Научная статья на тему 'Рец. На книгу: сагайдаков А. С. , Кипкеева М. Р. Антисоветское движение во время "зимней войны" (1939-1940 гг. ): генезис, формы проявления, итоги. - Ставрополь: Зебра, 2017. - 112 с'

Рец. На книгу: сагайдаков А. С. , Кипкеева М. Р. Антисоветское движение во время "зимней войны" (1939-1940 гг. ): генезис, формы проявления, итоги. - Ставрополь: Зебра, 2017. - 112 с Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
214
36
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
СОВЕТСКО-ФИНСКАЯ ВОЙНА / 1939-1940 ГГ. / КОЛЛАБОРАЦИОНИЗМ СОВЕТСКИХ ВОЕННОПЛЕННЫХ / СОВЕТСКО-ФИНСКАЯ ВОЙНА И БЕЛАЯ ЭМИГРАЦИЯ
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Рец. На книгу: сагайдаков А. С. , Кипкеева М. Р. Антисоветское движение во время "зимней войны" (1939-1940 гг. ): генезис, формы проявления, итоги. - Ставрополь: Зебра, 2017. - 112 с»

2018.04.021. КОНОВАЛОВ В С. РЕЦ. НА КНИГУ: САГАЙДАКОВ А.С., КИПКЕЕВА М.Р. АНТИСОВЕТСКОЕ ДВИЖЕНИЕ ВО ВРЕМЯ «ЗИМНЕЙ ВОЙНЫ» (1939-1940 гг.): ГЕНЕЗИС, ФОРМЫ ПРОЯВЛЕНИЯ, ИТОГИ. - Ставрополь: Зебра, 2017. - 112 с.

Ключевые слова: Советско-финская война, 1939-1940 гг.; коллаборационизм советских военнопленных; Советско-финская война и белая эмиграция.

Книга А.С. Сагайдакова и М.Р. Кипкеевой посвящена малоизученной в нашей историографии теме, и потому заслуживает особого внимания. Ее заглавие может ввести в заблуждение читателя, поскольку совершенно не конкретизирует предмет исследования, который раскрывается лишь в тексте книги. Антисоветское движение во время «зимней войны», в понимании авторов, - это сотрудничество советских военнопленных и эмигрантов, представляющих разные национальности бывшей Российской империи, с финскими армейскими структурами в разных сферах военно-политической деятельности. А.С. Сагайдаков и М.Р. Кипкеева выявляют причины этого явления и анализируют его последствия.

Как ни велико желание авторов ознакомить читателей с позициями различных эмигрантских кругов по вопросу Советско-финской войны, однако точность формулировок оставляет желать лучшего. Так, вначале они категорично утверждают, что эмиграция видела в военном столкновении любого государства с СССР возможность воспользоваться этим с целью свержения власти большевиков в России. В связи с этим упоминается программа Российской фашистской партии, принятая на ее IV съезде еще в январе 1939 г., в которой говорилось, что всякая война с СССР какой-либо державы приветствуется, поскольку антикоммунистические силы (в том числе и в России) воспримут ее как сигнал к одновременному выступлению (с. 15).

Но затем авторы выдвигают столь же категоричный тезис: Советско-финская война расколола эмигрантов на «оборонцев» и «пораженцев». «Оборонцы» полагали, что любая война чревата завоеванием СССР иностранным государством или территориальными потерями. Поэтому они считали, что в данной войне эмигра-

ция должна быть на стороне СССР, несмотря на ненавистный политический режим.

«Пораженцы» же верили, что поражение СССР в этой войне усилит антагонизм в советском обществе, будет способствовать росту антибольшевистских настроений и как следствие это может привести к смене режима. Среди «пораженцев» были известные в эмиграции политические деятели. В частности, П.Б. Струве был убежденным сторонником участия русских в финской армии, полагая, что они сражаются не с русскими, а советскими гражданами. По убеждению членов РОВСа, «война была одним из наиболее благоприятных для русской эмиграции случаев, и притом в наиболее выгодных для нее условиях, для проникновения на территорию СССР и возобновления вооруженной борьбы с большевиками» (с. 32). Тем не менее, полагают авторы, «пораженцы» не были настроены антироссийски. Об этом, по их мнению, свидетельствуют заявления такого рода: «Во время борьбы и по ее окончании мы должны принять все меры защиты интересов национальной России и бороться против попыток захвата русских территорий» (там же).

Однако важнее деклараций о намерениях, судя по изложенному в книге, было то, что уже 10 октября 1939 г. финское правительство стало получать от белых эмигрантов заверение в их стремлении поддержать Финляндию (с. 27, 29). Многие русские эмигранты обращались в различные эмигрантские организации, к правительствам стран своего проживания с вопросом о возможности войти в состав иностранных подразделений для участия на стороне Финляндии в этой войне. Мнения государств по этому вопросу разделились: «Если Великобритания считала, что нельзя посылать русских по происхождению (даже граждан Великобритании) воевать с русскими, то Испания, Италия собирались помочь Финляндии вооружением, но не посылать туда своих граждан, а отправить туда именно русские отряды; прочие государства не возражали против участия русских добровольцев в финской армии, но были против создания русских национальных отрядов, считая, что нельзя использовать русский национальный флаг в борьбе против большевиков» (цит. по: с. 31). Какие именно эти «прочие» страны, авторы не уточняют.

Тем не менее, как подчеркивается в книге, сами эмигранты относились к идее отправки русских отрядов на советско-финский фронт неоднозначно. На страницах белоэмигрантской печати появились такие заявления: «Не надо преувеличивать свои силы: никаких армий и корпусов мы выставить не можем, единственно, что можно сделать, это создать значительный русский отряд под нашим флагом, который привлечет к себе русских людей, ненавидящих советскую власть. Но мы можем помочь финнам нашей пропагандой, нашей верой в будущую справедливую Россию и борьбой всеми способами с Коминтерном. И, если Финляндия захочет нашей помощи, мы должны будем вложиться в эту борьбу» (цит. по: с. 15).

Были высказаны и другие принципиальные мнения: «Вопрос: будет ли это война против большевиков или против России? Для кого-то было очевидно, что пока в ней участвуют одни финляндцы, за Россию опасаться нечего. Финляндцы завоевать ее или оторвать от нее что-нибудь не замышляют. Но чего захотят союзники, которые будут помогать Финляндии» (цит. по: с. 32). Взгляды таких эмигрантов выразил Деникин, считая, что не могло быть «национального дела» в том, что русские люди сражались бы в рядах финляндской армии, когда финская пропаганда каждодневно оскорбляла не только большевиков и СССР, но и Россию вообще, и русский народ (цит. по: с. 12).

Упомянутые цитаты отражают особенность работы авторов с документами. Из книги явствует, что не только Деникин подчеркивал негативное отношение к русским в Финляндии. Авторы вынуждены отметить, что «русское население, которое проживало в Финляндии, находилось в крайне тяжелом положении. В условиях, когда бывшие русские генералы и старшие офицеры превращались в ночных сторожей, кучеров или рабочих на лесопилках, то от них трудно было ожидать поддержки финляндского правительства. Здесь им явно не доверяли. К тому же в момент начала войны русское население Финляндии подверглось репрессиям. Их представителей начали арестовывать. К началу марта 1940 г. до 40% заключенных, содержащихся в ее тюрьмах, оказались русского происхождения. Более того, перед войной был запрещен ряд русских объединений и обществ. Это тоже не могло не отразиться на настроениях в русской

среде относительно перспектив поддержки финляндского руководства» (с. 49).

На основе вышеприведенных мнений эмигрантских оптимистов, жаждущих помочь финнам своей пропагандой, непроизвольно напрашивается вывод, что они ничего не знали о бедственном положении соотечественников в Финляндии. Однако подобные логические диссонансы авторы и в других случаях не замечают.

В освещении авторов не выглядит логически связной и позиция Маннергейма. В книге отражена его политическая линия в отношении СССР во время войны как выверенная и осторожная. Но совершенно неясно - поддерживал ли он лично негативное отношение к русским вообще и к русским белоэмигрантам в частности. Авторам, безусловно, известно, что в исторической литературе и в эмигрантской прессе есть немало свидетельств того, что он не был русофобом. Впрочем, для авторов важно показать, что инициативы белоэмигрантов он не поддерживал. На все письма русских эмигрантов с предложениями помощи Маннергейм отвечал отказом, мотивируя это тем, что «Финляндия имеет свои твердые принципы, благодаря которым никто не может обвинить ее в агрессии и свержении в России советской власти». В направленной в дипломатические представительства Финляндии инструкции о регистрации добровольцев принимать русских было запрещено (с. 35). Причины отказа эмигрантская печать обосновывала тем, что «участие же русских белых сразу же создало для Финляндии положение не обороняющейся стороны, но государства, стремящегося к свержению советского режима» (с. 38).

Трудно возразить авторам, когда они отмечают, что ход боевых действий непосредственно влиял на то, как руководство воюющих стран оценивало события. По мере ухудшения ситуации на фронте и затягивания войны, подчеркивают они, начал меняться и тон статей в советской прессе. Со второй половины декабря резко сократилось количество бравурных «репортажей с фронта» и публикаций «писем трудящихся», да и общее число статей, посвященных войне с Финляндией, в центральной и местной прессе сократилось почти в четыре раза (с. 21). (Поскольку отсутствуют ссылки, остается неясным, как авторы осуществляли такой подсчет.)

Тем не менее и для авторов очевидно, что, стараясь исправлять ситуацию, руководство СССР внесло коррективы в обоснование необходимости этой войны. Поскольку предлагаемые лозунги об интернациональных задачах Красной армии и помощи финскому народу не отвечали сложившейся обстановке, уже в конце января в срочном порядке пришлось их менять и основной упор делать не на разъяснение интернациональных обязанностей Красной армии, а на обеспечение безопасности СССР и Ленинграда (с. 19). В современной литературе отмечается, что это сразу же положительно сказалось на боеспособности советской армии. Однако такого рода мнения не мешают авторам утверждать, что в частях РККА стала падать дисциплина, участились случаи пьянства, дезертирства, хищений (с. 21). Очень большая вероятность, что именно так и обстояло дело, но ссылка на единственный интернет-источник явно недостаточна, чтобы делать какие-либо выводы.

Авторы отмечают, что в это же время (январь 1940 г.) в связи с ухудшением положения уже финских войск на советско-финском фронте позиция военно-политического руководства Финляндии в отношении добровольческих частей из русских также начала претерпевать изменения. Однако вызывает сомнения предположение, что в немалой степени этому способствовали инициативы бывшего секретаря Сталина Б.Г. Бажанова, который предложил формировать отряды добровольцев не из белоэмигрантов, а из советских же военнопленных (с. 42). По плану Баженова, вначале бывших советских военнопленных следовало использовать на пропагандистской работе, которая выражалась в составлении текстов листовок, выступлениях по радио и т. д. «Листовки же затем нужно было распространять на советской территории с помощью авиации или перебрасывать через линию фронта с помощью артиллерии. На втором этапе обученные и скомплектованные подразделения должны были уже передислоцироваться к линии фронта в район северного Приладожья, а также частично быть переправлены в тыл Красной армии в восточном Приладожье. Здесь задачей "народо-армейцев" было перерезать мурманскую железную дорогу у Петрозаводска, а также занять район побережья Белого моря, включая захват ГУЛАГа на Соловецких островах. После этого они должны были продвигаться вглубь СССР, к Ленинграду, имея целью раз-

жечь внутреннюю гражданскую войну между "Российской народной армией" и Красной армией, которая, по мысли создателей "народной армии", могла привести к внутренним беспорядкам и крушению советского правительства. Дальнейшей целью Бажанова было уничтожение колхозов, раздача плодородных земель крестьянам, свободный рынок труда, а также право работников на долю в прибыли предприятия» (с. 52).

Из книги неясно, как отреагировали Маннергейм и финский генеральный штаб на столь радужные перспективы, но эмигрантская пресса оценила их восторженно. При этом авторов явно не смущает, что результат деятельности Бажанова свелся к тому, что «лишь один отряд РНА численностью около 35-40 человек в последние дни войны побывал на советско-финском фронте» (с. 53). Кроме того, «народоармейцами» было подготовлено 20 тыс. листовок (с. 54).

Другим важным с точки зрения авторов проявлением активности эмигрантов стало появление так называемого «Комитета К» при финской Ставке, который во время советско-финской войны также занимался формированием воинских частей для сотрудничества в антисоветской работе из представителей различных национальностей СССР. Авторы располагают сведениями о том, что этим Комитетом «предпринимались попытки сформировать добровольческие части из советских военнопленных украинских националистов в Советско-финскую войну для отправки их на советско-финский фронт, а также диверсионных отрядов для засылки их на территорию СССР» (с. 59). Что касается отрядов, то попытки их создать, вероятно, были, однако трудно догадаться, что понимают авторы под «войсковыми частями» и насколько они были крупными.

Каких-либо практических результатов, резюмируют сами авторы, «Комитет К» смог добиться лишь в последние дни советско-финской войны. «9 марта наконец-то был создан отдельный лагерь для советских военнопленных нерусской национальности, а в последний день войны, 12 марта, был даже составлен план создания еще и "восточно-карельского подразделения", состоящего из финно-угорских добровольцев и военнообязанных лиц, проживавших тогда в Финляндии» (с. 63). Однако вряд ли это можно считать каким-либо «результатом» вообще и тем более «практическим». Хо-

тя, по свидетельству авторов, в эмигрантских кругах упоминания о «Комитете К» были исключительно положительными.

Впрочем, все становится ясно после того, как авторы, последовательно излагая события, пишут, что такого рода инициативам препятствовал Маннергейм, считая, что, как и в случае с русскими белоэмигрантами, привлечение к борьбе против Советского Союза представителей антисоветской эмиграции из народов СССР может изменить смысл оборонительной войны, которую вела Финляндия. Лишь ухудшение ситуации на фронте, отмечают авторы, в частности прорыв Красной армией «линии Маннергейма», стало основанием для финского руководства вспомнить об этих предложениях (с. 62).

Напоминают авторы и о таком якобы малоизвестном факте, что в планах военно-политического руководства Финляндии некоторое время витала идея создания марионеточного антисоветского правительства, в качестве ответной меры действиям властей СССР, создавшим «териокское правительство» О.В. Куусинена. На место председателя такого правительства рассматривались две кандидатуры: А.Ф. Керенский и Л.Д. Троцкий (с. 39). По мнению авторов, было две причины, почему подобная задумка осталась нереализованной. Первая: идея «русского правительства» утратила свою актуальность. Когда авантюра советского военно-политического руководства не дала желаемых результатов, то необходимость создания аналогичного, «карманного» антисоветского правительства отпала и в Финляндии. Вторая причина: финское военно-политическое руководство внимательно следило за тем, как к подобной акции отнеслись бы на Западе, а там, по словам самих эмигрантов, для борьбы с большевизмом «не хотят пользоваться русским национальным флагом» (с. 40). Однако несколькими страницами ранее авторы писали, что некоторые страны выражали желание послать в Финляндию именно отряды русских добровольцев-эмигрантов (с. 31).

Также возникают вопросы к авторам, когда они указывают, что советско-финская война предоставила возможность российской эмиграции определить потенциал антисоветизма, который, по ее убеждению, нарастал в советском обществе, и политико-моральное состояние частей Красной армии (с. 16). Авторы забывают отме-

тить, что печальное положение дел Красной армии на первом этапе войны можно объяснить неумелым командованием и множеством других причин, но реальные сведения о недовольстве солдат советской властью эмигранты могли получить, только имея возможность общаться с красноармейцами в финских лагерях для военнопленных.

В распоряжении авторов фактически две группы источников: материалы НКВД и мнения эмигрантов (эмигрантская пресса, документы организаций). Данные НКВД - это доносы на однополчан непосредственно на фронте и показания тех красноармейцев, кто после финского плена оказался в советских лагерях. По статистике НКВД, «за период "зимней войны" в плену оказались 5615 советских военнослужащих. За высказывания с осуждением войны, а также направленные против правительства и руководства Красной Армии, было привлечено к суду военного трибунала 843 военнослужащих» (с. 65). «Оперативно-чекистской группой выявлено и арестовано 414 человек, изобличенных в активной предательской работе в плену и завербованных финской разведкой для вражеской работы в СССР. Из этого числа закончено дел и передано Прокурором Московского Военного Округа в Военную Коллегию Верховного Суда СССР следственных дел на 344 человека. Приговорено к расстрелу - 232 человека (приговор приведен в исполнение в отношении 158 человек)» (с. 79).

В данном случае хотя бы приведена четкая статистика; однако вряд ли можно считать объективными признания военнопленных в разговорах с белоэмигрантами в финских лагерях, тут требуется более глубокий анализ источников и многих привходящих обстоятельств. В частности, тот факт, что, по данным финского историка П. Невалайнена, белоэмигрантов «в первую очередь использовали на участках, требовавших знания русского языка - при допросах пленных и в качестве пропагандистов» (с. 55). Однако авторы не приводят о них никаких дополнительных сведений, хотя бы об их количестве и социальном положении.

Что касается добровольного сотрудничества или, по выражению авторов, «коллаборационизма» среди советских военнопленных, то надо учитывать, что понятие «коллаборационизм» авторы трактуют своеобразно. В частности, употребление этого термина кажется сомнительным, когда речь идет об участии советских во-

еннопленных в строительстве бараков, укреплений и аэродромов, заготовке леса, расчистке снега и т.п. (с. 56). Выводы о «добровольности» авторы делают на основании опыта Первой мировой войны, когда бывали «случаи категорического отказа со стороны групп и отдельных военнопленных Русской Императорской армии от участия в погрузке снарядов, копании окопов и траншей, даже несмотря на выборочные расстрелы отказавшихся австро-венгерскими охранными комендатурами». Авторы видят в этом «принципиальную разницу в поведении людей при схожих жизненных обстоятельствах» (с. 58). Подобный факт действительно заставляет задуматься, однако все же не стоит спешить соглашаться с выводами авторов. По их мнению, «нет оснований считать, что пленные пошли на сотрудничество с представителями эмиграции и финскими военными из-за невыносимых условий содержания» (с. 70). Они полностью разделяют точку зрения тех исследователей, кто считает, что «...часть советских военнопленных периода "зимней войны" с Финляндией оказалась нестойкой к идеологической обработке противником, пойдя на сотрудничество с врагом, вплоть до согласия участвовать в боевых действиях против Красной армии» (с. 64).

Несомненно, среди красноармейцев было немало недовольных сталинским режимом, но все же приводимая в книге статистика не позволяет доверять столь широкому обобщению о мотивации военнопленных, готовых воевать на стороне финнов или сотрудничать с эмигрантскими организациями. Сомнения возникают, в частности, и из-за того, что «данные сведения в основном были получены в лагерях НКВД при допросах бывших военнопленных после их репатриации в СССР, поэтому в их показаниях можно усомниться» (с. 67).

Другой вид источника - обращения военнопленных, не пожелавших вернуться из плена в СССР, в адрес финских властей. Здесь наблюдается иная аргументация. Характерными чертами этих обращений являются, по мнению авторов, «во-первых, стремление писавших доказать, что они идеологические противники существующего в СССР режима. Во-вторых, все ссылаются на обещания финского правительства и Красного Креста отправить их в любую другую страну, либо оставить в Финляндии» (с. 73). О ко-

личестве таких подписантов авторы не упоминают, как и не делают каких-либо серьезных источниковедческих выводов.

Вполне достоверными кажутся приводимые авторами сведения о судьбе военнопленных, интернированных после войны в СССР. Все они были приговорены к разным срокам заключения «за сдачу в плен белофиннам». Их отправляли в Воркутлаг ГУЛАГа НКВД СССР и Норильский лагерь. Среди них были представители рядового, сержантского и командного состава (с. 80). До смерти Сталина все освобожденные пленные находились под негласным надзором властей, а в конце 1950-х годов были реабилитированы (с. 84).

Что касается выводов различных эмигрантских организаций и отдельных эмигрантов о результатах советско-финской войны, отраженных в эмигрантской прессе, то, как признают сами авторы, в основном они были неутешительны. Для кого-то стало очевидным, что «наметившееся было для нас "окно" для перенесения нами борьбы на родную территорию, едва начав открываться, захлопнулось окончательно (с. 72). Кто-то, как, например, философ Г.П. Федотов, «весьма пессимистически относился к советской победе в войне, называя ее "нашим общим трауром", моральной катастрофой, политическим поражением демократической коалиции, торжеством ее врагов - Сталина и Гитлера» (с. 87).

Как и перед советско-финской войной, отмечается в книге, эмигрантов мучили вопросы: война с СССР - это война с Россией или против нее, как эмиграции вести себя в случае новой мировой войны. Подводя итоги, авторы указывают, что советско-финская война была важна для эмиграции не только тем, что дала возможность оценить настроения в Красной армии. События заставили эмигрантов еще раз задуматься о планах и намерениях СССР и понять, что «свержение большевиков дело трудное» (с. 93). Важным представляется вывод авторов о том, что «опыт взаимоотношений бывших белых офицеров, членов РОВСа и пленных красноармейцев в Финляндии и попытки создания из них боеспособных антисоветских отрядов стал своего рода прообразом более масштабных проб и экспериментов периода Великой Отечественной войны» (с. 94).

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.