CC BY
85
гьш ^ шш: гангигьа «звонко звучать» - гангигьше ^ гангишше, гигигьа «дрожать, трястись» - гигигьше ^ гигишше, бугьа «умирать, сдохнуть» - бугь-ше ^ бушше;
дш ^ шш: абыда «веять» - абыдше ^ абышше; атида «раскрыться; узнать» - атидше ^ атишше; багъида «покарать» - багъидше ^ багъишше; ба-жарида «уметь, суметь» - бажаридше ^ бажаришше и т.д.;
жш ^ шш: бужа «верить, доверять» - бужше ^ бушше, йеружа «обвиваться» - йеружше ^ йерушше; йенжа «сажать, сеять» - йенжше ^ йеншше и т.д.;
лъш ^ шш: басралъа «унижаться; стать старым, ветхим» - басралъше ^ басралълъе, бат1алъа «отделиться, разделиться, развестись» - бат1алъше ^ бат1алълъе.
В отдельных глаголах с основой на кь, л1 ассимилирует согласный аффикса -ше, т.е. происходит процесс прогрессивной ассимиляции (л1ш ^ л1л1, кьш ^ л1л1), ср.:
л1ш ^ л1л1: беэл1а «блеять» - беэл1ше ^ беэл1л1е, гьагьал1а «зевать» -гьагьал1ше ^ гьагьал1л1е, гьа!л!а «бодать, ударить» - гьал1ше ^ гьа1л1л1е;
кьш ^ л1л1: йа"кьа «обмануть, обмануться» - йа"кьше ^ йа"л!л!е, йенкьа «идти, ходить» - йенкьше ^ йенл1л1е, кол1а «быть удобным, подходящим» - кол!-ше ^ кол1л1е.
В глаголах с основой на з, с, т, т1, ц, ц1, ч, ч1 ассимилирует согласный аффикса -ше (зш ^ сс, сш ^ сс, тш ^ тт, т1ш ^ тт, цш ^ цц, ц1ш ^ цц, чш ^ чч,
ч1ш ^ чч). Здесь также представлен процесс прогрессивной ассимиляции, ср.:
зш ^ сс: зоза «сильно крутиться, кружиться» - зозше ^ зоссе, йеза «купить, приобрести, брать» - йезше ^ йессе;
сш ^ сс: иса «сказать» - исше ^иссе, йанса «измерить» - йа"сше ^ йанс-се, л1ыса «спать, заснуть» - л1ысше ^ л1ыссе;
тш ^ тт: йита «скрываться» - йитше ^ йитте; т1ш ^ тт: ал-ц1ат1а «соединить» - ал-ц1ат1ше ^ ал-ц1атте, беххут1а «истребляться» - беххут1ше ^ беххутте, гут1а «лить» - гут1ше ^ гутте; цш ^ цц: гьица «оставлять, оставить» - гьицше ^ гьицце, ц1ш ^ цц: гыц1а «смотреть» - гыц1ше ^ гыцце; гьац1а «выздороветь, поправиться» - гьац1ше ^ гьацце;
чш ^ чч: йачва «распространяться» - йачшве ^ йаччве, йеча «быть, существовать, находить» - йечше ^ йечче;
ч1ш ^ чч: йич1а «послушаться» - йич1ше ^ йичче; шш ^ шш: йох-йоша «поссорить» - йох-йошше; квеша «разрушить» -квешше.
Б. Корневые согласные, не изменяющиеся при сочетании с аффиксом настоящего времени -ше. Как отмечает Е.А. Бокарев, «многие глаголы представляют простейший случай образования формы настоящего времени присоединением окончания непосредственно к основе на согласный» [5, с. 163]. Ср.: гвш: йангва «обманывать» - йа"геше, йенга «падать» - йенгше; гъш: сНгъва «углубляться» - ангъвше, гъыгъа «гореть» - гъыгъше; кш: кока «есть» - кокше, йака «лизать (есть)» - йакше, йенка «проглотить» - йенкше, кыка «размельчаться» - кыкше;
квш: йаква «видеть, видеться» - йаквше, ц1аква «заболеть» - ц1акшве; къш: йалъакъа «быть похожим» - йалъакъше, къу1къа «мять, топтать» -къу1къше, йикъа «знать» - йикъше; йика «убежать» - йикше;
Библиографический список
к1ш: берукъок1а «растянуться» - берукъок1ше, бечелъок1а «обогащать» -бечелъок1ше, й&ка «глотать» - йенкше;
лш: акела «устать» - акел'ше, ала «соединить» - алше, быгъала «высокомерничать» - быгъалше; гула «класть» - гулше;
нш: га1на «тянуться» - гаНше, гъи1на «уплотниться» - гъиНше;
рш: гокь-гора «приглашать» - гокь-горше, к1ора «разрушаться» - к!орше; хора «выпадать» - хорше;
хш: акуха «ворошить» - акухше, ашшаха «возиться» - ашшахше, алук!да-ха «белеть» - алук!дахше, боболоха «раскалиться» - боболохше;
хъш: ахъа «лежать» - ахъше, богъозахъа «сплетничать» - богъозахъше, гохъа «любить» - гохъше.
В инфинитивах глагола, в основе которых представлены комплексы согласных (корень на согласный + аффикс с согласным; каузатив с согласным исходом + аффиксы с согласным), при образовании форм настоящего времени между согласными корня и аффикса ставятся гласные, чаще всего и // ы или же у (последний появляется в глаголах с лабиализованными согласными в корне или же если в корне, где представлены у или о). Вставки этих гласных, возможно, связаны с нехарактерностью комплексов согласных хваршинскому языку. Ср.:
1) простые (непроизводные) основы: гунга «прятаться» - гунугше;
2) транзитивные и интранзитивные глаголы, образованные от аффиксов:
- суф. -х: гилъха («уменьшаться, убавляться») - гилъихше, анк!вха («бить») - анк!ухше, гаНха («натягивать») - га1ны1хше;
- суф. -лъ:
а) хъайлъа («зеленеть») - хъайилълъе, г1ажизлъа («стать слабым») - г!а-жизилълъе, гьаглъа («глупеть, дурнеть») - гьагилълъе, берцинлъа;
б) байанлъа («выясниться») - байанылълъе, г1адаллъа («глупеть») - г!ада-лылълъе г1анч1лъа («быть (стать) жизнерадостным») - г!анч1ылълъе;
в) балдугълъа («достигнуть совершеннолетия») - балдугъулълъе, гьослъа («объединиться») - гьосулълъе;
- суф. -к1: анзк!а («жать») - а"зык!ше, алук1дахк1а («белить») - алук!дахы-к1ше, асахк!а («вызвать непогоду») - асахык!ше, ат!амдахк!ва («мочить») -ат!амдахук!ше;
- суф. -л1: къырл!а («скрипеть») - кьырылМе, лъырл!а («всхлипывать») -лъырыл!л!е, пырл!а («не утаить») - пырыл!л1е;
3) каузативные глаголы: бискинлъохк!а («заставить делать бедным») -бискинлъохук!ше, к!ол!хохк!а («заставить пустить вскачь») - к!ол!хохук!ше, ла-лал!ахк!ва («заставить кричать») - лалал!ахук!вше и т.д.
Таким образом, как видно из анализа, в инхокваринском диалекте хваршин-ского языка представлен более сложный процесс образования форм глаголов настоящего времени, которое, возможно, является более древним по сравнению с другими цезскими (дидойскими) языками.
Условные сокращения: авар. - аварский, бежт. - бежтинский, гин. - ги-нухский, гунз. - гунзибский, инх. - инхокваринский диалект, квант. - квантладин-ский говор, сант. - сантладинский говор, тляд. - тлядальский диалект, хаш. -хашархотинский диалект, хварш. - хваршинский язык (диалект), хон. - хонохский, цез. - цезский.
1. Комри Б., Халилов М., Халилова З. Грамматика бежтинского языка (Фонетика. Морфология. Словообразование). Махачкала-Лейпциг: Институт эволюционной антропологии, 2015.
2. Шарафутдинова Р, Левина РИ. Хваршинский язык. Вопросы изучения иберийско-кавказских языков. Москва: Издательство АН СССР 1961.
3. Халилова З.М. Грамматика хваршинскогоязыка. Лейден: Лейденский университет, 2009.
4. Имнайшвили Д.С. Дидойский язык в сравнении с гинухским и хваршинским языками. Тбилиси: Издательство Академия наук Грузинской ССР 1963.
5. Бокарев Е.А. Цезские (дидойские) языки Дагестана. Москва: Издательство АН СССР 1959.
6. Алексеев М.Е. Сравнительно-историческая морфология аваро-андийских языков. Москва: Наука, 1988.
7. Исаков И.А., Халилов М.Ш. Гунзибский язык (фонетика, морфология, словообразование, лексика, тексты). Махачкала: Институт ЯЛИ ДНЦ РАН, 2012. References
1. Komri B., Halilov M., Halilova Z. Grammatika bezhtinskogo yazyka (Fonetika. Morfologiya. Slovoobrazovanie). Mahachkala-Lejpcig: Institut 'evolyucionnoj antropologii, 2015.
2. Sharafutdinova R., Levina R.I. Hvarshinskijyazyk. Voprosy izucheniya iberjsko-kavkazskih yazykov. Moskva: Izdatel'stvo AN SSSR, 1961.
3. Halilova Z.M. Grammatika hvarshinskogoyazyka. Lejden: Lejdenskij universitet, 2009.
4. Imnajshvili D.S. Didojskij yazyk v sravnenii s ginuhskim i hvarshinskim yazykami. Tbilisi: Izdatel'stvo Akademiya nauk Gruzinskoj SSR, 1963.
5. Bokarev E.A. Cezskie (didojskie) yazyki Dagestana. Moskva: Izdatel'stvo AN SSSR, 1959.
6. Alekseev M.E. Sravnitel'no-istoricheskaya morfologiya avaro-andijskih yazykov. Moskva: Nauka, 1988.
7. Isakov I.A., Halilov M.Sh. Gunzibskijyazyk (fonetika, morfologiya, slovoobrazovanie, leksika, teksty). Mahachkala: Institut YaLI DNC RAN, 2012.
Статья поступила в редакцию 12.05.21
УДК 821.161.1
Zhu Yan, postgraduate, Shenzhen MSU-BIT University (Shenzhen, China); Lomonosov Moscow State University (Moscow, Russia), E-mail: zhuyan5148@yandex.ru
PERECEPTION OF THE NOVEL "EUGENE ONEGIN". The article examines the process of perception of "Eugene Onegin" by A. S. Pushkin in China, which began in China a hundred years ago due to changes in cultural and socio-political life. From the late 19th century to the 1920s, the main content of the novel in verse was presented to a Chinese audience. During the war years (from the 1930s to the 1940s) Chinese critics emphasized the novel's revolutionary realism in verse. After
the formation of the new China in 1949 many literary critics awkwardly used the method of class analysis in the study of "Eugene Onegin", appeared a number of works, which have more political significance than scientific. After the policy of reform and openness in 1978 the scope of the research of "Eugene Onegin" expanded unprecedented. The richness and depth of his scientific research demonstrate his classical status in China. Based on the analysis of the works of the Chinese interpreters of "Eugene Onegin" in different periods, different features are revealed, which helps, on the one hand, to discover the peculiarities of the interpretation of classical Russian literature in China, on the other hand, to observe the dynamic development of cultural communication between the two peoples.
Key words: "Eugene Onegin", A.S. Pushkin, interpretation, historical and functional study of literature, classical Russian literature.
Чжу Янь, аспирант, университет МГУ-ППИ в Шэньчжэне, г. Шэньчжэнь, Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова,
г. Москва, E-mail: zhuyan5148@yandex.ru
РЕЦЕПЦИЯ РОМАНА «ЕВГЕНИЙ ОНЕГИН» В КИТАЕ
В статье рассматривается процесс восприятия романа «Евгений Онегин» А.С. Пушкина в Китае. Этот процесс, начавшийся в Китае сто лет тому назад, во многом был обусловлен изменениями в культурной и социально-политической жизни. В конце XIX века по 1920-е годы содержание романа в стихах было представлено китайской аудитории благодаря переводам с языков-посредников (японского, английского, эсперанто). В военные годы (с 1930-х по 1940-е гг.) китайские критики подчёркивали революционный реализм в произведении. После образования нового Китая в 1949 году при исследовании «Евгения Онегина» многие литературные критики не слишком удачно использовали метод классового анализа, появился ряд работ, имеющих больше политическое значения, чем научное. После политики реформ и открытости в 1978 году беспрецедентно расширились масштабы исследований «Евгения Онегина». Богатство и глубина его научных исследований демонстрируют его классический статус в Китае. На основе анализа работ китайских интерпретаторов «Евгения Онегина» в разных периодах выявлены разные особенности, что помогает нам, с одной стороны, обнаружить спицифику интерпретации классической русской литературы в Китае, с другой стороны, наблюдать динамическое развитие культурного общения между двумя народами.
Ключевые слова: «Евгений Онегин», А.С. Пушкин, интерпретация, историко-функциональное изучение литературы, классическая русская литература.
Статья написана при финансовой поддержке Правительства Шэньчжэня и Университета МГУ-ППИ в Шэньчжэне
История межлитературных связей ясно показывает, что в разных культурных контекстах одно и то же произведение часто имеет различные толкования. В статье «Историко-функциональное изучение литературы», написанной В.И. Масловским и В. Е. Хализевым, отмечается: «Жизнь произведения в сознании последующих поколений сопряжена с трансформацией его смысла (как утратами, так и приобретениями). С одной стороны, оно может восприниматься публикой менее напряженно и полно, чем современниками автора: непричастность к жизненному, культурному и художественному "контексту" творчества затрудняет постижение художественного произведения. С другой стороны, ранее созданное с течением исторического времени постигается во все более глубоких, общечеловечески значимых пластах своего содержания; при этом оно сопрягается читателями с идеологией и культурой их эпохи; воспринимаемое произведение как бы обогащается, явственнее обнаруживая свои надэпохальные черты» [1, с. 139].
На наш взгляд, эти закономерности еще более ярко проявляются при восприятии литературного произведения в контексте иной национальной культуры. В качестве примера мы выбрали многолетнюю историю критического восприятия одного из важнейших произведений А.С. Пушкина - роман в стихах «Евгений Онегин». Процесс этот, начавшийся в Китае сто лет тому назад, во многом был обусловлен изменениями в культурной и социально-политической жизни.
Рецепцию «Евгения Онегина» можно разделить на четыре периода:
1. Конец XIX века - 1920-е годы
Китайские читатели впервые узнали об этом произведении в конце XIX и начале ХХ вв. Самое раннее представление «Евгения Онегина» было представлено в 1897 году в журнале «Шиу Бао», в котором была опубликована статья японского литератора Гучэн Чжун-Цзи «О менталитете русского народа». В ней господствовало критическое отношение к Онегину. Автор считал, что Онегин -заурядный человек, бездельник, ничего не достигший в жизни.
Можно сказать, что в начале ХХ века китайские читатели знакомились с романом благодаря языкам-посредникам - японскому и английскому, что не могло не повлиять на восприятие и содержания, и формальных особенностей произведения.
В 1928 г Ча Шицюань и Ча Шиджи составили сборник «Краткое изложение шедевров мировой поэзии», основу которого составили материалы из книги «Толкование мировых шедевров» японского писателя Итиро Кимура. Авторы подробно пересказали историю любви Онегина и Татьяны. В определенной степени этот прозаический пересказ популяризировал пушкинское произведение и стал предвестником поэтического перевода.
В 1931 году Народное издательство Хэнань опубликовало «Историю русской литературы», составленную влиятельным прозаиком Го Анженем, переведённую с конспекта доклада по истории русской литературы, прочитанного (на английском языке) П.А. Кропоткиным в Бостоне (США). Во второй главе было представлено и творчество А.С. Пушкина, причем особое внимание обращалось на роман «Евгений Онегин». Здесь же был опубликован перевод двух строф из монолога Татьяны (8, XLVI - XLVI) с пропуском некоторых строк), когда она, наконец, отвергает Онегина. И хотя строфы были переведены не очень аккуратно, с лексическими неточностями и без рифмы, данная публикация заслуживает внимания исследователей китайской пушкинистики, поскольку является одной из первых попыток перевода «Евгения Онегина» в стихотворной поэтической форме.
Говоря о первом периоде рецепции романа, нельзя не упомянуть известных и весьма влиятельных литераторов того времени: китайского писателя, литературоведа, революционера, мыслителя Лу Синя (1881 - 1936) и Цюй Цюбая (1899 - 1935, одного из основателей и руководителей Коммунистической партии Китая на ранних этапах её существования, пропагандиста марксизма, общественного деятеля, публициста, прозаика и литературного критика).
В 1907 году Лу Синь в своей статье «Мо Луо Ши Ли Шуо» («О силе демонической поэзии») дал высокую оценку произведению и обратил внимание на следующую художественную особенность «романа в стихах»: при простом сюжете, не изобилующем событиями, он отличается богатством языка и детальным изображением русского общества первой трети XIX века. При этом Лу Синь считал, что Онегин имел особенности байронического героя: «он разочаровался в окружающем и боролся против общества» [2, с. 15]. Хотя трактовка Онегина, данная в статье Лу Синя, может показаться наивной и односторонней, для начального этапа освоения русской литературы в целом и пушкинского творчества в частности его интерпретация представляется весьма ценной.
Цюй Цюбай был одним из немногих ученых начала XX века, знавших русский язык и знакомившихся и с самым произведением, и русской критикой непосредственно, без языков-посредников. Во время пребывания в России в 1921 - 1922 годах Цюй написал книгу «История русской литературы», где, разделяя мнение российских учёных относительного того, что Онегин являлся «лишним человеком», подчеркивал много негативных особенностей его характера. По его мнению, Онегин, прежде всего, - невежа, эгоист и ловелас [3]. Негативная трактовка образа Евгения Онегина в течение длительного времени будет оказывать влияние на китайских интерпретаторов пушкинского романа в стихах.
Можно сказать, что первое знакомство с романом «Евгений Онегин» в Китае было очень поверхностным. Вниманию китайских читателей были предложены только несколько отрывков шероховатого перевода. Но, несмотря на эти недостатки, первое знакомство «Евгения Онегина», безусловно, состоялось и послужило основой для дальнейшего его исследования в Китае.
2. 1930-е - 1940-е годы
Начиная с 1930-х годов, лига левых писателей провела три торжественных мероприятия в память о А.С. Пушкине, отметив 100-летие со дня смерти великого русского поэта в 1937 году, 110-летие со дня смерти А.С. Пушкина в 1947 году и 150-летие со дня рождения поэта в 1949 году. Благодаря этим мероприятиям труды и переводы пушкинских произведений выпускались непрерывно. В 1942 году Су Фу (1911 - 1961, таиландец китайского происхождения, писатель) сделал полный перевод пушкинского «романа в стихах», правда, не с оригинала, а с переложения «Евгения Онегина» на эсперанто, изданного в 1931 г Н.В. Некрасовым. В 1944 году вышел в свет другой полный китайский перевод произведения, осуществлённый переводчиком Люй Инем (1915 - 1969) впервые с русского оригинала.
В военный период (1937 - 1949) переводчики и критики больше внимания уделяли политической лирике Пушкина; образ Пушкина приравнивался к «поэту революции». А отношение к переведённому «Евгению Онегину» было относительно холодным. Причина состоит в том, что идейные наклонности и характер Онегина явно не соответствовали общепринятому тогда идеалу борца за свободу.
Рассмотрев немногочисленные статьи данного периода, посвящённые роману в стихах, мы увидим следующие особенности.
Во-первых, на понимание «Евгения Онегина» в этот период все ещё влияли английские и японские тексты. Но благодаря обширному переводу русских трудов на него стала оказывать большее влияние русская критика.
Были переведены важные статьи и литературоведческие монографии русских писателей и критиков: «О Пушкине» А.М. Горького (перевод Ци Шэна), «Пушкин» Ф.М. Достоевского (перевод Сунь Юна), «Введение к Евгению Онегину» Н.В. Некрасова (перевод Жун Гу), «Горький о Пушкине» А.И. Сергиевского (перевод Чунь Лэя) и т.д. Эти работы оказали значительное влияние на китайских учёных, и многие из них цитировали высказывания из этих статей.
Во-вторых, по мере появления полного китайского перевода произведение было представлено в более полном виде, стало появляться небольшое количество критических статей с относительно глубокомысленными замечаниями, перспективы интерпретации становились более обширными. В качестве типичных примеров можно привести следующие статьи: «Пушкинский "Евгений Онегин"» (1937)Е Чуши, «Заметка после чтения "Евгения Онегина"» (1937) Бай Му, «Некоторые характеристики "Евгения Онегина"» (1942)Чжоу Ганмина, «"Евгений Онегин" и "Герой нашего времени"» (1945) Бин Лин и т.д.
В-третьих, китайские учёные высоко оценивали Пушкина и его произведение, но относились к Онегину однозначно отрицательно; среди них было широко распространено мнение, что отношение Пушкина к Онегину также критично.
Е Чуши в своей статье сопоставляет «Евгения Онегина» со многими произведениями европейской литературы, например, с «Дон Жуаном» Байрона, с «Кануном святой Агнесы» Джона Китса. Он делает вывод, что «Евгений Онегин» отличается лапидарным стилем и сложной формой. «С точки зрения художества он (Пушкин) был выше любого из своих современников» [4, с. 21]. Анализируя содержание романа в стихах, автор жестко критиковал Онегина: «Он всю жизнь был слепым подражателем», «все его поведение, его мизантропическое настроение - просто следование моде» [4, с. 21].
Бай Му придерживался мнения Е Чуши, также считая, что Онегин - типичная отрицательная фигура, воплощающая особенности той группы людей, которую Пушкин ненавидел.
В-четвёртых, китайские критики подчёркивали революционный реализм в романе в стихах, хвалили Пушкина за критику аристократии, за его конфликт с царем, призывали китайский народ принять образ Онегина как предостережение против незадачливой аристократической молодёжи в феодальном обществе. При этом рассуждения о пушкинском герое нередко венчались идеологическими лозунгами: вся китайская молодёжь должна учиться у народа СССР, чтобы строить в Китае социализм. Типичный пример мы видим в конце статьи Бай Му: «...социалистическое строительство СССР - это светлое будущее, к которому должен стремиться Китай того времени» [5, с. 42].
3. 1950-е годы - 1970-е годы
В первое десятилетие после основания Нового Китая в 1949 году количество русской и советской литературы, переведенной на китайский язык, было удивительно огромное. Общая сумма была намного больше, чем сумма количества переводов в первой половине века. В связи с небывалым бумом изучения русского языка качество перевода в этот период также вышло на новый уровень. Не только два раза переиздавали перевод Люй Ина, но и вышел в свет перевод Чжа Лянчжэна в 1954 году.
После образования нового Китая под влиянием ультралевого движения политическая борьба стала более интенсивной. Политическое значение литературы превалировало над эстетикой, поэтому появился ряд работ, имеющих больше политическое значение, чем научное. Многие литературные критики неловко использовали метод классового анализа. Например, Лэй Чэндэ в статье «Об идейном значении и образе характера пушкинского Евгения Онегина. Комментарий к буржуазной мысли в процессе обучения» свёл анализ образа Евгения Онегина к рассуждениям о его классовой принадлежности. Для Лэй Чэнде значимо только то, что главный герой относится к классу эксплуататоров, что он оторван от простого народа [6].
Одновременно появлялись другие работы, изучающие образ Онегина, например, статья Лу Фаня «О вопросе образа Онегина как лишнего человека» (1962), статья Куан Сина «Онегин - типичный лишний человек» (1962). Эти две работы опирались на подробные материалы, убедительные аргументации и исследования советских учёных. В них доказывалось, что Онегин - типичный «лишний человек».
Можно сказать, что в 1950-е и 1960-е годы понимание «Евгений Онегина» больше не опирается на языки-посредники. Безусловно, это гарантирует точность перевода и повышение качества исследований. Рассуждения о пушкинском герое не всегда отрицательны, как в 1930-е и 1940-е годы. Появились работы, в которых оценивают Онегина объективно, анализируют черты «лишнего человека».
Начиная с середины и конца 50-х годов XX в., политические отношения между Китаем и СССР постепенно ухудшались. По мнению некоторых ультралевых, русская литература XIX принадлежала к числу «феодальной, капиталистической и ревизионистской литературе». «Евгений Онегин» не являлся исключением. Преследовали почти всех учёных, кто исследовал или переводил роман
«Евгений Онегин»: в 1955 году Люй Ин был заключен под стражу, допрошен и замучен до смерти; в том же году Чжа Лянчжэн стал объектом идеологической трансформации «антибунтарского движения», в 1959 году он был признан историческим контрреволюционером. Ван Чжилян в 1958 году был объявлен сторонником правой идеологии и вынужден участвовать в лагере «трудового перевоспитания» (лагеря «трудового перевоспитания» действовали в Китае с 1957 года. В них полиция могла без судебного решения помещать преступников, а также граждан, по каким-либо причинам неугодных местным властям), одним из поводов для обвинений в контрреволюционной деятельности был выполненный им перевод «Евгения Онегина».
С конца 1950-х годов исследования русской и советской литературы пошли на спад. В период так называемой Культурной революции (1966 - 1976) под влиянием политических факторов процесс популяризации и изучения «Евгении Онегина» застопорился: новые переводы, равно как и литературоведческие исследования, не появлялись вплоть до 1980-х годов.
4. После 1978 года
Политика реформ и открытости в 1978 году не только способствовала всестороннему возрождению культуры китайской нации, но и возбудила интерес к русской литературе вообще и к творчеству Пушкина в частности, а также способствовала небывалому процветанию художественного перевода: с 1981 года до настоящего времени появилось более десяти переводов «Евгения Онегина», каждый новый перевод стремился превзойти предыдущие. Более всех перевод удался Чжиляну (1985), он был первым, кто попытался воспроизвести «онегинскую строфу» на китайском языке.
Кроме того, масштабы исследований «Евгения Онегина» беспрецедентно расширились. Согласно неполным статистическим данным, с 1980-х годов до начала XXI было опубликовано около пятидесяти работ, специально посвящённых «Евгению Онегину». И что еще важнее - в отличие от предыдущих периодов, когда литературоведение было подвержено политическому вмешательству, а главная цель литературоведческих исследований заключалась в распространении политики, исследования «Евгений Онегина» в новом периоде отличаются многоаспектностью проблематики и глубоким пониманием художественного своеобразия пушкинского шедевра.
Среди основных аспектов изучения пушкинского романа в стихах китайскими литературоведами можно выделить следующие:
во-первых, исследование персонажей в романе «Евгении Онегине».
Большое количество статей посвящено анализу образа Онегина, например: «Толкование «отвержение»: о переоценке образа «лишнего человека»» (авт.
Пан Ихэ, 1997 г ), «Переосмысление типических черт образа Онегина» (авт. Е^, Куан Син, 1999 г.), «Это средний человек, а не "лишний человек": о социальной значимости образа Евгения Онегина» (авт. Лю Фэнгуан, 1999 г), «"Лишний человек" или "средний человек"? - обсуждение образа Евгения Онегина с товарищем Лю Фэнгуаном»(авт. Ли Сяньян, 1989 г.) и т.д.
Рассматривая Онегина в ряду «лишних людей», учёные сопоставляют его образ с персонажами китайской литературы. Назовем такие работы, как «Лишний человек или бунтарь?- Сравнительные исследования Цзя Баоюя и Онегина» (авт. МЯХ У Бангвен, 1992 г), «Художественное обаяние "лишних людей»: на примере сопоставительного анализа Онегина и Фань Хунцзюня» (авт. ййй, Дон Яньцзюнь, 1993 г.), «Сравнение образа Онегина и Цзюань Шэна» (авт. Ван Сяохуан, 1997 г) и др.
Китайские пушкинисты рассматривают проблемы народности сквозь призму характера Онегина. Таковы, например, «Анализ национального характера русской литературы с точки зрения пушкинского "лишнего человека"» (авт.
Чжан Аньци, 2007 г.), «Краткий анализ национальных особенностей лишнего человека в России» (авт. ?Щ Сунь Ган, 2011 г).
В работах современных китайских пушкинистов не меньшее внимание уделяется образу автора, а также образу Татьяны Лариной: выявляя в нем типичные черты русского национального характера, интерпретаторы осмысливают пушкинское воззрение на женщин. Приведём примеры: «Две роли, каждая обладает магической силой: краткий анализ авторского "Я" в "Евгении Онегине"» (авт.
Чжан Яли, 1992 г), «Авторское "Я" в "Евгении Онегине"» (авт. Ли Хун, 2004 г), «Образ Татьяны с позиции феминизма» (авт. Чэнь Фан, 2009 г), «Является ли Татьяна «лишним человеком"?» ( авт. Шп4, Фу Цзялин, 1983 г.) и др.
Во-вторых, важное место в современной китайской пушкинистике занимает исследование «Евгения Онегина» с точки зрения художественного стиля и его творческого метода (романтизма и реализма): «О системе образов и творческом методе «Евгения Онегина"» (авт. Чжи Лян, 1990 г.), «Анализ метафоры в романе «Евгений Онегин»» (авт. ^Я, Ню Гуанхуэй, 1991 г).
В-третьих, китайские учёные продолжают осмысливать этическую проблематику романа в стихах (отношение добра и зла, разума и инстинкта, жизни и смерти, любви и брака и т.д.). Например, в статье: «Мораль романа "Евгений Онегин"» (авт. Ш1, Лю Сяоянь, 2009 г.).
В-четвертых, большое внимание уделяется проблеме перевода «Евгения Онегина: сопоставляя разные переводы, китайские учёные выявляют успехи и неудачи, при этом обобщают переводческие методы передачи метрики зарубежной поэзии. Например, «"Евгений Онегин" в Китае - шесть китайских переводов пушкинского шедевра» (авт. Гэ Баоцуан, 1990 г), «"Евгений Онегин" в Ки-
тае» (авт. Ян Хуайюй, 1998 г), «Важная роль комментария к русскому литературному произведению для китайского перевода (на примере комментария к "Евгению Онегину"» (авт. Ван Диасин, 2010 г.) и др.
Огромное количество переводов «Евгения Онегина», разнообразие литературоведческих интерпретаций, богатство и глубина многочисленных научных
исследований, появившихся за последние тридцать лет, - всё это демонстрирует классический статус пушкинского романа в стихах в Китае. Изучение его многолетней рецепции имеет для нас большое значение, поскольку позволяет наглядно представить особенности интерпретации классической русской литературы в Китае.
Библиографический список
1. Историко-функциональное изучение литературы. Литературный энциклопедический словарь. Москва, 1987.
2. Лу С. О демонической силе поэзии. Хэнаньский журнал. 1908; № 3: 11 - 18.
3. Цюй Ц. История русской литературы. Шанхай: Издательство Фуданьского университета, 2004.
4. Е Ч. Пушкинский Евгений Онегин. Новый Китай. 1937; № 7: 19 - 25.
5. Бай М. Заметка после чтения Евгения Онегина. Критики о СССР и России. 1937; № 2: 39 - 49.
6. Лэй Ч. об идейном значении и образе характера пушкинского Евгения Онегина - и комментарий к буржуазной мысли в процессе обучении. Газета педагогического университета Внутренней Монголии. 1959; 3 января.
References
1. Istoriko-funkcional'noe izuchenie literatury. Literaturnyj 'enciklopedicheskij slovar'. Moskva, 1987.
2. Lu S. O demonicheskoj sile po ezii. H'enan'skij zhurnal. 1908; № 3: 11 - 18.
3. Cyuj C. Istoriya russkoj literatury. Shanhaj: Izdatel'stvo Fudan'skogo universiteta, 2004.
4. E Ch. Pushkinskij Evgenij Onegin. Novyj Kitaj. 1937; № 7: 19 - 25.
5. Baj M. Zametka posle chteniya Evgeniya Onegina. Kritiki o SSSR i Rossii. 1937; № 2: 39 - 49.
6. L'ej Ch. ob idejnom znachenii i obraze haraktera pushkinskogo Evgeniya Onegina - i kommentarij k burzhuaznoj mysli v processe obuchenii. Gazeta pedagogicheskogo universiteta Vnutrennej Mongolii. 1959; 3 yanvarya.
Статья поступила в редакцию 10.05.21
УДК 81'276.6
Yurina I.A., postgraduate, Tambov State Technical University (Tambov, Russia), E-mail: irina.yurina68@gmail.com
LINGUISTIC AND EXTRALINGUISTIC PROPERTIES OF VIRAL ADVERTISING. The article is a comprehensive study of the linguistic and extralinguistic characteristics of viral advertising. The work has an interdisciplinary character, being at the intersection of sociolinguistics, cognitive linguistics and communication theory. The article analyzes the conceptual foundations of viral advertising as one of the types of word-of-mouth communication, and considers the features of such communication due to the specifics of the environment, audience, and ways of spreading messages. The linguistic properties of viral advertising messages and their non-verbal component are considered. The article substantiates the need to use the tools of cognitive linguistics and sociolinguistics to study the requests and needs of the target audience and then create effective viral advertising. An example of a sociolinguistic study conducted by the author is given.
Key words: word-of-mouth communication, viral advertising, cognitive linguistics, sociolinguistics.
И.А. Юрина, аспирант, Тамбовский государственный технический университет, г. Тамбов, E-mail: irina.yurina68@gmail.com
ЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ И ЭКСТРАЛИНГВИСТИЧЕСКИЕ СВОЙСТВА ВИРУСНОЙ РЕКЛАМЫ
Статья посвящена комплексному исследованию особенностей лингвистических и экстралингвистических характеристик вирусной рекламы. Работа имеет междисциплинарный характер, находясь на стыке социолингвистики, когнитивной лингвистики и теории коммуникации. В статье проанализированы концептуальные основы вирусной рекламы как одной из разновидностей коммуникации «из уст в уста», рассмотрены особенности такой коммуникации, обусловленные спецификой среды, аудитории и способов распространения сообщений. Исследованы лингвистические свойства вирусных рекламных сообщений, их вневербальная составляющая. Обосновывается необходимость использования инструментария когнитивной лингвистики и социолингвистики для изучения запросов и потребностей целевой аудитории и последующего создания эффективной вирусной рекламы. Приводится пример проведенного автором социолингвистического исследования.
Ключевые слова: коммуникация «из уст в уста», вирусная реклама, когнитивная лингвистика, социолингвистика.
Современного пользователя сети Интернет окружает огромное количество информации, рост которой продолжается в геометрической прогрессии. В таком обилии информации рекламным публикациям приходится преодолевать серьезную конкуренцию, бороться за внимание аудитории. По этой причине возникают новые формы воздействия в сети Интернет. В их числе можно назвать относительно новый жанр рекламной коммуникации - вирусную рекламу В данной статье мы проанализируем специфику вирусной рекламы как разновидности коммуникации «из уст в уста», ее языковые и внеязыковые характеристики, а также место когнитивной лингвистики и социолингвистики в исследованиях вирусной рекламы на примере проведенного нами анкетирования.
Можно проследить концептуальные основы вирусной рекламы в коммуникационных теориях распространения слухов, меметике (теоретическое изучение мемов), модели «сетевого общества», механизмах социальных эпидемий, коммуникации «из уст в уста». Word-of-mouth communication (русский аналог - коммуникация «из уст в уста») - это социальный феномен, характерный для языков разных стран. Он существовал задолго до появления понятий «маркетинг» и «реклама». Любопытно, что это выражение в различных языковых культурах имеет различные аналоги. Например, в России коммуникацию «из уст в уста» по-другому называют сарафанным радио, в Австралии используют выражение «лесной телеграф» (bush telegraph), в Канаде - это мокасинное радио или телеграф (moccasin radio/telegraph).
Во второй половине 20 века исследователи обратили особое внимание и начали всесторонне изучать WOM-коммуникацию. Психологи, социологи, маркетологи выявили, что ближайшее социальное окружение индивида имеет огром-
ное влияние на его потребительское поведение, мотивацию, отношение к продукту, восприятие брендов.
Для понимания сущности вирусной рекламы необходимо обратиться к характеристикам коммуникации «из уст в уста». В контексте проводимого нами исследования мы предлагаем следующее определение WOM-коммуникации: это коммуникация, представляющая собой неформальное общение и обмен информацией между людьми в реальной или виртуальной среде в отличие от формальной коммуникации, такой как новостные репортажи или реклама. Определение составлено нами на основе анализа целого ряда определений различных исследователей и объединения наиболее значимых характеристик исследуемого феномена.
Рассмотрим специфику коммуникации «из уст в уста». Первая ее особенность - устность. При помощи данного канала коммуникации происходит коллективная передача социально значимой информации путем трансляции по речевой цепи устных текстов от человека к человеку. Поэтому коммуникации «из уст в уста» характерны особенности устной речи. Однако если мы говорим о вирусной рекламе как одной из форм такой коммуникации, то в данном случае передача информации идет путем неформального общения в социальных сетях. Многие исследователи [1; 2; 3] подчеркивают специфику общения в Интернете как новой «устно-письменной» разновидности речи. Ей свойственны такие особенности, как использование сленга, фрагментарность речи, игнорирование правил пунктуации, эллиптичность, инвертированный порядок слов, использование эмоти-конов. Эти характеристики будут также использоваться при создании вирусной рекламы.
