Ресурсы и перспективы социально- экологической модернизации: проблема Сибири и Дальнего Востока Текст научной статьи по специальности «Политологические науки»

ЛИТЕРАТУРА

1. Вопросы социального обеспечения. 2007. № 11.

2. Горшков М.К. Российская идентичность в условиях трансформационных процессов // Материалы VIII Международной научной конференции «Россия: ключевые проблемы и решения» (18-19 декабря 2007 г., Москва). М., 2007.

3. Государство и общество в период непопулярных реформ и модернизации: межстрановый анализ (материалы круглого стола)// Мир России. 2006. № 4.

4. Затонский В.А. Социальная государственность: понятийно-правовое осмысление.// Современное право. 2006. №4.

5. Калашников С.В. Природа социального государства и его исторический генезис // Социальное государство: концепция и сущность. М.: ИС РАН, Издательство «Огни», 2004.

6. Каргалова М. В. Социальное государство — неотъемлемая часть современной цивилизации // Социальное государство: концепция и сущность. М.: ИС РАН, Издательство «Огни», 2004.

7. Коммерсантъ, 2007. 28 мая.

8. Конституции зарубежных государств. М.: Бек, 1997.

9. Маркин В.В. Проблемы устойчивого развития российских регионов: экспертное мнение.// Социальные модели регионов России и инновационный фактор их устойчивого развития. М.: Изд-во СФ ФС РФ, 2007.

10. МилецкийВ.П. Социальное государство: эволюция теории и практика (политикосоциологический анализ). Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора политических наук. С-Пб., 1998.

11. Российская газета. 2007. 3 мая.

12. Россия — новая социальная реальность. Богатые. Бедные. Средний класс / Под ред. М.К. Горшкова, Н.Е.Тихоновой. М.:Наука. 2004.

13. Россия как социальное государство: конституционная модель и реальность М.: Изд-во СФ ФС РФ, 2007.

14. Россия реформирующаяся. Ежегодник/ Отв. ред. М.К. Горшков. Вып. 6. М.: ИС РАН, 2007

15. Сидорина Т.Ю. Социальная политика в обществе // Мир России. 2007. № 2.

16. ФранчукВ.И. Коррупция в государственном аппарате как угроза существованию российского общества и меры по борьбе с ней// Государственная политика противодействия коррупции и теневой экономике в России. Материалы Всероссийской научной конференции (Москва, 6 июня 2007 г.). М.: Научный эксперт, 2007.

17. Юшкова-Борисова Ю.Г. Коррупция как часть социальной жизни России // Государственная политика противодействия коррупции и теневой экономики в России. Материалы Всероссийской научной конференции (Москва, 6 июля 2007 г.). М.: Научный эксперт, 2007.

18. Якунин В.К, РоикВ.Д., Сулакшин С.С. Социальное измерение государственной экономической политики. М.: Экономика, 2007.

19. Human development report 2005 // http:/hdr.undp.org/reports/global/2005/pdf/ HDR05_complete.pdf.

Яницкий О.Н., Кульпин Э.С.

РЕСУРСЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ СОЦИАЛЬНО-ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ МОДЕРНИЗАЦИИ: ПРОБЛЕМА СИБИРИ И ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА1__________________

ПОСТАНОВКА ВОПРОСА

Цель статьи — теоретический анализ ресурсов и перспектив нового этапа социально-экологической модернизации (далее СЭМ) в макрорегионе Сибири и Дальнего Востока (далее — макрорегион) в контексте современной динамики общей глобальной экономической и геополитической ситуации России с акцентом на комплексе его территориальной специфики, ресурсных возможностей и геополитических ограничений (рисков). С нашей точки зрения, разделяемой рядом российских и зарубежных исследователей, складывающаяся сегодня вокруг России геополитическая ситуация и ресурсные амбиции ее основных игроков будут во многом детерминировать социальную модель модернизации этого ключевого для будущего России макрорегиона.

Современный мир все более разделяется на тех, кто живет, свободно перемещаясь во времени, и тех, кто вынужден жить в пространстве, то есть оставаться привязанным к «месту» (месту работы, городу, селу, жилищу, реке, лесу, природной экосистеме). Как пишет 3. Бауман: «Последняя четверть XX столетия, весьма вероятно, войдет в историю под названием «Великой войны за независимость от пространства». В ходе этой войны происходило последовательное и неумолимое освобождение центров принятия решений от территориальных ограничений, связанных с привязкой к определенной местности [2, с. 18]. Это — новая макроэкология мира, в которую втягивается и Россия. Всепроникающий и унифицирующий поток (денег, товаров, энергетических и других ресурсов, людей, информации) против природного и культурного разнообразия локальных (социоприродных экосистем), которые поддерживают биосферу в относительном равновесии, — ключевой социально-эколо-гический конфликт современности и одна из главных теоретических проблем социальной экологии эпохи глобализации.

Представляется необходимым преодоление того отставания, которое сложилось в российской социологии вследствие ее сфокусированности

1 Статья подготовлена при финансовой поддержке РГНФ, грант № 07-03-00111а.

на внутрироссийских проблемах и недостаточном учете глобального геополитического контекста. Ведущие политологи и социологи мира — Д. Бхагавати, Де Сото, Э. Гидденс, 3. Бауман, 3. Бжезинский, М. Кастельс, Дж. Сакс, Дж. Стиглиц, Ф. Фукуяма и многие другие — органично включают «русский вопрос» в свой теоретический анализ. Более того, в рамках Европейского Союза при непосредственном участии Э. Гидденса и других европейских социологов разрабатывается так называемая социальная модель этого сообщества. Международные экономические мозговые центры оценивают социально-экономические последствия глобального изменения климата [51]. Пора и нам, хотя бы в первом приближении, оценить ресурсы и возможности нового этапа СЭМ данного макрорегиона в глобальном контексте. Тем более, что его население остается сегодня в значительной мере привязанным к «месту» — экономически и культурно.

СОЦИАЛЬНО-ЭКОЛОГИЧЕСКАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ: ПОНЯТИЕ И КОНТЕКСТ

Кратко говоря, СЭМ есть развитие общества при сохранении среды его обитания. Уже в этом определении обнаруживается ключевое противоречие, поскольку это развитие происходит в значительной мере за счет этой среды. Следовательно, стратегия СЭМ заключается в максимальном развитии при минимальных рисках (потерях) для среды обитания.

Зависимость «развитие—сохранение» не является линейной. В 1990-е годы резкое сокращение объемов промышленного производства привело к некоторому улучшению экологической обстановки, но одновременно накопленные в среде обитания риски (вследствие закрытия предприятий, ненадлежащего содержания военно-технических систем) составили серьезную угрозу природе и человеку. Иными словами, в современных условиях как действие (развитие), таки бездействие (стагнация, распад) имеют свою социально-экологическую цену, которую можно выразить в количестве и качестве потребных «ресурсов воспроизводства». Если они своевременно не вкладываются, то неизбежно возникает «эффект бумеранга»: среда, несущая способность (carrying capacity) которой превышена, становится источником рисков [41]. Сегодня, когда российское государство принимает обширную программу экономического и социального развития, то есть общество вступает в качественно новый этап модернизации, проблема стратегии СЭМ, ее ресурсов выходит на первый план.

СЭМ — функция от избранной модели общественного развития. Либеральный курс 1990-х годов привел одновременно к сверхэксплуата-

ции природы и резкому снижению человеческого потенциала. Сегодня власть отказалась от формулы «сначала экономика — потом экология и человеческая жизнь». Но конфликт развитие—сохранение остается актуальным в каждом регионе страны и в каждый момент времени и может быть решен только политическими средствами (в широком смысле, включая природоохранные меры, научно-техническую и социальную политику). Однако коридор политических возможностей государства зависит от конфигурации экономических и политических сил на глобальном уровне и в глобальной же экологической ситуации. Последняя включает как наличие и характер использования природных ресурсов, так и динамику биосферы как целого, которая, в свою очередь, является совокупным и потому плохо предсказуемым результатом антропогенного на нее воздействия (изменение климата).

Следовательно, СЭМ — не отдельная социально-политическая задача, решаемая наряду с другими, а комплексная, системная проблема, встроенная в экономические и социально-политические механизмы глобальной социетальной динамики. В свете сказанного, «устойчивое развитие», в том числе «устойчивое социальное развитие», суть не более чем политические лозунги, отвлекающие ученых и политиков от анализа многовариантной и глубоко конфликтной по своей сути социетальной динамики, в которой переплетаются и взаимодействуют действительное развитие, рост без развития, стагнация, демодернизация и наконец различные формы распада и хаоса.

В собственно социологическом плане СЭМ может быть определена как действия любых социальных сил (бизнеса, власти, ученых, гражданских инициатив, общественных движений, причем не обязательно только экологических), разделяющих ценности развития человека и сохранения природы и способных реально изменять ситуацию к лучшему посредством различных форм социального и политического действия (развития образования и обучения, законотворческой деятельности, расширения участия в принятии решений, массовых кампаний, судебных процессов, разработки социальных технологий экологизации мышления и действия и др.).

Для характеристики контекста СЭМ приведем несколько цифр, показывающих масштаб проблемы. Россия быстро восстанавливает свой экономический потенциал и политическое влияние в мире, но чтобы вновь стать одним из ведущих игроков на мировой арене потребуются значительные время и ресурсы, прежде всего интеллектуальные и институциональные. Пока что российский ВНП в 25 раз меньше, чем у США, соответственно на НИОКР Россия тратит в 60 раз меньше, а на образование в 9 раз, наши военные расходы меньше в 9 раз и т.д. Только

Европейский Союз может сравниться с Соединенными Штатами по мощи и успехам [48, с. 27-28]. Вместе с тем, у США — огромный внутренний долг и они чрезвычайно зависимы от внешних инвестиций. Так или иначе, брать эту страну как «точку отсчета» для моделирования российской модернизации ошибочно. По меньшей мере, два фактора глобального масштаба необходимо принять во внимание.

Первый — это характер глобализации, которая, по Бауману, представляет собой «тотальное продвижение логики глобальных финансовых рынков во все сферы жизни» [3, с. 43]. Некоторые западные исследователи определяют нынешнюю ситуацию как «хищнический капитализм», «представляющий собой беспринципный союз между государственной властью и паразитическими формами финансового капитала» [15, с. 255 и 259; 46]. В этом контексте США квалифицируется как общество «жесткого конкурентного индивидуализма», двуличное и управляемое «разлагающей силой денег», которое не только ищет врагов, но и создает их» [15, с. 259]. Более «мягкая» точка зрения сформулирована Дж. Стиглицем: «Экономическая теория не утверждает, что каждый выиграет от глобализации, но только то, что общий результат будет положительным, и победители смогут поэтому компенсировать потери лузеров, и они будут способны двигаться вперед» [52].

Практически все ведущие социологи мира утверждают, что нестабильность, неопределенность, непредсказуемость и небезопасность, систематически «производящие» риски и опасности, суть ключевые характеристики современной глобализации, к чему мы неоднократно пытались привлечь внимание российских исследователей [40; 42]. Локальные войны становятся «нормой» и все менее отличаются от наведения социального порядка. Взаимосвязанными источниками этих опасностей (рисков) являются интеграция богатых и дезинтеграция беднейших стран планеты. «Триада» США, Европейский Союз и Китай не только диктуют темп и характер глобализации, но ее члены все более замыкаются друг на друга потоками торговли и прямых инвестиций (76% глобальных торговых потоков проходит между ними) [15, с. 140 и 144]. Опасно, если инвестиционные потоки замкнутся внутри сообщества развитых стран. Причем, по мнению X. Дэвида, Дж. Ная, Дж. Сороса, Дж. Стиглица, Н. Фергюсона и других ведущих политологов и социологов мира, США — главный источник опасности, в частности потому, что их изоляционизм растет, они не имеют и не хотят иметь достаточных знаний о других обществах.

Другая сторона той же проблемы — ухудшение ситуации в «третьем мире». Вышеупомянутые и другие ведущие авторы утверждают, что этот мир ошибочно назван «развивающимся» — он скорее «разваливается»,

находится в стадии «саморазорения» и поэтому нуждается в помощи извне для выживания. Подчеркивается, что США своей силовой политикой не добились стабильности ни в одном регионе мира. В этом мире формируется underclass капиталистической системы, их единственный ресурс— это угроза стабильности богатых соседей [45]. Средоточие глобальной нестабильности представляют собой беднейшие страны Африки.

Теперь — о собственно геополитической ситуации России. Она борется за свою «экологическую нишу» в ситуации растущей мощи и интеграции «триады» и одновременно возрастающей неопределенности (проблематичности) отношений с акторами по всей периферии РФ. Территория РФ, ее стратегическое географическое положение, ресурсы Сибири и Дальнего Востока в условиях сокращения нефтегазового потенциала Персидского залива и «дугой нестабильности» [10, с. 4-5] — все это делает рассматриваемый макрорегион Евразии «The Heartland», то есть срединной землей, фокусом борьбы за мировое господство. Как утверждал X. Макиндер, «кто владеет этой территорией — тот владеет миром» [47]. Результаты августовского саммита Шанхайской организации сотрудничества (2007 г.) указывают на продолжающийся перенос центра тяжести российской геополитики на Восток.

Данный макрорегион РФ обременен рядом серьезных проблем: (1) соотношение «население—ресурсы» — критическое, и динамика этого соотношения пока негативна; (2) за последние 3-4 года периферия этого региона, как и в целом РФ, стала еще более «проблемной»; (3) недавняя гонка РФ, США и Европейского Союза за закрепление права пользования шельфами Ледовитого океана означает, что «дуга нестабильности» превратилась в «круг нестабильности»; (4) федеральная «геополитика труб», решая неотложные стратегические задачи накопления капитала и интеграции РФ в мировое сообщество, не способствует притоку и закреплению в данном макрорегионе интеллектуальных ресурсов, а скорее исключает местное население из процесса модернизации; (5) в результате отток интеллектуальных ресурсов продолжается, региональные элиты инкапсулируются, а политический абсентеизм и культурная деградация коренного населения усиливаются.

Сегодня государство предпринимает энергичные усилия по консолидации общества и мобилизации ресурсов в целях эффективной модернизации макрорегиона. Но предшествующий этап развития породил социальные и культурные препятствия к этому. Назовем, по крайней мере, два из них. Первое — это консерватизм «нового среднего класса», который индивидуализирован, хочет стабильности и порядка и не готов ничем поступиться ради общего блага. Его мировидение не содержит

мобилизационного потенциала. Напротив, «покой» оценивается выше, чем созидательные цели, «такие как упорный труд, богатство и процветание, прогресс и развитие...» [4, с. 164]. Социальный парадокс переходного периода: локальная мобилизация. 40% опрошенных россиян готовы пожертвовать своим материальным достатком ради будущего детей, безопасности дома и семьи, но «никакие идеи не являются больше сверхценностями ни для каких социальных групп» [4, с. 168]. Подобную оценку дают и другие авторы [32]. Фактически, это «консерватизм» сер-вис-класса быстро развивающегося потребительского общества.

Вторая — это проблема мотора — лидера СЭМ в данном макрорегионе. С одной стороны, олигархическая элита, создавшая этот выгодный для себя социальный порядок, не хочет никаких перемен. Следовательно, любые политические и социальные инновации и их носители — оппозиционные политические движения, научное сообщество, независимые эксперты, неправительственные организации, — все те силы, которые в мире создают импульс перемен, рассматриваются этой элитой как угроза их стабильности и благосостоянию. Дело дошло до того, что ведущие российские специалисты в области региональных проблем публично обсуждают вопрос о переносе столицы страны на Восток (в Новосибирск, Хабаровск или Благовещенск) как средство порождения новой инновативной российской элиты2. И опыт Канберры, Бразилиа и, совсем недавний, Астаны, говорит о том, что это—действенное средство. Есть в этом и чисто экологический смысл: азиатская часть РФ загрязнена значительно меньше, чем европейская.

Существуют также внешние препятствия социальной модернизации РФ. По мнению Дж. Сакса, Россия находится между финансовым и военным давлением США, растущей экономической мощью и социальной привлекательностью Европейского Союза, демографической экспансией Китая, экономическим чудом Индии и стран Юго-Восточной Азии, рискогенным Югом и «молчаливым умиранием Африки». Есть и другие ограничения «коридора возможностей», например, у РФ нет ресурсов развития свободных экономических зон вследствие ее отрезанности от мировых торговых путей и отсутствия выхода к морям; русская диаспора не стала инициатором или источником инвестиций в модернизацию РФ; она не имеет преимуществ дешевой рабочей силы; российские технологии несовместимы с западными и т. д. [49].

2 «Что делать» (круглый стол канала «Культура», ведущий В.Т. Третьяков) 24 июня 2007 г. (по аудиозаписи).

РЕСУРСНАЯ ПАРАДИГМА В СОЦИОЛОГИИ

«Парадигма переходного общества», такая, какой она сложилась в реальной экономической политике России 1990-х годов, в сущности быларесурсоистощителъной, а не воспроизводственной, накопительной парадигмой [43]. Уточним: речь идет о доминирующем взгляде на мир (worldview) как на бесконечный набор прежде всего природных, а также созданных трудом предшествующих поколений ресурсов для удовлетворения потребностей индивида, группы или государства здесь и сейчас. Мировая экономика «питается» углеводородным топливом на 60-70%, а самый экономичный его транзит осуществляется по трубам. Отсюда его ключевое значение для внутристранового, межстранового и глобального миропорядка, для давления одних стран на другие, для политики и социальной жизни. В основе «ресурсной парадигмы» лежат потребительские ценности, утилитаризм. Поэтому теоретически ресурсная парадигма и потребительское общество — две стороны одной медали. В основе парадигмы общества знания тоже лежит производство специфического ресурса—знаний и информации [18]. Но «добыча—продажа» природных ресурсов и «производство—распространение» знаний и информации как типы парадигм в условиях современного «рыночного» капитализма связаны. Весь вопрос в том, на что направлены и как именно связаны эти два типа общественного производства.

Почему сегодня так обострился «ресурсный вопрос»? Во-первых, население Земли и его запросы растут неравномерно. В богатых странах, или «оазисах благоденствия», растет запрос населения на социальный и экологический комфорт, качественную и безопасную среду обитания. В общей оценке места жительства состоятельных и богатых людей преобладают такие параметры, как уровень доходов, карьерные перспективы, безопасность, жилье, транспортная доступность, информационно-куль-турная насыщенность. Богатые естественно хотят сохранить монополию на высокое качество жизни и поэтому стремятся не просто отгородиться от бедных территориально, но сделать так, чтобы «нас», продвинутых и богатых, было больше, а «их», неквалифицированных и бедных, как можно меньше [44].

Во-вторых, изменение климата становится глобальной социально-политической проблемой, решение которой требует совместных усилий международного сообщества. Последствия климатических изменений неизбежны — их можно только смягчать, чем раньше, тем с меньшими потерями. В первую очередь эти изменения затронут беднейшие страны, адаптационные возможности которых ограничены. Далее, эффекты потепления будут носить региональный характер. Вся техническая и

социальная инфраструктура той части территории РФ (67%), которая находится в зоне вечной мерзлоты, будет подвергнута серьезному риску.

Такими рисками являются прежде всего: (1) ограничение доступа к водным ресурсам и продуктам питания, (2) сокращение и/или изменение структуры пригодных для жизни, скотоводства и земледелия земель; (3) появление мощных потоков «климатических мигрантов» и иммигрантов — интересующий нас макрорегион окажется под двойным давлением: с севера и с юга, (4) изменение структуры занятости, вследствие необходимости внедрения низкоуглеродной энергетики, перехода на другие виды энергии и вообще — на низко-эмиссионную модель развития экономики; (5) рост «адаптационных расходов». Наиболее простой пример — это рост затрат на ремонт и переселение вследствие сокращения долговечности жилого фонда и городских инфраструктур российского Севера к 2015 г. уже вдвое! Напомним, что еще в 2003 г. ущерб Европы от наводнений и волн жары составил 35 тыс. жизней и потери в 15 млрд. долларов только сельскохозяйственной продукции; (6) рост заболеваемости и смертности вследствие экстремальных температур, распространения заболеваний, ранее считавшихся ликвидированными или контролируемыми, и т.д.; (7) недостаточность мер по экологическому информированию и образованию населения. Причем это только «прямые», видимые невооруженным взглядом последствия. Возможно, самая большая климатическая бомба заложена опять же под Сибирью: вероятный рост эмиссии метана из сибирских торфяных болот, где он пока находится в твердой льдообразной форме. По выраженности парникового эффекта метан в 21 раз сильнее углекислого газа.

Итак, формируется новый вид глобальной политики: климатической, в ее прогнозной, энергетической и адаптационной составляющих. Эта политика носит в сущности региональный характер. Климатическая политика — новое и чрезвычайно актуальное направление политики социальной. Игнорирование или запаздывание (безразлично — вследствие низкого уровня осознания проблемы населением или корыстных интересов бизнеса) равносильно необратимости изменений в экосистемах планеты.

В-третьих, вследствие глобального потепления, загрязнения атмосферы и мирового океана, вырубки лесов Амазонки, лесных пожаров в Сибири и на Дальнем Востоке стал проявляться дефицит ресурсов первоочередного жизнеобеспечения людей — воздуха, пресной воды, пригодного для жизни жизненного пространства. Распространение модели потребительского общества резко изменило баланс «потребления—воспроизводства», увеличив спрос на все виды природных ресурсов; в этом списке на первом месте стоят энергоресурсы и прежде всего

углеводороды. Как полагает Дж. Кьеза [23], природных ресурсов не хватит даже только на «три Америки», то есть на США, Китай и Индию. Следовательно, грядут ресурсные войны. Одним из показателей их начала стала новейшая американская директива об исключительном праве США в контроле над космосом, скупка Китаем ресурсных активов по всему миру, острые дебаты по поводу «Энергетической хартии», предложенной Евросоюзом, и т.д.

В-четвертых, современная энергетика и производство в целом привязаны прежде всего к нефти и газу, основные запасы которых находятся только в некоторых странах. За доступ к ним (или полный контроль) идет борьба между США, РФ и другими крупнейшими державами мира, за которыми стоят нефтегазовые корпорации этих стран. Владение дефицитным ресурсом и, следовательно, возможность манипулирования им — сегодня мощный рычаг воздействия на мировую экономическую систему и баланс политических сил. Наличие некоторого природного ресурса, угроза его захвата или уничтожения инфраструктур его транзита — сильное современное политико-экономическое оружие. Отсюда обострение геополитических проблем, то есть контроля над добычей ресурсов или доступа к инфраструктурам транзита.

В-пятых, это институциональный вакуум, в частности кризис политики существующих международных институтов, которые до сих пор не только не имеют действенных рычагов воздействия на объемы и характер потребления и распределения ресурсов, но даже не всегда осознают надвигающуюся опасность. Однако даже однодневный сбой в подаче электроэнергии может дезорганизовать жизнь целого континента, как это уже случалось в Западной Европе.

В-шестых, ресурсная ориентация экономики, приход к власти нефтегазовой элиты серьезно изменяют фундаментальные основания всей экономической и социальной политики страны и прежде всего — национальную повестку дня. Такие страны, как Россия, становятся зависимыми не столько от своих (интеллектуальных) производительных сил и высоких технологий, сколько от конъюнктуры на мировом рынке углеводородов. Ориентация производителей этого сырья на внешний рынок вследствие его высокой доходности снижает уровень и качество жизни в стране.

Наконец, есть чисто российские ограничения «коридора» СЭМ. Период «легкого роста» экономики России кончается. В 2006 г. ее ВВП сравнялся с уровнем 1990 г., все более проявляется дефицит электроэнергии и газа, а экспорт углеводородов может подкачать в любой момент: их добыча растет медленно, а мировая конъюнктура цен может измениться. Пока что Россия сильно запаздывает с глубочайшей модернизацией всей

экономики и одновременным наращиванием производства в ТЭКе. И то, и другое требует беспрецедентных для России вложений.

«Ресурсное обострение» последних лет, как в реальной политике, так и в мировой теоретической социологии и глобалистике, — прямой вызов отечественной социологии, которая до сих пор обращала мало внимания на планы и структуры поведения ключевых ресурсных акторов глобального и регионального масштаба, от которых, по нашему мнению, серьезно зависит социальная модель нового этапа модернизации страны, уступая этот предмет политэкономии. Между тем, именно такие акторы — президенты и премьер-министры, международные союзы и альянсы создают основополагающие правила игры в «ресурсном пространстве». АТЕС, ОПЕК, НАТО и ШОС, равно как и встречи группы С-8, множества международных институтов стратегического планирования, вычисляющие энергетические риски и разрабатывающие соответствующие хартии и соглашения, напрямую влияют на благополучие, занятость, уровень и качество всей социальной жизни России.

ГЛОБАЛИЗАЦИЯ ИЛИ РЕГИОНАЛИЗАЦИЯ?

Модернизация и будущее России в целом оказались сегодня напрямую связанными с судьбой Сибири и Дальнего Востока, — регионов, во многом благодаря которым наша страна и по сей день сохраняет свое место в десятке стран мира, имеющих наибольший политический вес и влияние. Вес и влияние обусловлены природными ресурсами и масштабностью земли, составляющей 70% территории России или десятой части суши планеты [8]. Сибирь и Дальний Восток были и остаются кладовой России. Они обеспечивают экономическую стабильность и безопасность страны, поскольку здесь располагается основная часть экспортно-ориентирован-ных предприятий, формируется подавляющая доля продукции реального сектора экономики, здесь добывают нефть и газ, никель и медь, золото и металлы платиновой группы, алюминий и электроэнергию, древесину, алмазы, рыбу — продукцию, конкурентоспособную и востребованную как в России, так и на мировых рынках3.

Однако сегодня проблема этого макрорегиона как глобального ЬеаП:1апсГа резко обострилась: Запад все чаще предъявляет претензии на Сибирь. Так, на семинаре политологов в Сиэтле в январе 2007 г. «россий-

3 06 огромном ресурсном потенциале Сибири говорят следующие данные: извлекаемые

разведанные запасы нефти в Сибири составляют 77% российских запасов, природного газа — 85, угля — 80, меди — 70, никеля — 68, свинца — 85, цинка — 77, молибдена — 82, золота — 41 и металлов платиновой группы — 99% [20].

ским представителям—участникам совета директоров международного консалтингового агентства «РагМеБ^ЬЬС» было предложено подумать о будущем региона, управлять которым Россия, как откровенно заявили участвовавшие в диалоге американские представители (принадлежавшие в основном к кругам, близким к Демократической партии США), вскоре не сможет» [1]. Обсуждая судьбы Сибири и Дальнего Востока, американские политологи высказали единое мнение, что Россия в противостоянии с Китаем уже в среднесрочной перспективе не сможет удержать за собой эти территории самостоятельно и потому ей потребуется помощь Запада. Одновременно было высказано убеждение, что, хотя с юридической точки зрения Сибирь и Дальний Восток — российские владения, с точки зрения «интересов всего человечества» они должны рассматриваться как «планетарные ресурсные кладовые» и иметь статус, схожий с современным статусом Антарктиды [1].

Нелишне напомнить, что в начале XX века во время гражданской войны с Россией Сибирь уже «делили» между собой США, Англия и Япония. Сегодня США поддерживают территориальные претензии Японии лишь на четыре острова Южных Курил, Англия не претендует на Сибирь, но с Китаем — новой растущей глобальной державой США сегодня готовы делить этот регион. Выяснилось также, что в США считают «неравноправными» российско-китайские договоры, заключенные в XIX столетии, когда к России отошли «китайские» Приморье и Приамурье, считая договоры формой «колониального захвата», и потому сегодня границу России с Китаем пришло время пересмотреть [1]. Нельзя не отметить, что США «оставляют» Китаю территорию, являющуюся зоной экологического бедствия из-за китайских промышленных сбросов в Амур [19]. При этом, как пишет автор статьи о семинаре в Сиэтле А. Балиев, «если назвать пересказанные здесь планы колониальными, то американские «партнеры», возможно, даже обидятся. Ведь они думают о «будущем человечества», ради которого «эгоистической» и «неэффективной» России в очередной раз предлагается пожертвовать своей территорией. Пока — добровольно» [1].

Подобные утверждения делались и раньше известными политологами и политиками — факт, отмечаемый значительной частью авторов статей о территориальных претензиях к РФ. Так, 3. Бзежинский утверждал, что со временем Сибирь станет общеевразийским достоянием с масштабным европейским присутствием, М. Олбрайт считала несправедливым принадлежность Сибири одной России. Однако в то время подобные высказывания были «отодвинуты» в неопределенное будущее, рассчитаны на внутреннее потребление, на формирование отношения к внешнему врагу. Теперь, похоже, идеи дележа, если и не дружествен-

ной, то отнюдь и не враждебной России, входят в публичную сферу, и им пытаются придать моральное обоснование.

Важнейший вопрос: на чем зиждется подобное обоснование? На разных посылах, иногда противоречащих друг другу, но в мировом общественном сознании закрепляющих мысль о праве всего человечества на ресурсы Сибири. Прежде всего, на глобальном подходе к природным ресурсам Земли, который в наши дни находит свое отражение в обсуждении, в первую очередь, проблемы воды. Комитет ООН по экономическим, социальным и культурным правам принял 27 ноября 2002 г. так называемый «Общий комментарий», или разъяснение о праве на воду, относящееся к статье 11 Международной конвенции об экономических, социальных и культурных правах, в котором отмечается: «Право человека на питьевую воду является фундаментальным для жизни и здоровья. Обеспеченность достаточной и безопасной питьевой водой является непременным условием реализации всех прав человека» (выделено нами — О.Я., Э.К.). Для 145 стран, подписавшим и ратифицировавшим эту конвенцию, вменяется в «постоянную и непрерывную обязанность» обеспечивать обязательный доступ к водным ресурсам на основе равных прав и без дискриминации, что должно быть подкреплено международными обязательствами. Хотя вопрос — может ли вода быть рыночным товаром или общественным достоянием — еще не решен [25], сама его постановка в условиях рыночной экономики, практики транснациональных компаний и пропаганды Всемирного совета по воде необходимости приватизации водных услуг подспудно выявляет тенденцию, которая может привести к лишению или ограничению национальных прав на воду.

Второй момент, о котором не говорили на семинаре в Сиэтле4, но дыхание которого уже ощущается повсеместно, — это упомянутые климатические сдвиги, которые будут сопровождаться негативными последствиями, прежде всего, растущим числом стихийных бедствий5, распространением тропических болезней на север [6], подтоплением одних территорий — густонаселенных низменных прибрежных и иссушением других и, как следствие, массовыми миграционными волнами.

4 Администрация президента США Джорджа Буша-младшего ввела жесткую цензуру для деятельности ученых правительственных научных центров, изучающих изменения климата планеты. Как заявил «Союз обеспокоенных ученых» в обращении в Конгресс, из работ специалистов удаляются любые упоминания о глобальном потеплении. Делается это для того, чтобы снизить общественный интерес к этой проблеме и оградить президентскую администрацию от давления, поскольку власти противятся введению обязательного контроля за парниковыми выбросами. См.: Рог11т, Лента.ги. 2007. 31 января. http://www.podrobnosti.ua/technoLogies/nature/2007/01/31/391493.htmL

5 Резкие перемены погоды могут стать нормой для всей Земли. См.: http://www.opec.ru/news_ с1ос.а5р?с1_по=б3842; Резкие изменения погоды в ближайшие годы станут нормой. См.: Ы±р://дг^ ги/5аепсе/2007/07/2б/143658.РЛт1.

Однако, не исключено, что в будущем эти планетарные климатические сдвиги, негативные в целом для мира, окажутся позитивными для Сибири, сделав ее более приспособленной для жизни людей, поскольку повышение планетарной температуры на один градус, означает ее повышение на Таймыре на семь градусов. Но одновременно и более привлекательной для других стран — как в плане ее ресурсов, так и как жизненное пространство.

Третья причина связана с экономически нерациональным управлением Сибирью и ее ресурсами Российской империей, СССР и РФ, и с недостаточным учетом интересов коренных малочисленных народов данного макрорегиона6. В прессе идет дискуссия об отношении к Сибири: развивать или осваивать. Освоение в понимании ряда политиков и ученых является синонимом колониальной политики: «Освоение Сибири — в самом жестком смысле этого слова, предполагающем вложения средств только в добывающие отрасли, с тем чтобы отдача от продажи ресурсов была максимальной и быстрой — вступает практически в необратимую стадию... Добывать больше, чтобы больше продать внешним потребителям, а на эти деньги снова добыть еще больше — заколдованный круг сибирского освоения, никак не ведущего к полноценному развитию... Так что развивать или осваивать Сибирь — разница очевидна. Но до сих пор не видна позиция власти» [13]. До сих пор, по словам губернатора Красноярского края, у нас в стране нет ясного мнения — в каких направлениях должна развиваться эта огромная территория, важная с экономической, геополитической, стратегической точек зрения [37]. Между тем, лидеры Ассоциации коренных малочисленных народов Севера, Сибири и Дальнего Востока уже направляют петиции в международные органы с резкой критикой политики РФ [21].

Еще одна причина — административно-политическая. На административной карте России такого понятия, как Сибирь, не существует, и этот факт наводит на мысль, что здесь проявляется чиновная боязнь раскола страны7. По мнению некоторых экспертов, уже сейчас

6 АКМНС и ДВ РФ объединяет 41 народ, с общей численностью около 250.000 человек, организованных в 34 региональные и этнические объединения, и полномочно представляет эти народы на международном и федеральном уровнях.

7 «...Из-за боязни центра спровоцировать региональный сепаратизм или из-за нежелания признавать за Сибирью право на интенсивное развитие макрорегион фактически лишается экономической основы для будущего роста. Влияние полномочного представителя Президента РФ в СФО А. Квашнина было очень заметно в ходе объединительных процессов Иркутской области и Усть-Ордынского Бурятского автономного округа, Читинской области и Агинского Бурятского автономного округа, а также в ходе погашения некоторых конфликтов, разыгрывавшихся на политической арене регионов. Но лоббистских возможностей полпреда пока не хватает на то, чтобы вывести новую Стратегию развития Сибири, разрабатывавшуюся по его инициативе в течение двух лет, на федеральный уровень» [39].

многие регионы РФ экономически настолько самодостаточны, что это потенциально открывает возможность их отделения от страны. «Регионы России не видят особой необходимости сообщаться между собой или с другими странами через посредничество центра. Например, возникают такие образования как Сибирское соглашение. В результате специфика геополитического положения Западной Сибири может определяться рядом таких географических факторов, как богатство сырья, центральное положением в стране, наличие протяженной дружественной государственной границы, соседство с депрессивными или слабо освоенными экономическими районами. В современных условиях издержки территориальной экспансии превышают ее выгоды. Большая территория может означать и мощь, и непосильное бремя». Здесь возможны два сценария: либо региональное направление со сдвигом центра тяжести экономического развития в Сибирь и на Дальний Восток, либо ориентация на запад, на Европейскую Россию, с опорой на крупные города, сложившиеся научно-технические центры с упором на современные высокие технологии. Первый сценарий сохраняет и усиливает ресурсно-сырьевую направленность экономики, второй позволит создать «локомотивы экономики» в посткризисный период. Таким образом, второй сценарий развития страны» представляется как наиболее обоснованный и оптимальный [31, с. 18-23].

Наконец, нельзя не учитывать интересы нашего дружественного, но чрезвычайно динамично развивающегося соседа. Вероятные последствия китайского давления на РФ российские китаеведы суммируют следующим образом: это будет мирное давления без использования силовых средств. Поскольку многие в Китае продолжают считать, что Приамурье — их исторически исконная территория, и поскольку это приграничная и климатически благоприятная территория, то давление это придется прежде всего на нее. Многие специалисты сходятся в том, что преимущества китайского характера (чрезвычайная непритязательность, неприхотливость и вместе с тем ловкость, изворотливость, уменье обходить все и всяческие препоны) будут способствовать все более интенсивному проникновению китайцев в приграничные регионы. В силу тех же особенностей культуры китайцы способны очень быстро создавать свои «укорененные» анклавы (сообщества, бригады, артели и т.п.), без которых потом уже невозможно обойтись. Однако, прежде всего экономика Китая заинтересована в ресурсах РФ: углеводородах, воде, территориях, пригодных для сельского хозяйства и строительства городов. Китай очень богат, и он может позволить себе просто скупить участки земли и неперспективные, с российской точки зрения, угодья

и месторождения за любую цену. Политически китайское руководство придерживается принципа «дифференцированной ответственности» и проводит политику «выборочного партнерства». Но еще важнее, что под натиском США и ЕС российская элита может начать дрейфовать к «китайской модели» общества вообще и как к инструменту взаимоотношений с Америкой в частности. Тем более что, по оценкам международных агентств, образ Китая оценивается преимущественно как позитивный 27 государствами, тогда как России — только 14-ю [12, 34-49].

РЕАКЦИЯ УЧЕНЫХ И ЭКСПЕРТНОГО СООБЩЕСТВА

Удивительно, но в целом она была спокойной. В журнале «Эксперт. Сибирь» можно прочесть буквально следующее: «Пугает ли хоть кого-то в современной России перспектива раздела энергетических ресурсов Сибири в интересах более сильных экономик мира? Ряд отечественных экспертов сегодня утверждают, что это неизбежно, и не видят в этом ничего страшного. Дескать, а что еще делать, если собственный частный бизнес не готов вкладывать средства даже в разведку перспективных месторождений?» [24]. Одновременно утверждается, что интернационализация Сибири — естественное следствие внутренней и внешней политики и пропаганды как СССР, так и постсоветской России: «По сути дела мы сами, а именно советские ученые и политики, явили миру Сибирь в образе «общечеловеческого» ресурсного достояния. Давайте не будем забывать, что наши энергоресурсы реально, объективно работают на экономику Запада (а равно и Китая)» [24]. Взяв на себя эти обязательства, «мы вынуждены теперь постоянно доказывать свою способность справиться с этой задачей. А ее выполнение напрямую связано с масштабным освоением сибирских недр. В такой ситуации Запад ведет себя вполне логично, предлагая нам свою «помощь» в этом деле... Необходимо осознать одну очевидную истину — Россия реально вступила в фазу ожесточенной конкурентной борьбы с сильными государствами, где проблемы не решаются с помощью привычной миротворческой риторики. Ставка в этой борьбе — Сибирь со всеми ее богатствами. Интернационализация природных ресурсов — это не плод интеллигентских фантазий, а инструмент давления на государство» [24].

Также в целом спокойна реакция СМИ и региональной бюрократии на китайскую экспансию, причем, чем дальше от Поднебесной, тем спокойнее. «Независимая газета» писала: «Американские политологи всерьез обсуждают сценарий, по которому Сибирь в перспективе

может отойти от России к Китаю. Этот сценарий американцев пугает, потому что усиление Китая им снится в страшных снах. Однако они не знают, как преградить поток китайцев даже на Дальний Восток» [33]. Что касается россиян, то они реалисты: «Поставить непроницаемый барьер на границе с Китаем невозможно технически. Да и административными барьерами сдерживать супердержаву бесполезно. Кроме того, Россия нуждается и в экономической интеграции с Китаем, и в китайской рабочей силе». И далее: «Я бы не стал говорить об экспансии. .. .В нашем случае этот процесс вернее назвать естественным проникновением, которое стремительно набирает обороты. Вряд ли это является осознанной государственной политикой Китая. По крайней мере, о существовании каких-то официальных документов на этот счет ничего неизвестно. Однако там четко понимают: Китай должен продвигаться в разных направлениях, так как эта страна приближается к рангу супердержав. А любая супердержава имеет тенденцию к заполнению вакуума, если, конечно, не встречает серьезного противодействия» [33]. В такой ситуации кажется, что Америка больше обеспокоена китайской экспансией в Сибирь, чем сама Россия, возлагающая надежды на российские вооруженные силы, но не отрицающая возможность и пессимистических вариантов8.

Беспокойство США вызвано экономическим ростом Китая и связанным с этим потреблением энергоресурсов9. В России же многие надеются осуществить экономический рост с помощью Китая10, поставив стихийный процесс миграции людей и капиталов под общегосударственный или региональный контроль. Но при взгляде извне этот контроль не выглядит

8 «Местные [сибирские] аналитики высказываются вполне солидарно с главой нашего МИДа. «Сибирь никогда не объявят Антарктидой», — таково мнение Дмитрия Орешина, возглавляющего ГУП «Сибирский аналитический центр» (Новосибирск). Впрочем, он допускает некий «косовский» вариант: когда в ходе бесконтрольной китайской иммиграции начнется межнациональный конфликт, который послужит поводом для введения так называемых международных сил. Но вариант этот всего лишь гипотетический и вряд ли рассматривается всерьез» [24].

9 Так, Генри Кисинджер утверждает: «конкуренция за доступ к энергии может стать «вопросом жизни и смерти для многих обществ». Говоря о проекте газопровода из Ирана через Пакистан в Индию, Киссинджер заметил: «Было бы смешно, если бы направления газопроводов стали современным эквивалентом колониальных споров XIX века». Новая геополитическая Большая игра, совершенно очевидно, разворачивается сегодня, когда обусловленный развитием экономики Китая и быстро растущий спрос на бензин играет все более важную роль в резком взлете цен на нефть» [53].

10 Специалисты Российской академии наук выступили с предложением пересмотреть иммиграционную политику России и сделать акцент на привлечении в Сибирь и на Дальний Восток рабочей силы из азиатских стран — Китая, Кореи, Вьетнама. По мнению ученых, только таким образом Россия сможет обеспечить необходимое число трудоспособного населения на российских территориях за Уралом.

строгим, а экспансия массированной11. Главные проблемы в России видят не во внешней угрозе, а во внутренних неурядицах. Прежде всего, в оттоке населения из Сибири и Дальнего Востока12, падении производства13 и реальных доходов, а также в слаборазвитой инфраструктуре, отсутствии современных способов коммуникаций, тяжелой экономической ситуации в большинстве сфер экономики14, низком уровне жизни населения, большом числе безработных [37].

«Сегодня на территории Сибири и Дальнего Востока проживают около 26 миллионов человек. А между тем эти земли занимают 70% территории России. Начиная с похода Ермака происходило заселение Сибири и Дальнего Востока. Только за XX век оно возросло примерно в 9 раз. Но с 90-х годов пошел обратный процесс. Если за период, прошедший с переписи 1989 года, россиян в целом стало меньше на 1,2%, то в Сибирском федеральном округе — почти на 5%, а в Дальневосточном — на 16%. В 1991 году в границах современного Сибирского федерального округа проживало около 22 миллионов человек, сейчас — 19 с небольшим, к концу 2025 года, по прогнозу Росстата, останется только 17,6 миллиона. То есть по сравнению с 1991 годом население сократится почти на 20 процентов! К тому же весьма неблагополучной станет возрастная

11 «Для того чтобы добраться до нефти, газа, металлов и угля, Китай прибирает к рукам леса, сельскохозяйственные угодья и прочие природные богатства России. Через Сибирь, где китайские компании вот-вот получат от российских властей концессии на промышленное производство древесины на территории в миллион гектаров, китайская экономическая экспансия уже добралась до Урала: в Свердловской области российские власти вроде бы готовы уступить китайцам в аренду на 49 лет сотни тысяч гектаров плодородной земли. Первые соглашения между Китаем и Россией дали понять, что китайские экспансионисты метяттакже в богатые промышленные районы, географически отдаленные от таких традиционных зон проникновения, как Сибирь и Дальний Восток. Такова Тюмень, богатая нефтью и газом, где в рамках пилотного проекта Китай намерен получить от России миллион гектаров тайги, чтобы производить деловую древесину, бумагу и целлюлозу» [16].

12 «Численность населения Сибири начиная с 1993 года в среднем ежегодно сокращается на 90 тыс. жителей. То есть за прошедшие 13 лет сибиряков стало на 1 млн 170 тыс. меньше... Тем не менее можно отметить и положительную динамику: естественная убыль населения немного компенсировалась миграционным приростом... Но положительная динамика замещения естественной убыли населения миграционным приростом общей картины не меняет. Прирост происходит в основном за счет упрощенной в последние годы процедуры регистрации иностранных граждан. То есть на территории России и Сибири становится больше «легально ввезенных» иностранцев, но не русских. Ситуация же с возвратом этнических русских на родину по-прежнему неопределенна. Все программы и законы, какими бы хорошими они ни были, до сих пор утыкались в экономикосоциальную непривлекательность региона и страны в целом» [7].

13 После десяти лет реформ, по оценкам экономистов СО РАН, валовой внутренний продукт Сибири составил 52-55% от прежнего уровня.

14 После распада СССР нарушились производственные цепочки, в которые были встроены сибирские и дальневосточные предприятия, что обусловило для многих из них потерю рынков сбыта. В силу привычки ориентироваться в первую очередь на государственные заказы большинство предприятий не сумело адаптироваться к рыночным условиям и найти свою нишу в конкурентной борьбе. Это привело к тяжелой экономической ситуации большинства предприятий Сибири и Дальнего Востока [37].

структур£1 жителей, так как обжитые сибирские места покидает наиболее активная часть населения.... Надежда, что баланс населения может быть улучшен за счет миграции из других государств, в первую очередь СНГ, пока не оправдывается... репатрианты предпочитают селиться в южных и центральных районах страны. Доля Дальнего Востока, например, в миграционном приросте России из бывших союзных республик составила 1,3% [37]. К тому же у РФ до сих пор нет четкого отношения к иностранным мигрантам, в отличие от стран СНГ и Китая, которые все более организованно направляют своих граждан на работу в РФ, исходя из своих интересов, но не России [28].

ОТНОШЕНИЕ НАСЕЛЕНИЯ К СИТУАЦИИ В СИБИРИ И ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ

Этому вопросу было посвящен опрос ВЦИОМ, позволивший получить следующую картину: «В отношении перспектив освоения этого края наиболее популярной является линия на «деиндустриализацию»: нужно интенсивно развивать экономику Сибири и Дальнего Востока и любыми способами наращивать там численность российского населения, считают 44% опрошенных. Еще 27% полагают, что природные ресурсы этих регионов интенсивно осваивать следует, но плотность населения там увеличивать не надо (суровый климат, дорогостоящая инфраструктура). В принципе против интенсивного освоения этих регионов высказываются 15% респондентов, считающих, что лучше сохранить нетронутой природу и богатства этого края для наших потомков. А 6% считают, что развитие этих территорий должно происходить естественным путем — «по законам рынка, без вмешательства государства». Среди жителей Дальнего Востока половина (50%) отдает предпочтение интенсивному развитию экономики регионов и увеличению численности населения и треть (30%) высказывается за интенсивное освоение природных ресурсов без увеличения плотности населения. Среди респондентов из Сибири оба этих варианта находят примерно поровну сторонников (34-37%).

Как относиться к приходу иностранного капитала в экономику Сибири и Дальнего Востока? Каждый второй опрошенный (50%) считает, что допускать иностранные компании к природным ресурсам этого края в принципе нельзя. Каждый третий (34%) полагает, что такой допуск возможен, но лишь в исключительных случаях и на жестких, выгодных для России условиях. Полагают, что иностранные компании могут осваивать наши природные ресурсы наравне с российскими, платя соответствующие налоги и сборы, 7% респондентов. И 5% считают, что

лучше самим их допустить к освоению этих регионов, иначе они все равно туда придут, но Россия от этого ничего не получит.

В Сибири преобладает мнение, что допускать иностранные компании к нашим природным ресурсам нельзя ни в коем случае (55%); на Дальнем Востоке — что можно, но на жестких условиях (48%). На вопрос, готовы ли респонденты сами поехать поработать на крупной стройке или добывающем предприятии на севере Сибири или Дальнего Востока за хорошую зарплату и с предоставлением жилья, половина опрошенных трудоспособного возраста отвечает однозначно утвердительно (19%) либо скорее утвердительно (30%). Наибольший энтузиазм эта идея вызывает у жителей Дальневосточного федерального округа (не старше 59 лет), среди которых 52% безусловно согласны и еще 23% скорее согласны поработать на таких условиях. Высок потенциал трудовой миграции также на Юге (66% готовы поехать на крупную стройку) и на Урале (64%)» [30].

ПОЗИЦИЯ НАУКИ И ЭКСПЕРТНОГО СООБЩЕСТВА

Прежде всего, обосновывается (ставится задача) смена парадигмы, то есть перехода от модели ресурсно ориентированного развития к модели СЭМ, основанной на интенсивном социально-экономическом развитии. Как пишет академик РАН Р.И. Нигматулин, «самая главная проблема в экологии — сам человек со стремлением увеличить свою популяцию. Экономика и промышленность только помогают осуществлять эти цели. ... Мощное производство с мощной энергетикой способно не только удовлетворить человеческие потребности, но одновременно и очищать, перерабатывать и приводить в порядок ту территорию, на которой мы

живем Один из главных мифов, овладевший умами россиян, — миф о

богатстве природных ресурсов нашего отечества, продавая которые можно обеспечить себе безбедное существование. Но реальность опровергает это мнение. Если в Кувейте и Норвегии, например, добывается 40 тонн нефти в год на душу населения, то у нас — всего 2 тонны, и при этом одна тонна идет на собственные, в первую очередь отопительные, нужды. А добыча нефти и газа обходится намного дороже, чем в странах ОПЕК. Если оценить возможное годовое поступление средств на душу населения от продажи за рубеж всех добываемых сырьевых ресурсов, то их величина составит около 300 долларов, или около 25 долларов в месяц. На эти деньги можно нормально прожить в Египте, с трудом — в Европе, но нельзя — в России. А это означает одно: страна должна жить, не надеясь на зарубежные инвестиции, не ориентируясь на импорт, жить за счет своего труда. Мы должны рассчитывать на продукты питания от российского крестьянина,

смотреть телевизоры российского производства и ездить на отечественных автомобилях. Это не означает создания нового «железного занавеса», но степень защищенности отечественного производителя нужно сделать более высокой. Свобода должна быть экономически подкрепленной, иначе происходит растрата собственных ресурсов» [5, с. 627].

Несколько иной точки зрения придерживается В.Л. Иноземцев. Обозначая нежелание развитых стран экономить энергоносители и интенсивно внедрять альтернативные источники энергии, он утверждает, что, поскольку ориентиры новой энергетической стратегии будут определяться не в Москве: «Основой энергетической безопасности в XXI веке может служить только глобальный свободный рынок энергоносителей —деполитизированный и конкурентный» [15, с. 19]. Другой эксперт, М. Делягин, предупреждая, что «энергетические каникулы» для России продлятся не более 10 лет, указывает на необходимость восстановления энергетического суверенитета страны, отказа от навязанных ей глобальными монополиями и компрадорской буржуазией «колониальных по сути соглашений». Сверхрентабельная добыча экспортного сырья должна быть направлена на удовлетворение общественных интересов [9, с. 9-10].

Одним из важнейших инструментов осуществления этого перехода эксперты считают формирование новой, более динамичной и социально ориентированной элиты страны именно в сибирском регионе. Это, по их мнению, позволило бы решить сразу несколько проблем: создать мощный форпост модернизации на Востоке страны, необремененный коррупцией и «насиженными местечками», «убрать паразитов и встряхнуть элиту»; привлечь талантливую молодежь, которой в Москве все дороги уже закрыты; создать импульс для развития местного населения, которое сейчас буквально заперто в своих малых городах и поселках; резко сократить безработицу, сдерживать процесс «китаизации» региона, снизить транспортные затраты и т.д. Характерно, что участники дискуссии сходились том, что новую столицу нельзя размещать на базе существующих ресурсных центров (например, Тюмени). Как говорил М. Делягин, такой перенос позволил бы обрести новую идентичность, новые символы и образы гражданского развития — в Москве это невозможно. «Символическое действие создаст новую энергетику!»15. Заметим, что с исторической и социокультурной точек зрения такой шаг вполне бы соответствовал ментальности россиян.

Много дальше смотрят западные социально ориентированные политики. Бывший губернатор штата Аляска и министр внутренних дел США

15 В числе участников были Д. Андреев, М. Делягин, М. Дианов, Ю. Круглов, В. Юровицкий и В. Третьяков. («Что делать», круглый стол канала «Культура», 24 июня 2007 г., ведущий В.Т. Третьяков; по аудиозаписи).

У. Хикл, написавший книгу «Проблемы общественной собственности. Модель Аляски — возможность для России?», говорил, что «земли и ресурсы Аляски являются общей собственностью. То есть это «общественная собственность», включая минеральные ресурсы. Поэтому «экономическую систему Аляски нельзя отнести ни к чисто капиталистической, ни к социалистической. Эта система отвечает требованиям традиционной северной культуры, при которой выживание в суровых условиях зависит от усилий всего народа, а не отдельного человека». Поэтому «на федеральных землях Аляски 90 процентов доходов от эксплуатации ресурсов выплачивается штату и 10 процентов — федеральному правительству». Свобода есть средство против коррупции, раковой опухоли, которая уничтожает любую систему независимо от того, насколько хорошо она развита. Свобода диктует прозрачность и честность руководителей, и ей требуются высокие принципы самих людей. Поэтому «штат Аляска добился замечательных успехов. Мы имеем устойчивую экономику при отсутствии подоходного налога и налога с продаж в штате. Мы зарезервировали 37 миллиардов долларов США на резервном счете Фонда Наследия Аляски. Мы имеем превосходные результаты по охране окружающей среды» [36].

Вопрос в том, насколько эта новая элита будет более социально ориентированной? Как сказал академик РАН В. Фортов, российские ученые уже неоднократно предлагали способ увеличения дебита отработанных скважин в 5-6 раз. Но гиганты российского нефтяного рынка «не заинтересованы в разработке малых месторождений, имеющих малый дебит или выработавших свой ресурс» [34]. Таким образом, большому российскому сырьевому бизнесу пока нужны только технологии, обслуживающие «трубу».

Тем не менее, такой поворот уже намечается в правительственных программах. Хотя Россия вновь стала мощной экономической и финансовой державой, изменение глобальной ситуации (структурная перестройка мирового хозяйства, связанная с изменением баланса между ее экономическими центрами, возрастание роли региональных экономических союзов, ожидаемое распространение новых технологий, рост значимости человеческого капитала) порождает новые вызовы, предопределяющие переход российской экономики от экспортно-сырьевого к инновационному типу развития16.

Отсюда — упор на общегосударственные региональные программы [27]. Главное — развитие инфраструктуры, а конкретнее — строительство новых магистралей местных дорог, проблема развития технопарков [26]. В частности, обратим внимание на основную идею дальневосточного

16 Концепция долгосрочного социально-экономического развития РФ на 2008—2020 гг. (проект). Москва, 2007, июль // macro@economy.gov.ru

проекта «Берег России»: (1) целевая миграционная политика — государственная поддержка целевого добровольного заселения регионов Сибири и Дальнего Востока России; (2) строительство в районе 60-й параллели новой трансконтинентальной магистрали, соединяющей западную и восточную части Евразии и (3) создание вдоль траектории планируемой магистрали нескольких научно-производственных комплексов («точек роста») по типу наукоградов и формирование Восточной столицы России [29].

Однако это скорее исключение, потому что в целом, судя по отечественной прессе, претензиям Запада на Сибирь противопоставляется программа, которая в принципе не отличается от готовившейся еще в Советском Союзе. Стратегия экономического развития Сибири была утверждена распоряжением Правительства РФ 7 июня 2002 г. (№ 765-р). Весной 2007 г. была завершена работа над «Стратегией развития Сибирского региона». В ней первую очередь предлагается изменить систему сложившихся транспортных и энергетических тарифов, внести изменения в таможенное законодательство, чтобы защищать отечественного товаропроизводителя, развивать в первую очередь нефтегазовый комплекс, второе направление — развитие наукоемкого производства на базе новых технологий [22]. Но и ранее развитие транспортных коммуникаций было подчинено нефтегазовому комплексу17.

СЭМ только на базе нефтегазового комплекса как ее локомотива столкнется с рядом сложностей, которые могут дискредитировать нынешние проекты и солидарные с ними ожидания населения. Происходящая сегодня трансформация характера освоения природно-ресурсного потенциала, согласно анализу С.Н. Соколова, характеризуется следующими основными чертами. На локальном уровне некомплексное использование и загрязнение окружающей среды вызывают преждевременное исчерпание технологически доступной части ресурса и выведение из хозяйственного оборота всего объекта. Затем, на региональном уровне полное исчерпание ресурсов отдельных объектов, а также их условное (технологическое) исчерпание приводит к общему изменению объема и пространственной структуры этого потенциала. Освоение минеральных ресурсов начинается с наиболее доступных в отношении транспорта и качественных объектов. Поэтому каждое полное или условное выбытие объекта делает общий природно-ресурсный потенциал более труднодо-

17 «Стратегия могла оказаться транспортно-ориентированной, ресурсно-ориентированной и социально-ориентированной. Сегодня, исходя из тех инфраструктурных проектов, которые заявлены в стратегии, можно сделать вывод, что взят курс на ресурсно-ориентированный вариант. То есть главным в дорожном строительстве остается все-таки добыча и экспорт природных ресурсов... Строительство любой дороги, в том числе железнодорожной, только ради освоения того или иного месторождения — это затраты в настоящем, в случае освоения месторождения — быстроокупаемые, но без какого-либо обозримого будущего» [17].

ступным и дорогостоящим. Это касается всех ресурсных ситуаций, даже таких, когда выбывающие месторождения заменяются вновь открытыми, которые практически всегда находятся дальше, глубже и т.д. Далее, на обоих уровнях будет происходить деградация природной среды. Симптомы возникновения экологического кризиса в связи с трансформацией природно-ресурсного потенциала появились еще в середине 1970-х годов. Централизованное управление не смогло оценить новую ситуацию и справиться с ней традиционными методами, и это привело к быстрому ухудшению положения с добычей углеводородного сырья в 1980-х годах. Сегодня истощителъным освоением охвачена значительная часть углеводородных ресурсов, и именно поэтому трансформация широко распространилась по территории региона. Трансформация природно-ресурсного потенциала привела к тому, что сейчас практически закончен первый этап их освоения — добыты первично доступные ресурсы практически всех видов, т.е. «сняты сливки». Эти ресурсы были доступны при минимальных затратах, относительно простых технологиях и экстенсивных методах освоения.

В результате этого, по мнению автора, возникают две типичные ситуации. Во-первых, если ресурсы действительно еще не трансформированы, они быстро истощаются (полностью или технологически) и приходят к такому состоянию, которое в любом случае потребует смены методов природопользования. Во-вторых, если ресурсы уже достаточно трансформированы, необходимы большие капиталовложения для перехода к новым методам и технологиям. Обычно это не делается, а сохраняющиеся устаревшие методы и технологии, ориентированные на первичное освоение природно-ресурсного потенциала, становятся экономически неэффективными и экологически опасными. Таким образом, в системе использования природно-ресурсного потенциала, этого наиболее мощного и стабильного основания региональной соци-ально-эколого-экономической политики, налицо серьезные проблемы, не позволяющие эффективно использовать природные ресурсы для увеличения возможностей Сибирского региона [31].

О СТРАТЕГИИ ДАЛЬНЕЙШЕГО РАЗВИТИЯ МАКРОРЕГИОНА

Для обустройства Сибири и Дальнего Востока нужна идеологема. Основные ее положения, с нашей точки зрения, представляются следующими. Первое. Обустройство Сибири — это залог сохранения народа и его культуры, целостности российского государства, обеспечения его безопасности. Второе. Необходимо защитить российское общество и го-

сударство от посягательств извне на ресурсы его будущего — риск «утери будущего» неприемлем. Третье. Обустройство Сибири — не частная, но общая цель российского общества, и заключается она в переходе к интенсивной модели развития, основанной на развитии науки и новых технологий и преследующей задачи демократического устройства и социальной справедливости.

Сегодня экология и демография — две стороны одной медали. Критическую опасность для России приобретает продолжающееся сокращение численности ее населения. Поэтому двумя главными задачами являются «сохранение народа и территории — двух главных богатств страны». Причем не просто сохранение, а «увеличение численности населения и поддержания доли русских». Несоответствие человеческих ресурсов и закрепленного за ним пространства становится угрозой номер один. Поэтому при составлении прогнозов надо исходить не только из экономического роста, но прежде всего — из степени всеобщего риска или, как говорят ведущие российские экономисты, из «степени тяжести» угроз [38, с. 8-9 и 22]. Разделяя эти приоритеты, все же сделаем акцент на воспроизводстве и закреплении в стране здорового и социально активного молодого поколения. Здесь ключевую роль имеет сочетание их воспитания и самостоятельности, возможностей позитивной самореализации.

В настоящее время по природным условиям жизнь людей в соответствии с их требованиями к уровню и качеству жизни возможна лишь на юге Сибири вдоль Транссиба. Невозможность сплошного заселения макрорегиона следует не только из суровых условий проживания, но и громадности территории. За исключением нескольких крупных агломераций (мегаполисов), развитие макрорегиона будет идти в основном посредством создания анклавных поселений, причем чем севернее расположенных, тем в большей степени отгороженных от природы, вплоть до принципа «межпланетного корабля». Самое главное — установление дистанционной и транспортной связи этих поселенческих островков друг с другом и страной в целом. В настоящее время полноценная дистанционная связь может быть обеспечена через Интернет. Он же дает возможность частично обеспечить занятость и, следовательно, закрепление молодого поколения. Это должно стать стратегической линией.

Вторая задача — создание транспортной связи. Существует в принципе верное предложение «обрешечивания» Сибири, но не только за счет железных дорог18. Достаточно напомнить, что Транссиб окупился через

18 «В Стратегии социально-экономического развития Сибири предусмотрен социально-ори-ентированный вариант развития транспортной сети. То есть создание на территории региона железнодорожной решетки, позволяющей свободно в течение всего года, независимо от капризов

35 лет. Железнодорожная «решетка» слишком дорогостоящая, поэтому принцип комбинирования разных видов транспорта представляется более реалистичным. «Решетка» — это меридиональные и широтные коммуникации по всей Сибири. Меридиональные пути — реки, поэтому целесообразно развитие речного транспорта — пусть и сезонного, но дешевого способа перевозки больших грузов (зимой те же реки могут выполнять роль дорог с твердым покрытием). Широтные формируются через такой вид транспорта, как дирижабли—дешевый способ перевозки больших грузов и выполнения многих других функций связи. Развитие дирижаблестроения на сегодня практически единственный путь занятия лидирующих позиций в области транспорта в Сибири.

Кто контролирует транспортные потоки — тот владеет территорией, кто создал анклавные (вахтовые) поселения, рассчитанные на жестко ограниченное число людей и сферы занятости, — тот способен закрепить территории за собой. Затем уже можно использовать эти «решетки» как транспортный мост между Западом и Востоком, Севером (через Ледовитый океан) и Югом. Но все это требует времени. Проблема, которую нужно решать немедленно, — это сохранение коренных народов.

Как отмечал Президент РФ В.В. Путин на ежегодной пресс-конфе-ренции 1 февраля 2007 г.: «Государство будет уделять первостепенное значение поддержанию малочисленных народов Севера». В частности, «при осуществлении инвестиционных проектов, конечно же, всегда должны учитываться интересы местных граждан, и особенно это касается малочисленных народов Севера. Крупные компании, если инвестируют, должны позаботиться и о сохранении традиционных видов деятельности этих народов». Среди основных проблем, как указывалось в письме Ассоциации коренных малочисленных народов Сибири, Севера и Дальнего Востока на имя Президента РФ, — катастрофический рост заболеваний, бедность, недобросовестная конкуренция за биологические ресурсы со стороны бизнеса и власти на местах, слабая государственная поддержка традиционных отраслей, разрушение инфраструктуры, наступление крупных промышленных компаний на территории традиционного проживания и хозяйственной деятельности, отсутствие представителей коренных народов в органах государственной власти и местного самоуправления]^.

погоды, перевозить пассажиров и грузы. Это, безусловно, позволило бы гораздо активнее развиваться сибирской экономике, в том числе эффективнее осваивать наши природные богатства. Удастся ли Сибири отстоять эти проекты и найти инвестиции на их осуществление? Это самый большой и больной вопрос. Ведь речь идет о десятках, сотнях миллиардов долларов» [17].

19 По данным Информационного центра Ассоциации КМНС и ДВ РФ от 20.02.2007 г.

ВЫВОДЫ

1. Итак, стратегическая цель России — это новый этап модернизации с упором на макрорегион Сибири и Дальнего Востока. Это означает очень трудный качественный переход. Его идеал или социальная модель — социальная устойчивость, безопасность, идентичность, сохранение целостности России и мобилизации ее способности к развитию. Эти цели взаимосвязаны: например, целостность обеспечивается общностью базовых ценностей и респонсивностью социальных институтов. Способность к развитию — справедливым перераспределением богатства и преодолением отчуждения между властвующей элитой и гражданским обществом, а не только ростом доходов и «непрерывным обучением» и т.д.

2. Мы до сих пор находились под гипнозом ресурсной модели развития. Даже если все доходы от продажи российских нефти и газа направить на потребление, это не обеспечит гражданам РФ европейского уровня благосостояния. Тем более что экономический рост и развитие — не одно и то же. Человеческие сообщества, как и экономика, суть сбалансированные системы. Следовательно, социальная модель экомодернизации Сибири подразумевает сбалансированное социально-экономическое развитие и поддержание устойчивости биосоциальных систем (неисто-щителъное природопользование). Возможно, что Север РФ или его часть, подобно Аляске, потребует смешанной формы собственности.

3. Традиции российской интеллигенции XIX-XX вв. — открывателей, устроителей, просветителей, исследователей и хранителей разнообразия местных культур, заложенные великими русскими естествоиспытателями и гуманитариями Д.Н. Анучиным, Н.П. Анциферовым, В. И. Вернадским, С.П. Залыгиным, В.Г. Короленко, Д.С. Лихачевым, Д.И. Менделеевым, В.Г. Распутиным, А.П. и В.П. Семеновыми-Тян-Шанскими, B.C. Соловьевым, Д.И. Шаховским, А.П. Чеховым и многими другими, —должны быть возрождены и приумножены. Пора вернуться и к центральной идее А.И. Солженицына об обустройстве России снизу.

4. Следовательно, речь идет о качественно новой модели СЭМ РФ. Ее основные элементы: (1) не бесконечное наращивание продажи природных ресурсов и тем более не добровольная отдача ресурсов интеллектуальных (эмиграция), а расширенное воспроизводство последних, прежде всего институтов образования, науки и инженерии (НИОКР), для того чтобы осуществить переход от модернизации, основанной на «ресурсной модели» (hard power), к развитию, основанному на сохранении культурной традиции и «информационной модели» (soft power); (2) переход от модели роста только «сверху вниз» — к сбалансированному развитию, включающему позитивную динамику «изнутри вовне» и «снизу вверх»;

(3) в совокупности это означает необходимость сочетания «геополитики труб» и усилий по консолидации основных социальных сил в городах и регионах, преодоление отчуждения и взаимной неприязни богатых и бедных, реальную самоорганизацию на местах и сохранение культур малых народов. А это возвращает нас к проблеме общности базовых ценностей;

(4) поскольку упомянутая выше «триада» ведущих сообществ тоже развивается, нам нужна стратегияускоренного прохождения необходимых этапов формирования «информационной модели»: обучение, копирование западных образцов и уже потом самостоятельное производство новейших технологий. Как подчеркивал Дж. Стиглиц, успех «азиатских тигров» объясняется тем, что они вовремя сумели перейти «от имитации к инновациям» [35, с. 2]. Значит ли это, что речь опять идет о модели «догоняющего развития» — вопрос остается открытым.

5. Переход к качественно новой модели СЭМ страны очень труден по многим причинам: (1) Россия — северная цивилизация, поэтому ресурсы и инфраструктура будут дорожать; в целом процесс обживания территорий потребует больших вложений; (2) «кольцо нестабильности» вокруг России будет постоянно отвлекать ресурсы для обеспечения ее безопасности, для политики сдерживания. Иными словами, доступ к ресурсам и их воспроизводство будут все более дорогостоящим делом; (3) постоянно будет возникать противоречие между задачами роста, развития и насыщением потребительского рынка, обеспечением безопасности страны; между «открытостью», то есть необходимостью включения в глобальные экономические системы, и «закрытостью», необходимой для сохранения целостности и безопасности страны и идентичности ее граждан; (4) это, в свою очередь, как показал опыт стран Юго-Восточной Азии и Латинской Америки, означает, что авторитаризм в той или иной степени как способ обеспечения этого перехода — неизбежен [11];

(5) это также задача преодоления внутреннего сопротивления компрадорской буржуазии и связанного с нею многочисленного сервис-класса, которых устраивает status quo и, наконец, (6) это задача коллективного лидера, то есть элиты, способной политически сформулировать цели такого перехода и возглавить их реализацию.

6. Теоретически мы должны решить нетривиальную задачу соотношения «потоков» и «мест». Это означает, что наряду с понятием вмещающего ландшафта (Э. Кульпин), существенного для интерпретации процессов локальной СЭМ, необходимо введение понятия сетевого, экономически и технологически эффективного, ландшафта (О. Яницкий), который «вмещает» столько финансовых, людских и иных ресурсов, сколько требуется для производства и транспортировки ресурса данного «места». Этот ландшафт практически независим от локальных условий, поскольку

снабжается ресурсами извне. Это — целиком сконструированный искусственный ландшафт, функционирующий прежде всего в интересах государства и общества в целом. Для СЭМ региона сетевой ландшафт абсолютно необходим, но создает риски для культуры и способов хозяйствования местных человеческих сообществ и поддерживающих их экосистем.

7. В целом, мнения о том, что мы вышли из состояния «мобилизационного общества», что наконец-то наступила «эпоха стабильности», с нашей точки зрения, по меньшей мере, беспочвенны. Последние несколько лет государство только и занимается мобилизацией ресурсов для решения неотложных и стратегических проблем. Но пока это — частичная мобилизация. Мы не обойдемся без длительного мобилизационного периода, причем мобилизации с «низкого старта». Это — плата за ошибки «перестройки», за либеральный курс 1990-х годов, за расхищение человеческих и природных ресурсов, за невнимание к темпам глобализации и изменяющейся геополитической карте мира. Но для социолога выбор тактики мобилизации — вопрос не социальной политики, а ценностных оснований нашего развития. Потому что эта мобилизация должна иметь сильный жизне-устроительный акцент. Пришло время подумать о разработке мегапроекта «Социальная модель развития Сибири и Дальнего Востока», подобного тому, что предлагают европейские политики и социологи для Евросоюза.

ЛИТЕРАТУРА

1. Балиев А. Американские мечты. Станет ли Сибирь протекторатом США? // RPmonitor. Аналитический интернет-журнал / http://www.rpmonitor.ru/ru/detail_ m.php?ID=2431

2. Бауман 3. Глобализация. Последствия да я человека и общества. М.: Весь Мир,

2004.

3. Бауман 3. Индивидуализированное общество. М.: Логос, 2002.

4. Бызов Л. Консервативная волна в России // Москва. 2006. № 9.

5. Вестник Российской академии наук. 2002. Том 72. № 7.

6. Взгляд // Деловая газета. 2007.11 января.

7. Возвращение соотечественников. Лучше без этой науки // Эксперт. Сибирь. 2006. №27-28 (124).

8. Голубчиков Ю. Ресурс холодного пространства // Независимая газета. 2006.25 октября.

9. Делягин М. Энергетическая доктрина России // Свободная мысль. 2006. №9-10.

10. Жанте Р. От Закавказья до Средней Азии: «большая игра вокруг углеводородов» // Le monde diplomatique. 2007. Июнь.

11. Закариа Ф. Будущее свободы: нелиберальная демократия в США и за ее пределами. М.: НИЦЛадомир, 2003.

12. Зевелев И, Троицкий М. Россия и Китай в зеркале американской политики // Россия в глобальной политике. 2007. № 5.

13. Игра слов // Эксперт-Сибирь. 2007. № 6 (148). 12-18 февраля.

14. Иноземцев В.Л. О разумной энергетической политике // Свободная мысль. 2006. №9-10.

15. Иноземцев В.Л. Книгочей. Библиотека современной обществоведческой литературы в рецензиях. М., 2005.

16. К чему присматривается Китай // Государственное управление ресурсами. Общественно-политический журнал Министерства природных ресурсов РФ. 2006. Выпуск № 10. Октябрь.

17. Как ее «обрешетить» // Эксперт. Сибирь. 2005. № 23 (75) 20-26 июня).

18. Кастелъс М. Информационная эпоха. М.: ГУ ВШЭ, 2000.

19. Ковалев Ю. После загрязнения Амура аборигены пересматривают свой уклад жизни // Российская газета. 2006. 30 мая.

20. КонторовичА. Э. Доклад на научной сессии Общего собрания СО РАН 15 декабря 2002 года «Стратегические вопросы ТЭК Сибири» // http://www.sbras.ru/HBC/2002/ n50/f06.html

21. Коренные малочисленные народы Севера, Сибири и Дальнего Востока РФ. Обращение в ООН // United Nations. Ecosoc. UN Permanent Forum on Indigenous Issues. New York. 2007. May 14-25. «Territories, Land and Natural Resources». Russian Region Indigenous Peoples’ joint statement Mikhail Todyshev. Association of Indigenous Peoples of the North, Siberia and Far East of the Russian Federation (RAIPON). http://www.raiponlaw. org/news/arhiv_aprel_may_2007/todyshev_ltr_160507.htm

22. Корзенников С. Сибирь—это вам не колония, она не согласна с ролью сырьевого придатка // Труд. 2007. 28 июля.

23. КъезаДж. Война империй: Восток — Запад. Раздел сфер влияния М.: Эксмо, 2006.

24. Носков О. Раздел сибирского наследства. Насколько реален переход сырьевых ресурсов Сибири в «общечеловеческую» собственность? // Эксперт. Сибирь. 2007. № 6 (148).

25. Перелет Р. Вода — право человека или рыночный товар? // Государственное управление ресурсами. Общественно-политический журнал Министерства природных ресурсов РФ. 2006. №3.

26. Покой нам будет сниться // Эксперт Сибирь. 2006. № 35 (131). 25 сент. — 1 окт.

27. Природные ресурсы: проекты и схемы освоения (материалы круглого стола пресс-центра Байкальского Экономического Форума) // http://i38.ru/index.php7IdAct ion=docs&Event=read&id=22610.

28. Резервный фронт // Эксперт. Сибирь. 2006. № 46 (142).

29. Романов ИА Как избежать потери Дальнего Востока // http://www.beregrus. ru /artmon/txt/? news_id=159.

30. Сибирь и Дальний Восток: россияне готовы к новому БАМу? // Пресс-выпуск ВЦИОМ. № 596. 2006. http://www.beregrus.ru/news/?news_id=464

31. Соколов С.Н. Социально-эколого-экономическая ситуация и проблемы природопользования в нефтегазодобывающих районах Сибири // Исследования экологогеографических проблем природопользования для обеспечения территориальной организации и устойчивости развития нефтегазовых регионов России: Теория, методы и практика. Нижневартовск, 2000.

32. Соловей Т. Русские мифы в современном контексте // Базовые ценности россиян. М, 2003.

33. Супрун В. Китай рвется в Америку, но заселяет Сибирь. Административными барьерами сдерживать супердержаву бесполезно // Независимая газета. НГ-Регионы. 2006. 6 февраля.

34. Фортов В.Е. У нас остались те, кто уехал // Новая газета. 2005. 20-23 октября.

35. ХаммерМ. Глобализация с Востока? //Литературная газета. 2007.18-29 июля.

36. Хикл У. Выступление на заседании Общественной палаты РФ 23 марта 2006 г.// http://sr.fondedin.ru/new/admm/prmt.php7icN 1145953747&archive=1145955478

37. Хлопонин А. Сохранит ли Россия Сибирь и Дальний Восток? // http://www. mediatext.ru/docs/9928

38. ШмелевН.П., Федоров В.П. Угрозы и прогнозы (к вопросу об их адекватности) // Современная Европа. 2008. № 1.

39. Экономическая топонимика // Эксперт-Сибирь. 2007. № 1-2 (144).

40. Яницкий О.Н. Россия как «общество риска»: контуры теории // Россия: трансформирующееся общество / Под ред. В.А. Ядова. М.: Канон-пресс, 2001.

41. Яницкий О.Н. Россия: экологический вызов (наука, политика, общественные движения). Новосибирск: Сибирский Хронограф, 2000.

42. Яницкий О.Н. Социология риска. М.: LVS, 2003.

43. Яницкий О.Н. Экологическая парадигма как элемент культуры // Социологические исследования. 2006. № 8.

44. Bauman Z. Wasted Lives. Modernity and its Outcasts. Cambridge, UK: Polity Press,

2004.

45. De Rivero O. The Myth of Development. The Non-viable Economics of the 231st Century. London, New York, 2001.

46. Harvey D. The New Imperialism. New York, 2003.

47. McKinderH. Democratic Ideals and Reality: A Study in the Politics of Reconstruction. London: Constable, 1919.

48. Nye J. The Paradox of American Power. New York: Oxford: Univ. Press, 2003.

49. Sachs J. The End of Poverty: Economic Possibilities of Our Time. New York, London,

2005.

50. Stern Report on the Economics of Climate Change // http://www.wwf.ru/data/ publ/climate/stern-energy-screen.pdf

51. Stern Report on the Economics of Climate Change.

52. StiglitzJ. Making Globalization Work. The Guardian Comments is Free. 2007. 7th September // http://commentsfree.guardian.co.uk

53. The Washington Times. 2006. № 8.

Залужный А.Г.

ГОСУДАРСТВО И РЕЛИГИЯ В РОССИИ: ПРОБЛЕМЫ ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ________________________

Политика и религия в российском обществе всегда были связаны многими нитями и призваны, по мнению исследователей, разными средствами способствовать личному и общественному благу людей. В то же время «имеющийся в России солидный негативный исторический опыт смешения этих средств свидетельствует, что это обычно приводит к превращению церкви в придаток государства или... бывали случаи, когда и государство шло на поводу у интересов церкви» [8, с. 358]. Поэтому необходимость разработки современной концепции отношений государства и религиозных объединений в Российской Федерации назрела очень давно. По мнению специалистов, сегодня в первую очередь необходимо «обоснование сущностных элементов, составляющих новую модель государственной политики в сфере свободы совести» [10, с. 19].

При этом можно согласиться с Н.В. Володиной, которая полагает, что в условиях поликонфессионального общества «непродуманное построение системы отношений государства и религиозных объединений, отсутствие стимулирования позитивных тенденций в религиозной сфере и неспособность предотвратить негативные тенденции способны вызвать нежелательные последствия». Возникновению конфликтных ситуаций, по ее мнению, также «способствует предпочтение интересов отдельных конфессий в ущерб другим, что может привести к росту социальной напряженности на религиозной почве». А в иных случаях «результатом толкования свободы совести как необходимости всеобщей секуляризации может стать исключение религиозных объединений из общественной жизни, лишение их деятельности правовой основы, что в результате приведет к фактическому нарушению права граждан на свободу совести» [1, с. 150].

В этой связи интересен опыт исследователей других стран. Так, американский ученый К. Дьюрэм выделяет в качестве критерия деления на типы церковно-государственных систем степень религиозной свободы в обществе (абсолютная религиозная свобода и ее отсутствие), которая оценивается как степень влияния государства на религиозную веру и поведение верующих, и как степень соединения государственных и религиозных институтов (отделение и полное соединение).По мнению К. Дьюрэма, в самом общем виде отношения государства и религиозных объединений можно представить как изображение ряда типов религи-озно-государственных режимов: