CC BY
56
ФИЛОСОФИЯ
philosophy
УдК 39(571.54/55)
ББК Т 5-3 (2р54)
Артем Вадимович Жуков,
доктор философских наук, профессор, Забайкальский государственный университет (672039, г. Чита, ул. Александро-Заводская, 30) e-mail: artem_jukov68@mail.ru Алена Алексеевна Жукова, кандидат философских наук, научный сотрудник, Забайкальский государственный университет (672039, г. Чита, ул. Александро-Заводская, 30) e-mail: kazarbina_a@mail.ru
Рецепция идей и образов Китая номадами Забайкалья в период до российской колонизации1
В статье проводится исследование процессов идейного воздействия Китая на сознание населения Забайкалья в период до российской колонизации. Цель статьи заключается в анализе особенностей рецепции образов Китая населением кочевых сообществ Забайкалья. Авторы раскрывают проблему распространения феноменов культуры, импортируемых из Китая, который, не стремясь навязывать свою идеологию соседям, тем не менее, оказывал на них мифологизирующее воздействие. К проводимому анализу привлечены данные археологии, свидетельствующие о наличии культурных контактов с Китаем у ранних номад Забайкалья. Использованы данные истории, раскрывающие тему идейного влияния Китая на тюрок, киданей, и средневековых монгол. Новизну работы определяет выявление содержательного состава китайских образов, рецепция которых была осуществлена в сознании кочевников Забайкалья, среди которых выделяются образы, связанные с поклонением Небу и обожествлённому правителю. Авторы акцентируют внимание на таких альтернативных способах распространения китайских идей, как поддержка маньчжурским правительством Китая некитайских явлений культуры. Результатом работы стало выявление основных алгоритмов распространения китайских образов и идей на территории Забайкалья, среди которых выделяется открытие для «некитайских народов» возможности пользоваться достижениями благ цивилизации Китая и практика поддержки «некитайской религии» тибетского буддизма. Практическое значение работы состоит в доказательстве положения о том, что при планировании стратегии взаимодействия с Китаем России необходимо учитывать длительный характер существования китайской цивилизации и значительное влияние традиционных аспектов китайской культуры на жизнь народов, окружающих Китай.
Ключевые слова: образы Китая, номады Забайкалья, народная религиозность, этнокультурное взаимодействие, китайское мифотворчество, рецепция китайских идей, межкультурный диалог.
1 А. В. Жуков - основной автор, является организатором проекта, формулирует выводы и обобщает итоги реализации коллективного проекта.
© Жуков А. В., Жукова А. А., 2014
6
Artem Vadimovich Zhukov,
Doctor of Philosophy, Professor, Transbaikal State University (30 Alexandro-Zavodskay St., Chita, Russia, 672039) e-mail: artem_jukov68@mail.ru Alyona Alekseyevna Zhukova, Candidate of Philosophy, Researcher, Transbaikal State University (30 Alexandro-Zavodskay St., Chita, Russia, 672039)
e-mail: kazarbina_a@mail.ru
The Reception of the Chinese Ideas and Images by the Nomads of Transbaikalie before the Russian Colonization1
In this article we study the processes of China’s ideological influence on the population’s minds of Transbaikalie before the Russian colonization. The purpose of the article is to analyze the peculiarities of the Chinese images reception by the population of nomadic communities of Transbaikalie. The authors reveal the spread of cultural phenomena imported from China, which does not seek to impose their ideology on their neighbors; however, it provided a mythologized impact on them. The archeological data, indicating the presence of cultural contacts of the early Nomads of Transbaikalie with China are drawn to the analyses. Historical data, revealing the theme of China ideological influence on the Turks, Khitan, and medieval Mongol are used. The novelty of the work is defined by the detection of the Chinese meaningful images, the reception of which was carried out in the minds of the Nomads of Transbaikalie, among which there are the images associated with the worship of Heaven and deified ruler. The authors emphasize the dissemination of such alternative methods of Chinese ideas as supporting China’s Manchu government of non-Chinese cultural phenomena. The result of the work was to identify the main propagation algorithms of the Chinese images and ideas in the Transbaikal region, among which the opening for the «non-Chinese peoples» enjoyment of the benefits of civilization achievements of China and the practice of «non-Chinese religion» supporting of Tibetan Buddhism stands out. The practical significance of the work is to prove the position that when planning an interaction strategy with China, Russia should take into account the existence of long-term nature of Chinese civilization and a significant impact to the traditional aspects of Chinese culture on the lives of the peoples surrounding China.
Keywords: images of China, Nomads of Transbaikalie, folk religion, ethno-cultural interaction, Chinese myth-making, reception of Chinese ideas, intercultural dialogue.
Начиная с последних десятилетий прошлого века китайское общество переживает период интенсивного развития, что приводит не только к появлению прогрессивных перемен во внутренней жизни этой страны, но и к активизации отношений с внешним миром, в частности с Россией [3, с. 25]. Растёт уровень мобильности китайцев и увеличивается их интерес к соседним территориям, одной из которых является Забайкалье, что подтверждается стремительным ростом китайских городов, расположенных на российско-китайских пограничных переходах [15, с. 168]. В истории Китай не раз претендовал на усиление своего влияния в Забайкалье и даже вводил сюда свои войска. Однако это не приносило результатов [9, с. 35]. Не оставалось у Китая шансов на аннексию и после присо-
единения Забайкалья к России. Тем не менее, распространение идей и образов Китая на пространствах, находящихся к северу от Великой Китайской стены, никогда не прекращалось. Всё более интенсифицируется оно и сегодня.
В связи с этим актуальность приобретают вопросы исследований механизмов идейного влияния Китая на население окружающих его территорий, используемые им в течение длительного времени. Необходимо указать, что актуальность данной темы подчёркивается большим количеством публикаций таких авторов, как А. В. Давыдова [7], П. Б. Коновалов [10], И. В. Филиппова [18] и др., в которых исследователи номадизма в регионах Центральной Азии отмечают наличие влияния цивилизации Китая на культуру кочевников. В
1 A. V. Zhukov - is the main author, research organizer, formulates conclusions and generalizes results of the collective
project implementation
то же время важно отметить, что целостный анализ процессов рецепции образов Китая кочевниками Забайкалья не проводился. В частности открытой остается проблема исследования факторов успеха, либо неуспеха культуртрегерской политики Китая по отношению к кочевникам, частичной реализации которой посвящено это исследование.
Методологическим основанием исследования являются выводы Л. С. Васильева, согласно которым в основе длительного воздействия Китая на северных соседей лежало два условия. Первым было то, что изоляция китайской культуры никогда не была абсолютной, и, несмотря на то, что сложившиеся в Китае образцы мировосприятия, ценностей, поведения в целом являлись результатом развития самодостаточной китайской культуры, она носила относительный характер. Вторым обстоятельством, влияющим на результаты культурных контактов, оказалась значительная по времени непрерывность существования мощной китайской цивилизации, создающей особый контекст, способствующий окитаиванию культурных феноменов, прибывающих в Китай извне или находящихся в зоне влияния Китая. Как пишет Л. С. Васильев, в истории Китай не раз подвергался завоеваниям и нашествиям и испытывал действие процессов разрушения и хаоса, но, несмотря на это, каждый раз он, преодолевая последствия указанных событий, сохранял специфические особенности идентификации, язык, этничность, культуру, государственность, а завоеватели, наоборот, как правило, воспринимали многочисленные китайские заимствования, которые приводили их к ассимиляции [2, с. 5].
На наш взгляд, отмеченные особенности в сфере межкультурного взаимодействия с участием Китая можно проследить на примере народов Забайкалья, которые находятся в состоянии регулярных контактов с китайской культурой уже с древнейших времен. На основании данных Д. Бертронга [1, с. 245], можно заключить, что основа мировоззренческой традиции Китая, которой китайцы придерживались во все времена, и элементы которой могли восприниматься сознанием народов, поддерживающих контакты с китайской цивилизацией, была представлена такими идеями и практиками, как почитание предков, предания о тотемистических связях героев и правителей, на основании которых строились генеалогии и проводились деификации новых божеств, духов и героев; государственный контроль за духовной жизнью народа; господ-
ствующее положение конфуцианской доктрины в идеологической жизни страны, согласно которой государственное значение отводилось мифу о происхождении императора от Неба и об особых взаимоотношениях между Небом, императором и китайским народом; практики геомантии и праздничного ритуала; рассказы о хозяйстве, ценных вещах, изобретениях.
Сравнивая содержательный состав мифологических представлений Китая со сведениями о мировоззрении жителей Забайкалья, приводимые В. Е. Ларичевым [13, с. 33] и П. Б. Коноваловаловым [10, с. 218], и относящиеся к первому тысячелетию до н. э., можно убедиться в наличии у них общих идей. Среди них авторы отмечают почитание божества неба, огня, культ предков и могущественных вождей, господство культа силы и власти. Как отмечает В. В. Малявин, влияние этих идей усиливалось в последующий период, когда китайская экспансия была направлена на государства ранних номадов [14, с. 176]. Важно обратить внимание на то, что большинство исследователей сходятся во мнении о том, что стремление к восприятию идей Китая, как правило, инициировалось самими кочевниками. Например, А. В. Давыдова отмечает, что они, сохраняя политическую самостоятельность, во многом зависели от экономики Китая и вынуждены были поддерживать с ним дипломатические, брачные и торговые контакты [7, с. 193].
Согласно мнению, которое защищает И. В. Филиппова, первыми на путь заимствования идей Китая встали племена хунну. Наиболее значимым итогом воздействия земледельческой цивилизации Китая на кочевников, по её мнению, было то, что они впервые создали собственное государство, существование которого напрямую зависело от Китая. И. В. Филиппова пишет, что это обстоятельство стало фактором того, что в номадиче-ской среде получили распространение китайские предметы быта и роскоши, конструирование и обустройство городов и поселений, а также погребальных сооружений по китайскому образцу [17, с. 18]. Стремление жить по китайским стандартам, как показывает
Н. Н. Крадин, привело к сдвигам в сознании и последующему распространению китайских идей связанных с китайским способом мировосприятия [10, с. 112]. Среди них особое место заняли идеи, связанные происхождением с одной из древнейших китайских мифологических концепций, подразумевающей наличие веры в заботу Неба о благосостоя-
нии людей. Кроме этого распространились и общественные ценности, характерные и ценимые в Китае, такие как почитание предков и вера в «тотемистические мифы» [6, с. 105]. При этом в государственной идеологии хунну по аналогии с китайской идеологией космос был объявлен божеством, покровительствующим народу, а хуннский шаньюй - сыном Неба [5, с. 35]. Вера в космическое божество (Небо) давала хунну ощущение избранности среди соседних племен, а также уравнивала права правителей хунну и китайских императоров. Таким образом, основным фактором влияния китайской идеологии на хунну была экономическая зависимость кочевников, которая усугублялась их политическим и военным противостоянием Китаю. Относительно короткий период существования государства хуннов в рамках китайского приграничья позволил им сформировать основы идеологии и государственного управления по китайскому образцу, но не привёл к их окончательной ассимиляции.
Впоследствии идеология хунну, уже как самостоятельный идеологический конструкт, прочно вошла в мировоззренческую систему почти всех кочевых сообществ региона Центральной Азии. Её влияние испытали многие кочевые племена Забайкалья. Наиболее яркий пример демонстрирует история ранних тюрок, у которых источники зафиксировали бытование культа Тэнгри (Неба). В их мифологии Кок-Тэнгри, являясь Небом, духовно, а не материально было противопоставлено видимому в обыденной жизни небу. В этой вере Л. Н. Гумилёв увидел влияние Китая, по аналогии с которым тюрки приравняли собственное мировоззрение с принципами, лежащими в основе государства [5, с. 76]. Тем не менее, среди народов Забайкалья ранние тюрки в наименьшей степени испытали влияние процессов китаизации, причиной чего была постоянная смена каганатов, сопровождавшаяся изменением племенного состава этих государств. Отсюда можно предположить, что важнейшим фактором культуртрегерской политики Китая с древности является длительность «мягкого» воздействия этой цивилизации на кочевников.
Древнее монголоязычное население Забайкалья также переосмысляло и использовало идеи, имевшие происхождение в культуре Китая. Так, племена сяньби, пришедшие на смену хунну в нач. II в. полагали, что их правитель Таньшихуай является сыном Неба, который был рожден своей матерью, зачавшей от небесной градинки. На развитие таких
монгольских племён, как тоба-вэй (IV в.) и кидань (X в.), частично захватывавших территории, влияние Китая было столь значительным, что это привело к их частичной культурной ассимиляции. Полное поглощение тобасцев было обусловлено переселением этого племени на территорию Китая. Частичная культурная ассимиляция киданей имела в своем основании их тесное, но непродолжительное культурное взаимодействие с китайской культурой в рамках существовавшей на китайской территории киданьской империи Ляо. В течение почти ста лет идеология государства киданей испытывала влияние китайской мифологии, элементов даосизма, конфуцианства и китайского буддизма. В результате у них была сформирована синкретическая система киданьского тэнгризма, в которой наиболее представленной оказалась идея Неба. Император киданей считался воплощением Неба на земле, он исполнял обязанности первосвященника и приносил Небу ежегодные жертвы [16, с. 480].
Эпоха Чингисхана, сопровождавшаяся монгольским завоеванием Китая, продемонстрировала нарастающую идейную зависимость монголоязычного населения от китайского контекста. В качестве факторов, обусловивших китайское идейное влияние на монголов, исследователи признают наличие монголо-китайских связей и влияние, которое оказывала культура оседлых соседей на северных номадов. Первоначально Чингисхан сочетал в государственном строительстве древние традиции, сохранившиеся ещё от хунну, с законами аристократии и элементами республиканского народовластия. Человек повинуется начальнику не как лицу, а как части божественно установленной иерархической лестницы, на вершине которой стоит хан, который правит народом по велению Неба [17, с. 10]. В этой мифологеме налицо религиозно-напоминательное восприятие, характерное для Китая. Божество не мыслится как бытийно-присутствующее в наличном мире, напротив, в мифе фиксируется отстранённость Земли от Небес, и всё внимание обращается на народоводителя, который становится самодержцем [18, с. 312]. В целом данные исследований дают основания для вывода о том, что государство, основанное Чингисханом, опиралось на религиозную мифологию, имеющую очевидные параллели с древнекитайской мудростью.
В последующие годы монгольские императоры династии Юань, перенеся столицу в Пекин, в ещё большей степени вынуждены
были примерять свою религиозность и обычаи к китайскому образцу. В частности, с 1267 г. по приказу Хубилая, монголы стали отмечать Новый год в феврале. Во время церемонии они поклонялись Небу и императору, как лицу его представляющему [8, с. 50]. Важно, что всё, что было связано с китайским влиянием на обычаи «северных соседей» Китая, у них сохранялось. Напротив, их попытки выбрать самостоятельный путь развития, находясь в области влияния культуры Китая, как, например, попытка юаньских императоров сделать тибетский буддизм религией монголов, на тот момент продолжения не имела.
Идущие вслед за этим столетия обозначили стремление монголов к возрождению национальной самостоятельности и духовной жизни. Однако в тот период идейное влияние китайской религиозно-мифологической системы на население севера Центральной Азии стало ещё более ощутимым, изощрённым и многообразным [12, с. 81]. Особенно это проявилось тогда, когда Китай оказался подчинён маньчжурам, которые, используя традиционные китайские технологии воздействия, и стремясь захватить территории Монголии, посчитали тибетский буддизм удобным средством политической и социальной регуляции свободолюбивых и мятежных племён. К. М. Герасимова полагает, что создаваемое маньчжурами управление было ориентировано на буддийскую иерархию, которая со своей стороны стремилась к сращиванию с государственной властью Китая. Герасимова описывает мифологему, которую распространяло маньчжурское правительство. Смысл её состоял в том, что маньчжурский двор якобы является творцом культурной традиции монгольских народов, имея отношение к распространению среди них тибетского буддизма. Однако очевидна и обратная сторона этого внешнего «попечения» о развитии монгол -это подавление национальной независимости и духовное закабаление с помощью ламаистской иерархии [4, с. 315].
Длительная поддержка тибетского буддизма маньчжурским государством и государства тибетским буддизмом, в конечном счёте, способствовала закреплению этой религии в среде монгол. Китайское влияние на содержание данной формы буддизма приводило к тому, что менялись обрядовые практики монгольского населения. В частности, в XVIII в. в рамках празднования общенационального летнего праздника Надом был реактуализо-ван традиционный китайский миф о Небе, дополненный культом Богдыхана, ставше-
го живым богом - его представителем [9, с. 36]. Также стала широко распространяться практика деификации так называемых перерожденцев - тулку, людей, считавшихся воплощениями божеств, будд и бодхисатв. Надо сказать, что такие культы характерны для Китая и территорий, находящихся с ним в тесных культурных связях. В целом к XVIII в. культура монголоязычных народов, находившихся вне территорий российской колонизации, развивалась в рамках традиции тибетского буддизма, которому покровительствовали маньчжурские владыки и который распространял среди населения идеи и мифы китайского происхождения.
Таким образом, анализ материалов, свидетельствующих о значительном влиянии традиционных аспектов китайской культуры на жизнь народов, окружающих Китай, показывает, что алгоритм культурного воздействия Китая предполагал длительный и интенсивный характер отношений этих народов с китайской цивилизацией, что могло привести к их китаизации, как это произошло с частью хуннских, тобасских, киданьских и монгольских племен. В случае же прерывания контактов с Китаем, эти процессы прекращались. Такова была судьба тюркских племен, ушедших за пределы региона, а затем и монголоязычного населения, оказавшегося в пределах границ российского Забайкалья. Результатом процессов рецепции мифологических образов Китая у них было создание самостоятельных и самобытных синкретических систем мировоззрения, в которых элементы китайского происхождения переосмыслялись, исходя из этнических стандартов и стереотипов.
По отношению к современной ситуации, в которой находятся народы Забайкалья, проведённый анализ доказывает, что, несмотря на невозможность осуществления прямого идеологического влияния на них со стороны КНР, они продолжают оставаться в зоне интересов Китая, очерченных понятием китайского культурного круга. В этих условиях Китай прибегает к осуществлению традиционных методов приобщения некитайских народов к достижениям культуры Китая, предлагая российской стороне и гражданам не только доступные товары, но также поддержку и помощь, как в экономических, так и в политических вопросах. Важным является то, что указанная стратегия ориентируется на инициативу, которую проявляют россияне, привлечённые возможностями, предлагаемыми китайской стороной. Не учитывать это с точки зрения управления государством, оз-
начает допустить запуск процессов, переключающих экономические, а затем культурные и политические связи Забайкалья с Москвы на Пекин. Безусловно, здесь необходимо учитывать и то, что традиционные культуртрегерские стратегии Китая сегодня, как и в предыдущие периоды, основываются на интересах, которые предполагают очень длительную перспективу. Поэтому в отношении временного отрезка, охватывающего ближайшие десятилетия, российская сторона может рассчитывать только на благожелательный и положительный культуротворческий контекст, сопровождающий приграничное взаимодействие с КНР.
Подведём итоги статьи:
1. Геополитические, природные, и геологические условия Забайкалья способствовали тому, что начиная с периода первых цивилизаций, население региона поддерживало контакты с земледельческим Китаем, который оказывал прогрессивное воздействие на материальную культуру кочевых племён Забайкалья, стремившихся заимствовать и использовать достижения более развитого соседа. Алгоритм межкультурной коммуникации с Китаем на территориях Забайкалья в период до российской колонизации предполагал, что Китай, не стремясь навязывать свою идеологию соседям, неизменно оказывал на них мифологизирующее влияние. Это происходило потому, что неподконтрольные Китаю кочевники сами проявляли инициативу и стремились к обретению «благ цивилизации», имеющихся в Китае. Стремясь скопировать особенности образа жизни и хозяйства китайцев, номады вслед за этим воспринимали идеи, касающиеся социального регулирования, государственного устройства и идеологии.
2. В результате устойчивых контактов в сфере материальной и духовной культуры с Китаем мифология и космология соседних регионов, сформировала общие черты и доминанты, демонстрирующие наличие влияния китайских идей. Наиболее известные среди них связаны с поклонением Небу и обожествлённому правителю. Так же. как и в Китае, религиозная культура его северных соседей с древности является в первую очередь искусством жить в обыденном, наличном мире, который понимался как одушевлённый Космос полноценной жизнью долговечно и счастливо. В центре внимания населения Китая и Центральной Азии всегда находился человек,
коллектив, общество, устройство правильной и упорядоченной жизни на этом свете, которое должно происходить сегодня, сейчас. Тесная взаимосвязь индивида и коллектива, микрокосма личности и макрокосма вселенной, простых смертных и божеств, равно как и основанный на этой связи идеал социальной и небесной гармонии, синтетического эклектизма, - вот характерные черты формирующегося под влиянием идей Китая типа восприятия мира, который можно охарактеризовать как оптимистический.
3. Альтернативным способом распространения китайских идей в этот период была практика поддержки маньчжурским Китаем так называемой «некитайской» ламаистской конфессии, которая принималась монголоязычным населением как в контексте поиска этнических идентификаций и попыток противостоять китайскому влиянию. Вместе с принятием ламаизма среди монголов был воспринят ряд идей, имеющих китайское происхождение. В первую очередь, идея поклонения Богдыхану как представителю Неба и практики деификации. Таким образом, в течение тысячелетий Китай имплицитно использовал тот механизм идейного влияния, который сегодня именуется политикой «мягкой силы». Вместе с этим необходимо отметить, что пытаясь взаимодействовать с Китаем на равных, кочевники, проживавшие на территории Забайкалья, не просто копировали образцы китайской мифологии. Напротив, в ряде случаев рецепции китайских идей, таких как культ поклонения Вечно Синему Небу (Тэнгрианство) и ламаизм, китайский образец был творчески использован для того, чтобы воспроизвести независимый от Китая духовный конструкт, призванный обеспечить собственную идеологическую легитимацию, которая бы уравнивала их правителей с императором Поднебесной.
4. Традиционные стратегии межкультур-ного взаимодействия Китая со своими соседями, входящими, по мнению китайцев, в зону «китайского культурного круга» предполагают ориентированные на длительный период времени программы действий, направленные на оказание поддержки и помощи культурным начинаниям, способствующие как развитию этих территорий, так и их постепенному, но очень «мягкому» приобщению к достижениям китайской культуры и цивилизации.
Список литературы
1. Бертронг Д. Мудрецы и бессмертные. Религии Китая // Религии мира: справочник религий. Минск: Белфакс, 1994. С. 245-247.
2. Васильев Л. С. Культы, религии, традиции в Китае. М.: Восточная литература, 2001. 488 с.
3. Гельбрас В. Г. Россия и Китай: вопросы собирания геоэкономических пространств // Полис, 1995. № 6. С. 18-25.
4. Герасимова К. М. Вопросы методологии исследования культуры Центральной Азии. Улан-Удэ: БНЦ СО РАН, 2006. 341 с.
5. Гумилёв Л. Н. Древние тюрки. М.: Клышников - Комаров и К, 1993. 524 с.
6. Гумилёв Л. Н. Хунны в Китае. М.: Айрис-пресс, 2003. 621 с.
7. Давыдова А. В., Шилов В. П. К вопросу о земледелии у гуннов // Вестник древней истории, 1953. № 2. С. 193-201.
8. Жуковская Н. Л. Категории и символика традиционной культуры монголов. М.: Наука, 1988. 196 с.
9. Кара Д. Культура народов Востока. Книги монгольских кочевников. М.: Наука, 1972. 229 с.
10. Коновалов П. Б. Хунну в Забайкалье: погребальные памятники. Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1976. 248 с.
11. Крадин Н. Н. Империя хунну. Владивосток: Дальнаука, 2001. 312 с.
12. Ламаизм в Бурятии XVIII - начала XX в. Структура и социальная роль культовой системы / Г. Р. Галданова [и др.]. Новосибирск: Наука, 1983. 239 с.
13. Ларичев В. Е. Неолит Дунбэя и его связи с культурами Северо-Восточной Азии // Археологический сборник. Улан-Удэ: Бурят. кн. изд-во, 1959. №1. С. 33-62.
14. Малявин В. В. Китайская цивилизация. М.: Астрель, 2001. 632 с.
15. Морозова В. С. Региональная культура в социокультурном пространстве российского и китайского приграничья: дис. ... д-ра филос. наук. Чита, 2013. 378 с.
16. Пиков Г. Г. Религиозно-мифологические представления киданей // Сибирь в панораме тысячелетий. Новосибирск: Наука, 1998. Т. 1. С. 478-488.
17. Попова И. Ф. Танский Китай и Центральная Азия [офиц. сайт]. URL: http:// www.kyrgyz.ru/?page=264 (дата обращения: 09.02.20014).
18. Филиппова И. В. Культурные контакты населения Западного Забайкалья, Южной, Западной Сибири и Северной Монголии с ханьским в скифское и гунно-сар-матское время (по археологическим материалам): автореф. дис. ... канд. ист. наук. Новосибирск, 2005. 25 с.
19. Хара-Даван Э. Чингис-хан как полководец и его наследие. Элиста: Калм. кн. изд-во, 1991. 221 с.
20. Юрченко А. Г. Историческая география политического мифа. Образ Чингисхана в мировой литературе XIII-XV вв. СПб.: Евразия, 2006. 640 с.
References
1. Bertrong D. Mudretsy i bessmertnye. Religii Kitaya // Religii mira: spravochnik religii. Minsk: Belfaks, 1994. S. 245-247.
2. Vasil’ev L. S. Kul’ty, religii, traditsii v Kitae. M.: Vostochnaya literatura, 2001. 488 s.
3. Gel’bras V. G. Rossiya i Kitai: voprosy sobiraniya geoekonomicheskikh prostranstv // Polis, 1995. № 6. S. 18-25.
4. Gerasimova K. M. Voprosy metodologii issledovaniya kul’tury Tsentral’noi Azii. Ulan-Ude: BNTs SO RAN, 2006. 341 s.
5. Gumilyov L. N. Drevnie tyurki. M.: Klyshnikov - Komarov i K, 1993. 524 s.
6. Gumilyov L. N. Khunny v Kitae. M.: Airis-press, 2003. 621 s.
7. Davydova A. V., Shilov V. P. K voprosu o zemledelii u gunnov // Vestnik drevnei istorii, 1953. № 2. S. 193-201.
8. Zhukovskaya N. L. Kategorii i simvolika traditsionnoi kul’tury mongolov. M.: Nauka, 1988. 196 s.
9. Kara D. Kul’tura narodov Vostoka. Knigi mongol’skikh kochevnikov. M.: Nauka, 1972. 229 s.
10. Konovalov P. B. Khunnu v Zabaikal’e: pogrebal’nye pamyatniki. Ulan-Ude: Buryat. kn. izd-vo, 1976. 248 c.
11. Kradin N. N. Imperiya khunnu. Vladivostok: Dal’nauka, 2001. 312 s.
12. Lamaizm v Buryatii XVIII - nachala XX v. Struktura i sotsial’naya rol’ kul’tovoi sistemy /
G. R. Galdanova [i dr.]. Novosibirsk: Nauka, 1983. 239 s.
13. Larichev V. E. Neolit Dunbeya i ego svyazi s kul’turami Severo-Vostochnoi Azii // Arkheologicheskii sbornik. Ulan-Ude: Buryat. kn. izd-vo, 1959. №1. S. 33-62.
14. Malyavin V. V. Kitaiskaya tsivilizatsiya. Moskva: Astrel’, 2001. 632 s.
15. Morozova V. S. Regional’naya kul’tura v sotsiokul’turnom prostranstve rossiiskogo i kitaiskogo prigranich’ya: dis. ... d-ra filos. nauk. Chita, 2013. 378 s.
16. Pikov G. G. Religiozno-mifologicheskie predstavleniya kidanei // Sibir’ v panorame tysyacheletii. Novosibirsk: Nauka, 1998. T. 1. S. 478-488.
17. Popova I. F. Tanskii Kitai i Tsentral’naya Aziya [ofits. sait]. URL: http://www.kyrgyz. ru/?page=264 (data obrashcheniya: 09.02.20014).
18. Filippova I. V. Kul’turnye kontakty naseleniya Zapadnogo Zabaikal’ya, Yuzhnoi, Zapadnoi Sibiri i Severnoi Mongolii s khan’skim v skifskoe i gunno-sarmatskoe vremya (po arkheologicheskim materialam): avtoref. dis. ... kand. ist. nauk. Novosibirsk, 2005. 25 s.
19. Khara-Davan E. Chingis-khan kak polkovodets i ego nasledie. Elista: Kalm. kn. izd-vo, 1991. 221 s.
20. Yurchenko A. G. Istoricheskaya geografiya politicheskogo mifa. Obraz Chingis-khana v mirovoi literature XII-XV vv. SPb.: Evrazia, 2006. 640 s.
Статья поступила в редакцию 11.02.2014
