CC BY
6том 3 2021
УДК 2-1, 2-42
g РЕЦЕНЗИИ
Е
О
О Рецензия на книгу: Лаут Э., прот.
Современные православные мыслители: i_h от «Добротолюбия» до нашего времени. М.: Паломник, 2020. 640 с.
ф А. И. Кырлежев
Рч
Общецерковная аспирантура и докторантура ^^ им. святых равноапостольных Кирилла и Мефодия,
^^ Российская Федерация, 115035, Москва, ул. Пятницкая, 4/2
PQ
Для цитирования: Кырлежев А. И. Рецензия на книгу: Лаут Э., прот. Современные православные мыслители: от «Добротолюбия» до нашего времени. М.: Паломник, 2020. 640 с. // Вопросы теологии. 2021. Т. 3, № 3. С. 442-454. https://doi.org/10.21638/spbu28.2021.309
Книга Эндрю Лаута (Andrew Louth, род. 1944), заслуженного профессора Даремского университета (Великобритания) и православного священника Сурожской епархии Русской православной церкви, «Современные православные мыслители: от «Добротолюбия» до нашего времени» была опубликована в оригинале в 2015 г.1 Современная динамика книгоиздания, в том числе православного, такова, что это издание появилось в русском переводе очень быстро (по старым меркам), в 2020 г. Скорость перевода и специфика текста требуют пояснений.
Столь быстрое появление этой книги на русском языке связано с тем, что о. Лаут не только авторитетный, но и известный в России православный ученый-патролог: он неоднократно бывал в нашей стране, участвовал в богословских конференциях, выступал в Московской духовной академии (где осенью 2020 г. прошла презентация книги), а некоторые его тек-
1 Louth A. Modern Orthodox Thinkers. From the Philokalia to the Present. London: SPCK, 2015.
© Санкт-Петербургский государственный университет, 2021 © Общецерковная аспирантура и докторантура
им. святых равноапостольных Кирилла и Мефодия, 2021
442 https://doi.org/10.21638/spbu28.2021.309
сты и интервью ранее у нас публиковались. Сведения об авторе и о его публикациях можно легко найти в интернете. Здесь же мы сосредоточимся на особенностях издания и его значении для отечественного православного богословия.
Книга состоит из 21 главы, в которых кратко рассматриваются 28 православных богословов, чьи имена вынесены в заголовки глав (в самом тексте автор касается и других), — это прежде всего авторские портреты, т. е. никоим образом не «история православного богословия» последних двух столетий, понятая как некий общий поток мысли, а именно своеобразная портретная галерея. Обращаю на это внимание (и об этом говорит сам автор во введении), чтобы не создавалось впечатления, что автор работает в жанре истории идей. Другое уточнение касается термина «современные» (англ. modern) мыслители: речь идет не о ныне живущих или недавно ушедших авторах, а о тех, кто принадлежит к эпохе современности, или модерна, причем только в ее поздней фазе: с самого конца XVIII и до начала XXI в.
Укажем и на то, что книга посвящена православным мыслителям — это шире, чем богословы в узком, профессиональном смысле. В поле внимания и интереса о. Лаута оказываются авторы, работающие в довольно широких рамках православной конфессиональной и богословской традиции, которая на протяжении последних двух веков и более — и это надо подчеркнуть — постоянно изменялась в смысле ее объема и конфигурации, акцентов и приоритетов. О таких изменениях свидетельствует прежде всего духовный и интеллектуальный опыт, а также контекст, обнаруживаемые исследователем современной (модерной) традиции, когда он | \ \ обращается к творчеству конкретных авторов.
Относительно контекста, по необходимости задающего ракурс для ^^ самого автора книги: это взгляд не просто из так называемой православ- |-Н ной диаспоры, т. е. из того православного пространства, которое в течение прошлого века возникло, постепенно расширилось и, так сказать, устоялось в мире за пределами исторически православных стран и культур; это взгляд «конверта» (обращенного), т. е. человека западного мира, сознательно ставшего православным христианином, более того — священником и богословом.
Диаспоральное православие XX в. — особый феномен. У него два главных аспекта: 1) переживание православия как истинного христиан- ^^ ства (в отличие от других христианских конфессий, прежде всего запад- Рц ных) и 2) обращенность к аутентичной православной традиции, в той или ^^ иной мере сохраняющейся на христианском Востоке, в собственно право- ^^ славных странах, регионах и контекстах.
Первый аспект означает прежде всего смысловое — как богословское, так и духовно-практическое — восприятие и усвоение православной
том 3
церковной традиции, которая всегда рассматривается на фоне традиций 2021 инославных (и в смысле их анализа, и в смысле опыта пребывания в этих традициях). Нюанс здесь состоит в том, что отношение «западных право- №3
К
о
ы
F
нч
о
PQ
о
е
нн
л
о рр
№ 3 славных» к инославию не только и не столько «обличительное» (так называлась у нас раньше богословская дисциплина, соответствующая нынешнему сравнительному богословию), сколько, так сказать, рассуждательное, т. е. такое, которое позволяет видеть и различия, и сходства, и конфессиональную специфику, и универсальные христианские смыслы. В этом от-нЧ ношении книга о. Лаута очень полезна для «автохтонных православных», Д \ ] привыкших к удобной позе противопоставления христианского Востока \ Г христианскому Западу (и в книге можно найти примеры, нарушающие та-^^ кую позу; см. переосмысление С. Рамфосом устоявшегося православного представления о понятии личности и указание автора книги на некоторые «западные» примеры такого переосмысления).
Второй аспект диаспорального православия оказывается важен именно тем, что обращение к непрерванной (или восстановленной после исторических перерывов) восточно-православной церковной традиции воспринимается не просто как некая священная данность, но именно как то, что несет в себе смыслы и практики истинного христианства. Иными словами, здесь всегда работают богословские критерии, связанные не с ме-^^ стом и временем, а с самой религиозной истиной.
Р I Вышесказанное имеет целью обозначить топос книги о. Лаута. Оче-
видно, что он писал ее не для русского читателя, а для довольно широкой заинтересованной аудитории, которую составляют и православные — скорее, нового поколения, как на Западе, так и на Востоке, — и разного рода инославные христиане, прежде всего принадлежащие к мировому теологическому сообществу, а также вполне светские исследователи. Здесь Эндрю Лаут предлагает свой авторский, отчасти автобиографический, взгляд на тот корпус текстов, созданных конкретными людьми, который, с его точки зрения, является значимым для православного богословия не только исторически, но и сегодня, в начале XXI в.
Для отечественного читателя книга о. Лаута может показаться несколько странной. В каждой главе, посвященной одному или нескольким авторам, даются в первую очередь краткие биографические сведения, затем Лаут выделяет определенные темы, пишет и рассуждает о них. Глядя из российского («автохтонного») контекста, мы часто видим множество сведений, нам давно и хорошо известных, а акценты, которые делает автор в связи с конкретными мыслителями, воспринимаются как довольно произвольные. Он не излагает системы или концепции рассматриваемых им мыслителей, а обращается лишь к отдельным идеям, которые считает значимыми и достойными того, чтобы их осветить в своем — вполне амбициозном — исследовании. Подобная избирательность в отношении разных мыслителей в данном случае является действительно авторской позицией (можно сказать, определяемой известным принципом «Нельзя объять необъятное»).
Из 28 главных героев книги половина (14) русские, т. е. связанные с отечественной культурной и богословской традицией. Это, безусловно, много в общем объеме и указывает на ведущую роль русских богосло-
вов в православном теологическом сообществе последних двух столетий. Однако столько же внимания уделено представителям креативной богословской мысли, принадлежащим к другим историческим, культурным и церковным контекстам (даже если последние, как правило, испытали несомненное влияние русского богословия), что меняет дело для русского читателя по крайней мере по двум причинам.
Во-первых, главы, посвященные сербу о. Иустину (Поповичу), румыну о. Думитру Станилоэ, ряду наиболее значимых греческих богословов, а также диаспоральным богословам-«конвертам», дают русскому читателю-неспециалисту очень полезные базовые сведения как биографического, так и идейно-содержательного характера. Открывается целая панорама духовных интересов и богословских идей, которые персонифицированы и вписаны в исторический контекст, а также в интеллектуальные и межличностные связи.
Во-вторых, отечественный читатель может увидеть «русское богословие» не изолированно, не как некую отдельную «национальную традицию», но как часть общеправославной богословской работы со всеми ее взаимовлияниями, характерными чертами и специфическими акцентами у разных авторов, тем более что многие богословы русской традиции, о которых идет речь в книге, находясь в эмиграции, уже писали и публиковались не на русском, а на других языках.
В связи с последним обстоятельством обратим внимание на важный момент: в конце книги о. Лаут приводит соответствующую библиографию на 30 страницах, и читатель видит, что в настоящее время почти все базовые тексты — начиная с «Добротолюбия» и Вл. Соловьева (темы первой ¡ \ ¡ и второй глав книги) — доступны на английском и/или других основных европейских языках. Кроме того, приводятся современные и более ранние ^^ научные исследования православной богословской мысли (в том числе |-Н переведенные с русского и других языков). Все это позволяет условно западному (даже глобальному) читателю познакомиться с модерным православным богословием и даже исследовать его, не обращаясь к оригинальным текстам. Такую ситуацию невозможно было представить, скажем, в середине прошлого века. «Православная богословская библиотека» на английском языке (как своего рода lingua franca нынешних времен) сложилась именно в последние десятилетия усилиями многих героев рассматриваемой книги, в том числе ее автора. Это говорит прежде всего о некоем ^^ глобальном присутствии православного богословия в современном хри- Рц стианском и, шире, религиозно-культурном пространстве. В данном отно- ^^ шении книга о. Лаута представляет собой как результат предшествующе- ^^ го развития православной мысли, так и новый вклад в само это развитие. Всякое подведение итогов, в том числе вполне авторское, дает импульс для нового движения в предлагаемых исторических обстоятельствах.
Методология о. Лаута как исследователя представляется весьма про- 2021 дуктивной, если иметь в виду присутствие и творческое развитие православного богословия в новом веке. Кратко эту методологию, на наш взгляд, №3
К
о ы
F
нч
о
PQ
том 3
том 3 2021
8 К
О
[2 нч
о
с
о м
№ 3 можно описать так: богословие продуцируется, с одной стороны, конкретными мыслителями, а с другой — в конкретном контексте или хронотопе. Именно поэтому для каждого из своих героев автор книги прежде всего дает биографические сведения, что является и введением в контекст. В результате мы видим богословскую полифонию, но при этом в рамках общей конфессиональной традиции, которая и наследуется разными православными мыслителями, и ими по-разному трансформируется через введение новых \ Г тем и сюжетов. Сделаем акцент на этих элементах: общая церковная тради-^^ ция и различные ее интерпретации. И то, и другое важно. Никто из героев книги не выпадает из традиции — напротив, многие обретают ее и именно к ней апеллируют, но вклад каждого индивидуален. Это не плохо и не хорошо, просто такова «структура» мыслительной и духовной деятельности: поскольку традиция есть нечто живое, то всегда сохраняется неизбежное напряжение между традицией как общим и работой в ней и с ней конкретных мыслителей как частным. Так работали с традицией, одновременно продолжая и создавая ее, великие богословы древности, Отцы и Учители Церкви. Иными словами, методология о. Лаута в рассматриваемой книге впол-^^ не традиционна. Он обращает внимание на отдельные голоса, на приори-Р I теты и акценты разных современных православных авторов, отказываясь от такой унификации богословия и традиции, которая предполагает обозначение набора «безличных» идей и постулатов (как происходило в различных идеологиях минувшего века). Глядя на каждого значимого православного мыслителя не с точки зрения «истории идей», которую можно обнаружить и выстроить исторически, а с точки зрения индивидуальной судьбы и соответствующей интеллектуальной озабоченности, можно выявить интересные и продуктивные ходы мысли, что и делает автор книги.
Прежде чем обратиться к конкретным примерам, скажем об общей концептуальной рамке, предложенной о. Лаутом. Он как бы вставляет своих героев — практически всех из XX в. — в пространство «Добротолю-бия»: от его перевода на славянский Паисием Величковским и на русский Феофаном Затворником (первая глава) до перевода на английский ныне здравствующим митрополитом Каллистом (Уэром) вместе с другими (заключительная глава). Это призвано поместить все размышления героев книги в такое пространство, которое ни в коем случае не оторвано от духовно-аскетического измерения ни православной жизни, ни православной мысли. Для западного по происхождению человека это важно: богословие — не интеллектуальные конструкции, оно тесно связано с глубинами церковной жизни и опыта, как они обнаруживаются в так называемом духовном делании, прежде всего аскетическом и монашеском. Общая рамка как бы соединяет в одном общем потоке традиции богословское и религиозно-философское дерзновение отдельных мыслителей, причем как более ранних — Вл. Соловьева, Флоренского, Булгакова или Бердяева, — так и более поздних — матери Марии (Скобцовой), Евдокимова, Шмема-на, Клемана, — с такими «традиционалистами» (которые тоже были в свое время новаторами), как Флоровский и Вл. Лосский, а также Станилоэ
и Попович. Действительно, сейчас ясно мы видим, что последние были скорее «изобретателями традиции» (почти в духе Эрика Хобсбаума), чем просто ее продолжателями, поскольку полноводной православной богословской традиции уже не было после веков османского владычества на православном Востоке и в условиях «синодальной» церковно-государ-ственной системы в России. Флоровский говорил о «вавилонском пленении» и западнической «псевдоморфозе» православного богословия и тем самым открыл дверь для нового тотального богословского проекта. Это был эффектный поворот, усиленный тем, что его концепция христианского эллинизма нашла отклик в греческом мире, постепенно выбирающемся из долгого «османского пленения». Однако в общеправославной богословской среде влияние Флоровского было двояким. С одной стороны, его проект «неопатристического синтеза», в котором доминировали греческие отцы, был многими воспринят на ура (и резонансом здесь стало «французское», но при этом универсалистское богословие Вл. Лосского). С другой стороны, такое сужение пространства православной богословской мысли, предполагающее принципиальное отчуждение иных ракурсов и трендов, в том числе философских (или религиозно-философских), позднее привело к некоторой деградации самого этого проекта: парадоксальный лозунг «Вперед — к Отцам!» согласно какой-то неумолимой логике стал превращаться в противоположный и более понятный «Назад — к Отцам!» Неопатристика стала стандартным, расхожим трендом. Хотя в этой парадигме было сделано много полезного (в связке собственно с патрологией), сам ее пафос в известном смысле банализировался. ^^
Несомненная заслуга о. Лаута состоит в том, что он предлагает та- | \ ] кую топологию современной православной мысли, которая — из начала ^н XXI в. — разрушает некоторые стереотипы, характерные для нынешней ^^ православной богословской среды. Он не следует модным трендам, тем |-Н более что интеллектуальная мода, как и всякая другая, со временем проходит или меняется, и не боится, находясь в своем собственном топосе, говорить о том, что кому-то может не понравиться. Так, в главе о Флоров-ском он замечает: «Сегодня величайшим православным богословом XX в. назовут скорее Булгакова, чем Флоровского» (с. 133). Однако это не значит, что вклад Флоровского им недооценен, как и вообще проект «неопатри-стического синтеза». Он подразумевает другое: должны быть приняты во внимание самые разные индивидуальные позиции и богословские направ- ^^ ления, поскольку они питаются традицией и не выходят за ее — довольно Рц широкие — рамки. ^^
Здесь надо сделать уточнение. Мы упомянули о неопатристическом на- ^^ правлении потому, что сегодня для многих оно выступает как своего рода доминанта православного богословия (если не сказать — идеологический стандарт). В отечественном контексте на то есть свои причины. Прежде всего это громадное влияние Вл. Лосского, работы которого стали доступны 2021 в русских переводах еще в советское время, а также главных русскоязычных текстов Флоровского. Не просто сама их богословская мысль, но и ее №3
О
£ нч
о
м
том 3 2021
О
НЧ
о
PQ
№ 3 пафос породили в православной среде особое направление, нервом которого является сопротивление не только так называемой религиозной философии, но и любым не вписывающимся в соответствующую парадигму богословским опытам и перспективам. В результате те, кто обращался к условно соловьевской традиции, оказались отнесенными к конкурирующей нЧ партии. На первый план вышел вопрос об «ортодоксии» того или иного j \ j православного мыслителя, которая стала определяться по «неопатристи-f j ческим» критериям, заданным теми же Флоровским и Вл. Лосским. Прои-^^ зошло смешение двух вещей: вероучительной ортодоксии и богословского мышления; точнее, их стали просто отождествлять. Иными словами, все, кто богословствует в другой парадигме, в ином контексте, по поводу не святоотеческих тем, — все они оказались за бортом, в каком-то общееретическом пространстве. Однако подобный тотализирующий (если не сказать тоталитарный) подход к богословию не соответствует не только самой православной традиции, но и работе самих зачинщиков неопатристики — Фло-ровского и Вл. Лосского (достаточно вспомнить лекции по патристике первого, стилистически близкие подходу о. Лаута, или отдельные тексты вто-^^ рого, посвященные нюансам богословия конкретных Отцов). Вместе с тем Pi пренебрежение к прямому интеллектуальному взаимодействию богословия с философией (у Лосского скорее эксплицитное, чем имплицитное) также совершенно чуждо православной традиции, прежде всего древней святоотеческой.
В этом отношении о. Лаут в своей книге занимает парадоксальную позицию: с одной стороны, это некая «вненаходимость», поскольку он равно заинтересованно, но и равно критически относится ко всем своим героям, с другой — он вписывает разные богословские голоса, звучащие из разных временных и культурных контекстов, в общую рамку филокалической традиции, тем самым объединяя их в общем богословском пространстве, что позволяет ему сохранять перспективу, которую обычно называют «единством в многообразии» (unity in diversity). Он озабочен прежде всего и по преимуществу смыслами, обретаемыми в той традиции, в которую он сам когда-то включился, к которой приобщился и которую развивает как индивидуальный ученый-патролог и богослов. С этой точки зрения все ценное и интересное, все, что было значимо для православной мысли в ее усилиях держаться и развиваться в современных контекстах, — все это оказывается востребовано автором.
Во введении о. Лаут объясняет выбор своих героев. Этот выбор отчасти субъективен — о современниках писать трудно и нельзя «объять необъятное». Автор сознательно исключил «профессоров» (русских и греческих), поскольку «профессиональное богословие было и остается ограниченным теологическим категориями, заимствованными из западных учений» (с. 11; как видим, в данном случае он вполне сохраняет пафос Флоровского). Наоборот, автор подчеркивает, что многие его герои — это богословы-миряне или те, кто не получил систематического богословского образования, а также женщины (четыре героини книги). Последнее никак не связано
с идеей «гендерного равенства» — это просто наиболее интересные и продуктивные с точки зрения о. Лаута богословы. Выбор героев продиктован прежде всего креативностью соответствующих православных мыслителей, и это также интересно для отечественного читателя, поскольку вводит его в более широкий мир православного богословия, понятого с точки зрения смыслов и идей, сколь бы сомнительны или противоречивы они ни были, а не в некой инквизиционной перспективе, в принципе уничтожающей любое богословие как креативное и проблемное мышление.
Первые восемь глав книги (условно первая часть) посвящены исключительно русским мыслителям. Эта часть начинается с истории проникновения «Добротолюбия» в Россию; далее автор последовательно говорит о Вл. Соловьеве (и его идее Софии), о. Павле Флоренском (и природе разума), о. Сергии Булгакове (и природе богословия), Николае Бердяеве (в связи с темами творчества, свободы и личности), о. Георгии Флоровском (с его идеей неопатристического синтеза), затем о других русских богословах-эмигрантах — Мирре Лот-Бородиной и Вл. Лосском (апофатическое богословие и обожение), а также о ныне канонизированной матери Марии Парижской (православие в современном мире). Содержательно все это хорошо известно русскому читателю, но здесь важен диахронический аспект, так как русская богословская традиция после революции 1917 г. обрела новую жизнь в зарубежье, постепенно оказывая влияние и на межхристианские контакты, и на общеправославное пространство. Об этом влиянии и сообщает нам автор книги.
Далее о. Лаут обращается к двум наиболее известным богословам-систематикам из других православных церквей: о. Д. Станилоэ и о. Иустину | \ ] (Поповичу). Здесь важно, что только эти два героя книги, во-первых, пол- ^н ноценные «богословы-клерикалы» (по своему образованию и одновремен- ^^ но священническому статусу), а во-вторых, создатели современных догма- |-Н тических сводов православного богословия. Это интересный момент, если иметь в виду выбор православных мыслителей автором книги. Мы знаем русские догматические своды в прошлом (скажем, догматику митрополита Макария Булгакова и других авторов), а также подобные опыты позднейшего времени (так, во введении о. Лаут упоминает современного греческого богослова Никоса Мацукаса). Однако получается, что в ключевом для современного православного богословия XX в., который находится в фокусе внимания о. Лаута, никто, кроме упомянутых двух, не замахнул- ^^ ся на систематическое изложение православной догматики. Это можно Рц объяснить просто: только они на протяжении турбулентного XX в. жили ^^ в своей более или менее понятной и органичной, религиозно-культурной ^^
8
О
Ы
Р
нч
о
м
том 3
традиции. Но то были именно особые, локально обозначенные церковные традиции, пока еще не до конца утратившие связь с территорией, национальной историей, «почвой». Этого нельзя сказать о главных русских богословах — вытесненных в диаспору, но также о греческих, которые прояви- 2021 ли новую креативность лишь в 1960-1970-е годы (с некоторым перерывом, связанным с диктатурой «полковников» в 1967-1974 гг.). №3
№3 Про Станилоэ и Поповича можно сказать, что универсальность у них
сочетается с локальностью, поскольку они создавали свои догматические системы в конкретных исторических обстоятельствах и сами придерживались довольно партикулярных религиозных и политических взглядов (подробнее — в книге). Их вклад в современное православное богословие несомненен, но это прежде всего голоса в общей полифонии. Поэтому далее о. Лаут обращается к другим богословским голосам, очень разным и/ \ Г или принадлежащим к разным трендам.
^^ Следующие главы посвящены Павлу Евдокимову (русскому париж-
скому богослову, писавшему по-французски); неопаламизму о. Иоанна Мейендорфа и греков Г. Мандзаридиса и П. Нелласа; литургическому богословию о. Александра Шмемана, а также И. Фундулиса и афонского монаха Василия (Гондикакиса). Эти богословские голоса в чем-то пересекаются, но отличны по ракурсу и тематике. Важно и другое: они принадлежат новому поколению и новому историческому периоду. Так, о. Лаут поясняет, что Евдокимов, который был по возрасту старше предыдущих его героев, основные тексты опубликовал уже в 1960-е годы. Евдокимов стоял не-^^ сколько особняком, не вполне вписывался в парадигму «неопатристиче-Р I ского синтеза», хотя и обращался к Св. Отцам. Он затрагивал новые темы, например о женщине и браке, но также — скорее логически, чем парадоксально — о внутреннем монашестве христианина (и, что характерно, оказал сильное влияние на О. Клемана). Автор уделяет Евдокимову довольно много внимания, и это указывает на значимость, с его точки зрения, вклада этого православного мыслителя.
Если Евдокимов был прежде всего, так сказать, «парижским» миссионерским голосом православия в соответствующий период, то Мейендорф и Шмеман вышли на гораздо больший простор. Характерно, что и в их поколении сохранялась русская доминанта: первый по-настоящему открыл православному миру свт. Григория Паламу, положив начало неопаламит-скому движению уже в Греции; второй ввел в православное пространство и актуализировал понятие литургического богословия, имел несомненное влияние не только в диаспоре, но и в Греции (сегодня все значимые тексты Шмемана переведены на греческий2).
При этом обратим внимание на то, что сама установка автора книги исключает какое-либо «творение кумиров». Стремясь выявить значимые, ценные богословские идеи и подходы, о. Лаут остается весьма критичным там, где считает нужным. Так, его оценка богословия Шмемана трезвая и сбалансированная: отдавая должное вкладу последнего, он не соглашается ни с отвержением им так называемого мистериологического подхода к литургии, ни с «враждой» Шмемана по отношению к монашеству (особенно в его эсхатологическом измерении).
том 3 2021
8 К
О
[2 нч
с
о м
2 На русском или в отечественных изданиях сегодня есть практический полный корпус текстов Шмемана.
На следующем шаге изложения автор обращается к вполне авторитетным греческим богословам: отдельная глава посвящена митрополиту Иоанну Зизиуласу и о. Иоанну Романидису.
Не вдаваясь здесь в детали, отметим, что, несмотря на всю влиятельность богословия Зизиуласа3 (не говоря уже о занимаемых им официальных церковных постах), он сегодня является скорее пререкаемой фигурой. Скорее всего, с течением времени богословие ныне здравствующего 90-летнего православного мыслителя будет оценено более взвешенно, без негласного «культа», с одной стороны, и слишком резкой критики (как, например, у французского православного богослова Ж.-К. Ларше4), с другой. Важно, что такую взвешенность в оценках уже сегодня проявляет о. Лаут (подробности см. в книге). Важно отметить и другое: и Зизиулас, и Рома-нидис как богословы остаются в парадигме неопатристики, когда размышляют на разные темы (в теоретическом и духовно-практическом плане). Можно, например, говорить об инновационности Зизиуласа, но та «закваска», которую, в частности, оба получили в Америке от о. Г. Флоровско-го, продолжает действовать: они не выходят на религиозно-философский простор (как герои первых глав книги о. Лаута).
Дальше изложение строится по формальным критериям: три главы посвящены богословам-мирянам, две — духовным старцам (spiritual elders). Среди них мыслители разные и по национальности, и по культурному контексту, и по судьбе, мужчины и женщины. Их объединяет «пе-реступание границ», географических, культурных, иногда конфессиональных. Все они жили — и интеллектуально, и физически — не в устоявшемся «домашнем» мире, а в более широком пространстве, на пересечении раз- | \ \ личных трендов, характерных для минувшего века. ^Н
Отметим, что глава о греческих православных мыслителях-миря- ^^ нах Димитрисе Кутрубисе, Христосе Яннарасе и Стелиосе Рамфосе была опубликована ранее в журнале «Вопросы теологии»5, и мы отсылаем читателя непосредственно к этому тексту. Он важен и информативен в отечественном контексте, поскольку если Яннарас достаточно хорошо в нем представлен, то два других героя пока еще мало известны. Кутрубис — ключевая фигура, он стоял у истоков так называемого неоправославного движения в греческом богословии середины прошлого века. Рамфос же интересен (в данном случае — для автора книги) прежде всего тем, что в рамках современной внутриправославной дискуссии о «богословском ^^ персонализме» предложил альтернативный ракурс, как бы взрывающий Оц
С
о
PQ
S
О
ы
F
нч
hJQ О
3 См. об этом: Бортник С. Общение и личность. Богословие митрополита Иоанна Зизиуласа в систематическом рассмотрении. Киев: Издательский отдел Украинской православной церкви, 2017.
4 Ларше Ж.-К. Лицо и природа. Православная критика персоналистских теорий Христоса Яннараса и Иоанна Зизиуласа. М.: Паломник, 2021. том з
5 Лаут Э., прот. Богословы-миряне: Димитрис Кутрубис, Христос Яннарас, Стелиос 2021 Рамфос (из книги «Modern Orthodox Thinkers») // Вопросы теологии. 2019. Т. 1, № 1. С. 97114. URL: https://theologyjournal.spbu.ru/article/view/5287 (дата обращения: 30.08.2021). №3
№ 3 противостояние двух партий (которые существуют и в греческом, и в русском, и в более широком православном богословском пространстве). Скажем несколько слов о других героях этой части книги. Французы Оливье Клеман и Элизабет Бер-Сижель — значимые фигуры для диаспорального православия прошлого века. Если первый представлен у нас довольно хорошо, то вторая — очень фрагментарно6. В книге о. Лаута эти западные православные мыслители находят свое законное \ Г место, и его взгляд в данном случае является важным свидетельством не ^^ только историка, но и современного богослова.
Совсем другое впечатление производят главы о Филипе Шеррарде и матери Фекле (Шарф). Здесь мы встречаемся, с одной стороны, с особыми судьбами, а с другой — с интеллектуальной озабоченностью западных православных, связанной с переводом восточно-православных смыслов. Британец Шеррард — прежде всего переводчик современной греческой поэзии, но и автор богословских работ, посвященных великому расколу между Востоком и Западом7; он также был (что важно для автора книги) участником перевода «Добротолюбия» на английский язык. Мать Фекла, ^^ строго говоря, вообще не богослов, а православная монахиня в Велико-Р I британии (ее вывезли младенцем из России, и она получила английское формирование), изначально филолог. Она старалась отразить те самые православные смыслы в своих профессиональных работах о Шекспире, Китсе и Джордже Герберте (о. Лаут пишет: «Она попыталась выразить г^Ч мысль и идею веры посредством произведений английской литературы»).
В случае этих двух героев книги о. Лаута мы сталкиваемся с особым авторским ракурсом, который еще раз указывает на известную субъективность рассматриваемого текста. Собственно, о. Лаут этого и не скрывает, и потому соответствующие главы следует воспринимать именно не «объективистски», а скорее с такой точки зрения, которая предполагает внимание к субъективному ракурсу автора. И таким образом мы узнаем нечто важное и особенное в общем объеме того, что относится к современной православной мысли.
Две предпоследние главы возвращают нас в русский контекст и посвящены духовным старцам — прп. Силуану Афонскому и о. Софронию (Сахарову), а также богословию в Советской России в лице о. Александра Меня. Для отечественного читателя здесь нет никакой новизны, интересны могут быть лишь нюансы авторского восприятия и соответствующих интерпретаций.
Последняя глава книги — «Митрополит Каллист и богословское видение "Филокалии"». Само заглавие очень символично: о. Лаут думает, пишет и оценивает из своего собственного места и времени, и поэтому для него в высшей степени значимы «английский православный мыслитель»
том 3 2021
8 К
О
[2 нч
с
о
6 Прежде всего работой: Бер-Сижель Э. Служение женщины в Церкви. М.: ББИ, 2002.
7 Наиболее известная работа существует в русском переводе: Шеррард Ф. Греческий Восток и латинский Запад. Исследование христианской традиции. М.: Фонд «Храм», 2006.
Каллист (Уэр) и филокалистская традиция, ныне распространенная на английскую православную лингвистическую почву.
Повторим, что вся книга о. Лаута написана из конкретной перспективы, которую можно назвать одновременно диаспоральной, общеправославной, универсальной, но прежде всего — смысловой. На наш взгляд, субъективность автора здесь уместна, потому что может порождать живые реакции и тем самым стимулировать богословское мышление.
Труд о. Лаута — своего рода подведение итогов. Его выбор православных мыслителей прошлого (за редкими исключениями все его герои уже почили) можно ставить под вопрос, но главная заслуга автора в том, что он представил богословский вклад своих героев не как некий архив, а как материал, с которым призваны работать нынешние православные богословы. Ни одна из тем или проблем, которые затрагивали рассматриваемые им православные мыслители недавнего прошлого, с его точки зрения не утратила актуальности. Подход автора не сухой исторический, но живой, призывающий к продолжению богословского размышления уже в новых исторических обстоятельствах нынешнего века.
Безусловно, хорошим знаком является столь быстрый перевод и издание книги о. Лаута в России. Хотелось бы увидеть содержательные реакции со стороны отечественных богословов. Вослед таким старым работам, как известные обзоры Н. Лосского и В. Зеньковского, и на фоне «Путей русского богословия» о. Флоровского мы нуждаемся в серьезном, комплексном, объективном, сбалансированном исследовании православного богословия минувшего века, чтобы ясно понимать, где это богословие находится в настоящий момент. Ведущиеся споры (например, о богословском персо- | \ \ нализме и его соответствии святоотеческому преданию) требуют серьез- ^н ного анализа и обобщения, ибо без этого невозможно двигаться дальше; ^^ то же касается и так называемого неопаламизма, который все еще недоста- |-Н точно осмыслен8.
Книга о. Лаута ценна прежде всего тем, что современная православная мысль представлена им хотя и из частного авторского контекста, но не в частной перспективе. Взгляд автора — это не взгляд консерватора или либерала, западника или восточника. Он шире неопатристического направления, но не является и религиозно-философским (в традиционном отечественном смысле). То, что о. Лаут называет филокалической традицией, охватывает и объединяет разные идеи, темы и подходы, православ- ^^ ный Восток и православную диаспору. В рамках общей традиции и на ее Рц основе можно поднимать разные вопросы, затрагивать проблемные зоны, ^^ не выпадая при этом из Предания Церкви, понимаемого как единство ве- ^^ роучения и духовной практики или, о чем любили напоминать в прошлом веке, как единства lex credendi и lex orandi.
S
О
ы
F
нч
hJQ О
РР
Статья поступила в редакцию 17 марта 2021 г. том з
Статья рекомендована к печати 1 июня 2021 г. 2021
См. нашу беседу с Д. Бирюковым в этом номере журнала. №3
8
№ 3 Контактная информация:
tom 3
s s
Кырлежев Александр Иванович — редактор научной периодики;
2021 kyrlezhev@gmail.com
Book Review: Louth E., prot. Contemporary Orthodox thinkers: From "Philanthropy" to our time. Moscow, Palomnik Publ., 2020. 640 p.
p r A. I. Kyrlezhev
Ss. Cyril and Methodius Theological Institute of Postgraduate and Doctoral Studies, 4/2, Pyatnitskaya ul., Moscow, 115035, Russian Federation
o
R
For citation: Kyrlezhev A. I. Book Review: Louth E., prot. Contemporary Orthodox thinkers: From "Philanthropy" to our time. Moscow, Palomnik Publ., 2020. 640 p. Issues of Theology, 2021, vol. 3, no. 3, pp. 442-454. https://doi.org/10.21638/spbu28.2021.309 ^ (In Russian)
I—I
h-Q
O References
^¡^ Behr-Sigel E. (2002) Service of a woman in the Church. Moscow, BBI Publ. (In Russian)
r^ Bortnik S. (2017) Communication and personality. The theology of Metropolitan John Zizioulas in
^^ a systematic examination. Kiev, Izdatel'skii otdel Ukrainskoi pravoslavnoi tserkvi Publ. (In
O Russian)
Larchet J.-C. (2021) Face and nature. Orthodox criticism of the personalist theories of Christos PQ Yannaras and John Zizioulas. Moscow, Palomnik Publ. (In Russian)
Louth A. (2015) Modern Orthodox Thinkers. From the Philokalia to the Present. London, SPCK. Louth A. (2019) "Lay Theologians: Dimitris Koutroubis, Christos Yannaras, Stelios Ramfos (from the book 'Modern Orthodox Thinkers')", in Issues of Theology, vol. 1, no. 1, pp. 97-114. http://doi.org/10.21638/spbu28.2019.107 (In Russian) Louth E., prot. (2020) Contemporary Orthodox thinkers: from "Philanthropy" to our time. Moscow, Palomnik Publ. (In Russian) Sherrard F. (2006) Greek East and Latin West. Study of the Christian Tradition. Moscow, Fond "Khram" Publ. (In Russian)
Received: March 17, 2021 Accepted: June 1, 2021
Author's information:
Alexander I. Kyrlezhev — Editor of the Scientific Periodicals; kyrlezhev@gmail.com
