CC BY
59ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
УДК 343
РЕТРОСПЕКТИВНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ ФИКЦИИ В НОРМАХ АРТИКУЛА ВОИНСКОГО 1715 г.
И.А. Абдулханнянов
В статье проведено ретроспективное исследование фикции в первом кодифицированном уголовно-правовом акте - Артикуле воинском 1715 г Рассмотрены предпосылки и условия его разработки и принятия, дана краткая юридико-техническая характеристика. Определено, что фикция лежит в основе целой группы уголовно-правовых норм: а) устанавливающих уголовную ответственность за так называемый «голый умысел» как за оконченное преступление; б) искусственно приравнивающих действия лица к другим, не соответствующих действительности; в) наделяющих лицо юридическими характеристиками, которыми он фактически не обладает. Делается вывод, что по мере совершенствования юридико-технического оформления нормативного материала, выражающегося в увеличении его формальной определенности и обобщенности, фикция становилась все более распространенным средством формулирования уголовно-правовых предписаний. В Артикуле воинском 1715 г. она использовалась в качестве одного из правовых инструментов, обеспечивающих достижение целей государственно-правовой политики, связанных с формированием регулярной армии, ее устойчивости и боеготовности.
Ключевые слова: уголовное законодательство; ретроспективное исследование; юридическая техника; уголовно-правовая фикция; Артикул воинский 1715 г.
I.A. Abdulkhannyanov. A RETROSPECTIVE STUDY OF CRIMINAL-LEGAL FICTION IN THE NORMS OF THE MILITARY ARTICLE OF 1715
The article presents a retrospective study of fiction in the first codified criminal law act - the Military Article of 1715. The prerequisites and conditions for its development and adoption are considered, a brief legal and technical characteristic is given. It is determined that fiction is the basis of a whole group of criminal law norms: a) establishing criminal liability for the so-called «naked intent» as a completed crime; b) artificially equating the actions of a person with others, in fact, they do not correspond; c) endowing a person with legal characteristics that he does not actually possess. It is concluded that with the improvement of the legal and technical design of the normative material, which is expressed in an increase in its formal certainty and generality, fiction has become an increasingly common means of formulating criminal law prescriptions. In the Military Article of 1715 it was used as one of the legal instruments ensuring the achievement of the goals of state and legal policy related to the formation of a regular army, its stability and combat readiness.
Keywords: criminal law; retrospective study; legal technique; criminal fiction; Military Article 1715.
В современной юридической науке особое внимание уделяется проблемам повышения качества юридической деятельности, непосредственным образом влияющей на развитие правового демократического государства. Рос-
сийским юридическим научным сообществом в последние три десятилетия было разработано множество концепций, связанных с конструированием нормативных предписаний, их толкованием и применением, что находит свое
воплощение в учении о юридической технике, занявшим особое место в отечественной доктрине и практике.
Содержание самого термина «юридическая техника» составляет предмет актуальной дискуссии, что, однако, не препятствует проведению общетеоретических и отраслевых исследований, посвященных изучению правовых феноменов, закономерностей правовой действительности, средств и приемов, обеспечивающих эффективное осуществление юридической деятельности.
Значительный интерес сегодня вызывает юридическая техника в уголовном законодательстве вследствие высокой значимости уголовно-правовых предписаний в охране прав и свобод личности, с одной стороны, и их недостаточной степени совершенства, с другой стороны, что способствует обострению социальных отношений и ослаблению противодействия преступности.
Одним из методов, позволяющих получать новые знания при рассмотрении современных теоретических и практических вопросов, является историко-правовой. Его применение актуализирует ранее накопленный и апробированный правовой опыт, который может стать основой для формулирования решений тех или иных юридических проблем.
Изучению истории уголовного законодательства, его отдельных институтов, норм всегда уделялось особое внимание. Такой подход позволяет выявить важнейшие закономерности государственно-правового и общественного бытия, особенности уголовно-правового регулирования, приоритетные направления уголовной политики на конкретных этапах исторического развития России. Применимыми и к юридической науке являются слова В.Г. Белинского: «Мы вопрошаем и допрашиваем прошедшее, чтобы оно объяснило нам наше настоящее и намекнуло о нашем будущем» [2, с. 279]. Аналогичные мысли высказывали и классики отечественного правоведения. В частности, профессор Н.С. Таганцев утверждал, что «понять современное право и определить направления его дальнейшего развития без изучения сформированного в истории опыта невозможно» [11, с. 21]. В свою очередь, Н.Д. Сергеевский считал, что «действующие в данном государстве правовые положения невозможно оценить не изучая его прошлого; правильное их уяснение помогает проследить эволюцию и совершенствование юридических институтов, их видоизменение» [9, с. 89].
Современные исследователи в своих работах подчеркивают значимость и важность
историко-правового метода. Многие отмечают, что используемый метод расширяет сферу познания уголовного права, правовых категорий, институтов и конкретных норм в их историческом развитии; позволяет уяснить социально-экономическую и политико-правовую обстановку в стране, обуславливающую принятие уголовного закона, позволяющего избежать возможных ошибок в правотворческой деятельности [7].
Комплексная научная оценка предшествующих правовых предписаний способствует недопущению негативных примеров и использованию положительных с учетом складывающихся конкретно-исторических условий при совершенствовании действующего законодательства, в том числе уголовного. Особенно это важно при исследовании процесса юри-дико-технического оформления нормативного материала, используемых при этом инструментов, в том числе юридической фикции. В статье под ней понимается средство юридической техники, при помощи которого в нормативном акте закрепляется положение, не соответствующее действительности, противоречащее ей в целях достижения определенных юридических последствий.
Исследование фикции в современном уголовном праве России будет не полным, односторонним без изучения примеров ее применения в уголовном законодательстве прошлых лет. К тому же рассматриваемый вопрос еще никем не изучался в уголовно-правовой доктрине. Историко-правовое исследование фикции представляет значительный интерес как с юридико-технической, так и с содержательной точки зрения, позволяет лучше понять природу изучаемого феномена и проследить его эволюцию, преемственность и последовательность развития.
Вне всяких сомнений, что зарождение и развитие уголовного права в России - сложнейший, опосредованный многими факторами процесс, исследование сущности которого не охватывается целью настоящей работы. Она состоит в изучении одного из исторических памятников уголовного права - Артикула воинского 1715 г. - и выявлении в нем примеров использования исследуемого средства - юридической фикции.
Артикул Воинский Петра I был первым обособленным уголовно-правовым кодифицированным актом Российского законодательства, представляющим собой, по мнению С.В. Юшкова, «фактически военно-уголовный кодекс без Общей части» [13, с. 331]. С данным тезисом нельзя согласиться, поскольку Арти-
кул воинский, кроме уголовно-правовых норм, включал в себя множество сугубо уставных положений, определяющих, к примеру, содержание и процедуру принятия присяги, правила субординации между офицерами и солдатами, несения караульной службы, поведения на захваченных территориях.
Его разработка и принятие обуславливались особенностями внутренней и внешней политики государства в конце XVII - начале XVIII вв., связанной главным образом с масштабным реформированием всех сфер общественной жизни, в том числе военной. Артикул воинский 1715 г стал важным фактором, способствующим становлению обновленной российской армии, укреплению ее дисциплины и боеготовности, заложил основы современного военного законодательства и правосудия. С Артикулом армия и военные суды приобрели содержательный, подробный, продуманный с юридико-технической точки зрения уголовный акт [10].
Изначальная редакция Артикула состояла из 24 поименованных глав и 209 статей, так называемых «артикулов» [5], устанавливающих воинские преступления в мирное и военное время, а также ряд общеуголовных, применяемых не только к военнослужащим [12]. Некоторые артикулы сопровождались толкованиями, имеющими юридическую силу и относящимися к его юридико-технической особенности.
В рассматриваемом нормативном акте детально регламентировались вопросы необходимой обороны, крайней необходимости, отягчающие и смягчающие обстоятельства. В качестве основной цели наказания по-прежнему провозглашалось смертная казнь, преимущественно публичная (предусматривалась в качестве санкции в 101 артикуле, по мнению профессора А.И. Коробеева - в 122 [6]).
Важной оговоркой, способствующей лучшему пониманию юридико-технического оформления Артикула воинского и применяемых при этом средств, является указание на процедуру его составления, возглавляемую Э. Кромпейном, некогда аудитором шведской армии, взятым в плен российскими войсками и поступившим в 1710-х гг. на службу к Петру I [4; 8; 10].
Содержание архивных документов, освещаемых в публикации Д.О. Серова [10], свидетельствует о том, что составитель важнейшего государственного юридического документа, занявшего видное место в российской правовой системе того времени, не владел русским языком. Это наглядно характеризует интеллектуальное состояние российской гуманитарной
мысли в XVII-XIX вв. и во многом объясняет ее нынешние достижения и недоработки, а также содержание современной юридической техники.
Воздерживаясь от категорических оценок практики использования в XVIII-XIX вв. западноевропейских юристов при реализации крупных правовых проектов, солидаризируемся с мнением профессора Н.С. Таганцева, поставившего под сомнение осуществление успешной юридической деятельности лицом, пусть даже и хорошо подготовленным, но совершенно не знающим языка, законов и нравов, обычаев и «духа» России [11]. Актуализированная выше проблема вполне претендует на самостоятельное научное осмысление.
Возвращаясь к краткой юридико-техниче-ской характеристике Артикула воинского 1715 г., позволяющей надлежащим образом, контекстуально и системно изучить историю применения фикции в уголовном законодательстве, отметим, что в качестве основных его источников выступили шведские, датские, голландские, бранденбургские и австрийские военные законодательные акты XVI-XVII вв. и комментарии к ним немецко-шведских юристов [10].
Артикул воинский в некоторых нормах устанавливает ответственность за обнаружение умысла («голый умысел») как за оконченное преступление. Под ним понимается объявление лицом своего действительного или мнимого намерения совершить преступление, выраженное любыми способами и не имеющее внешнего воздействия на объект уголовно-правовой охраны.
Объективированная противозаконная идея, ставшая результатом акта сознания, не подкрепленная какими-либо приготовительными действиями, еще не свидетельствует о ее реальном воплощении в будущем и не содержит основополагающего материального признака преступления - общественной опасности. Большинством ученых признается сформулированная еще в Римском праве, следовательно, известная уже в XVIII в., нашедшая свое отражение во всех цивилизованных уголовных кодексах аксиома cogitationis poenam nemo patitur - «никто не несет наказания за мысли; мысли не наказуемы».
Так, в толковании к артикулу 19 содержалось наказание лица за преступление, которое не было совершено, но «воля и хотение к тому было» [1, с. 331]. Таким же образом артикул 99 приравнивал лицо, «умыслившее перебежать к неприятелю, а действительно того не учинившее» [1, с. 345], к изменнику, к которому применялась санкция в виде смертной казни.
Кроме того, в артикуле 127 закреплялось следующее: «Кто какую измену, или сему подобное учинить намеритца, и хотя он сие к действу не произведет, однако же имеет по состоянию дела и признанию воинскаго суда, таковым же высоким наказанием наказан быть, яко бы за произведенное самое действо» [1, с. 351].
Сами по себе мысли, намерения, как уже указывалось, не содержат признака общественной опасности, не свидетельствуют о реальной возможности их претворения в жизнь и не создают даже угрозы причинения вреда охраняемым законам благам, однако юридически перечисленные свойства им приписывались, в чем и выражается фиктивность данного положения.
Уголовная ответственность за обнаружение умысла обуславливалась необходимостью укрепления воинской дисциплины во вновь сформированной регулярной армии и пресечения любых антигосударственных настроений среди солдат и офицеров.
К другому примеру юридической фикции относятся положения артикула 133, устанавливающего ответственность за собрания военнослужащих и других лиц «хотя для советов каких-нибудь (хотя и не для зла)» [1, с. 352] под угрозой смертной казни для его организаторов. Фиктивность обнаруживается в содержании самой нормы, указывающей на наказание фактически правомерного, не обладающего реальной угрозой «сходбища» людей, отождествляемого, однако, с преступлением. Логика подобного правотворческого решения также описывается в артикуле через указание на то, что оно может потенциально вызвать возмущение или бунт, которые создают объективную опасность для общественной безопасности. Существование фикции в этом случае вновь объясняется желанием государства предупредить возможные негативные последствия действий организованной массы людей, в особенности военнослужащих.
Кроме этого, фикция используется в Артикуле воинском при определении криминального статуса виновного лица. В уже упомянутом артикуле 133 солдаты-участники собрания, не являющиеся его организаторами, привлекались к ответственности в качестве беглецов с поля боя. Фиктивность этого предписания состоит в формальном признании беглецом того, кто им фактически не является.
Схожее положение находится в артикуле 149, который устанавливает ответственность за тайную клевету и диффамацию, выраженную в письменной форме (в пасквиле) и специфическим способом конструирует вид наказания: «надлежит наказать таким наказанием, како-
вою страстию он обруганного хотел обвинить». В толковании к артикулу приводится пример: «кто кого бранил изменником.. .то оный яко изменник наказан будет» [1, с. 354].
Виновный в таком случае наказывался не за клевету как таковую, не за унижение чести и достоинства другого лица, а за ее содержание. Вид и размер наказания клеветника могли существенно отличаться в зависимости от него: от штрафа до смертной казни. Фиктивность заключается в формальном приписывании клеветнику, того, что он фактически не совершал, юридическом признании его тем, кем он в действительности не являлся (убийцей, поджигателем, вором и т.д.).
В артикулах 97, 117 и 119 уголовно-правовая фикция использовалась при установлении коллективной ответственности, основанной на принципе объективного вменения. Они закрепляют наказание солдат и офицеров за бегство с поля боя (артикул 97), капитуляцию (артикул 117) и сдачу крепости противнику (артикул 119). Офицеры без каких-либо исключений подвергались смертной казни, а в отношении солдат применялась децимация, заключающаяся в повешении каждого десятого по жребию. Для привлечения лица к ответственности не требовалось устанавливать его виновность, пределы лично совершенного, взаимосвязь между объективно-противоправным деянием и его субъективным восприятием. Достаточно было нахождение в определенном месте в момент его совершения [3]. Фиктивность выражается в закреплении коллективного субъекта преступления, применении смертной казни фактически в отношении случайных лиц, являвшихся солдатами бежавшего или сдавшегося воинского подразделения. Существование децимации, применявшегося со времен Древнего Рима вида наказания солдат, обуславливалось уже упомянутыми причинами - желанием установить в образованной регулярной армии режим беспрекословной дисциплины и высокой боевой готовности.
Проведенное исследование позволяет сформулировать следующие выводы: во-первых, относительно высокий для своего времени уровень юридико-технического конструирования Артикула воинского выражается в более распространенном применении известных сегодня науке средств юридической техники, в том числе фикции; во-вторых, она использовалась в Артикуле воинском при формулировании целой группы уголовно-правовых норм: а) устанавливающих уголовную ответственность за так называемый «голый умысел» как за оконченное преступление; б) искусственно
приравнивающих действия лица к другим, не соответствующих действительности; в) наделяющих лицо юридическими характеристиками, которыми он фактически не обладает; в-третьих, фикция, таким образом, выступала в качестве одного из правовых инструментов, обеспечивающих достижение целей государственно-правовой политики, связанных с формированием регулярной армии, ее устойчивости и боеготовности.
Список литературы
1. Артикул воинский // Российское законодательство Х-ХХ веков: в 9 т. М.: Юрид. лит., 1986. Т. 4. 511 с.
2. Белинский В.Г. Русская литература. Обзоры за 1840-1846 годы. М.: ЮРАЙТ, 2020. 396 с.
3. Берестенников А.Г. Сочетание коллективной и индивидуальной уголовной ответственности как принцип Российского уголовного права XVIII-XIX вв. // Сибирский юридический вестник. 2017. № 2. С. 9-14.
4. Бобровский П.О. Военные законы Петра Великого в рукописях и первопечатных изданиях: историко-юридическое исследование. СПб.: Тип. В.С. Балашева, 1887. 96 с.
5. Григорьев О.В. Артикул воинский и «Краткое изображение процессов судебных тяжеб» как основа отправления правосудия в русской армии в XVIII в. // Историческая и социально-образовательная мысль. 2018. Т. 10. № 1. С. 28-39.
6. Коробеев А.И. Смертная казнь как вид уголовного наказания в России: быть или не быть? // Всероссийский криминологический журнал. 2012. № 4. С. 96-103.
7. Кузнецов А.П. Методологические основы уголовно-правовой науки: лекция. Н. Новгород: Нижегородская правовая академия, 2010. 40 с.
8. Розенгейм М.П. Очерки истории военно-судных учреждений в России до кончины Петра Великого. СПб.: Тип. М. Эттингера, 1878. 377 с.
9. Сергеевский Н.Д. Русское уголовное право: пособие к лекциям. Часть Общая. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1911. 397 с.
10. Серов Д.О. Артикул воинский и Краткое изображение процессов: история составления, зарубежные образцы, состав, редакции // Проблемы истории общества, государства и права: сб. научных трудов. Екатеринбург: Уральский гос. юрид. ун-т, 2019. С. 47-62.
11. Таганцев Н.С. Курс русского уголовного права. Часть общая. Кн. 1. Учение о преступлении. СПб.: Тип. М.М. Стасюлевича, 1874. 284 с.
12.Уголовное право. Общая часть. Преступление. Академический курс: в 10 т. Т. IV. Уголовный закон. Законодательная техника. М.: Юрлит-информ, 2016. 702 с.
13. Юшков С.В. История государства и права СССР. 4-е изд. М.: Госюриздат, 1961. Ч. 1. 679 с.
References
1. Artikul voinskij // Rossijskoe zakonodatel'stvo X-XX vekov: v 9 t. M.: Yurid. lit., 1986. T. 4. 511 s.
2. Belinskij V.G. Russkaya literatura. Obzory za 1840-1846 gody [Russian literature. Reviews for the years 1840-1846]. M.: YuRAJT, 2020. 396 s.
3. Berestennikov A.G. Sochetanie kollektivnoj i individual'noj ugolovnoj otvetstvennosti kak printsip Rossijskogo ugolovnogo prava XVIII-XIX vv. [The combination of collective and individual criminal responsibility as a principle of Russian criminal law of the XVIII-XIX centuries] // Sibirskij yuridicheskij vestnik. 2017. № 2. S. 9-14.
4. Bobrovskij P.O. Voennye zakony Petra Ve-likogo v rukopisyakh i pervopechatnykh izdaniyakh: istoriko-yuridicheskoe issledovanie [Military laws of Peter the Great in manuscripts and first printed editions: historical and legal research]. SPb.: Tip. V.S. Balasheva, 1887. 96 s.
5. Grigoryev O.V. Artikul voinskij i «Kratkoe izobrazhenie protsessov sudebnykh tyazheb» kak osnova otpravleniya pravosudiya v russkoj armii v XVIII v. [Military article and «Brief description of litigation processes» as the basis for the administration of justice in the Russian army in the XVIII century] // Istoricheskaya i sotsial'no-obrazovatel'naya mysF. 2018. T. 10. № 1. S. 28-39.
6. Korobeev A.I. Smertnaya kazn' kak vid ugolovnogo nakazaniya v Rossii: byt' ili ne byt'? [Capital punishment as a type of criminal punishment in Russia: to be or not to be?] // Vserossijskij krimino-logicheskij zhurnal. 2012. № 4. S. 96-103.
7. Kuznetsov A.P. Metodologicheskie osnovy ugolovno-pravovoj nauki [Methodological foundations of criminal law science]: lekciya. N. Novgorod: Nizhegorodskaya pravovaya akademiya, 2010. 40 s.
8. Rozengejm M.P. Ocherki istorii voenno-sudnykh uchrezhdenij v Rossii do konchiny Petra Velikogo [Essays on the History of Military Court Institutions in Russia before the Death of Peter the Great]. SPb.: Tip. M. Ettingera, 1878. 377 s.
9. Sergeevskij N.D. Russkoe ugolovnoe pravo: posobie k lektsiyam. Chast' Obshchaya [Russian criminal law: a manual for lectures. The General part]. SPb.: Tip. M.M. Stasyulevicha, 1911. 397 s.
10. Serov D.O. Artikul voinskij i Kratkoe izobrazhenie protsessov: istoriya sostavleniya, zarubezh-nye obraztsy, sostav, redaktsii [The military article and a brief image of the processes: the history of compilation, foreign samples, composition, editorial staff] // Problemy istorii obshchestva, gosudarstva i prava: sb. nauchnykh trudov. Ekaterinburg: Uralskij gos. yurid. un-t, 2019. S. 47-62.
11. Tagantsev N.S. Kurs russkogo ugolovnogo prava. Chast obshchaya [The course of Russian criminal law. The general part]. Kn. 1. Uchenie o prestuplenii. SPb.: Tip. M.M. Stasyulevicha, 1874. 284 s.
12. Ugolovnoe pravo. Obshchaya chast\
Prestuplenie. Akademicheskij kurs: v 10 t. T. IV. Ugolovnyj zakon. Zakonodatelnaya tekhnika. M.: Yurlitinform, 2016. 702 s.
13. Yushkov S.V. Istoriya gosudarstva i prava SSSR [History of the state and law of the USSR]. 4-e izd. M.: Gosyurizdat, 1961. Ch. 1. 679 s.
АБДУЛХАННЯНОВ Ильяс Абдулхаевич - адъюнкт. Нижегородская академия МВД России. Россия. Нижний Новгород. E-mail: abdulxann@gmail.com.
ABDULKHANNYANOV, Ilyas Abdulkhaevich - Postgraduate Student. Nizhny Novgorod Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia. Russia. Nizhny Novgorod. E-mail: abdulxann@gmail. com.
