CC BY
15
Josephson-Storm J. A. The Myth of Disenchantment. Magic, Modernity, and the Birth of the Human Sciences
Рец. на: Josephson-Storm J. A. The Myth of Disenchantment. Magic, Modernity, and the Birth of the Human Sciences. Chicago: University of Chicago Press, 2017. 400 p.
Rev. of: Josephson-Storm J. A. The Myth of Disenchantment. Magic, Modernity, and the Birth of the Human Sciences. Chicago: University of Chicago Press, 2017. 400 p.
Рецензируемая книга — реконструкция мифотворчества и мифа. Это биография науки, написанная, чтобы показать, что ее фантазии о собственной объективности и научности не всегда обоснованы. Книгу Джейсона Джозефсона-Сторма «Миф о расколдовывании. Магия, модерность и рождение гуманитарных наук» открывает эпиграф из Жоржа Батая: «Отсутствие мифа также есть миф», который уже позволяет предположить выводы работы. Такая предсказуемость, впрочем, не делает чтение менее увлекательным. В своем последовательном археологическом, в смысле Фуко, исследовании контекстов появления идеи о расколдовывании мира автор приводит массу фактов и интереснейших параллелей, которые позволяют ему, вслед за Латуром, утверждать, что «мы никогда не были расколдованы» (p. 3).
Сам автор определяет свой подход как «рефлексивное религиоведение» (p. 11), но его можно счесть и участником поворота к критическому религиоведению, который Ричард Кинг называл «коперниканским»1. Отчасти это связано с опорой автора на логику франкфуртской школы (p. 8), последователем которой он себя называет. И цель, сформулированная в этой книге, вдохновлена «Диалектикой Просвещения» М. Хоркхаймера и Т. Адорно: это «философская археология концептуализации модерна, в которой происходит идентификация его с Просвещением и концом магии, доминированием над природой и искоренением духов» (p.11).
Если, как пишет автор, изначальная идея книги лежала в области критики ориенталистского тезиса о «расколдованной» Европе в противовес «околдованному» Востоку, то в окончательном варианте работа превратилась в опровержение многих метафор и установок, которые были заложены в XIX в. в большинство гуманитарных наук и, в частности, в появившееся религиоведение. Среди таких установок, например, бинарная оппозиция религии — наука, которая, как утверждает автор, закрывает глаза на третий компонент, магию или суеверия (p. 16), метафора «слепого часовщика», заимствованная из естественных наук, в которых она уже и не употребляется, а в использовании наук социальных становится мифом (p. 5), который автор определяет как «повторяющиеся нарративные символы, принятые как предзаготовленные тропы или метафоры, использование которых переносит неосознанные смыслы из одной области в другую» (p. 7). Описанием этих повторяющихся символов он и занимается, но в резуль-
1 Religion, Theory, Critique: Classic and Contemporary Approaches and Methodologies / R. King, ed. Columbia University Press, 2017. P. 6.
тате, если поместить эту работу в контекст истории религиоведения, она оказывается еще одним трудом, раскрывающим процесс взаимной трансформации и конструирования предмета исследования и науки2, причем в случае с религиоведением влияние ученых может быть как секуляризующим, так и порождающим новые формы религиозности (например, неошаманизм, p. 13).
Тезис о том, что ни Европу, ни Америку нельзя счесть «расколдованными» (краеугольный камень споров о секуляризации3), автор в основном иллюстрирует примерами из области «оккультуры» (термин К. Партриджа) и «метафизической религии» (термин К. Албаниз), а также опросами, свидетельствующими о чрезвычайной распространенности веры в паранормальное, которое парадоксальным образом оказывается нормально, и нью-эйджевских практик.
Это история кажущихся противоречий: немецкая философия порождает миф о конце мифа; Венский кружок, оплот позитивизма, вместе с тем является собранием оккультистов; Джеймс Фрезер, классик религиоведения, вдохновлял Алистера Кроули на собственное мифо- и религиотворчество; веберовский тезис о «расколдовывании» оказывается реакцией на знакомство со швейцарскими неоязычниками, и мн. др. В основе этой иллюзии — просвещенческая демаркация науки и религии, при которой магия, как утверждает автор, не стала чем-то третьим и устраивала обе стороны.
Первая часть книги посвящена реконструкции взаимоотношений религии, магии и науки на протяжении Нового времени. «Если философские элиты регулярно влекли магия и духи, почему эти оценки исчезли из историографии?» (р. 44). Соучастники и едва ли не главные идеологи «расколдовывания природы» — Бруно, Ньютон, Бэкон, Декарт, каждый из них не чужд магии. Этот изначальный посыл, по идее автора, не исчезает и в дальнейшем развитии европейской науки и философии. Место научного изучения религии закрепляется позже, уже в работах французских просветителей. Оно принадлежит философии и производится вне влияния Церкви. Еще одним важнейшим для формирования религиоведения фактором оказывается немецкая философия XVIII—XIX вв., где очевидна тяга к мифологии (которой они, в частности, с помощью романтизма заразили литераторов, мыслителей и других стран). Но отношение к мифу уже двойственное, поскольку он понимается и как что-то ложное и темное. Отсюда популярность в Европе «антимифа», как его называет автор, самым ярким примером чего можно считать метафору «смерти Бога», которая оказывается тождественна идее «конца эпохи мифа». Здесь для автора ключевым произведением оказывается поэма Шиллера «Боги Греции», которая, как он показывает, вдохновляла философов и религиоведов XIX в. (р. 76—85).
2 Strenski I. Thinking About Religion: An Historical Introduction to Theories of Religion. Wiley-Blackwell, 2006; Idem. Understanding Theories of Religion: An Introduction. Wiley-Blackwell, 2015; Making religion: theory and practice in the discursive study of religion / F. Wysen, K. von Stuckrad, eds. Boston: Brill, 2016; Fitzgerald T. The ideology of religious studies. Oxford, 2000; Masuzawa T. The Invention of World Religions or, how European Universalism Was Preserved in the Language of Pluralism. Chicago: University of Chicago Press, 2005; McCutcheon R., Arnal W. The Sacred is the Profane: The Political Nature of «Religion". New York: Oxford University Press, 2013.
3 См., например: The Secularization Debate / W. H. Swatos, D. V. A. Olson, eds. Lanham, Boulder, N. Y., Oxford: Rowman & Littlefield Publishers, Inc., 2000.
Josephson-Storm J. A. The Myth of Disenchantment. Magic, Modernity, and the Birth of the Human Sciences
Идеи смерти Бога (которую автор прослеживает до 1796 г.), деспиритуали-зации, конца мифа автор выводит из идей ограниченного круга немецких мыслителей, и именно с этих идей начинается интеллектуальная традиция, уже в научном изучении религии оперирующая понятиями отчуждения, секуляризации и расколдовывания. Социальная реальность, стоящая за ней, — бурная секуляризация в Германии после наполеоновских войн, приведшая философов к размышлениям о смерти Бога (p. 74—75). Автор связывает возникновение сравнительного религиоведения и распространение протестантского понятия религии под видом универсальной категории. Он не согласен с тем, что религиоведение само является «расколдовывающей» наукой, но предполагает, что здесь раскрывается секуляризирующий потенциал протестантизма, а также показывает, что сам модерн является протестантским проектом.
Теории секуляризации и расколдовывания отражают, с одной стороны, триумф науки и веру в ее возможности, а вместе с тем страх перед бездуховностью, «смертью Бога». Из этого же корня произрастает популярность спиритуализма и теософии, которые, с одной стороны, и привлекают религиоведов (Джеймса, Мосса, Лэнга, p. 98), а с другой — требуют усложнения схемы эволюции (как происходит с теорией пережитков Тайлора, нуждающейся в доработке из-за сохранения в современности суеверий и проч.) и проверке (тот же Тайлор пытается эмпирически установить истинность «сеансов»).
«И религиоведение, и эзотеризм призваны заполнить вакуум от смерти Бога» (p. 162). Автор показывает параллели в интеллектуальной биографии и в теоретических установках Макса Мюллера, «создателя науки о религии», и Эли-фаса Леви, мага и теософа. Самое важное, что их сближает, — критика Просвещения, редукционизма и интерес к таинственному. Оба создают проект обновления христианства, проект Мюллера, по мнению автора рецензируемой книги, представляет собой «теологический монизм» (p. 109), но эзотерические интересы и проекты ученого замалчиваются в науке. Это только один из приводимых им примеров того, как важнейшие фигуранты теософских и религиоведческих кругов оказываются лично связаны — учебой, кружками, перепиской.
«Черный прилив» — метафора Фрейда о росте оккультизма. Однако автор указывает, что у самого Фрейда есть и интерес к оккультизму, и вера в расколдовывание. Как это сочетается? Фрейд собирал истории о духах и прочем, что не мешало ему верить в расколдовывание мира, но он здесь продолжает традицию немецкой мысли: Гегель свою философию определяет как расколдованный мистицизм. Кантовская философия оказывается связана с немецким оккультным возрождением (р. 206). Весь XIX век озабочен вопросами пределов разума, и при этом саму философскую систему населяют призраки, спектры, духи и оккультные силы (p. 208).
Пожалуй, самое большое число сюрпризов преподносит глава, посвященная Максу Веберу. Этот классик социологии оказывается совершенно незнакомым, окруженным неоязычниками, христианскими мистиками, оккультистами. Он «создает миф о расколдовывании мира в центре оккультного ренессанса» (p. 270). Скорее этот миф был вызван ностальгией Вебера по миру околдованному, его чаянию собственного мистического опыта (которое автор прослеживает
в письмах Вебера жене, р. 289), ради чего он и посещает множество собраний, живет в коммунах и проч. «Современная мифологема отчуждения от магии — «расколдовывания мира» — вероятно, появилась на свет от избытка колдовства, а не от его отсутствия» (р. 269—270). Отстраненный и рациональный Вебер, радикально заявляет автор, — создание Толкотта Парсонса (р. 287).
Автор формулирует четыре особенности расколдованного мира: метафизический реализм (вера, что мир есть); онтологическая гомогенность, чрезмерная эпистемологическая уверенность; с точки зрения этики либо предетерминизм, либо ценностный нигилизм (исключение оценки из мира фактов) (р. 286). Этот философский конструкт, плод нововременной рационализации, и стал основанием для появления современного научного знания. А за этой картиной стоит Вебер, который надеялся на появление более высокой, более современной формы религии, некоего нового религиозного синтеза (р. 290).
В заключение автор обобщает три фукианских сомнения о мифе раскол-дованности и парадигме модерности — историческое, критико-историческое и политико-теоретическое. Он показывает, что и модерность, и постмодерность, и расколдовывание — это философемы и мифы, формирующие регулятивные идеалы для поддержания статуса кво, несмотря на то, например, что большинство европейцев сохраняет веру в магию и духов, считая себя «расколдованными», потому что именно это — норма. Здесь, конечно, автор сам следует модерной парадигме «религия = вера» (активно критикуемой сейчас со стороны антропологов4). Современные европейцы «интернализировали проект модерна не в терминах ложной оппозиции «культура—природа», но в самом понятии «современность» как знаке чистого разрыва или отличия» (р. 308).
То, что наш автор делает, — генеалогия мифа. Он отдает себе отчет, что, разрушая один миф, он создает новый, но надеется, что более успешный (р. 316). С выводами автора можно не соглашаться, хотя источниковая база и масштаб проработанного материала внушают уважение, но работу читать невероятно интересно, это настоящий детектив от истории науки, в результате которого выясняется, что убийцы нет, потому что не было и убийства. Мы никогда не были расколдованными, мы никогда не были объективными, как мы никогда не были в полной мере модерными.
Колкунова Ксения Александровна, канд. филос. наук
доцент кафедры философии и религиоведения
Богословского факультета ПСТГУ
127051, Россия, г. Москва, Лихов пер. д. 6 стр. 1
ORCID: 0000-0003-4655-6488
Ksenia Kolkunova, Candidate of Sciences in Philosophy, Assistant Professor, Department of Religious Studies, Faculty of Theology St. Tikhon's Orthodox University for the Humanities, 6/1 Lihov per., Moscow, 127051, Russian Federation [email protected] ORCID: 0000-0003-4655-6488
4 См., например, Harvey G. Food, Sex and Strangers: Understanding Religion as Everyday Life. Routledge, 2014.
