CC BY
31
рецензия на коллективную монографию «Этнолингвистика и лингвокультурология художественных текстов Михаила Шолохова» (Москва: МпгУ, 2015)
леденёва в.в.
доктор филологических наук, профессор кафедры современного русского языка МГОУ (ГОУ ВО МО «Московский государственный областной университет») 105005, Москва, ул. Радио, д.110А e-mail: [email protected]
Коллективная монография, подготовленная к выходу в свет как ответственным редактором О.А. Давыдовой, написана большим коллективом филологов-шолоховедов (З.И. Бутрим, О.А. Давыдова, Н.А. Ковалева, Д.А. Осильбекова, В.В. Петелин, К.Я. Сигал, Г.Я. Солганик, Е.О. Шацкий), включила материалы вдохновителя коллектива Е.И. Дибровой и посвящается памяти этого выдающегося учёного. Это значимо и благородно.
Выход монографии (проект РГНФ 14-04-00493) стал событием в шолохо-ведении, подарком деятелей науки к юбилею писателя. Это крупный шаг в этнолингвистике и лингвокультурологии, поскольку материалы издания отражают процесс изучения и дальнейшего постижения того, как Михаил Шолохов работал над изображением жизни близких ему по судьбе, духу и мировосприятию донских казаков, запечатлением её в образах произведений, без которых нельзя представить себе отечественную литературу. Очень точно определила Е.И. Диброва то, что стало объектом изучения и осмысления авторов монографии в различных аспектах: «Творчество есть цепь мыслей и поступков писателя, оно отражает и мир обычной реальности и духовный мир, полный этических и эстетических сокровищ» [с. 8]. М.А. Шолохов оставил на страницах своих произведений оцениваемые как подлинные этнокультурные сокровища картины жизни, быта и службы, обычаев - ми-роуклада донских казаков, запечатлел казака как тип вольного человека с особым, поддерживаемым традициями нравственным кодексом.
Е.И. Диброва показала, что своеобразие поэтики писателя обусловлено характером языковой картины мира донских казаков, которая закономерно стала базой для формирования шолоховской индивидуальной, предопределила не только состав его идиолекта, но и черты идиостиля, в котором этнографическая составляющая занимает центральное место, проявляется как детерминанта в специфике использования всех языковых средств художественной палитры автора, в структуре его образов. Отсюда, как показано учёным, у М.А. Шолохова столь заметно проявляющийся в осмыслении бытия пантеизм, принятый с детства «взгляд на жизнь как извечно сущую и на природу как воплощение божества», абсолюта, антропоморфность природы [с. 9].
По-шолоховски, это тип вольнолюбивого человека, для которого Дон - батюшка, а Обдонье, Донщина, степь вкруг него - единственное место на земле, где он может ощутить счастье. Всё это прочитывается едва ли не в любой строке писателя, посвящённой теме казачества. Гармония природного мира, красота впитываемой
всеми обострёнными чувствами казака жизни легла в основу шолоховской поэтики
- вот в чём убеждают наблюдения над текстами писателя, над употреблением в них ряда лексем (россыпь, коловерть, белогривый и др.), над реализацией фольклорных мотивов, над развитием образов земли и дороги, над «конвоирующим» великий роман М.А. Шолохова именем собственным Дон, сделанные Е.И.Дибровой. Этот проникновенно написанный материал послужил как бы запевом для развития центральной идеи монографии в других её главах.
Каждый из авторов монографии «Этнолингвистика и лингвокультурология художественных текстов Михаила Шолохова» внёс значительный вклад в раскрытие с позиций лингвокультурологии и этнолингвистики особенностей шолоховских текстов, в том числе истории их создания, которая в указанных аспектах впервые, как представляется, освещена В.В. Петелиным в крупных разделах «Творческая история романа М.А. Шолохова ''Тихий Дон''» [с. 228-287] и «Творческая история романа ''Поднятая целина'' (''С кровью и потом'') М.А. Шолохова» [с. 304-371]. Здесь роли этнографического материала и работе с ним писателя уделено особое внимание выдающегося специалиста, который подчеркнул значение для М.А. Шолохова фольклора, показал, что в его произведениях частушка, «песня чуть ли не по каждому поводу входит на страницы романа, окрашивая своей самобытностью жизнь донских казаков» [с. 265-266]. Важное место В.В. Петелин уделил анализу воспоминаний для понимания этапов формирования канвы произведения [с.366], раскрыл многие актуальные для постижения творческой истории обоих романов факторы, обусловленное биографией автора и его кровной связью с Доном и казачеством.
Центральной, значительной по объёму и принципиально важной по раскрываемому этнографическому содержанию в монографии считаем написанную О.А. Давыдовой главу «Лексика и фразеология, отражающая этнографию донских казаков, в художественных текстах М.А. Шолохова» [с. 13-209].
Подчеркнём высокую - в свете задач и цели монографического исследования
- ценность того, что О.А. Давыдова представила интереснейшее, глубокое, основанное на тщательной проработке различных лексикографических источников разыскание в отношении истории, семантики, этнографической специфики, различия функционирования в общенациональном языке и в сверхтексте писателя частотной лексемы казак, которая называет главного героя шолоховских произведений [с. 14-33]. Убедительно доказано, что лексема казак является, несомненно, ядерной в художественной картине мира и в системе идиостилевых ресурсов М.А. Шолохова. Благодаря богатству и гармоническому использованию этих средств в качестве атрибутов и конкретизаторов воссоздаётся полнокровный обобщённый образ и репрезентируется концепт КАЗАК (см.: земля, атаман, расшитая утирка, кисет, серьга, конь, станичник [с. 198-205] и т.п.).
В словаре писателя, как устанавливает О.А. Давыдова в ходе масштабного изучения контекстов, лексема казак имеет не совпадающее с литературным языком по объёму и характеру коннотаций значение. Использование её отражает концептуализацию понятия об этом самобытном типе «воинственного сына степей», обусловленную соприкосновением языковой личности автора с культурой и бытом казачества. Это и придаёт яркий этнографический колорит шолоховским образам
станичников, донцов, истых / истовых казаков в «Тихом Доне», «Поднятой целине», в рассказах. Многочисленные и яркие аргументы, отобранные в ходе текстового анализа О.А. Давыдовой и представляющие фигуру, виды деятельности, самоопределение, мнение казаков о казаках и о не-казаках (мужиках, иногородних, москалях, кацапах, хамлетах) в различных эпизодах, позволяют уловить сложные, исторически обусловленные, эволюционирующие семантические компоненты-оттенки: 'мужчина', 'воин', 'казачьей крови', 'сын казака', 'опричник', 'жандарм' и т.д. Исследование в этой сфере блестяще удаётся О.А. Давыдовой, выявившей важность концепта СВОЙ/ЧУЖОЙ при воссоздании М.А. Шолоховым правды о миропредставлении и мироощущении казака.
Глубину знаний М.А. Шолохова о казаке и казачестве, чёткость постижения им единства многоликого казачьего мира, будто бы мозаичного полотна, сверкающего этнографическими красками различных регионов России (со стрежневым для писателя регионом Донщины [см. с. 67-71, 80, 91-92 и др.]), вскрывает исследование О.А. Давыдовой номинаций казаков разных казачьих войск (донцы, сечевики, линейцы), катойконимов, перифраз, прозвищ, синонимов в системе средств репрезентации 'казака' (см. станичник) [с. 47-75 и др.]. Детально исследованы также семантические дериваты: казачка, казачонок, казачество, казаковать, расказачивание. С последним связано, как показал её анализ, отражение остроты проблемы социально и, безусловно, этнокультурно значимых изменений в жизни казаков: «казаков пытались лишить родины, отнять от земли и отправить из родных мест с Дона в другие части России», на их земли направляли переселенцев, мужиков, людей без казачьего знания, казакам запрещали выделяться одеждой и наградами за службу [с.44-46] и т.д. (Отметим, что типологии и функциям словообразовательных средств в художественной речи М.А. Шолохова посвящено исследование Д.А. Осильбеко-вой, выполненное на материале имён прилагательных и наречий, итоги которого подтверждают качество народности шолоховского языка, чуждого вычурности и точного в создании средств характеризации, интерпретации [с. 438-455]).
Сверкающей разными гранями представляется информация, которую можно почерпнуть о казаке и его мире в запечатлении их текстами М.А. Шолохова, если исходить из наблюдений над укоренённой в этом субстрате лексикой и фразеологией, сделанных О.А. Давыдовой. Об объёме и характере этой информации позволяют судить итоги анализа единиц различных лексико-семантических групп, зафиксировавших и художественно отобразивших особенности казачьего землепользования, в том числе исследование наименований земельных наделов - пая казака [с. 109116 и др., 116-124 и след.], самого слова (имя концепта) земля. Отношение к земле, как показывает исследователь, было сопоставимо у казаков с отношением к любимой женщине, жене [с. 132, 134]. Вот почему особый интерес представляет анализ с лингвокультурологических позиций земледельческой лексики, которая оценивается как один из источников шолоховской образности: сравнений, метафор, эпитетов [с.136 и след.].
Завораживает не только само шолоховское образное слово в его нацеленном, пристальном рассмотрении (см. о парадигме с вершиной корень [с. 143-150.]), но и проникновенный анализ нарисованных с его помощью образов (образ борозды).
Как источник шолоховской образности описана О.А. Давыдовой также военная лексика, в том числе отражающая специфику военной казачьей службы, этнографический компонент в семантике которой имеет большое значение для создания реалистической живописности текстового полотна и достоверных персонажей:
произрасти в казаков, куга зелёная, присяга, служивый, старый казак, батареец, пластун, односум, атаман, жалмерка и т.д. [с. 152, 156, 159, 163, 173, 175, 189-190, 192 и т.д.].
Тонко осмыслено и убедительно в научном плане представлено сохранённое и эстетически чутко воссозданное в произведениях М.А. Шолохова отношение к коню, впечатляющее в различных описаниях (стать коня, его хвост, справа [с. 181184, 186 и след.]). Нельзя не отметить вывода исследователя о том, что в описаниях этих узнаётся только чистокровное животное, своего рода идеал, дающий возможность его опоэтизировать. И таких глубоких замечаний-выводов сделано в данной главе очень много, что вызывает уважение к огромной работе О.А. Давыдовой над лексикой и фразеологией, отражающей этнографию донских казаков. «Укоренённое» слово и фразеологизм предстают в разнообразии связей и специфике контекстуального взаимодействия.
Концепция монографии получает развитие в характеристике работы писателя над фактуальной стороной, пропозицией, предупреждением коммуникативных сбоев. Этому посвящено изучение авторских текстографем в шолоховской текстовой ткани, представленное З.И. Бутрим. Исследователь показывает, что объём авторских метатекстов, т.е. факультативных разъясняющих вставок в основной текст, сносок, у М.А. Шолохова в крупных произведениях варьируется - от однословных до включающих несколько страниц - и зависит от важности и / или сложности реалии, понятия. Типы их выявлены. З.И. Бутрим убедительно раскрывает, что художественно важным «поводом» для авторской текстографемы становилось содержание, стоящее и за колоритным диалектным словом (охлюпкой, наплав, одвуконь, отвод и др.), и за упоминаемой традицией, обычаем («...нахалёнок». Девкой родила его мать [с. 213]). Для описания, пояснения их писателем создавался, например, «распылённый» комментарий. Так, З.И. Бутрим пишет: «М.А. Шолохов, объясняя причину, по которой меняется настроение Пантелея Прокофьевича (трепетное уважение ^ изумление ^ разочарование ^ обида ^ негодование), даёт читателю ключ к разгадке тайны диалектного слова накониться» [с. 217]. Представлены итоги тонких наблюдений над авторскими текстографемами как носителями фоновой информации, над словами-знаками.
Заметный вклад в исследование своеобразия шолоховской фразы, синтаксических построений писателя вносят исследования Г.Я. Солганика и К.Я. Сигала [с. 287-303; 371-424]. Внимание учёных уделено построению прозаической строфы, особенностям речи рассказчика, «рассказу в рассказе» в частности, типам инверсии, оценке и раскрытию «секретов» напевности слога - черте, которая проявляет на данном уровне влияние фольклора на идиостиль М. Шолохова. Научная дань разгадке специфики организации «бытийного синтаксиса» у писателя отдана К.Я.Сигалом. Его характеристика конструкций с приложением как стилистически значимых в «Судьбе человека» вызывает интерес к «спектральному анализу сти-
ля» автора [с. 396-397]. Стилистически показательной стала и оценка шолоховской пунктуации как образного средства [с. 389, 406-422], что заслуживает внимания к данному аспекту шолоховедения.
Авторы монографии вышли за пределы художественных текстов и проанализировали эпистолярий М.А. Шолохова как компонент сверхтекста, отражающий языковую личность писателя (Н.А. Ковалева [с. 425-438]), чья жизнь и судьба неразрывно связаны с жизнью народа.
Завершающая монографию глава «Этнолингвистическая интерпретация книжных иллюстраций к произведениям М.А. Шолохова», подготовленная Е.О. Шацким [с. 455-488], посвящена особенностям креолизации шолоховского текста, визуализации картин и образов, доносящих этнографически значимую информацию. Этот раздел монографии также убедительно свидетельствует о новизне её концепции, осуществляемой каждой главой как элементом композиции целостного и логичного труда, обладающего актуальностью, теоретическим значением и практической значимостью.
Монографию «Этнолингвистика и лингвокультурология художественных текстов Михаила Шолохова» ждёт «свой» читатель-специалист, знаток, о котором справедливо написал как о читателе-друге К.Я. Сигал, а также обучающийся (студент, аспирант). Однако содержательный и одухотворённый труд не оставит равнодушным каждого, кто заинтересован произведениями М.А. Шолохова, кто стремится понять ёмкое, сочное слово, воссоздающее дорогой писателю мир, всё более и более отдаляющийся от нас во времени, уходящий в историю, но не утрачивающий привлекательности.
