CC BY
96
350
РЕЦЕНЗИИ
П. Н. Киричек. Информационная культура общества. М.: Изд-во РАГС, 2009. 208 с.
Феномен информационной культуры общества является одной из «модных» тем современности. Его трудно выявить среди объектов теоретического осмысления прежних эпох. За последнюю четверть века появилось немало специальных исследований, но труд социолога, политолога и культуролога П. Н. Киричека привлекает яркой оригинальностью формы, глубиной содержательного анализа рассматриваемого предмета, соотношением схематического видения коммуникаций и рефлексией, пониманием процессов взаимодействия социальной реальности и ее конструкционистских образов, представляемых миром СМК.
Автор приступает к работе с обращения к проблеме безопасности, в обеспечении которой информационная сфера является важнейшим фактором жизни общества, влияющим на состояние различных сторон активности: от экономики и обороны до быта людей и витальных условий новой эпохи. Он видит в кросс-контакте двух социальных явлений механизм образования информационной культуры как инновационного структурно-функционального конструкта, где в контактно рождающем поле место-развития в «идеологически-технологическую диффузию вступают два специализированных потока, способных преодолеть состояния межкуль-турья» (с. 7). Это духовная культура и социальная информация. В сегменте их пересечения и возникает феномен информационной культуры. П. Н. Ки-ричек обозначает присутствие информационной культуры в социальной
практике в дихотомическом сочетании качественного состояния системы производства, распространения и потребления социальной информации (на общем социетальном уровне) и свода умений человека оценивать, потреблять, усваивать социальную информацию.
В структуре монографии автор обращается к проблеме контекстуальной функциональности информационной культуры в аспектах массовой коммуникации, массового сознания, социального управления, медийной сферы и государственной службы. Каждый из указанных аспектов рассматривается в рамках отдельной главы.
В главе «Информационная культура и массовая коммуникация» автор схематизирует социально-информационный массив СМК, позволяющий, во-первых, делать человека более знающим и умеющим и кристаллизовать благоприятные условия для самосохранения и развития социума (конструктивная политическая информация), во-вторых, имеющий дело с бесполезной неконструктивной информацией и, в-третьих, с деструктивной, вредной информацией. Каждый пункт находит текстуальное подтверждение данными из ссылок на конкретные тексты и издания, а также данные контент-анализа, состоящие из ряда важных маркеров. П. Н. Киричек выводит три уровня индикаторов состояния информационной культуры в обществе, характеризующих тексты и контексты в перспективах прогресса, стагнации и кризиса.
В главе «Информационная культура и массовое сознание» акцентируется внимание на массовой коммуникации, имеющей «мишенью» массовое сознание в условиях приема-передачи информации, когда при любых обстоятельствах реализуются информационная, экспрессивная и прагматическая функции. При этом принципы и механизмы формирования массового сознания медиасредствами в информационно-культурном поле автор рассматривает в соответствии с формулой В. Д. Попова о трех подходах: тоталитарном, манипулятивном и диалоговом. Первый базируется на методе принуждения, второй — на методе внушения, а третий — на методе убеждения. При тоталитарном подходе формируется сознание человека-винтика государственной машины, при манипулятивном подходе — сознание человека-обывателя, при диалоговом — сознание человека-гражданина, рефлексирующего, уравновешенного, инициативного (с. 55—56). К обозначенной триаде в рецензируемой работе автор добавляет еще два аналога: эклектический подход как синтез метода, дающий на выходе сознание человека-конформиста, равнодушного, пассивного, подверженного социальной апатии с отсутствием какой-либо политической культуры, а также имплонтированный подход, прививаемый методами зарубежных технологий, дающий на выходе сознание человека-мазохиста, антипатриотичного и космополитичного, со свойственной для него подменой собственной политической культуры «чуждой мировоззренческой ориентацией» (с. 58).
Критический анализ сложившейся системы массового сознания позволяет автору заключить, что почти вся (90 %) пореформенная пресса ориентируется на информационные интересы элиты. Для коррекции предлагается создание ситуации внесения поправки в модусы информационной политики. Подтверждением служат итоги социологического исследования «Мой ребенок в музее», когда целью музейной терапии была предпринята попытка социальной адаптации детей. Автор приходит к выводу, что результаты исследования были бы более благоприятными, если бы была увеличена доля расходов на духовные потребности людей нашего общества.
В главе «Информационная культура и социальное управление» рассматривается комплекс политических, экономических, культурных, правовых, этнических механизмов. Автор приходит к мысли о том, что наиболее гармонизирующей медиа-коммуникативной моделью общество обзаводится в условиях демократического устройства, при порождении плюралистического публичного дискурса.
В результате социального взаимодействия гражданских структур, органов государственной власти, СМИ образуются информационно-коммуникативные отношения устойчивого или неустойчивого характера. Автор выделяет следующие их типы: апологетический, антогонистический, смешанный, сопровождая каждый из них конкретной характеристикой.
Особое внимание П. К. Киричек уделяет проблемам информационного обслуживания, информационного обеспечения и информационного регулирования в оптимизации жиз-
недеятельности социума. При этом возникает проблема информационного неравенства, в том числе информационный дефолт как фактический отказ государства от юридических обязательств перед обществом, реальная утрата системой СМИ доверия в обществе.
Глава «Информационная культура и медийная сфера» опирается на два концепта. Первый — онтологический, к рамках которого, согласно Н. Луману, современный человек является информационной системой. Второй — эвристический, требующий инновационного подхода в науке. Автор исходит из признания био-социо-психической функциональности человека. В этом информационно-коммуникационном поле формируется культура сознания, обретающая новое содержание и форму путем различных технологий. Мутация личности под воздействием упрощения биогенеза, снижения со-циогенеза, инфицирования психогенеза означает экстенсификацию материального начала в человеческой жизни. Снижение социогенеза ведет к ослаблению идентификационного начала и уменьшению роли в бытии индивида, а также регрессу духовного начала в человеческой жизни.
П. Н. Киричек делает вывод, что информационный процесс требует экспертно-аналитического подхода со стороны специалистов, в том числе необходим мониторинг как постоянное наблюдение. В работе приводится сравнительная характеристика информационного фона регионов Поволжья, дается анализ состояния информационного неравенства и управления медиасферой.
Заключительная глава монографии «Индивидуальная культура и
государственная служба» позволяет критически оценить информационно-культурный ресурс административных реформ, осуществляемых в стране и ее регионах.
В целом рецензируемая монография отражает состояние информационно-медийного пространства российского общества в совокупности многофакторных «полей и капиталов», если использовать терминологию П. Бурдье, а также фиксирует вполне доказательные оценки его динамики и тенденции развития. Автор поднимает ряд проблем, связанных с манипуляцией сознания, технологиями социального контроля и несоответствием глубинных целей развития общества и личности с асимметричным характером и реальной практикой массмедиа.
В качестве пожелания по предложенному на читательский суд тексту монографии отметим целесообразность более интенсивного использования средового подхода в анализе «власти-прессы-общества», что не снижает достоинств работы и служит возможным фактором усиления авторских аргументов.
Рецензируемая монография П. Н. Киричека представляет значительный вклад в научную и публицистическую среду. Она одинаково полезна для целей корректировки информационно-политической, образовательной и культурно-просветительной деятельности, оценки их акторов, диспозиций структур общества и формирующейся личности в контексте социальной ответственности.
В. А. ПИСАЧКИН,
доктор социологических наук, профессор (г. Саранск)
Е. И. Пивовар. Российское зарубежье: социалъно-истори-ческий феномен, роль и место в культурно-историческом наследии. М.: РГГУ, 2008. 545 с.
Новая книга известного отечественного историка, члена-корреспондента РАН, ректора Российского государственного гуманитарного университета Е. И. Пивовара посвящена одной из важнейших страниц политической и социальной истории России XX в. — судьбам «великого исхода» российской эмиграции в годы Гражданской войны, «русского рассеяния» в различных регионах мира от Парижа до Харбина и Лимы или Асунсьона. Сразу же необходимо отметить, что в отличие от большинства работ предшествующего периода (и в этом видится несомненная заслуга автора) это одно из наиболее масштабных и трагических событий русской истории прошлого столетия логично и научно обоснованно вписано в общий контекст эмиграционных процессов, протекавших в России со второй половины XIX в., что позволяет исследователю совершенно правомерно определять российскую эмиграцию как «мировой исторический феномен».
Естественно, что значительное внимание автор уделяет событиям и процессам 20—30-х гг. XX в., и причина тому — вовсе не сила исследовательской инерции. «В результате исхода 1917 — начала 1920-х годов в США, Европе, на Дальнем Востоке и в других странах и континентах появились новые организационные структуры, сложились
региональные и социальные типы российских диаспор, сформировались идеологические и ментальные основы „другой России" — возник социально-культурный феномен российского зарубе жья 1920—1930-х годов, — отмечает исследователь во введении. — Эмиграция 1920—1930-х годов явилась не просто многочисленной и разнообразной по составу и структуре диаспорой, она создала основу параллельной линии российского исторического процесса. В послевоенные годы возникали новые диаспоры и центры российского зарубежья, постепенно уходили носители дореволюционной и особой эмигрантской культуры межвоенного времени, но само российское зарубежье продолжало существовать, воспринимая вплоть до настоящего времени все наиболее значительные импульсы отечественной истории, обновляясь и эволюционируя под влиянием новых миграционных потоков и событий, происходивших на родине и в мире. Эстафета эмигрантского сознания, обращенного, несмотря ни на что, в сторону России, передавалась новым поколениям эмиграции, формируя, при всей неоднородности и противоречивости характеристик российского зарубежья, некую целостность, объединенную общими истоками, языком, комплексом ментальных и поведенческих признаков и т. п.» (с. 7—8).
Выполнено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (проект № 08-06-0688а «Создание энциклопедии „Школа, образование и педагогическая мысль русской эмиграции: 1918—1939 гг."»).
Обращает на себя внимание принципиальная установка на дополнение традиционного в подобного рода масштабных обзорных исследованиях хронологического подхода новым. Очевидно, что задачи, которые поставлены автором (переход от историко-проблемного анализа жизни и судеб конкретных фигур и диаспор к комплексному описанию феномена российской эмиграции в целом), требуют этих новых подходов. Однако автор, по его собственному признанию, вовсе не отказывается от хронологического ракурса в определении и описании этапов развития российской эмиграции, но «на первое место ставит принцип социокультурной идентичности российских эмигрантов, объединяющий самостоятельные ветви эмиграции в рамках современного Русского Мира» (с. 12).
Упоминание Русского Мира в процитированном фрагменте представляется более чем показательным, поскольку позволяет определить без труда не только методологические, но и идеологические преференции известного историка. Интерпретация истории российской эмиграции в контексте концепции Русского Мира со всей очевидностью позволяет рассматривать его не как локальный, в лучшем случае регионального уровня, процесс, а феномен, развивающийся по законам все более активно глобализирующегося мира.
Рецензируемая монография имеет серьезную методологическую, историографическую и фактографическую основу. Достаточно сказать, что анализу современных теоретических подходов к изучению истории российского зарубежья и некоторых итогов этого изучения посвящены
две из восьми глав книги. В подкупающем своей четкостью и сознательной лаконичностью обзоре Е. И. Пивовар перечисляет основные и, как ему представляется, наиболее эффективные исследовательские подходы, сложившиеся в последние десятилетия. Опираясь на собственные работы методологического характера, коллективные труды по методологии и источниковедению исторического исследования, публикации коллег-единомышленников, автор выступает явным сторонником применения междисциплинарного и интегративного подходов в максимально целостном изучении столь многоаспектного феномена. «В одном исследовании невозможно охватить все исторические проблемы, которые связаны с явлением „эмиграция" и „диаспора", даже если ограничиться очень узкими хронологическими рамками. Это объясняется исключительной широтой диапазона вопросов, входящих в круг внимания историка. Действительно, сам термин „Россия № 2" подчеркивает, что данное явление словно бы дублирует Россию как государственное образование и, следовательно, в нем можно и нужно выделять те же области изучения, что и в государственной истории: экономику, политику, военные, культурные, религиозные и прочие аспекты» (с. 16—17).
Руководствуясь предложенными Б. Лепт в начале 90-х гг. XX в. принципами (введение новых объектов, предметов исследования; введение новых типов источников, необходимых для появления новых знаний и лучшего понимания реальности; совершенствование методики, приемов и моделей, систем объяснения), Е. И. Пивовар предлагает действен-
ный алгоритм изучения российского зарубежья и реализует его в ходе анализа огромного корпуса трудов отечественной и зарубежной гума-нитаристики последних десятилетий, посвященных этой проблеме.
Объективный интерес к различным аспектам жизни русского зарубе жья, выбор из всего обилия имен и названий (достаточно сказать, что примечания ко второй главе насчитывают 146 ссылок) ключевых, действительно значимых работ для краткой, но исчерпывающей характеристики позволяют очертить круг основных проблем и определить ведущие тенденции в современном изучении российского зарубежья.
Особый интерес вызывает третья, как представляется, центральная часть рецензируемой монографии, посвященная российской эмиграции как «мировому историческому феномену» (с. 68). Последовательно характеризуя основные эмиграционные потоки из России, начиная со второй половины XIX в., количественный и качественный состав российской эмиграции, географию зарубежной России, автор приходит к закономерному, на наш взгляд, выводу, что «к концу XX в. практически все русские диаспоры мира имели многослойный характер, поскольку формировались под воздействием двух-трех и более миграционных волн, дополнявшихся перманентным притоком индивидуальной (семейной) эмиграции.
Часть из них находится в угасающем состоянии, другие, несмотря на малочисленность, играют заметную роль в культуре Русского Мира благодаря яркой истории и личностям, представляющим тот или иной уголок зарубежной России
всему международному сообществу россиян <...>. В крупных диаспорах за пределами бывшего СССР (США, Франция и др.) значительно возросла по сравнению с периодом 1960 — середины 1980-х годов динамика движения из России и обратно на родину. С другой стороны, после кратковременного всплеска конца 1980 — середины 1990-х годов это движение утратило пульсирующий характер и развивается в общем ритме международных миграций» (с. 144).
Дальнейшее развитие эти выводы находят в следующих главах, посвященных месту и судьбам российских диаспор в глобализирующемся мире (где стремительно стираются этнокультурные различия, а также растворяются национальная идентичность и самобытность стран и народов, а не только отдельных этнических групп), характеристике важнейших центров российской эмиграции в Европе, США, Северной Африке и на Дальнем Востоке.
Сопоставление российских диаспор, сложившихся на достаточно длительном историческом промежутке за рубежом, при этом последовательно сменяется анализом их системообразующих факторов, детальным описанием процесса адаптации российских диаспор в ино-культурной среде. Здесь же прослеживается чрезвычайно важная и до сего времени редко артикулируемая с такою четкостью идея о влиянии российской эмиграции на социальную, политическую, экономическую и культурную жизнь стран-реципиентов. Объем монографии, увы, не позволяет объять необъятное, но ключевые моменты автору обозначить удается достаточно рельефно:
от участия русской эмиграции в движении Сопротивления в Западной Европе и на Балканах до научных и культурно-художественных успехов ее представителей на протяжении XX в. Еще один существенный момент в истории российской эмиграции конца прошлого столетия, тщательно исследуемый автором, — исход русскоязычного населения с территорий бывшего СССР, охваченных конфликтами, в Россию.
В связи с последним особую значимость приобретает в книге Е. И. Пивовара проблема «эмиграция и власть». Справедливо отмечая, что «после 1917 г. контекст „эмиграция-власть" существенно усложнился», исследователь указывает, что «многочисленность беженских масс выдвинула на первый план социально-экономический аспект появления их в той или иной стране. Правительства европейских государств в послевоенные годы были в основном заинтересованы в притоке рабочей силы, но желали свести к минимуму негативные последствия притока иностранцев» (с. 302). Действительно, политическая составляющая взаимоотношений российской эмиграции с властными структурами стран-реципиентов заслуживает не просто специального разговора, но комплексного исследования, гораздо более широкого, нежели то, что может описать один автор даже в самой объемной книге. Зависимость «русской политики» стран Европы и Азии от собственной внутриполитической конъюнктуры несложно проследить на примерах довоенных и послевоенных Румынии, Болгарии или Китая.
Отметим, что широкое понимание этой проблемы позволяет исследователю затронуть и эволюцию российской политики по отношению к эмиграции из России (от однозначно враждебного или, по крайней мере, неодобрительного в прошлом до абсолютно индифферентного в последние годы). Автор касается и важнейшего вопроса о выстраивании Российской Федерацией отношений с соотечественниками, проживающими за рубежом (прежде всего с представителями трех волн эмиграции XX в. и их потомками, а также с теми, кто находится на территории бывшего СССР) и составляющими, по выражению Е. И. Пивовара, «Новый русский мир» (с. 268).
«Каким образом российская эмиграция смогла сохранить себя как этнокультурный феномен?» — это еще один вопрос, на который отвечает рецензируемая монография. «Только институциализировавшись», — отвечает на него автор. Возникновение и успешное функционирование общественно-политических, военных, корпоративных, научных, образовательных и культурно-просветительских объединений и организаций оказывается одним из обязательных условий сохранения российских диаспор. Несмотря на то, что пик их деятельности приходится на 20—30-е гг. XX в., сложившиеся в этот период традиции играют важнейшую роль в сохранении «Русского Мира» в последующие десятилетия. Более того, культурно-историческое наследие российского зарубежья с конца 80-х — начала 90-х гг. XX в. становится важнейшей частью культуры, меняющей идеологические и политические ориентиры «метрополии», а концепция «Русского Мира»
занимает все более заметное место среди внешнеполитических приоритетов России, по крайней мере, на уровне официальных деклараций.
Именно в этом проблемном контексте особенно отчетливо видится главная ценность рецензируемой монографии. Масштабное и многоаспектное исследование Е. И. Пивоваром феномена российского зарубежья наглядно показывает пути сохранения и дальнейшего расширения Русского Мира. Только с учетом уроков прошлого и при правильном
их понимании этот феномен будет адекватен вызовам глобализирующегося мира. В противном случае его ждет судьба региональных диаспор, обреченных на постепенную утрату своей идентичности и полную ассимиляцию внутри чужой культуры.
О. Е. ОСОВСКИЙ,
доктор филологических наук, профессор (г. Саранск) А. И. ГОРБУНОВА, кандидат филологических наук, доцент (г. Саранск)
