по отношению к национальным системам уголовного правосудия. При этом пункт 2 статьи 4 Статута предусматривает, что Суд может осуществлять свои функции и полномочия на территории любого государства-участника, а статья 17 устанавливает порядок, в соответствии с которым МУС может принимать к производству дела, когда то или иное государство не желает или не способно вести расследование или возбудить уголовное преследование должным образом. Следовательно, ратификации Римского статута Украиной должно предшествовать внесение поправок в Конституцию.
Однако существует целый ряд аргументов в пользу отсутствия противоречий с конституционными нормами, что подтверждается также практикой органов конституционной юстиции западных стран. Так, Конституционный совет Франции в своем постановлении от 22 января 1999 года рассмотрел положения Римского статута, ограничивающие применение принципа дополнительности, и, в частности, статью 17 Статута. В итоге Совет заключил, что ограничение принципа дополнительности случаями, когда то или иное государство намеренно уклоняется от выполнения своих обязательств, исходит из правила pacta sunt servanda (договор связывает стороны и должен добросовестно выполняться) и было сформулировано четко и ясно. Следовательно, данные ограничения не посягают на национальный суверенитет. Иные обстоятельства, как, например, развал или отсутствие национальной судебной системы (п. 3 ст. 17 Римского статута), также были сочтены не препятствующими осуществлению национального суверенитета40.
При рассмотрении принципа дополнительности необходимо иметь в виду следующее. Во-первых, МУС не подменяет, а дополняет национальные органы уголовной юстиции, на которые в основном и ложится обязанность по преследованию геноцида, военных преступлений и др. Если национальная судебная система функционирует нормально
и в состоянии преследовать виновных в преступлениях, подпадающих под юрисдикцию МУС, то для вмешательства последнего необходимости не возникает.
Во-вторых, этот Суд не относится к категории особых или чрезвычайных судов, создание которых запрещается национальными конституциями. Этот орган с международной уголовной юрисдикцией был учрежден на основе согласия государств-участников, функционирует с учетом норм и правил, признаваемых и одобряемых международным сообществом, включая те, что относятся к защите прав человека.
В-третьих, дополнение национальной системы уголовной юстиции, которая не в состоянии либо не желает преследовать виновных, — это важная гарантия предупреждения безнаказанности лиц, совершающих геноцид, преступления против человечности, военные преступления и др. Подобные лица не должны иметь возможности уклониться от уголовной ответственности за содеянное в тех случаях, когда национальная система правопри-нуждения по каким-либо причинам оказывается недееспособной.
Иммунитеты должностных лиц
Серьезной конституционной проблемой, с которой сталкиваются государства при подготовке к ратификации Римского статута, стали внутригосударственные иммунитеты, которыми пользуются отдельные должностные лица.
Как известно, иммунитеты могут быть условно отнесены к двум категориям: во-первых, это иммунитеты тИопе та1епе, то есть иммунитеты функционального характера, которыми согласно национальному законодательству наделяются государственные должностные лица (главы государств, председатель правительства, депутаты, судьи и т.д.); во-вторых, иммунитеты тИопе рекопае (личные иммунитеты), которыми обладают дипломатические представители41.
Например, согласно Венской конвенции о дипломатических сношениях от 18 апреля 1961 года личность дипломатического агента (то есть главы представительства либо члена дипломатического персонала представительства) неприкосновенна. Он не подлежит аресту или задержанию в какой бы то ни было
форме. Дипломатический агент пользуется иммунитетом от уголовной юрисдикции государства пребывания (ст. 29, 31). Кроме того, подобными иммунитетами пользуются представители некоторых международных органи-заций,члены специальных миссий.
Персональными иммунитетами, независимо от функционального иммунитета, наделяются и отдельные государственные должностные лица (глава государства, министр иностранных дел и др.) во время пребывания их за рубежом. В одном из недавно рассмотренных дел Международный Суд ООН еще раз подтвердил незыблемость подобного иммунитета.
Указанное дело касалось проблемы уголовного преследования действующего министра иностранных дел Демократической Республики Конго г-на Ндомбаси (Mr. Yerodia Abdoulae Ndombasi), в отношении которого бельгийским судьей был выдан ордер на арест и экстрадицию, основывающийся на нарушении Закона Бельгии «О пресечении серьезных нарушений международного гуманитарного права» 1993 года. В ответ ДРК возбудила дело в Международном Суде, заявив inter alia, что бельгийский ордер на арест и статья 5(3) вышеуказанного Закона, на котором он основывается, противоречат международному праву, поскольку предполагают отступление от дипломатического иммунитета министра иностранных дел суверенного государства. Следует заметить, что Международный Суд поддержал требования ДРК и тринадцатью голосами против трех определил, что бельгийский ордер на арест противоречит международным праву в той части, которая предусматривает иммунитеты министров иностранных дел от уголовной юрисдикции. Кроме того, десятью голосами против шести было решено, что Бельгия должна отменить ордер на арест и проинформировать об этом соответствующие власти ДРК42.
Мы уже отметили, что иммунитеты подразделяются на две категории, однако основная проблема для ратификации Римского статута была связана именно с функциональными иммунитетами, входящими в первую категорию. Подобные иммунитеты предусматривают конституции подавляющего большинства государств.
В частности, согласно Конституции РФ иммунитетом обладают Президент РФ
(ст. 91), члены Совета Федерации и депутаты Государственной Думы (ч. 1 ст. 98), судьи (ч. 1 ст. 122). Конституция Украины устанавливает иммунитеты для депутатов (ст. 80), судей (ст. 126) и др. Аналогичные иммунитеты предусматривают конституции Австрии (ст. 57, 58, 96), Франции (ст. 26, 68, 68-1), Швеции (параграф 8 гл. 4, параграф 7 гл. 5), Испании (ст. 56(3), ст. 66(3), ст. 71(1)) и др.43 Соответственно, национальные конституции предусматривают и порядок лишения должностных лиц иммунитета, например, в случае совершения ими преступления.
В целом же основное предназначение парламентского иммунитета состоит в том, чтобы обеспечить защиту парламентария от необоснованного уголовного преследования и гарантировать надлежащее, в соответствии с законом осуществление депутатских полномочий.
Так, Конституционный Суд РФ в постановлении от 20 февраля 1996 года по делу «О проверке конституционности положений частей первой и второй статьи 18, статьи 19 и части второй статьи 20 Федерального Закона от 8 мая 1994 года "О статусе депутата Совета Федерации и статусе депутата Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации"» отмечал, что неприкосновенность (парламентский иммунитет), закрепленная в статье 98 Конституции РФ, — это один из основных элементов статуса парламентария, важнейшая гарантия его деятельности. По своему содержанию это гарантия более высокого уровня по сравнению с общими конституционными гарантиями неприкосновенности личности. Она не является личной привилегией, а имеет публично-правовой характер, призвана служить публичным интересам, обеспечивая повышенную охрану законом личности парламентария в силу осуществляемых им государственных функций, ограждая его от необоснованных преследований, способствуя беспрепятственной деятельности парламентария и тем самым — парламента, их самостоятельности и независимости. Природу парламентского иммунитета, смысл и содержание этого института Конституционный Суд усмотрел в наиболее полной защите депутатов при осуществлении ими собственно депутатской деятельности, то есть реализации депутатских полномочий и выполнении депутатских обя-занностей44.
Кроме того, в постановлении Конституционного Суда РФ от 11 июля 2000 года № 12-П по делу «О толковании положений статей 91 и 92 (часть 2) Конституции Российской Федерации о досрочном прекращении полномочий Президента Российской Федерации в случае стойкой неспособности по состоянию здоровья осуществлять принадлежащие ему полномочия» было отмечено, что «Конституция Российской Федерации закрепляет неприкосновенность Президента и другие правовые средства, которые обеспечивают свободное и ответственное осуществление. принадлежащих ему конституционных полномочий и непрерывность функционирования института главы государства»45.
Таким образом, предусматриваемые национальным законодательством иммунитеты указанных выше и других должностных лиц выступают в качестве гарантии их законной деятельности, но отнюдь не как правовое средство, позволяющее избежать привлечения к ответственности и наказания в случае совершения правонарушения.
Нормы о недопустимости ссылки на должностное положение лица как основания освобождения от ответственности или ее смягчения за военные преступления или преступления против человечности предусматривали уставы Нюрнбергского трибунала (ст. 7) и Токийского трибунала (ст. 6), Нюрнбергские принципы (принцип III), уставы Международных трибуналов по Руанде и бывшей Югославии.
К примеру, п. 2 ст. 7 Устава МТБЮ и п. 2 ст. 6 Устава МУТР установили, что должностное положение обвиняемого в качестве главы государства или правительства или ответственного чиновника не освобождает лицо от уголовной ответственности и не является основанием для смягчения наказания.
Проект Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества 1996 года в статье 7 «Официальный статус и ответственность» предусматривает, что официальный статус лица, совершившего преступление против мира и безопасности человечества, даже если оно действовало в качестве главы государства или правительства, не может освободить его от уголовной ответственности или смягчить наказание. Причем обращает на себя внимание усиление тональности в отношении ответственности должностных
лиц: слова «в частности» в предыдущей версии Проекта были заменены словами «даже если»46.
Таким образом, как и большинство международных документов, принятых в предыдущий период, Римский статут (ст. 27) предусматривает, что его положения применяются в равной мере ко всем лицам без какого бы то ни было различия на основе должностного положения. Иммунитеты или специальные процессуальные нормы, которые могут быть связаны с должностным положением лица, будь то согласно национальному или международному праву, не должны препятствовать осуществлению Судом его юрисдикции в отношении такого лица47.
Иммунитеты должностных лиц не могут рассматриваться в качестве правового средства, обеспечивающего безнаказанность должностных лиц, совершающих преступления, подпадающие под юрисдикцию МУС, тем более что речь идет об особо тяжких деяниях, вызывающих озабоченность всего международного сообщества. Необходимость пресечения этих деяний, по существу, вытекает из обычного международного права.
Вместе с тем в отношении государств, ратифицировавших Римский статут, норма о недопустимости ссылки на должностное положение лица не должна трактоваться в качестве обязательства по устранению иммунитетов государственных должностных лиц. Проблему следует толковать как предоставление иммунитета на национальном, а не на международном уровне, тем более что речь идет лишь о создании соответствующих правовых предпосылок, позволяющих осуществить преследование таких тяжких деяний, как геноцид, агрессия, преступления против человечности, военные преступления.Обеспе-чение совместимости положений Римского статута и национальных конституций, как показывает правовая практика, может быть достигнуто путем конституционных изменений или толкованием соответствующих конституционных норм.
В этом отношении вызывает интерес опыт Французской Республики. Хотя Конституционный совет Франции в своем постановлении от 22 января 1999 года указал на содержащиеся в Римском статуте положения, противоречащие французской Конституции, в частности, связанные с иммунитетами долж-
ностных лиц48, правительство не сочло эти противоречия существенными и разрешило проблему путем дополнения Конституции новой статьей 53-2, согласно которой Французская Республика признает юрисдикцию Международного уголовного суда в соответствии с договором, подписанным 18 июля 1998 го-да49.
С другой стороны, органы конституционной юстиции ряда стран при рассмотрении вопроса о соответствии Римского статута национальным конституциям пришли к заключению об отсутствии противоречий между конституционными нормами, касающимися иммунитетов должностных лиц, и статьей 27 Статута. В частности, Государственный совет Испании в заключении от 22 августа 1999 года «О Римском статуте»50 провел различие между иммунитетами и особыми процедурами ареста и уголовного преследования (privileges de jurisdiction). Во втором случае Совет счел, что передача юрисдикционных полномочий международной инстанции не нарушает статью 93 Конституции. Следовательно, неприменение особых процессуальных норм, предусмотренных для лиц, занимающих определенное должностное положение, не противоречит Конституции, в частности статье 71, определяющей правовой статус депутатов и сенаторов51. По поводу иммунитета членов Ассамблеи от ответственности за выражение мнений и голосование в Парламенте Государственный совет указал на малую вероятность коллизии, учитывая характер преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУС, за исключением прямого и публичного подстрекательства к геноциду.
Конституционный Суд Украины в упомянутом нами заключении по делу о Римском уставе отметил, что положения Римского статута не запрещают установление и не отменяют положения Конституции Украины о неприкосновенности народных депутатов, судей и др., а лишь исходят из того, что неприкосновенность этих лиц касается национальной юрисдикции и не может быть препятствием для осуществления юрисдикции Международного уголовного суда в отношении тех из них, которые совершили преступления, предусмотренные Статутом.
Лица, пользующиеся правом неприкосновенности, могут быть привлечены к уголовной ответственности по национальному зако-
ну, соответствующему международно-правовым обязательствам государства, посредством задействования внутригосударственных (национальных) судебных механизмов. В соответствии с принципом комплементарности МУС не принимает дела к своему рассмотрению, если соответствующее лицо уже было осуждено с соблюдением надлежащей законной процедуры другим судом (в том числе национальным) за деяния, запрещенные Статутом (ст. 20). Следовательно, статья 27 Статута не противоречит частям первой и третьей статьи 80, части первой статьи 105 и частям первой и третьей статьи 126 Конституции Украины52.
Рассмотрение вопроса об иммунитетах должностных лиц и совместимости положений национального законодательства по этому вопросу с нормами Римского статута позволяют сделать несколько весьма важных замечаний.
Прежде всего необходимо иметь в виду, что положения национального законодательства об иммунитетах представляют собой правовые гарантии, предоставляемые на внутригосударственном уровне от преследования национальными органами уголовной юстиции. Эти нормы не могут и не должны (особенно принимая во внимание принцип дополнительности) распространяться на преследование, осуществляемое МУС.
Во-вторых, никакие положения актов национального законодательства не могут трактоваться вразрез с обязательством по международному обычному праву осуществлять преследование таких международных преступлений, как геноцид, агрессия, преступления против человечности, военные преступления, а ведь именно подобные деяния подпадают под юрисдикцию МУС.
Принцип ne bis in idem
Принцип, согласно которому никто не может быть вторично судим или наказан за преступление, за которое он окончательно осужден или оправдан в соответствии с законом и уголовно-процессуальным правом каждой страны, предусматривается в целом ряде важнейших международно-правовых актов в области защиты прав человека. Он имеет статус конституционного принципа в рамках большинства правовых систем.
Согласно части 1 статьи 50 Конституции РФ никто не может быть повторно осужден за одно и то же преступление. Схожие нормы предусматривают Конституции Украины (ст. 61), Азербайджанской Республики (ст. 64) и др. Причем указанный запрет воспроизводится также в национальном уголовном и уголовно-процессуальном законодательстве (ч. 2 ст. 6 УК РФ, ст. 8.2 УК Азербайджанской Республики, ст. 6 УК Республики Беларусь, ст. 2(1) УК Украины, ст. 34.1 УПК Азербайджанской Республики).
Римский статут также исходит из указанного выше принципа и предусматривает, что никакое лицо не может быть судимо Судом за деяние, составляющее основу состава преступления, в отношении которого данное лицо было признано виновным или оправдано Судом (п. 1 ст. 20 Римского статута). Однако при этом предусматривается исключение, согласно которому лицо, которое было осуждено национальными судебными органами за преступление, подпадающее под юрисдикцию МУС, может быть повторно осуждено.
Трактовка рассматриваемого принципа в Статуте несколько отличается от той, которая содержится в уставах международных трибуналов ad hoc53. В частности, это относится к исключению, предусматриваемому пунктом 2(а) статьи 10 Устава МТБЮ и пунктом 2(а) статьи 9 Устава МУТР, в соответствии с которыми лицо, которое было осуждено национальным судом за деяния, представляющие собой серьезные нарушения международного гуманитарного права, может быть впоследствии судимо трибуналом, если деяние, за которое оно осуждено, было квалифицировано как обычное преступление. С другой стороны, в отличие от Римского статута уставы указанных трибуналов предусматривают, что при определении меры наказания для лица, осужденного за преступление в соответствии с уставами, трибуналы принимают во внимание степень отбытия любого наказания, определенного национальным судом для этого же лица за совершение того же деяния54.
В связи с теми исключениями из принципа ne bis in idem, которые содержатся в Римском статуте, может возникнуть вопрос — не противоречат ли они конституционному положению о запрете повторного осуждения лица за одно и то же преступление? Ответ на
данный вопрос предполагает уяснение сущности конституционного положения ne bis in idem.
Основное предназначение рассматриваемого запрета — это защита лица от осуждения за одно и то же преступление в рамках юрисдикции одного и того же государства. Этот тезис подтверждается как международным правом, так и практикой международных судебных (квазисудебных) органов.
В частности, пункт 1 статьи 4 Протокола № 7 от 22 января 1984 года к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод предусматривает, что никто не должен быть вторично судим или наказан в уголовно-правовом порядке в рамках юрисдикции одного и того же государства за преступление, за которое он уже был окончательно оправдан или осужден в соответствии с законом и уголовно-процессуальным правом этого государства55. Вместе с тем практика Европейского Суда по правам человека, основанная на применении данной статьи, весьма незначительна. Наибольшую известность получило дело Gradinger v. Austria, которое касалось наказания заявителя сперва в административном, а затем в уголовном порядке за одно и то же транспортное правонарушение. При этом решение Европейского Суда по правам человека было обосновано так называемым автономным толкованием, согласно которому рассмотрение данного дела в административном порядке уже носило характер уголовного преследования, поскольку примененная к заявителю статья предусматривала в качестве альтернативы штрафу кратковременное лишение свободы. Соответственно, рассмотрение того же дела в порядке уголовного судопроизводства оказалось нарушением Европейской конвенции56.
Правило ne bis in idem предусмотрено и в Международном пакте о гражданских и политических правах 1966 года. Согласно части 7 статьи 14 Пакта, никто не должен быть вторично судим или наказан за преступление, за которое он уже был окончательно осужден или оправдан в соответствии с законом и уголовно-процессуальным правом каждой стра-ны57. Данный подход подтвержден в некоторых решениях международных квазисудебных органов. В частности, Комитет по правам человека в деле A.P. v. Italy истолковал указанное правило как не имеющее никакого эф-
фекта для судопроизводства в других государствах. В результате рассмотрения Комитет определил, что статья 14 Международного пакта не гарантирует ne bis in idem в отношении национальных юрисдикций двух или более государств. Данное положение запрещает двойной риск только применительно к преступлению, в отношении которого состоялось рассмотрение и вынесение решения в данном государстве58.
Кроме того, рассматривая исключения из рассматриваемого принципа, которые предусматривает пункт 1 статьи 20 Римского статута, следует учитывать, что именно на национальные органы уголовной юстиции возлагается ответственность за преследование лиц, виновных в совершении преступлений против человечности, военных преступлений и т. д. Если эти органы нормально функционируют, не возникает необходимости для вмешательства Международного уголовного суда. Тем более это касается ситуаций, когда уголовное преследование, осуществляемое национальными судебными органами, проводится в соответствии с должными правовыми процедурами, признанными международным правом, и направлено на обеспечение неотвратимости ответственности и наказания лица, а не на то, чтобы оградить лицо от заслуженного наказания.
Таким образом, представляется, что исключения из принципа ne bis in idem по пункту 1 статьи 20 Римского статута не входят в противоречие с конституционным положением о запрете повторного осуждения лица. Последнее не гарантирует защиту от повторного осуждения за одно и то же преступление в пределах уголовной юрисдикции другого государства и тем более защиту от юрисдикции международных судебных органов.
В своем заключении о Римском статуте Государственный совет Испании при рассмотрении принципа ne bis in idem прежде всего проанализировал следующий вопрос. Предоставленная МУС возможность решать вопрос о приемлемости дела к производству, когда государство не желает или не способно вести расследование или возбудить уголовное преследование, может быть истолкована как передача МУС юрисдикционных полномочий, которые по Конституции Испании являются исключительной сферой компетенции испанских судей и судов. Такая переда-
ча, предусмотренная статьей 93 Конституции Испании, подразумевает признание международного вмешательства в осуществление полномочий, вытекающих из Конституции. В том, что касается передачи судебных полномочий, это означает признание существования судебной инстанции более высокой, чем испанские юрисдикционные органы, которые до появления МУС были последней инстанцией в определении права (decir el derecho).
В этом контексте Совет поднял вопрос о применении принципа ne bis in idem, который гарантирован статьей 24(1) Конституции Испании. Согласно последней любое лицо имеет право на действенную судебную защиту своих прав и законных интересов. По мнению Совета, это право не ограничивается защитой, которую обеспечивают испанские суды, но распространяется и на юрисдикцион-ные органы, компетенция которых признана в Испании. Передача судебных компетенций МУС наделяет последний — в обстоятельствах и по причинам, изложенным в его Статуте (надлежащим образом инкорпорированном в испанский правопорядок), — правом изменять решения судебных органов Испании, не нарушая при этом права на судебную защиту.
Прерогатива в области помилования
Определенные проблемы в связи с ратификацией Римского статута возникают по поводу внутригосударственных прерогатив в области помилования осужденных лиц, которые, как правило, осуществляются высшими должностными лицами государства. Например, в соответствии со статьей 137(f) Конституции Португалии в сферу непосредственных полномочий Президента входит полномочие в отношении отмены или смягчения наказания. Подобные нормы предусматривают конституции Франции (ст. 17), Российской Федерации (п. «в» ст. 89), Германии (абз. 2 ст. 60) и др.
В отличие от предусмотренной национальным законодательством возможности смягчения наказания осужденному, статья 110 Римского статута устанавливает, что государство исполнения приговора не может освободить лицо до истечения наказания по приговору, вынесенному Судом. При этом вопрос о смягчении может возникнуть лишь в том случае, если лицо, осужденное Судом, будет отбывать наказание на территории государства-
участника59. Поскольку вопрос об отбывании наказания, вынесенного Судом, имеет определенную специфику, необходимо более подробно остановиться на нем.
Согласно статье 103 Римского статута наказание в виде лишения свободы отбывается в государстве, назначаемом МУС из перечня государств, уведомивших Суд о своей готовности принять лиц, которым вынесен приговор. В то время как государство делает заявление о готовности принять лиц, которым вынесен приговор, оно может указать условия такого принятия по согласованию с Судом и в соответствии с пунктом 1(с) статьи 103 Статута. Государство, назначенное для отбытия наказания в виде лишения свободы по конкретному делу, незамедлительно информирует Суд о том, соглашается ли оно с произведенным Судом назначением60. Вынесенный МУС приговор к лишению свободы является обязательным для исполнения, и государства-участники ни при каких обстоятельствах не могут его изменять61. Что же касается уменьшения срока наказания, то это относится к исключительной прерогативе Суда, и государства лишены возможности влиять на сроки наказаний, определенных МУС.
В связи с этим возник вопрос, являются ли совместимыми с нормами национального законодательства, касающимися вопросов помилования осужденных, положения Римского статута об отбывании назначенного судом наказания в виде лишения свободы. Органы конституционной юстиции Бельгии, Франции и других стран, рассмотревшие данную проблему, пришли к заключению об отсутствии противоречий между нормами национальных конституций о помиловании и Римским статутом.
Рассматривая этот вопрос, Конституционный совет Франции в своем решении от 22 января 1999 года указал, что положения части 10 Римского статута не нарушают ни основные условия осуществления национального суверенитета по исполнению приговоров, ни статью 17 Конституции, поскольку Франция при уведомлении о готовности принять осужденных может указать условия такого принятия, в частности, касающиеся применения национального законодательства по исполнению приговоров62.
В заключении Государственного совета Бельгии от 21 апреля 1999 года по законо-
проекту об одобрении Римского статута было отмечено, что осуществление права на помилование, предусмотренного статьями 110 и 111 Конституции Бельгии, не противоречит Римскому статуту, поскольку носит территориальный характер и может применяться только в отношении наказаний, назначенных бельгийскими судами63.
Таким образом, внесения каких-либо корректив в конституционное законодательство в связи с внутригосударственными прерогативами в области помилования в связи с отбыванием лишения свободы лицами, осужденными Судом, не требуется.
Прежде всего, как показывает системное толкование положений национального законодательства, они предусматривают возможность помилования лиц, осужденных национальными судебными органами. Правда, из указанного порядка существует некоторое исключение, предусматриваемое международными договорами. В частности, согласно статье 12 Европейской конвенции о передаче осужденных от 21 марта 1983 года каждая сторона может объявить помилование, амнистию или уменьшить меру наказания в соответствии с действующей Конституцией или другими правовыми актами64. Возможность помилования осужденного, переданного для отбывания наказания, предусматривают и международные договоры.
Однако в указанных случаях, во-первых, речь идет о возможности помилования переданных для отбывания наказания граждан государства, которые осуждены судами иностранных государств; во-вторых, сами международные договоры предусматривают возможность помилования либо иного смягчения наказания. Ни национальное законодательство, ни двусторонние договоры не предусматривают возможности помилования внутригосударственными органами правонарушителей, осужденных международными уголовными трибуналами. Подобная возможность в отношении государства исполнения приговора исключается Римским статутом, а также уставами международных трибуналов ad hoc, хотя порядок рассмотрения вопроса и принятия решения о смягчении наказания несколько различается в текстах уставов и Римского статута. В частности, статья 28 Устава МТБЮ «Помилование или смягчение приговоров» предусматривает, что, если в соответствии с
применимым законодательством государства, в котором отбывает тюремное заключение осужденное лицо, он или она имеет право на помилование или смягчение приговора, то соответствующее государство надлежащим образом уведомляет об этом Трибунал. Председатель Трибунала по консультации с судьями принимает решение по этому вопросу исходя из интересов правосудия и общих принципов права. Аналогичную норму предусматривает и Устав МУТР (ст. 27). С другой стороны, пункт 2 статьи 110 Римского статута устанавливает, что только МУС имеет право принимать решение о каком-либо уменьшении срока наказания и принимает постановление по этому вопросу, выслушав лицо. После того как лицо отбыло две трети срока наказания или 25 лет в случае пожизненного лишения свободы, Суд осуществляет обзор приговора с тем, чтобы определить, следует ли уменьшить назначенный по этому приговору срок наказания.
Представляется, что положения статьи 103 Римского статута снимают проблему коллизии с нормами национального законодательства и национальной правовой практикой в области исполнения уголовных наказаний, в частности, связанной с возможностью помилования. Так, в случае, когда государство, соглашаясь принять лиц, осужденных МУС к лишению свободы, заявляет при этом, что может их помиловать, Суд в такой ситуации, естественно, отдаст предпочтение стране, которая ни при каких обстоятельствах не будет изменять приговора. Государство исполнения приговора должно принять осужденного без последующего изменения приговора, поскольку любое иное не позволит МУС выбрать данное государство для исполнения приговора.
Даже с учетом различий в правовых подходах государств к вопросам обеспечения совместимости норм национальных конституций и Римского статута существует несколько соображений фундаментального порядка, которые можно было бы принять во внимание в рамках данного процесса.
Во-первых, комплементарность, являющаяся центральным элементом в общей концепции МУС, не позволяет новому международному учреждению замещать национальную систему уголовной юстиции, за исключением случаев, когда она не в состоянии либо
не желает наказывать лиц, виновных в совершении преступлений, подпадающих под юрисдикцию МУС. Здесь ничто не препятствует национальным правоохранительным органам в случае совершения геноцида, военных преступлений и т. п. самостоятельно осуществлять преследование своих граждан, исключая возможность вмешательства МУС.
Во-вторых, преследование геноцида, преступлений против человечности, военных преступлений рассматривается как норма международного обычного права. Как указано в Консультативном заключении Международного Суда ООН от 28 мая 1951 года «Оговорки к Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него», принципы Конвенции 1948 года являются обязательными даже для государств, не присоединившихся к ней. При этом отмечалось: история создания Конвенции показывает, что цель Объединенных Наций заключалась в том, чтобы осудить геноцид и наказать за него как за «преступление по международному праву», связанное с отказом в праве на существование целой группе людей, отказом, с которым не может смириться совесть человечества и который ведет к огромным потерям для человечества, противоречит законам нравственности, а также духу и целям Объединенных Наций (резолюция Генеральной Ассамблеи ООН 96(1) от 11 декабря 1946 года). Первое следствие этой концепции заключается в том, что принципы, лежащие в основе Конвенции 1948 года, являются принципами, признанными цивилизованными народами в качестве обязательных для государств, даже без каких-либо договорных обязательств. Второе следствие заключается в универсальном характере как осуждения геноцида, так и сотрудничества, требующегося «для избавления человечества от этого отвратительного бедствия» (преамбула Конвенции)65. Как заявил представитель Великобритании при рассмотрении данного дела, в таком договоре, как Конвенция 1948 года, «нет обязательств... между сторонами. Каждая сторона, правда, принимает на себя обязательства, но это не те обязательства, которые исполняются в отношении или для выгоды других государств. Такого рода конвенция не предусматривает взаимных выгод ощутимого свойства между сторонами. Она предусматривает почти исключительно принятие на себя обязательств
независимо от принятия аналогичного обязательства другими сторонами. Другими словами, мы имеем здесь абсолютные обязательства, не подчиненные никаким соображениям взаимности»66.
В-третьих, обязательства по пресечению вышеуказанных преступлений относятся к категории международных обязательств erga omnes, введенных в международно-правовой лексикон решением Международного Суда ООН по делу Barcelona Traction. Суд при этом указал, что «.должна быть проведена существенная разница между обязательствами государств по отношению к международному сообществу в целом и обязательствами, которые возникают в отношении другого государства в рамках дипломатической защиты. По своей природе первые затрагивают все государства. В силу важности вытекающих из них прав все государства могут считаться имеющими юридический интерес в их защите; обязательства, о которых идет речь, представляют собой обязательства erga omnes. Эти обязательства вытекают в современном международном праве, например, из запрещения актов агрессии, геноцида.»67.
В связи с этим «юридический интерес» всего сообщества государств, без сомнения, заключается в том, чтобы покончить с безнаказанностью преступлений, посягающих на фундаментальные основы человечности, задействовав для этого не только национальные, но и международные судебные институты. Важнейший способ реализации указанного «интереса» — участие в деятельности Международного уголовного суда, предполагающее ратификацию Римского статута.
Низами Сафаров — заведующий отделом административного и военного законодательства Аппарата Национального собрания (Парламента) Азербайджанской Республики, эксперт подразделения по борьбе с терроризмом Управления ООН по наркотикам и преступности, доктор юридических наук, профессор.
1 Cm.: Burke-White W. Proactive Complementarity: The International Criminal Court and National Courts in the Rome System of International Justice // Harvard International Law Journal. Vol. 49. 2008. No. 1. P. 53-108.
2 См.: Askin K. Crimes Within the Jurisdiction of the International Criminal Court // Criminal Law Forum. Vol. 10. 1999. No. 1. P. 33-59; Boot M. Genocide, Crimes Against Humanity, War Crimes: Nullum Crimen Sine Lege and the Subject Matter Jurisdiction of the International Criminal Court. Ardsley, NY, 2002.
3 См.: SwartB., Sluiter G. The International Criminal Court and International Criminal Cooperation // Reflections on the International Criminal Court: Essays in Honour of Adriaan Bos / Ed. by H. A. M. von Hebel, J. G. Lammers, J. Schukking. The Hague, 1999. P. 91-128; Mochochoko C. International Cooperation and Judicial Assistance // The International Criminal Court: The Making of the Rome Statute: Issues, Negotiations, Results / Ed. by R. S. Lee. The Hague, 1999. P. 310-314.
4 Ciampi P. The Obligation to Cooperate // The Rome Statute of the International Criminal Court: A Commentary / Ed. by A. Cassese, P. Gaeta, J. R. W D. Jones. Oxford, 2002. Vol. I. P. 16071638.
5 См. об этом, в частности: BantekasI., Nash S. International Criminal Law. 2nd ed. London, 2003. P.392-393; BroomhallB. International Justice and the International Criminal Court: Between Sovereignty and the Rule of Law. Oxford; New York, 2003. P. 155-159; Blattmann R., Bowman K. Achievements and Problems of the International Criminal Court // Journal of International Criminal Justice. Vol. 6. 2008. No. 4. P. 722-723.
6 См.: CasseseA. International Criminal Law. Oxford, 2003. P. 355.
7 См.: Марусин И. С. Международные уголовные судебные учреждения: судоустройство и судопроизводство. СПб., 2004. С. 146.
8 Согласно статье 124 Римского статута, государство, становясь его участником, может в одностороннем порядке заявить, что в течение семи лет после его вступления в силу оно не признает юрисдикции МУС в отношении военных преступлений. Подобное заявление, временно ограничивающее юрисдикцию Суда, носит название «opting out». См.: MarlerM. The International Criminal Court: Assessing the Jurisdictional Loopholes in the Rome Statute // Duke Law Journal. Vol. 49. 1999. No. 3. P. 842.
9 См.: Duffy H. National Constitutional Compatibility and the International Criminal Court // Duke Journal of Comparative and International Law. Vol. 1 1. 2001. No. 1. P. 5-38.
10 См.: Turns D. Aspects of National Implementation of the Rome Statute: The United Kingdom
and Selected Other States // The Permanent International Criminal Court: Legal and Policy Issues / Ed. by D. McGoldrick, P. Rowe, E. Donelly. Oxford, 2004. P. 337-389; Vandermeersch D. The ICC Statute and Belgian Law // Journal of International Criminal Justice. Vol. 2. 2004. No. 1. P. 133-157; Sluiter G. Implementation of the ICC Statute in the Dutch Legal Order // Ibid. P. 158178; Relva H. The Implementation of the Rome Statute in Latin American States // Leiden Journal of International Law. Vol. 16. 2003. No. 2. P. 331-366.
11 См.: Kress C., LattanziF. The Rome Statute and Domestic Legal Orders. Vol. 1: General Aspects and Constitutional Issues. Baden-Baden, 2000; Сафаров Н. А. Проблемы обеспечения совместимости Римского статута Международного уголовного суда и национальных правовых систем. Баку, 2002. С. 17-44; Тузмухамедов Б. Р. Римский статут Международного уголовного суда: возможные вопросы конституционности // Московский журнал международного права. 2002. № 2. С. 165-173; Он же. Конституция Российской Федерации и Статут Международного уголовного суда: возможные пути гармонизации // Российский ежегодник международного права, 2003. СПб., 2003. С. 124-131.
12 См.: Действующее международное право: В 3 т. / Сост. Ю. М. Колосов, Э. С. Кривчикова. Т. 1. М., 1996. С. 758, 771.
13 См.: GallantK. Securing the Presence of Defendants before the International Tribunal to the Former Yugoslavia: Breaking with Extradition // The Prosecution of International Crimes: A Critical Study of the International Tribunal to the Former Yugoslavia / Ed. by R. Clark, M. Sann. New Brunswick, 1996. P. 343-376.
14 См.: Plachta M. (Non)-Extradition of Nationals: A Neverending Story? // Emory International Law Review. Vol. 13. 1999. No. 1. P. 77-159; Zilber-shats Y. Extraditing Israeli Citizens to the United States - Extradition and Citizenship Dilemmas // Michigan Journal of International Law. Vol. 21. 2000. No. 2. P. 297-326; Сафаров Н. Отказ от экстрадиции собственных граждан: международное право и национальное законодательство // Азербайджанский юридический журнал. 2002. № 2. С. 129-148; Минкова Ю.В. Принципы института выдачи (экстрадиции) в международном праве. М., 2002. С. 48-57; Бойцов А. И. Выдача преступников. СПб., 2004. С. 474-495.
15 См.: Научно-практический комментарий к главе 2 Конституции Российской Федерации «Пра-
ва и свободы человека и гражданина» / Под ред. К. А. Экштайна. М., 2000. С. 384-385.
16 См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. Н. Ф. Кузнецовой. М., 1998. С. 26; Волженкина В.М. Выдача в российском уголовном процессе. М., 2002. С. 227.
17 См.: Сафаров Н. Комментарий к Закону Азербайджанской Республики «О выдаче (экстрадиции) лиц, совершивших преступления». Баку, 2001. С. 41.
18 См.: Kress C. Article 102 — Use of Terms // Commentary on the Rome Statute of the International Criminal Court: Observers' Notes, Article by Article / Ed. by O. Triffterer. Baden-Baden, 1999. P. 1157; Yong S. Surrendering the Accused to International Criminal Court / / British Yearbook of International Law. Vol. 71. 2000. P. 317-356.
19 См.: Duffy H, Huston J. Implementation of the ICC Statute: International Obligations and Constitutional Considerations // Kress C., Lattanzi F. The Rome Statute and Domestic Legal Orders. Vol. 1: General Aspects and Constitutional Issues. P.42-46; SwartB. Arrest and Surrender // The Rome Statute of the International Criminal Court: A Commentary / Ed. by A. Cassese, P. Gaeta, J. R. W D. Jones. Vol. II. P. 1639-1704.
20 См.: Сафаров Н. Передача лиц Международному уголовному суду и институт экстрадиции: трудный компромисс // Московский журнал международного права. 2003. № 2. С. 150-167; Rabbat P. Aut Dedere Aut Judicare: Constitutional Prohibitions on Extradition and The Statute of Rome // Revue Québécoise de Droit International. Vol. 15. 2002. No. 1. P. 179-204.
21 См.: Deen-Racsmany Z. A New Passport to Impunity? Non-Extradition of Naturalized Citizens versus Criminal Justice // Journal of International Criminal Justice. Vol. 2. 2004. No. 3. P. 761-784.
22 Kress C. Article 102 - Use of Terms // Commentary on the Rome Statute of the International Criminal Court: Observers' Notes, Article by Article / Ed. by O. Triffterer. P. 1 157-1158.
23 Концепция различных моделей сотрудничества — горизонтального, то есть межгосударственного (inter-state cooperation), и вертикального, то есть сотрудничества государств с международными уголовными трибуналами (supra-state cooperation), была введена в юридический оборот решением МТБЮ по делу Блашкича. Это стало поворотным пунктом для разграничения различных видов сотрудничества, применяемых в международной практике борьбы с преступно-
стью, включая разграничение экстрадиции с передачей лиц. См. об этом: Cassese A. The Statute of the International Criminal Court: Some Preliminary Reflections // European Journal of International Law. 1999. Vol. 10. No. 1. P 164; Cassese A. International Criminal Law. P. 355—364; Sluiter G. Cooperation with the International Criminal Tribunals for the Former Yugoslavia and Rwanda // International and National Prosecution of Crimes Under International Law: Current Developments / Ed. by H. Fischer, C. Kress, S. R. Lüder. Berlin, 2001. P. 679-689.
24 См.: Borelli S. Terrorism and Human Rights: Treatment of Terrorist Suspects and Limits on International Cooperation // Leiden Journal of International Law. Vol. 16. 2003. No. 4. P. 803-820; Gilbert G. Transnational Fugitive Offenders in International Law: Extradition and Others Mechanisms. The Hague, 1998. P. 147-174; Dugard J., Van den Wyngaert C. Reconciling Extradition With Human Rights // American Journal of International Law. Vol. 92. 1998. No. 2. P. 187-212; Сафаров Н. А. Обеспечение прав человека и экстрадиционный процесс // Вестник Межпарламентской Ассамблеи. 2000. № 3. С. 229-240.
25 См.: Allmand W. The International Criminal Court and the Human Rights Revolution // MacGill Law Journal. Vol. 46. 2000. No. 1. P. 263-268; Zap-palà S. Human Rights in International Criminal Proceedings. Oxford, 2003.
26 См.: Stanbrook I., Stanbrook C. Extradition: Law and Practice. 2nd ed. Oxford, 2000; Van den Wyn-gaert C. The Political Offence Exception to Extradition: the Delicate Problem of Balancing the Rights of the Individual and the International Public Order. Dewenter, 1980.
27 См.: Cervasio C. Extradition and International Criminal Court: the Future of the Political Offence Doctrine // Pace International Law Review. Vol. 11. 1999. No. 2. P. 419-446.
28 О принципе «двойного вменения» подробнее см.: Stanbrook I., Stanbrook C. Op. cit. P. 1946; Bassiouni M. C. International Extradition: United States Law and Practice. 3rd ed. Dobbs Ferry, NY, 1996. P. 288-292; Бойцов А. И. Указ. соч. С. 410-452.
29 См.: Конституции государств Европы: В 3 т. / Под ред. Л. А. Окунькова. М., 2001. Т. 3. С. 540.
30 Feuille fédérale. 2001. N° 7. P. 452.
31 См.: Торманн О. Вопросы, поднимавшиеся в связи с ратификацией Статута МУС в Швейцарии // Российский ежегодник международного права, 2003. СПб., 2003. С. 104-107.
32 См.: Lagodny O. Auslieferung und Überstellung deutsche Staatsangehöriger // Zeitschrift für Rechtspolitik. 33. Jg. 2000. H. 5. S. 175-177; Wilkitzki P. The German Law on Co-operation with ICC // International Criminal Law Review. Vol. 2. 2002. No. 2. P. 195-212; SatzgerH. German Criminal Law and Rome Statute - A Critical Analysis of the New German Code of Crimes Against International Law // International Criminal Law Review. Vol. 2. 2002. No. 3. P. 262.
33 См.: Сафаров Н. Комментарий к Закону Азербайджанской Республики «О выдаче (экстрадиции) лиц, совершивших преступления». С. 18.
34 См.: http://www.parliament.ge/LEGAL_ACTS/ kanon_en.html.
35 См.: SadatL. The International Criminal Court and the Transformation of International Law: Justice for New Millenium. Ardsley, NY, 2000. P. 119.
36 Обстоятельный анализ комплементарности см.: Commentary on the Rome Statute of the International Criminal Court: Obsrevers' Notes, Article by Article. P. 15; Holmes J. Complementarity: National Courts versus the ICC // The Rome Statute of the International Criminal Court: A Commentary / Ed. by A. Cassese, P. Gaeta, J. R. W D. Jones. Vol. I. P. 667-686; Benzing M. The Complementarity Regime of the International Criminal Court: International Criminal Justice Between State Sovereignty and the Fight Against Impunity // Max-Planck Yearbook of U.N. Law. Vol. 7. 2003. P. 591-632; Cameron I. Jurisdiction and Admissibility Issues Under The ICC Statute // The Permanent International Criminal Court: Legal and Policy Issues/ Ed. by D. McGoldrick, P. Rowe, E. Donelly. P. 65-94.
37 См.: Lescure K., Trintignac F. International Justice for Former Yugoslavia: The Working of the International Criminal Tribunal of the Hague. The Hague, 1996. P. 13-32.
38 См.: Williams S. Article 17 - Issues of admissibility // Commentary on the Rome Statute of the International Criminal Court: Observers' Notes, Article by Article / Ed. by O. Triffterer. P. 384-394; Kittichaisaree K. International Criminal Law. Oxford, 2001. P. 30.
39 См.: Конституция Российской Федерации: Научно-практический комментарий. С. 597-601.
40 См.: Issues Raised with Regard to the 1998 Rome Statute of International Criminal Court by National Constitutional Courts and Councils of States / Advisory Service of International Humanitarian Law. 30 December 2001.
41 См.: Gaeta P. Official Capacity and Immunities // The Rome Statute of the International Criminal Court: A Commentary / Ed. by A. Cassese, P Gaeta, J. R. W.D. Jones. Vol. I. P. 975-978; Wickre-masinghe C. Immunities Enjoyed by Officials of States and International Organizations // International Law / Ed. by M. D. Evans. Oxford, 2003. P. 387-419; Simbeye Y. Immunity and International Criminal Law. Aldershot, 2004.
42 Подробное изложение и обстоятельный анализ дела Congo v. Belgium см.: Cassese A. When May Senior State Officials Be Tried for International Crimes?: Some Comments on the Congo v. Belgium Case // European Journal of International Law. Vol. 13. 2002. No. 4. P. 853-875; Wirth S. Immunity for Core Crimes?: The ICJ's Judgment in the Congo v. Belgium Case // Ibid. P. 877-893; Winants A. The Yerodia Ruling of the International Court of Justice and the 1993/1999 Belgian Law on Universal Jurisdiction // Leiden Journal of International Law. Vol. 16. 2003. No. 3. P. 491-509; Sands P. International Law Transformed? From Pinochet to Congo...? // Leiden Journal of International Law. Vol. 16. 2003. No. 1. P. 37-53.
43 См.: Конституции государств Европейского Союза / Под общ. ред. Л. А. Окунькова. М., 1997. С. 494, 505, 515.
44 См.: Комментарий к постановлениям Конституционного Суда Российской Федерации: В 2 т. / Отв. ред. Б. С. Эбзеев. М., 2000. С. 484.
45 Собрание законодательства Российской Федерации. 2000. № 29. Ст. 3118.
46 См.: Draft Code of Crimes against the Peace and Security of Mankind: Commentary of the ILC on Article 7 // Report of the International Law Commission on the work of its forty-eight session (6 May - 6 July 1996). UN Doc. A/51/10 (1996).
47 См.: TrifftererO. Article 27 - Irrelevance of Official Capacity // Commentary on the Rome Statute of the International Criminal Court: Observers' Notes, Article by Article / Ed. by O. Triffterer. P 501-514.
48 Cons. Constitutionnel, 22 janvier 1999, Traité portant statut de la Cour pénale internationale, 99-408 DC.
49 Constitutional Law No. 99-568 of 8 July 1999.
50 Dictamen del Consejo de Estado de 22 de Agosto de 1999 (sobre el Estatuto de Roma), No. 1.37499 /99/MM.
51 Согласно статье 71(1) Конституции Испании, депутаты и сенаторы обладают неприкосновенностью. Не допускается преследование парламентариев за мнения, высказанные ими при
исполнении своих обязанностей. Кроме того, статья 71(2) предусматривает, что в течение срока действия своего мандата депутаты и сенаторы также пользуются неприкосновенностью и не могут быть задержаны, за исключением случаев, когда они застигнуты на месте преступления. Им не может быть предъявлено обвинение, и они не могут быть привлечены к суду без согласия соответствующей палаты.
52 Дело о Римском уставе, 11 июля 2001 года, № 3-в/2001.
53 Conway G. Ne Bis in Idem and the International Criminal Tribunals // Criminal Law Forum. Vol. 14. 2003. No. 4. P 351-383.
54 См. об этом подробнее: Tallgren I. Article 20 — Ne bis in idem // Commentary on the Rome Statute of the International Criminal Court: Observers' Notes, Article by Article / Ed. by O. Triffterer. P. 419—434; Van den Wyngaert C., Ongena T. Ne Bis in Idem Principle, Including Amnesty // The Rome Statute of the International Criminal Court: A Commentary / Ed. by A. Cassese, P. Gae-ta, J. R. W D. Jones. Vol. I. P. 705—733.
55 См.: Theory and Practice of the European Convention on Human Rights / Ed. by P. van Dijk, G. J. H. van Hoof. The Hague; London; Boston, 1998. P. 690—691.
56 См.: Комментарий к Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод и практике ее применения / Под ред. В. А. Туманова, Л. М. Энтина. М., 2002. С. 329-330; ReidK. A Practitioner's Guide to the European Convention on Human Rights. London, 1998. P. 78.
57 См.: Novak M. UN Covenant on Civil and Political Rights: CCPR Commentary. Kehl; Strasbourg; Arlington, 1993. P. 272—273.
58 A.P. v. Italy, Communication No. 204/1986 (2 November 1987), UN Doc. CCPR/C/31/D/ 204/ 1986, para. 7.3. См. подробнее: The International Covenant on Civil and Political Rights -Cases, Materials and Commentary / Ed. by S. Joseph, J. Schultz, M. Castan. Oxford, 2000.
59 См.: Strijards G. Article 110 - Review by the Court Concerning Reduction of Sentence // Commentary on the Rome Statute of the International Criminal Court: Observers' Notes, Article by Article / Ed. by O. Triffterer. P. 1197-2000.
60 См.: Srtijards G. Article 103 - Role of States in Enforcement of Sentences of Imprisonment // Ibid. P. 1 159-1 170.
61 См.: Марусин И. С. Указ. соч. С. 171-172.
62 См.: Conseil Constitutionell, Paris, Decision No. 98-408 DC of 22 January 1999. P. 472.
63 См.: Avis du Conseil d'Etat du 21 avril 1999 sur un projet de loi «portant assentiment au Statut de Rome de la Cour pénale internationale, fait à Rome le juillet 1998». Parliametary Doc. 2-239 (19992000). P. 94.
64 См. подробнее: Plachta M. Transfer of Prisoners under International Instruments and Domestic Legislation: A Comparative Study. Freiburg, 1993.
65 Reservations to the Convention on the Prevention and Punishment of Genocide (Advisory Opinion) // ICJ Reports. Vol. 15. 1951. P. 23.
66 Reservations to the Convention on the Prevent and Punishment of the Crime Genocide // ICJ Pleadings. P. 64, 387-388.
67 Barcelona Traction, Light and Power Co Case (Preliminary Objection) // ICJ Reports. 1970. P.3. Об обязательствах erga omnes см. подробнее: Ragazzi M. The Concept of International Obligations Erga Omnes. Oxford, 1997.
