CC BY
112
ют свои имена при общении с людьми русской национальности. Причинами смены имени указываются упрощение коммуникации (78%) и избежание негативных ассоциаций, связанных с национальной принадлежностью (12%): «Да, я представляюсь русским именем Миша. Причины могут быть разными, зачастую это негативные ассоциации с моим настоящим именем» (Мухаммат); «Знаю одну женщину пожилую. Ее зовут Бондаренко Зарема Тимофеевна. Звучит нелепо. Но вот брата моего зовут Кургохъ, но все его называют Павел. Или Умар, которого называют Шурик. Просто многие древние имена сейчас людям выговорить сложно, особенно людям другой национальности. Например, такие имена, как Елбздыхъо, Сызрыхъо и т.д. Поэтому почему бы не упростить общение» (Азамат).
Большинство представителей этнических групп действительно адаптируют своё национальное имя к новой языковой среде, но делают это только при общении с непосредственным представителем другой культуры. Среди своих соотечественников они представляются своими исконными именами, а также по большей части сохраняют свои имена в личных документах.
Таким образом, язык играет весьма разнообразную роль в процессе этнической самоидентификации.
С одной стороны, язык - один из базовых элементов и внешней, и внутренней самоидентификации. Внешняя самоидентификация выражается в реальном поведении представи-
Библиографический список
телей этноса, большая часть которых ассоциируется с вербальными средствами выражения. Внутренняя идентификация связана с особым чувством языка, его особым эмоциональным восприятием, что подтверждает наше исследование.
С другой стороны, наше исследование подтверждает и тот факт, что утрата только языка не ведёт к деэтнизации ни в реальном поведении, ни в самосознании (Ср.: [18]). Незнание родного языка или нежелание его учить не означает, что личность не ассоциирует себя с определенным этносом. В определении своей национальности играют роль личные (семья, воспитание, роль родителей) и общественные факторы (окружающая среда).
Можно даже утверждать, что размывание этнической принадлежности в эпоху глобализации не заканчивается и не начинается с утраты языка. Никто не оспаривает роль языка, связанную с функционированием его в качестве транслятора этнической культуры. Но при этом его коммуникативная функция, функция общения, все больше разрушается в малых этнических группах. Поэтому родной язык можно представить как условие самоидентификации личности, но степень его необходимости в этом процессе можно и нужно обсуждать.
* Исследование выполнено при поддержке Министерства образования и науки Российской Федерации, соглашение 14.В37.21.0272.
1. [Э/р]. - Р/д: http://news.samaratoday.ru/news/127140/
2. [Э/р]. - Р/д: http://www.perepis-2010.ru/results_of_the_census/results-inform.php.
3. [Э/р]. - Р/д: http://www.perepis-2010.ru/results_of_the_census/results-inform.php.
4. [Э/р]. - Р/д: http://murmanskstat.nw-region.ru/census/.
5. Хауген, Э. Лингвистика и языковое планирование // Новое в лингвистике. - Вып. VII: Социолингвистика. - М., 1975.
6. Протасова, Е.Ю. Феннороссы: жизнь и употребление языка. - СПб., 2004.
7. Девятко, И.Ф. Методы социологического исследования. - М., 2003.
8. Девятко, И.Ф. Методы социологического исследования. - М., 2003.
9. Протасова, Е.Ю. Феннороссы: жизнь и употребление языка. - СПб., 2004.
10. Дьячков, М.В. Социальная роль языков в многоэтнических обществах: пособие для ун-тов и пед. ин-тов. - М., 1993.
11. Вахтин, Н.Б. Социолингвистика и социология языка: учеб. пособие / Н.Б. Вахтин, Е.В. Головко. - СПб., 2004.
12. Протасова, Е.Ю. Феннороссы: жизнь и употребление языка. - СПб., 2004.
13. Протасова, Е.Ю. Феннороссы: жизнь и употребление языка. - СПб., 2004.
14. Зеленин, А.В. Типология лексических заимствований в эмигрантской прессе (1919-1939) // Вопросы языкознания. - 2008. - № 1.
15. Беликов, В.И. Социолингвистика: учебник для вузов / В.И. Беликов, Л.П. Крысин. - М., 2001.
16. Штейн, Е.Э. Формирование этнической самоидентификации у потомков русско-еврейских браков в современной России : автореф. дис. ... д-ра. ист. наук. - М., 2005.
17. Штейн, Е.Э. Формирование этнической самоидентификации у потомков русско-еврейских браков в современной России : автореф. дис. ... д-ра. ист. наук. - М., 2005.
18. Макарова, Е.Ю. Язык как основа этнической культуры: автореф. дис. ... канд. филос. наук. - Волгоград, 2006.
Bibliography
1. [Eh/r]. - R/d: http://news.samaratoday.ru/news/127140/
2. [Eh/r]. - R/d: http://www.perepis-2010.ru/results_of_the_census/results-inform.php.
3. [Eh/r]. - R/d: http://www.perepis-2010.ru/results_of_the_census/results-inform.php.
4. [Eh/r]. - R/d: http://murmanskstat.nw-region.ru/census/.
5. Khaugen, Eh. Lingvistika i yazihkovoe planirovanie // Novoe v lingvistike. - Vihp. VII: Sociolingvistika. - M., 1975.
6. Protasova, E.Yu. Fennorossih: zhiznj i upotreblenie yazihka. - SPb., 2004.
7. Devyatko, I.F. Metodih sociologicheskogo issledovaniya. - M., 2003.
8. Devyatko, I.F. Metodih sociologicheskogo issledovaniya. - M., 2003.
9. Protasova, E.Yu. Fennorossih: zhiznj i upotreblenie yazihka. - SPb., 2004.
10. Djyachkov, M.V. Socialjnaya rolj yazihkov v mnogoehtnicheskikh obthestvakh: posobie dlya un-tov i ped. in-tov. - M., 1993.
11. Vakhtin, N.B. Sociolingvistika i sociologiya yazihka: ucheb. posobie / N.B. Vakhtin, E.V. Golovko. - SPb., 2004.
12. Protasova, E.Yu. Fennorossih: zhiznj i upotreblenie yazihka. - SPb., 2004.
13. Protasova, E.Yu. Fennorossih: zhiznj i upotreblenie yazihka. - SPb., 2004.
14. Zelenin, A.V. Tipologiya leksicheskikh zaimstvovaniyj v ehmigrantskoyj presse (1919-1939) // Voprosih yazihkoznaniya. - 2008. - № 1.
15. Belikov, V.I. Sociolingvistika: uchebnik dlya vuzov / V.I. Belikov, L.P. Krihsin. - M., 2001.
16. Shteyjn, E.Eh. Formirovanie ehtnicheskoyj samoidentifikacii u potomkov russko-evreyjskikh brakov v sovremennoyj Rossii : avtoref. dis. ...
d-ra. ist. nauk. - M., 2005.
17. Shteyjn, E.Eh. Formirovanie ehtnicheskoyj samoidentifikacii u potomkov russko-evreyjskikh brakov v sovremennoyj Rossii : avtoref. dis. ... d-ra. ist. nauk. - M., 2005.
18. Makarova, E.Yu. Yazihk kak osnova ehtnicheskoyj kuljturih: avtoref. dis. ... kand. filos. nauk. - Volgograd, 2006.
Статья поступила в редакцию 22.06.13
УДК 821.161.1
Lavrenteva N. У RECEPTION OF THE FAUST'S IMAGE IN THE BORIS PASTERNAK' WORKS IN THE CONTEXT OF THE PERCEPTION OF THE «GERMAN TEXT». This article analyzes the reception of the image of Faust in the works by Boris Pasternak . The material of the study were the poet's letters, his poetry and prose, social and political essays. We conducted a comparative analysis of Faust and Hamlet's images from the homonymous poem, included in the cycle, written by Yuri Zhivago in the novel «Doctor Zhivago».
Key words: Pasternak, «the German text», Faust, intertextuality.
Н.В. Лаврентьева, канд. филол. наук, доц. каф. журналистики Рязанского гос. университета им. С.А. Есенина, докторант МПГУ, г. Рязань, E-mail: [email protected]
РЕЦЕПЦИЯ ОБРАЗА ФАУСТА В ТВОРЧЕСТВЕ Б.ПАСТЕРНАКА В КОНТЕКСТЕ ПРОБЛЕМЫ ВОСПРИЯТИЯ «НЕМЕЦКОГО ТЕКСТА»
В статье анализируется рецепция образа Фауста в творчестве Б. Пастернака. Материалом исследования стали письма поэта, его поэтические и прозаические произведения, публицистика. Нами проведен сопоставительный анализ образов Фауста и Гамлета, героя одноименного стихотворения из цикла, созданного Юрием Живаго в романе «Доктор Живаго».
Ключевые слова: Пастернак, «немецкий текст», Фауст, интертекстуальность.
Современный этап развития литературоведения характеризуется непреходящим интересом к творчеству Б. Пастернака не только у представителей литературоведения, но и лингвистики, философии, методики преподавания филологических дисциплин. Творчество Б. Пастернака привлекало и привлекает многочисленные когорты исследователей. Среди изысканий литературоведов часть работ посвящена анализу поэтической системы (А.К. Жолковский, И.П. Смирнов, В.С. Баевский, М.Л. Гаспаров, Ю.М. Лотман, Д.С. Лихачев, К.Ф. Тарановский, O’Connor и др.), ряд исследований представляют собой многоаспектный анализ творчества Б. Пастернака (Е.Б. Пастернак, Л. Флейш-ман, В.Н. Альфонсов и др.), проблемы прозаических произведений поэта стали объектом анализа в работах А.А. Газизовой, Р Якобсона, А. С. Акимовой, актуальным для современных ученых представляется вопрос об эстетико-философских проблемах поэзии и прозы Б. Пастернака (Л. Флейшман, А. Хан, М.О’ Кутерье и др.). В работах Е. Фарыно творчество Б. Пастернака рассматривается с мифологических позиций, которые находят свое продолжение в работах В.С. Баевского и Л.Л. Горелик, с позиций интертекстуальности рассматривает поэтическое наследие нобелевского лауреата И.П. Смирнов.
Е.Б. Пастернак, Н.Н. Вильмонт, М. Баевский, Л. Флейшман, Л.Л. Горелик, Е. Павловец рассматривали творчество Б. Пастернака сквозь призму компаративистики. В последние десятилетия подобный аспект пастернаковедения стал наиболее востребованным и актуальным: диссертационные исследования В.Б. Скурыдиной, Л.Н. Ивашутиной, Е.И. Леенсон, Д.А. Малева-ной-Митарджян, А.Н. Позднякова.
Несмотря на достаточное количество достойных и содержательных работ, проблема далека от разрешения, потому что современный этап развития науки предлагает новые методы и приемы для более точного и детального исследования творческого наследия авторов XIX и XX веков.
Объект анализа данной статьи - рецепция образа Фауста в творчестве Б. Пастернака. Поэзия и проза Бориса Пастернака во многом ориентированы на культуру и литературу Германии. Совокупность всех возможных обращений к произведениям немецкой культуры мы позиционируем как «немецкий текст».
Термин «немецкий текст» в современном литературоведении возник как клиширование уже существующих в научном обиходе «текстов»: «петербургский текст», «московский текст», «шекспировский текст», «историософский текст». О.С. Карпухина предлагает рассматривать «немецкий текст» как составную часть «культурного текста», что является неоспоримым, а «культурный текст» в свою очередь, по мнению исследователя, - это «знаковая система», которая рассматривается «в качестве звена иерархической цепочки «индивидуальное сознание - текст -культура» [1, с. 6]. Мы считаем необходимым уточнить ступени иерархической цепочки. По нашему мнению, первой ступенью должен быть сам «культурный текст», который оказывает определенное воздействие на «индивидуальное сознание» - вторую ступень, а затем уже все это реализуется в новом тексте - третья ступень (текст - абсолютно любая знаковая система).
В данном случае уместным будет вспомнить об уже существующих моделях коммуникации, так как восприятие «культурного текста» есть не что иное, как информационный обмен. В таком случае, полагая основным то воздействие, которое оказывается на реципиента с помощью текста, «коммуникатором» можно обозначить «немецкий текст», «индивидуальное сознание» (подразумеваются творческие и мировоззренческие установки участника) - проводник, а «коммуникант» - новый текст, возникший на основе восприятия, в нашем случае, немецкоязычной культурной среды.
Б. Пастернак, таким образом, в определенной степени участник своеобразного коммуникационного процесса, в котором основную роль играют тексты.
Особенность «немецкого текста», на наш взгляд, еще и в том, что данное сложноорганизованное явление состоит из множества разнонаправленных знаковых систем, которые, в свою очередь, также могут существовать в виде «текста»: «ге-тевский текст», «гейневский текст» по аналогии с «шекспировским», «марбургский текст» и т.п. Можно сколько угодно дополнять настоящий список, но все предложенное так или иначе будет находиться в рамках «немецкого текста». В настоящей статье мы обращаемся к одной из знаковых составляющих «немецкого текста» - образу Фауста, который активно разрабатывался в творческой лаборатории Б. Пастернака.
«Немецкий текст» в творчестве Бориса Пастернака - феномен, предполагающий использование определенной методологической базы. Подобная необходимость объясняется вариативностью и многообразием приемов и методов включения «немецкого текста» в произведения самим поэтом. Основой для нашего исследования стала школа компаративистики (сравнительного литературоведения), основные положения которой были заложены в работах А.Н. Веселовского [2].
К проблеме интерпретации образа «русского Фауста» ХХ века филологи обращаются постоянно: классический труд
В.М. Жирмунского «Гете в русской литературе» [3], статьи и монографии А. Аникста [4], работы Г.В. Якушевой [5], Г.Г. Ишимба-евой [6] и др. Мы также неоднократно обращались к указанной проблеме [7], однако она до сих пор представляется нам не вполне изученной и открытой для дальнейших исследований.
Однако, несмотря на многочисленные комментарии, решение заявленной проблемы далеко от логического финала. Недостаточное внимание, на наш взгляд, уделяется Фаусту Б. Пастернака. Каждая эпоха создает свой вариант образа «русского Фауста». Г.Г. Ишимбаева выделяет дореволюционный период, период между мировыми войнами, а далее «по десятилетиям -50-е, 60-е, 70-е и т.д. Исследователь утверждает: «В каждом из названных периодов проявляется своя ведущая тенденция в истолковании гетевского произведения, связанная с социальными условиями конкретно-исторического времени» [6, с. 9]. Несомненно, это утверждение закономерно и бесспорно, однако данная классификация не предусматривает возможности развития образа Фауста в рамках творчества одного автора. Если Фауст-Мастер М.А. Булгакова, несмотря на несколько редакций романа, так или иначе укладывается в рамки межвоенного периода, то Фауст Б.Л. Пастернака впервые возникает в поэзии в 1910-х годах, то есть в межвоенный период, а роман «Доктор Живаго» написан в послевоенный период, поэтому вопрос о временной отнесенности рецепции Фауста в творчестве Б. Пастернака остается открытым.
Формирование пастернаковского варианта Фауста пришлось на первые десятилетия ХХ века, полученная модель реализуется в рамках общего восприятия Б. Пастернаком немецкой философии и литературы. В поэтическом пространстве указанного периода имя Фауста вновь стало знаковым, к нему обращаются представители совершенно разных направлений, течений, немецкий герой становится одним из центральных персонажей русской литературы. С.М. Соловьев, В.Я. Брюсов, А.А. Блок, К.Д. Бальмонт, О.Э. Мандельштам, Н.С. Гумилев, В.В. Иванов, А.А. Ахматова, Д. Хармс, П.Г. Антакольский, Н.Н. Ушаков, Б.Ю. Поплавский, К.К. Вагинов, Эллис, И.Л. Сельвинский, Е.Г. Полонская и многие другие «включали» в поэтический лексикон имя Фауста: это могло быть упоминание либо о самом
герое, либо о литературном произведении с подобным названием. Например, стихотворение В. Ходасевича 1919 года «Высокий, сильный, молодой...»:
Он мне очень понравился,
Особенно потому, что попросил взаймы
Четвертый том Гёте,
Чтобы ознакомиться с «Фаустом».
Б. Пастернак неоднократно обращался к образу Фауста и в ранней лирике («Любовь Фауста», «Елене» и др.), и в поздний творческий период (роман «Доктор Живаго»), однако только художественным творчеством интерес поэта к данному образу не исчерпывается. Довольно часто образ Фауста как символ свободного духа, как знаковая составляющая философии Добра и Зла, как ориентир немецкой литературы XIX века, в том числе и творчества И.В. Гете, как реализация философской категории памяти и бессмертия встречается в публицистике и письмах Б. Пастернака. Например, в одном из писем к Н. Табидзе от 15 октября 1949 года: «Жизнь в полной буквальности повторила последнюю сцену из «Фауста», «Маргариту в темнице» [об арестованной Ольге Ивинской] [8, с. 580].
Б. Пастернак так же, как и его современники, убежден в необходимости создания «русского Фауста». В письме от 15 июля 1942 года, адресованном М.М. Морозову, он пишет: «Я начал большую пьесу в прозе, реалистическую, современную, с войною, - Шекспир тут очень поможет мне, - это российский Фауст, в том смысле, в каком русский Фауст должен содержать в себе Горбунова и Чехова» [8, с. 300]. Замысел не был осуществлен в том плане, в котором он задумывался автором, но сама идея о непреходящем значении образа Фауста для творческой парадигмы Пастернака, найдет свое продолжение в романе «Доктор Живаго».
Масштабный проект стал для поэта и величайшим даром, и серьезнейшим наказанием. В письме от 8 сентября 1947 года О.М. Фрейденберг упоминается о том, что «портить Фауста обязался» [8, с. 503]. Интересно, что Фауст не закавычен, однако в письме от 14 октября 1947 года А.И. Пузикову - гл. редактору Гослитиздата - поэт закавычивает название: «Сейчас ползимы я попишу свое собственное, роман в прозе, а затем обязательно возьмусь за начатого уже «Фауста» [8, с. 504]. Конечно, подобное можно объяснить тем, что адресат в первом случае -двоюродная сестра, поэтому возможны некоторые грамматические вольности, а во втором - чиновник от литературы, поэтому необходимо выдержать стиль и грамматику, тем не менее в более поздних письмах вне зависимости от того, кому направлено письмо, Фауст не будет закавычен, хотя, например, название переводов Шекспира Пастернак оформлял правильно: «Сейчас у меня на руках «Лир» для Гослитиздата» [8, с. 529].
Перевод трагедии для Пастернака заключался в создании нового варианта гетевского Фауста, способного утвердиться на русской литературной почве. Возникновению «русского Фауста» в рамках творчества Б. Пастернака также способствовал факт одновременной работы над переводом трагедии И.В. Гете и написанием романа «Доктор Живаго».
Одновременная работа над романом и переводом «Фауста» была чрезвычайно трудна. Практически в каждом письме 1948 года можно обнаружить упоминание и о переводе «Фауста», и о романе. Например, в письме от 20 июля 1948 года
С.Д. Спасскому: «Я наконец выбрался в Переделкино, на первое время без выезда, чтобы двинуть Фауста.» [8, с. 534] и здесь же: «Зато я привел в ясность вопрос о рукописи рома-на...[7, с. 534]; в письме от 9 августа 1948 года: «Средства к существованию я зарабатываю переводами, часто очень серьезными и оправдывающими себя, например сейчас перевожу Фауста, а урывками, редкими и непродолжительными, пишу свое, гораздо, на мой взгляд, свободнее, досказаннее и лучше, чем раньше. Последнее время я писал роман в прозе, написал первую книгу (он будет в двух) и буду продолжать, когда освобожусь от Фауста» [8, с. 535]; в письме от 29 июня - 1 октября 1948 О.М. Фрейденберг: «А теперь я с такой же бешеной торопливостью перевожу первую часть Гетевского Фауста, чтобы этой гонкой заработать возможность и право продолжать и, может быть, закончить зимой свой роман, начинание совершенно бескорыс-
Библиографический список
тное и убыточное, потому что он для текущей современной печати не предназначен» [8, с. 541].
Образ Фауста, над которым работал Пастернак во время перевода, оказал определенное воздействие на образ главного героя романа. Среди всех возможных находок сопоставительного анализа романа «Доктор Живаго» и трагедии «Фауст» нас интересует диада Фауст-Гамлет, которая с вызывающим интерес постоянством возникает в творчестве Пастернака. В уже упомянутом нами выше стихотворении «Елене» образы Фауста и Гамлета использованы в одной смысловой парадигме:
Луг дружил с замашкой Фауста, что ли, Гамлета ли,
Обегал ромашкой...
Строки должны создать образ «луга» как сильной, смелой, но мятежной, сомневающейся и одинокой личности.
В 1919 году Пастернак пишет несколько стихотворений, которые объединены в цикл «Пять повестей»: «Вдохновение», «Встреча», «Маргарита», «Мефистофель» и «Шекспир». Пастернак вновь совмещает два литературных мира - мир Гете и мир Шекспира, создавая совершенно новое знаковое пространство. Пастернак не пытается воспринимать литературу прошлых эпох как творчество стоящих друг от друга на расстоянии мастеров слова, для него это искусство в целом непреходящем единстве всех элементов. Такое же точно совмещение обнаруживаем и в романе «Доктор Живаго». Юрий Живаго - «русский Фауст» - создает стихотворение «Гамлет». «Двойное» авторство позволяет считать стихотворение программным не только для понимания образа Юрия Живаго, но и для прочтения того внутреннего посыла, который так важен был самому Б. Пастернаку. Элементы гетевской трагедии легко прочитываются в контексте указанного стихотворения. Создать иллюзию «многослойности» позволяет «размытость» образа лирического героя: обыкновенный человек перед лицом судьбы или актер на театральной сцене. Этот прием Пастернак использовал не однажды. Обращался он к нему и в раннем творчестве. В одном из неоконченных прозаических отрывков, датированных 1910 годом, герой исполняет роль Крысолова, волоча за собой сшитые шкурки крыс как элемент сценического костюма. В этом отрывке упоминается сцена, театр, но одновременно создается ощущение того, что пространство театра вот-вот раздвинется и сценой для Блафа-ра (так зовут героя Пастернака) станет весь мир. Особую роль в создании «театральности» в творчестве русского поэта сыграл перевод трагедии «Фауст» И.В. Гете, о котором мы уже упоминали. Немецкий автор начинает произведение с двух прологов, один из которых переводится как «Театральный пролог» или «Пролог в театре». Следующее за ним действо можно рассматривать в двух аспектах: во-первых, Фауст и Мефистофель -актеры, которые разыгрывают представление перед зрителем; во-вторых, Фауст и Мефистофель совершают путешествие -испытание.
Каждую фразу лирического героя «Гамлета» Б. Пастернака можно рассматривать как реализацию личностного начала самого поэта, Юрия Живаго - героя романа, Фауста, Гамлета, наконец, актера, который исполняет роль, а если продолжить крылатое выражение Шекспира «Мир - театр, а люди в нем - актеры», то подобным актером выступает каждый, вновь и вновь выходя на сцену жизни.
Таким образом, обращение к образу Фауста и его многократное использование в поэзии и прозе как знакового элемента и немецкого, и русского культурных кодов различных эпох позволяет Б. Пастернаку реализовать собственные творческие установки, воплотить в творчестве яркую, одаренную личность. Однако Фауст Б. Пастернака не способен успешно справляться с миром действительности, каждый его шаг - путь к гибели, потому что творческая натура, высокоодаренный художник в ХХ веке обречен на одиночество и непонимание. В стихотворение «Художник» Б.Л. Пастернак очень точно подметил причину противоречий «русского Фауста» ХХ века:
Но кто ж он? На какой арене Стяжал он поздний опыт свой?
С кем протекли его боренья?
С самим собой, с самим собой.
1. Карпухина, О.С. «Немецкий текст» в творчестве Андрея Белого (художественное освоение философем Рудольфа Штейнера в лирике и прозаических произведений А. Белого): автореф. дис. ... канд. филол. наук. - Самара, 2004.
2. Веселовский, А.Н. Историческая поэтика. - М. - 1989.
3. Жирмунский, В.М. Гёте в русской литературе. - М. - 1982.
4. Аникст, А.А. «Фауст» Гёте: литературный комментарий. - М., 1979.
5. Якушева, Г.Н. Фауст и Мефистофель: вчера и сегодня. - М., 1991.
6. Ишимбаева, Г.Г. Русская фаустиана ХХ века. - М., 2002.
7. Лаврентьева, Н.В. И.В. Гете и Борис Пастернак (к проблеме русско-немецких литературных связей). - Рязань, 2010.
8. Пастернак, Б.Л. Письма // Собр. соч.: в 11 т. - М., 2005. - Т. IX.
9. Пастернак, Б.Л. Публицистика // Собр. соч.: в 11 т. - М., 2005. - Т. V.
Bibliography
1. Karpukhina, O.S. «Nemeckiyj tekst» v tvorchestve Andreya Belogo (khudozhestvennoe osvoenie filosofem Rudoljfa Shteyjnera v lirike i
prozaicheskikh proizvedeniyj A. Belogo): avtoref. dis. ... kand. filol. nauk. - Samara, 2004.
2. Veselovskiyj, A.N. Istoricheskaya poehtika. - M. - 1989.
3. Zhirmunskiyj, V.M. Gyote v russkoyj literature. - M. - 1982.
4. Anikst, A.A. «Faust» Gyote: literaturnihyj kommentariyj. - M., 1979.
5. Yakusheva, G.N. Faust i Mefistofelj: vchera i segodnya. - M., 1991.
6. Ishimbaeva, G.G. Russkaya faustiana KhKh veka. - M., 2002.
7. Lavrentjeva, N.V. I.V. Gete i Boris Pasternak (k probleme russko-nemeckikh literaturnihkh svyazeyj). - Ryazanj, 2010.
8. Pasternak, B.L. Pisjma // Sobr. soch.: v 11 t. - M., 2005. - T. IX.
9. Pasternak, B.L. Publicistika // Sobr. soch.: v 11 t. - M., 2005. - T. V.
Статья поступила в редакцию 12.06.13
УДК 811:512.157
Malysheva N. V. LEXICAL AND SEMANTIC PARALLELS OF YAKUT AND UIGUR LANGUAGES (DENOMINATION OF HOUSES, HOUSEHOLD ITEMS, TOOLS, CLOTHING, FOOD). Article is devoted to comparative relationship study of the Yakut and Uygur languages in a separate lexico-semantic group of words denoting the name of dwellings, household items, tools, clothing and food. The article is concerned with the comparison analysis of the quantitative and statistical, structural-typological and lexico-semantic characteristic in the Yakut and the Uighur languages. This allows us to identify important aspects of study the peculiarities of structural typology and lexico-semantic criteria above the lexico-semantic group.
Key words: lexico-semantic group, Yakut language, Uigur language, Yakut-Uigur parallels, phonologic characteristic, lexico-semantic characteristic, structural-semantic features, monosyllabic stems, disyllabic stems, trisyllabic stems.
Н.В. Малышева, аспирант Института языков и культуры народов Северо-Востока РФ СевероВосточного федерального университета им. М.К. Аммосова, г. Якутск, E-mail: [email protected]
ЛЕКСИКО-СЕМАНТИЧЕСКИЕ ПАРАЛЛЕЛИ ЯКУТСКОГО И УЙГУРСКОГО ЯЗЫКОВ (НА МАТЕРИАЛЕ ОСНОВ, ОБОЗНАЧАЮЩИХ НАЗВАНИЯ ЖИЛИЩ, ПРЕДМЕТОВ БЫТА, ОРУДИЙ ТРУДА, ОДЕЖДЫ И ПИЩИ)
Статья посвящена сравнительному исследованию взаимосвязи якутского и уйгурского языков в отдельно взятой лексико-семантической группе слов, обозначающих названия жилищ, предметов быта, орудий труда, одежды и пищи. В представленной статье в сравнительном плане проводится анализ количественно-статистической, структурно-типологической, лексико-семантической характеристики якутско-уйгурских параллелей, что позволяет выявить важные стороны по изучению особенностей структурной типологии и лексико-семантических признаков вышеназванной лексико-семантической группы.
Ключевые слова: лексико-семантическая группа, якутский язык, уйгурский язык, якутско-уйгурские параллели, фонологическая характеристика, лексико-семантическая характеристика, структурно-семантические особенности, односложые основы, двусложные основы, трехсложные основы, структурный тип.
Якутский язык является одним из древнейших тюркских языков. Он в своем историческом развитии претерпел сильное влияние некоторых тюркских, монгольских языков и тунгусо-маньчжурских языков [1, с. 6-7]. В настоящее время отсутствует системное изучение исторической лексики якутского языка. Имеется несколько научных гипотез по проблемам изучения происхождения и истории якутского языка. Однако они не получили единого научного признания.
Таким образом, проведение историко-сравнительных исследований якутского языка с другими современными тюркскими и древнетюркскими языками может способствовать открытию новых научных взглядов и гипотез для решения проблемы происхождения якутского языка и составления сравнительно-исторической лексики тюркских языков, что является основной задачей тюркологической науки.
Лексико-семантическая группа «названия жилищ, предметов быта, орудий труда, одежды и пищи» относится к самой подвижной части словарного фонда, потому что она относится
к материальной культуре народа. Данный пласт лексики включает в себя названия предметов, явлений и действий, зависящих от повседневной жизни и изменения общества. Системное изучение ЛСГ может дать сведения о древних местах обитания и контактах с другими родственными или неродственными народами [2].
Сравнительно-сопоставительное изучение якутского и уйгурского языков является одним из значительных вопросов в области тюркской и, шире, алтайской лингвистики. Происхождение и историческое развитие якутского языка имеет совершенно иной путь, чем большинство тюркских языков [3]. В этой связи в тюркологической науке много спорных моментов по вопросу происхождения якутского языка. Актуальность выбранной темы исследования обусловлена отсутствием в якутском языкознании сравнительных работ, систематизирующих отношение якутского языка к современному уйгурскому языку. В связи с этим, актуальность темы заключается в необходимости: а) исследования исторической лексики якутского и уйгурского языков;
