Научная статья на тему 'Рим в «Докторе Живаго»'

Рим в «Докторе Живаго» Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
583
154
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
Б.Л. ПАСТЕРНАК / «ДОКТОР ЖИВАГО» / ГОРОДСКОЙ ТЕКСТ / ЛОКУСЫ / "МОСКВА ТРЕТИЙ РИМ" / B. PASTERNAK / “DOCTOR ZHIVAGO” / LITERARY STUDIES / CITY TEXT / MOSCOW AS THE THIRD ROME

Аннотация научной статьи по языкознанию и литературоведению, автор научной работы — Яуре Марина Владимировна

В статье дается краткий очерк трансформации доктрины «Москва третий Рим» в русской урбанистической литературе первой половины ХХ в. На материале романа Б. Пастернака «Доктор Живаго» рассматривается эсхатологический сюжет падения Вечного города в его пространственном аспекте.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Rome in “Doctor Zhivago”

The article describes the transformation of the doctrine “Moscow as the Third Rome” in Russian urban literature of the first half of 20th century. The eschatological plot of Eternal city’s falling is analyzed in spatial aspect on the novel “Doctor Zhivago” by Boris Pasternak.

Текст научной работы на тему «Рим в «Докторе Живаго»»

Новый филологический вестник. 2014. №3(30). --

М.В. Яуре (Москва)

РИМ В «ДОКТОРЕ ЖИВАГО»

В статье дается краткий очерк трансформации доктрины «Москва - третий Рим» в русской урбанистической литературе первой половины ХХ в. На материале романа Б. Пастернака «Доктор Живаго» рассматривается эсхатологический сюжет падения Вечного города в его пространственном аспекте.

Ключевые слова: Б.Л. Пастернак; «Доктор Живаго»; городской текст; локу-сы; «Москва - третий Рим».

В рамках сложившейся в русской литературе и культуре традиции инвариантом каждого города, неким сакральным двойником является не столько Иерусалим, сколько Рим. Разного рода сравнения, сопоставления и соположения с Вечным городом проявляются при рассмотрении городских образов и текстов любого масштаба - от столицы государства до уездного городка. Для создания связи между конкретным городом или городком и Римом привлекаются все возможные критерии для сопоставления, от возложенных на город функций до специфики географического положения и особенностей ландшафта (особенно важным становится расположение на холмах).

Отсутствие прямой лингвистической и археологической преемственности по отношению к античному миру, и в первую очередь - к Римской империи, не помешали античному наследию стать решающим фактором развития русской культуры, не действуя постоянно, но проявляясь в ключевые периоды истории: «...краеугольные принципы западноевропейской культуры и цивилизации в целом, государственности и системы ценностей - понятия демократии и разделения властей, свободы в рамках закона, гражданской ответственности, культуры и науки как сил, отражающих и преобразующих действительность и т.п., - имеют античное, греко-римское происхождение»1.

Любое исследование образа Москвы, Московского текста традиционно затрагивает концепцию «Третьего Рима», предложенную монахом Филофеем, и строится либо на подтверждении концепции, либо на ее опровержении. Связь между столицей Руси-России и Римом возникла гораздо раньше. Благодаря «Повести временных лет» сохранилось предание о посещении будущих Киева и Новгорода апостолом Андреем, благословившим эти земли. Через апостольское благословение судьбы этих городом - да и всей Руси - оказались связаны с судьбой и историей Рима. Римской хронологией поверялись все происходившие события, любое самое ничтожное происшествие находило свою параллель в римских хрониках. Это сопоставление способствовало тому, что древнерусское государство вписывало свою историю в контекст истории всемирной. И даже после изменения политической ситуации, когда интерес к Вечному городу угас и переключился на более актуальные проблемы, Рим остался образчиком

государственности, «высшей инстанцией, способной оценить деяния русских князей»2.

Свое крайнее проявление эта идея достигла в официальной доктрине «Москва - третий Рим». Б. Успенский и Ю.М. Лотман в статье «Отзвуки концепции "Москва - третий Рим" в идеологии Петра Первого» отмечают, что для политического самосознания XVI в. была характерна «идея кровной связи русских князей и римских императоров»3. Согласно этим представлениям, Рюрик был связан с потомками легендарного Пруса, брата Августа Римского.

В доктрине «Москва - третий Рим», двойственной по своей природе, сливались религиозная и политическая тенденции. С одной стороны, подразумевалась «связь Московского государства с высшими духовно-религиозными ценностями», что подчеркивало «теократический аспект ориентации на Византию»4. С другой стороны, делался акцент на имперской сущности столицы, наследницы римской и византийской государственности. В качестве наследницы Рима и Константинополя Москва приняла на себя и провиденциальную миссию Вечного города - быть центром законности и богопочитания, оберегая свою святую землю от влияния «нечистых» земель, от чужаков.

Перенос столицы из Москвы в Петербург дал новый открыл новый этап в развитии русского римского мифа. Уподобление Санкт-Петербурга Риму, неоднократно отмечаемое исследователями, последовательно проявлялось на различных уровнях. Идеологически оно заметно в самом названии города - Санкт-Петербург, то есть город Святого Петра. Причем Петербург был объявлен прямым наследником Рима, минуя Константинополь и Москву. И если Москва представлялась одновременно и центром державы, и оплотом благочестия и богопочитания, то Петербург стал исключительно столичным имперским городом. Облик его исторического центра создавался итальянскими мастерами, ориентировавшимися на образцы французской классицистической архитектуры. Для классицизма же характерно обращение к античным образцам. Географически Петербург, окраинный, «эксцентрический» город, также может быть прямо соотнесен с Римом. Как Рим занимал господствующее положение в Средиземноморье, так и Петербург должен стать столицей империи, выходящей к Балтийскому морю, которое в то время играло роль Средиземного.

В статье «Рим и Петербург: археология урбанизма и субстанция вечного города» Г.С. Лебедев описывает явление петербургского классицизма как попытку воссоздания римского городского пространства во всей его полноте. Если римская археология «реализовала парадокс "оживления" археологической культуры, материализованной в урбанизме» и «повседневностью городской жизни стал социально-магический акт "замыкания времени" - эффект достоверного присутствия в подлинном месте»5, то «Петербург скрывает свою "археологию" растворенной в контексте «живой культуры»6.

Московское городское пространство было романизировано в значи-

тельно меньшей степени. А. Люсый в статье «Третьеримские вычитания» ссылается на работу Алленова о несостоявшемся проекте перестройки Московского Кремля, единственным свидетельством которого остался прекрасный и уникальный в своем роде ансамбль Дома Пашкова. Искусствоведам предложена по-своему интересная архитектурно-мифогра-фическая теорема якобы баженовского «вычитания из Третьего Рима, он же Второй Иерусалим, собственно римского, романского компонента»7. Впрочем, согласиться со столь категоричным высказыванием об отсутствии в московской городской застройке римского компонента нельзя. То, что не удалось осуществить в XVIII в., было сделано в ходе послепожар-ной застройки Москвы. Во время этой масштабной работы «изменился сам смысл городского центра - он стал общественным»8. В центре города расположился Большой театр, а не императорский дворец или другое официальное сооружение. Частная застройка велась в стиле, который получил название «московский ампир» и представлял собой поздний этап развития классицизма. Как отмечали исследователи в начале ХХ в., это был «внешне заимствованный», но «внутренне преображенный русской интимностью стиль»9. Романизация, таким образом, была связана уже не с идеей имперской власти и транслировалась не через официальные учреждения, а плотно вошла в частную жизнь москвичей. Место императорского дворца и Сената занял форум (в общественном плане) и домус (в частном плане).

Проблема Рима и «третьеимского» имперского наследия особенно остро встала в первой половине ХХ в., когда в ходе революционных событий прежняя жизнь была полностью разрушена. Для описания гибели страны, полного разрушения прежнего уклада был необходим исторически значимый образец. Таким образцом стала история гибели Рима.

В сложившейся литературной и художественной традиции выделяются два этапа падения Рима - символическая гибель античной римской цивилизации, связанная с возникновением и распространением христианства -и, собственно, крушение Западной римской империи в 476 г. Таким образом, культурно-идеологическое и социально-историческое падение Рима являлись двумя самостоятельными разделенными во времени событиями.

Взаимоотношения Москвы и Рима, предзаданные исторически, составляют важный смысловой пласт «Доктора Живаго». На этот факт обратили внимание в работе «Третий Рим» Ф.Т. Гриффитс и С.Дж. Рабинович10, сопоставив на сюжетном и образном уровне роман Б. Пастернака и «Энеиду» Вергилия. Исследователи сделали большой акцент на особенностях вещного мира произведения, в качестве одного из знаковых элементов выделив юрятинский «Дом с фигурами» - театр, украшенный скульптурами Муз, выполненный в стиле, характерном для общественных и частных построек XIX в. Язык классицистского канона был универсальным архитектурным языком всей протяженной Российской империи. Аналогичным образом создал и транслировал свой универсальный архитектурный и художественный язык Рим, о чем свидетельствуют многочисленные археологические находки по всей Европе.

Совершенные революцией разрушения обнажают подлинную сущность города, и из-за снесенных заборов становятся видны «ампирные домики в кустарнике, круглые садовые столы, полусгнившие скамейки»11 (260; далее все ссылки на это издание даются в тексте с указанием номера страницы). Открывшиеся артефакты, как и положено археологическим находкам, несут на себе печать времени - скамейки гниют без ухода, особнячки зарастают кустарником. Московская «археология» в данном случае уподобляется римской, с той известной оговоркой, что римская «археология» имеет вертикальную пространственную организацию, ее древности врастают в землю, а московская организована горизонтально - поздние постройки окружают более ранние, и только вмешательство исторических процессов открывает их миру.

Элементы предметного мира, особенности организации городского пространства способствуют реализации двойного сюжета гибели Рима. Первый заявлен в рассуждениях Веденяпина о сущности и причине популярности христианства. Маргинальная, провинциальная религия вступает в противоборство с урбанистически скученной «толкучкою заимствованных богов и завоеванных народов, давкою в два яруса, на земле и на небе» (94), утонченно-извращенную культуру вытесняет культура простая, аскетическая. Стоит при этом отметить, что теснота, оцененная Веденяпиным как экзистенциальная особенность римской жизни, для самих римлян не имела столь ярко выраженных негативных коннотаций («они были сдавлены в проходах Колизея и страдали», 95), скорее наоборот, она «давала ощущение демократической сплоченности, равенства и обжитости и как

бы противопоставляла хороших людей, правильную жизнь жизни в изо-

12

ляции, в отдельных резиденциях»12.

Живаго с готовностью разделяет эту республиканскую идею. «Романизация» касается не только организации пространства огромной страны, но затрагивает и внутреннее, домашнее пространство. Юрий Живаго, возможно, сам того не осознавая, демонстрирует поистине римские республиканские добродетели, когда с восторгом принимает изменения, коснувшиеся его дома («часть низа отдали Сельскохозяйственной академии», 240). Живаго прямо заявляет: «Я хочу сказать, что в жизни состоятельных было, правда, нечто нездоровое. Бездна лишнего. Лишняя мебель и лишние комнаты в доме, лишние тонкости чувств и лишние выражения. Очень хорошо сделали, что потеснились» (240). Вряд ли герой Пастернака непосредственно ориентируется на античные образцы поведения, вероятнее всего этот широкий жест отсылает к пушкинской эпохе, многое воспринявшей от греческой и римской демократической традиции. Этот жест коррелирует с упоминанием в том же ряду ампирных особнячков, о которых было сказано выше. Действия, оправданные требованиями времени и элементарной экономией («А то зимой самим не отопить», 240), уподобляют пространство дома Живаго пространству римского домуса, замкнутому и отделенному от внешнего мира стеной, но не выключенному полностью из городской жизни. Специально отведенные для этого по-

Новый филологический вестник. 2014. №3(30). --

мещения, являющиеся частью домуса, сдавались в аренду лавочникам, в них организовывали таберны и публичные дома. Таким образом, осуществлялась связь между замкнутым семейным и разомкнутым общественным про странством.

Той же цели служит и упомянутая в тексте романа картина «Женщина или ваза?» Г. Семирадского, название которой так мучительно вспоминает Лара. Согласно наиболее распространенной версии толкования картины, старик, выбирающий между прекрасной обнаженной рабыней и редкой красоты вазой, символизирует пресыщение жизнью, чувственными и эстетическими удовольствиями, что соотносится с характеристикой, которую дает поздней Римской империи Веденяпин. Стоит отметить, что Г. Се-мирадский, заслуживший в критике прозвище последнего академиста, в своих работах часто обращался к позднеантичным и раннехристианским сюжетам. Примерно в то же время объектом пристального внимания переводчиков становится «Энеида», подряд выходят три перевода, выполненных соответственно Соснецким, Фетом и Квашниным-Самариным. Один из современных переводчиков поэмы Вергилия, С.А. Ошеров, отмечает, что «непосредственные творческие импульсы, которые русская поэзия черпала в античной лирике, иссякли с окончанием пушкинской эпохи. Но не навсегда: с момента выступления старших символистов начинается новое приобщение русской культуры к культуре античной, в частности, к античной лирике»13.

В романе Пастернака миф о гибели античной римской культуры обретает неожиданный финал. На смену порочной, изощренной, усложненной культуре приходит новый аскетизм, в первом приближении напоминающий христианский. Охваченный этой волной, Юрий Живаго в бреду замышляет поэму «Смятение». Воскресение Христа, торжество нового мироуклада над старым означает гибель античной цивилизации. Провал революционной попытки изменить мироустройство фиксируется в эпизоде с «Домом с фигурами». Декреты новой власти размещаются на стенах театра, украшенного изображениями муз, - храм старых богов приспосабливается под нужды новой религии, подобно тому, как античные храмы и базилики превращались в христианские церкви. Новую власть выдает язык, «безоговорочностью» и «прямотой мысли» которого Живаго имел неосторожность восхититься.

Городские пейзажи последней прозаической части романа подводят черту под римским мифом: послереволюционная Москва описывается как город, переживший нашествие врагов и не оправившийся от этого до конца. Таким образом, подразумеваемое вторжение варваров в центр цивилизации символически отображено в эпизодах из жизни партизанского отряда, в который был принудительно мобилизован Живаго, а его последствия, коснувшиеся жизни всей страны, отражены в картинах запустения московских улиц и площадей (например: «Солнечные блики, отраженные золотыми куполами храма Спасителя, падали на мощеную четырехугольным тесаным камнем, по щелям поросшую травою площадь», 592-593).

Новое возвращение «третьеримской» доктрины, заявленное еще в 30-ые гг., в романе Пастернака свое наивысшее воплощение находит в формулировке: «Так Греция стала Римом, так русское просвещение стало русской революцией» (644). Вещественным воплощением этого процесса становится трансформация городского пространства. С возвращением имперских амбиций связано возрождение Москвы-Рима, Вечного города, особенно полно заявленное в финале прозаической части романа. Идеалы просвещения, на пространственном уровне маркированные ампирными особняками, обретают уродливое воплощение, когда принцип стесненности, заявленный в послереволюционных эпизодах романа, доводится до полного абсурда.

1 Кнабе Г.С. Русская античность // Кнабе Г.С. Избранные труды. Теория и история культуры. М., 2006. URL: http://profilib.com/chtenie/126574/georgiy-knabe-izbrannye-trudy-teoriya-i-istoriya-kultury.php (дата обращения 24.10.2014).

Knabe G.S. Russkaya antichnost' // Knabe G.S. Izbrannye trudy. Teoriya i istoriya kul'tury. Moscow, 2006. URL: http://profilib.com/chtenie/126574/georgiy-knabe-izbrannye-trudy-teoriya-i-istoriya-kultury.php (accessed: 24.10.2014).

2 Супрун В.И. Рим в «Повести временных лет» // Образ Рима в русской литературе. Рим; Самара, 2001. С. 28.

Suprun V.I. Rim v «Povesti vremennykh let» // Obraz Rima v russkoy literature. Rim; Samara, 2001. P. 28.

3 Успенский Б.А., Лотман Ю.М. Отзвуки концепции «Москва Третий Рим» в идеологии Петра Первого. (К проблеме средневековой традиции в культуре барокко) // Культурное наследие Древней Руси: Истоки. Становление. Традиции. М., 1976. URL: http://www.krotov.info/history/18/1/uspen_07.htm (дата обращения 24.10.2014).

Uspenskiy B.A., Lotman Yu.M. Otzvuki kontseptsii «Moskva Tretiy Rim» v ideologii Petra Pervogo. (K probleme srednevekovoy traditsii v kul'ture barokko) // Kul'turnoe nasledie Drevney Rusi: Istoki. Stanovlenie. Traditsii. Moscow, 1976. URL: http://www.krotov.info/history/18/1/uspen_07.htm (accessed: 24.10.2014).

4 Там же.

Ibid.

5 Лебедев Г.С. Рим и Петербург: археология урбанизма и субстанция вечного города // Метафизика Петербурга. СПб., 1993. С. 51.

Lebedev G.S. Rim i Peterburg: arkheologiya urbanizma i substantsiya vechnogo goroda // Metafizika Peterburga. Saint-Petersburg, 1993. P. 51.

6 Там же. С. 57.

Ibid. P. 57.

7 Люсый А. Третьеримские вычитания // Вопросы литературы. 2013. № 6. URL: http://magazines.russ.ru/voplit/2013/6/1l.html (дата обращения 24.10.2014).

Lyusyy A. Tret'erimskie vychitaniya // Voprosy literatury. 2013. № 6. URL: http://magazines.russ.ru/voplit/2013/6/1l.html (accessed: 24.10.2014).

8 Кулакова И.П. История московского жилья. М., 2006. С. 76.

Kulakova I.P. Istoriya moskovskogo zhil'ya. Moscow, 2006. P. 76.

9 Тухенгольд Я. Международная выставка в Риме // Аполлон. 1911. № 9. С. 47. Tukhengol'd Ya. Mezhdunarodnaya vystavka v Rime // Apollon. 1911. № 9. P. 47.

10 Гриффитс Ф., Рабинович С.А. Третий Рим. СПб., 2005. Griffits F., Rabinovich S.A. Tretiy Rim. Saint-Petersburg, 2005.

11 Пастернак Б. Доктор Живаго. СПб., 2009. Pasternak B. Doktor Zhivago. Saint-Petersburg, 2009.

12 Кнабе Г.С. Внутреннее пространство: дом, город, общество // Город как социокультурное явление исторического процесса. М., 1995. С. 230.

Knabe G.S. Vnutrennee prostranstvo: dom, gorod, obshchestvo // Gorod kak sotsiokul'turnoe yavlenie istoricheskogo protsessa. Moscow, 1995. P. 230.

13 Ошеров С.А. «Tristia» Мандельштама и античная культура // Ошеров С.А. Найти язык эпох: От архаического Рима до русского Серебряного века. М., 2001. С. 274.

Osherov S.A. «Tristia» Mandel'shtama i antichnaya kul'tura // Osherov S.A. Nayti yazyk epokh: Ot arkhaicheskogo Rima do russkogo Serebryanogo veka. Moscow, 2001. P. 274.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.